Текст книги "Покорители Америки. Колумб. Кортес"

Автор книги: Герберт Матис

Соавторы: Чарльз Верлинден
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

ПЕРВОЕ ПЛАВАНИЕ

22 мая 1492 года Колумб снова прибыл в маленькую гавань Палоса в устье Рио-Тинто, но на этот раз не как проситель. У него было королевское предписание городу Палосу предоставить в его распоряжение три каравеллы. Согласно приказу корабли должны были быть готовы в течение десяти дней, однако потребовалось десять недель, прежде чем приготовления к путешествию были завершены.

Из трех кораблей, «Нинья», «Пинта» и «Санта-Мария», первый представлял собой маленькое судно с отличным быстрым ходом. «Нинья» участвовала во всем первом плавании, во втором и в третьем, но неизвестно, вернулась ли она после последнего плавания. Она имела водоизмещение примерно 60 тонн или немного меньше, 70 футов в длину, но это не совсем точно. Ее осадка была незначительной. Определенно только одно, что все корабли были однопалубными. Снасти «Ниньи» состояли первоначально из треугольных латинских парусов, но на Канарских островах Колумб велел заменить их прямоугольными парусами на двух мачтах, чтобы увеличить ее скорость. С тех пор «Нинья» была самым быстроходным парусником из этих трех судов.

На «Пинте» с самого начала были прямоугольные паруса. Она принадлежала некоему Кристобалю Кинтеро из Палоса, а владельцем «Ниньи» был Хуан Ниньо из Могера. «Пинта» была, вероятно, несколько больше «Ниньи». Один из матросов ее экипажа первым увидел Новый Свет. Она была и первым кораблем, который вернулся в Старый Свет.

В отличие от обоих маленьких кораблей, «Санта-Мария» была построена не в одной из гаваней Рио-Тинто, а в Галисии, на северо-западе Испании. Колумб арендовал ее у ее владельца Хуана де ла Коса из Сантоньи в провинции басков. Она была не очень хорошим парусником, и ее осадка была слишком большой для плавания в не очень глубоких водах у Антильских островов, где она и погибла. Это была не каравелла, как два других судна, а «нао», более тяжелый и громоздкий корабль около 100–110 тонн.

На таких маленьких кораблях условия жизни были очень примитивными. Лишь у капитана было отдельное жилое помещение. Его люди спали, где только могли найти место, иногда прямо на палубе между орудиями, бомбардами и фальконетами, из которых стреляли каменными ядрами или картечью.

Кто же представлял офицеров и команду?

Об этом известно несколько лучше, чем о кораблях, особенно, что касается имен. Есть сведения и о личности некоторых из них.

_{«Нинья»}

Мартин Алонсо Пинсон, капитан «Пинты». В год отплытия ему было 45–50 лет. Он происходил из состоятельной семьи в Палосе. В первом плавании принимали участие и другие члены его семьи. Вторым офицером Мартина Алонсо был его брат Франсиско Мартин, а младший брат Висенте Яньес командовал «Ниньей». На «Пинте» были трое Пинсонов, так как один из их двоюродных братьев по имени Диего был там матросом; почти семейство. Но вскоре это обернулось для Колумба неприятностями.

По всей видимости, у Мартина Алонсо Пинсона с самого начала было желание самому открыть Сипанго, описанную Марко Поло, поэтому он и принимал участие в экспедиции Колумба. Этим и объясняется его постоянное неповиновение. Висенте Яньес, несмотря на свои 30 лет, был отличным моряком и прекрасным работником. Позже, в 1499 и 1500 годах он предпринял самостоятельное путешествие и открыл Амазонку. Его двоюродный брат Диего тоже принимал участие в этом плавании, но это уже было после того, как он сопровождал Колумба в его третьем путешествии в 1498 году.

В то время как Пинсоны были жителями Палоса, соседний город Могера представляли моряки с «Ниньи». Хуан, старший, был владельцем «Ниньи» и был вторым офицером у Винсенте Яньеса Пинсона. Пералонсо был кормчим на «Санта-Марии». Позже его назначили главным кормчим Кастилии. В 1499–1500 годах он самостоятельно исследовал Жемчужное побережье.

