Текст книги "Н. Г. Чернышевский. Книга вторая"

Автор книги: Георгий Плеханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

"Главная причина слабого населения Турции, сравнительно с ее протяжением, состоит бесспорно в свойстве ее правительства. Тирания, бессилие, скверные законы, еще более дурная администрация, а потому и необеспеченная собственность представляют такие препятствия для земледелия, что оно с каждым годом упадает, а с ним уменьшается и население" [196]196
  Там же, кн. I, гл. X, стр. 219.


[Закрыть].

Описав, на основании путешествий Брюса, состояние Абиссинии, Мальтус замечает: "При таких естественных и политических условиях высшая степень предусмотрительности, трудолюбия и безопасности, разумеется, могла бы улучшить состояние народа и тем самым увеличить ее население. Но одно только увеличение числа рождений, без содействия других мер, может только увеличить нищету, а население от этого ничего не выиграет.

"То же самое можно сказать и о Египте, некогда столь цветущем и населенном. В этой стране изменился не закон размножения населения; не ослабление этого закона причинило падение, которому мы удивляемся; ослабело ее трудолюбие и предусмотрительность. Вот каким причинам, а также отсутствию безопасности и гнету притеснительного правительства следует приписать настоящее положение этой знаменитой страны. Закон размножения так же деятелен в Египте, как прежде; он держит народонаселение как раз на уровне средств существования. Будь он в десять раз сильнее, он не мог бы сделать ничего больше" [197]197
  «Опыт», т. I, кн. I, гл. VIII, стр. 205.


[Закрыть].

IV.

Заглянем теперь в «Основы политической экономии» того же автора. Там он описывает, со слов Гумбольдта, положение дел в тогдашней испанской Америке. Оказывается, что плодородие этих земель поразительное. Двух дней труда в неделю было бы достаточно, чтобы прокормить целую семью. Урожай маиса бывает иногда сам-800. В окрестностях Вальядолида сам-130-150 есть средний урожай маиса. В наиболее бесплодных местностях урожай его бывает сам-60, сам-80. Там, где растут бананы, добывание пищи еще менее затруднительно. Человеку нужно там «лишь срезать ветки, на которых созрели плоды, и окопать землю вокруг корней раз или два в год».

При небольшой заботе о земледелии Мексика могла бы прокормить в десять раз большее число жителей. А между тем бедность в испанской Америке страшная, население крайне редкое. "Пространства в несколько квадратных верст заняты какой-нибудь парой хижин, вокруг которых бродят стада полудиких быков".

Небольшое число могущественных семейств, населяющих центральную возвышенность, владеют большею частью побережья в интендантствах Веракруц и Сан-Луи-Потози. "Никакой аграрный закон не вынуждает этих богатых собственников продавать их майораты в том случае, если сами они не хотят возделывать принадлежащие им огромные земли". Это говорит Гумбольдт. И по этому поводу Мальтус замечает, что хотя названные землевладельцы "имеют полную возможность содержать на своих землях гораздо более многочисленное население, но сомнительное и, во всяком случае, слишком незначительное увеличение различных благ, которого они могли бы ожидать от приращения населения, лишь в редких случаях могло бы победить их беспечность и уравновесить соединенные с ним неудобства и хлопоты"… Туземцы охотно возделывали бы землю для себя, но высокой арендной платы они дать не могут, и потому собственники предпочитают оставлять землю под пастбищами. "Вследствие этого земли, которые могли бы прокормить тысячи обитателей, служат лишь для корма скота". В конце концов Мальтус приходит к тому заключению, что "средства для прокормления работников могут существовать в бóльших размерах, чем желание кормить их" (that the power of supporting labour may exist to a much greater extent than the will), и что редкость населения испанской Америки причиняется именно указанными имущественными отношениями: неравенством (by this inequality). Поправить дело можно было бы лучшим распределением собственности и постепенным развитием в стране промышленности на европейский лад. И нет надобности забираться в испанскую Америку, чтобы придти к подобному заключению: к нему приводит состояние самой Испании и даже большинства европейских стран [198]198
  "Principles of Political Economy considered with a view to their practical application, London 1820, p.p. 375–401.


[Закрыть].

