Текст книги "Никита Изотов"

Автор книги: Георгий Яковлев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Глава одиннадцатая
Стахановская волна

Знакомый поворот, и вот она, Горловка, зеленый город с выпирающими в небо буграми терриконов.

– Ехали-ехали, наконец доехали, – сказал Изотов. – Рада?

Даже не ответила Надежда Николаевна, так соскучилась по дочкам, по своему дому – жили теперь в просторной светлой квартире, с ухоженным двориком, со своим огородом. Да разве сравнить с чем-нибудь? Дома ждали – телеграммой известили из Сочи, что едут. Подошел после приветствий Никита Алексеевич к календарю, висящему в столовой, стал листки обрывать. Оставил «2 сентября 1935 года», упрекнул Марию Павловну, что за временем не следила.

– Уследишь тут. С дочек твоих глаз не спускала. Две егозы…

Пообедали без спешки, и Никита Алексеевич снял с вешалки привычную свою синюю хлопчатобумажную куртку:

– Гляну, как там на шахте…

– Закрыли без тебя, – не удержалась Мария Павловна – мать часто ругала сына, что дольше всех задерживается на работе. Зато Надюша все правильно поняла. Прижалась к нему, шепнула:

– Сходи, а то, вижу, изболелся за друзей-товарищей. Иди, мой хороший.

Ну как не любить ее, такую?

Зашел перво-наперво доложиться завшахтой. В кабинете у того целое заседание, гул голосов.

– Что за шум, а драки нету? – бросил с порога Изотов.

– Во-от он, вернулся, как новенький рубль сияет, – радуясь встрече, говорил Юхман. – Тут, брат, такие дела заворачиваются… Ты Стаханова знал? С «Центральной – Ирмино»? Русый такой, живой, поменьше тебя, но ловок.

Вроде бы и встречался с ним Изотов в Кадиевке на слете ударников. А может, ошибается. В июне будто бы.

– Все правильно, – подхватил Юхман. – Так вот, послушай. – Он взял «Правду», громко прочитал: – «Рекорд забойщика Стаханова», – глянул на Изотова. – Ты внимательно слушай. – «Кадиевский забойщик шахты «Центральная – Ирмино» тов. Стаханов в ознаменование 21-й годовщины Международного юношеского дня поставил новый всесоюзный рекорд производительности труда на отбойном молотке. За шестичасовую смену Стаханов дал 102 тонны угля, что составляет 10 % суточной добычи шахты, и заработал 200 рублей…»

– Многовато что-то, – усомнился Изотов. – Какой у них пласт?

– Не в пласте дело, – торжествующе произнес Юхман. – Они другое удумали, черт им в пятку. Разделение процесса труда – вот как это называется. Стаханов только рубил, а за ним два крепильщика шли, понял? – Оглянулся на горняков, растерянно сказал: – Почему нам такая простая вещь в голову не пришла? Наверху же лежит, изобретать ничего не надо…

Не просто и не случайно установил Стаханов рекорд. Но и подготовки к нему никакой практически не было, особые условия никто ему не создавал.

Биография у Стаханова на редкость схожа с жизнью Изотова. Подпасок с Орловщины сызмальства мечтал подработать и купить коня. Обязательно белого в яблоках. За тем и подался в Донбасс на заработки. Работал тормозным, потом самостоятельно – коногоном. Тут как раз внедряли отбойные молотки, бывалые забойщики сомневались, не хотели расставаться с обушком. Вызвался Алексей, крепкий русоголовый парень, в механизированную лаву. И пошло-поехало. Сравнялся с опытными забойщиками, стал нормы перевыполнять. В ударники вышел как раз летом 1935 года.

Тут к нему и подошел Мирон Дюканов, партгрупорг их участка «Никанор – Восток»:

– Молодец, Алексей. Не поможешь новичкам?

– Конечно, с нашим удовольствием.

И все же шахта «Центральная – Ирмино» с долгом шла. Позвонили парторгу ЦК ВКП(б) Петрову из редакции городской газеты «Кадиевский пролетарий», попросили с каким-либо почином выступить. Одним словом, плеснули в костер керосинчика. «Раззадорили», – говорил Петров.

Ударники давали на молоток тонн пятнадцать – вдвое больше нормы. Еще 29 августа не был решен вопрос о том, идти ли на рекорд. Сомневался завшахтой, колебался начальник участка. А выбор на Стаханова пал потому, что в соревновании на звание лучшего забойщика он показал хороший результат. Пришли к нему домой парторг Петров и начальник участка Машуров, предложили:

– Такое вот дело, Алексей. Из газеты попросили нас с инициативой выступить. Что, по-твоему, надо, чтобы хороший забойщик блеснуть мог?

