Текст книги "На перекрестках столетий"

Автор книги: Георгий Караев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

Глава 6. Два дня в Смоленске

Западный форпост Московского государства. Памятник полководцу и его история. Подвиг Н. И. Куриленко. В историческом музее.

На следующее утро ушкуйники по светлой днепровской воде плыли к Смоленску. Забыв о ссадинах и царапинах, полученных в колючих зарослях Катыни, о порванных рубашках и ноющих плечах, они любовались живописными берегами, мимо которых несли их тугие паруса.

– Странно, что не видно буев, – заметил первым Саша.

– Почему странно? – откликнулся со второго ушкуя Женя. – Не видишь разве, здесь и судоходства никакого нет.

– Ой, ребята, верно, – воскликнула Таня. – Не сесть бы нам тут еще раз на мель…

Опасение было нелишним. Днепр тут совсем не походил на ту могучую, величественную реку, о которой писали Гоголь и Тарас Шевченко. Суда здесь из-за мелководья не ходят, и у берегов много песчаных кос и отмелей. Решили плыть по середине реки, держась один за другим и предварительно проверяя дно шестами.

Так, «на ощупь», добрались до большого моста, за которым начинались пригороды Смоленска.

С реки города почти не было видно. Буйная зелень тополей подымалась на косогорах, и лишь кое-где проглядывали крыши домов. Через некоторое время справа показалась каменная стена Смоленского кремля. На другом берегу реки дымили фабричные трубы.

Прошли еще под одним мостом, уже в центре города, и пристали к тихому песчаному пляжу под самой стеной Кремля. Небольшая поляна среди зарослей кустарника и невысоких березок была как будто специально предназначена для лагеря.

Обосновавшись на новом месте, путешественники поспешили к кремлю.

У широкого проема стены мемориальная доска:

СМОЛЕНСКАЯ

крепостная стена

выдающееся военно-оборонительное

и архитектурное сооружение

Московского государства (1596–1602).

Исторический и архитектурный памятник

Зодчий Федор Конь

имеет 38 башен, протяженность 5,5 км,

высоту стен 10–12 м, ширину 10,5 м.

– Подумать только, – поразился Женя, – десять с половиной метров толщины… По ней и на грузовике свободно можно проехать.

Вышли на мост.

– Интересно, как он называется? – спросил Володя. – Нигде нет таблички с названием… Вы не знаете, что это за мост? – обратился он к проходившему мимо молодому человеку с перекинутой через плечо спортивной сумкой.

– Понятия не имею, – ответил тот.

– Как же так? – удивилась Алла. – Живете здесь и не знаете названия старинного моста через Днепр.

– Да я тут, собственно, недавно, – смутился парень. – Приехал учиться…

Следующий прохожий оказался более осведомленным.

– Верно-верно, надо бы обязательно прибить табличку с названием. Это ведь самый первый построенный в городе мост, и зовется он поэтому Старо-Днепровский. Есть еще один, ниже по течению, – Ново-Днепровский. А сейчас строится третий, выше по течению.

Открывающейся с моста панорамой Днепра и древнего города на его берегах можно было любоваться часами: круглые и четырехугольные крепостные башни, соединенные зубчатой линией стен, возвышались над морем зелени; дальше, насколько хватал глаз, разбегались во все стороны городские кровли. Золоченые маковки церковных куполов дрожали и переливались в полуденном мареве, а внизу под ними неслись по широким проспектам, мимо тенистых бульваров и скверов разноцветные потоки машин, неторопливо прокладывали себе путь троллейбусы, и текла, переполняя тротуары, вдоль нарядных витрин оживленная толпа смолян и приезжих.

В нее-то и влились наши путешественники. На каждом шагу их ждали открытия, каждая улица таила в себе что-то интересное, необычное. Вот здесь, к примеру, археологи раскопали древнейшее поселение кривичей, относящееся к VI веку, в другом месте были обнаружены остатки деревянных мостовых, которые проложили в Смоленске еще в X веке. Немногим позднее здесь получили распространение берестяные грамоты. Впервые Смоленск был упомянут в летописи в 865 году.

