Текст книги "220 дней на звездолете (изд.1955)"

Автор книги: Георгий Мартынов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

– Оставайтесь! – ответил Бейсон. – Я выйду один. Я не хочу из-за вашей трусости терять все плоды полета.

В эту секунду, захваченный спортивным азартом, он совершенно забыл, что у них очень мало шансов вернуться на Землю.

– Открывайте! – повелительно крикнул он, видя, что Хепгуд колеблется.

Щелкнули замки. Холодный воздух ворвался в камеру, сразу охладив их разгоряченные тела. Дверь открылась.

Первое, что бросилось в глаза Хепгуду, было знакомое созвездие Большой Медведицы, раскинувшее свой ковш низко над горизонтом. В разреженной атмосфере Марса звезды сияли не по-земному ярко.

– Выходите! – сказал Бейсон. – По справедливости, вы имеете право первым ступить на почву планеты.

Звездолет опустился на песчаную площадку на самом берегу небольшого озера. От двери до «земли» было больше полутора метров. Усилием воли подавив безотчетный страх, Хепгуд прыгнул. Слабое притяжение Марса сделало прыжок очень легким, как будто он спрыгнул со стула. Бейсон передал ему часы, лампу и аппарат и последовал за ним.

В нескольких метрах темнели заросли неведомых растений. Во мраке ночи, освещенные только светом звезд, они казались грозно загадочными, полными нераскрытых тайн.

– Надо отойти от ракеты, чтобы она получилась на снимке, – крикнул Бейсон, и его голос сквозь кислородную маску, в разреженном воздухе, прозвучал как жалкий писк.

Кругом царила ничем не невозмутимая тишина. Ни малейшего ветра не было в застывшем холодном воздухе. Ярким, почти не мигающим блеском сияли бесчисленные звезды, такие же холодные, как и воздух. Низко над горизонтом голубоватым светом горела крупная звезда.

– Земля! – прошептал Хепгуд.

Они отошли шагов на десять от ракеты и остановились. Хепгуд взял часы в руки, а Бейсон, отступив еще на два шага, высоко поднял магниевую лампу, другой рукой открыв затвор аппарата.

Ослепительная вспышка света на короткий миг озарила густые заросли, площадку, озеро, неподвижную ракету на его берегу и фигуру Хепгуда с часами на вытянутой руке.

В кислородной маске, закрывавшей его лицо, он казался каким-то фантастическим существом – обитателем этой чужой, неведомой планеты…

Таким, до конца своей жизни, суждено было Бейсону запомнить его!

Он быстро перевел переключатель на лампе на повторную вспышку и только успел поднять ее над головой для вторичного, снимка, как услышал тонкий шипящий свист…

Длинное темное тело мелькнуло на фоне более светлой линии горизонта совсем рядом с ним. До ушей Бейсона донесся отчаянный крик.

Непроизвольным движением он нажал кнопку.

Молочно-белая вспышка магния вырвала из мрака картину, от которой липкий пот мгновенно покрыл всё его тело.

В двух шагах, на том месте, где только что стоял Хепгуд, блестел серебристый мех какого-то длинного, похожего на исполински толстую змею, животного.

Оцепенев от ужаса, Бейсон увидел ноги Чарльза, торчащие из-под навалившейся на него туши неведомого зверя.

В следующую секунду лампа погасла. Наступившая темнота, казавшаяся еще непрогляднее после яркого света, наполнила сердце Бейсона смертельным страхом. Испустив дикий пронзительный крик, он швырнул лампу и, ничего не сознавая, бросился к звездолету. Обезумев, забыв о том, что в его кармане лежит револьвер, он одним прыжком влетел в открытую дверь выходной камеры и захлопнул ее за собой.

Его трясла мелкая противная дрожь. Спазмы тошноты выворачивали все внутренности. Без сил, без мыслей он лежал на полу камеры в полной темноте. Перед глазами неотступно стояла картина гибели спутника. Исполинская мохнатая змея и торчащие из-под нее неподвижные ноги.

