Текст книги "Русское масонство в царствование Екатерины II"

Автор книги: Георгий Вернадский

Обилие мистической литературы заставляло распорядителей кружка делать выбор произведений, наиболее пригодных для чтения рядовых братьев. Понемногу вырабатывался определенный «круг» такого чтения.

Божественное Писание – так определялась отправная точка этого круга.

«Во всех мистических книгах весьма много натуры, но в Св. Писании одна чистая благодать», – поучал Краевич Дмитриевского.

«Коли будете чувствовать хладность к религии, то читать Евангелие и Св. Писание… Венец всего – Св. Писание», – заметил себе Ланской (в 1818 году) слова Поздеева.

«Читая другие книги, – писал тот же Поздеев Остолопову, – не должно забывать книгу всех книг, то есть Священное Писание; прочие книги, как звезды, а Святое Писание – это солнце, им живет мир нравственный, а солнцем чувственный».

В одной из масонских речей XVIII века ритор говорил ученику: «Советую вам читать чаще Священное Писание, дабы беспрестанно обращалось в памяти вашей то благо, которое дает уразуметь, какая разность между Духа и Материи».

«Да будет библиотекою твоею великая четвертная книга, – писал Эли, – повсюду тебе сопутствующая натура. Толкователем же избери себе полезнейшее, все изъясняющее, все понятным делающее и научающее Священное Писание. В нем воистину можешь ты все найти, все, могущее соделать нас мудрыми, добродетельными, счастливыми и блаженными».

Но для того чтобы служить «толкователем» на книгу натуры, Библия сама должна была быть тщательно истолкована. Когда Нартов испытывал мудрость розенкрейцерских учителей (в 1783 году), он поставил им в числе главных вопросов такой: «Имеют ли ключ на Библию?»

«Ключ на Библию! – ответил ему Шварц. – Это нам точно так кажется, как когда бы хотел кто заказать на стеклянном заводе чашку для вмещения в нее океана. Однако ж малые познания, нам данные, сделали для нас чтение Библии сладким, утешительным и довольно просвещающим, и многие места, при коих знахари умствуют или кощунствуют, суть для нас предмет высочайшего удивления и довод к возвышающим размышлениям».

Вероятно, именно в качестве подобного «ключа» розенкрейцерами употреблялась особая «ручная Библия», – собрание текстов из Священного Писания, расположенных систематически по разным вопросам. «Paracelsi Handbibel» в 1784 году была напечатана на русском языке «иждивением Н. Новикова и Компании» под заглавием «Избранные места из Священного Писания».

Вслед за Священным Писанием рекомендовались Бём и Арндт.

Для чтения Бёма переведен был особый «экстракт», или сборник, под названием «Серафимский цветник».

Книга Арндта «О истинном христианстве» производила громадное впечатление на своих читателей. Перелом от безбожия к вере, который вызывался этой книгой, засвидетельствован записками Лопухина и сочинением неизвестного масона «Из работ моих над диким камнем».

Главными орденскими книгами были «Пастырское послание» и список «Теоретического градуса». Последний должен был отдельными главами читаться на «теоретических собраниях».

«Пастырское послание» советовал читать Ланскому Поздеев в случае, если он приметит в себе «холодность к ордену».

Из «Пастырского послания», также как из сочинений Бёма, сделан был «экстракт» для употребления братьев. Сохранился и систематический список особенно рекомендуемых орденскими надзирателями книг.

В этот список вошли книги, частью напечатанные Новиковым, частью рукописные:

а) для учеников – Иоанна Масона «О самопознании», «Брань духовная» Скуполи, «Обращение с самим собою» Иоанна Арндта, «Карманная книжка для В. К.», «Устав свободных каменщиков», «Катехизис».

б) для товарищей – «Размышления о делах Божиих», «Боннетовы размышления или сочинения» [223]223
  Под именем Боннета в начале XIX в. вышла старая «Экономия жизни человеческой» Додели. Здесь, впрочем, вероятно, имеются в виду «Рассуждения о натуре» Ш. Бонне, которые в XVIII в. переведены были А. А. Нартовым (напечатан перевод, кажется, не был).


[Закрыть], «Химия, какая-нибудь правильная», «Физика, основанная на истине Креста», «Апология вольных каменщиков» Штарка; «Хризомандер»; «Катехизис товарищеский».

