Текст книги "Мы – русские! Суворов"
Автор книги: Георгий Гупало
Жанры:
Афоризмы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)
Ночные поражения противников доказывают умение вождя пользоваться победой не для блистания, но для постоянства.
О солдатах
Без честолюбия, послушания и благонравия нет исправного солдата.
Зри в части – семью, в начальнике – отца, в товарище – родного брата.
Нужное солдату полезно, а излишнее вводит в роскошь – мать своеволия.
Сам погибай, а товарища выручай. За убитых Церковь Бога молит!
Солдат дорог. Береги здоровье, чисти желудок, коли засорился. Голод – лучшее лекарство.
Солдату надлежит быть здорову, храбру, тверду, решиму, правдиву, благочестиву.
О себе
Баталия мне покойнее, нежели лопатка извести и пирамида кирпичей.
Богатство мое состоит в жалованных бриллиантах и наделанных в Санкт-Петербурге мундирах да серебряных ложках, выписанных недавно из Москвы.
В письме Вашем… употреблено на мой счет слово «отступление». Отвечаю, что не знал его во всю мою жизнь, как не знал и оборонительной войны, стоивший в начале кампании только в Тироле жизни свыше 10 000 человек, чего мы за всю итальянскую кампанию не потеряли…
Да я ж служил за дьячка, пел басом, а теперь поеду петь Марсом.
Ваша кисть изобразит черты лица моего – они видны. Но внутреннее человечество мое сокрыто. Итак, скажу вам, что я проливал кровь ручьями. Содрогаюсь. Но люблю моего ближнего. Во всю жизнь мою никого не сделал несчастным. Ни одного приговора на смертную казнь не подписал. Ни одно насекомое не погибло от руки моей. Был мал, был велик. При приливе и отливе счастья уповал на Бога и был непоколебим.
Возьми себе в образец героя древних времен. Наблюдай его. Иди за ним вслед. Поравняйся. Обгони. Слава тебе! Я выбрал Цезаря. Альпийские горы за нами. Бог перед нами. Ура! Орлы российские облетели орлов римских.
Доброе имя должно быть у каждого честного человека, лично я видел это доброе имя в славе своего Отечества. Мои успехи имели исключительной целью его благоденствие.
Жизнь столь открытая и известная, какова моя, никогда и никаким биографом искажена быть не может. Всегда найдутся неложные свидетели истины, а более всего я не требую того, кто почтет достойным трудиться обо мне, думать и писать. Сей есть масштаб, по которому я желал бы быть известным.
Ищите истинной славы, идите по следам добродетели. Последней я предан, а первую замыкаю в службе Отечеству.
Мне солдат дороже себя.
Если б я не был полководцем, то был бы писателем.
Кабинет мне предписал более крепостей не брать.
Каменский знает воинское дело, но оно его не знает, Суворов не знает воинского дела, да оно его знает, а Салтыков ни военного дела не знает, ни оно его не знает.[30]30
По поводу действий Салтыкова в первую турецкую войну.
[Закрыть]
Моя тактика: отвага, мужество, проницательность, предусмотрительность, порядок, умеренность, устав, глазомер, быстрота, натиск, гуманность, умиротворение, забвение…
Лучше голова долой, нежели утратить свою честь. Смертями пятьюстами научился смерти не бояться.
Никогда самолюбие, чаще всего порождаемое мгновенным порывом, не управляло моими действиями, и я забывал себя, когда дело шло о пользе Отечества.
Пудра не порох, букли не пушка, коса не тесак, а я не немец, а настоящий русак.
О матушке Екатерине может говорить Репнин – всегда, Суворов – иногда, а Каменский – не должен говорить никогда.
Правда, я не много общался с женщинами. Но, забавляясь в их обществе, я соблюдал всегда почтение. Мне недоставало времени заниматься с ними, и я страшился их. Женщины управляют здешней страной, как и везде. Но я не чувствовал в себе достаточной твердости защищаться от их прелестей.
