Текст книги "Февральская революция"
Автор книги: Георгий Катков
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Умеренные утверждали, что победа прусского милитаризма нанесет урон политической борьбе пролетариата. Они призывали использовать военную конъюнктуру для политической организации рабочего класса. Они осуждали призывы к немедленному революционному выступлению, считая их бессмысленным «вспышкопускательством». Безрассудные акции приведут только к ненужным жертвам и поставят под угрозу успех восстания после окончания войны, в момент демобилизации. Такая точка зрения находила поддержку даже среди некоторых большевиков.
Несмотря на это, всегда существовало крепкое ядро социал-демократов (как большевиков, так и меньшевиков), которые, следуя инструкциям, получаемым из-за границы от Ленина и Мартова,19 продолжали занимать непримиримую позицию в отношении войны, осуждать работу на военных заводах, называя ее «изменой делу пролетариата», и настаивать на немедленных революционных действиях, независимо от шанса на успех и влияния на исход войны.
Поэтому, когда летом 1915 года инициаторы создания военно-промышленных комитетов предложили учредить внутри этой организации рабочее представительство, реакция двух главных течений рабочего движения была диаметрально противоположной. Большевики и другие социалисты-пораженцы (эсеры-максималисты, меньшевики-интернационалисты, петроградская Межрайонка и другие) были решительно против выборов в рабочие группы. Они обвиняли умеренных, которые одобряли рабочие группы, в том, что те стали лакеями империализма и хотят помочь тем, кто наживается на военных заказах, эксплуатировать рабочих. С другой стороны, большинство умеренных, или «ликвидаторов» (т.е. тех социал-демократов, которые настаивали на легальных, а не подпольных методах борьбы), соблазнила возможность организовать профсоюзное движение в большом масштабе с согласия и с помощью промышленников. Гучков и другие политически дальновидные деятели промышленности сулили рабочим организациям России блестящие перспективы. Шли предположения о созыве всероссийского рабочего съезда. Этот орган должен был избрать всероссийский рабочий союз, который, вместе с другими общественными организациями, сможет заменить дискредитированную царскую администрацию в управлении страной. Рабочим группам содействие Гучкова, Коновалова и Терещенко было на руку, хотя они и понимали, что такая связь потенциально опасна. Профсоюзы могли стать легальной базой борьбы за улучшение условий труда и быта рабочих, т.е. борьбы экономической, мирной. Но профсоюзы как основная форма политической организации рабочего класса были проклятием для большевиков, особенно для Ленина, который всегда обвинял их в измене делу революции, которая одна только и способна разрешить социальные проблемы. В глазах большевиков и других революционных экстремистов профсоюзы, особенно в той форме, которую хотели им придать «господа Гучков, Коновалов и К0», были новым воплощением зубатовщины.
Экстремисты поносили идею рабочих групп еще до того, как они возникли. Первое собрание выборщиков, назначенное на 29 сентября 1915 года, оказалось неудачным; было решено не приступать к выборам ни в Центральный, ни в губернские военно-промышленные комитеты. Присутствовавший там К.А. Гвоздев, делегат-меньшевик от завода Эриксона, протестовал в левых органах печати против допущенных на собрании злоупотреблений. Его протест был поддержан Центральным Военно-промышленным комитетом. 29 ноября состоялись новые выборы, и на этот раз несколько меньшевиков и социалистов-революционеров было избрано в Центральный военно-промышленный комитет (всего десять человек, среди них Гвоздев и агент тайной полиции В.М. Абросимов). На том же собрании было избрано шесть представителей в петроградский военно-промышленный комитет (поровну от меньшевиков и социалистов-революционеров).
Спустя два дня после выборов, петербургский комитет большевиков выпустил листовку, обращенную ко «всем петербургским пролетариям», начинавшуюся словами:
Товарищи, совершилась измена. 29 ноября, под предводительством Гучкова, г-н Гвоздев и К0 инсценировали комедию выборов представителей петербургского пролетариата в Центральный и в петербургский военно-промышленные комитеты. Кучка изменников и ренегатов, действующих за спиной у рабочего класса, заключила темную сделку с буржуазией и предала классовую непримиримость и международную солидарность пролетариата за честь сидеть в мягких креслах военно-промышленного комитета под председательством Гучкова, прихвостня Столыпина, поддержавшего решение предать военному суду революционеров в 1906 году20.