Неподвижные…

«Значит, он был уже мертв», – пришла первая сознательная мысль.

Тошнота постепенно прошла. Дрожь перестала его мучить. Бейсон сел и прислушался. Кругом было тихо. Ни один звук не доносился снаружи. Он слышал только частые удары своего, еще не успокоившегося сердца.

«Может быть, я мог бы его спасти?», – мелькнула боязливая мысль. – «Нет, он был уже мертв», – поспешил он успокоить себя.

Он встал и зажег свет. Наружная дверь была плотно закрыта. Он забыл, что сам же захлопнул ее, и вздрогнул от неожиданности. Потом снял с себя всё еще бывшую на нем кислородную маску и пробрался внутрь ракеты. Им внезапно овладела непреодолимая сонливость. Не разбирая места, Бейсон тяжело опустился на пол и мгновенно заснул.

Он не мог бы сказать, сколько времени он спал, но, когда открыл глаза, сквозь узкие окна проникал дневной свет. Он сел и, обхватив голову руками, задумался. Хепгуд погиб. Он один на Марсе в бесполезной для него ракете. Впереди неизбежная смерть. Ничто не может его спасти. Ничто, кроме… Но как можно надеяться, что советский звездолет опустится именно здесь? Планета огромна. Камов может посадить свой корабль в любой точке ста пятидесяти миллионов квадратных километров поверхности Марса. Нет даже возможности надеяться… Сколько времени продлится его агония? Воздуха хватит на три месяца для него одного. На три месяца… он вспомнил, как из-за этого самого воздуха они замышляли убить друг друга.

Стоит ли тянуть так долго?..

Бейсон нащупал браунинг, который так тщательно скрывал от Хепгуда. Пуля, которую он предназначал своему спутнику, теперь достанется ему самому.

Он подошел к окну. Там ли еще ужасный обитатель Марса? У Бейсона мелькнула мысль, что хорошо бы заснять зверя. «Это был бы сенсационный снимок», – подумал он и тут же невольно усмехнулся. Кто увидит этот снимок?..

За окном был день. Освещенные солнцем заросли серовато-синих растений и песчаная площадка, на которой лежал звездолет, были пустынны. Он заметил отброшенную им лампу, которая валялась на песке. Тела Хепгуда нигде не было видно.

Взгляд Бейсона внезапно остановился на темном пятне в том месте, где они стояли ночью.

Он увидел человеческую ногу в хорошо знакомом ботинке и с остатками синих брюк комбинезона. Тут же лежали раздавленные часы.

Бейсон понял, что пятно – это кровь, а кусок ноги – это всё, что осталось от его спутника, растерзанного марсианской змеей. Он задрожал всем телом. Слабость в ногах заставила его прислониться к стене.

Нет, прочь из этого ужасного мира!.. Кончать… кончать немедленно!..

Он сжал в руке холодную сталь и медленно поднес револьвер ко рту.

Но внезапно вздрогнул и опустил руку.

На расстоянии не больше трехсот метров от ракеты двигался какой-то блестящий, быстро приближавшийся предмет. Солнце играло сверкающими бликами на его по-видимому металлической поверхности. Растения скрывали его формы, и Бейсон не мог отдать себе отчета, что это такое. Он прильнул к стеклу окна, следя за загадочным предметом, направлявшимся прямо к ракете.

– Похоже на крышу автомобиля, – громко сказал он.

Но откуда взяться автомобилю на Марсе? Неужели планета обитаема и к звездолету приближаются марсиане? Неужели это спасение, пришедшее в последнюю минуту?

Сердце Бейсона учащенно забилось от внезапно возникшей надежды. Если марсиане могли создать движущийся экипаж, подобный земному автомобилю, то их техника находится на высоком уровне развития.

«Но может быть, это блестит панцирь другого марсианского зверя? – думал Бейсон. – Кто знает, какие существа населяют эту планету?».