Начало его богатой и славной истории тесно связано с варяжским торговым путем. Недаром гордый византийский император Константин Багрянородный из всех перевалочных пунктов этого столь протяженного пути особо выделял Смоленск. Сделав город столицей Смоленского княжества, князь Ростислав обнес его бревенчатой крепостной стеной, замененной на рубеже XV–XVI веков каменной.

Здесь, в верховьях Днепра и Западной Двины, на пути из Западной Европы в Москву, не раз терпели поражение нападавшие на русскую землю. Дорогой ценой заплатил за Смоленск Лжедимитрий, в 1609 году вторгшийся с польским войском в Россию. Обескровил Смоленск и «великую армию» Наполеона в 1812 году, что во многом предопределило победу русских войск при Бородине. В результате героической обороны Смоленска в первые месяцы Великой Отечественной войны фашистские дивизии оказались под Москвой значительно позже, чем рассчитывали, и это позволило нашему командованию сосредоточить силы для сокрушительного ответного удара.

В историческом музее на стенах специальной экспозиции фотографии знатных людей Смоленщины. Тут портреты космонавтов и авиаторов, путешественников и ученых, музыкантов и военачальников. П. К. Козлов, Н. М. Пржевальский, М. И. Глийка, О. А. Лавочкин, М. Н. Тухачевский, Ю. А. Гагарин… под стеклом лежали их личные вещи, печатные труды, письма.

Большая Советская улица вывела путешественников к центру города. Когда пересекали площадь, Володя обратил внимание на памятник Кутузову и позвал товарищей. Памятник отличался той благородной простотой, которая была присуща самому Михаилу Илларионовичу. Прославленный полководец задумчиво, как бы с надеждой взирает с высокого постамента на город и его новую жизнь, спокойная поза исполнена большого достоинства и внутренней силы.

Пенсионер, сидевший на скамейке, рассказал ребятам, что, когда фашисты захватили Смоленск, они свалили монумент с пьедестала и вместе с другим «металлоломом» отправили на переплавку в Германию. Эшелон этот, однако, не далеко ушел от Смоленска. В окрестных лесах действовали партизаны. Во главе одного из партизанских отрядов стоял комсомолец Владимир Куриленко. Вместе со своими боевыми товарищами он пустил под откос не один вражеский поезд. Та же участь постигла и эшелон, в котором везли памятник Кутузову. До конца войны состав так и пролежал под откосом. Затем его нашли и памятник вернули на прежнее место.

– А сам Володя Куриленко остался жив? – спросила Маша.

– Увы, нет. Во время одной из перестрелок он был смертельно ранен. После войны ему поставлен у нас памятник.

Перед высоким зданием гостиницы «Смоленск», от которой поминутно отъезжали автобусы с экскурсантами, студенты задержались у мемориальной доски с надписью:

На этом здании 25 сентября 1943 года воинами 931-й Смоленской стрелковой дивизии было водружено знамя освобождения г. Смоленска от немецко-фашистских захватчиков.

– Оказывается, здание-то историческое, – сказала Нина Николаевна и сделала пометку в походном дневнике.

* * *

Оставшись надолго один в лагере, Дружок заскучал и еще издали приветствовал своих друзей громким лаем. Таню он, подпрыгнув, лизнул прямо в лицо, прежде чем та успела увернуться.

На закате ребята, вытащив ушкуи на берег, занялись их осмотром. Днище обоих судов во многих местах оказалось сильно поцарапано. Кое-где облезла краска.

– Требуется небольшой текущий ремонт: ошкурить и заново прокрасить, – сказал товарищам Володя. – Давайте сразу примемся за дело, чтобы краска успела высохнуть до утра.

– А знаете, – сказала Нина Николаевна, – настоящие ушкуйники в старину тоже именно в Смоленске чинили и смолили свои суда. Отсюда и название города.

Вечером, перелистывая дневник, Нина Николаевна вдруг подсчитала, что они уже в пути ровно месяц.

– Володя! Зови всех сюда! – крикнула она Громову.

Знаменательное событие решено было отметить праздничным ужином.