Мальтус прекрасно знает, что без работника ни шагу не сделаешь в промышленности. В испанской Америке вопрос этот стоял далеко не так, как это желательно было бы с точки зрения буржуазных понятий. Как ни бедны были туземцы, но к наемному труду приучить их было бы очень трудно. Гумбольдт приводит мнение какого-то просвещенного обитателя той страны, полагавшего, что лишь радикальное истребление банановых деревьев могло бы дать благодетельный толчок трудолюбию туземцев [199]199
  T. e. лишив их собственных средств к пропитанию, превратив их в пролетариев.


[Закрыть]. Мальтус приводит это мнение, ни мало не возмущаясь им. Как и всякий вульгарный экономист, он прикладывает к явлениям двоякую мерку. Когда речь идет об отсталых, полуфеодальных странах (какими были в то время даже многие европейские страны), он готов признать благодетельное значение даже таких мер, как «аграрные законы» и насильственное превращение народной массы в пролетариат. По отношению к таким странам оказывается несомненным, что «средства для прокормления работников могут существовать в бóльших размерах, чем желание кормить их». Тогда он готов восставать и против «inequality». Тогда он далек от мысли приписывать общественным отношениям лишь ничтожное, поверхностное значение. Тогда он готов взваливать на них главную ответственность за бедствия людей. Тогда его устами говорит буржуа, ненавидящий средневековый порядок и готовый разрушать его чуть не якобинскими мерами. Но когда речь заходит о дорогом его сердцу буржуазном порядке, когда возвышаются голоса, нападающие на свойственное этому порядку неравенство, дело принимает другой оборот: Мальтус превращается в крайнего консерватора, лицемерно поднимает глаза к небу и старается образумить новейших сторонников равенства ссылкою на «закон природы или, что то же, божий закон» (The law of nature being a law of God), осуждающий людей на недостаток продовольствия, на нищету и пороки и не имеющий никакого отношения к общественным учреждениям.

Такова психологическая логика мальтусовских рассуждений. С точки же зрения формальной логики у него замечаются еще более удивительные курьезы.

Читатель помнит, чтó говорит Мальтус об Египте: "В этой стране изменился не закон размножения населения, не ослабление этого закона причинило падение, которому мы удивляемся: ослабело ее трудолюбие и предусмотрительность… Закон размножения так же деятелен в Египте, как прежде; он держит народонаселение как раз на уровне средств существования". Это значит вот что: было время, когда в Египте производилось много хлеба, и тогда в нем было густое население; теперь, по социально-политическим причинам, в нем производится гораздо меньше хлеба, а потому и население в нем гораздо менее густо. Это – совершенно понятное явление, но какую связь имеет оно с законом размножения? Закон этот "держит население как раз на уровне средств существования", т. е., иначе сказать, пресловутый закон гласит, что люди не могут жить без пищи. Это – старая истина, для доказательства которой едва ли стоило писать объемистый "Опыт"!

Но подобными пошлостями трудно опровергнуть "сторонников равенства". Мальтус знает это и придает совершенно иной смысл своему закону в спорах с ними. Здесь он, опираясь на знаменитые прогрессии, твердит, что население всегда стремится обогнать средства существования и что в этом заключается коренная причина нищеты. Здесь "закон Мальтуса" выступает в своем отвлеченном виде. Здесь нет и речи о тех препятствиях для увеличения средств существования, о которых говорит Мальтус в фактической части своего исследования, и которые ясно показывают, что недостаток продовольствия причиняется не физическими, а «моральными» причинами. Так вот и скачет наш почтенный проповедник от одной постановки вопроса к другой, безнадежно запутывая и самого себя, и своего читателя. Это было бы очень ловким софизмом, если бы не было просто одним из тех паралогизмов, склонность к которым так свойственна уму вульгарного экономиста. Подобных паралогизмов можно насчитать целые сотни в «Основах политической экономии» Мальтуса.

