Текст книги "Сценарий фильма "Кин-дза-дза""

Автор книги: Георгий Данелия

Соавторы: Реваз Габриадзе
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

– Ну?

– На него посмотри, – он нацелил прибор на Гедевана.

– Тоже зеленая! И у тебя зеленая. А теперь на Уэфа посмотри! Какая?

В окуляре замигала оранжевая точка.

– Оранжевая! Так?

– Ну?

– Теперь понимаешь?

– Что?

– А то, что без цака тебя первый же эцилоп треклюкирует на хрен и “ха-ха-ха” скажет! – прорычал Лысый.

– Почему? – спросил Еедеван.

– А потому, что Плюк чатланская планета, балда! Здесь пацаки должны цаки носить и делать так: – Лысый пошлепал себя по щекам, присел и выпрямился. – Ясно?!

– Не очень. Еще раз покажи, – попросил Машков.

– Вот так! – Лысый снова пошлепал себя по щекам и присел и встал.

– Еще разок, пожалуйста. И постарайся четко выполнять.

Лысый тяжело вздохнул и опять пошлепал себя по щекам и присел.

– Владимир Николаевич, родной, – прищурившись, сказал Бородатый. – У тебя дома жена, сын двоечник, за кооперативную квартиру не заплачено, а ты тут ваньку валяешь. Кончай, родной! Плохо кончится.

Гедеван взглянул на Машкова.

Тот задумался.

– Соглашайся, родной, – мягко сказал Бородатый.

– Ладно, – Машков затянулся, бросил сигарету, притушил ее ногой. – Поиграем в игры.

– Давай, – он взял у Лысого колокольчик, прикрепил его к носу.

Гедеван тоже прикрепил колокольчик.

– Вот и молодец, – похвалил Бородатый. – Теперь вы идите, а я покараулю. А то плюкане чужие вещи любят больше, чем свои.

– Пошли, – позвал Лысый.

– На четвереньках? Или можно на двоих? – спросил Машков.

– Здесь можно на двоих.

– Ну, на двоих, так на двоих, – и Машков широко зашагал к дому.

Гедеван за ним.

Лысый догнал их и зашептал на ухо Машкову:

– Ты свои спички им не показывай и про них не думай. Ты только кц в моей коробке показывай.

– Ладно.

– И больше, чем полспички, им не давай. Гравицаппа полспички стоит.

– Ты ж говорил, что все надо.

– Я пошутил.

Они подошли к дому.

Лысый вошел в окно.

Машков отколупнул от стены кусочек штукатурки, потер в пальца

– Пошли, пошли, – позвал Лысый.

Чердак.

– Цемент, марки триста, – сказал Машков Гедевану и они зашли в полутемное помещение, пол которого был засыпан песком.

На массивных квадратных столбах лежали бетонные плиты с ржавой арматурой. В конце помещения, над железной дверью светился оранжевый плафон.

Они пошли к двери.

– Извините, чатлане и пацаки это национальность? – спросил Гедеван Лысого.

– Нет.

– Лица с других планет?

– Нет.

– Классовая принадлежность?

– Нет.

– Биологический фактор?

– Нет.

– А что?

– Чатлане это чатлане, а пацаки – это пацаки.

– Извините, а чем они друг от друга отличаются?

– Скрипач, ты что дальтоник?! Зараза! – взорвался Лысый.

– Зеленый цвет от оранжевого не можешь отличить?

Лестница.

Лысый открыл дверь и они оказались на лестничной клетке.

Машков заглянул в проем и присвистнул.

Лестница уходила вниз метров на сто, и там в глубине, на песке светился матовый шар.

– Небоскреб! – сказал Гедеван.

– Пошли, пошли! – торопил Лысый.

Спустились два марша.

Остановились перед дверью. Лысый потер ее ладонью.

Дверь открылась. Высокая, коротко остриженная женщина, в тонком резиновом плаще. На руке у нее, на ремешке висел никелированный стерженек. На груди – прибор с окуляром.

Женщина поднесла к глазу прибор и навела на Машкова.

– Делайте как учил, – шепнул Лысый.

Машков и Гедеван похлопали себя по щекам, присели, выпрямились, Машков улыбнулся даме и сказал:

– Привет, гражданочка.

Женщина смерила Машкова холодным презрительным взглядом, и кивком головы показала Машкову, чтобы он входил в дверь.

А Лысому сказала:

– Ку.

Машков сделал шаг. Лысый схватил его за рукав и торопливо зашептал:

– Пацак, они только тебя пускают. Ты, когда они тебе гравицаппу дадут, кц не отдавай, ты гравицаппу сюда неси, я проверяю.