Франсиско Ниньо, будучи во время первого плавания Колумба простым матросом, во втором путешествии стал кормчим и принимал участие в четвертом плавании. Эти трое Ниньо и некоторые другие, принимавшие участие в следующих путешествиях Колумба, были самыми лояльными и способными его помощниками. Хуан Ниньо был ему особенно близок, и после возвращения из первого плавания он принимал участие в торжественном приеме в Барселоне.

Кристобаль Квинтеро из Могера, как уже упоминалось, был владельцем «Пинты», которой командовал старший Пинсон. Во время третьего путешествия он был вторым офицером на борту корабля адмирала. Хуан Квинтеро, корабельный унтер-офицер «Пинты», принимал участие во всех четырех путешествиях.

Благодаря исследованиям, проведенным Алисией Баче Гоулд, сейчас известны имена 87 из 90 членов экипажа первого путешествия. Около 40 из них были на «Санта-Марии», по 25 на каждом из обоих меньших кораблей. Четверо из них не были испанцами: один португалец из Тавиры, генуэзец, калабриец и венецианец. Испанцы – за исключением одного моряка из Мурсии и десяти басков и галисийцев, прибывших на «Санта-Марию» с севера, – из провинции, к которой относились Палое и Могера, или из андалусских городов Севилья, Кадис, Херес, Пуэрто-Санта-Мария и даже из Кордовы. Можно заключить из этого, что большинство из них было из центральной части страны. В своем основном составе экипаж первого плавания Колумба был из Андалусии.

На каждом корабле судьба экипажа находилась в руках капитана, второго офицера и кормчего. Колумб, капитан «Санта-Марии», был одновременно и главнокомандующим всей маленькой эскадры. Его ближайшим помощником был Хуан де ла Коса, владелец «Санта-Марии» и Пералонсо Ниньо, кормчий. На «Пинте» под командованием Мартина Алонсо Пинсона вторым офицером был Франсиско Мартин Пинсон и Кристобаль Гарсиа Сармьенто кормчим. На «Нинье» капитаном был Висенте Яньес Пинсон, Хуан Ниньо – вторым офицером и Санчо Руис де Гама – кормчим.

Предполагали, что Хуан де ла Коса, владелец «Санта-Марии», был и картографом, имевшим такое же имя, который в 1500 году нарисовал знаменитую карту мира. Это, однако, невозможно, так как известно, что картограф принимал участие во втором плавании на «Нинье», тогда как названный первым Хуан де ла Коса именно в это время перевозил пшеницу между Андалусией и баскской провинцией Гипускоа. В документе от февраля 1494 года, из которого заимствованы данные сведения, ясно сказано, что он потерял свой корабль в Индийской Америке. «Санта-Мария», владельцем которой был названный первым Хуан де ла Коса, погибла именно во время первого плавания в Америку. Эти сообщения ясны и достоверны.

Кроме офицеров, в экспедиции принимал участие толмач [6]6
  Толмач – переводчик.


[Закрыть], крещенный еврей Луис де Торрес, который немного знал по-арабски. Предполагали, что этот язык им будет необходим для переговоров с восточными князьями. На каждом корабле был и свой «alguacil» (полицейский чиновник). На «Санта-Марии» исполнять эту должность Колумб назначил Диего де Тарану, кузена своей любовницы Беатрис. Для составления официальных документов, таких как объявления об овладении открытыми во время плавания островами, эскадру сопровождал «escribano» (секретарь). В его обязанности входило в случае необходимости вести переписку с иностранными правителями. Но ничего не было сказано о том, что он владел другими языками. Даже и с помощью толмача Луиса де Торреса с правителями Китая и Японии он мог бы общаться только на еврейском или на ломаном арабском. «Veedor», королевский контролер, доллсен был следить за соблюдением прав короны, так как надеялись добыть много золота и драгоценных камней. На каждом корабле был и свой хирург, но, к счастью экипажа, во время этого плавания ему почти нечего было делать.

