Текст книги "47 отголосков тьмы (сборник)"
Автор книги: Георгий Захаров
Соавторы: Мария Иванова,Григорий Андреев,Джей Арс,Дориана Грей,Андрей Миля,Владимир Чакин,Сергей Капрарь,Григорий Неделько,Александр Сидоренко,Виталий Вавикин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
Ваш выход, паяцы!
(Из цикла о персонажах Харлана Эллисона)
Смеются паяцы – любви им не нужно;
И плачут паяцы – по карме, по роли, –
Так каждый юродничать будет, доколе
Все люди в театре и в цирке все дружно.
Паяц, он же Эверетт С. Марм, был занят привычным в последнее время делом – сидением в кресле. Самое интересное, что и понятие времени стало для него привычным, невзирая на коренные изменения, им же, Э. С. Мармом, внесенные… ну ладно, не в вековечную, но в довольно возрастную вещь.
Долго пересказывать, поэтому поверьте схематичности:
1. Миром заправляла Система, каковой он вообще-то и являлся.
2. Главным регулировщиком в Системе работал Тиктак.
3. Тиктак ненавидел Паяца за глупые, а нередко и вовсе бездумные выходки, которые стоили Системе драгоценных минут, порядка и прозрачности.
4. В течение одного длительного противостояния Тиктак успел победить, потом Паяц одержал верх, была раскидана чертова прорва листовок в окружении бомбошек, которые щедро рассыпал Марм, пролетая в своем автотранспорте: над Городом, Системой, Жизнью.
В данный же момент и в тот самый миг, когда вы читаете эти слова, Тиктак сидит на Зоне, поедает принесенные Мармом бомбошки и затуманенным мозгом безуспешно пытается осознать, что он не Марм. Сам же Паяц, фактически отошедший от революционно-юмористических дел, удобно расположившись в широченном кресле, по-прежнему не знает, как обращаться со свалившейся на него чудесатым образом властью над временем.
Ну вот в его руках часы Тиктака, да. Ну вот он их завел – и где-то там, на Зоне, или в Переделкино, или Называйте-Как-Заблагорассудится, Тиктак сделался чуть более подвижным. А еще Паяц подарил ему лишние секунды жизни, потому что они лишними, и это известно со школы, никогда не бывают.
Но то в масштабе отдельной личности, Шестеренки. А как быть с Целой Системой? Паяц – вернее, теперь просто Э. Марм – занимал главный пост… давайте подсчитаем… 4 дня 11 часов 57 минут 36 секунд и сколько-то там минималистичного чего-то еще. Дурацкая привычка подсчитывать время, доставшаяся от предыдущего владельца часов, вот этих вот, круглых, с серебристой крышечкой и затейливыми шестеренками на ней. Открой крышечку – и… ничего интересного не обнаружишь. М-да, даже грустно.
«Тиктак заразен? – думал Марм. – Или только моя лень? А может, его… Ладно, о Тиктаке не стоит беспокоиться, пока: человек, вообразивший себя мной и напяливший мармские лицо и душу в неизвестно каком поколении, нескоро от них избавится – больно летуче-приставучие, хотя и безобидные. А вот Систему неплохо бы наладить: сам в ней живу, страшно сказать, почти четыре с половиной дня».
Почти четыре с половиной дня.
Что могло произойти за такой безудержно короткий и безумно длинный временной промежуток после жуткого количества нестабильностей, привнесенных в Ядро и на Периферию Системы боевыми Тиктаком с Паяцем?.. Что могло произойти? Что угодно! Вплоть до полной аннигиляции Системы и замены ее Иллюзией.
Марм вздрогнул и поежился, а затем нажал кнопку интеркома. Работает, отлично! Значит, реальность на месте… вероятно…
– Кэтти, кисонька, будь добра… – начал он, не совсем готовый к диалогу, потому Кэтти и перебила:
– Сию секунду.
Интерком отключился, Марм закинул в рот (целиком) не подлежавшую подсчету карамельную «Мини-бомбошку», полюбовался из окна фабричным дымом. Затем открылась дверь и вошла – нет, вскочила, вспрыгнула, влетела – Алиса, его бывшая жена, ныне опять замужем, и плюхнула ему на колени мешок с чем-то нетяжелым, но увесистым и мягким.