– Кю, – с угрозой сказала женщина Лысому и навела на него стержень.

– Тот сразу отпустил Машкова и покорно сел на ступеньки у дверей.

– А я? – заволновался Гедеван. – Господин Уэф, скажите, что мы вместе.

– Ты со мной сюда садись, – сказал Лысый.

– Владимир Николаевич…

– Ладно. Жди меня здесь. Никуда не ходи, – сказал Машков и вошел в квартиру. Женщина закрыла дверь.

Квартира Криворотова.

Провела Машкова по длинному коридору, остановилась перед крашенной в оранжевый цвет дверью и потерла ее ладонью.

Дверь легко открылась и они вошли в большую квадратную комнату с серыми цементными стенами, полом из шестигранных плит и с тремя наглухо забитыми окнами.

Посередине комнаты, возле круглой тумбы, стоял сухой, высокий мужчина в ушанке Гедевана и пальто Машкова. Лицо мужчины пересекал лиловый шрам, верхняя губа была вздернута, обнажая оранжевые керамические зубы.

Перед ним на тумбе стояли бронзовая кружка, пузырек с зеленой жидкостью и стальная воронка.

В углу возле дверей сидел на корточках Однорукий.

Криворотый смотрел; не мигая, на Машкова глубоко запавшими маленькими глазами.

Женщина отошла от Машкова и присела на корточки рядом с Одноруким.

– Привет, как жизнь? – спросил Машков Криворотого и засунул руки в карманы. Тот не шелохнулся.

Пауза.

– Чего новенького на Плюке? – Машков старался скрыть волнение.

Снова пауза.

Однорукий тихим коротким свистом привлек к себе внимание Машкова, и похлопав по щекам, показал Машкову, что надо присесть.

– Присесть, говоришь надо? Что ж. Из уважения к присутствующим дамам. – Машков присел, пошлепал по щекам и встал.

Хозяева продолжали молчать.

– Вы по-русски понимаете? Если нет, пусть девушка моего чатлана позовет. Он переведет.

– Не надо, – сиплым голосом произнес Криворотый. – Давай кц, будем проверять.

Машков достал из кармана прозрачный коробок.

– Подойди, – велел Криворотый.

Машков подошел.

Криворотый взял тончайшую проволочку, дотронулся ею до серы в коробке, положил проволочку в углубление в тумбе и вставил туда воронку. Потом взял пузырек, с величайшей осторожностью капнул в воронку и отскочил.

Шип, свист, хлопок и воронка исчезла, оставив в потолке

ровную дырку. Таких дырок там было немало.

– Клади кц, получишь гравицаппу, – сказал Криворотый и кивнул Однорукому.

Однорукий показал Машкову вороненый шар со штырями, пазами и шестеренкой, размером чуть больше теннисного мячика. Однорукий повернул шестеренку, шар загудел.

– Извините, я насчет гравицаппы не очень специалист, дайте я ее своему чатлану покажу, -Машков показал на дверь.

– Он проверит.

– Сейчас. Сначала он профилактику сделает – Криворотый коротко свистнул.

Однорукий встал, взял с тумбы пузырек, открыл железную дверь, за которой оказалась нескончаемая анфилада пустых комнат и ушел, прикрыв за собой дверь.

Криворотый посмотрел на рукав машковского пальто. Там было белое пятно. Криворотый взял кружку, налил на рукав, потер вторым рукавом. Пятно не сходило.

– Вода? – спросил Машков, глотнул слюну.

– Вода.

– Вода не возьмет. Это эмаль. Растворителем надо, – посоветовал Машков.

– Криворотый поставил кружку на тумбу и сообщил Машкову:

– Раньше я в любой язык за полсекунды проникал. Теперь столько инопланетянин на Плюк насыпалось, трудно стало работать

– Растворитель я еще не понимаю.

– Я вам пришлю, – пообещал Машков.

–Спасибо.

Помолчали.

– Может вы нальете мне две бутылки воды? А я вам вот этого кц остаток, – Машков постучал по коробочку с серой.

Криворотый кивнул. Женщина встала, взяла у Машкова коробочек и скрылась за дверью, куда ушел Однорукий.

Пауза.

Машков достал сигареты, протянул пачку Криворотому:

– Курите?

Криворотый молча взял сигарету, стал ее рассматривать.

– «Космос» – улыбнулся Машков.

– Да, – согласился Криворотый и спрятал сигарету в карман. Машков извлек из кармана кремень, фитиль и напильник, посмотрел на Криворотого, приглашая его оценить нелепость ситуации, долбанул напильником по кремню. Посыпались искры. Кремень раскололся на три части.