Кузьме Гвоздеву, руководившему рабочей группой при Центральном военно-промышленном комитете в Петрограде, приходилось сражаться на два фронта. С одной стороны, он должен был оказывать нажим на работодателей, защищая интересы рабочих, как в самом комитете, так и в Особых Совещаниях по обороне, где комитет был представлен. С другой стороны, он должен был отражать нападки большевиков и успокаивать колеблющихся рабочих, избравших его своим представителем.
Чтобы не поддаваться экстремистам, Гвоздев составил с друзьями общую инструкцию, формулирующую политические принципы, согласно которым представители рабочей группы при Центральном военно-промышленном комитете должны действовать. Эта инструкция, наряду с другими резолюциями, принятыми на собрании 29 ноября, отражала двойственность положения Гвоздева, а Департамент полиции считал ее доказательством тайного пораженчества и замаскированной политической подрывной деятельности. В полицейском донесении21 эта инструкция цитируется в таком виде:
Русское безответственное правительство, приняв участие в этой войне, в то же время вело и продолжает вести беспощадную войну с собственным народом, чем и привело страну на край разгрома. Мы заявляем, что виновником всех бедствий является безответственное правительство. Но мы считаем также необходимым заявить, что доля ответственности падает и на Государственную Думу и на политические партии, составляющие ее большинство, которые в течение целого года поддерживают режим военной диктатуры и скрывают от народа правду.
Поэтому мы считаем очередной задачей ... борьбу за созыв учредительного собрания на основе всеобщего ... избирательного права, за немедленное осуществление всех гражданских свобод: слова, собраний, печати, союзов и коалиций, за отмену всех национальных ограничений, признание за всеми населяющими Россию народами права на национальное самоопределение, за немедленное переизбрание всех городских и земских учреждений на основе четырехчленной формулы, за широкое социальное законодательство, за 8-часовой рабочий день, за землю крестьянам и за немедленную амнистию по всем политическим и религиозным делам.
Ведя решительную борьбу за указанные требования, рабочий класс, как всегда, будет поддерживать всякий действительный шаг буржуазных кругов по пути раскрепощения страны, энергично критикуя в то же время всякую нерешительность, половинчатость и соглашательство либералов и толкая их на более решительную борьбу с режимом.
В соответствии с этой резолюцией рабочие, новоизбранные члены Центрального военно-промышленного комитета, сделали 3 декабря 1915 года заявление, которое цитируется в том же полицейском рапорте следующим образом:
Оценивая современное положение страны и условия спасения ее от внутреннего и внешнего разгрома, видя выход из тупика в коренной ломке режима, рабочий класс не может, не впадая в самообман и не обманывая народа, брать в настоящее время на себя ответственность за оборону страны. Точно так же не можем мы, рабочие, взять на себя ответственность за работу Центрального военно-промышленного комитета, который по существу является организацией крупно-промышленной буржуазии. Если, несмотря на такое отношение к деятельности Центрального военно-промышленного комитета и его местных организаций, мы решим все же принять участие в военно-промышленных комитетах, то единственно потому, что считаем своим долгом отстаивать в этих учреждениях наше понимание интересов страны и путей спасения ее от гибели, а также для того, чтобы энергично отстаивать интересы рабочих от всяких покушений на их завоевания и всячески содействовать организации рабочих.22
Полицейское донесение придавало большое значение последнему пункту. В нем отмечалось, что военно-промышленный комитет предоставил рабочим группам возможность организоваться. Им отвели две комнаты и дали собственную телефонную линию в помещении комитета. Меньшевик Богданов был назначен секретарем группы с месячным окладом в 250 рублей, были выделены средства для оплаты помощника секретаря, двух канцелярских служащих, фонд дорожных расходов, фонд, компенсирующий потерю заработка членами группы, а также средства на делопроизводство.