Блестящий предмет приближался с большой скоростью. Он явно направлялся к американскому звездолету.

Через несколько секунд Бейсон убедился, что перед ним не животное, а предмет, сделанный руками человека или существа, подобного ему. Он ясно видел, что крыша таинственного автомобиля покрыта блестящим белым лаком.

К ракете приближались разумные существа.

Прошло еще несколько томительных для Бейсона мгновений, и, поджимая под себя стебли растений, на песчаную площадку вырвался и резко остановился небольшой, ослепительно-белый вагон на гусеничном ходу. За зеркальными стеклами его окон виднелись люди.

Человек, сидящий за рулем машины, наклонился вперед, и Бейсон отшатнулся, глухо вскрикнув.

Он узнал хорошо знакомое по фотографиям лицо Пайчадзе.

Утро

Из всех планет солнечной системы наибольшей известностью среди не астрономов, безусловно, пользуется планета, названная древними по имени бога войны – Марса. Своим названием планета обязана оранжево-красному, «кровавому» цвету, которым она резко отличается от других «блуждающих звезд» – планет.

В древнегреческой мифологии бог войны Марс имел другое имя – Арес. Поэтому наука, изучающая поверхность Марса, называется ареографией. Эта наука возникла после того, как в 1659 году выдающийся голландский астроном Христиан Гюйгенс, наблюдая Марс, впервые заметил на нем неясные очертания темноватых пятен.

Ни одно небесное тело не вызывало столько споров, предположений и догадок, как Марс. И ни одна другая планета не сыграла такой огромной роли в развитии астрономии. Гениальный Кеплер открыл законы движения планет, наблюдая именно Марс.

Популярность «Красной планеты» стала особенно большой с 1895 года, когда итальянский астроном Скиапарели высказал предположение, что тонкие прямые линии, им же обнаруженные на диске планеты, представляют собой искусственно созданные каналы, грандиозную оросительную систему, построенную разумными обитателями Марса, Эта идея имела большой успех среди широкой публики, но в кругах астрономов вызвала веские возражения. Не говоря уже об их искусственном происхождении, самое существование «каналов» подвергалось сомнению. Высказывались предположения, что случайно разбросанные темные пятна могут на огромном расстоянии казаться прямыми линиями. Великие противостояния Марса, происходящие через каждые пятнадцать-семнадцать лет, когда планета ближе всего подходит к Земле, не дали ответа и не прекратили великого спора. Вопрос остался открытым.

Марс – небольшая планета. Ее диаметр в два раза меньше диаметра Земли. 88
  Диаметр Земли = 12757 км. Диаметр Марса = 6770 км.


[Закрыть]Из-за небольшой силы тяготения атмосфера планеты очень разрежена и по плотности приближается к той, которая существует на Земле на границе стратосферы. Марс в полтора раза дальше от Солнца, чем Земля, и получает тепла и энергии значительно меньше.

Планета имеет двух спутников. По размерам они очень малы и с поверхности Марса выглядят только как крупные звезды. Древние астрономы Земли дали им имена – «Фобос», что означает «страх» и «Деймос» 99
  Диаметр Фобоса = 16 км. Диаметр Дейсмоса = 8 км.


[Закрыть]– «ужас». У грозного бога войны – Марса – и не могло быть других спутников.

Благодаря большому расстоянию от Солнца орбита Марса значительно длиннее, чем орбита Земли, да и сама планета движется медленнее. На полный оборот ей требуется 687 земных суток. Но так как ось Марса наклонена почти под тем же углом, что и ось Земли, на нем происходят такие же смены времен года, как на Земле, но только длятся они в два раза дольше.

Смена дня и ночи происходит так же, как на Земле, и почти с той же продолжительностью. Время полного оборота вокруг оси только на тридцать семь с половиной минут дольше, чем у Земли.

