Текст книги " После бури"
Автор книги: Герман Матвеев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)
Вася лежит у костра на берегу Косьвы и смотрит на звездное небо. Он думает о том, что завтра на рассвете пойдет ловить харюзов на плес, который уже присмотрел и видел, как там играют эти бойкие и сторожкие рыбки. Отец сладко похрапывает, а иногда что-то бормочет во сне. Поужинали они славно. Вася убил пять рябчиков и здорового черныша с широкими красными бровями. Он убил бы и больше, но много времени уходило на заряжение шомполки. Отец на охоту не пошел и весь вечер просидел у костра на берегу. Он явно кого-то поджидал. В те дни Вася был еще мал. Что он понимал в делах отца? Этот выход на охоту был обещан давно, и поэтому ничего подозрительного он не заметил. А если бы и заметил и спросил, то отец бы коротко ответил:
– Не твое дело. Подрасти сначала.
Утром Вася проснулся от холода. Вся одежда была мокрая от росы. Костер еле теплился. Отца не было, но голос его был слышен совсем недалеко. “С кем это он разговаривает?” – подумал Вася, услышав второй незнакомый голос. Подойдя к самому берегу, посмотрел по сторонам и увидел немного ниже по течению лодку. В лодке, опираясь на шест, стоял бородатый старик. Вася вернулся к стоянке, положил на угли сучьев и начал раздувать. Скоро показалось пламя и костер весело затрещал. Вернулся отец с высоким молодым человеком. В руках у этого человека был четырехугольный пакет, похожий на связанную пачку книг.
– Это сынишка мой, – сказал отец. – Ничего растет углан! Самостоятельный!
Вскипятили чай. Кружек было две, и поэтому пили по очереди. Приехавший сказался веселым, много знающим человеком. Он так увлекательно рассказывал об Урале, что Вася забыл о харюзах и, вероятно, пропустил бы лучшие часы ловли, если бы отец не напомнил:
– Васюк, а ты хотел рыбки поймать. Оно бы не плохо к обеду ушицы!
Вася взял приготовленную с вечера удочку и отправился к плесу. Харюзов ловят на муху. Берут они и на червя, но на муху лучше, да и ловить интереснее. Вася об этом знал давно и захватил с собой пузырек, набитый рыжими тараканами. Когда таракана насадишь на крючок, он распускает крылья. Ни дать ни взять – муха. Харюз очень осторожная рыба. Нужно простоять на берегу без движения минут двадцать, пока спугнутые рыбки не успокоятся и не вернутся назад. В прозрачной воде видны их черные спины. Три… пять… целая стайка. Сейчас они смело плывут, но стоит пошевельнуть пальцем, как вся стайка мгновенно исчезнет. Подойдя к плесу, Вася остановился далеко от берега, надел таракана и осторожно направился к кустарнику, густо разросшемуся у самой воды. Придерживая пальцем конец нитки, он просунул удочку между веток, раздвинул кусты и отпустил леску. Таракан повис в воздухе. Ветерок дул снизу и относил нитку. Мальчик начал наклонять удочку. Лишь только таракан коснулся воды, как около него блеснуло, булькнуло и по удочке словно кто палкой ударил. Харюз попался крупный. Это было сразу видно по тому, как дергалась удочка. Сердце у мальчика от волнения замерло, но он не потерялся. Тащить надо осторожно, чтобы не испугать остальных…
…– Бросай курить! – крикнул пристав.
Снова захрустел под ногами снег. Оранжевый свет от фонарей метался по сугробам. Иногда из темноты вдруг появлялась молодая сосенка, до половины утонувшая в снегу, с белой пушистой шапкой на верхушке.
…“Так вот где я видел этого человека”, – думал Вася, вспоминая встречу на берегу Косьвы. – Но тогда он был без бороды и выглядел совсем молодым”. Значительно позднее Вася узнал, зачем эти люди поднялись на лодке из Чусовой. Привезенный ими пакет Васе пришлось тащить, помогая отцу. Тяжелый был пакет. Теперь он понимает, что была там нелегальная литература, революционные прокламации…
…Сзади послышалось лошадиное фырканье, и скоро раздался крик:
– Эй! Поберегись!
Пришлось сворачивать в снег, чтобы пропустить лошадь. Сытый копейский жеребец, запряженный в розвальни, мотая головой, прошел мимо. На мгновенье лицо возницы попало в полосу света, и Вася сразу узнал Матвея.