В сгустившихся сумерках все уселись вокруг костра с кружками в руках, и Алла первая затянула:

 
Там, вдали, за рекой,
Загорались огни,
В небе ярком заря догорала…
 

Остальные тихонько подхватили припев.

Глава 7. На белорусской земле

Вниз по Днепру. Дачники из Дубровны. В Орше. Легендарная «Катюша». Юные помощники. У кургана Бессмертия. Могилевские предания. Новь старого города.

И вновь разматываются под килем судов водные версты. Древняя речная дорога ведет ушкуи все дальше на юг.

После Смоленска первый переход решили сделать до устья Катыни и заночевать на знакомом месте.

Дошли без приключений. Высокие днепровские берега надежно защищали костер от ветра, и пламя ровным столбом подымалось вверх.

Сережа напомнил товарищам, как они продирались тут через заросли к Днепру.

– Стоило попотеть, – обронил Саша, снимая с жерди над костром закипевший чайник.

– Ну теперь, слава богу, все испытания позади, – облегченно вздохнула Алла. – Волоки кончились, впереди большая вода.

– Волоков и вправду больше не будет, – согласился Володя, – но праздновать победу еще рано. Путь нам предстоит дальний, и случиться может всякое.

С этими словами Громов достал из рюкзака карту и стал измерять по ней курвиметром расстояние до Киева.

– Да, теперь плыть, вероятно, будет легче, – сказал он, подняв голову, – поэтому предлагаю с завтрашнего дня увеличить дневные переходы в среднем до семидесяти километров.

– А что, дело, – поддержал его Сережа. – Вниз по течению, под парусами, это вполне реально.

– В первой половине дня пятьдесят километров и после обеда еще двадцать-тридцать, – прикинул Саша.

На том и порешили, и Трофимову было поручено ежедневно производить расчет пройденного расстояния и намечать график движения на следующий переход.

* * *

Спать легли рано, и на другое утро первые лучи солнца, прорезавшие редеющий сырой туман, застали ушкуи уже в пути. Быстро скрылось за поворотом Днепра устье Катыни, и впереди распахнулись новые дали.

– Смотрите-ка, что это там?. – крикнул с носа флагмана Саша, указывая на правый берег реки.

У самой воды виднелись какие-то мохнатые животные.

– Кабаны! – воскликнул Женя, когда ушкуи подошли поближе.

Действительно, это были они. Завидя подплывающие суда с людьми, лесное семейство прервало водопой и мгновенно исчезло в прибрежном кустарнике. Только матерый секач на секунду задержался у зарослей, оглядываясь через плечо, а затем, недовольно хрюкнув, скрылся следом за остальными, с треском ломая на ходу сухие ветви.

– Ну надо же! И здесь кабаны. Совсем как в прошлом году под Холмом, – изумился Женя.

Временами лес уступал место обработанным полям и зеленеющим лугам. То на одном, то на другом берегу реки появлялись деревни, и тогда отовсюду сбегались босоногие ребятишки поглядеть на необычные суда.

Во второй половине дня 15 июля слева по борту показалась деревня. С берега путешественникам энергично замахали трое людей, а один из них сел в лодку и, запустив мотор, направился наперерез ушкуям.

– Вы из Ленинграда, студенты? – крикнул он, когда суда сблизились.

– Студенты. Плывем по пути «из варяг в греки», – отвечали ребята, предупреждая дальнейшие расспросы.

– Знаю, знаю. Мы тут о вас в газете читали и по радио слышали. Очень рад познакомиться. Меня зовут Петров Алексей Иванович. Работаю в Орше на заводе, а в Дубровне у нас дом прямо на берегу Днепра. Давайте ко мне в гости. Повечеряем вместе, переночуете, места хватит.

– Спасибо, – откликнулся Володя. – А сколько еще до Дубровны?

– Да километров тридцать, не больше:

– Ну что ж, если мы вас не стесним…

– Да чего там стесните, скажете тоже! – не дал ему закончить Петров и решительно прибавил: – Поплыли!.. Сейчас только ребят заберу.

Алексей Иванович скоро вернулся с русоволосой девушкой в широкополой соломенной шляпе и веснушчатым пацаном лет четырнадцати с едва пробивающимся пушком над верхней губой. Махнув рукой, он дал команду трогаться следом за ним.