в) для мастеров – по теософии Фома Кемпийский; Августин; Бёма «Путь ко Христу», «Таинство Креста» Дузетана, «Денница премудрости» Бёма, «Таинство творения» Ретцеля, «О возрождения» Бёма (?); по алхимии Теофраст Парацельс, Василий Валентин, Бёма «О камне», «Великая книга Природы»; «Лествица мудрых»; «Платоново кольцо» Кирхвегера; «Свет светов»; по ордену «Пастырское послание» Гаугвица, «Сильное увещание» изд. Боде, «Братские увещания» Эли, «О древних мистериях» Штарка, «Дух каменщичества» Гучинсона и тд.

Мало перевести или издать подходящее сочинение; нужно было еще создать ему читателя. Мистические книги имели против себя общественное мнение, воспитанное на французской просветительной философии.

Елагин, сам еще (в 1786 году) не очень давний поклонник мистической философии, так рисовал это общественное мнение: «Кто токмо ныне, при так называемых новых философах или при мнимо умных и ученых людях напомянет токмо таинство Божественного Писания, или магию и теософию или Erreurs et Veritds [224]224
  Знаменитая книга Сен-Мартена.


[Закрыть], Tabula naturae [225]225
  Вероятно, «Tableau naturel des rapports qui existent entre Dieu, l’homme et Tunivers» Сен-Мартена. 2 части. Эдинбург (Лион), 1782.


[Закрыть]и прочие им подобные сочинения, тот не только смешным, но и дураком почтется, по глаголу Апостольскому: они бо мудры, мы же буи Христа ради».

«Какие книги скорее покупаются? Лечебники и поваренные, и театральные – или проповеди?» – задавал Гамалея риторический вопрос членам ложи Девкалиона.

Известен рассказ Лабзина о том, как стремился навязать мистические книги своим покупателям Новиков: покупатель потребовал Клевеландова «Маркиза Глаголя» и сожалел об отсутствии этой книги. Новиков попросил взамен принять в дар то, что у него есть, и отпустил покупателя со связкою даровых книг духовно-нравственного содержания.

Когда читатель найден (добровольно или полунасильственно), нужно лишь с большой осторожностью и постепенностью давать ему вкушать духовной пищи. По словами Гамалеи, мудрые мастера, «даже когда дадут какую тетрадь для переписки, или для чтения, то не всю пиесу вдруг, а понемногу, даже по местечкам, чтобы не причинять вреда от неумеренного просвещения».

«Книги иметь надобно избранные для своей библиотеки, – советовал Поздеев Остолопову, – а читать надобно одну до тех пор, пока большую часть соку из нее извлечешь, а до тех пор за другую не приниматься».

«Читайте Святое Писание и Арндта, – говорил он в другом письме, – а многие книги опасайтесь читать, для того, чтобы не рассеяться, ибо много книг, так как много людей весьма могут рассеять». Но и мудрое, медленное вчитывание в мистические книги лишь тогда приведет к цели, если предварительно подготовить себя к их восприятию.

Читатель то вычитает из книги, что у него самого в душе. «Читать, значить сосать (не только одну письменную книгу, но и натуру) – говорил Руф Степанов, – и если ты паук, то яд сосешь, а есть ли ты пчела, то мед сосешь».

Таким образом, читателя нужно еще надлежащим образом подготовить, чтобы слишком яркий свет истины его не ослепил и чтобы он нашел то драгоценное, что содержится в премудрых книгах. Эту задачу – подготовку читателя, или полирование «дикого камня» его души, и брали на себя главные надзиратели «теоретических округов».

«Верховным предстоятелем» их при установлении Градуса в Москве был Шварц. Его лекции, пользовавшиеся таким длительным успехом, служили как бы введением ко всем речам «теоретического градуса».

Речи других теоретических надзирателей, произнесенные в «училищах Ордена» на «теоретических собраниях», – настоящие проповеди герметической науки или религиозной философии. Иногда главный надзиратель поручал кому-нибудь из своих слушателей приготовить речь на определенную тему; речь произносилась в одном из следующих заседаний. Так было, например, в Орле в 1789–1791 годах; главным надзирателем там состоял в это время З.Я. Карнеев, братьями И.Я. Карнеев, Г. Н. Нелединский, В. М. Милонов, В. М. Ржевский, Д. Л. Боборыкин и др.

