Текст книги "Холодное солнце Эллана (СИ)"

Автор книги: Гергий Шатаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

   – А пастух?

   – А для пастуха животное есть и цель, и смысл его труда. Ему нужно, чтобы тот же вол рос здоровым, крепким, добронравным. Пастух вкладывает в животное силу, а земледелец – забирает. Кроме того, пастух постоянно в движении: сегодня он пасет свои стада на приозерном лугу, завтра – на склоне холма. А самое главное: пастух не задавлен монотонным трудом, у него намного больше времени на то, чтобы размышлять, думать.

   – О чем?

   – Разве мало на свете вещей, о которых стоит подумать?! Почему человек смертен? Почему алчен и завистлив? Чего хотят боги? Что есть добро и что есть зло? Кто ниспосылает нам вдохновение?

   – Вдохновение?

   – Да, вдохновение, поэтический дар. Способность создавать новое. Или превращать старое в новое. Разве ты не слышал про Источник Нехтана?

   – Тот, из которого берет свое начало река сказочная речка Бойн? – скептически усмехнулся Ивар.

   – Вот! В этом-то все и дело! – оживился Оверет. – Ведь о чем говорят древние книги? Что на некоем острове есть священный источник, о месте нахождения которого знает лишь бог Нехтан и трое его кравчих. Что над источником растут девять лещин учености, а в самом источнике плавают перламутровые лососи. И что эти лососи поедают орехи, падающие в воду с пурпурных лещин. И с каждым съеденным орехом на теле перламутрового лосося появляется новый «глаз мудрости». Тот же, кто не испугается стражей источника, отыщет лосося с девятью «глазами мудрости», сумеет изловить его и отведает заповедной плоти – обретет поэтический дар, сравнимый с даром волшебников Другого Мира.

   – Да, что-то подобное мне доводилось слышать, – кивнул Ивар. – Осталось узнать, где находится та речка Бойн.

   – Ты дослушай! Ведь «бойн» на древнем языке означает «корова»! Понимаешь?

   – Нет. Что я должен понять?

   – Коровья река. Это же наш Коровий ручей! Там и лососи нерестятся, всё сходится!

   – Оверет, ты забываешь, что я всего третий день на Эллане и понятия не имею ни о каком Коровьем ручье.

   – Ах да. Если от дома отца идти на север мимо Сумеречного пруда и вдоль реки Аверн, то мили через две увидишь, как она расходится надвое. Тот приток, что течет с запада – это и есть Коровий ручей. Если идти вверх по нему, увидишь заброшенную мельницу, за которой начинается Поющий лес. Вот где-то в том лесу и прячется исток Коровьего ручья, Исток Нехтана. Если, конечно, рядом с ним растут девять старых лещин, – уже с меньшей задорностью добавил Оверет и продолжил: – Нужно лишь сходить в Поющий лес и проверить. Что я вскоре и собираюсь сделать. Если хочешь, можешь пойти со мной, лососей там на всех хватит. Хотя дорога вдоль реки – она окольная, до старой мельницы быстрее дойти через Долину Туманов. Раньше по той дороге все из Оллтре ездили в Крейг, но сейчас люди предпочитают тропу вдоль побережья.

   – Почему?

   – А, бабьи сплетни да глупые суеверия. Поговаривают, мол, вернулась хозяйка Старого Тиса, старуха Дурнолл. – Заметив вопросительный взгляд Ивара, Оверет пояснил: – В Долине Туманов много тисовых деревьев. Примерно посередине долины, недалеко от тропы, стоит исполинский Старый Тис. Старики считают, что это зловещее место, что где-то неподалеку находятся врата в Другой Мир. Рассказывают, что те, кто отдыхал или засыпал под Старым Тисом, либо умирали во сне, либо тяжело заболевали. А скотина, что отбивалась от стада и паслась у Тиса, вскоре издыхала в муках. Хотя я думаю, что овцы просто наглатывались ядовитых побегов.

   – И при чем же тут старуха Дурнолл? – спросил Ивар.