“Куда это он на ночь глядя поехал?”
– Носят их черти! – проворчал пристав, вылезая на дорогу,
14. “КУЗНЕЦОВСКАЯ” ШАХТА
Тихой морозной ночью звуки разносятся далеко, и поэтому Денисов не удивился, когда слух его уловил очень далекий скрип шагов. Прикрыв полой полушубка фонарь, он подошел к полуоткрытой двери и прислушался. “Никого! Почудилось, что ли? У страха глаза велики”, – решил он, но в ту же секунду совершенно ясно услышал сухой хрустящий звук шагов. Кто-то шел по дороге. Если бы это было не в полночь и если бы Денисов не оберегал спустившихся под землю товарищей, он не придал бы этому значения. Ну, идет прохожий; ну и пускай себе идет. Но сейчас нужно быть настороже. Мало ли какая случайность? Всего не предусмотришь.
Вначале скрип шагов, закрытый лесом, доносился глухо, но вдруг сразу стал яснее и короче.
“Вышел на опушку, – решил Денисов. Через минуту–другую звук исчез. – Остановился… И как раз у развилины”, – подумал шахтер, сдерживая дыхание.
Снова заскрипели шаги, и звук их начал быстро нарастать. Теперь не было сомнения, что прохожий свернул к шахте. Притаившись у двери, Денисов напряженно всматривался, пока не увидел темную фигуру человека. Поравнявшись с шахтой, человек остановился и тихо кашлянул. Денисов ждал.
– Тут кто-нибудь есть? – раздался знакомый голос.
– Фу ты, неладная! – пробормотал Денисов, облегченно вздохнув.
Он вынул фонарь и, высунув его из двери, осветил протоптанную недавно тропинку.
– Кто это? Миша, ты?
– Я. Это я, Иван Иваныч, – сказал Денисов, выходя навстречу. – Сперва было не признал. Что, думаю, за оказия! Хруп-хруп!.. Кто, думаю, по ночам тут бродит? Из гостей, что ли, вертается? Вроде как поздно бы… А потом, как ты с дороги свернул, совсем мозга за мозгу заскочила…
– Напугался? – усмехнулся Орлов, входя в сарай и оглядываясь.
– Похоже, что напугался.
– Ну как? Шрифт нашли?
– Нашли. Увязывают. Сейчас поднимать станем. Матвея поджидаю. Должен вот-вот на лошади приехать.
– Камышин внизу?
– Там.
– Это хорошо. Не надо, чтобы он видел меня. Человек он вполне порядочный, но, как говорится, сделан не из крепкого материала. Пугливый товарищ!
– Это да… Не тот человек, – согласился шахтер. – Передам, говорит, вам типографию – и конец. Мне, говорит, с вами не по пути. Считайте, что в кадеты ушел.
– Так и сказал? – удивился Орлов.
– Да нет. Насчет кадетов я пошутил, – смеясь, сознался Денисов.
– Шутка очень похожа на правду. Туда его по ветру несет, – сказал инженер и достал портсигар. – Будешь курить?
– Можно.
Руки у Денисова крупные, кожа потрескалась, пальцы заскорузлые, огрубевшие. Не руки, а лапы.
– Вытряхни сам, Иван Иваныч, – попросил он, не решаясь взять тонкую папироску из протянутого портсигара. – Руки-то у меня не по тому калибру деланы. Только и годятся кружева плести, – пошутил он.
Орлов достал папиросу и передал ее Денисову.
– Покупные?
– Нет. Сам набиваю.
Прикурив от фонаря, инженер надел рукавицы и потер ими щеки.
– Говорят, что на морозе курить вредно, – заметил он. А уральский мороз мне нравится Сырости той нет, что в Питере. Там в десять градусов хуже, чем здесь в тридцать.
– Я вот что соображаю, Иван Иваныч, – сказал Денисов. – Как мы будем шрифт подымать? Груз не малый. Попробовали было колесо повернуть и бросили. Так скрипит проклятое, – мертвых подымет.
Орлов взял фонарь и обошел с ним вокруг колодца.
– Воды надо достать, – посоветовал он, разглядывая один из углов. – Вот эту ложбинку заморозить, и по ней веревка пойдет, как по маслу-
Денисов задумался. Он привык без возражения выполнять распоряжения инженеров и совет Орлова принял, как приказ.