Марм заглянул внутрь: маскарадная одежда.
– По какому поводу, моя экс-любимая-единственная?
– Давно на улицу выходил?
Он не нашелся, что ответить, кроме «М-м… я… я могу посмотреть в записях…»
Алиса пропустила беспомощное жужжание мимо ушей.
– Не помнишь, значит, каково это, на свежем воздушке? Ну так есть повод прогуляться!
Она схватила его за локоть и дернула на себя. Паяц вылетел из кресла, наткнулся на Алису, откатил назад и решил проявить «главность» (кто тут, в конце-то концов, руководитель?):
– Что же столь экстраординарное должно оторвать меня от срочных дел по управлению?
– Да ничего, – пожимая плечами, просто ответствовала Алиса. – Только Тиктак устроил мятеж на Зоне и вырвался на волю с сотнями шестертых и недостертых. Да, он все еще облачен в твой костюм Паяца.
Эверетту наступившая тишина почудилась не обычным отсутствием звуков, а полным их небытием в связи с поглощением звуковых волн какой-нибудь особо коварной (и привередливой в еде) черной дырой.
– А-а, – сказал он, и его можно понять: что тут еще скажешь. – А что в мешке? Костюм Тиктака?
– Мы развелись, а ты, когда не шутишь, при мне все равно строишь из себя глупца. – Алиса дважды глубоко вздохнула. – Костюм Тиктака, как и был, на Тиктаке, а в мешке костюм Арлекина.
Марм снова заглянул в мешок, порассматривал одежды, вынул, повертел в руках.
– Это самое умное, что ты придумала?
– Держи карманы шире. Я взяла с собой одеяние Колумбины, оно дожидается на первом этаже, в камере хранения.
– И-и… – Марм поспешно увязывал точки друг с другом, – что… эм-м… Ладно-ладно, не кипятись: ты же не электрочайник. Только мгновеньичко, хорошо?
Нажатие кнопки интеркома.
– Китти, киска.
– У-угу?
– Файф-о-клок, похоже, отменяется. Только не обижайся, успеется. Окей?
– У-угу.
Алиса неодобрительно покачала головой.
– Система и тебя не пожалела: сделала послушным – это да, но еще и размазней.
– У меня такое лицо с рождения, – честно отозвался Марм.
– А у меня нет. – Алиса мотнула пепельными волосами. – Идем.
Узнать Тиктака – Марму, Алисе или кому-либо другому – представлялось уравнением с тремя неизвестными, причем лишь из них задача и состояла. Что это за попрыгунчик среди исторгающей крики толпы? Почему на нем костюм Паяца, хотя сам Паяц-Марм – вот, рядом с Алисой, у входа в Здание Управления? И основное: куда, черт дери, подевался столь необходимый подлинный Тиктак?!
Марм нашел ответы достаточно легко, поскольку сохранил шпаргалку из прошлого; Алиса – также; но как быть с «беснующимися» горожанами, распевающими развеселые песенки, закидывающимися и перекидывающимися разнообразными сластями, и еще с военными и гражданскими машинами, перекрывшими подступы к Управлению, а кроме прочего, с сутулой фигурой в паяцевской одежде, однако совершеннейшим образом не паяцевского сложения, и, наверное, с назревающими интересными временами?
– Люди выражают эмоции, – заметил огорошенный Марм.
– Как ты когда-то, – подсказала Алиса.
– Но ведь Тиктак больше не у власти, он даже не Тиктак, говоря прямо.
Тот, кто изображал Паяца, взобрался на дуло танка, перепрыгнул на палатку, где в более спокойные дни торговали конфетами, и, прокричав: «Никто, блин, не уйдет обиженным!», – вскинул руки из глубоких карманов, осыпая землю и занявший ее народ разнопестрыми мармеладками и шоколадками.
