Текст книги "Никита Изотов"

Автор книги: Георгий Яковлев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Глава двенадцатая
К новому знанию

Принарядившаяся в кумач Москва встречала стахановцев, приезжающих в столицу на Октябрьские торжества. На вокзалах играли духовые оркестры. Год назад появилась новая традиция: на видных местах, даже в витринах центральных магазинов помещали портреты героев-летчиков и челюскинцев. В ноябрьские дни 1935 года всюду были выставлены портреты ударников – Стаханова, ткачих Виноградовых, Бусыгина, Изотова… Вечером в двери квартиры дома № 40 на Покровке гулко постучали. Надежда Николаевна сразу догадалась: горловчане!.. И точно, на пороге стоял улыбающийся Федор Артюхов с холщовой сумкой в руках. Друзья крепко обнялись.

– Думал, похудал ты над книжками, – пошутил Артюхов. – Не-ет, все такой же.

– Я от учебы полнеть начал, – пожаловался Изотов. – Сидячая работа.

– Это голова должна пухнуть, – рассудил смешливый Артюхов. – Нате вот, гостинцы от моей благоверной.

Пока Надежда Николаевна вынимала из сумки сало, крупные луковицы, выворачивала каравай домашнего хлеба, Артюхов подмигнул другу, сообщил, что и ему, Изотову, есть лично от него подарок. Никита молчал, глядел на Федора с нескрываемым удовольствием, ждал рассказа. И когда Артюхов сказал, что 4 ноября добыл за смену 536 тонн угля, Изотов ударил себя крепко по ляжкам, расцвел улыбкой:

– Федя, дорогой ты мой донбассовец, дай я тебя качну. – Схватил упирающегося Артюхова, поднял до потолка. – Надюша, ты слышала?

Выяснилось, что за Артюховым шли девять крепильщиков.

Ударников-стахановцев расселили по разным гостиницам. Шахтерам отвели «Октябрьскую», что на Большой Дмитровке (теперь Пушкинская улица). Днем 6 ноября гости гуляли по центру города, любовались башнями Кремля, собором Василия Блаженного, долго стояли на Красной площади, у Мавзолея. Вечером собрались в Большом театре на торжественное заседание, посвященное 18-й годовщине Великого Октября. С докладом выступал Калинин.

– Помнишь, как он на «Кочегарке» был? – спросил Изотов, и Федор смешливо закивал, шепнул, что вот бы Михаил Иванович на трибуну вышел в шахтерках и с «коногонкой» в руке.

– Да ну тебя, балабон, – сердито бросил Изотов.

Утром праздничного дня стахановцы заняли гранитные трибуны, смотрели военный парад на Красной площади. Затем встречались с московскими пролетариями. Вечером слушали оперу «Евгений Онегин» в Большом театре. И вновь встречи с рабочими московских пред приятии, зарубежными гостями, беседы и споры.

А 13 ноября, перед открытием первого Всесоюзного совещания рабочих и работниц – стахановцев, состоялась встреча в кабинете Орджоникидзе. Собралось примерно пятьдесят передовиков – Стаханов, Петров, Дюканов, Изотов, Артюхов, ткачихи Виноградовы… Нарком просит просто, по-домашнему побеседовать, задавать вопросы, поспорить друг с другом. Его интересует в основном вот что: рекорды известны, а как в повседневной работе давать стабильную высокую выработку? Высказывают свое мнение Стаханов, Петров, Изотов, Бусыгин… Конечно, считают они, рекорды не всем под силу, да и не надо, наверное, всем быть рекордсменами. А вот увеличить выработку, скажем, втрое, применяя новые методы, под силу каждому.

Эти ноябрьские дни навсегда остались в памяти, да не в памяти даже, в сердце. И не потому только, что встречал Изотов 18-ю годовщину Советской власти в столице, вместе с другими ударниками получил приглашение в Кремль, видел многих знатных людей, руководителей партии и государства. Даже с Ворошиловым – теперь уже с маршальскими петлицами – довелось разговаривать и напомнить ему об их первой встрече десять лет назад здесь же, в Москве, в Чернышевских казармах.

– Вот как! – удивился «первый маршал». – Напомните, как это было?