До посещения звездолетом Камова планеты Венеры Марс был единственным небесным телом, на котором астрономы предположили наличие жизни. Сезонные изменения окраски некоторых частей планеты очень напоминали соответствующие изменения окраски земных растений весной и осенью. Вопрос о наличии на нем животных оставался спорным; и именно благодаря большому интересу, который это вызывало у населения Земли, первый космический рейс и имел своей целью эту загадочную планету.

Для экипажа звездолета вопрос о «каналах» был разрешен отнюдь не в пользу тех, кто высказывался за их искусственное происхождение. Даже больше, – само существование на Марсе длинных прямых линий, имеющих какой бы то ни было порядок в своем расположении, оказалось иллюзией, вызванной, как говорил Пайчадзе, расстоянием.

* * *

29 декабря 19.. года на ареографическом меридиане Марса, на котором опустился советский звездолет, наступило очередное утро; почти вдвое меньшее, чем на Земле, Солнце медленно поднялось на темно-синем, с фиолетовым оттенком, небе, на котором всё же остались сиять самые крупные звезды.

По озерам, которые в довольно большом количестве были разбросаны кругом, прошло легкое движение. Это таял лед, покрывший за ночь их поверхность. Он быстро растаял. Вода снова стала неподвижной. Растения раскрыли свои листья, повернув их к солнцу.

Причудливый вид этих растений поражал земной глаз сочетанием голубовато-серого и синего цвета. Их высота не превышала ста – ста тридцати сантиметров. Толстые стебли росли прямо, как молодые ели. От них, редкие внизу и густые поверху, отделялись доходящие до метра в длину прямые, продолговатой формы листья с зубчатыми острыми краями. Светло-серые с голубым оттенком в середине и синие по краям, они были тверды и гибки. С наступлением ночи они складывались, как крылья бабочки, и тогда был виден нижний слой их поверхности, покрытый темно-голубыми волосками. Днем листья раскрывались, обращаясь к солнцу, и синяя кайма расширялась, доходя к полудню почти до середины листа. И всё растение, если смотреть сверху, становилось синим. От полудня до заката солнца весь процесс происходил в обратном порядке, и к вечеру растительность принимала серо-голубую окраску.

Солнце поднялось выше, и его лучи ослепительными бликами заиграли на белоснежном корпусе звездолета, застывшего на самом берегу озера.

Двухметровые колеса корабля глубоко врезались в песчаную почву. Широкие крылья бросали густую тень. Рядом с ним, почти у самой воды, стоял низкий, казавшийся совсем маленьким по сравнению с гигантским телом звездолета, обтекаемой формы гусеничный вагон, выкрашенный также в белый цвет. Длинные, узкие окна, на всех четырех сторонах, отражали в своих толстых стеклах марсианский пейзаж.

Из густых зарослей растений выскочил небольшой мохнатый зверек. Своими размерами, порывистыми движениями и длинными ушами он немного напоминал земного зайца. Всё тело зверька было покрыто длинной шерстью голубовато-серого цвета, хорошо гармонировавшего с окраской растений. Большие матово-черные круглые глаза были расположены близко друг к другу, что, несомненно, суживало кругозор.

Длинными прыжками зверек достиг песчаной полосы у самого озера и вдруг присел на задние лапки. Уши опустились и прижались к спинке, тельце сжалось, готовое к стремительному бегству. Но испугавший его предмет был неподвижен, и зверек постепенно успокоился. Уши поднялись, головка немного наклонилась набок. Казалось, он к чему-то прислушивается. Но кругом было тихо. Из кустов выскочило еще два таких же зверька и присоединились к первому.

Внезапно раздался резкий звук. Щелкнула невидимая пружина – и в корпусе корабля с легким звоном сдвинулась в сторону тяжелая дверь. Показался человек, одетый в кожаный меховой комбинезон, со шлемом на голове.

С шумом упала на землю металлическая лестница.

Зверьки вскочили с места и молниеносно исчезли в кустах.

Испугавший их человек, не пользуясь лестницей, легко спрыгнул на землю с двухметровой высоты. За ним вышел второй, одетый так же.