_{Плавания Колумба}

Странным образом во время первого плавания на борту не оказалось ни одного представителя духовенства. Но все члены экипажа, от главнокомандующего до последнего матроса, исповедовались в день отъезда и причащались. Рано утром, в пятницу, 3 августа 1492 года, Колумб вышел из гавани Палоса и на трех каравеллах взял курс на океан.

Генуэзец планировал сначала подойти к Канарским островам, так как этот путь был хорошо знаком уже полтора столетия. Следуя тогдашней географии, он находился там на широте Японии, долгожданного Сипанго. А потом его отнесло ветрами…

Облик мира изменило удивительное смешение заблуждений и счастливых случайностей. Если бы Колумб взял курс немного севернее, то его постигла бы та же участь, что и фламандца ван Ольмена несколько лет тому назад, и он не открыл бы Америку. А может быть, во время своего путешествия в Гвинею он заметил, что у Канарских островов ветры дуют на запад, но как далеко? Этого он в любом случае не знал. Поэтому не только попутные ветры – счастливая звезда вела его.

Спустя шесть дней на горизонте появился остров Гран-Канария, в то время как обычно для подобного расстояния необходимо восемь или десять дней. Там Колумб оставил «Пинту», руль которой часто ломался и его нужно было отремонтировать, а сам продолжал свой путь на «Санта-Марии» и «Нинье» до острова Гомера. 12 августа он прибыл туда и пополнил свои запасы. Но так как «Пинта» не следовала за ними, он вынужден был вернуться в Лас-Пальмас, столицу Гран-Канарии, здесь он узнал, что Пинсон из-за плохой работы руля две недели блуждал по морю, прежде чем смог войти в гавань. Ремонтные работы шли полным ходом, и это время использовали для того, чтобы сменить оснастку на «Нинье».

В пятницу, 1 сентября 1492 года, маленькая эскадра покинула наконец Лас-Пальмас и прибыла на следующий день в Сан-Себастьян, гавань Гомеры. Рано утром б сентября Колумб оставил Старый Свет далеко позади себя и отправился в неизвестность. По крайней мере, он надеялся на это. На самом же деле ветры противоположного направления отнесли его назад. Лишь в три часа утра 8 сентября он достиг зоны ветров, которые понесли его на запад. Вечером 9 сентября земля полностью скрылась за горизонтом.

С этого момента дни и ночи отличались у моряков только сменой вахты на корабле. Лично у Колумба они отличались по молитвам, которые он читал по своему молитвеннику. Может быть, это был тот самый молитвенник, который еще и сегодня хранится в библиотеке Линкеи в Римской академии. В своем путевом дневнике, дошедшем до нас не в оригинале, а в копии и написанном живым и выразительным языком, Колумб записывал общие молитвы, которые, следуя старому обычаю, читали на борту кораблей: на восходе солнца – Salve Regina, утром – молитва, читаемая одним из молодых матросов. Ее текст Колумб не приводит, но он известен из других источников. За ней следуют – Pater noster и Ave Maria. Самая короткая молитва – не литургическая. Она возникала в глубине души моряков, которые после благополучно пережитой ночи были рады снова увидеть свет солнца на спокойном или бурном, но всегда опасном море:

«Слава свету и святому кресту и Господу нашему праведному и святой Троице. Слава душе нашей и Господу, подарившему е*е нам. Слава дню и Господу, пославшему его нам».

За обедом, который обычно готовили молодые матросы, пили вино или воду. Обед включал в себя сухари, соленое мясо или рыбу, сыр, бобы, чечевицу, приготовленную с оливковым маслом и чесноком.

Свое местонахождение Колумб определял по простому квадранту. Он представлял собой деревянный сегмент круга в 90°, на одном из прямых углов которого с помощью двух искателей визировали звезду, служащую ориентиром, а свисающий с острия свинцовый отвес на дуге в 90° показывал высоту. Из-за свинцового лота этот навигационный прибор на движущемся корабле работал не очень точно.