И Никита Алексеевич рассказал ему о той первой встрече в 1924 году. От волнения тогда забыл себя назвать. Напомнил наркому, как тот задавал вопросы: мол, свежие ли продукты, как питание бойцов.

– Все же в погреб, где продукты хранились, вы, Климент Ефремович, тогда спустились и замечание мне сделали – керосином там слегка пахло, бочка сверху протекала, – не удержался Изотов, широко улыбаясь. – А потом посоветовали учиться как можно больше…

– Выходит, совет в цель попал? – спросил тоже с улыбкой Ворошилов.

– Точно в цель, – подхватил Изотов. – Армия дисциплине учит, как же я мог командарма ослушаться…

Радостные эти праздничные дни были наполнены встречами со многими людьми, которых Изотов знал и глубоко уважал.

После встреч сон не шел, выходили с Федором из гостиницы, мерили тротуары Большой Дмитровки, улицы с древней родословной. Швейцар гостиницы рассказал шахтерам, что здесь еще в XIV веке располагалась Дмитровская слобода. Название получила оттого, что селились в этом месте выходцы из города Дмитрова. В первые годы Советской власти ее переименовали было в «улицу Потье», в честь автора «Интернационала», а после вновь назвали Большой Дмитровкой. «Видно, Владимир Ильич распорядился», – убежденно сказал швейцар.

Когда вечерами гуляли, то Изотов и Артюхов останавливались у дома № 15а, где МК РКП (б) раньше располагался. Останавливались не случайно. В этом здании 23 апреля 1920 года состоялось торжественное собрание, посвященное 50-летию вождя революции, на которое он, не любивший никаких почестей, опоздал и сказал знаменитые слова о том, что любые праздники следует отмечать трудом.

– Да, Ленин, – со вздохом говорил Изотов и вспоминал старую Горловку, стачку, бои с белоказаками.

Смолкал и говорливый Артюхов. И как неожиданная радость, в дополнение ко всему пришла телеграмма от ученика Александра Степаненко. Приехал он, младший командир Черноморского флота, на побывку в родную Горловку – и сразу же на шахту: «Дайте за молоток подержаться, мысли есть: на рекорд хочу пойти». И вот новая победа! За смену Степаненко на «Кочегарке» вырубил 552 тонны угля, 10 крепильщиков за ним шли.

В «Правде» 12 ноября напечатан «Рапорт забойщика-военмора Степаненко наркому обороны тов. Ворошилову.

Доношу, что, прибыв на шахту «Кочегарка» на Октябрьские торжества, я, бывший забойщик этой же шахты, ученик Никиты Изотова, ныне младший командир вверенного Вам красного Черноморского Флота, 10 ноября спустился на участок № 10 пласта «Девятка» и за 6 часов работы отбойным молотком советского производства вырубил 552 тонны угля…

Вместе с тем, товарищ нарком, сообщаю, что шахта «Кочегарка» стала шахтой мировых рекордов по вырубке угля».

Первое Всесоюзное совещание рабочих и работниц – стахановцев проходило 14–17 ноября. Участвовало в нем три тысячи передовиков всех отраслей тяжелой, легкой, пищевой, лесной промышленности и железнодорожного транспорта. Открыл совещание Орджоникидзе: «То, что нам дали Стаханов, Дюканов, Бусыгин, Виноградовы, Кривонос на железной дороге, – говорил нарком, – и то, что сотни и тысячи людей последовали их примеру, это факт, из ряда вон выходящий, факт огромнейшей важности…» Первым выступил Стаханов. Он зачем-то наголо обрился, выглядел все равно молодо в белой рубашке с галстуком. За ним слово дали Кривоносу – спокойно вышагал к трибуне-столу в форменной гимнастерке железнодорожника, с петлицами и молоточками на них.

Изотов, в гимнастерке, правой рукой взялся за бляху ремня, говорил смело, глядел в зал. О том, как партия воспитывает людей и коммунисты сами выступают воспитателями. Еще три-четыре года назад вербовали в Донбасс тысячи людей и тысячи уезжали. Никто не боролся за то, чтобы научить этих людей работать так, как работают старые, опытные шахтеры. Решил взяться за это дело… Обратился к рабочим – поможем молодым. Откликнулись.