   – Когда-то давно жила в Оллтре знахарка по имени Дурнолл. И была она уже в весьма зрелых годах, когда воспылала в ее сердце страсть к молодому рыбаку по имени Койги. Но тот отверг любовь Дурнолл и надсмеялся над ней. И все прочие жители стали насмехаться над ней и унижать ее. А потом ее нашли мертвой у Старого Тиса. Никто так и не понял, отчего она умерла: ни ран, ни других повреждений не было на ее теле. Лишь загадочная улыбка змеилась на ее посиневших устах. А на следующий день отправились могильщики забирать тело – а его и след простыл. С тех пор это место и стало считаться зловещим. Говорят, что с наступлением темноты старуха Дурнолл, превращаясь в молодую девушку неописуемой красоты, переходит из Другого Мира в наш и подстерегает неженатых парней. А когда заприметит очередного простачка, то предлагает ему неземные наслаждения в Мире-под-Холмами, клятвенно обещая, что вернет его назад ровно через одну ночь. Когда же горе-любовник возвращается назад, беззаботный и довольный, то вдруг видит, что все изменилось вокруг: и жители в поселке ему незнакомы, и даже холмы по-другому выглядят. И понимает он, что время в Другом Мире течет совсем иначе, и что прошла не одна ночь, а многие-многие годы. И начинает он дряхлеть и стариться прямо на глазах, пока не иссохнет заживо и не рассыплется в прах, – на этих словах Оверет перевел взгляд за спину Ивара и заметно побледнел.

   – Убью!!! – раздался с порога корчмы даже не крик, а утробное рычание смертельно раненого зверя. Ивар обернулся. Эсгис, старший брат Оверета, с длинным ножом в руке, змеящимися мокрыми волосами и перекошенным от ярости лицом, бежал прямо на него.

***

  Если бы не вставший на пути кузнец Фариер, кто знает, чем закончился бы этот вечер. Отобрав нож и приобняв за плечи трясущегося Эсгиса, кузнец вывел его на улицу. За ними, схватив со стены зажженный факел, выскочил подмастерье Вихан. Несколько любопытных, в том числе Ивар, увязались следом.

   Снаружи было темно и вьюжно. Факел Вихана мелькал ниже по улице, в направлении пруда. Затем огонек факела повернул на запад. Недоброе предчувствие сжало сердце Ивара, когда он проследовал мимо дома Оверета в сторону горсета. Подойдя к жертвеннику, он увидел Эсгиса, Вихана и Фариера, молчаливо стоявших в дрожащих отблесках пламени и глядевших куда-то вниз. Ивар опустил взгляд и вздрогнул.

   На черном квадрате жертвенного камня белела отрезанная голова коня Форалефа. Струйка застывшей крови дотекла до остекленевшего глаза, после смерти казавшегося еще более синим. Оглядевшись, Ивар увидел обезглавленное тело коня, лежавшее неподалеку в луже черной крови.

   Сзади подошли еще люди. Послышались сдавленные возгласы не то удивления, не то осуждения. Ивар поднял взгляд и увидел увядшее, словно внезапно состарившееся лицо Эсгиса, в глазах которого застыли бессильные слезы.

  – Отведи его домой и проследи, чтобы не натворил глупостей, – шепнул Фариер на ухо Вихану. Тот молча кивнул. Вскоре они с Эсгисом удалились в сторону поселка.

  – Ох, не примут боги такую жертву, – неодобрительно качая головой, обронил стоявший рядом с Иваром мельник Тервел. – Да и что нужно просить у богов, чтобы решиться на такое? Какое злодеяние может искупить такая жертва?

  Низкий протяжный звук донесся сквозь тихое подвывание метели. Люди испуганно смолкли, оглядываясь по сторонам. Ивару показалось, что звук исходил из-под камня Омфал, лежавшегося неподалеку в центре священного поля.

  – Не нам судить о воле богов, – услышал Ивар голос Дерога за своей спиной. – Всякая жертва да будет принята, коли принесена она от сердца.

   – Заклать богам коня – жертва, пристойная царю, – упрямо возразил Дерогу мельник. – Не пристало такое подношение простому пастуху, да еще и младшему в семье.

   – Боги решат, кому что пристало – сурово ответил Дерог. И, помолчав, добавил: – И очень скоро решат.