С определением долготы дела обстояли еще хуже. Так было и после Колумба, вплоть до изобретения хронометра в XVIII веке. Когда Колумб открыл Америку, на борту корабля не было никаких особых приборов для определения долготы. Направление устанавливали по компасу, время измеряли при помощи песочных часов; определяли расстояние, пройденное за указанное время, и полученную точку наносили на карту. Конечно, расхождения между магнитным и географическим севером играли большую роль, но на счастье Колумба его плавания проходили в зонах очень незначительного отклонения. Этому способствовал также и тот факт, что корабли были деревянными и на них было не так уж много металлических предметов. Для измерения долготы нужно было знать скорость корабля, но лаг и его узлы были изобретены лишь в XVI веке. Во времена Колумба скорость определяли глазомером. На его карте не были обозначены широта и долгота.

В ночь с 7 на 8 сентября, когда они находились между островами Гомера и Тенерифе, Колумб начал отмечать пройденное расстояние. Так как он все время придерживался одного и того же направления, это было не очень трудно делать. Намного сложнее было на обратном пути, когда он часто должен был менять курс. И в результате он прибыл не в Испанию, а в Португалию. Такими были сюрпризы и опасности навигации по собственным оценкам. Но, как можно будет видеть в дальнейшем, Колумб относился к людям, умеющим свести к минимуму подобные сюрпризы и опасности. У него был ярко выраженный дар наблюдений за всеми приметами, которые моряку дает природа на небе и на море, а его физические и духовные силы, его выносливость были ни с чем не сравнимы.

Во время его первого плавания, изменившего представления о лице мира, навигация была довольно примитивной. В достижении больших успехов Колумбу сопутствовало счастье. Не было ни одного шторма, ни одного штиля, лишь несколько дней менялось направление ветра. Трудности, с которыми генуэзец мастерски справлялся, были, прежде всего, морального и общечеловеческого свойства. Он знал, что в любой момент команду может сковать страх, так как они были уже очень далеко от земли. На официальной карте он помечал более короткие расстояния по сравнению с теми, которые они, по его мнению, проходили. Лично для себя он держал другую карту. Ошибки в оценках допускали в то время все. Но на основе записей об обеих картах в его дневнике можно определить, что он меньше ошибался там, где хотел ввести в заблуждение других, чем там, где отмечал, по его мнению, истинное положение дел. Во всяком случае, эта хитрость частенько оказывала ему неоценимую услугу.

Море было голубым и искрилось на солнце, высоко над мачтами величественно проплывали облака, теплый воздух надувал паруса. 16 сентября Колумб писал: «Утро великолепное, погода, как в апреле в Андалусии, недостает лишь пения соловья». В этот день они вступили в Саргассово море, море с плавающими водорослями. 21 и 22 сентября казалось, что они плывут по бескрайнему желто-зеленому лугу. Но вскоре, привыкнув, они уже не чувствовали такого беспокойства.

Между тем эскадра шла примерно на 28 градусе широты. Незначительные отклонения стрелки компаса на северо-запад обеспокоили команду, но, все основательно обдумывая, Колумб вносил необходимые коррективы.

Некоторое время дули лишь слабые ветры. 25 сентября Мартину Алонсо Пинсону показалось, что он видит землю. Но это было всего лишь облако. С 26 сентября по 1 октября они прошли 382 мили, тогда как в самом начале они проходили по 174 мили за сутки. Океан был настолько спокоен, что команда заскучала и начала роптать. У них, вероятно, было и что похуже на уме, так как однажды Колумб спокойно сказал им, что они могут даже и убить его, но это вряд ли принесет им пользу. Их всех казнят, если они вернутся в Испанию без него. Затем он начал говорить о богатствах, ожидающих их на Востоке, о наградах, которые они могут получить по возвращении.