– Сейчас мне в Промакадемии, где я учусь, тоже трудно приходится, – продолжал Изотов. – Раньше я напирал на руки, а сейчас на мозги напирать приходится, чтобы мозги поворачивались… Стахановцы просили передать правительству еще следующее: они зарабатывают много. Спрос на различные культурные товары большой. Одному нужно пианино, другому – велосипед, третьему – патефон, радио. Этих товаров в Донбассе мало.

Шумок одобрения прошел по залу, когда кузнец Горьковского автозавода Александр Бусыгин сказал: «А еще то замечательно, что при хорошей работе меньше устаешь, чем при плохой. Чем ровнее да спористее идет работа, тем крепче да здоровее себя чувствуешь. С песнями будем работать!» Аплодисментами поддержали стахановцы и заявление Марии Виноградовой, ткачихи Вичугской фабрики имени Ногина: «Если найдутся работницы, которые будут брать 144 станка, то мы обязательно перейдем на 150. Если кто-либо заявит, что переходит на 150, то мы возьмем 200. Мы свой рекорд никому не отдадим!»

Предоставили слово и Артюхову. Федор стал рассказывать, что, работая методом Стаханова, горняки установили несколько рекордов. Но вот вместо 14 сделали в лаве два уступа, вдвое уменьшили число забойщиков, и участок сел на 65 процентов плана. Не успевала откатка в штреке – все углем завалили, не успевали наверху железнодорожники. Батарей нет для электровозов. Сейчас выправились, говорил Артюхов, даем 350 тонн при плане 280, хотим, чтобы участок 600 тонн давал. Когда заявил, что шахтеры стали прямо-таки здорово жить и он, Артюхов, приобрел себе пианино, Орджоникидзе спросил:

– Умеешь играть?

– Пока не умею… Раз уголь умею рубать, научусь и играть… Ко мне сейчас учитель ходит, он со мной занимается…

Этот маленький штрих красноречиво рассказал многим о житье-бытье донецких шахтеров.

Телеграмма: «Директору Московской Промакадемии. В соответствии с распоряжением тов. Орджоникидзе предлагаю вам освободить на две недели слушателя первого курса Никиту Изотова для поездки Подмосковный бассейн. Нач. сектора кадров НКТП Раскин».

И 17 ноября Изотов прямо со Всесоюзного совещания стахановцев с тремя товарищами из академии утром прибыл в Бобрик-Донской, а днем они спустились в шахту № 12. Осмотрели участки, беседовали с машинистами, забойщиками. И все более убеждались: план в 1250 тонн для шахты вполне реален. В тот же день бригада высказала свои соображения руководителям треста.

Сложилась здесь странная практика: если отставали забои подготовительных выработок, то искусственно придерживались лавы, чтоб они не опережали откаточные штреки. Это вместо того, чтобы ускорить прохождение штрека. Азбука вроде бы, а вот поди ж ты. Изотов с негодованием передавал заведующему шахтой по этому поводу мнение проходчиков.

– Поверьте, весьма нелестные слова, – утюжил он воздух тяжелой рукой. – Кровля у вас слабовата, значит, нельзя ей отстаиваться, то есть следует гнать лаву побыстрее, а очистные забои смену в сутки простаивают. Непорядок! Нужно изменять график работ, чтобы изжить простои.

Бригада академии внесла предложения и по основным участкам, отрабатываемым спаренными лавами. Неразберихи здесь оказалось еще больше, чем на других горизонтах. В одной лаве проводились очистные работы, а другая сутки готовилась к эксплуатации. И получалось, что в двух лавах выемка угля велась поочередно, через сутки.

– А мы считаем, – напористо говорил Изотов, – что можно выемку делать за две смены, а две смены готовить обе лавы. Что выигрываем? Смену в сутки. Давайте не тянуть, а сразу и попробуем…

– Мы прикинем, составим новые графики, а тогда еще раз соберемся, – сказали представители технических служб.