– Эти зверьки, – сказал он, – испугались не нас, а шума. Они еще никогда не видели человека и не научились его бояться. Но окраска их меха, подобная окраске растений, среди которых они живут, показывает, что на Марсе есть кто-то, кто охотится на них, и от кого они должны прятаться. Иначе защитный цвет не мог бы выработаться.

– Вы правы. Эти «зайцы» не единственные обитатели планеты. Мы должны отыскать их врагов.

– Надо быть осторожным. Кто знает, какие существа тут обитают.

– За вчерашний день мы никого не видели, Сергей Александрович.

– Зверей отпугивал шум, который мы подняли при сборке вездехода, – ответил Камов. – Но там, где есть такие «зайчики», должны быть и «волки»; а что они собой представляют, пока еще не известно.

– Осторожность не мешает, – согласился Пайчадзе.

Кислородные маски плотно закрывали нижнюю часть лиц, но вделанные туда усилители звука позволяли разговаривать не повышая голоса.

Камов спустился по лестнице. За ним из звездолета вышел Мельников с киноаппаратом в руках. За его плечом висели две самозарядные винтовки, которые он передал Пайчадзе. Кроме винтовок участники экспедиции были вооружены револьверами. На груди у каждого висел бинокль и фотоаппарат в кожаном чехле.

– Как только заснимете наш отъезд, – сказал Камов, – возвращайтесь на корабль и напомните Константину Евгеньевичу мои указания. Повторяю: из звездолета не выходить без крайней необходимости. Если такая необходимость возникнет, то можете выйти только вы один. Белопольский не должен покидать корабль ни на одну секунду. Если мы не вернемся к вечеру, – ничего не предпринимайте. В случае перерыва связи включите радиомаяк и держите его включенным всё время, пока вездеход не вернется. Если он совсем не вернется, – вылетайте на Землю точно в назначенное время.

– Будет исполнено, Сергей Александрович! Счастливого пути!

– С наступлением темноты зажгите прожектор, – прибавил Камов. – Мы можем задержаться, а найти звездолет по свету прожектора будет легче. Ну, до свидания!

Он пожал руку Мельникова и направился к вездеходу. Пайчадзе уже сидел за рулем машины.

– Вот еще что, – обернулся Камов. – Проявите сегодня же пленку. Меня очень интересует, хорошо ли получились эти маленькие зверьки.

– Хорошо, Сергей Александрович!

Мельников улыбнулся под маской. Он был уверен, что так удачно заснятые из окна звездолета «зайцы» получились отлично. Эта небольшая забавная сценка, несомненно, вызовет большой интерес, когда будет демонстрироваться на экранах Земли: марсианские зверьки в естественной обстановке!..

Камов сел в машину и, закрыв герметическую дверь, открыл кран кислородного баллона. Когда состав и давление воздуха внутри вездехода стали нормальными, он снял с себя маску. То же сделал Пайчадзе.

Мельников стоял в пяти шагах и вертел ручку аппарата. В окне корабля было видно лицо Белопольского.

Пайчадзе повернул рукоятку. Только чуть заметная дрожь вездехода показала, что его мощный мотор начал свою беззвучную работу.

– В путь, Арсен Георгиевич! – сказал Камов.

Вездеход медленно подошел к сплошной стене растений, окружающей звездолет. Пайчадзе не решался ломать их.

– Жалко, Сергей Александрович!

– Возьмите левее! – сказал Камов. – Кажется, там есть просвет. Портить ближайшие к звездолету окрестности не стоит. Будет некрасивый вид из окна. – Он засмеялся.

Пайчадзе повернул к указанному месту. Там действительно оказался проход, уходящий как раз в нужном направлении. Песчаная дорога словно сама приглашала следовать по ней.

Вездеход развернулся и, набирая скорость, помчался на запад.

Мельников, прекратив съемку, смотрел ему вслед. Слова Камова – «В случае, если вездеход не вернется, вылетайте на Землю» – продолжали звучать у него в ушах.