– Мармелад?! Ну, это уж чересчур! – Эверетт, не исключено, что впервые, проявил эмоцию наподобие отрицательной. – Этот парень, кажется, плохо на меня влияет. Где мой костюм героя? Где ближайшая подворотня? – он повернулся к Алисе, чтобы быть уверенным, она его слышит. – Я об одеждах Арлекина.
– Наконец-то дотумкал.
Алиса схватила Марма за рубашку и повлекла за собой, в узковатый, уставленный мусорными баками проулок. Там, освободившись от бренной в конкретной ситуации верхней одежды, они надели новые костюмы: кто до того был Паяцем, стал Арлекином; Алиса, ранее просто Алиса, превратилась в Колумбину.
– И ты намереваешься подобным смехотворным способом остановить мармо-шоковый бунт? – с сомнением произнес Эверетт, оглядывая себя, оглаживая обновки, критически осматривая получившийся результат в большой луже – следствии прошедшего вчера обильного дождя.
– А что? – безразлично откликнулась Алиса. – Он же первый начал.
– Какие у него требования хоть?
– Вот и выясним заодно.
Она ладонями подтолкнула в спину Паяца… извините, с нынешней поры – Арлекина. А тот, увы, пока не успел войти в роль; к тому же ему мешали аж 4,5 дня крайне вредоносной власти.
– Эта толпень… пестрит, – попробовал выразиться иначе Марм.
– Привыкнешь, – по привычке сухо подбодрила бывшая жена. Наряд женщины выглядел более «строго», чем у него, однако и более блекло.
Э. С. кивнул, выражая готовность, Алиса прищелкнула пальцами, и двое вновь-одетых комедиантов вынырнули из проулка к третьему паяцу.
– Ага! – завидев их, провозгласил Тиктак, посыпая дорогу к себе шоколадом и конфетами: для этого пришлось изрядно попрыгать. – Смотрите, друзья! – затем прокричал он, разводя руки в стороны и обращаясь ко всем собравшимся разом. – Их я и пригласил на чаепитие! И они пришли, ура!
– Ура!!! – хором раздалось отовсюду.
– А давайте-ка троекратное ура.
И народ трижды приветствовал Арлекина с Колумбиной.
– Ну и? – шепнул Марм-Арлекин Алисе.
– Отвечай, – практически не двигая губами, произнесла та.
– Да? Ага. – Арлекин подбоченился и прокричал – громко, однако не слишком: – Пей свободу! Она вкусна, как чай.
– Нет-нет-нет, – остановила его Алиса. – Ты обязан сказать что-нибудь смешное, но колкое; забавное, но «черное». Понял? – Она заглянула в простые, добрые и честные глаза Марма.
Все ждали.
– Экхм… – начал переодетый Паяц, пытаясь войти в более чем неизвестную роль Арлекина. – Попробуем так? – и продекламировал:
– И тень твоя взмывает враном;
Встаешь ты после секса очень рано;
Тебе не выжить в этом мире странном…
Тебе не выжить – а миру и подавно.
Колумбина помяла губами воздух; то же самое сделал Паяц-Тиктак.
– Уже лучше, – сдержанно похвалила девушка. – Но давай в прозе: она понятней большинству.
– Так убеги ж из размера сама, – резонно заметил Арлекин. И вдруг подался вперед, провозгласил: – Эй, Паяц! Где забыл ты пепелац?
– Скорее отлично, – оценила стоящая в сторонке Колумбина.
Паяц, перебежавший ближе к Арлекину, в долгу не остался:
– Безумный Шляпник дело говорил когда-то, и Кролик тоже, и Пернатый!
– Ах, чтоб тебя… Колумбина – моя! Уяснил? Можешь снимать необходимость за три цента, если отыщутся такие деньжищи в твоих дырявых карманах.
– Свобода, булочки, классно!
Битва то ли разгоралась, то ли переходила на иной уровень, то ли еще что. Все наблюдали.
– Классному научат тебя в классе, когда наряд позорный поменяешь свой!
– Уж лучше рубашом, чем с Колумбиной и тобой!
– Свои мозги оставил ты на полке, но мне не жаль: ты на словах лишь колкий.
– Картошкой рот займи, потом бомбошкой, потом, глядишь, обзаведешься и башкой.
