Текст книги "Соль земли"
Автор книги: Георгий Мокеевич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 44 страниц)
Пленум обкома проходил в уютном зале Дворца пионеров. Было что-то глубоко символическое в том, что большой государственный разговор об урожае хлеба и льна, о лесозаготовках, о пушнине и рыбе, о строительстве новых клубов и школ, о внедрении типовых скотных дворов на фермах, об электрификации деревень и рабочих посёлков ведётся в этом зале, стены которого расписаны картинами из жизни советских детей. Вот ребятишки собрались на зелёной поляне и запускают в безбрежное голубое небо крылатые планеры; вот они, подтянутые, строгие, с задумчивыми лицами смотрят на учителя, который, стоя у доски, объясняет сложную алгебраическую формулу, вот на жёлтых дорожках обширного стадиона они выстроились, чтобы по первому взмаху флажка рвануться навстречу упругому ветру; вот они сгрудилась на золотом пшеничном поле и увлечённо рассматривают чудо-машину, которая сама жнёт, молотит, сеет и зерно в мешки ссыпает…
Участники пленума не раз бывали в этом зале, но многие из них, снова и снова посматривая на роспись стен, думали: «Ради вас, дети, живём, боремся, преодолеваем трудности. Ради вас и вашего счастья».
На повестке дня пленума стояло два вопроса: утверждение статистического отчёта областной партийной организации за первое полугодие и отчёт Притаёжного райкома партии.
Первый вопрос был рассмотрен в течение часа. Секретарь обкома Грумов, низкорослый круглоголовый человек в больших очках, доложил пленуму цифры, характеризующие состав областной партийной организации. Члены обкома сделали короткие замечания, и отчёт был единогласно утверждён.
Потом на трибуну поднялся Артём. Он сильно волновался и начал свой доклад вяло, неотрывно глядя в папку с бумагами.
«Что это он волнуется, как новичок?» – с неудовольствием подумал Максим о брате. Но через несколько минут Артём преодолел волнение. Голос его зазвучал спокойно и громко, и казалось, что он не читает, а говорит свободно, не заглядывая в заранее написанный отчёт.
«Ишь как разошёлся! Старый боевой конь!» – усмехнулся про себя Максим.
Слушая доклад брата, Максим понял, что их вчерашний разговор не пропал даром. Артём внёс в доклад некоторые весьма удачные дополнения. Одобрительное оживление в зале вызвал рассказ Артёма о льноводе Дегове, о его большой семье, о рассуждениях старика относительно коммунистического общества. Очень едко высмеял Артём отдельных руководителей областных учреждений и организаций, которые не знают особенностей Притаёжного района, никогда не бывали в Улуюльском крае. Особенно досталось управляющему областной конторой, ведающей сбором металлического лома. Артём зачитал телеграмму, которую прислал на его имя управляющий этой конторой, призывавший Притаёжный райком возглавить кампанию по обследованию несуществующих в районе станционных посёлков на железной дороге, «захламленных отбросами металла, без которого металлургические заводы страны испытывают крайне большие трудности».
Когда Артём читал эту телеграмму, в зале стоял громкий хохот. Управляющий конторой сидел красный и потный и готов был провалиться сквозь землю.
Как только объявили перерыв, Артём бросился к Максиму.
– Ну как, Максюша, получилось? Не наплёл я случайно лаптей? – заглядывая Максиму в глаза, возбуждённо допытывался он.
– По-моему, неплохо получилось. Слушал тебя народ с интересом.
– Ну пойдём выпьем минеральной водички. Горло высохло.
Артём подхватил брата под руку, и они направились в буфет.
Затем начались прения по докладу Артёма. Первым выступил заместитель председателя облисполкома Васильев, говоривший от имени комиссии обкома по Притаёжному району. Оратор нападал на Притаёжный райком за допущенные просчёты в руководстве жизнью района. С гневом он говорил о случаях падежа скота в колхозах. Притаёжный райком и райисполком, по его мнению, «проявляют примиренчество к фактам антигосударственного отношения к сохранности поголовья». Васильев привёл несколько фамилий председателей колхозов, в которых особенно неблагополучно «на фронте социалистического животноводства». Потом Васильев отодвинул в сторону бумаги, сошёл с трибуны и, придавая голосу обличительный тон, сказал:
– В Притаёжном до того распоясались, что губят скот, так сказать, походя. Вот учитель Краюхин поехал – кстати, в рабочее время – на прогулку в тайгу и застрелил школьную лошадь… И что вы думаете? До сих пор этот разгильдяй живёт в своё удовольствие, где-то, говорят, охотится в тайге, а короче, браконьерствует в летнее время под крылышком районного руководства.