Надзиратель мог задавать нескольким братьям ту же тему рассуждения, на которую поучал и сам. Так, «О разности человека, ищущего царствия Божия внутри себя и человека, ищущего царствия мира вне; себя» говорили сам З.Я. Карнеев, И.Я. Карнеев, Г. Н. Нелединский, В. М. Милонов; «О вере, надежде и любви» говорили 3. Я. Карнеев, Г. Н. Нелединский, В. М. Милонов.

Все речи, как самого Карнеева, так и его учеников, насквозь пропитаны мыслями Бёма, «Пастырского послания», «Теоретического градуса», г-жи Гюйон. Заимствованы самые темы и целые выражения.

«Теоретический градус» Карнеев читал на собраниях, пояснял его в некоторых своих речах и заставлял братьев вновь повторять его откровения. Больше всего в речах Карнеева заимствований из «Пастырского послания». Не подлежит спору также влияние Бёма. Ссылки на Бёма делаются самим Карнеевым.

Одна из речей Нелединского написана под несомненным влиянием «Брани духовной». Подобные, заимствованные из розенкрейцерской литературы, темы не были присущи лишь одной Орловской ложе. Те же речи «О познании самого себя» и «Где мы, откуда и как сюда пришли», которые говорил Карнеев в 1790 году, были (им же или другим розенкрейцером) прочтены 3 сентября 1783 года и 4 февраля 1784 года – вероятно, в другой ложе, так как, кажется, в Орле в это время ложи не было. Речь, разделенная на два или три заседания, отвечала на вопрос «Кто я? Зачем я?» и «Чем я буду?».

Прямые заимствования тем или самих речей были вполне понятны, так как речи отвечали одной и той же задаче: довести до внутреннего сознания слушателей ту мистическую литературу, которая изготовлялась в Москве руководящими братьями (а им, конечно, присылалась из Берлина) [226]226
  От Тедена прислан был, например, «Теоретический градус», от Вёльнера «О магии веры».


[Закрыть].

Все это дает возможность представить себе сложный механизм «работ» «теоретического градуса». Выработанная в Москве философская литература благодаря орденским связям расходилась во все города, где были теоретические округа [227]227
  То есть в Петербург, Вологду, Орел, Могилев, Кременчуг.


[Закрыть], и там, на месте, путем настойчивых усилий надзирателя, внедрялась в души братьев.

Таким образом, деятельность московского розенкрейцерского центра – новиковского кружка – не висела в воздухе. Издательское предприятие кружка, руководимое непосредственно орденскими начальниками, стремилось к постоянному осуществлению орденских целей. Издания кружка – рукописные и печатные – по каналам «теоретического градуса» растекались во все города, где только происходили его «работы».

Количественно чрезвычайно тесный, круг братьев Злато-Розового Креста приобретал при помощи законченного механизма своей строгой организации огромное влияние на весь ход духовного развития русского общества.

Другой, совершенно независимый от первого, кружок, ценивший мистико-герметическую литературу, находился в Петербурге и сосредоточен был около Елагина. Выше было замечено, что Елагин скоро перестал быть удовлетворен рационалистическим новоанглийским масонством. Этим подготовлен был союз его с Рейхелем 1776 года. Но низшие степени Рейхелевой системы так же ненадолго удовлетворили Елагина. В 1777 году он вел переговоры с депутатами шведского масонства; к этому же времени относится его увлечение Сен-Мартеном.

Это был лишь первый шаг, за которым последовали другие. Два человека руководили Елагиным в его масонских исканиях. В конце 1770-х годов Елагин, как он пишет, «познакомился и в истинное вступил дружество с собратом NN, которого имя скрываю в удовлетворение желанию его. Сей почтенный брат посвященный в истинные масоны, беседуя часто о обществе нашем со мною и познав усердное мое домогательство и прямую ревность, решился наконец не только постановить меня на путь истинный, но и доставить мне посвящение».

«Почтенный брат» этот есть, конечно, тот же Рейхель [228]228
  Под руководством брата NN вникал Елагин в «разные всех древних и новых любомудрцев о мироздании системы и мнения»; Рейхель снабжал Елагина мистическими рукописями и объяснял их ему.


[Закрыть]; на путь истинный Елагин был поставлен им еще 3 сентября 1776 года; но программа этим не исчерпывалась. Рейхель обещал ему дальнейшее движение вперед.