Толпу чрезвычайно заинтересовала перепалка пробел тире пробел ментальный бой. Чуть позже интерес превратился в заразительность, после чего заразительность, естественно, начала распространяться: пошли лозунги, старые и новые; побежали приспешники, проверенные и только что обращенные. Понеслись – люди, массы, волны.
А двое мужчин-комедиантов к тому Времени просто перекидывались безобидными шутками:
– Паяц ты, но внешне лишь – в душе Тиктак.
И как ты победишь? Конечно же, никак.
– Тебе велели переходить на прозу. Бомбошку съешь: она питательно богато. (Вот ведь! И я стихом сказал, пускай и белым.)
– Да-да, ты сам не очень перешел…
– Не очень и хотел, ты знаешь…
Колумбина постаралась вклиниться между двумя своими возлюбленными – устаревшим и модернизированным, – однако сделать это было так же легко, как, например, собственноручно погасить гейзер или одному, без помощи, на веревке протащить ледокол через Полюс.
– Ребя… – успела сказать она, прежде чем ее не услышали.
– Колумбина – нет, не ждет тебя.
– И от тебя уходит, не любя.
Паяц давно спрыгнул на землю, Арлекин подошел к нему. Экс-Тиктак, видимо, под завязку почувствовал себя в роли, и Марм, судя по всему, успешно перевоплотился. Алиса-Колумбина непонимающе взирала на происходящее. К счастью, когда развивалось нечто похожее, библиотека оставалась свободной, ведь вперед двигают не авторы и не фантазии, а устремления людей. И она, подобрав юбки, устремилась в Читальню, что на соседней улице.
В наполненном скучанием и ожиданием одинокой библиотекарши заведении Колумбина быстро припомнила нужное. Она назвала рассказ, после, по просьбе работницы храма книг, – и автора, получила на руки старое потертое издание и столь же скоро убежала.
Арлекин-Паяц и Паяц-Тиктак, совсем перестав бояться друг друга, вдруг принялись отпускать колкости нос к носу. Все шумели. Что-то назревало. Подбежала Колумбина-Алиса.
– Эй! – привлекла внимание противоборствующих фигура в цветастых платьях и, раскрыв книгу на определенной странице, вознесла сборник над головой. – Глядите сюда! Читайте сюда! Вы, дети трансляции!
Ну что ж, стоило Тиктаку взглянуть на рассказ, и он узнал, что тоже «man». А Арлекин почитал, поскреб макушку и оказался правда Арлекином. Алиса же, перестав быть Колумбиной, сохранила себя как Алису.
– Мы – выдумка! – пронеслось над Городом.
Легким, изящным движением пальцы снимали маску за маской. Одна из них, спикировав на землю, по чистой случайности упала на тот самый рассказ, что вспомнила Алиса. Да, вот пухлый сборник лежит на тротуаре, снова немного подзабытый, страницы шелестят на легком ветру, однако книга не закрывается, и все расходятся по домам. Вселенная отдыхает…
Как непонятно, что случилось? Что тут может быть непонятного? Прочитайте рассказ «– Кайся, Паяц!..» на языке оригинала, и только – ведь все начинается там, где начали. Да и Эллисон трудился не зря, that’s right.
А вот переводчики на русский, работавшие с первоисточником… Хотя ладно, и без них никуда.
Июль 2014 года
Одинокий в поисках неведомого
Среди раздумья стылых плит
Твоя душа себя узрит, –
Никто не внидет в сумрак ложа,
Твой сокровенный час тревожа.
Эдгар По
– Эй, Вард, куда собрался? – на лице Рэя, жившего в загородном доме по соседству, было написано привычное выражение всегдашней радости.
– Да надо кое-куда… по делам… – ушел от ответа Вард.
– Куда-то? Что-то ты темнишь.