В таком составе рабочая группа сразу стала агитировать за созыв Всероссийского съезда рабочих, в чем, как известно, пользовалась поддержкой Центрального военно-промышленного комитета. Члены рабочей группы не выражали, кажется, особой признательности лидерам военно-промышленного комитета за их щедрость. Один из них заявил потом на совещании:
Нам ясно, что, создав Центральный военно-промышленный комитет, представители промышленности преследуют три цели: способствовать обороне страны, захватить постепенно в свои руки власть и набить свои карманы; интересы рабочего класса для них чужды; позвольте же и нам, избранникам рабочего класса, заняться сорганизованием рабочих и работой по обеспечению их нужд.23
Лидеры военно-промышленного комитета продолжали, несмотря на это, поддерживать организационную и пропагандную работу рабочей группы под руководством Гвоздева, и 4 января 1916 года заместитель председателя Центрального военно-промышленного комитета Коновалов просил министра внутренних дел разрешить организовать рабочие собрания, в чем ему министр отказал.
Департамент полиции относился к рабочим группам с подозрением и считал их попытки организовать рабочее движение и действовать в защиту классовых интересов рабочих несоответствующими первоначальному уставу военно-промышленного комитета, который был утвержден Советом министров в августе 1915 года. Некоторые промышленники (например, заместитель председателя московского военно-промышленного комитета Третьяков) тоже были против образования рабочих групп и их претензий на защиту интересов рабочего класса. Однако энергичное вмешательство лидера московской рабочей группы Черегородцева, поддержанного Коноваловым, обеспечило образование московской рабочей группы на тех же началах, что и петроградская. В других городах (за исключением Киева) попытки провести выборы рабочих представителей в военно-промышленный комитет не увенчались успехом, главным образом из-за того, что на выборных собраниях были приняты резолюции, носившие откровенно революционный характер. Так, в полицейских донесениях приводится резолюция от 26 февраля 1916 года, принятая на собрании в Самаре, в которой говорится:
Мы идем в военно-промышленный комитет не для того, чтобы ковать пушки, убивать товарищей немцев, мы считаем это одинаково вредным как для себя, так и для других воюющих с нами, почему война должна прекратиться без аннексий и контрибуций, и предъявляем свои требования: 1) государственное страхование рабочих; 2) конфискация всех земель удельных и помещичьих в пользу крестьян; 3) отделение церкви от государства; 4) восьмичасовой рабочий день; 5) свобода стачек, союзов, печати, неприкосновенность личности; 6) всеобщая амнистия; 7) демократическая республика.24
Как мы убеждаемся, полиция прекрасно знала о пораженческих и революционных настроениях рабочих, для которых Гучкову удалось добиться представительства в военно-промышленных комитетах. Ниже мы увидим, что через своего агента в Центральном военно-промышленном комитете Абросимова охранка поощряла и поддерживала пропаганду пораженчества и революционную агитацию среди рабочих.25 Возможно, это попустительство согласовывалось с планами министерства внутренних дел – скомпрометировать и потом предать суду не только рабочие группы, но и тех, кто настаивал на их учреждении. Однако окончательный удар по военно-промышленному комитету следовало отложить до окончания войны – то есть до тех пор, когда он станет не нужен.
ПРИМЕЧАНИЯ К ГЛАВЕ 1
1 Общественные организации были первоначально созданы для помощи правительству в уходе за ранеными и больными солдатами и гражданскими беженцами; впоследствии они взяли на себя разные обязанности, связанные со снабжением армии. Это были Союз земств (сельское местное самоуправление), Союз городов и, слета 1915 года, местные и Центральный военно-промышленные комитеты.
2 Последняя была сделана Столыпиным в июне 1907 года, когда была распущена Вторая Дума и издан новый избирательный закон, который ограничивал избирательное право, нарушая тем самым основные законы империи.
3 Депутаты социал-демократы не голосовали за кредиты, но ввиду того, что они покинули зал заседаний, считалось, что они не голосовали против.
4 Правовые доводы в защиту конституционного статуса обоих Союзов были представлены и в либеральной прессе, и в особой публикации объединенного комитета по снабжению армии.
5 Центральный военно-промышленный комитет находился в Петрограде, но его лидеры жили в Москве и поддерживали тесную связь с главами двух других организаций.
6 Центрархив. 1917 год в документах и материалах. Буржуазия накануне Февральской революции. – Изд. Б.Б. Граве, М.-Л., 1927, стр. VII и далее.