В первую неделю октября скорость заметно увеличилась, примерно до 142 миль в день. Направление немного изменилось на юго-запад, отчасти из-за отклонения компаса. К счастью, конечно, иначе 12 октября Америка не была бы открыта. 7 октября на «Нинье» снова показалось, что они увидели землю. Стали встречаться большие стаи птиц, обычно летящих в это время из Северной Америки на Бермудские острова, и Колумб решил следовать этому знаку с небес. Это было очень важным решением, так как эскадра, отнесенная Гольфстримом к берегам Флориды, могла потерпеть крушение. Даже если удалось бы им избежать водоворота, их понесло бы течением вдоль берегов современных Соединенных Штатов Америки, и в лучшем случае они то под парусами, то по течению могли бы отправиться обратно в Европу, лишь издали увидев берега, но ничего не открыв. Стаи птиц приподняли завесу, закрывавшую западному человеку Новый Свет.

За двести миль до Багамских островов, то есть за два дня до великого открытия, 10 октября, плавание чуть не закончилось безо всякого результата. На борту все время возрастало напряжение. Несмотря на стаи птиц, земли не было видно. Колумб был вынужден даже пообещать, что вернется в Испанию, если в течение двух-трех дней они не увидят берег. Что же случилось? 9 октября, когда море было совершенно спокойным, трое капитанов, Колумб и оба Пинсона, совещались на борту «Санта-Марии». Пинсоны хотели повернуть обратно, но дали себя уговорить. Подслушивал ли кто-либо у двери? Во всяком случае 10 октября, когда поднялся ветер и «Санта-Мария» стала быстро продвигаться вперед, экипаж охватил страх. Колумб вынужден был пообещать в случае необходимости повернуть назад.

11 октября ветер усилился, и скорость увеличилась еще больше. Появились новые приметы близости земли. Мимо проплыла зеленая ветка с маленьким розовым цветком и обтесанная палка. Значит, где-то близко должны были жить люди. На следующую ночь луна освещала море далеко впереди кораблей. Все затаили дыхание, боясь прибрежных рифов.

Рано утром Родриго де Триана, стоявший на вахте у носовой надстройки «Пинты», вдали на западе увидел песчаный берег. «Земля, земля!» – закричал он. В шести милях от них была Америка.

Из предосторожности Колумб дал команду убрать паруса и дожидаться дня подальше от рифов. На восходе солнца они увидели островок в Багамском архипелаге – коралловый остров длиной двадцать и шириной десять километров, 24 градуса северной широты и 74,30 градуса восточной долготы.

На западном побережье в бухте Фернандес Колумб с двумя другими капитанами сошел на берег. Они упали на колени и со слезами на глазах целовали землю. Первым поднялся Колумб и дал острову имя Сан-Сальвадор, в честь Спасителя, защитившего их.

С развернутым королевским стягом он сел в лодку «Санта-Марии». Среди нагих дикарей, собравшихся на берегу, он подозвал секретаря Родриго де Эскобеда, а также «veedor» Санчеса де Сеговия, королевского представителя, и объявил перед ними о введении острова во владения Католических королей. Все присутствующие христиане торжественно поздравили его как адмирала Океана и вице-короля Индии, представляющего корону. Таким образом, этот титул впервые обрел свое существование не только на бумаге. Но индейцы, конечно, не знали, что теперь они стали подданными далеких повелителей, под власть которых попадут миллионы их братьев по расе, которых они тоже не знали. Они только разглядывали красные шляпы и стеклянные жемчужины, подаренные адмиралом.

14 октября Колумб покинул эту приветливую и дикую землю и отправился на поиски Сипинго, так как он был убежден, что открыл первый остров азиатской Индии. Теперь он хотел отыскать описанный Марко Поло богатый остров сокровищ. К вечеру он достиг острова Санта-Мария-де-Консепсьен, современный Рам-Ки. На следующее утро они посетили второй остров, а затем Фернандину, современный остров Лонг-Айленд. Это была узкая полоса – 60 миль длины и четыре мили ширины. Повсюду испанцев встречали довольно приветливо. Индейцы, поднимавшиеся на борт, вдоволь наслаждались сахарным сиропом, так как еще не пришло то время, когда на Антильских островах начали возделывать сахарный тростник. Это был более поздний дар колонистов, а черные рабы были их гибельным последствием. На Лонг-Айленде европейцы открыли для себя гамаки, миролюбивый подарок индейцев западной цивилизации.