Криворотый отшатнулся, потер глаза:

– Так пожар можно устроить, – сказал он недовольно.

– Извиняюсь, не освоил еще… – Машков положил космический зажигательный набор на стол.

– Простите, а еда у вас есть какая-нибудь? – спросил он.

– Каша.

– Какая?

– Рис.

– Ну, давайте, так. Мне надо пять килограммов риса и две канистры воды. Канистры у вас есть?

– Бочки. Полканистры. Это половину половины гравицаппы стоит.

– Тогда значит четыре бочка. А я вам, соответственно, пару штук… – Машков достал из кармана коробок спичек, выдвинул ящичек, достал спичку и показал Кривороту.

– Это что? – спросил Криворотый.

– Это кц.

– Надо снова проверять…

– Проверяйте.

– Криворотый повернулся к двери.

– Ку. – позвал он.

Никакого ответа.

– Не слышат, извините. – Криворотый взял у Машкова коробок, высыпал спички на ладонь, пустую коробку бросил на пол и пошол к двери.

– Подождите… – Машков хотел что-то сказать, но дверь за Криворотым закрылась.

Машков подобрал коробок, положил в него оставшуюся спичку, спрятал в карман.

Лестница.

Гедеван и Лысый сидели на ступеньках.

– Господин Уэф, господин Би сказал, что вы сюда прилетели. Откуда вы прилетели? спрашивал Гедеван.

– С Хануда.

– Хануд это страна, или планета?

– Планета. – Лысый нервно поглядывал на дверь.

– Чатланская или пацакская?

– Пацакская.

– Там вы с цаком ходили?

– Да.

– А как вы планеты определяете? Тоже визатором?

– Если Би в клетке поет, то планета чатланская. Если я в клетке, то пацакская.

– А эцилопп – это полицейский?

– Эцилопп – это эцилопп.

Гедеван подумал и спросил:

– А по-грузински вы тоже можете проникать в сопоставление?

– Заткнись, обезьяна! Сын осла! – рявкнул Лысый на чистом грузинском.

Квартира Криворотого.

Машков взял обломок кремня, положил на него фитиль и начал высекать искру. Фитиль задымил. Машков подул на него и тут услышал сухое шуршанье. Он оглянулся и увидел, как из-под дверей струится песок. Машков подошел к дверям, потянул, но дверь не открывалась. Он рванул что есть силы, дверь открылась и Машков отшатнулся – весь проем был заполнен песком. Песок хлынул в комнату. Машков выбежал из комнаты, побежал по коридору, песок преследовал его.

Лестница.

Машков выскочил на лестничную площадку, задыхаясь, спросил у сидящего на ступеньке Лысого:

– Где они?! Они отсюда вышли?

– Кто? – заволновался Лысый.

– Ну этот. Со шрамом!

– Нет. А что?

–Да я ему, балда, все спички отдал!

– Кю! – побагровев взвыл Лысый.

– Владимир Николаевич, песок! – крикнул Гедеван.

Машков посмотрел в пролет, он уже наполовину был наполнен песком и с лестниц десяти нижних этажей лился песок.

Машков оглянулся. Лысого уже не было. Машков побежал вверх. Гедеван – за ним.

Выбежали на чердак, в окне мелькнула фигура Лысого. Машков бросился за ним.

Дом в пустыне.

Лысый бежал по песку что есть силы в сторону от ракеты, в пустыню. Тут раздался пронзительный свист и из песка перед Лысым поднялась плоская никелированная ракета, зависла на полсекунды в воздухе и исчезла за горизонтом.

– Ракета, – прошептал Гедеван.

Машков подошел к Лысому.

– Они? – спросил он.

– Лысый медленно повернулся. Глаза его наполнились слезами.

– Никогда, никогда Уэф с этого проклятого Плюка не улетит! Никогда Уэф Зетту не трэнклюкирует! Никогда!

Лысый повалился на бок на песок и затрясся в рыданиях.

– Ку? – крикнул бегущий к ним Бородатый.

– Ку! – жалобно пискнул Лысый.

– Ладно. Не реви. Осталось еще, – Машков достал из кармана коробок со спичкой. – На гривицаппу хватит, насколько я понимаю.

– Мне давай! – Лысый тотчас вскочил на ноги. – Ты снова потеряешь. Балда! – он попытался вырвать коробочек у Машкова.

– Спокойно! – Машков сунул коробок в карман. – Не потеряю.

– Родной! Спичку быстро сюда клади! – тоже протянул руку подбежавший Бородатый.

– Зачем?

– Гравицаппу покупать!

– Где?

– В центре!

– А где центр?