– Краюхин понёс наказание, товарищ Васильев, ты же знаешь, – перебил Артём, сидевший по праву докладчика за столом президиума.
– За такие факты под суд надо отдавать, товарищ Строгов, а вы исключили человека из партии и сами испугались: не круто ли взяли? – ответил Васильев под смешок в зале.
«Неудачными примерами оперируешь, товарищ Васильев!» – захотелось вставить Максиму, но он вовремя спохватился: участники пленума могли истолковать его вмешательство как попытку взять брата под защиту.
После Васильева на трибуну поднялся директор научно-исследовательского института Водомеров. Он признал справедливым упрёк секретаря Притаёжного райкома в адрес возглавляемого им института. Да, действительно, учёные области ещё мало помогают развитию Притаёжного района, но дело это уже исправляется. В Улуюлье приступила к работе большая комплексная экспедиция, в состав которой включены лучшие научные силы области, цвет института. Можно не сомневаться, что в ближайшее время учёные скажут своё слово. Притаёжному району будут даны серьёзные, научно обоснованные рекомендации в области сельского хозяйства, лесозаготовительной и лесохимической промышленности, в области организации промыслового хозяйства.
Максим ожидал, что обсуждение отчёта Притаёжного райкома вызовет на пленуме горячие споры. Но этого не случилось. Выступали главным образом руководители областных ведомств и в своих речах держались того круга вопросов, который был им всего ближе. Заведующий областным дорожным отделом говорил о дорожном строительстве в Притаёжном районе, заведующий облоно – о работе школ, заведующий облздравотделом – о состоянии больниц и медпунктов, управляющий трестом «Высокоярсклес» критиковал райком за упущения в руководстве леспромхозом «Горный». Секретари других райкомов отмалчивались.
Максим с минуты на минуту ждал, что вот подымется первый секретарь обкома Ефремов и поправит ход прений, но тот продолжал хранить молчание, по-видимому считая, что пленум идёт в нужном тоне.
«Чёрт его знает, может быть, я что-то недоучитываю? Возможно, так и надо и всё моё недовольство от какой-то излишней возбудимости?» – размышлял про себя Максим.
Выступать на пленуме он не собирался, но вялые, малосодержательные речи изменили его намерения.
Когда председатель заседания второй секретарь обкома Грумов предоставил слово Максиму, по залу прокатился шепоток. Нелёгкое положение у Строгова-младшего! Хвалить работу Притаёжного райкома неудобно, ну, а критиковать тоже нелегко: как-никак секретарь райкома не чужой человек – родной брат!
Озабоченно посматривали на Максима и секретари обкома. Ефремов, перебиравший какие-то сводки, положил их в папку и повернулся всей своей крупной, тяжёлой фигурой к трибуне.
– Я не собираюсь, товарищи, говорить долго, но в то же время чувствую, что не могу не сказать то, о чём думаю. – Максим проговорил это просто, словно он был не на трибуне, а сидел среди товарищей, с которыми решил поделиться самыми сокровенными своими думами.
В зале сразу стало тихо, и Максим почувствовал на себе пристальные, заинтересованные взгляды.
– Мне кажется, мы не выполним своей задачи, если обсуждение отчёта Притаёжного райкома сведём только к критике недостатков его текущей работы. Это одна сторона дела, и далеко не главная. Самым основным вопросом мне представляется вопрос перспективного развития Притаёжного района как наиболее населённого в Улуюльском крае. Вот об этом мало и глухо было сказано в докладе райкома и совершенно ничего не говорилось в выступлениях.
И Максим заговорил дальше о том, что его всего больше волновало в последнее время. Притаёжный район, как и вся Высокоярская область, малопроизводителен. Теперь, когда победоносно завершена война и перед страной встали новые, мирные задачи, с этим нельзя мириться. Притаёжный район должен давать зерна, льна и конопли, пушнины, леса в два-три раза больше. Высокоярская область, и в особенности её северная часть – Улуюльский край, располагает неисчерпаемыми ресурсами и возможностями. Эти резервы необходимо привести в действие.