Мы сказали, что в этих паралогизмах заключалась главная сила Мальтуса, как исследователя закона о народонаселении. И действительно, нередко люди, гораздо более умные чем он, неудачно спорили против него единственно потому, что не успели разобраться в произведенной им путанице понятий. Извольте спорить с человеком, который набросал в одну беспорядочную кучу самые различные постановки вопроса и окрестил эту кучу именем исследования. Вас поразила более всего мысль о ничтожном и поверхностном значении общественных отношений в деле добывания продовольствия. Вы возражаете против нее, ссылаясь на общественные, этнографические и исторические факты. – Помилуйте, отвечают вам, все это прекрасно знал сам Мальтус, он приводит еще более поразительные примеры: неугодно ли вам просмотреть такие-то и такие-то места его "Опыта". – Если вы вздумаете подойти к вопросу с другой стороны, если вы скажете, что сам Мальтус показал, до какой степени общественные отношения часто мешают людям пользоваться всеми находящимися в их распоряжении производительными силами, вам опять укажут на "закон Мальтуса", но на этот раз уже в его отвлеченном виде: вам скажут, что население всегда стремится обогнать средства существования и что общественные отношения тут не при чем. Направляйтесь в какую угодно сторону – вам всегда преградит дорогу непроходимая трясина мальтусовских паралогизмов.

Возражавшие Мальтусу "сторонники равенства" тем легче попадали в эти трясины, что их собственная постановка общественных вопросов была далеко не безукоризненна. Пока они стояли на утопической точке зрения, они не любили считаться с исторической действительностью. Они предпочитали отвлеченные решения общественных вопросов, годные для всех времен и для всех народов. Благодаря этому, они в споре о законе народонаселения легко попадали в расставленные Мальтусом логические ловушки. Вместо того, чтобы сосредоточить все свои силы на защите выгодной для них позиции критики существующих общественных отношений, они устремлялись в бесплодную пустыню отвлеченных исследований об отвлеченном размножении отвлеченного человечества. Не мало сил взяло странствование по этой пустыне, но вопрос так и остался нерешенным вплоть до появления «Капитала».

Вопрос о народонаселении рассматривается в "Капитале", по-видимому, совершенно мимоходом, в нескольких словах. Современным немецким ученым, которые оценивают достоинство научной мысли по количеству томов, потребовавшихся для ее изложения, кажется даже, что Маркс недостаточно серьезно откосится к этому вопросу. А между тем, что собственно говорит о нем Маркс в "Капитале"? Он говорит, во-первых, что абстрактные законы населения существуют только для животных и растений, да и то лишь до тех пор, пока законы эти не видоизменяются деятельностью человека. Ланге замечает по этому поводу в своей известной книге "Рабочий вопрос", что законы размножения животных и растений тоже не абстрактны, потому что они видоизменяются сообразно более или менее благоприятным для размножения физическим условиям. Но очевидно, что он плохо схватывает мысль Маркса. По Марксу, законы размножения животных и растений «абстрактны» в том смысле, что они зависят только от «естественных условий». Стало быть, возражая автору «Капитала», Ланге лишь подтверждает его мысль. Далее Маркс говорит, что для каждого исторического способа производства существует свой особый закон народонаселения, действие которого ограничивается данной исторической эпохой. Эта мысль, во-первых, совершенно согласна с теми выводами, к которым пришла экономическая наука в эпоху, предшествующую появлению сикофантов вроде Тоунзэнда и Мальтуса. А во-вторых, она блистательно подтверждается современными статистическими исследованиями о народонаселении [200]200
  Укажем хотя бы на статистику народонаселения во Франции. Из множества относящихся к этому предмету сочинений назовем исследование Бертильона младшего и Дюмона («Dépopulation et Civilisation», Paris 1893).


[Закрыть]. Кроме того, Маркс устанавливает свойственный капиталистическому обществу закон населения, который может быть выражен так: развитие производительных сил ведет к образованию и возрастанию относительно излишнего (т. е. не имеющего заработка) населения, запасной армии рабочих, как назвал это население Энгельс еще в сороковых годах. Верен или не верен действительности этот закон? Статистика показывает, что верен. Из истории же политической экономии видно, что уже экономисты XVIII века высказывали более или менее счастливые догадки относительно его существования (просим читателя вспомнить взгляды Стюарта и Герреншванда). Да и не одни экономисты высказывали подобные догадки. Величайший из философов-идеалистов XIX столетия, Гегель, прямо говорит, что в цивилизованных обществах развитие богатства идет рука об руку с развитием бедности [201]201
  См. об этом статью «Zu Hegel's sechzigstem Todestag», печатание которой началось в «Neue Zeit» 14 ноября 1891 года. Она перепечатана в русском переводе в сборнике «Критика наших критиков».