Ветер стих, поэтому включили моторы, и не прошло и часа, как новый знакомый свернул к маленькой дощатой пристани у выглядывавших из-за садовых деревьев дачных коттеджей.

– Вот и приехали, – весело объявил Алексей Иванович, зацепляя багром увесистое железное кольцо на наружной свае. – Швартуйтесь, друзья!

Дом Петровых был крайний. Дружок первым ворвался в сад. Алексей Иванович провел гостей на увитую плющом веранду. Симпатичная полная женщина перебирала спелую клубнику на покрытом полосатой клеенкой обеденном столе.

– Вот, Маша, те самые студенты-путешественники из Ленинграда, что решили переплюнуть Тура Хейердала, – шутливо представил ребят Алексей Иванович. – Будут у нас ночевать.

– Очень рада, – отозвалась его супруга. – Только где же мы их всех разместим?

– А у них палатки. Прямо в саду и поставят, – сказал муж.

Спустя короткое время в дальнем углу сада уже был разбит лагерь.

На веранду явились, прихватив свои припасы и посуду. Пока девочки помогали Марье Дмитриевне готовить ужин, мужчины принесли из сада плетеные стулья и раздвинули стол.

Чай пили из пузатого электрического самовара, составлявшего предмет особой гордости хозяев. Разговор шел о водных походах. Петровы, и старшие и младшие, были заядлыми туристами, ежегодно проводившими летний отпуск на речных маршрутах. В будущем году они собирались в Ленинград и пользовались сейчас случаем разузнать все поподробнее. В свою очередь, студенты советовались с Алексеем Ивановичем относительно предстоявшего им пути до Орши и получили от него немало ценных указаний.

Наутро, поблагодарив гостеприимных хозяев и обменявшись адресами и телефонами, ушкуйники продолжили путь вниз по Днепру.

Чем ближе к Орше, тем полноводнее становился Днепр, но для судоходства все же еще не годился. Поэтому навстречу попадались только рыбачьи моторки да прогулочные катера.

К полудню достигли городского предместья. Итак, еще один перевалочный пункт на пути «из варяг в греки» между Смоленском и Киевом.

Слева за мостом показалась застывшая на постаменте «катюша», память о первом залпе реактивных гвардейских минометов 14 июля 1941 года.

Остался за кормой городской парк с курганом Бессмертия и Вечным огнем у памятника воинам, павшим в боях за освобождение Орши. Впереди по курсу Могилев.

Солнце ласково пригревает спину, в поднятых парусах шумит попутный ветер, исправно тарахтят на поворотах моторы. Женя, укоротив блесну, удит рыбу с кормы и время от времени вытаскивает под одобрительные возгласы неосторожную щучку или окунька.

– Вот так бы до самого Киева плыть и плыть, – мечтательно говорит Алла, опустив руку за борт и перебирая в воде пальцами.

– И даже еще дальше, – весело подхватила Маша.

Однако долгие часы пути давали себя знать, и, когда вдали стала вырисовываться узкая полоска леса, всех потянуло на отдых.

– Володя! Сколько мы прошли от Орши? – окликнул Громова со второго ушкуя Сережа Жарковский.

– Километров пятнадцать.

– Ну и хватит на сегодня. Вон лесок какой симпатичный. Давайте в нем и остановимся.

Никто не возражал, и ушкуи повернули к прибрежной лощине.

Едва успели поставить палатки, как по туго натянутому брезенту забарабанили крупные капли дождя. Пришлось обойтись без костра. Поужинав всухомятку, притомившиеся за день путешественники влезли в спальные мешки, и даже разразившаяся ночью сильная гроза с ливнем и яростными порывами ветра не смогла разбудить их.

Наутро первым выглянул из палатки Саша. Солнце уже взошло, и омытая дождем листва искрилась алмазными каплями. В лесу на разные голоса перекликались птицы и раздавался дробный перестук дятла.

Спустившись к реке умыться, Саша ахнул: второго ушкуя не было..

– Вова! Женя! – с криком бросился он обратно в лагерь. – Ушкуй пропал!