7 В циркулярном письме губернаторам от 1 сентября 1916 года, уведомляющем их о решении правительства не допускать съезда Союза земств и городов, последний царский министр внутренних дел писал, что меры для предупреждения съездов должны приниматься с тактом и не вызывать чрезмерного раздражения у общественных организаций, «ввиду важной и нужной работы, проводимой ими в настоящее время для нашей доблестной армии». – Центр-архив. 1917 год в документах и материалах. Буржуазия накануне Февральской революции. – Изд. Б.Б. Граве, М.-Л., 1927, стр. 154. (В дальнейших примечаниях – Граве...).
8 Трудовая партия, состоявшая из разных социалистов не-марксистов, включая тайных эсеров.
9 V. I. Gurko. Features and Figures of the Past. Ed. Sterling, Eudin and Ficher. Stanford University Press, 1939, p. 582.
10 Члены Первой Думы собрались в Выборге после роспуска в июле 1906 года и выпустили воззвание, призывавшее русский народ отказаться платить налоги и саботировать рекрутские наборы. Обращение дало осечку, и большинство подписавшихся судили и приговорили к краткосрочному тюремному заключению.
11 На собрании кадетов. См.: Граве, ук. соч., стр. 61 и далее.
12 Текст соглашения и программу в английском переводе см.: Sir Bernard Pares. The Fall of the Russian Monarchy. London, 1939, p. 171. См. наши комментарии к этому документу в § 6 главы 8-ой. – АРР, XVIII, стр. 109, 110.
13 См. Граве, ук. соч., стр. 94.
14 См. Граве, ук. соч., стр. 75.
15 См. ниже, гл. 10, § 2.
16 «Оборонческий» уклон милюковских нападок на режим не полностью отражает идеологию кадетов даже в период 1915–1916 гг. Есть основания предполагать, что наравне с сознанием, что они призваны осуществить конституционные перемены в России, чтобы обеспечить победу над внешним врагом, и вопреки этому сознанию, было среди них и идейное направление, которое невозможно определить иначе, как «патриотическое пораженчество», в отличие от «революционного пораженчества» большевиков и некоторых других социалистов. Сознание, что поражение в войне приведет к очищению застоявшейся политической атмосферы в России, было очень сильным. Как иначе объяснить, что в 1915 году в книге очерков профессора истории московского университета, видного члена партии кадетов, А.А. Кизеветтера, внутреннее положение России в начале Крымской войны 1855 года охарактеризовано следующим образом:
«Война началась, и по мере ее развития гипнотическая сила колосса на глиняных ногах быстро стала слабеть. Казалось, что электрический шок ударил всю мыслящую Россию. Истинный патриотизм, которого так страшатся правители, отчужденные от народа, громко заговорил в душах лучших представителей народа. Они восприняли севастопольскую трагедию как искупительную жертву за грехи прошлого и призыв к возрождению. Искреннейшие патриоты возлагали надежды на поражение России внешним врагом. В августе 1855 года Грановский писал: «Известие о падении Севастополя расстроило меня до слез... Если бы я чувствовал себя достаточно хорошо, я бы присоединился к народному ополчению не потому, что я желал победы России, но потому, что я жаждал умереть за нее».
Параллель между настроением, преобладавшим в России в период Крымской войны, и чувствами интеллигенции в то время, когда печатались очерки Кизеветтера, не могли ускользнуть от внимания любого читателя в 1915–1916 гг. См.: А. Кизеветтер. Исторические отклики. Москва, 1915, стр. 191 и далее.
17 См. гл. 8, § 2.
18 См. Циркуляр Департамента полиции о плане Коновалова от 13 мая 1914 года, опубликованный в книге Ив. Меницкого «Революционное движение военных годов. 1914–1917». М., 1925, том 1, стр. 408 и далее, а также § 2 главы 8-ой настоящего тома.
19 Точка зрения Ленина хорошо известна из его статей в «Социал-Демократе» и других материалов, включенных в Собрание сочинений. Письмо Мартова о войне было опубликовано И. Меницким в указанном сочинении на стр. 174-179. Отметим двусмысленный комментарий Меницкого на стр. 179.