[Закрыть]. Значит, Маркс не сказал ничего такого, что можно было бы назвать парадоксальным. Значит, он и в этом отношении остается верен лучшим традициям экономической науки. Он лишь дал научное выражение и доказательство тому, о чем догадывались его предшественники. Но если это так, то почему же взгляд его на вопрос о народонаселении вызвал столько недоразумений среди современных экономистов, начиная с более или менее беспристрастного Ланге и кончая очень пристрастным г. Зэтбеером? Потому, что в нем заключается слишком резкое осуждение существующего экономического порядка, а подобное осуждение не может нравиться сторонникам этого порядка и кажется слишком рискованным людям, не совсем еще разубедившимся в его прелестях.

Ввиду всего сказанного, как же можно выразить законы народонаселения в будущем обществе? Пока еще никак. Мы не можем найти закон народонаселения, свойственный еще несуществующему обществу. Всякие попытки сделать это были бы преждевременными, а потому утопическими, не научными. Это мы можем и должны сказать с полной уверенностью. А если на этом основании нам вздумают грозить перенаселением, которое, по мнению мальтусианцев, неизбежно в обществе, не знающем разделения на классы, мы ответим, что, во-первых, уже современное состояние производительных сил чрезвычайно далеко отодвигает для цивилизованных стран физический предел размножения, а во-вторых, если человечеству и придется когда-нибудь бороться с перенаселением, – что крайне мало вероятно, – то ему гораздо удобнее будет бороться с ним, имея дело с рационально организованным производством и всесторонне развитыми производителями, чем при ныне существующем общественном устройстве, основанном на угнетении рабочей массы и на господстве продукта над производителем [202]202
  Г.A. Лориа в своей брошюре "La legge di popolazione ed il sistema sociale, Siena 1882, вздумал было соединить взгляды Маркса, – которого он, впрочем не называет, – со взглядами Мальтуса. У него выходит, что размножение населения, – законы которого изменяются сообразно изменениям общественного устройства, – в свою очередь, является деятельной причиной всех перемен в общественных отношениях. Тут, конечно, есть неоспоримая доля истины; но до какой степени неудовлетворительно это эклектическое воззрение, показывает то простое обстоятельство, что г. Лориа забыл о развитии общественных производительных сил, от которых в последнем счете все и зависит. Подобное несчастие, впрочем, часто случается с г. Лориа в его будто бы глубокомысленных, но в действительности крайне поверхностных и ни мало не остроумных исследованиях.


[Закрыть].

V.

В своих «Основах политической экономии» Мальтус удачнее объясняет нам истинный смысл своего закона. «Если бы простая нужда или желание рабочих классов приобрести вещи, необходимые и полезные для жизни, были достаточным побуждением для производства, – говорит он там, – ни одна страна в Европе, или даже во всем свете, не встретила бы других препятствий для роста богатства, кроме своих производительных сил; и уже с давних пор земля кормила бы в 10 раз больше жителей, чем кормит теперь». Но иное дело «нужда» рабочих классов, иное дело так называемый в экономии действительный спрос, а в нем-то и вся сила. «Человек, ничего не имеющий, кроме своего труда (Мальтус хочет сказать – своей рабочей силы), является представителем спроса на продукты лишь постольку, поскольку обладатели этих продуктов нуждаются в его труде (т. е. в его рабочей силе). Спрос же на производительный труд никогда не может иметь места, если стоимость продукта этого труда не будет больше стоимости самого труда (опять-таки рабочей силы)» [203]203
  Здесь мы вынуждены цитировать по французскому переводу, не имея в настоящую минуту под руками английского подлинника. См. «Principes etc.», traduit de l'anglais par M. F. S. Constando, Paris 1820, t. II, p.p. 17–19.


[Закрыть]. Это очень ясно и совершенно справедливо: рабочая сила покупается единственно в видах производства прибавочной стоимости, но это верное замечание придает совсем новый вид закону народонаселения; теперь он гласит уже так: совершенно независимо от своих производительных сил, страна оказывается перенаселенной всякий раз, когда работников в ней больше, чем их нужно господам капиталистам. Работникам, лишенным счастья производить прибавочную стоимость, остается лишь умереть с голоду. Таков «закон природы или, что то же, божий закон». Этот новый «закон» решительно ниспровергает все пресловутое учение Мальтуса о народонаселении. Очень хорошо; примем это к сведению и пойдем дальше. В своем «Опыте» Мальтус советовал рабочим размножаться как можно меньше. Он говорил так, желая свалить с имущих классов ответственность за бедствия пролетариата и по возможности облегчить им тяжесть налога для бедных. В «Основах политической экономии» он взглянул на дело с другой стороны. Он вспомнил, что как там ни рассуждай, а работник есть единственный производитель прибавочной стоимости; и вот он замечает, что, если бы рабочий класс размножался слишком медленно, то это могло бы разорить страну, занимающуюся исключительно торговлей и мануфактурной промышленностью [204]204
  Там же, т. I, стр. 340.