«Если не вернется… Нет, этого не может быть! Вернется… Должен вернуться!»

Он вздохнул и медленно пошел к кораблю. Войдя в выходную камеру, поднял за собой лестницу и нажал кнопку. Наружная дверь закрылась. Через десять секунд автоматически открылась внутренняя и, пропустив Мельникова, снова закрылась. Он снял маску и прошел в обсерваторию. Корабль казался ему пустым. Двух наиболее любимых товарищей не было в нем. Они мчались сейчас навстречу неизвестному, в таинственную даль чужого, незнакомого мира.

Белопольский всё еще стоял у окна.

– Их еще видно, – сказал он.

Далеко над верхушками кустов виднелась быстро уменьшающаяся белоснежная крыша вездехода. Вот мелькнул на мгновение весь его корпус и скрылся.

– Теперь будем ждать, – сказал Белопольский. – Завтра наша очередь.

«Завтра? Скорей бы оно наступило это завтра!» – подумал Мельников, подходя к радиостанции корабля.

Легкое потрескивание разрядника и красная точка контрольной лампочки успокоительно указывали, что рация вездехода работает. Первое сообщение Камов обещал передать через полчаса. За это время вездеход успеет пройти порядочное расстояние.

Он сел у аппарата. Белопольский, бесцельно походив по обсерватории, сел рядом с ним. Оба стали терпеливо ждать. Они могли в любую минуту сами вызвать Камова, но не хотели нарушать установленный начальником экспедиции порядок радиосвязи.

Тридцать минут, наконец, прошли.

В громкоговорителе послышался резкий щелчок. Это Камов включил микрофон.

– Говорит Камов, – раздался знакомый голос. – Как вы меня слышите?

– Слышим хорошо, – ответил Белопольский.

– Я вас тоже хорошо слышу. Новостей пока нет никаких. Вездеход идет по местности, ничем не отличающейся от той, которая окружает звездолет. Видели несколько «зайцев». Одного чуть не раздавили. Прыгнул прямо под гусеницу, но Арсен Георгиевич сумел обойти его. Их, по-видимому, тут очень много, но других животных не видно. Мы будем двигаться всё время прямо. Какие новости у вас?

– Никаких нет. Всё по-прежнему.

– Ведите наблюдение за прилегающей местностью. Следующий разговор будем вести ровно через час. Повторите!

– Следующий разговор через час.

– Прекращаю связь.

Голос умолк. Щелкнул выключенный микрофон.

– Вы будете здесь, Константин Евгеньевич? – спросил Мельников.

– Да.

– Я пойду в лабораторию. Сергей Александрович просил проявить сегодняшнюю пленку. Я скоро вернусь.

– Идите.

Белопольский внимательно посмотрел на своего молодого товарища.

– Идите, – повторил он, – и не волнуйтесь! Они вернутся во-время. Нет никаких оснований для беспокойства. Если даже на Марсе и есть крупные животные, они не осмелятся напасть на вездеход.

– Я боюсь не нападения, – ответил Мельников. – Но представьте себе такой случай, что кислородный баллон даст течь и они останутся без воздуха. Или сломается мотор, или сам вездеход. Может разорваться гусеница – и они не смогут исправить ее. Если это случится на большом расстоянии от звездолета, они погибли.

– Борис Николаевич, – сказал Белопольский, – вы уже могли, по-моему, убедиться, что всё, что находится на нашем корабле, самого высокого качества. Вездеход не исключение. А что касается кислородного баллона, то он не единственный на вездеходе и не картонный. Никакой течи в нем появиться не может. Вспомните, как Сергей Александрович во время приемки приказал сбросить один такой баллон с десятиметровой высоты и он остался при этом совершенно целым.