20 Листовка была перепечатана в первом номере сборника «Социал-Демократ», издававшегося Лениным и Зиновьевым в Швейцарии. Она была доставлена туда Александром Шляпниковым, опубликовавшим в том же номере, под псевдонимом Белении, отчет о деятельности большевиков за первые двадцать месяцев войны. Надо заметить, что большевики отказались принять новое название «Петроград», данное Санкт-Петербургу, считая его «ура-патриотическим».
21 См.: «Рабочее движение в годы войны», опубликовано Центрархивом в серии «Материалы по истории рабочего движения» под общей редакцией Лозовского. Подготовлено к печати М. И. Флеером и напечатано в «Вопросах Труда» (М., 1925, 1926). В дальнейшем ссылки на «Флеер». Печатная записка Департамента полиции на стр. 274–275.
22 Флеер, стр. 277–278.
23 Там же.
24 Флеер, там же, стр. 284–285.
25 См. ниже, гл. 9, § 7.
Глава 2
РЕВОЛЮЦИЯ И РАБОЧЕЕ ДВИЖЕНИЕ
Оборонцы. – Пораженцы.
§ 1. Оборонцы.
Тесное сотрудничество между «буржуазным» патриотическим руководством общественных организаций и меньшевиками и эсерами, работавшими в военно-промышленных комитетах, стало возможно благодаря общей задаче – потрясти основы империи. Это был тактический союз, который вряд ли мог скрыть различие конечных целей. Такие люди, как Гучков и Коновалов, надеялись, что, расшатывая правительство и дискредитируя царя, они смогут добиться конституционных уступок; рабочие, со своей стороны, надеялись открыть шлюзы революции. Сотрудничество между революционерами-оборонцами и либеральными реформистами было открытым и признанным, но и молчаливое, скрытое соглашение между революционерами-пораженцами, или «тайными пораженцами», и общественными организациями тоже можно проследить. Несмотря на яростность большевистских нападок на рабочие группы и на рабочих военной промышленности, товарищеская связь в форме объединенных большевистско-меньшевистских рабочих комитетов в ряде промышленных центров все еще существовала. Через эти каналы рабочим-революционерам давалась возможность укрыться от воинской повинности. Они входили в общественные организации и занимали должности, которые избавляли их от набора. Впоследствии апологеты общественных организаций пытались отрицать такую практику. Но в ранних мемуарах революционеров часто упоминается использование этого метода избежать службы в армии1. Даже Молотов (под своим настоящим именем – В.М. Скрябин) служил некоторое время в Союзе городов в Москве до ареста в июне 1915 г.2 В общественных организациях работали и другие большевики, как бы занявшие оборонческую позицию. Они по праву могли впоследствии утверждать, что борьба с самодержавием занимала их гораздо больше, чем организация снабжения армии. Это несомненно верно в отношении Н. Иорданского, постоянного сотрудника бюллетеня, издававшегося объединенным комитетом Союза земств и городов.
Деятельность небольших групп большевиков и других революционных пораженцев среди рабочих масс России надо рассматривать на фоне нового положения в промышленности, создавшегося в результате развала порядка мирного времени и образования общественных организаций, особенно военно-промышленных комитетов. Это новое положение давало такие возможности, что традиционные методы массовой агитации, которыми пользовались революционеры, – как выпуск прокламаций, подобных пресловутой резолюции о войне, опубликованной в Швейцарии в № 33 ленинской газеты «Социал-Демократ», – стали казаться мало эффективными.
Эсеры первые поняли, что лучший способ послужить делу революции во время войны состоит не в эксплуатации предполагаемых антивоенных настроений – эти настроения существовали главным образом в воображении нескольких революционных догматиков и нисколько не подтверждались стихийными патриотическими и монархическими демонстрациями в начале войны, – а в проникновении в администрацию военного времени, укреплении ее и использовании в качестве «теневого» правительства в момент конечного расчета, перед демобилизацией армии.
Характерна для такой позиции была, например, резолюция группы самарских эсеров:3
1) Считаясь с фактом войны, общее наше отношение к которой может быть только отрицательным, и принимая во внимание, что та политика милитаризма и империализма, в корне противоречащая интересам демократии, которую многие годы вела Германия и следствием которой явилась настоящая война, только укрепится и усилится, если Германия выйдет победительницей из этой войны, – определенно желая победы коалиции над Германией, в настоящий момент воздерживаемся от всяких выступлений, могущих ослабить силу сопротивления России.