«Получив чрез некоторое время от старшин дозволение, – пишет Елагин про брата NN, – начал он просвещать меня, во-первых, объявлением, что масонство есть древнейшая таинственная наука, святою премудростью называемая; что она все прочие науки и художества в себе содержит, как в ветхом нашем аглицком катехизисе, Локком изданном, сказано, что она ради некоторых неудобь сказуемых народу важностей темными иероглифами, иносказаниями и символами закрытая от начала веков существует, никогда в забвение не придет, ниже изменению, а тем меньше конечному истреблению подвергнется».

Далее, брат NN объяснил, что масонство – «та самая премудрость, которая от начала мира у патриархов и от них преданная, в тайне священной хранилась в храмах халдейских, египетских, персидских, финикийских, иудейских, греческих и римских и во всех мистериях или посвящениях еллинских; в училищах Соломоновых, Елейском, Синайском, Иоанновом, в пустыне и в Иерусалиме, новою благодатию в откровении Спасителя преподавалась; и что она же в ложах или училищах Фалеевом, Пифагоровом, Платоновом и у любомудрцев индийских, китайских, арабских, друидских и у прочих, науками славящихся народов пребывала». Сообразно с этим намечен был и круг чтения Елагина. «Ветхий и Новый Завет были и еще суть (в 1786 году) приятнейшие мои учители. Отцы церковные, яко то: Ориген, Евсевий, Иустин, Кирилл Александрийский, Григорий Назианин, Василий Великий, Иоанн Златоуст, Иоанн Дамаскин, преподобный Макарий и прочие обще с церковного Флёриевою повестью [229]229
  Cl. Fleury, Histoire ecclesiastique Збѵоіі. Paris, 1691–1737.


[Закрыть]стали толкователи невразумению моему. Пифагор, Анаксагор, Сократ, Епиктет, Платон, Ермий Трисмегист и сам Орфей, Гомер [230]230
  Может быть, «Платоново кольцо» (Aurea catena Ноmегі) Кирхвегера.


[Закрыть]и Зороастр с помощью Геродота, Диодора Сицилийского, Плутарха, Цицерона, Плиния и многих сим подобных влияли в душу мою новые и спасительные размышления».

Брат NN, сам присутствовал иногда при чтении Елагина и толковал ему все «иносказания». Пять лет (то есть приблизительно 1777–1782 годы) провел Елагин в чтении назначенных ему наставником книг.

Но и после этого он не считал себя еще достаточно подготовленным по незнанию им древнееврейского и греческого языков. «Конечно б сего несчастия моего ради, шествуя и самым вернейшим путем, не достигнул и до воззрения на отдаленное храма премудрости знание; если б благоволящему о мне Всевышнему архитектору не соизволися даровать мне еще другого просвещеннейшего учителя и друга совершенного, а что паче, от смертного одра меня воздвигшего». Это был доктор Эли – брат «в науке нашей, в науке врачебной совершенный, в знании языка еврейского и кабалы превосходный, в теософии, в физике и химии глубокий, в нравственном обхождении приятный». «Сей препочтеннейший брат преподал мне, – говорит Елагин, – многое или паче сказать и ныне (1786 год) продолжает преподавать все, что к разумению таинственного смысла и речений инозначущих, чем Моисеевы и пророков писания преисполнены, нужно, потребно и необходимо» [231]231
  Впрочем, и Рейхель не оставлял его своими советами; в 1786 г. он толковал ему в письме книгу И.К.Диппеля «Mikrocosmische Vorspiele des neuen Himmels und der neuen Erde».


[Закрыть].

Рейхель заставил Елагина «читать такие книги, которые прежде, яко бестолковые» были им «презираемы». Эли помог Елагину окончательно «проразуметь предания «египетские, писания творцов Des Erreurs et la Meritd, Tableaux naturels, Веллинга, Роберта Флуктиба (Флюдда), Елиас артиста в его истине и заблуждениях и прочих таинственными называемых». В бумагах Елагина сохранились рукописи или переводы некоторых этих «таинственных» книг – Гермеса Трисмегиста, Фиктульда, Гучинсона и пр.

Впитав в себя всю мудрость названных книг, Елагин попытался свести в одно целое ее выводы в громадном труде «Учение древнего любомудрия и богомудрия, или Наука свободных каменщиков из разных творцов светских, духовных и мистических собранная и в пяти частях, предложенная И. Елагиным, великим Российским Провинциальной Ложи мастером. Начато в MDCCLXXXVI» [232]232
  Написаны были только три части, IV нет вовсе, к V же есть лишь черновые наброски.