Хозяйство Высокоярской области пока что крайне ограничено как по объёму выдаваемой продукции, так и по видам: лес, зерно, технические культуры, промыслы. Так дальше продолжаться не может. В самое ближайшее время необходимо превратить Высокоярскую область в область многоотраслевую, промышленную. Поэтому вопросы природных ресурсов района, в особенности вопросы энергетики и топлива, должны стать в порядок дня всех партийных организаций.
Максим свернул свои записки, положил их в карман пиджака и, помолчав несколько секунд, сказал:
– В заключение одно замечание по выступлению товарища Васильева. Я ознакомился с делом учителя Краюхина. Считаю, что судить его не за что. Мне кажется, что Притаёжный райком сам должен пересмотреть вопрос о Краюхине в связи с началом работы в Улуюлье комплексной экспедиции.
– С тебя, Максим Матвеевич, не спрашивают за село, а я два раза предупреждение за падёж скота от бюро обкома имею! – обиженно сказал Васильев, когда Максим проходил мимо него к своему месту.
Слова Васильева разнеслись на весь зал. Его обида показалась участникам пленума мелкой, и в зале и в президиума послышался смех.
4Пленум обкома закончился поздно вечером. Максим и Артём возвращались домой пешком. Стоял тихий летний вечер. Было душно. Где-то далеко-далеко вспыхивала молния, и, возможно, там лил дождь, но здесь, в городе, на это не было и намёка.
Братья шли медленно – спешить было некуда. Артём был в приподнятом, возбуждённом настроении и без умолку говорил:
– Ну вот и отчитался! Хоть и влетело мне, а всё-таки можно было критиковать ещё резче. Упущений у нас в районе больше чем надо. А Васильев-то каков? В прошлую уборочную был он у нас уполномоченным. С планом хлебозаготовок мы справились в срок. Когда начали возить хлеб в счёт хлебозакупа, он всю душу из нас вымотал: «Мало даёте! Не понимаете, что хлеб – это золотой фонд государства!» Я его сразу предупредил: «Смотри, Валентин Гаврилыч, оставим мы с такой установкой колхозы без семян». – «Ты, говорит, брось мне отсталые настроения поддерживать». Три раза увеличивали мы задания колхозам. Ну и что же? Что я предвидел, то и случилось: в «Таёжной зорьке» и «Северном сиянии» не хватило семян, пришлось просить взаймы у государства. А теперь, слышал, куда Васильев гнёт? «Притаёжный райком не смотрит вперёд, не умеет планировать с перспективой». Ну, не наглец ли? Сам нас подстрекал брать семенной хлеб, а когда дело дошло до ответа, он в кусты. И такие факты с областными работниками не редкость. И знаешь, почему это происходит? Потому, что оторвались многие работники от масс. Конечно, если б Васильев, как мы, земные, почаще бы сталкивался с рядовыми колхозниками, он бы иначе вёл себя. А то приедет в район на день, на два, накричит – и дальше! У нас мареевский председатель колхоза Изотов очень удачно его окрестил: «Высокоярский метеор». Истинно метеор! Блеснёт звездой и тут же погаснет в небесной тьме…
Максим слушал Артёма, а думал о своём. «В чём же всё-таки дело? Или я отрываюсь от реальной почвы, или Ефремов не чувствует, что наступило новое время и перед областью стали другие задачи», – размышлял Максим.
На пленуме первый секретарь обкома Ефремов подробно рассказал о задачах, которые стоят перед партийной организацией области. В конце своей речи он дал оценку некоторым выступлениям. О выступлении Максима он сказал:
– Товарищ Строгов – я имею в виду нашего, обкомовского, – не во всём прав. Мы не можем согласиться с его отношением к так называемой текучке. Надо понять, что без хорошо налаженной текущей работы у нас не может быть никакого серьёзного разговора о перспективах развития области. Текущая работа – это наша дорога в будущее. Иных путей туда не существует. Вот почему нужно поддержать всех товарищей, которые критиковали Притаёжный район и областные организации по конкретным вопросам нашей деятельности.