– Там, – Бородатый махнул в сторону рукой.

– Далеко?

– День лететь.

– А до земли, говоришь, пять минут?

– Время жрут только взлет и посадка. Сам полет – миг. Клади спичку! Сам время тянешь, родной!

– Ну, хорошо. Допустим, я верю, что эта ваша керосинка межпланетная. Допустим. Вопрос: :как вы собираетесь на землю-матушку нас доставить, если вы даже не знаете, в какой она галактике крутится?

– Номер твоей планеты, балда, любой планетарий в центре за два чатла выдаст! Спичку давай! – заорал Лысый.

– Чтобы вы нас потом песочком засыпали?

– Не даешь? – с угрозой спросил Лысый.

– Нет.

– Это заднее слово? – спросил Бородатый.

– Заднее не бывает.

– Тогда вам налево – нам направо. Прощай, родной.

Инопланетяне развернулись и зашагали к своему пепелацу.

– Владимир Николаевич, улетят! – шепнул Гедеван.

– Не улетят. Они тут за спичку удавиться готовы.

Инопланетяне остановились, пошушукались. Потом Лысый крикнул:

– Или вы даете нам сейчас спичку. Или мы вас меньше, чем за семь тысяч коробок на Матушку-Землю не положим.

– Дадим десять тысяч. Поехали, – Машков пошел к ракете.

– Секунду! – поднял палец Бородатый. – Только ты не думай, что на Матушке, ты нам «прости-прощай» скажешь и вы уйдете.

– Хе-хе-хе! – Лысый пощекотал себя подмышкой.

– Нет, родной, – продолжил Бородатый. – Тебя мы выпустим из пепелаца, а этого, – он кивнул на Гедевана. – Оставим. И если ты через час со спичками не придешь, мы улетаем, родной. – Да! – подтвердил Лысый. – На хрен!

– Ладно…

Все пошли к ракете.

– Извините, а где вы высадите Владимира Николаевича, – спросил Гедеван.

– В пустом месте…Где пацаков нет, – сказал Лысый.

– А как он там спички достанет?

– Не наша забота.

– Нет! Тогда вы нас до Батуми довезите! Владимир Николаевич, я дам адрес Алика…

– Батуми что? – спросил Лысый.

– Батуми город. Столица.

– Хе-хе-хе, – Лысый снова пощекотал себя. – Нашел балдов! Хочешь, чтоб ваши пацаки там меня выловили и намордник одели? Вот! – он показал кукиш.

– Ладно. В Черемушках сядем. В зоне отдыха, – решил Машков. – Там и пацаков зимой нет, от меня недалеко.

– Пустые места и около Батуми есть, – возразил Гедеван.

– Нету, – сказал Машков. – Был я там. Там у вас со всего мира пацак на пацаке сидит, – сказал Машков.

– Это на пляже, а в горах…

– А в горах колхозники вкалывают. Поехали.

– Только учти, родной, – Би помахал пальцем перед лицом Машкова. – Обманешь – этот пацашенок до последнего выдоха в клетке “ы-ы-ы” будет петь.

– Господин Би! – выкрикнул Гедеван. – Ни в какой клетке я петь не буду! Абсурд!

– Почему? – искренне удивился Бородатый.

– Соловей в клетке не поет, – объяснил Машков. – Полетели, братцы.

– Что? – взревел Лысый. – Я в клетке пою, а соловей не поет?! Кто он такой, ваш соловей? – Его любой дикий воробей за секунду сделать мочь! Меня дикий воробей сделать мочь, а?! А?! – Уэф подскочил к Машкову и толкнул его в грудь.

– Спокойно, – Машков схватил его за руку. – Дикий воробей тебе, чатлан, в лоб закатать не мочь, а я мочь. Учти для общего развития, родной.

Пустня.

Ракета летела над серой пустыней.

Рубка.

Машков и Гедеван сидели на динамиках. Машков дремал. Перед ним на полу стояли керамические чашки и миски с остатками каши.

Би, так звали Бородатого, растелив на панели брезентовую сумку, приклеивал к ней резиновые латки.

Уэфа – это имя Лысого, в рубке не было.

– Две тысячи,– шепотом торговался Гедеван, держа в руке прибор с окуляром.

– Три, – отвечал Би.

– Две триста…

– Три.

– Две пятьсот. Больше не могу дать.

– Можешь, родной.

Гедеван покачал головой, извлек из портфеля мыльницу, открыл, вынул мыло, достал две двадцатирублевки.

– Господин Би, здесь пятьдесят рублей. Спички стоят две копейки коробка. Значит две с половиной тысячи, это все, что я могу купить.