[Закрыть].

Согласно плану автора, I книга содержала историческое обозрение масонства от Адама, Ноя, Авраама до рыцарских орденов Средневековья и различных «систем и училищ» Нового времени; II книга должна была рассматривать Талмуд, кабалистику, учение о Зефиротах и именах Божиих; III книга – объяснение первых четырех степеней масонства [233]233
  В действительности первые две степени рассматривались вместо Талмуда во II части.


[Закрыть]; IV – объяснения пятой, шестой и седьмой степени; V книга должна была содержать «доказательство, что есть Бог», тайну творения, Воплощение Слова и падение человека.

В заключение обещано было «показание» о Суде, Воскресении и Новом Иерусалиме. Сочинение свое Елагин начал читать избранным братьям второго союза на заседаниях «Капитула или великого училища во граде Св. Петра на Востоке Российском» в 1736 году.

Можно думать, что одним из внутренних побуждений Елагина при чтении курса этих лекций было желание затмить ими славу московского курса, читанного Шварцем. На больное отношение Елагина к Шварцу указывают резкие отзывы и презрительные выходки первого против «странника» и «германского студента».

«Нас ли, в просвещении уже давно бывших, удобны они, наложив мрачную на глаза наши повязку, водить из одного в другое неведомое место?» – спрашивал своих слушателей с глубокою обидою провинциальный мастер российский.

4. «Внутренний человек»

Отношение розенкрейцеров к разуму и рационализму развертывается вполне лишь на пятой степени их масонства – в «теоретическом градусе». Там открываются символы иоанновских степеней, отбрасываются временные и условные попустительства, которые до тех пор оказывались разуму.

Гневным пафосом против «измышлений слепотствующего разума», против «лжемудрований Волтеровой шайки» дышат речи главных надзирателей «теоретического градуса». Разум и грех становятся в их устах почти синонимами: «грех есть разумная сила сатаны», – говорил впоследствии Руф Степанов.

Пример такого отношения к разуму показал первый учитель «теоретических братьев» – Шварц, опровергавший в своих лекциях теории «модных философов».

«Никакое умствование человеческое и никакая мудрость века сего неудобны, – говорит Шварц, – без истинного упования на Бога и предания Ему себя совершенно довести нас до истинных познаний, но слепоту и единственные сомнения вкореняют в сердца наши: ибо не быв от Бога, а от человеков, они суть ложь».

«Простое слово Шварца, – вспоминал впоследствии один из его слушателей, Лабзин, – исторгало из рук многих соблазнительные и безбожные книги и поместило на их место Святую Библию».

Другой его слушатель (вероятно, Н.Я. Свербеев) так записал одну из лекций Шварца о Гельвеции (17 июля 1782 года): «Извлечение его (Гельвеция) писаний есть то, что люди суть машины, действуемые наружностью и внутренней силы не имущие. Он лишает нас внутреннего, не допускает бытие морального человека, а знает и держится одного физикального: кто войдет в подробнейшее о самом себе рассмотрение и кинет взор в самого себя, тот увидит, правду ли говорит Гелвеций. Я чувствую сожаление о бедном, имею понятие о духовных существах, представляю будущее, которое еще не имело случая действовать на мою наружность. Откуда ж все сие? Как зашло в меня понятие о духовном, о справедливости и любви и пр.? Я никогда всего оного не видывал, не ел, не слышал, не осязал. Следовательно, каким-нибудь другим способом зашло в нас то, что мы имеем! Обратимся к Господину Гелвецию и посмотрим, какие бы были причины его заблуждения? Ибо я смею сказать, что его положения не суть истинны. По моему мнению, причиною его заблуждения был круг, в коем он жил. К сему принадлежит: а) воспитание, Ь) учение, с) род жизни, d) умствование, рождающее гордость, следовательно, страсть на все отвечать, все знать… Живучи так, как жил Гелвеций, в довольном состоянии, в изобилии, в употреблении единственно только ума своего и пресыщении желудка (все сие беру я из его Истории или из слов тех, кои или его персонально знали или верно о нем слышали от его знакомцев), не можно и подозревать о бытии ментального человека…; вышедши же из чувственного или, попросту сказать, из брюховного мира и обратясь к ощущению внутреннего морального человека, нельзя не признать ошибок – и грубых ошибок – французского философа: понеже, как скоро вознесемся мы выше нашего брюха, то войдем в мир спекулятивный, где представляется к рассуждению нашему всяческое, вокруг нас находящееся».