Развел руки Стаханов, засмеялся:

– Да что вы, Константин Григорьевич. Инженер я, что ли? И так две нормы даю…

– А три кто мешает дать? – Парторг моложе Стаханова, но смотрит сурово, словно предчувствуя всю значимость этой встречи.

– Да не кто, а что… Три часа рубаю уголь, остальное время креплю или лес жду. Откатка еще задерживает…

Вмешался в разговор начальник участка Машуров:

– Подожди, Алексей. А если все в порядке будет? Сколько возьмешь?

– Уступы короткие, – сказал Стаханов, показывая жене Дусе, чтобы шла домой и не вмешивалась в мужской разговор. Но Дуся с крыльца не уходила, ворчливо приглашала:

– В хату тогда идите, чего вы тут перепалку устроили.

– Да не перепалку, – успокаивал ее Петров. – Хотим мужа в лучшие ударники вывести.

– Он и так ударник, – отрезала Дуся. – Погодите, погодите… Вы что ж, в выходной его запрячь хотите? Дайте человеку дома побыть…

– Вот и первый противник технического прогресса, – пошутил парторг.

– Нет, ты скажи, – допытывался Машуров. – Сколько возьмешь угля, если все в ажуре будет?

– Ты, Николай Игнатьевич, не наседай… Я б сам лаву за смену прорубил, если б не крепить…

Эта фраза и заронила мысль разделить процесс отбойки угля. Остальное известно. Впрочем, о мировом рекорде Стаханова 2 сентября напечатала информацию лишь «Правда», да и то на последней полосе. Зато позвонил в Главуголь, в Кадиевку Серго Орджоникидзе, лечившийся в Кисловодске, дал сразу точную оценку: «Великое дело родилось в Донбассе».

В то время сменная производительность на отбойный молоток равнялась в среднем семи тоннам. Забойщики Свиридов (шахта № 10 «Артем»), Мурашко (шахта «Красный Профинтерн»), Гришин (шахта № 4/2 «Ирмино») в отдельные дни давали до 40–50 тонн угля, и это считалось рекордом. А тут 102 тонны! Весь Донбасс заговорил о достижении молодого забойщика, интересовались подробностями.

30 августа в десять вечера группа горняков спустилась в шахту на горизонт 450 метров. Стаханов рубил, Петров освещал ему «надзоркой» уступ, начальник участка Машуров на штреке организовывал бесперебойную откатку угля, Щиголев и Борисенко крепили лаву. За 5 часов 45 минут Алексей Григорьевич нагрузил 102 тонны, выполнив 14 норм.

В шесть утра, как только выехали наверх, Петров собрал членов шахтпарткома. Обсудили один вопрос: «О производительности труда у забойщика Стаханова А.Г.». А через час, перед первой сменой, Петров уже выступал на собрании горняков, зачитывал решение: до 2 сентября на всех участках проработать опыт тов. Стаханова; созвать совещание забойщиков и заслушать доклад тов. Стаханова; развернуть соревнование на лучшего забойщика. Тут же, не сходя с трибуны, Петров записал сорок забойщиков, вызвавшихся помериться силами со Стахановым. Кадиевские журналисты первыми обыграли «надзорку» в руках парторга. «Он от лица парторганизации шахты освещал ударнику Стаханову путь к рекорду», – писали они в городской газете. И никто пока не предполагал, что родилось новое могучее движение в стране – стахановское.

Поскольку в то утро, 31 августа, в нарядной собралось много народа со всех участков, то обсуждение вопроса о рекорде Стаханова официально объявили пленумом. В последнем пункте решения прямо указывалось:

«Пленум шахтпарткома считает необходимым заранее указать и предупредить всех тех, кто пытается клеветать на тов. Стаханова и его рекорд как на случайный, выдуманный и т. д., что партийным комитетом они будут расценены как самые злейшие враги, выступающие против самых лучших людей шахты, нашей страны, отдающих все для выполнения указаний нашей партии о лучшем использовании техники.

Партийный комитет уверен, что за тов. Стахановым появятся новые герои, которые нашей организацией будут встречены с радостью и гордостью…»

Все подняли руки.

Решение шахтпарткома дало точную политическую оценку рекорду Стаханова, определило его значение в общегосударственном масштабе. Пророческие слова о новых героях в короткий срок получили свое подтверждение. Десятки забойщиков шахты «Центральная – Ирмино» включились в соревнование ударников. В ночь на 4 сентября партгрупорг Мирон Дюканов, работая новыми методами, добыл за смену 115 тонн. На другой день в шахтпартком пригласили Дмитрия Канцедалова – близкого товарища Стаханова, и Петров, пожимая ему руку, сказал, что негоже комсомольцу в стороне от таких дел стоять.