***

  Гигантский соломенный человек полыхал в ночи. Ивар стоял рядом с костром, щурясь от нестерпимого жара. Внезапно он увидел сквозь всполохи, что в огне что-то лежит. Ивар оглянулся в поисках чего-то, чем он мог бы достать из огня таинственный предмет. Но вокруг ничего не было, лишь снег, исчезающий во тьме. Тогда он протянул руку прямо в костер. Не почувствовав ни боли, ни жара, Ивар выхватил из огня желтоватый кусок пергамента. Внезапно на поверхности свитка стали проступать черные знаки. Они то исчезали, то появлялись вновь, сливаясь друг с другом и распадаясь вновь. В конце концов, знаки сплелись в некое подобие черной виселицы, которая постепенно утолщалась и тускнела, превращаясь в холодный каменный портал.

День четвертый

   Утро выдалось теплым и пасмурным. Накрапывал мелкий дождик, тусклое солнце робко выглядывало из-за низко висящих хмурых туч. Легкий туман висел над усыпанной инеем землей с первыми проталинами жухлой травы.

  В четвертый раз вернувшись с побережья и опорожнив бурдюк в чан с черной просоленной землей, Ивар увидел, как в проеме двери выросла гигантская фигура Дайардина. Солевар жестом подозвал его к себе:

  – Бросай это, – указал он на пустой бурдюк в руках Ивара. – Есть другое дело на сегодня. Скоро должен подъехать человек из Крейга к Вороньей развилке. Это милях в двух отсюда, если идти через Долину Туманов. Там будет поворот налево в Крейг, и направо – к старой мельнице. Скажи тому человеку, что Дайардин приветствует Брикрена, возьми у него двенадцать золотых торкелей и письмо, затем возвращайся ко мне. И на всякий случай: не отходи далеко на север, к старой мельнице. Не стоит тревожить калпов в канун Имболка.

   – Сказать по чести, Дайардин, из последнего предложения я понял только «тревожить», – усмехнулся Ивар.

   – Некогда сейчас языком чесать, – отмахнулся Дайардин. – Да и человек тебя ждет. Просто никуда не отходи от Вороньей развилки, понял?

  – Чего ж не понять, – кивнул Ивар и отправился в путь.

  Он прошел мимо дома Оверета, обогнул с юга горсет и двинулся далее по тропе, ведущей на запад. По левую руку возвышались невысокие холмы с пасущимися на них овечками, справа, за плетеными оградами, раскинулась серо-зеленая гладь полей с проросшими озимыми. Затем тропа побежала по дну неглубокой, в два человеческих роста, лощины, поросшей молодым ельником. Постепенно лощина все более углублялась, дно ее становилось все более каменистым. Чем дальше шел Ивар, тем гуще становился туман в низине. Плохо различимая тропа извивалась между накренившимися стволами и серыми замшелыми камнями, присыпанными снегом и сухими рыжеватыми листьями. Обнаженные корни деревьев на склонах лощины походили на клубки толстых змей, яростно сплетавшихся меж собой.

   Внезапно из тумана вынырнула фигура человека. Человек резко остановился, настороженно вглядываясь в Ивара, затем облегченно выдохнул. Ивар узнал Оверета, которого не видел со вчерашнего вечера, с момента их незаконченного разговора в корчме. Сегодня молодой пастух явно не отличался словоохотливостью: буркнув что-то вместо приветствия, он проследовал своей дорогой в сторону поселка.

   Не пройдя и десятка шагов, Ивар увидел, как впереди, в тумане, мелькнула чья-то тень, как будто кто-то резко отскочил с тропы и скрылся за деревом. Затем тень вернулась на тропу, приняв обличье Вихана, того угловатого подмастерья кузнеца, что заступался за Эсгиса на ярмарке. Ивар приветственно кивнул головой, однако парень глядел на него с плохо скрываемым подозрением:

   – Что тебе здесь нужно? – надтреснутым голосом спросил Вихан.

   – Дайардин послал меня к Вороньей развилке, встретить человека из Крейга, – без задней мысли ответил Ивар.

   – А, это, наверное, старый прохиндей Брикрен, – произнес Вихан, затем немного помялся и спросил:

  – Ты не видел сейчас никого в Долине?

  – Видел Оверета только что, а почему спрашиваешь? – поинтересовался Ивар.

  – Он ничего подозрительного не делал?