– Легко сказать, воды! В поселке разве попросить? Сказать, что для лошади… – вслух начал размышлять он. – Нет… Это не годится. Пока ходишь, – замерзнет. Не донести. Разве у Сохатого? Там теплый ключ есть. Недалеко тут. Всю зиму не замерзает.
– Где это Сохатый?
– А вот по дороге, где ты шел, немного вперед и налево. Не доходя до “Фокеевской” шахты. Тоже старые разработки, брошенные.
– Откуда здесь может быть теплый ключ? – заинтересовался Орлов.
– А кто его знает? Мы еще когда мальчишками были, все бегали. Вокруг того ключа все ржавчиной покрыто.
– А воду на вкус не пробовал?
– По вкусу на чернила похожа. Пощипывает язык малость.
– Медный купорос, наверно. Но почему он теплый? Это надо будет посмотреть… А приехавший товарищ тоже в шахте? – спросил Орлов, заглядывая в колодец.
– Все там.
– Лезет кто-то…
Денисов подошел к колодцу, посмотрел и отстранил инженера рукой.
– Камышин, – вполголоса сказал он. – Схоронись, Иван Иваныч. Выйди за дверь. Я его уведу,
Орлов вышел за дверь и, проваливаясь по колено в снегу, завернул за угол строения. На высоте головы заметил выпавший из доски сучок. Через круглое, величиной в две копейки, отверстие было видно, что делается внутри.
Денисов после ухода инженера как ни в чем не бывало занялся поисками подходящей посуды для воды. Скоро он нашел большую деревянную бадью, похожую на кадку. Она была тяжелая, – ко дну пристал толстый слой известки; но понятие о тяжести для Медведя было иное, чем у остальных людей. Он повертел ее перед фонарем и, убедившись, что она нигде не просвечивает, похвалил:
– Бадейка что надо!
Из шахты показался Камышин.
– Ну вот и все, – с облегчением сказал он, вылезая из шахты и обращаясь не то к Денисову, не то к самому себе. – Гора с плеч долой, если можно так выразиться. Перемазался-то, боже мой! На кого я похож!
Пока он счищал приставшую к шубе грязь, Денисов помог вылезти Непомнящему и, отойдя с ним в сторонку, рассказал о приходе Орлова, с которым тому необходимо было связаться.
Камышин искоса поглядывал на них и делал вид, что ничего не замечает. Он чувствовал отчуждение, видел, что к нему относятся с недоверием, и это его больно задевало. Но вместо того, чтобы обидеться, как это сделал бы другой человек на его месте, Камышин пытался рассеять это недоверие тем, что все время заводил разговор на политические темы, и сильно надоел Непомнящему.
– Я вас больше не задерживаю, Георгий Сергеевич, – сказал Непомнящий, подходя к Камышину. – Теперь вы свободны.
– Спасибо! Очень рад, что оказался вам полезен. Эта типография мне спать не давала. Нет, серьезно! Боялся во сне проговориться, – шутливым тоном признался он. – Следовательно, теперь я могу уходить домой?
– Да, да. Торопитесь. Жена беспокоится.
– Вероятно, – согласился Камышин. – Ну, прощайте! Может быть, увидимся еще когда-нибудь. Очень рад был познакомиться. Надеялся поговорить с вами по душам. Сомнениями поделиться. Здесь так мало людей. Живем в глуши…
– Вы бы лучше свои сомнения при себе держали, – посоветовал Непомнящий, протягивая на прощанье руку. – Сомнения, колебания, неверие – это все не качество.
– Да, да… Совершенно верно, – это не качество.
– Идемте, господин инженер, – вмешался Денисов. – Я провожу вас и другую дорогу покажу.
– Какую дорогу?
– До Сохатого. Там будет попрямей.
– Ах, эта!.. Там очень круто спускаться. Хотя… Ну, хорошо, идемте! Счастливого пути!
Он махнул рукой и вышел за Денисовым.
Предупрежденный шахтером, Непомнящий с нетерпением ждал. Где-то поблизости находился боевой товарищ, большевик, руководитель, приехавший из столицы.
С того момента, как он попал в полицию и был принят за бродягу, прошло всего часов пять, но ему казалось, что это было давно, что Денисова и его друзей он знает уже не первый день, что партийное поручение благополучно выполнено и осталось совсем немного. Если этот товарищ окажется действительно таким, как рекомендовал его шахтер, то за кизеловскую организацию можно быть спокойным.