2) Уверенные в том, что в случае победы наше правительство использует все возможности, чтобы через это укрепить свое положение, и что тот общественный подъем, какой замечается в связи с текущими событиями, не вылившись в революционные формы, в лучшем случае может побудить его лишь к незначительным уступкам, ничего не дающим демократии, – мы должны, учитывая настроение страны, приложить все свои усилия к тому, чтобы по окончании войны, – а при благоприятных обстоятельствах и раньше, – вызвать революционное движение характера вооруженного восстания и всеобщей забастовки, подготовка к которому народных масс и армии является задачей данного момента и определяет нашу тактику.
Те же мысли были гораздо более грамотно выражены в манифесте, выпушенном в сентябре 1915 года совещанием социалистов-оборонцев за границей (включая социал-демократов, последователей Плеханова, и эсеров), утверждавших, что победа Германии приведет к вырождению и разложению значительной части русских рабочих4. В манифесте подчеркивается опасность недостатка интереса со стороны рабочего класса к исходу войны, что тождественно политическому самоубийству. Те, кто желает поражения России вследствие ненависти к царскому режиму, смешивают правительство с отечеством. «Россия принадлежит не царю, а русскому рабочему народу. Защищая Россию, рабочий народ защищает самого себя и дело своего освобождения».
Далее манифест обвиняет русских реакционеров в том, что по отношению к Германии они заняли позицию примирения, повторяя при этом слухи, согласно которым «недавно отставленные министры Маклаков и Щегловитов еще в ноябре прошлого года подавали царю докладную записку, в которой объясняли выгоды заключения мира с Германией»5.
Переходя к библейскому стилю, составители манифеста убеждают рабочий класс:
Вашим лозунгом должна быть победа над внешним врагом... Повинуясь указанному лозунгу, вы должны быть мудры, как змии... Всякое революционное «вспышкопускательство» в тылу армии, борющейся с неприятелем, по своему значению равнялось бы измене, так как было бы услугой внешнему врагу и сильно облегчило бы положение врага внутреннего, плодя недоразумения и рознь между вооруженной силой России с одной стороны и передовой частью ее населения – с другой... Если передовые элементы нашего населения откажутся принимать участие в обороне России вплоть до того времени, когда падет наше нынешнее правительство, то они тем самым отдаляют время его падения.
Манифест также предостерегает против тактики «все или ничего» и Утверждает, что германский генеральный штаб хотел бы, чтобы революционеры приняли этот лозунг и оказали поддержку проповедникам его в России. Германскому генеральному штабу «нужны беспорядки в России, ему нужны стачки в Англии, ему нужно все то, что облегчает осуществление его завоевательных планов. Но вы не захотите его обрадовать». Наконец, в манифесте подчеркивается важность работы в учреждениях, которые, под нажимом общественного мнения, создаются теперь для борьбы с внешним врагом6.
Чем прочнее утвердятся они в таких учреждениях, тем легче им будет также вести борьбу за избавление России от ее внутреннего врага. Ваши представители должны по возможности принимать участие в работе не только специальных технических учреждений (военно-промышленных комитетов и пр.), которые создаются для обслуживания нужд армии, но и всех других организаций общественного и политического характера: органов сельского самоуправления, деревенских кооперативов, рабочих союзов и больничных касс, земских и городских учреждений и Государственной Думы… К свободе нам нельзя прийти иначе, как идя по пути национальной самообороны. Заметьте, что мы вовсе не говорим: «сначала победа над внешним врагом, а потом уже свержение врага внутреннего». Вполне возможно, что свержение этого последнего явится предварительным условием и залогом избавления России от германской опасности.7
Манифест оборонцев можно рассматривать как исходную позицию тех рабочих организаций, которые участвовали в координации военных усилий.