Вард пожал плечами, закрыл прочную деревянную дверь на замок, убрал связку ключей в карман и закинул на плечо кожаную сумку. Спустившись по лестнице, чутко отзывавшейся на каждый его шаг, но, впрочем, не донимавшей скрипом, Вард прошел мимо Рэя, на всякий случай кивнул ему, подводя таким образом черту под разговором, и направился по дороге прочь от участков. Рэй посмотрел ему вслед, тоже пожал плечами, но, понятное дело, с другими чувствами, и, забыв о минутной встрече, вернулся к оставленному делу – покраске забора зеленой краской. Его угловатые, ввиду неправильной комплекции, движения вызывали смесь сочувствия и добродушной улыбки…
Дорога, по которой шел высокий мрачный Вард, вела к старому парому. Поросший мхом и уставленный деревьями, он пользовался небольшой популярностью и малым авторитетом, однако все же периодически находились те, кому хотелось променять спокойную жизнь в поселке на два-три заметно более подвижных дня в городе. Но Варда манил не город.
Паромщик только-только причалил, когда Вард приблизился к крутому скользкому берегу. Стояла меланхоличная, серовато-приглушенная осень. Немного недовольный тем, что придется плыть вновь, паромщик тем не менее промолчал, принимая от Варда плату. Оно и понятно: если станешь демонстрировать свои чувства каждому встречному, можешь вообще лишиться денег; а к работе паромщик привык – просто кроме нее он ничем не владел.
Монеты упали в карман, паром оттолкнулся от берега, сыпля землю и камни, и заскользил по темной водной глади к противоположной стороне.
– Куда путь держим, уважаемый? – чтобы развеять молчание – обыкновенную спутницу своей профессии – поинтересовался паромщик.
Вард помолчал; оглянулся назад, на удаляющиеся участки, спрятанные лесом, запахнулся, почувствовав нежданный порыв ветра.
– Вам тоже интересно? – наконец отозвался он.
Паромщик, уже успевший отвернуться, неопределенно хмыкнул.
– Не то чтобы… А как еще прикажете бороться со скукой? Вот вы чем занимаетесь?
– Трачу время впустую, – с совершенно серьезным лицом и абсолютно правдиво ответил Вард.
Паромщик рассмеялся.
– А мы, оказывается, с вами очень похожи! И я, можно сказать, безделицей страдаю.
Вард кивнул, хотя паромщик этого и не видел.
– Наверное, мы занимаемся не тем, чем нужно, – предположил он.
– Возможно. Или такова наша судьба… – поддержал беседу паромщик.
– Возможно… – не стал спорить Вард.
– А почему я вас раньше не видел?
– Мне думается, просто не обращали внимания: я раза два-три пользовался вашими услугами. Вероятно, затерялся среди прочих людей.
– Вероятно…
На этом интерес паромщика иссяк, и дальнейший путь прошел в молчании.
Причалив, паром вздрогнул, точно испуганное животное, и выпустил на волю Варда. Кратко попрощавшись с собеседником, он сошел на склон, поросший пожухлой травой поздней осени. Теперь его путь лежал в «Зажаренного хряка», самый большой бар в городе.
Внутри «Хряка», как всегда, было не протолкнуться. Ароматы табака смешивались с запахом пива, покруживая голову. Вард с порога оглядел заведение и решил подойти к бармену.
– Здравствуйте, – произнес он, – не подскажете ли одну вещь, любезный?
И он, достав пару монет, положил их на стойку. Деньги тут же исчезли в мощной руке бармена.
– С удовольствием, – откликнулся тот. – А что именно?
– Когда и какой именно корабль отходит в самое ближайшее время?
– Секунду.
Бармен оперся ручищами о стойку, выглянул из-за плеча Варда и пробасил на все заведение:
– Эй, Билли, это к тебе!
На его окрик повернулся седоватый, несколько неряшливо одетый человек с округлым пузом и отдающими сединой волосами.
– А? – неохотно гаркнул он, отрываясь от полной кружки пива. – Что ты там говоришь, Джим?
– Побеседуй с человеком.
Вместе с этим бармен более ничего не сказал, да, судя по всему, того и не требовалось.
Вард поблагодарил и, минуя подвыпивших посетителей, подошел к столику Билла.
– Доброго дня, – поздоровался он.
– Приветствую. – Билл театрально отдал честь и продолжил: – Буду краток: куда? Зачем? Сколько?
Вард на мгновение замешкался, но потом совладал с волнением.