Шварц касался системы Гельвеция не только в этой своей лекции. Из других записей лекций его видно, что на ту же тему были произнесены лекции и 19 июня, 26 июня и 3 июля 1782 года.

«19 июня. На третий разговор Гелвеция о разуме. 9-я глава о начале или происхождении страстей. 26 июня… Кратко – система Гелвециева.

Человек есть махина подобная часам. Сему противоречат всегда опыты действий всегда деятельных сил. Разум. Воля».

3 июля. «Какие читатели Гелвецию последуют?

1) Те, которые сами не размышляют– из лености;

2) Те, которые живут в непрестанном рассеянии;

3) Управляемые страстями. В страстях человек не видит, он пьян».

Отрицательное отношение к разуму проповедовалось и в орденских книгах, пускавшихся в оборот в виде рукописей или печатно издававшихся Новиковым и Компанией.

«Теоретический градус», например, в отделе «о болезнях ума» наряду с такими пороками, как «вожделение жить, есть, пить, размножаться, иметь и великую честь приобретать» ставит стремление «много знать» («суемудрие»).

За «Градусом» шло «Пастырское послание», так говорившее читателями: «Но нередко судите вы несравненно дерзостнее и попускаете идолу ума вашего совращать вас на распутия и к произношению таких слов, которые заставляют нас всего за вас опасаться от Бога, хотя долготерпеливого, но и толико ж о чести своей ревнительного…

О дети! О достойные сожаления сыны оной зловоздающей Мудрости, которая пред Богом есть детство».

«Братские увещания» доктора Эли советовали мудрому брату читать «Священное Писание по внутреннему, истинному его смыслу, а не по Волтерски. Пусть он смеется! Смейся и ты и сожалей о смешном насмешнике».

«Читал книгу о Таинстве Креста, – записывал в своем дневнике П.Л. Сафонов [234]234
  Петр Ларионович Сафонов (ум. в 1828) – масон, библиофил.


[Закрыть], – в гл. 2-й о Кресте вообще и о причинах его, на 50 странице говорит: к умножению крестов мы имеем еще змеиный, в себе, который пригожий, тонок и маленек, который всюду вкрадывается, который всюду управляет всеми называющимися учеными; это разум, сей маленький ядовитый запазушный змий есть явный враг Креста, сей льстец и обманщик… хочет господствовать над самым духом».

Подробно рассматривала вопрос о рационалистском отношении к миру и религии книга, изданная в 1785 году в типографии Лопухина иждивением Типографической Компании под заглавием «Истина религии вообще, в двух частях, из которых в первой доказывается истина религии вообще противу неверия вольнодумцев и натуралистов; а во второй утверждается истина христианской религии, следуя Священному Писанию противу неверия натуралистов» [235]235
  Перевод с немецкого. Автор – курляндец, как видно из предисловия.


[Закрыть].

«Материализм есть любимая и главнейшая наука вольнодумцев, – говорит книга, – в нем находят они убежище всем своим удовольствиям. Ибо ежели душа материальна и гиблюща, то по смерти нет и ответа. Чем более учение сие льстит их скотским желаниям, чтобы не быть вечным, тем более украсили они оное вероятнейшими основаниями».

Первое отделение книги – «Что есть вольнодумцы?» – начинается так:

«Вольнодумцами, или деистами, называют обыкновенно тех, которые представляют себе Божество от мира отдаленное и о человеках не пекущееся и посему почитают себя освобожденными всякого повиновения религии. Их называют еще и любимым их именованием: крепкими умами; потому что мнения свои почитают они непобедимыми. Но мнимая сия крепость состоит в одном гордом воображении их, тем более ожесточающемся, чем более боятся беспокойства сердечного при помышлении о важной вечности. Они имеют место между богоотступниками и натуралистами, однако ж подходят ближе к первым.