Колумб переезжал с одного острова на другой и в благоприятных местах становился на якорь. Индейцы, которых он либо брал с собой с их согласия, либо загонял силой, постоянно твердили ему о короле, владевшем богатыми запасами золота и пряностей. Это мог быть Великий хан, для которого у Колумба были верительные грамоты. Он должен был править на Кольбе, или Кубе, а Куба была для него Сипанго. 27 октября с наступлением ночи адмирал увидел гористое побережье. На следующее утро он вошел в широкую реку с цветущими берегами и певчими птицами. Но где же храмы и дворцы Сипанго?

Если это не Япония, то, значит, Китай. 29 октября Колумб поднял паруса и направился к Кинсаю, большой китайской гавани, обозначенной на картах, о ней так часто рассказывал венецианский мореплаватель. Но повсюду он находил лишь селения аборигенов и никакого золота. Ему рассказывали о Кубанакан, одной из центральных областей Кубы, и он полагал, что речь идет о Великом хане. В глубь страны был послан отряд под началом толмача Луиса де Торреса, крещенного еврея, который немного говорил по-арабски. У Торреса был латинский паспорт, его сопровождал некий Родриго де Херес, посетивший некогда короля негров в Гвинее. Проводниками служили два индейца.

Между тем адмирал с помощью деревянного квадранта определил свое местонахождение и установил, что он должен находиться на 42 градусе северной широты. Он ошибался более чем на 20 градусов! Вычисление долготы укрепило в нем его убеждение в том, что Куба – это не Япония, а азиатский континент. В ожидании своих послов Колумб и его люди питались сладким картофелем, в то время еще неизвестным в Европе, местными бобами, обогащавшими их мясные и рыбные блюда. Иногда некоторое разнообразие в их меню вносил легуан.

Вернулся Торрес, так и не обнаружив Великого хана. Но он узнал о табаке, который мог дать торговцам намного больше, чем то золото, которое Колумб так же напрасно искал, как и великого правителя «Азии».

Эти поиски от одного острова к другому, от одного переезда к другому утомили многих людей экипажа. 22 ноября «Пинта» под командованием Мартина Алонсо Пинсона исчезла из поля зрения двух других кораблей и отправилась на поиски на свой страх и риск. На второй неделе января 1493 года Колумб видел ее в последний раз.

Вместе с Висенте Яньесом он продолжал исследовать северное побережье Кубы. В своем дневнике он записывал каждую деталь. Часто один только вид пышной растительности и гармоничных линий ландшафта приводил в восторг его поэтическую натуру. 5 декабря он достиг восточного края острова, который назвал мысом Альфа и Омега, что означало начало и конец, так как он верил, что достиг самой крайней точки азиатского континента. Но вскоре на горизонте обозначилось побережье Гаити. 9-го он решился назвать остров, вдоль которого плыл, Эспаньолой. Впоследствии он был назван на латинский манер Испаниола. Он еще не знал, что этот остров будет первой испанской колонией в Америке, что его там арестуют и однажды похоронят.

Когда 16 декабря он установил связь с одним касиком [7]7
  Касик – вождь, старейшина индейских племен Центральной Америки. – Прим. ред.


[Закрыть], испанцы нашли, наконец, немного золота. У этого вождя была небольшая пластинка золота величиной с ладонь. Он был местным торговцем и менял его маленькими кусочками. Другой касик более высокого ранга посетил Колумба на борту «Санта-Марии». В своем путевом дневнике, который он вел для своего испанского покровителя, генуэзец очень подробно рассказывает об этом. Колумб убедил его, что все эти острова можно очень легко подчинить себе, так как туземцы отнеслись к ним достаточно дружелюбно. Они видели в Колумбе и его людях посланцев с небес, тогда как европейцы уже считали их своими будущими рабами.

23 декабря узнали, что центральная часть Эспаньолы на языке тайно называется Сибао, это могла быть только Сипанго. Там должно было быть золото, что на этот раз и случилось.