Все выскочили из палаток, спросонья протирая глаза. Первым пришел в себя Громов.

– Сережа! Заводи мотор! – быстро скомандовал он. – Мы его догоним.

Через несколько минут ушкуй на полном ходу устремился вниз по течению. Беглеца заметили еще издали. К счастью, носовой конец с сорванным во время грозы колышком зацепился за торчащую из воды корягу. Ушкуй взяли на буксир и доставили в лагерь.

* * *

У Могилева Днепр капризно меняет направление своего русла, образуя гигантскую петлю вокруг раскинувшегося на высоком прибрежном склоне городского парка.

Пройдя под мостом, путешественники миновали старенькую пристань, у которой покачивались несколько катеров и облезлая, ржавая баржа. С борта ее скучающий матрос в надвинутой на глаза кепке ловил рыбу.

На этот раз, вытащив ушкуи на берег, ребята надежно привязали их к деревьям.

Могилев – город древний, но, когда он возник, никто точно не знает. Существует предание, что на месте этом некогда шумел дремучий бор. И жил в нем человек по прозвищу Могучий Машеко. Он был силен как лев. И вот полюбил Машеко красавицу деву, и та ответила ему взаимностью. Счастливый ходил Машеко. Но затем избранница его сбежала к богачу. И тогда убил Машеко изменницу и себя самого. Схоронили его в том лесу, где он жил, и назвали это место Могилою Льва. Отсюда якобы и произошло название города на торговом пути «из варяг в греки» – Могилев.

А приключилась эта история в 1267 году.

Есть, однако, и другая легенда, связывающая возникновение Могилева с князем Львом Даниловичем Могием, который построил здесь, высоко над Днепром, свой замок. Рядом с ним стали селиться крестьяне и ремесленники. Пошли по Днепру купеческие караваны «из варяг в греки», под крутым берегом начали останавливаться ладьи. Возник торг. И постепенно превратилось поселение в город. А поблизости вырос большой курганный могильник.

Не раз захватывали Могилев то литовцы, то поляки, лишь к началу XVIII века он был окончательно присоединен к России, сделавшись крупным экономическим и культурным центром.

В годы Великой Отечественной войны фашисты разрушили город до основания. Но прошли десятилетия, и Могилев перешагнул свои довоенные границы.

Пригород Могилева, Буиничи, встретил путешественников сплошной пеленой дождя.

– В такую погоду рыба хорошо клюет, – попытался утешить до нитки вымокших спутников Женя. Но его никто не поддержал.

– Обошлись бы и без клева, – бросил Сережа.

Девочки, у которых зуб за зуб не попадал, согласно кивнули и укоризненно посмотрели на Журкина.

Глава 8. Выдержки из письма

Испытание характера. Болезнь Маши. Целлофан и спальные мешки. Море, которого нет на карте. Неунывающие рыболовы. Снова солнце.

Это письмо одного из членов экспедиции было отправлено домой на сороковой день пути.

«Не знаю даже, как описать вам, дорогие, все то, что пришлось пережить нам на Днепре между Могилевом и Киевом. Если вы подумаете, что была сильная буря или вдруг развалились наши ушкуи и мы тонули, то вы ошибетесь. Ничего подобного с нами, слава богу, не произошло. Ничего такого, что принято называть катастрофой. И тем не менее нам здорово досталось…

Вообразите унылое, серое небо, из которого непрестанно сыплется, временами то ослабевая, то, напротив, усиливаясь, мелкая водяная крупа. Все мы насквозь мокрые. Вода кругом, от нее нет спасения. Она, сколько ее ни вычерпывай, собирается на дне ушкуев, проникает в тщательно зашнурованные и обернутые еще сверху брезентом рюкзаки с продуктами и походным снаряжением, нашими вещами. Разумеется, не спасает от воды и натянутый посреди палубы тент, хоть женщины по очереди и прячутся под ним… Только теперь понимаешь, что значит пускаться в плавание без надежной крыши над головой. Плащи хоть выжимай, в кедах хлюпает… Неприятное ощущение. А продукты! Особенно хлеб. Он совсем размяк, превратился в полужидкую кашу. И самое главное – обсушиться негде. На берегу не успеваешь сделать несколько шагов, как мокрая трава и кусты обдают тебя холодным душем… И добро бы, это продолжалось день-два, а то ведь льет почти целую неделю!