В дверях показалась фигура невысокого коренастого человека.
– Аркадий, ты?
Вопрос был так неожидан, что в первый момент Непомнящий растерялся. Он поднял фонарь и всматривался в черты как будто знакомого лица.
– Нет… не узнаю… – признался он. – Что-то очень знакомое, но не могу вспомнить.
– Неужели я так изменился? Да смотри же, как следует! Это я – Александр Навагин, – сказал Иван Иванович.
– Саша! Неужели? Голубчик мой!
Непомнящий бросил фонарь на землю и крепко обнял инженера.
– Вот уж не ожидал!.. – говорил он, крепко пожимая руку Орлова. – Да как ты здесь?.. Фу ты, какая встреча! Мог ли я думать?.. Позволь, позволь… Но ведь тебя судили, кажется?
– Хотели судить, да сорвалось. Из-под носа ушел, – весело сказал инженер. – А ты-то на кого похож! Бородища!
– В полиции меня приняли за бродягу, бежавшего с каторги. Похож я на бродягу?
– Похож… Очень похож. Значит, ты в Перми, Аркаша. Это великолепно! Ну, а что сестренка? Замужем, наверно? Где мать? – спрашивал инженер, похлопывая друга по спине.
– Не спрашивай, Саша. Всех растерял.
– Между прочим, ты про Сашу забудь, – предупредил Орлов. – Саша Навагин за границей. Перед тобой стоит горный инженер, по имени Иван Иванович Орлов.
– Запомню. Сейчас у меня такая великолепная память… Никакой рассеянности. Оказывается, все дело в тренировке… Но как ты здесь оказался… Иван Иваныч?
– Долгая история! Сразу всего не расскажешь. Я действительно собирался за границу, но остался. Места здесь хотя и глухие, а работать можно Народ хороший, боевой, надежный. Здесь восстание было…
– Это я всё знаю.
– Очень я рад, что судьба свела нас! Потерял я тебя из вида и часто вспоминал.
– А в Питере что?
– Реакция страшная! Погромы, суды… Партия в подполье. Да ты не меньше меня знаешь, наверно. Я сейчас оторвался.
– Где Ленин?
– Ленин цел, но где он, этого я точно не знаю.
– Так. Ну, а твоя сестра?
– Она в Питере живет.
Несмотря на значительную разницу лет, казалось, что встретились два друга, два сверстника, у которых так много общих интересов в жизни. И как это всегда бывает, после первой радости встречи наступил момент, когда оба не знали, о чем говорить. Рассказывать о жизни последних лет… Но для этого не хватит всей ночи.
В этот момент послышался топот копыт и скрип полозьев.
– Это, наверно, Матвей, – догадался Иван Иванович и подошел к двери. – Осторожность не мешает, Аркаша. Закрой фонарь.
Молча, в полной темноте, они ждали, пока не подошла лошадь и не остановилась у шахты. И только когда встревоженный Матвей торопливо вошел внутрь, открыли фонарь.
– Иван Иваныч, – удивился Матвей, – что-то неладно. Полиция идет. Пристав там… Васька Зотов ведет их сюда.
– Зотов? – спросил инженер. – Далеко они?
– С полверсты, если не больше…
– Почему же ты думаешь, что они идут именно сюда?
– Некуда тут больше. Главное, что Зотов с ними. На конюшню прибегала одна женщина, когда мы лошадь запрягали. Говорила, что будто Кутырин нашел какие-то буквы, – торопливо рассказывал Матвей. – Будто угланы баловались и на руке у Маруськи что-то такое про царя напечатали. А Маруська эта… Есть тут девчонка, малолетка, дочь рыжего Егора… Так она будто показала на Зотова. Понял теперь, какая беда, Иван Иванович? Что будем делать теперь?
– Сейчас подумаем, – спокойно сказал Орлов. – Аркадий, тебе надо спуститься вниз и предупредить людей. Эх, Денисов-то ушел не вовремя. Матвей, ты не знаешь, – штольни здесь соединены между собой?
– Точно не скажу, Иван Иваныч.
– Во всяком случае, под землей прятаться лучше всего. Если придется ждать, не замерзнем. Оружие есть?
Вместо ответа Непомнящий поднял кверху палец.
Все трое повернули головы и прислушались… Шаги! Но это были шаги одного человека.
– Денисов, – уверенно сказал инженер.