И всё! Ни единым словом Ефремов не обмолвился относительно основной мысли Максима. Неужели Ефремову не ясно, что жизнь не позволит держать дальше производительные силы области в скованном состоянии?
Артём не замечал, что Максим занят какими-то своими раздумьями и потому молчалив. Он продолжал увлечённо говорить, перескакивая с одной темы на другую.
Уже дома, за чаем, Максим спросил брата:
– Скажи, Артём, что ты думаешь о моём выступлении? Непонятно мне всё же, почему первый секретарь по существу никак не отозвался на мои предложения.
– Я тебе скажу, Максюша: ты дельно выступил, но всё-таки немножко теоретически.
– Что же у меня было теоретического? – удивился Максим.
– Ты так сказал: «Притаёжный район и вся Высокоярская область малопроизводительны, они должны давать продукции в два-три раза больше».
– Ну какая же это теория?
– Это? Конечно, теория! Все отнеслись к этому как к лозунгу. Ты знаешь, что такое увеличение продукции в два раза? Это, братец мой, нелёгкое дело…
– А разве я сказал, что это лёгкое дело?
– На это потребуются, Максюша, годы. Кстати, когда ты говорил, Грумов в президиуме заметил: «А Строгов-младший куда более широкая натура, чем Строгов-старший». А Ефремов ему отвечает: «Так он же на то и философ, чтоб жизнь охватывать в астрономических масштабах». Ну, посмеялись они добродушно, без всякой злости… Они к тебе, Максюша, неплохо относятся, ты это заметь. Ефремов сказал: «Он у нас умница!» – поспешил успокоить брата Артём.
– Да я и не обижаюсь, тем более на шутки. А всё-таки это показывает их позицию. Они думают, Артём, что рост производительности пойдёт в довоенных темпах, но они ошибаются. Жизнь их серьёзно поправит. Вот увидишь: не пройдёт и года, как Высокоярской области обстановка продиктует новые требования. Вспомни тогда наш разговор!
– Вспомню, Максюша! А только ты всё-таки хватил: в три раза! Сознайся, что увлёкся, преувеличил. Бывает, конечно, с нашим братом такое, – поглядывая на Максима ласковыми, смеющимися глазами, сказал Артём.
– Нет, не преувеличил! – снова загорячился Максим. – И более того: преуменьшил. И хочу тебе сказать вот что: если не хочешь отстать от жизни, подготовь себя к крутому повороту.
– Ты так говоришь, будто бы только что побывал в Центральном Комитете!
– В Цека я сейчас не был, но зато Ленина помню. Вытекает это из его трудов, из хода всей нашей жизни…
– Ну, я отступаю. В теории ты меня на обе лопатки в два счёта положишь.
Братья молча допили чай и поспешили лечь спать. Но сон их был недолгим. Глубокой ночью послышались телефонные звонки. Артём соскочил с кровати босой, в нижнем белье, заторопился в соседнюю комнату, где стоял телефон.
– Ты спи, Максюша, это, наверное, меня из Притаёжного второй секретарь вызывает, расспросить о пленуме хочет…
Но Артём ошибся. Звонили не из Притаёжного, а из обкома.
– Кто это полуночничает? – спросил Максим, когда Артём вернулся в спальню.
– Что-то загадочное, Максюша! Звонил помощник Ефремова, обрадовался, что я ещё не уехал. Велел в девять утра явиться в обком. Говорит, что пленум будет продолжаться. Я спросил, в чём дело. «Узнаете, говорит, утром». Просил тебя известить.
Максим был удивлён не меньше Артёма.
– Интересно! Таких случаев я не помню: вечером пленум закрыть, а утром начать его снова.
– Ну, поживём – увидим, – зевнул Артём и принялся укладываться на кровати.
Остаток ночи братья провели беспокойно, в полудрёме. Поднялись рано, разговаривали о том о сём, а думали об одном и том же: «Что же могло случиться? Зачем же снова собирают пленум обкома?»
Минут за тридцать до назначенного времени Максим и Артём были уже в зале. К их удивлению, все секретари райкомов и члены обкома, приехавшие из области, уже собрались.
Кое-кто, увидев Максима, бросился навстречу, полагая, что он как работник обкома знает, что произошло ночью. Но Максим только руками развёл.