Намокшие паруса отяжелели и сделались практически неуправляемыми. Вдобавок с них постоянно стекают струйки воды. Правда, и ветра нет, так что толку от парусов все равно никакого. Грести тоже почти невозможно, поскольку от мокрых рукояток весел быстро натираешь на ладонях болезненные волдыри. Нам оставалось либо целиком довериться течению, либо же воспользоваться моторами. Естественно, мы предпочли последнее, справедливо рассудив, что в подобных обстоятельствах прибегнуть на время к их помощи вполне допустимо. Не удлинять же еще эту пытку дождем!..

Привычный стук моторок как-то приободрил нас. К несчастью, мотор у Трофимова на первом ушкуе вскоре заглох, а потом забарахлил и наш, сколько Журкин ни пытался вернуть его к жизни. Исправить их на ходу под дождем не представлялось возможным. Хорошо еще, это произошло всего в тридцати километрах от Рогачева. Зато в Рогачеве нам повезло: на пристани моторы мигом привели в порядок и заправили баки горючим. Дальше мы двигались в приличном темпе.

Сложившаяся ситуация вынуждала приспосабливаться к погодным условиям. И тут пригодился опыт геологических экспедиций Сережи Жарковского. По его указаниям стоянки для обеда и ночлег мы теперь делали там, где был высокий берег и хвойный лес, который, как известно, растет на песчаной, быстро высыхающей почве. Таким образом, хотя суточные переходы и получались теперь то больше, то меньше, в лагере нам удавалось создать относительные удобства для отдыха.

Пожалуй, единственные, кто все эти дождливые дни не терял присутствия духа, были наши рыболовы. Удачный клев, казалось, заставлял их забыть про мокрую одежду. Они исправно снабжали нас свежей рыбой, которая заменяла подмоченную крупу.

Маша сильно простудилась. У нее поднялась температура, и мы уже решили было, что она не сможет продолжать плавание. Однако Маша ни за что не хотела расставаться с нами, и теплые вещи, которые мы ей собрали, а также таблетки аспирина поставили ее на ноги.

На пятый день непогоды обнаружилась досадная оплошность, которая могла бы иметь серьезные последствия. Еще в Ленинграде, готовясь к походу, мы по настоянию Георгия Алексеевича запаслись для наших спальных мешков целлофановыми чехлами и, всякий раз устраиваясь на ночлег, довольно долго распаковывали спальники, что раздражало самых нетерпеливых. Теперь же все по достоинству оценили эту предусмотрительность. В особенности когда целлофановый чехол Жени порвался. Мы пытались высушить его спальник над костром, но при таком дожде это было невозможно. Так и пришлось бедняге ложиться в мокрый мешок. Спасибо, помогла спортивная закалка, и все обошлось благополучно. Этот случай вновь доказал, что в таком дальнем походе мелочей не бывает.

…А дождь все идет и идет… В ушкуях и на берегу у костра сидим, закутавшись в плащи, под зонтиками. Впервые со времени выступления в поход мы почувствовали, каково порой приходится настоящим путешественникам, о которых читаешь в книгах. Даже наш памятный марш-бросок сквозь заросли к Днепру не идет с этим ни в какое сравнение. Зато испытание дождем еще больше сблизило нас всех, укрепило дух товарищества и взаимовыручки.

На седьмые сутки мы остановились на ночлег за деревней Комарин, в дубовой роще. Заснули, как и все эти дни, под монотонный шум дождя. А утром, выбравшись из мокрых палаток, увидели над головой чистое голубое небо в розоватой дымке восходящего солнца.

Проклятый дождь наконец-то кончился!

И вот над Днепром растаял утренний туман, на поверхности воды заиграли солнечные блики, а в ожившем лесу зазвенели птичьи голоса. Право, нам казалось тогда, что лучшего места не сыскать на свете…

Чтобы как следует просушиться и отдохнуть, решили остаться здесь еще на день.

До Киева не больше двух переходов!»