Он оказался прав. Вернулся с водой Денисов. Увидев стоявшую лошадь, он еще на улице заговорил.
– Матвей! Ты, что ли? А не уйдет она самолично? Привязал бы. – Войдя внутрь, Денисов поднес бадью к фонарю и заглянул. – Донес ли что? Куда лить, Иван Иваныч?
– Подожди, Миша, – остановил его инженер.
Узнав, что на Доменный угор идет полиция и ведет ее Вася Зотов, Денисов нахмурился.
– Что бы это могло значить? – произнес он.
– Я думаю, что полиция тоже идет сюда за типографией! – уверенно сказал Непомнящий. – Кутырин мог вынудить мальчика. Это человек страшный. Зверь. У него все средства хороши.
– Ваську вынудить? – спросил Денисов. – Ну, не знаю. Не верю. Не из таких он. Тут что-то другое. Но, конечно, меры надо принять, пока не поздно. Ты как считаешь, Иван Иваныч? Бою дадим, если сюда сунутся?
– Нет. Никаких боев! Мы с Аркадием и Матвеем отъедем на лошади в сторону. Ты оставайся пока наверху. Если увидишь, что полиция свернула сюда, быстро спускайся вниз, предупреди людей и прячьтесь. Черт с ним, со шрифтом. Пускай берут. Там штольни соединяются между собой? Другой выход есть?
– Не знаю. Надо полагать, что есть. Да вы за нас не тревожьтесь, – сказал Денисов и повернулся к Матвею. – Езжай на Кижье и жди наготове. Тут близко есть сворот. Далеко не езди. Я филином крикну, когда можно будет вертать. А если буду молчать, объезжай кругом – и на копи. Так?
– Так, – согласился Матвей.
– Не рискуй, Миша, – предупредил Иван Иванович. – Твоя голова нам дороже десяти типографий.
– Я себе не враг, Иван Иванович. Идите, идите! – заторопил их Денисов.
Провожать он не пошел, а, прикрыв фонарь, остался стоять в дверях. Денисов слышал, как чмокнул на лошадь Матвей, как заскрипели полозья и постепенно затихли.
Наступила глубокая тишина.
“Зотов ведет полицию!” – Эта мысль никак не укладывалась в голове шахтера. Верно, что Зотов знает, где спрятана типография, но откуда об этом пронюхал пристав и что он мог сделать такое, чтобы Васька согласился вести сюда полицию. Вспомнился недавний разговор с Иваном Ивановичем; инженер говорил, что пристав побывал у Камышина на квартире, встретил там ребят, которые пришли славить, и забрал Зотова. Нехорошая мысль закралась в душу Денисова: “Не Камышин ли подсказал приставу чтобы отвести от себя подозрение”
Денисов не любил Камышина и даже сам не мог разобраться почему.
“Барин как барин! Мало ли таких, как он? Есть и похуже”, – убеждал он себя, но всем своим существом чувствовал к Камышину неприязнь и недоверие. “Революционер на словах. Прикидывается борцом за рабочие интересы, а на деле трус…”
В шахте забубнили голоса. “Вот несет их не вовремя!” – встревожился Денисов, подходя к колодцу.
Дарья с Фролычем были уже близко, и отсылать их назад не было смысла.
– Дай руку, Мишенька, – громко начала Дарья.
– Тихо, Даша.
По тону, каким ее остановил Денисов, женщина поняла, что случилось что-то серьезное.
– Приехал Матвей? – спросила она шепотом.
– Приехал и уехал…
Денисов помог выбраться друзьям и коротко рассказал, в чем дело.
– Ну, так идемте к лошади, – предложила Даша -Объедем кругом – и домой.
– А чего раньше времени полошиться?
– А то, что попадемся мы, как зайцы, в силки.
– Отсидимся, – мрачно заметил Фролыч. – Галерей под землей много.
– Тише… Слушайте! – прошептал Денисов, закрывая фонарь.
Все подошли к двери и прислушались. Не нужно было сильно напрягать слух, чтобы услышать похрустывание снега.
– Идут… – одним дыханием произнесла Дарья и сделала движение назад. – Спускаться?
– Успеем, – шепнул Фролыч.
Денисов высунулся за дверь и внимательно слушал, стараясь определить, сколько идет полицейских, но звуки шагов сливались. Вдруг между деревьями замелькал огонек и, миновав опушку, плавно поплыл низко над землей. Осталась еще минута–другая ожидания. Если фонарик не свернет, нужно спускаться в шахту.