– Иди, Дмитрий, на рекорд. – Буднично так сказал, без пафоса, как о самом обычном деле. Может быть, этот тон более всего и подстегнул Концедалова. И 5 сентября у ствола Митю встречала целая толпа молодежи, с духовым оркестром. От клети его на руках пронесли к выходу, не обращая внимания на возмущенные выкрики «именинника». Новый мировой рекорд – 125 тонн угля.

«Правда» выступила с передовой «Советские богатыри», в которой говорилось: «Наш пламенный привет вам, тов. Дюканов и Стаханов! Вами по праву может гордиться страна. Вы своей изумительной работой доказали, как замечательно советский отбойный молоток крошит угольный пласт, когда им управляют опытные и крепкие руки мастеров-большевиков. Шахтеры Донбасса! Поучитесь у товарищей Стаханова и Дюканова, как надо выжимать из новой техники, что она в состоянии только дать. Следуйте их блестящему примеру!»

Девчата в скверике пели:

 
Я любимому сказала,
Он послушался меня:
«Руби уголь, как Стаханов,
Выйду замуж за тебя».
 

На «Кочегарке» тем временем не утихали споры. Нужны ли еще рекорды? Как во всяком споре, было высказано много мнений и в нарядных, и на заседаниях шахтпарткома. Но решение принято единогласно: перейти во всех лавах на новую систему отбойки угля по методу Стаханова. И опять понадобился яркий пример. Тогда Никита Алексеевич в парткоме и заявил, что душа горит, хочется ему своими руками первому испробовать новый метод. У них на участке уступы длиннее, можно предположить, что и выработку он, Изотов, даст большую, подтвердит тем самым успех Стаханова, лишний раз убедит скептиков, как важно быть в постоянном поиске, а то некоторые закисли, почили на лаврах. Его попытались было убедить повременить: «У тебя перерыв какой? Ага, два месяца. Последнее время начальником участка был, а не забойщиком – тоже плюс, а в общем получается минус».

– Ты подожди, подожди… Навыки-то я не растерял. – Никита Алексеевич настоял на своем и 11 сентября спустился на участок № 10 пласта «Девятка». По опыту Стаханова он попросил вдвое увеличить число крепильщиков.

Ровно в восемь утра ударила дробь отбойного молотка в уступе Изотова. Он знал пласт «Девятку», его капризы и слабые стороны, заранее все осмотрел, изучил, наметил схему зарубки. И теперь уголь плавно шел вниз, напоминая разлившийся в половодье ручеек. За ним едва успевали крепить пять человек, одобрительно покрикивали: «Ну ты, Лексеич, даешь, шибче врубовки рубишь!..»

Через два часа Изотов сделал передышку, спросил: «Сколько?..» Ему ответили, что уже нарублено почти 100 тонн. Снизу, из штрека, прилез машинист электровоза, взмолился:

– Да вы что, ребята, всем гуртом рубите? Засыпали весь низ, не успеваем двумя электровозами вывозить…

А Никита рубил и рубил, вжимаясь в податливый пласт пикой молотка, сливаясь с ним, его дробной привычной песней. Кто-то тронул его за плечо, крикнул в ухо, что все, конец смены, и они друг за дружкой потянулись из лавы. Нижний уступ и люк в самом деле оказались завалены углем, и бригада с трудом выбралась на откаточный штрек.

– Победа, Никита, полная. Победа! – кричал ликующий начальник участка. – Двести сорок тонн… Да такого мир не знал!

У ствола уже собрались сотни шахтеров с женами и детьми, многие только из шахты, с соседних участков, но домой никто не хотел уходить. И когда из клети вышел Изотов с товарищами, их встретили цветами, аплодисментами. Плакат сообщал, что за смену выполнено более 30 норм!

– Спасибо за встречу и цветы, спасибо нашим дорогим шахтерским подругам, – сказал Изотов. – О чем хочу сказать? Не предел эти тридцать норм. А это уже серьезный разговор, мужской. Потому попрошу ударников и всех, кто хочет, перейти в нарядную. Впечатлениями надо поделиться, коли уж я теперь «стахановцем» стал.

В нарядной, где собрались и члены шахтпарткома, Изотов перечислил трудности, с которыми столкнулся: давление падало в шланге, откатка не успевала, попадался крепильщикам нестандартный лес… Если устранить недоделки да лучше продумать организацию откатки в штреке, то рекорд Стаханова может стать нормой для многих опытных забойщиков.