Титулы мне не для меня, но для публики потребны.
Почитая и любя нелицемерно Бога, а в нем и братий моих, человеков, никогда не соблазняясь приманчивым пением сирен роскошной и беспечной жизни, обращался я всегда с драгоценнейшим не земле сокровищем – временем – бережливо и деятельно, в обширном поле и в тихом уединении, которое я везде себе доставлял. Намерения, с великим трудом обдуманные и еще с большим исполненные, с настойчивостью и часто с крайнею скоростью и неупущением непостоянного времени. Все сие, образованное по свойственной мне форме, часто доставляло мне победу над своенравной Фортуной. Вот что я могу сказать про себя, оставляя современникам моим и потомству думать и говорить обо мне что они думают и говорить желают.
Я живу в непрестанной мечте.
Природа не одарила меня беспечностью, перемениться поздно, буду всегда тот же.
Пришел в Беллинцон[31]31
Место собрания лошадей для перехода армии в Швейцарию.
[Закрыть]… нет лошаков, нет лошадей, а есть Ту-гут, и горы, и пропасти… но я не живописец: пошел и прошел.
Семьдесят лет гонялся я за славой. Стою у гроба и узнаю мечту ее: покой души у Престола Всемогущего.
При дворе язык с намеками, догадками, недомолвками, двусмыслием. Я – грубый солдат – вовсе не отгадчик.
Увы мне с любовью моей к Отечеству – интриги препятствуют мне ее выказать.
Честь моя мне всего дороже. Покровитель ей Бог.
Чувствую ныне и прежние мои раны, но доколе жив – служить, хотя иногда и отдыхать. Таков долг христианина! Чистый рассудок без узлов. Мой стиль не фигуральный, но натуральный – при твердости моего духа!
Штыки, холодное оружие, атаки, удар – вот мои рекогносцировки.
Я не могу оставить 50-летнюю привычку к беспокойной жизни и моих солдатских приобретенных талантов.
Я бы законно желал быть иногда на публике в иностранном мундире: Великому Императору это слава, что его подданный их достойно заслужил.
Я был счастлив, потому что повелевал счастьем.
Я как раб умираю за Отечество и как космополит[32]32
Слово «космополит» в то время употреблялось в ином смысле – «человек высокой гражданственности».
[Закрыть] – за свет. Жду увольнения от балтийских мирских сует.
Я не любитель Демосфеновой болтовни, не люблю ни академиков, кои только вносят путаницу в здравые суждения, ни сената Ганнибалова. Я не люблю соперничества, демонстраций, контрмаршей. Вместо этих ребячеств – глазомер, быстрота, натиск – вот мои руководители.
Я солдат, не знаю ни племени, ни рода. Поле – один мой элемент.
В.И. Суриков. Голова Суворова. 1898 г.
Материалы, принадлежащие к истории моих военных действий, столь тесно сплетены с историей моей жизни, что оригинальный человек и оригинальный воин должны быть между собой нераздельны, чтобы изображение того или другого сохраняло существенный свой вид.
Я люблю правду без украшениев.
Главное правило Суворова: торопиться делать добро.
Стихи о Суворове
Стихи для начертания на гробнице Суворова
Остановись, прохожий!
Здесь человек лежит на смертных не похожий:
На крылосе в глуши с дьячком он басом пел
И славою, как Петр иль Александр, гремел.
Ушатом на себя холодную лил воду
И пламень храбрости вливал в сердца народу.
Не в латах, на конях, как греческий герой,
Не со щитом златым, украшенным всех паче,
С нагайкою в руках и на козацкой кляче
В едино лето взял полдюжины он Трои.
Не в броню облечен, не на холму высоком —
Он брань кровавую спокойным мерил оком
В рубахе, в шишаке, пред войсками верхом,
Как молния сверкал и поражал как гром.
С полками там ходил, где чуть летают птицы.
Жил в хижинах простых, и покорял столицы.
Вставал по петухам, сражался на штыках;
Чужой народ его носил на головах.