“Не забыть бы веревку отвязать. Вода замерзнет”, – подумал Денисов, следя за огоньком.
Послышались приглушенные голоса, но слов Денисов разобрать не мог. Фонарик уходил все дальше и дальше. Чтобы видеть его, пришлось выступить за дверь.
Передвигаясь вперед, Денисов зацепился шубой за ручку двери и чуть не открыл свой фонарь.
– Мимо… – прошептал он и услышал, как шумно вздохнула Дарья за спиной – Будем считать, что беду пронесло мимо.
Когда огонек полицейских исчез за поворотом, Денисов вернулся назад и, вытащив свой фонарь, исподлобья взглянул на друзей. Тревога еще не совсем сошла с их лиц, но в глазах поблескивало другое чувство. Было смешно и стыдно за свой кратковременный испуг.
– А что бы это означало? – спросил шахтер. – Куда он полицию повел?
Видимо, эта мысль беспокоила и Фролыча.
– Я схожу, Миша, посмотрю, – предложил он.
– А ежели заметят?
– Отговорюсь! Смотрю, мол, что тут за люди бродят ночью. Не разбойники ли?
– Натурально, – согласился Денисов. – В самом деле. Нечего здесь по ночам разгуливать. Сходи узнай.
– Я тоже пойду, – вызвалась Даша. – А если поймают, скажем, что из гостей ворочались и фонарь ихний заметили.
– Ладно, идите! А я маленько погодя Матвея крикну.
Фролыч и Дарья вышли за дверь и, торопясь догнать полицию, крупно зашагали по дороге. Не успели они пройти и полсотни шагов, как Дарья схватила кузнеца за рукав.
– Еще кто-то… Шаги! – шепнула она, и оба остановились, как вкопанные.
Действительно, из леса шли люди…
– Отставшие, – еле слышно прошептал Фролыч, не поворачивая головы.
Деваться было некуда, бежать поздно. Приходилось стоять не шевелясь. Авось не заметят,
Как ни темна была ночь, но при свете звезд на открытом месте, на фоне снега, можно было разглядеть три невысокие фигуры мальчиков, бойко шагавших друг за другом.
Когда ребята подошли к развилке дорог, за спиной застывших без движения рабочих вдруг громко и протяжно крикнул филин. Это Денисов дал знак Матвею. От неожиданности оба вздрогнули, но продолжали стоять не шевелясь.
15. “ФОКЕЕВСКАЯ” ШАХТА
Карасев давно рассказал обо всем, что наказывал ему Вася, и мальчики, полные решимости, не думая об опасности, шли по хорошо известной им дороге, следом за полицией. Впереди себя ребята ничего не видели и даже не знали, какое расстояние отделяет их от полиции. Иногда казалось, что полиция ушла далеко вперед, и тогда они прибавляли ходу. Через некоторое время появлялось опасение, что полиция близко, что их уже заметили, и шаги сами собой замедлялись и укорачивались.
Так в неведении поднимались они на Доменный угор и, только подходя к лесу, заметили, как мелькнул и загорелся огонек.
– Вон они… Видали? Вот! Опять! Фонарь зажигает… – горячо зашептал Кузя, от волнения перевирая слова.
– Ну да… – как всегда, с сомнением начал возражать Сеня, но Кузя не дал ему договорить:
– Я тебе говорю, – они! Давай на спор!
– А ты сначала слушай, – спокойно ответил Сеня. – Я не сказал, что не они…, А только не фонарь… Видишь, закуривают.
– И закуривают, и фонарь зажгли, – примирил их Карасев.
Скоро огонек, плавно покачиваясь, начал удаляться. Мальчики выждали с минуту и двинулись вперед. Идти стало интереснее. Огонек впереди волновал, и появилось такое чувство, какое испытывает охотник в лесу.
– Карась, у меня нос онемел. Отморозился, – пожаловался вдруг Кузя.
– Тери снегом! – посоветовал Сеня.
– Н тебе пим. Дыши в него, – предложил Карасев, передавая Васин валенок.
Тот немедленно уткнулся носом в голенище.
Через минуту Карасев повернул голову и спросил сзади идущего Сеню.
– Слышал?
– Ага! Вроде как чего-то фыркнуло.
– Это филин! Я знаю. Тут гнездо, – не поднимая головы, глухо сказал Кузя.