Вечером домой к Изотову заглянул Федор Артюхов. Сел степенно в угол, от домашнего кваса отказался, попросил:

– Никита, выдь на миг…

– Ты чего такой благостный? – добродушно спросил Изотов, поднимаясь из-за стола. – В церковь собрался?

– Ага, только в подземную, елкина мать, – не выдержал Артюхов. – Благослови на подвиг.

– На рекорд хочешь? – сразу понял Изотов и, загоревшись, стал убеждать Федора замахнуться на триста тоны. – У меня, вишь, неполадки сказались – давление в воздухопроводе падало, откатка не успевала. Да я сам крепить за тобой пойду, – закончил он с жаром.

Участок для Артюхова подготовили на 13 сентября. Завшахтой серьезно спросил, не отложить ли на день, все же число такое.

– В самый раз будет, Иван Артемович, – не согласился Артюхов. – Сразу двух зайцев убьем, елкина мать. Если рекорд дам, то верующие скажут, что сам сатана ударников остерегается.

За смену Федор Артюхов нарубил отбойным молотком 310 тонн угля.

В середине сентября на угольных предприятиях Донбасса проходили собрания. На них читали вслух телеграмму наркома Орджоникидзе: «Это замечательное движение героев угольного Донбасса – большевиков партийных и не партийных – новое блестящее доказательство, какими огромными возможностями мы располагаем и как отстали от жизни те горе-руководители, которые только и ищут объективные причины для оправдания своей плохой работы, плохого руководства.

Теперь весь вопрос в том, чтобы на опыте этих товарищей организовать работу по добыче угля и поднять на новую высоту производительность труда во всем Донбассе и во всех угольных бассейнах.

Я не скрою, что сильно опасаюсь, что это движение встретит со стороны некоторых отсталых руководителей обывательский скептицизм, что на деле будет означать саботаж. Таких горе-руководителей немедленно надо отстранять».

Трудно отрываться от родной земли. Ну а что делать, если все экзамены позади, успешно прошел собеседование, и он, Изотов, зачислен слушателем Промакадемии? А еще жальче расставаться с участком, хлопками, что покорили «Мазурку», сами выросли. Взять хотя бы Сашко Степаненко – впору ставить начальником участка. Передал бы ему дела Никита Алексеевич с легким сердцем, да нет Сашко, забрали широкогрудого чернявого Цыганка, как звал его Изотов, в Морфлот, где-то сейчас на Черном море. Прислал недавно письмо и фотографию. Надежда Николаевна залюбовалась: «Гляди, какой гарный флотский» – сама не заметила, как начала употреблять украинские слова.

– Шахтерской выучки, – поддакнул Изотов. – Да встретимся, вернемся еще на «Кочегарку»…

Не думал он, что жизнь иначе распорядится.

В Промакадемии только и разговоров было, что о Стаханове, о котором теперь писали все газеты, помещали его фотографии. Называли имена последователей кадиевского забойщика, новые рекорды в разных отраслях народного хозяйства. Слово «стахановцы» сразу вошло в сознание миллионов людей, послужило толчком к проявлению массового энтузиазма; рекорды становились нормой, а вслед за ними рождались новые рекорды. Простые крестьянские парни, ставшие к заморским станкам, к изумлению представителей западных фирм, втрое перекрывали технические параметры, указанные в паспортах машин и механизмов. Дерзновение стало отличительной чертой пятилетки, все новые имена появлялись на рабочем Олимпе – мариупольский металлург Мазай, горьковскии кузнец Бусыгин, вичугские ткачихи Виноградовы, ленинградский обувщик Сметании, трактористка Ангелина, паровозный машинист из Донбасса Кривонос… Вот небольшое вроде бы сообщение. На Сельмашстрой в Ростов-на-Дону привезли сложнейшие четырехшпиндельные станки, стали инструкторы-американцы на разных режимах их опробовать, без спешки. Потихоньку от них слесарь Александр Кудлаенко научился управлять этими станками. Так и стал комсомолец первым на заводе автоматчиком, а после – начальником главного конвейера. Небольшой штрих тех лет, когда энтузиазм рождал все новых малых и больших героев.