– Скрипач свистит, – вдруг прозвучал в динамиках голос Уэфа. – У него чатлы есть. Гедеван недовольно покосился на овальную дверь, на которой была нарисована рука с указательным пальцем вниз, вздохнул, достал из кармана трешку и рубль, показал Би.

– Господин, Би, это я не могу потратить. Это мне на проезд до Ярославля надо.

– Ладно, – не открывая глаз, согласился Машков.

Гедеван повесил прибор себе на шею.

– Би! – крикнул из-за овальной двери Уэф. – Владимир Николаевич думает, что на Матушке он нам в лоб закатает и они уйдут!

– Абсурд! – крикнул Би. – Он к двери пойдет, если оглянется, я на цаппу нажму и мы тотчас в Кин-дза-дзе окажемся. Да, родной, – повернулся он к Машкову. – Такова жизнь.

Овальная дверь открылась и в рубку из тесного отсека вышел, подтягивая штаны, Уэф. Он захлопнул дверь, прошел к своему креслу, сел, поднял ногу.

К подошве приклеилась зеленая латка. Уэф что есть силы потянул край латки, та не поддавалась.

– Ну, что уставился? – спросил он Машкова. – Клей хочешь?

– Плати еще тысячу, балда.

– Скрипач, такое предложение, – не открывая глаз, произнес Машков. – Давай свяжем этих гавриков и возьмем курс на север.

Гедеван подумал, спросил:

– Зачем?

– Так. А вдруг там Средиземное, или какое-нибудь другое море плещется.

– Владимир Николаевич, ты что охренел, родной?! – встревожился Уэф. – Откуда, на Плюке моря? Абсурд! Из них давно луц сделали.

– Да, родной! Не надо нас вязать! Тут, куда не лети, только песок! – горячо подтвердил Би. Машков зевнул.

– Ладно. Временно снимаю свое предложение. Чатлан, – обратился он к Уэфу. – Налей еще кружку воды.

Уэф подставил керамическую кружку под кран в панели, оттуда закапала мутная жидкость.

– На, – Уэф поставил перед Машковым кружку. – Это пятая.

– Четвертая, – поправил Машков.

– Ладно, – вздохнул Уэф. – С вас теперь двенадцать тысяч коробок и девять спичек.

Визатор вычти, – сказал Машков. – Визатор не берем.

Уэф содрал с Гедевана прибор, спрятал его в бардачок.

– Владимир Николаевич, давайте купим, – Гедеван умоляюще смотрел на Машкова. – Хоть какую-то технику привезем.

– Дай им за него скрипку, если он тебе так понравился.

– Как можно? Что вы? Она, наверное, очень хорошая. Рагозин заслуженный артист Удмуский. Она тысячу рублей, или даже больше стоит. Что я ему скажу? Как расплачусь? Абсурд!

Инопланетяне переглянулись.

– Скрипач, ложку верни, – строго сказал Уэф.

Гедеван густо покраснел.

– Этот пацашенок все время думает, что он первый грузинский аэронавт, и что ему Нобелевскую премию дадут, – сообщил он Машкову. А сам ложки ворует. Ну, что уставился, балда?! – рявкнул он на Гедевана. – Ложку давай.

Гедеван вынул из кармана куртки медную ложку, положил на клетку.

– Я хотел ее в институт цветных металлов сдать, – пробурчал, он. – Думал, может в ней какой-нибудь элемент для таблицы Менделеева есть.

– Би, ты когда-нибудь видел, чтобы такой маленький пацак был таким большим Кю? – воскликнул он, закатив глаза.

– Небо! – с шекспировским накалом воскликнул Би. – Небо не видело такого позорного пацака, как скрипач! Я глубоко скорблю, родные!

– Владимир Николаевич, трактор!

Пустыня.

Внизу по песку никем не ведомый трехколесный трактор, катил на прицепе конусообразные вагоны. За вагонами шло несколько человек с ведрами.

– Что они везут? – спросил Гедеван.

– Песок везут, – сказал Би.

– Куда?

– В другой песок.

– А зачем?

– Когда песок на месте лежит – он песок и больше ничего.

– А когда его туда и обратно возят – это уже деньги, – объяснил Би.

Рубка.

Это точно, – подтвердил Машков.

Гедеван насупился, взял куртку и открыл овальную дверь, на которой была нарисована рука с указательным пальцем вниз.

– Ты куда? – строго спросил его Уэф.

– Сюда… В туалет.

– Деньги оставьте здесь. В туалет с деньгами нельзя.

Гедеван положил деньги на футляр и вошел в тесный железный отсек, закрыв за собой дверь. Сверху опустилась тяжелая стальная штора.