– Ну да! Будет тебе филин лошадиным голосом фыркать, – возразил Сеня.
– А что? По-человечьи даже может! – загорячился Кузя. Даже хохочет, когда смешно.
Они постоянно спорили между собой. По натуре Кузя был живой, доверчивый, с пылкой фантазией, тогда как спокойный, вечно во всем сомневающийся Сеня на веру ничего не принимал, любил точность и требовал доказательств.
– Тише вы! – остановил их Карасев. – Слышите? Лошадь!
Действительно, сзади кто-то ехал. Пришлось сворачивать с дороги в сугроб, но это ребят не беспокоило. Штаны у них туго натянуты на валенки и снег не попадает за голенища.
Матвей обогнал мальчиков, и в темноте они не узнали друг друга.
До опушки дошли молча. Здесь, у развилки дорог, их и на самом деле напугал филин. Он так неожиданно громко и пронзительно крикнул, что ребята присели.
– Ну, а это что? Лошадь? Да? – язвительно спросил Кузя.
– Это филин! – с достоинством ответил Сеня.
– Леший! Летает тут зря, – проворчал Карасев. – Давайте поймаем его как-нибудь?
– А на что?
– Продадим Сереге Камышину. Он, дурак, все покупает.
– Как его поймаешь? Днем он прячется.
Ребята потоптались на месте. Острые глаза Карасева заметили в стороне темные фигуры, очень похожие на людей. Но если это люди, то почему они не двигаются и молчат? Может быть, это деревья, наполовину занесенные снегом и в темноте принявшие такой причудливый вид? Решив, что это так и есть, Карасев ничего не сказал друзьям.
– Ну, пошли! Теперь близко.
Фонарик полицейских давно скрылся за поворотом, но ребята знали, что полиция идет к самой крайней шахте – “Фокеевской”, – и не торопились.
Каждая шахта в официальных бумагах имела свой номер, но в народе они имели еще и название: “Кузнецовская”, “Рыжая”, “Мокрая”, “Фокеевская”. Названия эти даны не случайно.
В “Кузнецовской” шахте из-за плохих креплений когда-то произошел обвал и задавил шахтера, по фамилии Кузнецов. В “Мокрой” шахте затопило нижний горизонт и из-за плохих, маломощных насосов погибло много рабочих. Фокеев подорвался на оставленном динамитном патроне.
Все эти случаи давно позабыты. И разве только глубокие старики, покопавшись в памяти, расскажут, сколько сирот оставил после себя Кузнецов или сколько дней голосили бабы около шахты, пока откачивали воду.
Несчастные случаи в шахтах нередки. Позднее случались и более страшные аварии, но название в память первых жертв прочно держалось.
Третья шахта, “Фокеевская”, по какой-то причине была заброшена раньше других, и все свободное пространство вокруг нее давно заросло лесом. С дороги вышка не видна, и если бы не одна особенность, то шахту вообще трудно найти. Шахта была не очень глубокой, расположена ближе всех к поселку, и сюда приходили жители добывать для своих нужд каменный уголь. Брать уголь для себя запрещается, но никто не обращает никакого внимания на запрет, и вспоминают о нем, только когда попадаются. А попадаются редко. Обычно уголь запасают летом, но бывает, что и зимой спускаются под землю, поднимают уголь на поверхность и увозят на санках. С дороги к вышке бывает протоптана тропинка. Именно на это и рассчитывал Вася, когда сказал приставу, что в шахте прячутся подпольщики.
– Здесь! – сказал Вася, останавливаясь у поворота.
Пристав сразу заметил следы, ведущие в лес. Подняв над головой фонарь, он нагнулся и внимательно осмотрел их. Следы шли в обоих направлениях.
Городовые уже слышали о подпольщиках, о возможном сопротивлении и, вытянув шеи, напряженно наблюдали за начальником.
– Так-с… Действительно, кто-то ходит, – вполголоса сказал пристав, выпрямляясь. – Зажигайте фонари!
От многих фонарей вокруг стало светло. Просека сдвинулась еще больше и казалась совсем узкой.
Вася смотрел на городовых и думал о том, что план, так неожиданно пришедший ему в голову, был до того отчаянный, что он и сам в него плохо верил. Каждую минуту Вася ждал, что пристав спохватится и повернет назад… Но пока все шло удачно.