24 декабря Колумб покинул бухту Акюль, где он узнал эту новость, и решил рождественские праздники провести с касиком Гуаканагари. Ему казалось, что это имя звучит по-японски.

В полночь «Санта-Мария» и «Нинья» очень медленно продвигались вперед, ветра почти не было. Они находились в миле от мыса Гаити.

После постоянной суеты последних двух суток команда «Санта-Марии» чувствовала себя изможденной. Часто сходили на берег, чтобы еще больше узнать о Сипанго и золоте, к тому же еще прибавились посещения туземцев. Никто не спал, было так тихо, что всем хотелось отдохнуть. Сменили вахту. Хуан де ла Коса, командовавший вахтами и сам уставший, дал своим людям возможность немного передохнуть, и сам вскоре заснул. Молодой матрос дремал у руля, который поворачивался в его ослабевших руках то в одну, то в другую сторону…

Вдруг легкое покачивание прекратилось, молодой рулевой испугался и громко закричал. Колумб первым появился на палубе, он увидел, как Хуан де ла Коса выскочил из каюты, люди поднимались на палубу, держась за поручни. Наскочили на рифы.

Колумб велел Хуану де ла Коса взять лодку и забросить якорь далеко вперед, чтобы освободить нос, сидевший не так глубоко, как корма. Оказавшись с несколькими людьми в лодке, баск решил перейти на «Нинью», но Висенте Яньес запретил ему подниматься на борт и, сопровождая его в собственной лодке, отправил его назад. Между тем «Санта-Мария» прочно зависла носом на рифе в направлении к суше. Прибой то поднимал, то опускал ее, каждый раз ударяя об острые кораллы рифа. Ничего не помогло и тогда, когда срубили тяжелую среднюю мачту. Швы разошлись, и вода хлынула в трюм. Корабль погиб. Вместе со своей командой Колумб перебрался на «Нинью» и, обессилев, ожидал наступления утра.

_{Вождь с татуировкой тотема племени}

Примечательным был этот рождественский день! Весь он прошел в хлопотах по освобождению «Санта-Марии» от груза с помощью людей Гуаканагари. Время от времени касик посылал одного из своих родственников утешить адмирала. Но золото, которое все больше находили то здесь, то там, утешало европейцев гораздо лучше, чем симпатии аборигенов.

Вскоре Колумб убедил себя в том, что кораблекрушение «Санта-Марии» служило ему знаком провидения, которое вблизи золота Сипанго хотело видеть новое поселение. Люди, которые там останутся, смогли бы найти достаточно золота для того, чтобы Католические короли в течение трех лет смогли бы освободить Священную Могилу. Так был основан Ла-Навидад, первое испанское поселение в Новом Свете.

Найти людей, пожелавших остаться там, было совсем не трудно. Они даже спорили друг с другом о привилегии обогатиться здесь среди этих гостеприимных индейцев, только и мечтавших стать их рабами. Эти претенденты даже и не подозревали, что вместе с золотом они выбирают свою смерть. Но пусть судьба сама определяет их участь, которую тогда никто еще не мог предугадать.

В конце концов остались тридцать девять человек, комендантом был назначен Диего Гарана, кузен любовницы Колумба. Среди оставшихся были бесполезный толмач Луис де Торрес и секретарь Эскобедо, уже выполнивший свою миссию, не зная даже об этом, так как во время этого плавания никакие острова уже не были больше открыты. Остались и хирурги, скорее заботившиеся о золоте, чем о здоровье тех, кто вместе с адмиралом отправлялся в дальнейший путь, и, может быть, никогда больше не увидел Испанию.

4 января 1493 года Колумб покинул Ла-Навидад, последние остатки «Санта-Марии» и 39 золотоискателей!

6 января «Нинья», теперь уже адмиральский корабль, встретилась с «Пинтой». Обе каравеллы бросили якорь перед островом Ла-Кабра. Мартин Алонсо поднялся на борт «Ниньи», как будто бы ничего не случилось. Он извинился, заявив при этом, что не по своей воле отделился от корабля адмирала. Он тоже нашел золото. В душе Колумб, как и Пинсон, был рад снова обрести попутчика на обратный путь. Они не очень ценили один другого, но были нужны друг другу.