И тут Изотов, покладистый, добродушный Изотов, твердо отрезал:

– Нам прохлаждаться некогда. У меня такое предложение – не расходиться, пока новый график вот сейчас, здесь не составим и приказом не подкрепим. Пусть с утра, с первой смены бригады начинают новый цикл…

На другой день, конечно же, не получилось: для нового графика потребовалось доукомплектовать бригады, выровнять подготовительные забои, составить новый график и для службы главного механика, чтобы всю профилактику механизмам успевали делать в пересмены, а ремонт – при переноске конвейеров и воздухопровода, при обрушении кровли. Каждый день спускались в шахту Изотов с товарищами, находили новые резервы. Скажем, предложили параллельно делать ходок и переносить рештаки конвейера, настилать их в лаве. Ерунда, а выгода во времени немалая. Были сбои и в машинных спаренных лавах. Новый уплотненный график – дело не шуточное, он требует четкого взаимодействия всех служб. Еще раз собирались у заведующего шахтой, уточняли, вызывали бригадиров, выступали в нарядных. Через неделю, 23 ноября, шахта выдала на-гора 1501 тонну угля – у клети бригады встречали музыкой, цветами. Самый большой букет от имени жен шахтерских вручили Изотову.

– Уезжать надо, пока моя Надежда не дозналась, – пошутил Изотов, принимая букет.

Через неделю, когда все участки шли без сбоя, Изотов от имени горняков шахты составил телеграмму на имя Орджоникидзе об обязательстве закрепить достигнутые успехи. Вернувшись в Москву, сам поехал к наркому, рассказал о работе своей бригады, высказал соображения о внедрении новых цикличных графиков в Подмосковном бассейне.

Вновь закрутили усиленные занятия. Занимался Изотов легко, часто удивленно говорил жене:

– Надюша, по математике «отлично» получил. Задачки, что орехи щелкаю.

Полюбил читать книги на исторические темы. Отрываясь от страниц, горделиво произносил:

– Ну, Русь наша… Весь мир широтой и отвагой удивляла.

Надюша слушала, вынимала из духовки любимые коржики, звала пить чай. За столом любил вспоминать Никита Алексеевич их квартиру, дворик, где сам сажал цветы – полевые гвоздики, табак, петуньи. И девчонкам купил по поливальничку, чтобы привыкали. В выходные вставал с солнцем, любил всех будить.

– Словно кочет вскакиваешь, – выговаривала мягко жена.

– Да утро уж, Надюша, ты глянь в окно, – оправдывался он.

Никогда не разлучался со своей Надюшей. В Сочи, Святогорск – вместе, в магазин или на базарчик – вместе. Если одного видели соседи или знакомые, обязательно спрашивали: «Где Надюшу потерял?»

На Покровке гости не переводились. Стук в дверь или звонок – и какой-нибудь здоровенный дядя появляется.

– Привет, Алексеич. Что, не узнаешь? Ха-ха… На совещании ударников виделись.

– Как же, помню, – радостно говорил Изотов, раздевал гостя, приглашал к столу. Нередко приезжие и ночевать оставались. О чем бы за столом ни начинался разговор, всегда он сводился к делам производственным. Тут уж уравновешенный обычно Изотов распалялся, доказывал свое. И обязательно вставлял: «Работать все-таки легче…» Поутру Надюша замечание делала, что опять он не сдержал себя. Изотов, в общем-то немногословный, смущенно отвечал:

– Понимаешь, Надюша, так вышло.

Надевал брюки, сапоги, полувоенную рубашку: «Ну, я пошел…» Так всегда одевался! даже на курорте в Сочи. Надюша в летнем открытом сарафане, а муж в гимнастерке и сапогах. Дома же любил носить белые просторные рубахи: «Чтоб не жали». Шила их Надюша сама. Грех жаловаться, хорошо, хорошо жили Изотовы в Москве. Дружно, весело… Семьей ходили гулять. По Покровке к Политехническому музею, на Солянку… Нравились Изотову эти старые русские названия улиц. Во дворе стояла «эмка». Еще в Горловке Изотов скоренько освоил автомобиль – сказалась горняцкая сноровка, имел права шофера первого класса. Ездили в Архангельское, Серебряный бор, на Воробьевы горы.