  – Что он мог делать подозрительного? Пробурчал «привет» и мимо прошел.

  – Ну хорошо, – заключил Вихан. – Извини, тороплюсь я. Увидимся позже, – с этими словами долговязый подмастерье вприпрыжку поспешил в сторону Оллтре.

  «Странное место для прогулок. Что им всем здесь понадобилось?» – подумал Ивар и продолжил свой путь. Обогнув очередной выступ склона лощины, он увидел слева от тропы небольшую округлую поляну, посреди которой возвышался огромный старый тис.

  Высотой с десяток человеческих ростов и вдвое больше по ширине, Старый Тис полностью заслонил собою небо, погрузив эту часть лощины в зловещий полумрак. Могучий ствол, шириной под три ярда, расходился надвое почти от самого основания: словно два разных дерева, обнявшись, вырастали из одного корня. Густая, слегка присыпанная снегом темно-зеленая хвоя скрывала массивные раскидистые ветви, с трудом тянувшие к солнцу свой тяжкий груз многих сотен лет. «Есть по наклону тропа, затененная тисом зловещим, к адским жилищам она по немому уводит безлюдью» – неожиданно всплыли в памяти Ивара чьи-то строки.

  Ивара сошел с тропы и приблизился к дереву. Нижние ветви Старого Тиса начинались так низко от земли, что приходилось пригибать голову. Воздух под деревом-великаном был до того насыщенным и густым, что начинала кружиться голова. Каменистая почва вокруг ствола, присыпанная истлевшей хвоей, сочилась сопревшим паром. Острые края обметенных ржавым лишайником камней резали ноги даже сквозь меховые сапоги.

  Обходя вокруг дерева, Ивар заметил куски чего-то розовато-серого, лежавшие неподалеку на темном сыром камне. Подойдя ближе, он разглядел в них тонко нарезанные куски лосося. «Зачем они здесь?» – удивился Ивар, поднимая с камня один из кусков. Рыба была совсем свежей, только что выловленной.

  Внезапно Ивар почувствовал, что на тисовой поляне есть кто-то еще. Обернувшись, он настороженно огляделся. Туман не позволял видеть далее двадцати шагов, но ощущение пристально следящих за ним глаз не покидало Ивара. «Надо уходить отсюда», – подумал он. «Похоже, у меня начинаются галлюцинации от ядовитых паров».

  Ивар вернулся к тропе и уже собирался двинуться дальше, как вдруг услышал, как за его спиной, рядом с тисом, приглушенно треснула раздавленная ветка. Быстро вскарабкавшись по склону лощины до ближайшего дерева, он укрылся за стволом и стал выжидать. Треск больше не повторялся. Подождав немного, Ивар спустился к тропе и двинулся дальше, на всякий случай проведя рукой по висящему на шее ножу.

  Вскоре тропа круто пошла в гору. Взобравшись на кряж, Ивар увидел перед собой просторную лесистую равнину. По правую руку сплошной стеной тянулся сосновый бор; за ним, чуть поодаль, виднелась небольшая речушка и каменная постройка с водяным колесом. Неподалеку от водяной мельницы паслась под седлом чья-то вороная лошадь.

  Через пару сотен шагов Ивар вышел к развилке дорог, едва различимой на присыпанном снегом поле. Налево поворачивала дорога на Крейг, откуда должен был прискакать Брикрен, вправо отходила едва приметная тропка, ведущая в сторону реки и заброшенной мельницы.

  Похоже, что-то напугало гулявшую у мельницы лошадь. Громко фыркнув, она отбежала в сторону, а затем неспешно двинулась в направлении Вороньей развилки. Ивар, перетаптываясь, терпеливо ждал посланника из Крейга. Беспривязная лошадь на самом деле оказалась иссиня-вороным конем в блестящей уздечке и под дорогим седлом: поджарые бока его поблескивали в лучах осмелевшего солнца, крепкие мышцы играли, перекатываясь, под черным бархатом упругой кожи. На мгновение Ивару показалось, как будто мир вокруг него замер в оцепененьи, тихо позвякивая стеклянными колокольчиками. Завороженный добродушным взглядом грустных глаз, Ивар невольно двинулся навстречу коню. Последний же, словно соскучившись по старому другу, радостно поспешил к незнакомцу. Но что-то странное было в этом аллюре: ноги коня как будто слегка разъезжались на припорошенной снегом траве.