Рубка.

Гедеван расстегнул ремень, спустил брюки, достал из кармана курточки металлический кубик, гайку, камушек, расстегнул молнию на карманчике плавок, все добро спрятал в карманчик, извлек из другого кармана куртки щепотку песка, засыпал его в карманчик плавок, закрыл молнию, поднял штаны, застегнул ремень, нагнулся, попытался поднять стальную штору.

Шторка не поддавалась.

Гедеван выпрямился и огляделся. Возле почерневшего зеркала из стены торчали три рычажка. Гедеван осторожно переключил первый, свет в рубке замигал. Шторка не шелохнулась.

Гедеван вернул рычажок на место и осторожно переключил второй рычажок – свет погас. Тогда Гедеван быстро вернул рычажок на место, свет зажегся. Гедеван осторожно попробовал третий рычажок, в унитазе защумело, стальная шторка медленно поднялась и… в отсек хлынул ослепительно солнечный свет.

Катапульта в песках.

Гедеван зажмурился. Открыл глаза и увидел перед собой синее небо и сверкающий песок. На песке метрах в пяти перед Гедеваном стояло существо с хоботком вместо носа, с прозрачными ушами, в куртке, в коротких штанах. На спине – скатка. В руке оно держало целлофановую сумку Машкова.

– У-у-у, – загудело существо, покрутив хоботком.

Гедеван быстро опустил шторку.

– Так. Спокойно, – сказал он сам себе. – Он закрыл глаза, постоял некоторое время. Потом снова переключил рычажок. В унитазе опять зашумело. Шторка поднялась. Существо исчезло, ветер заметал следы, которые вели к одиноко торчавшей из песка бетонной трубе.

– Дядя Вова, – тихо позвал Гедеван.

Он нерешительно ступил из отсека, посмотрел на небо и увидел удаляющийся пепелац.

– Дядя Вова!!! – закричал Гедеван и побежал за ракетой.

Рубка.

– На, – Би поставил перед Машковым две большие сумки, – Двадцать тысяч коробок влезает? Или еще сделать?

– Сколько? Откуда ты двадцать тысяч набрал?

– Воду пили? Пили! – ехидно спросил Уэф. – Пили! Кашу жрали? Жрали! Катапульту катата.

– Братцы, – перебил его Машков. – Давайте реально. У меня с собой рубль сорок. Вот сколько на них куплю спичек, столько и принесу. И баста. Больше мне негде взять.

– А вот еще пятьдесят, – Уэф показал на оставленные Гедеваном деньги. – Это раз! У Люськи на книжке триста пятьдесят чатлов на холодильник лежит. Это два! И ты еще к Брюшкиной в ремонтконтору можешь сбегать. Это три! Кончай мозги пудрить, пацак!

– Владимир Николаевич, такое предложение, – доверительно сказал Би. – Мы тебя выпустим, а скрипку оставим. Когда ты спички принесешь, мы тебе ее подарим. Ты скрипку загонишь и у тебя большой навар будет. Небо видит, что мы очень, очень мало просим, родной.

Машков поскреб подбородок:

– Вы уже и про Брюшкину… Слушайте, телепаты, зачем вам столько спичек? – переменил он тему. – Вы что планету хотите взорвать?

– Какой балда кц на планету тратить будет? – Планету тренклюкатором трэнклюкируют. В тысячу раз дешевле! – возмутился Уэф.

– Кц – очень дорогое, родной.

– Почему?

– Кц – это положение в обществе, родной, понимаешь? – сказал Би.

– Не очень.

– Ну, как тебе объяснить? Что у вас на земле очень ценится? Что земляне пацаки покупают и прячут?

Машков пожал плечами:

– То, что очень дорого стоит. Верно?

– Ну?

– И за что их потом остальные пацаки уважают? За то, что у них есть то, чего у других нет. – Так?

– Ну,… это смотря где… А кц это что, сера или селитра?

– Кц – это кц, – сообщил Уэф. – Когда у меня один грамм кц есть, тогда желтые штаны носить мочь. И передо мной пацак не один, а два раза должен приседать и “ку” говорить. Ясно? А если у меня два грамма кц есть, я малиновые штаны носить мочь, и меня энцилопп ночью не имеет права бить. А если я больше трех грамм кц спрятал, то передо мной и чатланин на чатланской планете должен приседать и “ку” говорить. Ясно?

– Но это государственная монополия, родной, это очень строго. Поэтому ты свою спичку спрячь и не думай про нее. За контрабандный кц пацака трэнклюкирует на месте. Понимаешь?