Атеист, или безбожник, приписывает все мироздание и перемены, в оном случающиеся, слепому случаю, нечаянности, мечте. Он, уничтожая Божество, уничтожает всю премудрость в мироправлении, и всякую религию, и нравственность. Таковой безумных дома кандидат не достоин быть между человеками, и яко в уме повредившийся, достоин презрения…

Грубый епикуреец хотя верует в Бога, однако ж живет так, как будто бы Его не бывало. Необузданно следует он свирепым похотям своим. Он атеист практический, скот в виде человеческом, и достоин удерживаем быть телесными наказаниями.

Деист или вольнодумец, хотя верует Божеству и единому всеобщему Божественному промыслу, но отрицает особливый промысел Божий, бдящий о каждом особенно, и чрез сие, подобно атеисту, уничтожает всякую религию. Отдаляя от мира Божество, отдаляет и всякое будущей жизни чаяние, и колеблет, сколько может, столбы правления. Вольнодумческое хуление на святилище человечества заслуживает противу них более ревнования, нежели упущения. И для того намерены мы, ежели они не совсем еще ожесточились, стараться вывести их из заблуждения, прежде нежели отяготится на них рука Божия» [236]236
  Автограф В. М. Милонова в Публичной библиотеке.


[Закрыть].

Все наставления орденских книг относительно человеческого разума тщательно запоминались надзирателями «теоретических собраний». Протоколы Орловской ложи дают этому почти необозримое количество примеров. Словами некоторых из них и буду говорить ниже.

«Средства к достижению сей премудрости… не в разуме, но в сердце лежат, и не умом, но волею приобретаются, то есть покорением разума вере и преданием воли наставникам или руководителям нашим, определяемым от св. Ордена при самом еще вступлении в символическое масонство… когда с завязанными глазами предается ищущий руководителю».

«О возлюбленный наш Иисусе! Победи в нас жестоких сих врагов, наипаче сокруши гордую выю воле и разуму нашему, сотри их до основания, и даруй нам сердце новое, чистое, волю кроткую и Тебе Единому послушную».

«Разум есть не более, как только временное светило и весьма недалеко путь указывающее. Источник познания себя и средств к блаженству нашему есть в сердце».

«Наложим же узду на борзой наш разум и пленим его в послушание веры…»

Человек должен прежде всего «обуздать источник разума»: «к истинному возрождению надлежит восходить теми же степенями, чрез которые видимый мир достигает своего обновления; то есть всегдашним умерщвлением похоти плоти, осужденной истлеть в собственной нечистоте своей, сколько бы она того не уклонялась. Истребим до основания змеиную лесть внушений разума, не терпящего подчиненности страха Божия».

Подобные речи произносились, однако, не только в Орловской ложе. Их можно было услышать, вероятно, на всех «теоретических собраниях» новиковского кружка.

Масонский журнал кружка «Магазин свободно-каменщический» не случайно советовал петь при открытии ложи:

 
Беги от нас злой вольнодумец,
Распутный мест сих удались!
Беги неистовый безумец,
Безбожник адский здесь не зрись.
 

Отдельные члены кружка выражали такие же мысли. Тяжелым обухом вбивал их в сознание своих слушателей Захар Карнеев; в изящные фразы под тонко очиненным пером Кутузова отливалось то же самое настроение.

В конце декабря 1790 года Кутузов в письме из Берлина к Лопухину описывал осенивший его знаменательный сон: «…Заперши мое тело в моем кабинете, перенесся я в кофейный дом, где, нашед одного знатного вольнодумца, вступил в его линеальную гландулу и шел в самую высочайшую часть оныя, где бывает обыкновенно жилище разума, ожидая найти тут обширное познание о всех вещах, как человеческих, так и божественных; но к немалому моему удивлению, нашел сие место гораздо теснейшим, нежели они бывают обыкновенно, так что не могли в нем поместиться ни чудеса, ни пророчества, ниже вдохновение духа».

А верный последователь Новикова П. Л. Сафонов записал себе такую памятку: «Члены академии развратителей: 1. Вольтер. 2. Д’Аламбер. 3. Дидерот. 4. Гельвеций. 5. Тюргот. 6. Кондорсет. 7. Лa Гарп. 8. Лимоаньон. 9. Дамилаван. 10. Тириот. И. Сорса. 12. Граф Аржансон. 13. Гримм. 14. Барон Гольбах. 15. Лерфа». Сын П. Л. – Н. П., вероятно со слов отца, приписал к этому списку: «Коих должно убегать и писаний их отнюдь не читать».