Но в многословии манифеста отражаются и недостатки условного оборончества. В конце концов, ведь именно правительственный аппарат нес главную ответственность за ведение войны. Рабочим же предлагалось, с одной стороны, помогать этому аппарату, а с другой – от них требовали подрыва и разрушения его структуры. Такие нюансы легко укладывались в интеллигентском сознании, подобном плехановскому, но не могли вдохновить ни ярого революционера, ни недовольного русского рабочего. В общем рабочие-оборонцы толковали столь неясные инструкции как призыв умерить свои требования и отказаться на время войны от стачек. В этом смысле и вразумляли их социал-демократические вожди Потресов и Маевский, а также думские деятели вроде Керенского, который пользовался доверием в рабочей среде.
§ 2. Пораженцы.
Черта, отделяющая оборонцев от пораженцев, не совпадает с чертой, отделяющей большевиков от меньшевиков или правых эсеров от левых. Некоторые меньшевики следовали Мартову в его интернационалистской, пораженческой позиции; некоторые эсеры в России пытались организоваться как противники войны. С другой стороны, некоторые большевики за границей (например, Алексинский) и в России (например, Н.Д. Соколов) присоединились к оборонцам. Менялось также и отношение большевистского руководства к революционному выступлению. Если в 1916 году петербургский комитет большевиков призывал рабочих к демонстрациям и снабжал их оружием, то накануне Февральской революции – у нас имеются убедительные доказательства – лидеры большевиков в Петрограде были гораздо более осторожны. Они, казалось, были одурачены своей собственной пропагандой и пропагандой либералов. Они полагали, что министр внутренних дел Протопопов пойдет по стопам своего предшественника Дурново, который занимал этот пост в 1905–1906 гг., и выманит революцию на улицу, чтобы затем подавить ее с помощью армии. Они, возможно, считали также, что в связи с приближением конца войны решительный удар по самодержавию следует отложить до начала демобилизации. Вот почему большевики отстали от Межрайонки (объединенная организация большевиков и меньшевиков в столице) почти на двадцать четыре часа в издании своего манифеста 27 февраля, когда победа петроградской революционной толпы и гарнизона стала очевидной.
Влияние немногих большевиков, продолжавших активную деятельность после вступления России в войну, было менее значительным, чем описывает официальная советская историография. Число тех, кто разделял ленинскую пораженческую позицию, сократилось вследствие арестов и высылок, призыва на военную службу и, в меньшей степени, перехода в лагерь оборонцев. За оставшимися активными группами, почти без исключения, пристально следила тайная полиция, они были пронизаны полицейскими агентами и в любой момент могли подвергнуться аресту. Из числа примерно двухсот сорока биографий и автобиографий «Деятелей СССР и Октябрьской революции», опубликованных в энциклопедии Граната, примерно сорок пять человек находились в эмиграции и не принимали прямого участия в событиях в России; примерно семьдесят три человека не были активны, либо потому, что потеряли веру в успех революционной борьбы (подобно Красину), либо потому, что были высланы в Сибирь до войны (подобно Сталину) или в первые месяцы войны (подобно большевистским членам Думы и Каменеву). Из тех, кто, находясь на нелегальном положении, продолжал активную работу во время войны (всего около девяноста человек), примерно половина была в то или иное время выдана полиции и таким образом обезврежена. Многие из избежавших ареста были просто сотрудниками умеренных марксистских изданий; другие работали в революционном подполье в местах своей ссылки, не имея большого воздействия на положение в промышленных центрах.
Несколько решительных и отважных людей, подобных Молотову и Залуцкому, не отказались от борьбы даже после ареста и высылки. Они бежали, вернулись в столицы и – постоянно меняя имена и квартиры – иногда успевали организовать большевистски настроенных рабочих.
В этом отношении исключительна карьера Александра Шляпникова, большевика, активно работавшего в России. Шляпников был рабочий, что не часто встречалось среди большевистских лидеров, в качестве рабочего провел несколько лет в Западной Европе, весной 1914 года вернулся в Россию с паспортом французского гражданина Ноэта. В России работал на разных заводах и принимал участие в массовых забастовках в Петрограде, как до, так и сразу после начала войны. Он снова попал за границу, когда лидеры партии, все еще находившиеся на свободе, были арестованы в деревне Озерки (Финляндия) 4 ноября 1914 года. Петербургский комитет прилагал отчаянные усилия, чтобы организовать забастовки и демонстрации протеста, когда были арестованы, а в феврале 1915 года судимы и высланы большевистские депутаты Думы.