– Пацак, такое предложение, – прищурился Уэф. – Ты спичку сейчас нам давай, а мы тебе потом желтые штаны привезем. Идет?

– Спасибо, но у меня уже есть, – Машков подтянул брюки. Под ними оказались желтые кальсоны. – Может скрипачу нужны. Скрипач! – позвал он. – Тут инопланетяне штанами фарцуют. Тебе желтые нужны?… Скрипач, ты слышишь?

– А скрипача, нет, родной, – сказал Би.

– Давно, – подтвердил Уэф.

– В каком смысле? – Машков посмотрел на овальную дверь.

Над дверью тревожно мигал зеленый плафон.

– Я его скатапультировал, – сказал Уэф.

Машков встал, открыл дверь.

Под нею плыл песок.

– Пацак, ты не волнуйся. У нас запасная катапульта есть. Новая, – сказал Уэф. – А та уже все равно испортилась.

– А где… – Машков не смог договорить.

– Я кнопку нажимал и он улетел на хрен, – улыбнулся Уэф.

– Скрипач не нужен! Он только топливо лишнее жрет.

– Да, такова жизнь, родной, – вздохнул Би и глаза его увлажнились. – Небо видит, как я скорблю.

– А ну, разворачивай! Быстро! – заорал Машков.

– Не можем уже, родной. Топливо кончается, – Би постучал по прибору на панели. – На луцеколонку надо лететь.

Машков огляделся. Поднял с пола чугунок.

– Разворачивайте, гады! Руки, ноги повыдергиваю!

Катапульта в песках.

– Скрипач!… Скрипач! – звал Машков, стоя у пустой катапульты. – Ну, куда он мог деться?!

– Его, наверное, эцилоппы выловили… Полетели, родной, – сказал Би.

Он и Уэф стояли в дверях пепелаца.

– Убить вас мало! Давай срочно запроси по рации этих ваших эцилоппов! Где он?! – заорал Машков. – Ну! Кому говорят?!

– Рации у нас нет. Мы ее выкинули, родной, – вздохнул Би.

– Врешь.

– Нет, родной. В ней все время кричали: “Помогите-помогите-погибаю! Помогите погибаю!” А мне всегда всех жалко.

– Эти плюкане совсем совесть не имеют, – сказал Уэф. – Знает, зараза, что бесплатно никто не спасет, а все равно будет орать, чтобы всем хорошее настроение пудрить.

– Эцилопп! – испуганно воскликнул Би.

В небе над бетонной трубой завис большой черный летательный аппарат. От него отделился маленький аппарат с мигалками и пошел на посадку.

– Пацак! Цак одевай! – истерично крикнул Уэф Машкову.

– Разбежался! – скрипнув зубами, процедил Машков.

Би прицепил колокольчик к носу, выпрыгнул из ракеты и кинулся к Машкову.

– Владимир Николаевич, родной, одень цак! Иначе он трэнклюкирует тебя. И спичку! – взмолился он.

– Посмотрим! – Машков засунул руки в карманы брюк.

Большой аппарат полетел над пустыней, а маленький бесшумно опустился около трубы.

Дверь откатилась и на песок выпрыгнул эцилопп – приземистый кривоногий мужчина в черном резиновом трико, в черном резиновом колпаке, на макушке которого крутилась мигалка. На руке у эцилоппа висел стерженек.

Уэф и Би пошлепали себя по щекам и подобострастно присели перед эцилоппом.

Эцилопп посмотрел на Машкова через визатор, усмехнулся, подошел к нему и направил на него стержень.

– Ку! – жалобно пискнул Уэф. Он упал на песок, быстро пополз к эцилоппу и попытался поставить его ногу к себе на голову.

Эцилопп носком резиновой тапочки поднял голову Уэфа и сказал мягко:

– Ку-ку.

Уэф поднялся, полез в карман, вынул две монеты, протянул эцилоппу и лучезарно улыбнулся.

Эцилопп снова навел стерженек на Машкова.

Уэф вздохнул, вытащил из-за пазухи пластиковый мешочек и достал оттуда еще две монеты. Эцилопп помотал головой. Уэф тяжело вздохнул и отдал ему все. Эцилопп спрятал деньги в карман, повернулся к Машкову и сказал строго:

– Ку!

– Ну что кукукаешь? Скажи лучше, тут парнишка был. Где он? Куда вы его дели? – свирепо спросил Машков. – По хорошему спрашиваю?

Эцилопп недобро улыбнулся, оскалив зеленые керамические зубы, навел стерженек на бетонную трубу, нажал кнопку и труба, будто срезанная бритвой, рухнула.