Нового года ждал Изотов с нетерпением: собирался махнуть на каникулы в Горловку. В конце декабря приволок домой разлапистую елку – еле втащил в комнату.

– Меньше не мог купить? – спрашивала жена, вспоминая, что и в Горловке как-то чуть не сосну приволок.

– Эх, Надюша, всему большому душа радуется. Пошел на двор, к машине. Ногой открыл дверь, внес ящик.

– Это еще что?

Открыли – мандарины, коробки конфет. Доверху полон ящик.

Первый январский день в Москве пошли все на Манежную площадь.

Мать моя родная!.. Елки наряженные стоят, всюду лоточники, духовой оркестр играет. Заулыбался Изотов, когда Надюша музыкантов пожалела: «Холодно небось». Полез в карман короткого пальто с барашковым воротником, достал бумажник:

– Мороженого хотите?

Девчонки радостно загалдели. Он свернул фунтиком газету, которую держал в руках, подставил мороженщику:

– Сыпь до краев.

Приехали на каникулы в Горловку – Мария Павловна в радостной суете и не знает, за что хвататься, что на стол ставить. Внучек целует, приговаривает: «Родименькие мои, да как же вы на чужбине». Смеется Изотов, заливаются колокольчиками девчонки, наперебой делятся с бабушкой: весело же в Москве. Покрутился Никита Алексеевич часок-другой дома – и но двор, расчистил дорожку от снега, сказал, что пойдет пройтись.

– В шахту хоть сегодня не спускайся, – попросила Надюша, сразу поняв озабоченность мужа. – Иди уж, да про ужин не позабудь.

– Эх, шахта, кто тебя выдумал, – с порога нарядной прогудел Изотов.

И сразу откликнулось десяток голосов: «О, Никита… Здорово, старый друг… С прибытием… Гляди, лоб шире стал – ученый теперь…» За всеми этими словами угадывалась радость людей, увидевших Никиту Алексеевича после полугодовой разлуки. Жадно расспрашивали о Москве, о международной политике, виделся ли с Серго. И почем мясо на рынке. Всякое спрашивали, кто о чем. О себе, конечно, не молчали. Главная радость – качнули уголька, 23 ноября 3501 тонну угля на-гора выдали. Рекорд, коллективный рекорд! Самый высокий показатель суточной добычи за всю историю Первого рудника.

В общем, походил Изотов несколько дней на наряды, в парткоме поговорил, с заведующим посоветовался и решил тряхнуть стариной. «Чтоб оружие не заржавело, из него время от времени стрелять надо», – отшучивался от друзей, узнавших о его просьбе пойти на новый рекорд. В январские дни 1936 года Никита Изотов с девятью крепильщиками за смену нарубил отбойным молотком 640 тонн угля. И этот показатель уже никто в Донбассе не смог повторить.

В эти же январские дни Изотова переводили из кандидатов в члены ВКП(б) – два и три года кандидатского стажа было в те годы обычной нормой. Коммунисты «Кочегарки» напутствовали: и на руководящей работе после академии оставайся верен себе, старайся побольше брать на себя.

На прощание не удержался Изотов, оделся потеплее, махнул на своем «газике» с брезентовым верхом на родную Орловщину. Фотограф запечатлел его – в теплом шлеме, подаренном полярниками, перчатках с раструбами по локоть – среди соседей в Малой Драгунке, рядом с легковым автомобилем.

– Дык все верна, – сказал ему дед Ферапонт. – По сидаку и конь. – Похлопал одобрительно по капоту.

Промелькнул еще год занятий в Промакадемии. Неожиданно вырисовался новый «горизонт» в жизни Никиты Изотова.

Глава тринадцатая
Командир

Август выдался на славу: сухой, не очень жаркий. В июле прибыли Изотовы всей семьей в Горловку. Никиту Алексеевича «запрягли» лекции читать по шахтам о передовых методах труда в угольной промышленности. Иной раз не мог удержаться, просился после встречи: «А что, если в забой на пару часиков? Давайте, а? Подкрепим теорию практикой». В августе выделили ему с Надюшей путевку в Сочи, посоветовали набраться сил перед учебным годом. И Изотов заупрямился было, но ему сказали, что насчет отпуска распорядился товарищ Серго.