  Далекий стук копыт послышался со стороны дороги на Крейг. Черный конь испуганно остановился в нескольких шагах от развилки, упрямо мотнул головой, развернулся и затрусил обратно к лесу. Ивар заметил, как из гривы коня выпал на землю какой-то блеснувший на солнце предмет. «Потом посмотрю», – решил он и вернулся к развилке.

  Из-за придорожного мелколесья показался всадник на гнедом коне с роскошной черной гривой. После того как всадник и конь приблизились, Ивару заметил странную форму ушей жеребца – очень коротких, едва ли не в половину обычных. Сам же всадник оказался сухим жилистым старичком с длинным заостренным носом и пылающим румянцем на щеках.

  – Дайардин приветствует Брикрена, – произнес Ивар.

  – А ты чей таков будешь? – вцепился в него своими глазами-буравчиками пожилой наездник. – Или ты тот самый контрабандист-имралтинец, которого дружки ссадили на берег за буйство и пристрастие к зелену вину?

   – Он самый, – кивнул Ивар, усмехнувшись про себя скудности людской фантазии. – Дайардин поручил мне забрать деньги и письмо.

   – Это уж как водится. – Брикрен достал из-за пазухи сверток и протянул его Ивару. – Держи, пересчитывай.

   В свертке лежали двенадцать золотых торкелей и небольшой свиток пергамента, скрученный с обеих сторон.

   – Все верно? – спросил Брикрен и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Как поживает себе почтенный Дайардин?

   – Насколько я могу знать, неплохо, – ответил Ивар.

   – Неплохо, ага... А как поживает его, кхм-кхм, сынок по имени Оверет? – Брикрен столь старательно выделил свое насмешливое «кхм-кхм», что не услышать это не мог разве что глухой.

   – Совсем недавно видел его в добром здравии, – пожал плечами Ивар. – А что, разве он не сын Дайардина?

   – Ну ты ж сам его видел. Разве он в чем-то похож на нашего сурового солевара? – Брикрен изогнул в насмешливой усмешке тонкие влажные губы. – Ну да ладно, семья – дело темное, наше ли дело лезть под чужое одеяло? Еще раз мое почтение дорогому Дайардину, – Брикрен отвесил ироничный полупоклон, развернул коня и ускакал прочь.

   «Странный старичок», подумал Ивар. «К чему он припомнил Оверета и на что намекал? Или просто злоязычный пустозвон, любитель поперемывать косточки?»

   Ивар вспомнил про блестящий предмет, выпавший из гривы вороного коня. Вернувшись к тому месту на тропинке и недолго порывшись в невысокой прошлогодней траве, он, наконец, нашел то, что искал. Увы, это была обычная речная ракушка. Скорее всего, запуталась в гриве, когда конь купался в реке.

  «Подожди», – одернул себя Ивар. «Какое „купался“, если сейчас конец зимы?! Что могло загнать коня в ледяную воду?»

   Ивар задумчиво смотрел на следы, оставленные на снегу подковами черного коня, в том месте, где он развернулся и ускакал в лес. Что-то странное было во всем этом, что-то до крайности простое, но в то же время ускользавшее от понимания. Левый висок заныл уже знакомой пульсирующей болью. Боль стучала все сильнее и сильнее – и тут Ивар увидел очевидное: следы подков вели не в лес, а из леса.

   Ивар внимательно осмотрел землю, не было ли следов в обратном направлении. Ни единого. «Выходит, кто-то подковал коня задом наперед. Но зачем?»

***

  В этот день носильщики закончили работу раньше, чем обычно. Приближался вечер Имболка, дня очищения и поворота на весну. Небо над Элланом совсем распогодилось, лишь редкие облачка цвета тающего снега затеняли пробуждающееся весеннее солнце. Снег постепенно сходил с земли, на первых проталинах уже пробились хрупкие подснежники и дерзкие первоцветы.