– Цак! – ласково сказал эцилопп и ткнул стержнем в живот Машкова.

Машков, играя желваками, достал из кармана колокольчик, прицепил его между ноздрей и, приблизив лицо к эцилоппу, замычал:

– Му-у-у!

Эцилопп отскочил и ударил Машкова стержнем по голове.

Машков упал.

– Му-у, – улыбнувшись, передразнил Машкова эцилопп. Сел в машину, развернулся. Въехал в ракету. Дверь захлопнулась и ракета, сверкая мигалками, взвилась в небо.

Машков поднялся, потряс головой. Колокольчик зазвенел.

– Небо, небо не видело такого кю, как ты, Владимир Николаевич! Все что мы накопили, ты в эцилоппа положил! – с. горьким упреком сказал Би. – Владимир Николаевич, ты кю, родной!

– Я говорил, скрипач не нужен! Говорил?! Вот результат! – брызгая слюной, завопил Уэф. – На что теперь луц купим?! Говори, балда, на что, а?!

Машков дрожащей рукой сунул в рот сигарету, достал из кармана коробок, чиркнул, прикурил от единственной спички! Последней!

Уэф побелел и взялся за сердце.

– Пацак,,.. а… а… – он хотел выругаться, но воздуха не хватило и инопланетянин без памяти рухнул на песок.

Слезы покатились по лицу Би.

– Небо! Небо не хочет, чтобы я когда-нибудь свой родной, любимый Хануд купил! – воздев руки к небу, воскликнул он и подхватив Уэфа под мышки, поволок его к пепелацу.

Машков пошел за нии.

Слушай , Би, чего вы паникуете? А вот, – Машков показал спичечный коробок. – Ведь тоже кц, наверное, – он постучал пальцем по боковине коробка.

– Это не кц! Это кю! – глотая слезы, воскликнул Би, – Помоги.

Машков взял Уэфа за ноги и они с Би стали запихивать чатланина в пепелац.

– Такое предложение, – сообразил Машков. – Разыщем скрипача и полетим к местному правительству… Скажем, откуда мы, кто… Дадут нам эту, как ее… гравицаппу. Взаимовыгодную торговлю можно организовать. Мы вам кц, вы нам…

– На хрен… – встав на четвереньки, слабо впговорил Уэф и пополз в рубку.

– К правительству лететь – гравицаппу надо иметь. – Би залез в ракету. – Правительство на другой планете живет. – Би выкинул на песок портфель и скрипку. – Прощай. Такова жизнь, родной, – вздохнул он и захлопнул дверь.

– Стой! Куда вы?!

Загудел мотор. Лопасти винта закрутились. И пепелац улетел.

Машков сел на обломок трубы. Задумался. Так он сидел долго. Потом спрятал погасший чинарик в печку, встал, взобрался на обрез трубы, огляделся. Кругом пески, пески… И вдруг: – Дядя Вова!

Машков замер. Оглянулся.

Из открытого люка среди обломков трубы торчала голова Гедевана.

Подземелье.

Машков и Гедеван с вещами шли по освещенному матовым светом туннелю.

– Вот! – возбужденно шепнул Гедеван, когда они свернули за угол.

В нише стоял летательный аппарат на высоких ножках.

– Пепелац? – тихо спросил Машков.

– Наверное… Пойдемте, там еще что-то есть! – Гедеван был очень возбужден.

Прошли еще метров двадцать. Гедеван остановился.

– Вот! – он показал на стену. – Тот с вашей сумкой, такой же был!

На стене был высечен барельеф: существа с хоботком катаются на карусели.

– Пойдемте! Это еще не все! – позвал Гедеван.

Пошли.

– А людей ты тут не встречал? – спросил Машков.

– Сейчас сами все увидите, – загадочно улыбнулся Гедеван.

– Одень цак, – потребовал Машков.

– Зачем? Тут можно так.

– Одень!

Гедеван неохотно нацепил колокольчик.

Свернули в узкий коридор.

Мастерская.

Здесь! – шепнул Гедеван и открыл асбестовую дверь. Они вошли в закопченное помещение с низким потолком. Вдоль стен на крюках висели брезентовые маскхалаты. На полу валялись кисти, обрезки материи, резины, пластика. Возле обитой медными пластинками, двери стояли чаны с краской и большой чугунный аппарат, напоминающий ножную швейную машинку без кожуха.

– Теперь – смотрите! – прошептал Гедеван и переключил вмонтированный в стену рубильник.

Тихо заскрежетала плюканская музыка. Медная дверь бесшумно растворилась и в комнату, пританцовывая, вошла изящная девушка в серебристом плаще. В руке она держала керамическую пиалу.