– Помню, но всё-таки…

– Меня бы на вашем месте беспокоило другое, – продолжал Белопольский. – Есть одна теоретическая опасность. Подчеркиваю, – только теоретическая. На Марсе бывают песчаные бури. Они настолько сильны и захватывают такую громадную площадь, что мы наблюдаем их с Земли в наши телескопы. На гладкой и ровной поверхности Марса должны быть сильные ветры, вызываемые неравномерным нагревом воздуха в различных частях планеты. Спокойствие атмосферы, которое мы наблюдаем эти два дня, меня очень удивляет. Ветры поднимают огромные массы песка и несут его с большой скоростью. Вот где опасность. Но, повторяю, это опасность теоретическая. Вездеход рассчитан на такой случай. Его мотор должен справиться, а направление можно держать по радиомаяку. Кроме того, бури особенно сильны не здесь, а в тех пустынях, которые мы видели. Не забудьте, что мы находимся на дне глубокой впадины. Вездеход вряд ли выйдет из ее пределов. Так что, не беспокойтесь, – наши друзья вернутся целы и невредимы.

Белопольский говорил спокойным, ровным голосом. Его доводы были логичны и обоснованы, но Мельникова не обмануло его кажущееся спокойствие. Он отметил про себя пространность речи, столь несвойственную Константину Евгеньевичу. Взяв аппарат, он пролез в люк и направился в свою фотолабораторию.

Белопольский проводил его сочувственным взглядом. Он хорошо понимал его состояние.

«Мы перебрали с ним все опасности, которые нам известны, – подумал он. – Но сколько может быть других, о которых мы понятия не имеем!».

Он вздохнул и повернулся к радиостанции. Красная точка по-прежнему горела ровным, успокоительным светом. Тонкий луч ее безмолвно говорил, что на вездеходе всё благополучно. «Мы боимся за них; они наверняка беспокоятся за нас. Что ж, так и должно быть. И так будет все четыре дня», – сказал он самому себе.

Прошел час, и между вездеходом и звездолетом опять произошел короткий разговор. Ничего нового не было. Вездеход шел по такой же местности, что и раньше. Всё было в порядке.

Для Мельникова и Белопольского это утро тянулось нескончаемо долго. Солнце медленно совершало свой путь к зениту. Термометр, помещенный снаружи, показывал пятнадцать градусов тепла.

– И это на экваторе! – заметил Мельников.

– Да, холодная планета.

Судя по высоте солнца, было около одиннадцати часов «по местному времени», как выразился Белопольский, когда Камов сообщил, что ими пройдено сто километров.

– Мотор работает прекрасно, – сказал он. – Мы пройдем еще километров пятьдесят, а потом повернем на юг.

Прошло два часа после этого разговора. Наступило время очередной связи, но рация молчала. Стрелка часов давно миновала назначенную минуту, индикаторная лампочка по-прежнему указывала, что радиостанция вездехода работает; легкое потрескивание в громкоговорителе свидетельствовало, что и рация звездолета тоже в порядке; но связи не было.

Белопольский решительно включил микрофон.

– Почему молчите? – громко сказал он. – Отвечайте!.. Отвечайте!..

Он подождал и снова повторил те же слова. Мельников, затаив дыхание, напряженно прислушивался.

– С вездеходом ничего не случилось, – сказал Белопольский, всеми силами стараясь говорить спокойно. – Его станция работает. Может быть, они вышли из него.

– Оба?

Этот вопрос заставил Белопольского вздрогнуть. Камов говорил, что ни при каких обстоятельствах они не покинут вездеход одновременно. Кто-нибудь должен был оставаться в нем. Но почему же они не отвечают?

– Сергей Александрович!.. Арсен Георгиевич!.. Почему молчите?.. Почему молчите?.. Отвечайте!.. Отвечайте!..

Ответа не было.

В обсерватории наступило тягостное молчание.

Мельников и Белопольский, скрывая друг от друга мучительное волнение, не спускали глаз с красной точки индикатора.

Оба боялись, что лампочка вдруг погаснет. Еле слышное потрескивание казалось им очень громким, и они каждую секунду принимали его за ожидаемый щелчок включенного микрофона.

Но минуты шли за минутами, а рация упорно молчала…