  У входа в корчму Ивар встретил своего старого знакомого Хейни, громко пререкавшегося с кузнецом Фариером. Хейни выглядел явно перебравшим и нес какую-то околесицу про записку, деньги, дупло и братство. Фариер раздраженно пенял ему за то, что Хейни сбивает с пути неокрепшие души. Из обрывков их разговора Ивар понял, что Фариер застал в корчме сильно захмелевшего Вихана, пьянствовавшего с еле вязавшим лыко Хейни.

   Ивар поприветствовал обоих. Хейни тут же бросился к нему с объятиями и невразумительными причитаниями. Насилу им с Фариером удалось угомонить его и отправить домой отсыпаться.

   – И сам под гору катится, и молодого за собой тащит, – сердито пробурчал Фариер.

   – Вихан не работал сегодня? – поинтересовался у кузнеца Ивар.

   – С самого утра отпросился на весь день, сказал, что приболел. А сам вон по кабакам рассиживается.

   – Кстати, Фариер, за Виханом никогда не водилось странностей? Например, следить за кем-то без причины?

   – Следить? Зачем? Нет, ничего такого не припомню. Вихан давно уже вышел из детского возраста. Почему ты спросил?

   – Просто видел его сегодня в Долине Туманов около полудня ... – пожал плечами Ивар.

   – А ты что там делал? – недоверчиво перебил его Фариер.

   – Дайардин послал меня встретить одного человека из Крейга.

   – Ну понятно. Так ты говоришь, Вихан сегодня был в Долине Туманов?

   – Да, я встретил его, не доходя немного до Старого Тиса. Сначала Оверета, а затем его. Мне показалось, что Вихан следил за Оверетом. Еще спросил меня, не делал ли тот чего подозрительного. А немного погодя мне почудилось, будто кто-то следит за мной из тумана. Скорее всего, это снова был Вихан. Вот я и спрашиваю про странности. С чего бы вдруг ему понадобилось за мной следить?

   – «Показалось», «почудилось», – насмешливо фыркнул кузнец. – Что еще тебе почудилось? Под Старым Тисом еще и не такое привидится.

   – Да, – вспомнил Ивар. – Была еще одна вещь. Я видел под Старым Тисом свеженарезанные куски лосося. Это какой-то местный обычай?

   – Лосося? – удивился Фариер. – Первый раз слышу про такое. Лосось – житель Нижнего мира, его не приносят в дар Бригантии. Ей принято подносить плоды, ягоды, злаки – словом, все, что растет над землей. Те, кто особо чтят трехликую богиню, закапывают в землю цыпленка в месте слияния трех ручьев. Хотя, как правило, люди просто выставляют немного овечьего молока за дверь.

   Фариер посмотрел на кроваво-красный закат и, довольный, заключил:

   – Похоже, завтра будет добрый день, ненастный.

   – Какая же радость в ненастье? – удивился Ивар.

   – Завтра старуха Калех пойдет собирать дрова на остаток зимы, – словно ребенку, принялся объяснять Фариер. – Если старая ведьма захочет, чтобы зима продлилась еще долго, она сделает Имболк ясным и солнечным. Ну чтобы успеть набрать много дров. А если будет пасмурно, значит, Калех спит без задних ног и зима скоро кончится. Но надо будет еще завтра посмотреть, вышли ли из спячки змеи и барсуки.

   – У вас сжигают чучело Калех на Имболк? – поинтересовался Ивар.

   – Нет, только карлины.

   – Что это?

   – Осенью, если ты убираешь урожай зерна раньше соседа, принято из последнего пучка колосьев делать соломенную куклу – карлину – и бросать ее на поле твоего отставшего соседа. В конце концов, тот, кто собирает урожай последним в селении, получает себе всех карлин. Прошлой осенью такое «счастье» досталось Оверету. Это называется «приютить у себя Калех». Такой человек должен хранить карлины и заботиться о них до следующего года, иначе Калех обидится на него. Ну а потом, на Имболк, он сжигает карлины на горсете.

   – Фариер, как ты думаешь, если Калех еще не умирает на Имболк, а Бригантия уже возрождается – не тесно ли им вдвоем в этом мире? Ведь Калех властвует над погодой от Самайна до Бельтайна,* так? Но что же тогда делает Бригантия в эти три месяца, от Имболка до Бельтайна?