– В открытое море, – проговорил он, чуть понизив голос. – Зачем – объяснить не могу.
– Если это связано с контрабандой или чем подобным… – перебил капитан, но Вард поспешил заверить его, что ни о чем противозаконном речи не идет.
– Я… ученый, – сказал он. – И провожу эксперимент. Но финальная часть должна завершиться в море, иначе никак. Что касается оплаты – вот.
Вард выложил на стол почти всю наличность, что прихватил с собой, оставив лишь полдесятка монет на обратную дорогу.
«Если она случится», – пронеслась неприятная, но неизбежная мысль.
Билл тем временем подсчитал сумму, лежащую на столешнице, довольно хрюкнул и смел монеты в широкий карман прямо со стола.
– Готов сейчас плыть? – прикончив пиво, осведомился он.
– Это было бы замечательно, – сдерживая рвущуюся наружу радость, ответствовал Вард.
– Тогда пойдем.
Они вышли на улицу, вдохнули влажный осенний воздух и зашагали к докам; те располагались неподалеку.
– Парень, а поподробнее не расскажешь, что за эксперимент? – заговорил по дороге Билл.
– Да пока… нечего рассказывать, – ушел от однозначного ответа Вард. – На месте все увидите. Если получится.
– Темнишь. – И капитан выразительно глянул на Варда.
– Да нет.
– Нет, темнишь. Впрочем, ты заплатил, я плату принял и слово брать назад не собираюсь. Отвезу тебя в море, чтобы ты занялся своими научными изысканиями или чем там… Дело в другом: очень уж ты скованно держишься, даже для ученого. Я всяких перевидал, и, откровенно признаться, ты самый загадочный тип из тех, кого мне приходилось встречать.
Билл подождал, однако Вард ничего не ответил. Тогда, достав из нагрудного кармана трубку, капитан закурил.
Через некоторое время впереди показались мрачные и пустынные, темно-серые на фоне надвигающегося вечера, доки. Корабли разных форм и назначения встретили пешеходов молчаливым приветствием, покачивая резными носами на бьющихся о пристань волнах.
– Наш – вон тот, – указал Билл.
Средних размеров корабль с именем «Оседлавший ночь» находился в самом дальнем углу доков. Подойдя к нему, Билл спустил трап, поднялся на палубу, проследил, чтобы и пассажир успешно взошел, и трап убрал.
– Подожди, скоро отчаливаем, – оповестил капитан, занимаясь приготовлениями перед отплытием.
В ожидании Вард сел на палубу и, стараясь не обращать внимания на раскачивающееся под командами капитана судно, снял с плеча сумку. Осторожно оглянувшись, открыл ее, достал толстый фолиант и, положив на колени, распахнул на странице с закладкой. Перечитал про себя выученный наизусть текст, закрыл книгу, мысленно повторил прочитанное и, довольно кивнув (опасаться того, что книга потеряется, не надо!), вернул толстый том обратно. Как раз вовремя: в ту же секунду раздался оклик капитана «Отплываем!».
– Хорошо! – громко бросил Вард, поднимаясь на ноги и подходя к Биллу.
Они стояли у штурвала: Билл – за рулевым колесом, Вард – поблизости. То покато скользя, то плавно поднимаясь и мягко шлепаясь на воду, «Оседлавший ночь» отправлялся в сгущавшийся над морем мрак. Зажигались звезды.
– И что, парень, – не отрываясь от управления судном, заговорил капитан, – я так-таки больше ни слова из тебя не вытяну?
– Насчет эксперимента? – уточнил Вард.
– Угу.
– Скоро увидите… надеюсь.
Заинтригованный, Билл тяжко вздохнул.
– Ла-адно. Далеко хоть править?
– Пока пристань не скроется из виду.
Билл выразил понимание кивком и вдруг решил внести ясность:
– А ты нормальный вообще? Держишься скованно, ведешь себя странно, отмалчиваешься… Что у тебя в сумке, если не секрет?
– Не секрет, – эхом откликнулся Вард. – Книга.
– Какая?
– Толстая. И старая.
– Ну что ж… понятно.