– Проверить оружие! – распорядился Кутырин. – Нужно быть готовым ко всему.
Мягко защелкали поворачиваемые барабаны револьверов.
– Я лично думаю, что людей там нет. Следы старые, – пробормотал пристав. – Но кто знает…
Сзади послышался приглушенный кашель.
– Ты опять!
– Ваше высокоблагородие! – взмолился Жига. – Сил моих нету. Мороз донимает. Больной совсем. На дежурстве полночи стоял… Отпустите домой
– Я тебе дам домой! Ты у меня узнаешь… Струсил, мерзавец! Чураков, следи за ним. Если вздумает кашлять, бей по загривку! – приказал пристав и повернулся к Васе. – Иди вперед, Зотов!
Вася свернул с дороги и между деревьев направился к вышке. Чувствуя за спиной дюжину вооруженных и напуганных полицейских, он внутренне ликовал. О том, что будет дальше, не хотелось думать. Лишь бы пристав не догадался, не раздумал, не повернул бы назад.
Вот и шахта. Большие сосны росли вплотную к вышке, словно намеревались ее раздавить. Двери выломаны, стекла выбиты вместе с рамой и кое-где не хватает досок.
Аким Акимович, как собака, идущая по следу, сначала обошел строение кругом, и только тогда вошел внутрь.
– Глубоко тут? – спросил он, заглядывая в колодец.
– Нет.
– Хватит ли веревки? У кого веревка?
– А на что веревка? – спросил Вася.
– Лестница старая, гнилая, можно и сорваться. Типография спрятана далеко от спуска?
– С полверсты по главной штольне, – подумав, ответил Вася, – а там боковой забой.
– Сыро там?
– Нет. Шахта сухая.
Пока разматывали веревку, пристав собрал городовых в кружок.
– Слушайте меня внимательно! Под землей тихо! Чтобы никаких разговоров! Не кашлять, не чихать… – Он добавил еще несколько крепких слов, от которых на губах у полицейских появились улыбки. – Там могут быть бунтовщики. С ними не церемониться, но лучше если захватим живыми! Если возьмем типографию, всех представлю к медалям, а кроме того, получите, денежную награду. Кто отличится, о том разговор отдельный! Понятно?
В ответ раздался нестройный гул.
– Рады стараться…
– Тише вы!.. – зашипел на них пристав. – Вот уж действительно рады стараться. Спускаться будем по одному. Наверху останется Чураков.
– Ваше высокоблагородие! Прикажите мне наверху остаться, – жалобно попросил Жига. – У меня в ногах слабость… Сорвусь.
По тому, чт он сказал и как сказал, Вася видел, что этот здоровенный мужик сильно струсил. Вероятно, боялся он не один, но все остальные это как-то скрывали.
– Ничего, ничего! За веревку будешь держаться. Ты замерз, а под землей согреешься. В шахте тепло, – сказал пристав и нервно перекрестился. – Ну, господи, благослови!
Городовые вразброд замахали руками.
– Кто первый?
Наступила тишина. Желающих не находилось.
– Никто? Трусы! – презрительно процедил сквозь зубы Аким Акимович. – За что вас только кормят? Я спущусь первый! За мной пустите мальчишку, а за ним все остальные по очереди.
С этими словами он взял конец приготовленной веревки и начал обвязывать ее вокруг пояса.
– Когда я спущусь, то дерну за веревку. Другой конец привяжите сюда. И не шуметь!
Аким Акимович еще раз перекрестился и, держа одной рукой фонарь, а другой придерживаясь за край лестницы, осторожно полез вниз. Чураков и двое других опускали веревку, готовые в любой момент удержать начальника.
С ненавистью и с каким-то брезгливым чувством смотрел Вася на эти тупые, грубые лица. Не то от мороза, не то от пьянства, почти у всех были красные носы. У одного из полицейских окладистая широкая борода, и, если снять с него форму, он бы походил на простого мужика, каких много в Заречье. У другого усы лихо завернуты кольцами. Сейчас они покрылись инеем и казались седыми. У третьего лицо толстое, красное, с сонными заплывшими жиром, бесцветными глазами.
Раньше, еще до восстания, когда Вася видел городового в толпе, на базаре или на улице, он считал его особенным человеком. Обычно городовой держал себя с народом валено. Говорил снисходительно-покровительственным тоном, как большой начальник. Не говорил, а изрекал. И мальчику думалось, что городовой все знает и все может.