  [*Праздник начала лета, приходится на первые числа мая]

   Фариер недоверчиво покосился на Ивара, но все-таки решился ответить:

   – По правде сказать, и я не раз задавался этим вопросом. И вот что я думаю. Я думаю, что Бригантия и Калех – это одна и та же богиня. Просто к Самайну Бригантия состаривается и превращается в Калех, а Калех на Бельтайн умирает, превращаясь в камень, и тут же возрождается в виде юной Бригантии.

   – Но тогда получается, что люди ждут благословения Бригантии, а получают его от Калех? – изумился Ивар.

   – Да. В жизни такое случается, что добро мы получаем от тех, от кого ожидаем зла. Как и наоборот.

   Фариер зачерпнул горсть снега с земли, умыл им лицо, что-то прошептал себе под нос и прикрыл левый глаз.

   – Доброй ночи, Ивар, – произнес он после недолгого молчания. – И да сгорит в огне Имболка все, чему суждено сгореть.

***

  В доме Дайардина была жарко натоплено и по-домашнему уютно. В честь праздника Рой зажгла свечей больше, чем обычно, и приготовила щедрый ужин. Сначала шла сочная баранья нога в сухарях, затем бобовое пюре на масле и молоке, перемешанное с луком и листьями капусты. Завершал праздничный ужин пудинг с клюквой, корицей и имбирем, пресные хлебцы с изюмом и шипучий медовый напиток.

   То ли полный желудок не давал уснуть Ивару, то ли громкие голоса гулявших жителей Оллтре, но у него никак не выходил из головы сегодняшний сон. Точнее, тот сложившийся из знаков каменный портал. Ивар был почти уверен, что уже видел похожий трилит* на горсете, когда бродил там с Аскуром и Витрой. Да, ошибки быть не могло, он хорошо запомнил тот темный знак на лежащей сверху плите: три наклонные черты, перечеркнутые вертикальной.

  [*Два вертикально стоящих камня с третьим, положенным поверх них]

   Ивар спрыгнул с сеновала и вышел на улицу. Со стороны поселка доносились отзвуки гулянья и потрескиванье костров. От дома Дайардина до горсета было чуть более двухсот шагов. Ивар обошел каменное поле с восточной стороны и, наконец, увидел то, что искал.

   На северной стороне каменного лабиринта возвышался огромный трилит. Подойдя ближе, Ивар разглядел в темноте тот самый таинственный знак на верхней плите. «Надо будет спросить у Фариера или Дерога, что означает этот символ», подумал он. Ивар задумчиво погладил рукой шероховатую поверхность камня, словно это была могучая шея исполинского коня, навеки заточенного там, внутри, по ту сторону холодного столпа.

  И тут он услышал шаги. Негромкие осторожные шаги по скрипучему снегу. Ивар пригнулся и укрылся за одним из камней трилита. Шаги приближались. Ивар видел, как чья-то тень подкралась к менгиру,* возвышавшемуся шагах в десяти от него. Тень огляделась, прислушалась, затем достала из-за пазухи что-то напоминающее длинный нож, опустилась на корточки у основания камня и принялась ковырять подмороженную землю. Выкопав небольшую яму, незнакомец положил в нее какой-то сверток, засыпал обратно землей и тщательно утрамбовал. Еще раз оглянувшись по сторонам и прислушавшись к ночным звукам, он направился обратно в сторону поселка.

  [*Досл.: «длинный камень»]

  Дойдя до центра горсета, до Омфала и жертвенного камня, ночной гость внезапно остановился. Ивар услышал, как чиркнул кремень по кресалу, затем увидел занявшийся костерок рядом с Омфалом. Пламя было несильным и горело не дольше минуты, однако Ивар успел разглядеть лицо незнакомца. Это был Оверет. Молодой пастух стоял, задумчиво глядя на догоравшую солому и что-то беззвучно шепча.

День пятый

  На следующее утро Ивар проснулся от громкого пения на улице. Нестройный хор женских голосов прилежно выводил:

  Приди, защитница семьи и очага,

  та, что вдыхает жизнь в уста певца,

  что направляет руку кузнеца

  и пробуждает сонные луга.