Промакадемия выделила Изотову трехкомнатную квартиру, и он перевез жену и двух дочек, Зину и Тамару, в Москву. Вечерами подолгу гулял с ними, водил к Кремлю, на Красную площадь, благо близко жили, на Покровке. Да и не мог он один, без семьи. Очень любил Надежду, любил за мягкую покорность, с какой переносила она частые разлуки, ночные бдения в шахте, любил за терпение – никогда голоса не повысит, все «Никита» да «Никита». И он звал ее Надюшей, часто, как маленькую, сажал на колени, гладил по голове. Дочек баловал, никогда не ругал, старался объяснить, если что не так делали. Да и вообще очень любил детей, потому и в Горловке и в Москве возле Изотова всегда было много детворы. Когда машина появилась, часто сажал своих и соседских детей на мягкие сиденья, вез в лес – природу любил самозабвенно. А каждый март – всегда с семьей за первыми подснежниками. В предпраздничные дни ноября решил он съездить в Подмосковный бассейн, благо рядом – не Горловка. Сказано – сделано, и вот уже Никита Алексеевич в спецовке, с лампой идет по подземным коридорам шахты-новостройки № 12. Диву дается – не шахта, а подземный завод – сколько в забоях техники! И в то же время с удивлением узнает, что шахта не справляется с планом. Во время знакомства сам сталкивался с группами простаивающих горняков, беседовал с ними. Когда поднялись наверх, то в кабинете заведующего шахтой откровенно заявил, что трудности и объективные причины, на которые ссылаются итээровцы, во многом придуманы, ссылки на неустойчивую кровлю – тем более.

– Не хватает порядка, организованности, – подытожил он разговор. – Такого же мнения, кстати, ваши ударники, что сидят без дела при такой технике…

Вывел его из себя разговор в шахте с одним из начальников участков. Когда Изотов залез в лаву, он увидел, как забойщики молотками подрубают пласт перед бурением и взрывными работами. Поинтересовался, почему не врубовкой?.. Ему разъяснил инженер:

– Кровля слабая, да и нависла еще. К тому же люди неопытные.

Пригляделся Изотов – мать честная, кровля-то закреплена не по паспорту, оттого и нависла, запасные выходы породой забиты, лесом.

– Вы сюда гляньте, вот сюда, – высвечивал он лампой места нарушений, – посчитайте, сколько здесь костров, – они же плотнее должны стоять.

– Вот я и говорю, что люди неопытные, – вяло оправдывался инженер.

– Я о ваших художествах доложу в Москве, – разозлился Изотов. – Людьми, между прочим, руководить надо, учить их угольной грамоте, а то они сами себя в лаве завалят.

Из Бобрика-Донского Изотов уезжал расстроенный, даже удрученный. Никак не мог осознать: дали людям технику, о которой на иных шахтах и не слыхивали, – тяжелые врубовки, троллейные электровозы, последней марки компрессоры. И на тебе – толку-то нет, летят рубли, что государство затратило на проходку ствола, разрезку шахтного поля, на всю эту технику, а отдачи нет. Все попытки свалить свои промахи на природу, всякие там объективные причины звучали в его ушах лепетом детей. «Настроения у них не хватает, зажечь людей надо, – решил он окончательно. – Сами не могут, придется им помочь. Мышь им за пазуху».

В Москве Изотова закрутило учение – лекции, семинары, самостоятельные занятия. Важно ведь ему не ударить лицом в грязь. После долгих размышлений он позвонил Орджоникидзе, попросился на прием. А при встрече откровенно высказал, что волновало, мучило даже его все эти дни после посещения Подмосковного бассейна. Нарком внимательно выслушал, сдвинул брови, посоветовал:

– Поезжай, товарищ Изотов, на эту шахту. Считай, что наркомат тебя командирует поднять настроение у людей. Ты прав, техническое руководство у нас еще во многих местах хромает.

– Одному неловко, что, если я товарищей из Промакадемии захвачу? – попросил Изотов, удивляясь такому неожиданному решению. Он-то полагал, что нарком осерчает, сорвет телефонную трубку, расчешет руководителей комбината, а тут самому надо ехать, устранять неполадки.

Словно угадав его мысли, Орджоникидзе сказал, что легче всего вызвать вот хоть сейчас в наркомат технических руководителей, расчихвостить их, да только, по его мнению, толку будет от этого мало – уже ругались не раз. Можно бы послать на шахты товарищей из наркомата, выявить все неполадки, обсудить потом в наркомате, да не просто, а с оргвыводами. Однако и на это много времени уйдет. А так вот он, Изотов, известный и уважаемый в стране человек, всколыхнет шахтеров снизу, так сказать, поднимет инициативу, совесть у многих пробудит. Тогда и результат скорее проявится.

– Положительный результат, – твердо закончил нарком, глядя на Изотова. – Согласен? Вот и договорились. После праздников и поедете.