Поехали вновь на своей машине. Перед Ростовом задержались на берегу Дона. Нашел Никита Алексеевич мелкий ерик, прямо руками таскал из нор раков. Дня два пожили по-походному. В Сочи благодатная теплынь, настоянная на тропических растениях и морском воздухе. И опять – новые знакомства, встречи, нашлись и старые друзья. Раз в неделю обязательно ездил с летчиком Василием Сергеевичем Молоковым па рыбалку. Герой челюскинской эпопеи носил широкие белые брюки, светлую тенниску, сандалии на босу ногу. Никита по привычке будил его поутру:

– Слышь, Василь, махнем?

А то на озеро Рида умотали, рыбалили допоздна и получили от Надежды Николаевны строгий выговор «за самоволку».

– Ты б и героя нашего, – Изотов показывал на Молокова, – на гауптвахту посадила.

– Муж должен быть в семье дис-цип-лини-рован-ным, – врастяжку произносила Надюша.

Последнюю неделю прямо неразлучны был Никита с Молоковым. Так и снял их пляжный фотограф: на ступенях веранды герои – воздуха и подземелья, в белых рубахах, веселые. Изотов, конечно, на голову выше. В первый же выходной в Москве летчик навестил семью Изотовых и встретил друга в растерянности. Никита Алексеевич молча протянул ему приказ: «5 сентября. Наркомтяжпром. Назначить т. Изотова Н.А. ревизором при наркоме по борьбе с авариями в угольной промышленности».

– Чиновником тебя сделали, – удивился Молоков.

– Да нет, – оживился Изотов. – Всего на две-три недели. Ознакомиться со структурой наркомата. Так мне и сказали.

– Как, а потом? – не понял Василий Сергеевич.

– Технического персонала на шахтах не хватает, – разъяснил Изотов. – Многих слушателей академии сняли, направляют в разные бассейны. Меня вот в Донбасс, мышь им за пазуху.

И Молоков понял, что друг рад назначению – все ж шахтерская косточка, хотя и без пяти минут инженер.

…Мерно стучат колеса на стыках, проносятся мимо окна вагона поля и перелески, мелькают столбы со струнами проводов, дежурные на низких платформах держат желтые флажки. Спешит в скором поезде Москва – Ростов в город Шахты новый управляющий трестом Шахтантрацит Никита Алексеевич Изотов. Сентябрь 1937 года стоит светлый, теплый, но на душе неспокойно. Ну, руководил школой, затем участком. В Подмосковном бассейне тогда с бригадой шахту сообща выправили. А тут трест, около двадцати шахт, и трест отстающий. Так ему в наркомате и сказали: надо ехать, поднимать, раскочегарить людей. Опыта, дескать, не занимать, знаний за два года тоже прибавилось, здесь, в наркомате, кое-что узнал, работая хоть и недолго. Теперь – самостоятельный участок, а академия не уйдет, обязательно вновь направим, когда положение с углем стабилизируется в Донбассе, – не хватает сейчас опытных руководителей. Не один Изотов получил назначение, других слушателей тоже посылали на заводы и фабрики. Временно. Так говорили всем. А сколько это – временно? Гадать не перегадать. Домой, в Горловку, даже не заехал: шахтинцы ждут!..

Герой Донбасса, орденоносец, богатырь Изотов! На перроне целая толпа народа. Сразу поехал в трест, попросил сводку о добыче по шахтам за минувшие сутки. Только начал просматривать – раздался звонок. Взял телефонную трубку, услышал сердитый голос: «Алло, это управляющий? Так вот, примите к сведению, что горная инспекция сейчас закрыла восемь эксплуатационных участков. Почему? Грубейшие нарушения правил эксплуатации. Извините, товарищ Изотов, что таким сообщением вас встречаем, но мы тоже отвечаем за безопасность людей…»

– Техническое совещание назначаю на завтра, – сказал Изотов собравшимся. – Сейчас поедем по шахтам, выясним на месте, чем люди живут…

За неделю Изотов побывал на всех шахтах, спускался в забои, по себе зная, что раскрываются люди именно во время бесед на рабочих местах, а не в кабинетах. Многое увидел, еще больше услышал ценных суждений от рядовых горняков и итээровцев. Техническое совещание пришлось перенести, и не на сутки, а на неделю. Зато теперь уже разговор шел предметный, у каждого угольного предприятия были свои болезни.