Билл снова вздохнул и больше вопросов не задавал.
…«Оседлавший» добрался до нужного места под покровом холодной ночи – холодной даже для нынешнего времени года. Вард счел это своеобразным знаком, о чем, однако же, капитану не сообщил. Вместо этого он обронил: «Здесь», – и двинулся к борту.
– Эй, парень, осторожнее! Не вывались, – предупредил Билл.
Вард крикнул что-то неразборчивое и, с трудом дождавшись, когда корабль замедлит ход, прислонился к мачте, вновь извлек из сумки толмуд. Корабль тряхнуло, и Вард чуть не уронил обитую кожей книгу в соленую воду. Он выругался, а капитан, сочтя, что у пассажира возникли проблемы, застопорил штурвал и направился к Варду.
– Все в поря… – подходя, начал он, но слова застряли у капитана в горле.
Вард стоял, опираясь спиной на мачту, его одежды трепал внезапно налетевший, все усиливающийся ветер. Сбоку корабля же, увеличиваясь в размерах, поднималась к небу водяная воронка, казавшаяся в ночи черной. Свет далеких звезд играл на гигантской трубе из воды, усиливая ощущение чего-то фантастического, даже фантасмагорического, непредставляемого. А Вард, ни капли не боясь и не глядя на разворачивающееся действо, читал что-то по открытой книге, то ли ломая глаза, то ли произнося заученный назубок текст.
– Черт подери! Что здесь творится?! – в страхе выпершил Билл, отступая спиной назад.
Вард никак не отреагировал – лишь продолжал произносить таинственные, пугающие своей непонятностью слова. Его речь уже начала теряться на фоне шипения трубки из воды, которая прекратила расти и теперь увеличивалась вширь. Послышался неясный гул, стремительно нараставший, теребящий сознание, давящий на уши. Голос Варда вознесся, усилился и, врезавшись в морскую какофонию, соединился с ней.
Капитан, споткнувшись о канат, рухнул на палубу. В тот же момент корабль тряхнуло и колоссальная водяная труба разлетелась в стороны мириадами брызг, оказавшись вовсе не трубой. Теперь на месте тоннеля возвышалась кошмарная, непредставимая фигура: растекающаяся по пространству, цвета мокрой сажи, с десятками щупалец, словно бы в хаотичном порядке прикрученных к телу, жуткой пастью и горящими адским огнем глазами.
Капитан Билл, лежа на палубе, истово крестился, когда одно из щупалец выстрелило и, обхватив человека за лодыжку, повлекло к себе. Капитан заорал, цепляясь руками за палубу, за канат, и, не в силах сопротивляться чудовищу, в итоге лишь царапал палубу ногтями, ломал ногти в кровь.
Замолчавший было Вард прокричал новое, короткое заклинание:
– Ктулху схатн!
И ужасающая многометровая фигура тотчас оглушительно заревела; ее щупальца взвились к небу, на которое успели набежать облака, а бездонная глотка продолжала открываться и закрываться, рождая в свете полной луны повергающие в шок картины.
Капитан на четвереньках юркнул за мачту и засел там, прижав ноги к животу, обхватив колени руками и дрожа всем телом.
Он не видел, как Вард, неспешно убрав «Некрономикон» в сумку, подошел ближе к древнему богу и, говоря слова слова очередного заклятия, заставил Ктулху успокоиться. Не стал насмерть перепуганный капитан и свидетелем того, как изо лба чудища, из самого его центра, ударил красноватый луч и, пробив мрачный воздух, вонзился в лоб самого Варда.
А потом все закончилось…
…Рука отложила ручку, положила последнюю страницу в общую стопку, погасила лампу. Затем писатель встал и, расправив затекшие плечи, покинул рабочий кабинет.
Тишина сопровождала Варда всюду, темнота скрывала его силуэт, и тайну, и само имя. Потому что звали его вовсе не Вард.
В напоенной безмолвием комнате на простом деревянном столе лежал только что законченный текст. Такое нельзя придумать – такое можно только увидеть, не правда ли?
Рассказ назывался «Зов Ктулху».
Декабрь 2014 года