В девять часов пришли Ефремов и члены бюро обкома.
– Товарищи! Мы решили продолжить работу пленума в связи с некоторыми чрезвычайными обстоятельствами, – начал Ефремов. Вид у него был озабоченный и усталый. – Вчера вечером получена особо важная телеграмма. Центральный Комитет партии и правительство сократили топливные фонды, отпускаемые для Высокоярской области. Вызвано это необходимостью решительно усилить помощь делу восстановления хозяйства районов, подвергавшихся немецкой оккупации.
ЦК и правительство выражают надежду, что высокоярские коммунисты не растеряются перед лицом новых трудностей, сумеют мобилизовать местные ресурсы и этим самым уменьшат напряжённость топливного баланса страны. Центральный Комитет и правительство ставят перед нами задачу – в ближайший год-два полностью обеспечить область своим топливом, с учётом перспектив её промышленного развития…
Максим и Артём сидели рядом. Артём склонился к брату, горячо зашептал ему в самое ухо:
– Вот они, новые требования, Максюша! Ты только в сроках немного ошибся.
– Подожди… давай дослушаем до конца, – тоже шёпотом попросил Максим, увлечённый тем, что говорил Ефремов, и слегка отодвинулся от брата.
Глава вторая
1В первый же день по прибытии экспедиции в Мареевку исполком сельского Совета переехал в новый дом, построенный правлением сельпо под контору, а свой дом, принадлежавший когда-то купцу Тихомирову, уступил экспедиции.
Дом был большой, крестовый, рубленный в «замок», с двумя широкими крыльцами из крепких лиственничных плах, с разными перилами под покатой крышей, на фигурных прочных стойках. Дом был удобен тем, что имел два входа: один, парадный, в восточную половину, второй, со двора, в западную часть дома.
Председатель сельсовета Севастьянов посоветовал Марине разместить штаб экспедиции в той части дома, которая имела парадный вход, а вторую половину дома занять под квартиру.
– Вам, Марина Матвеевна, как начальнику экспедиции, нельзя жить далеко от штаба. Народ будет и днём и ночью с делами идти. По себе знаю, – сказал Севастьянов.
Марина так и сделала. Оправдалось и предупреждение председателя сельсовета. Работы было так много, посетителей шло столько, что Марина не всегда успевала пообедать.
Первую неделю заняли организационные хлопоты. Хотя население Притаёжного района встретило экспедицию с большим сочувствием, но всё-таки укомплектовать штаты оказалось делом не простым. Колхозы и учреждения неохотно отпускали людей, желавших временно перейти на работу в экспедицию.
Ярое сопротивление оказал Марине директор Веселовского лесхоза: он решительно отказался отпустить в экспедицию лесообъездчика Чернышёва.
Марина обратилась за помощью к Максиму. Вскоре в экспедиции была получена копия телеграммы облисполкома, в которой предписывалось всем руководителям советских и хозяйственных органов Притаёжного района оказывать экспедиции всяческое содействие.
Только в середине второй недели (вместо двух-трёх дней, как это предусматривалось планом) отряды экспедиции выехали в поле.
В ответ на донесение Марины, что практическая работа экспедиции началась, директор института Водомеров прислал авиапочтой многословное письмо, в котором указывал, что нерасторопность, допущенная начальником экспедиции с разворотом исследований, крайне тревожит руководство института. В письме Водомеров строго предписывал: «Принять исчерпывающие меры к быстрейшему преодолению организационной неразберихи и безусловно выполнить план исследований, памятуя, что вложены огромные государственные средства, не менее нужные народу в другом месте».
Марина читала письмо Водомерова с чувством негодования. Будь у неё меньше неотложной работы, она немедленно ответила бы директору, но времени на ведение переписки никак не хватало.
Перечитав через день-другой директивы Водомерова, Марина поняла то, что вначале как-то ускользнуло от её сознания: письмо Водомерова было подсказано желанием застраховать себя на случай, если работа экспедиции пойдёт плохо и вышестоящие органы предъявят институту какие-либо претензии. Руководство, мол, института своевременно сигнализировало и указывало, а начальник экспедиции не обеспечил. «Ах ты страус пугливый!» – подумала Марина о Водомерове, и его письмо вызвало теперь уже не возмущение, а усмешку.