В Лас-Флехас, за несколько миль от восточного края Эспаньолы, враждебно настроенные туземцы, в отличие от миролюбивых таинов, чуть было не сыграли с испанцами злую шутку, когда те сошли на берег. Это была последняя остановка перед обратным переходом.

16 января, в среду, за три часа до восхода солнца, адмирал взял курс в открытое море. Он выбрал направление норд-норд-ост, предполагая достичь Палоса прямым путем. Так он обошел зону пассатов, которые никогда не позволили бы ему увидеть Испанию. Вторая счастливая ошибка! Человек, искавший Азию и нашедший Америку, смог вернуться в Европу только потому, что сбился в своих вычислениях широты.

Море было спокойным, как и во время плавания туда. Ветер заставлял их иногда менять курс, но корабли шли довольно быстро. В ночь со 2 на 3 февраля каравеллы буквально грохотали и кренились на бок. С 4 по 7 февраля скорость увеличилась до 598 миль. Это была самая высокая скорость за все плавание.

В эти недели попутного ветра Колумб записывал все события для Луиса Сантанхеля, помогавшего ему финансировать плавание. За несколько месяцев 1493—94 года этот отчет выдержал тринадцать изданий. Он послужил стимулом для подготовки второго плавания.

12 февраля погода ухудшилась. 13 февраля все трещало на борту. На «Нинье» было очень мало груза. Утром 14 февраля «Пинту» понесло в другом направлении. В своем журнале Колумб признался, что считал себя погибшим. Но 15 февраля показался остров Санта-Мария, один из Азорских островов. Лишь в ночь на 16 февраля Колумб позволил себе заснуть, это было впервые за последние четыре дня. Его почти парализовал ревматизм, который он подхватил из-за постоянного холода и скудного питания.

Лишь 18 февраля утром «Нинья» смогла стать на якорь у Носса-Сеньора-Душ-Анжуш на северо-востоке Санта-Марии. 19 февраля Колумб отослал половину своей команды на берег, чтобы в ближайшей часовне поблагодарить бога. Но португальцы, владевшие Азорскими островами, напали на них и взяли в плен. Это был первый прием, который Европа подготовила первооткрывателям Нового Света. После долгих переговоров людей освободили, и 24 февраля на «Нинье» снова были подняты паруса. Когда они прошли 250 миль на восток, начался новый шторм. Он не хотел отпускать корабль перед континентом. В ночь со 2 на 3 марта все до одного паруса были разорваны. Утром 4 марта Колумб добрался до устья Тежу. Из-за шторма и плачевного состояния парусов он был вынужден бросить там якорь. И снова ои был в руках португальцев. Но ему все-таки удалось укрыться от одного из самых страшных ураганов последних лет.

9 марта он нанес визит королю Жуану II. Король просил пригласить его в монастырь Святой Марии Благостной, расположенный в 45 километрах от Лиссабона, где в то время находилась резиденция из-за чумы, свирепствовавшей тогда в столице. Король принял адмирала, некогда отвергнутого им, с наигранной любезностью. Он объявил ему, что согласно договору в Алькасовасе, заключенному в 1479 году с Кастилией, открытые им области принадлежат Португалии. Колумб ответил, что этого договора он не видел, но когда ему его господа запретили отправиться в Гвинею, ои выполнил их требование. Вероятно, он произнес это достаточно высокомерно, так как придворные посоветовали королю покончить с этим наглецом. Король как-то сам заколол одного из своих родственников, но Колумба он отпустил невредимым. Он даже принял его несколько позднее еще раз и имел с ним продолжительную беседу. В ходе беседы он заставил индейцев, привезенных Колумбом, перечислить ему все открытые им острова. Для этого использовали сухие бобы. Индейцы так много взяли из предложенной им чаши бобов, что король рассердился. С тех нор португальцы больше не говорят о таинственном Острове Семи городов, или Антиллах, а об Антильских островах, как они называются и сегодня.