[Закрыть]. Это опять совершенно справедливая мысль; ее тоже нужно принять к сведению. Но, к сожалению, она тоже ниспровергает то, что известно под именем Мальтусова учения. Теперь его приходится формулировать уже таким образом: совершенно независимо от состояния своих производительных сил, страна оказывается перенаселенной всякий раз, когда работников в ней больше, чем их требуется для производства прибавочной стоимости. Это очень неудобно и в экономическом, и в политическом отношениях: имущим классам приходится платить неприятный налог в пользу бедных, а неимущие могут обнаружить опасную склонность к учениям «сторонников равенства». И, наоборот, страна оказывается недостаточно населенной всякий раз, когда работников в ней меньше, чем их нужно господам капиталистам. Такое положение дел может привести ее к разорению. Нормальный прирост населения есть тот, который определяется потребностями капитала в рабочей силе. Работники должны иметь это в виду. Если, рождая детей, они не сумеют определить, сколько именно рук понадобится капиталу к тому времени, когда их дети достигнут рабочего возраста, то тем хуже для них. Излишние руки должны будут погибнуть жертвой нищеты; в том же случае, когда рук окажется слишком мало, страна разорится, а от этого опять уменьшится спрос на рабочую силу. Таков «закон природы или, что то же, божий закон».

Мальтус хотел опровергнуть "сторонников равенства" и показать невыгоды общности имуществ. До какой степени могли быть сильны возражения этого человека против коммунизма, можно судить уже по одному тому, что он никогда не в состоянии был выйти из сферы буржуазных экономических понятий. Он пресерьезно говорит об уровне прибыли у дикарей. Он знает, что, напр., в Перу был коммунистический строй. Но этот строй он называет «странным», и этим эпитетом отделывается от дальнейшей его оценки. Подобной узкостью взглядов страдали, как мы знаем, даже лучшие экономисты того времени, но ни у кого не доходила она до таких «странных», можно сказать, комических размеров, как у автора «Опыта о законе народонаселения». Чтобы убедиться в том, достаточно припомнить хотя бы то, как определял он производительное потребление {"Работник, несомненно, потребляет часть своей заработной платы в видах поддержания своего существования, а не как капитал с целью производства (Мальтус хочет сказать: с целью выжимания из другого прибавочной стоимости). Он – производительный потребитель по отношению к лицу, которое дает ему работу, и по отношению к государству, но, строго говоря, не по отношению к самому себе" («Definitions», стр. 258–259).

Так как я не могу эксплуатировать самого себя, то я никогда не могу быть производительным потребителем по отношению к самому себе. – Удивительная глубина мысли!}.

VI.

В «Опыте» Мальтусу приходилось толковать о перенаселении; в «Основах пол. экон.» ему пришлось считаться также и с перепроизводством. «Как бы ни были велики производительные силы, – говорит он, – сами по себе они еще не могут обеспечить соответственного им возрастания богатства. Чтобы дать этим силам полное развитие, нужно, по-видимому, еще нечто другое. Продукты должны быть так приспособлены к нуждам потребителей, чтобы при распределении их между ними возросла общая меновая стоимость всей массы продуктов» [205]205
  «Principes d'économie politique», т. II, стр. 121.