Ниспровергнуть высоко стоящий авторитет разума – первая часть задачи истинного масона. Другая часть этой задачи – отделаться от всех «елементальных или стихийных» качеств, вырваться из «брюховного мира», чтобы приблизиться к «ментальной» сущности человека.

Призыв к освобождению от уз тленных привязанностей читал масон в своем «Магазине».

 
Мирскую суету оставьте,
Низриньте роскоши кумир,
И нравы ваши здесь исправьте,
Согласных звук внимая лир,
Которы в честь Творца вселенной,
В честь истины Его святой
В сердца смягченны впечатленной
Сплетают песни с простотой.
Познайте таинства Природы,
Познайте и ее Творца,
И в краткие сей жизни годы
Старайтесь знать свои сердца.
Седеет время, гибнут веки,
Летят пернатые часы;
А вы! о братья человеки,
Влюбились в тленные красы!
В веселье ложном усыпленны,
В мечтах лобзаете мечты;
Все мысли ваши омраченны,
Крутятся вихрем суеты.
Вас льстят чины, богатство,
И тени их вас веселят;
Неведомо меж вами Братство
Пороки сердце в вас делят.
Проснитесь, Братия, проснитесь,
Жалея к вам мы вопием…
 

Основной смысл этого призыва – бороться со всеми мечтами суеты, обуздывать все проявления своей «елементальной натуры». Корень их в эгоизме человеческой личности: с ним прежде всего и надо покончить. «Самость человеческая есть черенок, привитый к древу самости первейшего врага Божия (люцифера)».

Борьба с «самостью» иногда переходила в борьбу с плотью, причем борьба эта должна была вестись суровыми мерами – страхом и истязанием плоти.

«По падении человек сделался столь материален, – говорил Поздеев в ложе Орфея в 1785 году – что не может ничем быть приведен в чувство, как страхом, который ослабляет материю и дает силу душевным талантам действовать сильнее. Говорят: гром не грянет, мужик не перекрестится. В рассуждении нашей истинной собственной пользы мы точно теперь таковы все, что от совести нашей тогда только принимаем внушения, когда каким страхом или несчастием наша материя бывает потрясена и ослаблена; и потому кажется нужнее и полезнее человеку, чтобы он в сем суетном, маловременном и беспрестанными соблазнами и преткновениями наполненном мире, не очень был счастлив, чему мы и видим всегдашние опыты. Если человек живет в беспрестанном благополучии, то он забывает Бога, себя и всех своих ближних, а старается только удовольствовать все свои прихоти и напитать, сколько возможно более материю».

Считаясь с такой точкой зрения, Д. И.Дмитриевский, участник новиковского кружка, записывал в своих заметках: «В здоровом человеке не может быть здравой разум и дух. Он не способен к чувствованиям, например, соболезнования, сострадания и прочим нежностям».

По тому же поводу Р. Степанов вспоминал слова сына Сирахова: ««Полезнее посещать дом плача, нежели смеха» [237]237
  Имеется в виду второканоническая книга Ветхого Завета «Книга Премудрости Иисуса, сына Сирахова». Ср.: Еккл. VII, 2.


[Закрыть]. И ложи такое же действие производят, если кто со вниманием бывает в них». В конце этого пути находился культ основной масонской добродетели – «любви к смерти».

Так поучал о ней в ложе Орфея Поздеев: «Страшно подумать, что масоны предписывают в должность то, чего весь мир ужасается и старается забывать. Человек в тот день не весел, когда увидит мертвого, и старается столько помышление своего от сего предмета удалить, дабы и на дороге с мертвецом не встретиться. Чудные масоны! Надобно сказать, что или масоны сумасбродно предписывают такую чрезвычайность, или весь мир без памяти и без ума бродит». [238]238
  Сам Поздеев, впрочем, не проникся до конца этой добродетелью. Страх смерти его мучил. Руф Степанов вспоминал «разговор покойного О. А. (Поздеева) с Лабзиным: сей говорит ему, что вовсе смерти не боится, да и зачем боятся? а О. А. больным голосом (ибо был уже болен) так протяжно ему отвечал: «и батюшка! как смерти не бояться? вить темности-то в нас много! вот есть ли бы в нас воссиял свет, так как при новом творении сказано: да будет свет, – то смерть не казалась бы нам страшна»».


[Закрыть].