– Кое-кто забывает, что шахты стали заводами, оснащены теперь сложной техникой и требуют научной организации труда. Без этого, без наведения порядка в технологической дисциплине в забоях мы из прорыва не выйдем. – Управляющий ходил по кабинету, сцепив руки за спиной, слегка наклонив голову, говорил глухо, словно делился мыслями вслух. – Вношу предложение: каждому взять шефство над одной из шахт, оказывать ей конкретную помощь. Пусть наш уровень увидят горняки. Лично я берусь вытянуть «Пролетарскую диктатуру». – Изотов назвал самую отстающую шахту. – А кто из вас с одной шахтой не справится, пусть сразу заявление подает, нам такие руководители не нужны.

Второй месяц без выходных. Много времени уходило на решение вопросов по техническому обеспечению шахт в комбинате Ростовуголь. Раза два в неделю уезжал Изотов на «Пролетарскую диктатуру», спускался вместе с заведующим в шахту, говорил с бригадирами, навалоотбойщиками. А звонил сюда по телефону ежедневно. Обрадовался, когда «Пролетарка» перевыполнила план ноября. Подумал, затем и приглашают в горком партии, чтобы поддержать его инициативу о раскреплении руководителей. Однако разговор пошел совсем иной.

– На тебя жалобы, товарищ Изотов. – Секретарь горкома Оника показал папку. – Самоуправничаешь. Нельзя без ведома горкома руководителей отстранять от должности. Таких прав тебе не давали.

– Так никчемные люди, а не руководители, Дмитрий Григорьевич, – пытался оправдаться Изотов. – Чувство нового утратили, дальше носа ничего не видят.

– Этих никчемных людей утверждало бюро горкома, – обрезал его секретарь. – Перед бюро и будешь отчитываться послезавтра. Специалистов у нас пока, сам знаешь, не хватает, кадры беречь надо, растить, а не разгонять.

В Промакадемии впервые Изотов услышал эту фамилию. Один из профессоров с восторгом рассказывал, как студент Московского горного института Дмитрий Оника предложил применить врубмашину для разрушения Китайской стены в связи с объявленной тогда «реконструкцией» столицы. Практика подтвердила расчеты студента, Моссовет объявил Онике благодарность.

После разноса Изотов еще больше зауважал секретаря горкома.

– Наш, из горняков, – говорил он, когда речь заходила о мероприятиях горкома. – Спуску не дает, молодец.

Бюро стало серьезным уроком для Изотова, человека импульсивного, неистового в работе и желающего видеть энтузиастов во всех. Не любил Изотов людей безынициативных, флегматичных. Для него, если человек не горел делом, значит, зря место занимает. В горкоме партии, обкоме не раз его поправляли.

– Да поймите же, уголь без души из земли не достанешь, – горячился Изотов, – уголь должен душу работника почувствовать, тогда он ему в руки сам дастся.

– Ты нам самодеятельность не разводи, – уговаривали его. – Не все горят, точно. Считаться следует с настроением. Подчиненного зажечь надо! Усвоил?

Но горячность его, непоседливость нравились и партийным работникам, и шахтерам. Все видели: ради дела себя не щадит. Чем не характеристика? А замечания Изотова на технических совещаниях всегда были дельны, весомы. Любую проблему начинал изучать с самого низа. И работников наставлял: без совета с передовыми горняками ничего не начинать.

В это время страна готовилась к выборам в Верховный Совет СССР первого созыва. За достойную встречу дня выборов – 12 декабря – соревновались смены, участки, шахты. Уже в октябре и ноябре многие горняцкие коллективы рапортовали о выполнении месячных планов, а к декабрю подтянулся и трест Шахтантрацит, в отдельные сутки давал «плюс», и это отмечали в наркомате. Звонили, интересовались успехами своего выдвиженца. А потом пришла сверху бумага – Изотова рекомендовать кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР.