[Закрыть]. Другими словами: между производительными силами и людьми, нуждающимися в продуктах, стоит капиталист, который говорит, что он согласен пустить в дело названные силы только в том случае, если это занятие принесет ему известную прибыль. Но в современном обществе силы эти так велики, что продукты нередко переполняют рынки, не находя себе сбыта. А вследствие этого капиталисты лишаются ожидаемой прибыли. Тогда они прекращают производство, рассчитывают своих работников, и между этими последними царствует нищета, о которой еще Фурье справедливо заметил, что она порождается не чем иным, как избытком: рабочие бедствуют именно потому, что они произвели слишком много предметов, годных для удовлетворения человеческих потребностей. Как же быть? Кажется, что проще всего дело решилось бы передачей работникам тех продуктов, в которых они нуждаются и которые в избытке находятся на рынке. Но такая передача означала бы нарушение священных прав капиталистической собственности, и уж, разумеется, не Мальтус одобрил бы подобное нарушение Он придумал другое: он нашел, что «причины, наиболее благоприятствующие» выгодному для господ капиталистов сбыту продуктов, могут быть трех родов: «1) разделение крупной поземельной собственности, 2) внешняя и внутренняя торговля и 3) существование непроизводительных потребителей» [206]206
  Там же, т. II, стр. 145.


[Закрыть]. Читатель помнит, что, по определению Мальтуса, потребление работника также может быть непроизводительным в известном смысле этого слова. Но здесь он требует совершенно и во всех смыслах непроизводительного потребления, такого потребления, которое может быть дано лишь роскошью высших классов, военными расходами и т. п. Мальтус усердно проповедует подобное потребление и горячо защищает его от всех возможных нападок. В «Опыте» он пытался объяснить нищету рабочих классов тем обстоятельством, что на свет родится больше желудков, чем может быть произведено хлеба для их наполнения. В «Основах» оказалось, что бедность рабочих может иметь другое, так сказать, более тонкое и благородное происхождение: производители бедствуют всякий раз, когда в стране слишком мало бездельников. Таков «закон природы или, что то же, божий закон».

Впрочем, Мальтус допускает, что можно бы, пожалуй, обойтись и без непроизводительного потребления, если бы рабочие получали большую плату, а следовательно, могли бы представить с своей стороны более серьезный действительный спрос. Но этому мешает слишком быстрое размножение работников, ведущее к усилению соперничества между ними и к падению заработной платы. Ну, а если бы каждый из них стал меньше работать, если бы сократился рабочий день? Никогда этого не будет, – отвечает Мальтус, – государство не имеет права ограничивать рабочий день, а сами рабочие никогда не сговорятся сделать это, никогда не откажутся от взаимного соперничества. Скорее можно надеяться, что они станут рождать меньше детей [207]207
  Там же, т. II, стр. 227 и след.


[Закрыть]. Это пророчество в настоящее время не нуждается в критической оценке.

Известно, что в "Опыте" Мальтус высказал очень пессимистические взгляды относительно возможного усовершенствования земледелия в передовых странах Европы. По его расчетам выходило, что производительность труда должна уменьшаться по мере того, как увеличивается количество его, направленное на возделывание данного участка. Некоторые экономисты считали это явление совершенно бесспорным и возвели его в экономический закон [208]208
  Примечание к настоящему изданию (изд. «Шиповник»). К их числу принадлежит у нас П. П. Маслов, в этом отношении очень сильно отклоняющийся от взгляда Маркса.


[Закрыть]. Однако сам Мальтус далеко не придавал ему большого практического значения. В «Основах» он так высказывается на этот счет: производительность земледельческого труда, конечно, уменьшается, но при настоящем состоянии мира это происходит очень медленно; к тому же, различные улучшения часто совершенно останавливают уменьшение производительности труда или даже увеличивают ее. «Я убежден, – говорит он, – что капитал, затраченный на обработку участков, распаханных в 1813 г., был более производителен, чем капитал, употребленный на обработку участков, распаханных в 1727 г.» Вообще, «вероятность такого увеличения производительности труда, которое было бы достаточно для уравновешения неблагоприятных результатов расчистки новых участков, настолько велика, что при настоящем состоянии большинства стран земного шара или при их вероятном состоянии в течение нескольких будущих столетий мы можем, при благоприятных обстоятельствах, вполне рассчитывать на действие этой причины» [209]209
  Там же, т. I, стр. 477–479.


[Закрыть].

Смысл басни сей таков: когда вы спорите со "сторонниками равенства", очень полезно ссылаться на скупость природы и на уменьшение производительности земледельческого труда; а когда вы собираетесь пригласить имущие классы к усилению непроизводительного потребления, вы можете сказать им, – по секрету от "трудящихся бедняков" и от "сторонников равенства", – что еще, по крайней мере, в течение нескольких столетий неизбежное уменьшение производительности земледельческого труда останется нелепой выдумкой.