  Работы на сегодня не было: все жители Оллтре праздновали Имболк. Выйдя на улицу, Ивар заметил стайку девушек в белых одеждах, с распущенными волосами и в венках из желто-белых нарциссов. Девушки носили от дома к дому тростниковое чучело Бригантии. Кто-то давал им лепешку или кусок сыра, кто-то дарил бусы из высохших ягод, свежесорванные цветы или ракушки – для украшения тростниковой богини.

  На деревьях у домов дрожали на ветру лоскуты одежды, развешанные жителями накануне, с тем чтобы Бригантия наделила их обережной и целительной силой. У дверей домов стояли вынесенные вечор миски с едой и кувшины с молоком – подношение для богини. Просыпавшиеся жители выходили на улицу, умывались снегом и пытались разглядеть в золе, рассыпанной ими у порога вчерашним вечером, следы от посоха Бригантии: заходила ли богиня ночью в их дом или же, обидевшись на что-то, прошла мимо.

  После полудня мальчишки и парни постарше устроили петушиные бои на пустыре у горсета. Тут же неподалеку полыхал высокий костер, куда жители Оллтре бросали сухие травы со словами:

  Под напевы сладкие свирели

  Выйдет Королева из холма.

  Дочь Ивора, я тебя не трону,

  Только уж и ты не тронь меня!

  На горсете собрались почти все жители поселка. Ивар увидел здесь старосту Гервина с женой Дилит, важно прошествовавших сквозь толпу. Чуть позже подошли Дайардин и Рой. За ними, старясь держаться подальше друг от друга, плелись с каменными лицами Эсгис и Оверет. По их виду было понятно, что лишь присутствие родителей не позволяет им броситься друг на друга с кулаками. Вездесущие Аскур и Витра тоже были здесь, о чем-то настойчиво упрашивая мать. На строгом лице Фиолы, однако же, читалось решительное «нет». Позади них подмастерье Вихан что-то горячо доказывал Фариеру. Пару раз промелькнуло в толпе бородавчатое лицо мельника Тервела. Не было видно лишь Хейни – скорее всего, пьянствующего в корчме – да Дерога со знахаркой Маллт.

  – Ивар, дружище, подсоби! – раздался сзади звонкий тенорок. Обернувшись, Ивар увидел Кивриса Нейдра, тащившего по земле раму из наспех сколоченных досок. За Киврисом следовала шумная ватага чумазых детей.

  – Что это? – удивленно спросил Ивар.

  – Подмостки. У нас тут свой маленький театр одного актера, – во весь рот улыбнулся Киврис. – Развлекаю народ сказками нравоучительного свойства. Поможешь собрать? Нужно будет закрепить подмостки в земле, завесить тканью, ну и всякое другое в том же духе.

  Ивар кивнул и принялся помогать Киврису.

  – Странное слово «имболк», – обронил Ивар, копая ямы под подмостки. – Ты не знаешь, что оно означает?

  – Не знаю. Кажется, что-то, связанное с овечьим молоком, – предположил свинопас.

  – А оно не может быть как-то связано с народом фирболг, что, говорят, жил здесь в древности?

  – Не думаю, – возразил Киврис, прикапывая раму. – Ведь слово «фирболг» оканчивается на «гэ», а не на «ка», как «имболк». Вряд ли они как-то связаны.

  Пока они собирали самодельную сцену, появились Дерог и Хейни. Судя по недовольной мине последнего, филид опять оторвал его от кувшина с вином. Дерог же, не обращая внимания на причитания Хейни, скользил обеспокоенным взглядом по толпе собравшихся, как будто выискивая в ней кого-то.

  Из принесенного с собой мешка Киврис достал две соломенные куклы. Одна изображала мерзкую старуху с длинным крючковатым носом, восседавшую на бледно-сером коне, другая – молодого паренька в залихватско заломленной назад шляпе.

  – Сегодня будет сказка про старуху Смерть и пройдоху Эйтилуха, – пояснил Киврис. – Слышал такую?

  – Нет еще, – ответил Ивар.

  – Я ее на Имралтине видел однажды, в настоящем театре, – похвастался свинопас.

  – Единожды увидел и дословно запомнил? – удивился Ивар.

  – Ну, может, не совсем дословно, но вообще на память не жалуюсь, – похвастался Киврис.

  Рядом с ними стоял Дерог и недовольно косился на соломенных кукол, насаженных на руки Кивриса.