В конце октября 1937 года рабочее собрание шахты «Пролетарская диктатура» проголосовало, и стал Никита Алексеевич Изотов кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР. Сидел он в президиуме смущенный: столько добрых слов было сказано о нем, его методах руководства, его авторитете. В резолюции горняков было записано: «Мы выдвигаем кандидатуру тов. Изотова, как лучшего забойщика Донбасса, инициатора изотовского движения, как борца за высокую производительность труда, как мастера забоя, как верного сына своего народа, борющегося вместе с партией и всеми трудящимися СССР за дело коммунизма, за счастье трудового народа». Стоит ли говорить, что в день выборов голосовавших против не было, что, впрочем, никого не удивило.

Прошел год. Трест стабильно выполнял план, и Изотова в конце 1938 года выдвинули начальником комбината Ростовуголь, а затем другого, под названием Сталинуголь. Это были крупнейшие производственные объединения, куда входили шахты, обогатительные фабрики, ремонтные предприятия, десятки тысяч людей работали на уголь.

И здесь он почувствовал, как не хватает системы знаний, масштабности мышления, перспективного видения. Врожденная добросовестность вынуждала сидеть допоздна, разгадывать всякие хозяйственные головоломки, обходиться без выходных. Бывая в наркомате, настойчиво просил, чтобы разрешили доучиться, закончить все же академию.

10-21 марта 1939 года проходил XVIII съезд ВКП(б). Слово предоставили и делегату от донецких большевиков Н. А. Изотову. Никита Алексеевич начал с цифр, которые прозвучали очень убедительно: в 1932 году на шахтах, входящих ныне в комбинат Сталинуголь, было добыто 22 642 000 тонн угля, а в 1938-м – 41 136 тысяч тонн. И сравнил; в царской России в 1913-м – году наивысшего подъема – добыто 28 537 тысяч тонн. Он говорил о большой победе шахтеров Донбасса, о новой технике, о необходимости обеспечивать для нее фронт работ, о цикличной организации труда в забоях.

– Мы сейчас ставим вопрос о том, – сказал Изотов, – чтобы перейти на прерывку, ибо она, несомненно, оправдает себя и даст возможность лучше и производительнее использовать механизмы, культурно работать, а также подымет роль наших партийной и профсоюзной организаций…

Наверняка подумал о старом друге Сашко Степаненко, ну не Сашко уже, а парторг ЦК ВКП(б) на «Кочегарке» Александр Тимофеевич. Давненько не сидели с гармоникой в руках, все больше встречи деловые, на совещаниях. Засасывает работа, а должна она, уверен в этом, оставлять время и для такого вот человеческого общения. Не зря упомянул о непрерывке – шахте даже, не только людям, отдыхать хоть день в неделю надо. И не по скользящему графику. Ладно, все будет со временем…

В 1939 году Изотов был награжден орденом Трудового Красного Знамени, который в Кремле вручил ему Калинин.

Несмотря на рост угледобычи по комбинату, на награды, Изотов чувствовал, как не хватает ему знаний, умения анализировать управленческую структуру, и он настойчиво просился закончить учебу. Наконец Наркомат угольной промышленности согласился с его доводами. В ноябре 1940 года Изотов вернулся в Москву, обогащенный практикой – руководил крупнейшими в Донбассе комбинатами. Гордился, что сдал дела в комбинате Александру Федоровичу Засядько, известному шахтерам страны человеку. Привычно впрягся в занятия: лекции, конспекты, семинары, поездки в Подмосковье.

Уезжал ненадолго, поэтому впервые не взял Надюшу. Да и дочки выросли, в школу ходили – пожалел срывать. Маялся, конечно, но письма домой писал бодрые. Не успел, по собственному выражению, «натрудить мозги», как неожиданный вызов к руководителю Наркомата угольной промышленности, только что учрежденного, Василию Васильевичу Вахрушеву. Нарком встретил Изотова посреди кабинета, подчеркивая уважение к нему, доверительно сказал, что с углем досадные перебои: руководители объективные причины придумывают, прикрывают организационную немочь. Посоветовались, решили просить его, Никиту Алексеевича – кого же еще? – возглавить отстающий трест в Донбассе.