Одною пищею с солдатами питался.
Цари к нему в родство, не он к ним причитался.
Был двух империй вождь; Европу удивлял;
Сажал царей на трон, и на соломе спал.
Шишков А. С.
«Вся жизнь твоя – разверста книга…»
Вся жизнь твоя – разверста книга,
Могуща подавать пример,
Как в мире чтить себя заставить,
Не предками – собой блистать,
Отечество, себя прославить
И в род и род не умирать.
Дмитриев И. И.
«О радость! – Муза! дай мне лиру…»
О радость! – Муза! дай мне лиру,
Да вновь Суворова пою!
Как слышан гром за громом миру,
Да слышит всяк так песнь мою!..
Идет в веселии геройском
И тихим манием руки,
Повелевает сильным войском,
Сзывает вкруг себя полки.
Державин Г.Р.
На возвращение графа Зубова из Персии (отрывок)
Учиться никогда не поздно,
Исправь проступки юных лет;
То сердце прямо благородно,
Что ищет над собой побед.
Смотри, как в ясный день, как в буре
Суворов тверд, велик всегда!
Ступай за ним! – небес в лазури
Ещё горит его звезда.
Державин Г.Р.
Певец во стане русских воинов (отрывок)
Но кто сей рьяный великан,
Сей витязь полуночи?
Друзья, на спящий вражий стан
Вперил он страшны очи;
Его завидя в облаках,
Шумящим, смутным роем
На снежных Альпов высотах
Взлетели тени с воем;
Бледнеет галл, дрожит сармат
В шатрах от гневных взоров…
О горе! горе, супостат!
То грозный наш Суворов.
Жуковский В.А.
Любовь к Отчизне (отрывок)
Суворов чистою любовью
К своей Отчизне век пылал,
И, жертвуя именьем, кровью,
Ее врагов он поражал:
Его поляки трепетали,
Французы с турками дрожали.
Повсюду завсегда с тобой
Любовь к Отчизне, россиянин,
А с нею, с ней велик граждАнин,
Ужасный для врагов герой.
Рылеев К. Ф.
Суворов
В серой треуголке, юркий и маленький,
В синей шинели с продранными локтями, —
Он надевал зимой теплые валенки
И укутывал горло шарфами и платками.
В те времена по дорогам скрипели еще дилижансы,
И кучера сидели на козлах в камзолах и фетровых шляпах;
По вечерам, в гостиницах, веселые девушки пели романсы,
И в низких залах струился мятный запах.
Когда вдалеке звучал рожок почтовой кареты,
На грязных окнах подымались зеленые шторы,
В темных залах смолкали нежные дуэты,
И раздавался шепот: «Едет Суворов!»
На узких лестницах шуршали тонкие юбки,
Растворялись ворота услужливыми казачками,
Краснолицые путники услужливо прятали трубки,
Обжигая руки горячими угольками.
По вечерам он сидел у погаснувшего камина,
На котором стояли саксонские часы и уродцы из фарфора,
Читал французский роман, открыв его с середины,
«О мученьях бедной Жульетты, полюбившей знатного сеньора».
Утром, когда пастушьи рожки поют напевней
И толстая служанка стучит по коридору башмаками,
Он собирался в свои холодные деревни,
Натягивая сапоги со сбитыми каблуками.
В сморщенных ушах желтели грязные ватки;
Старчески кряхтя, он сходил во двор, держась за перила;
Кучер в синем кафтане стегал рыжую лошадку,
И мчались гостиница, роща, так что в глазах рябило.
Когда же перед ним выплывали из тумана
Маленькие домики и церковь с облупленной крышей,
Он дергал высокого кучера за полу кафтана
И кричал ему старческим голосом: «Поезжай потише!»
Но иногда по первому выпавшему снегу,
Стоя в пролетке и держась за плечо возницы,
К нему в деревню приезжал фельдъегерь
И привозил письмо от матушки-императрицы.
«Государь мой, – читал он, – Александр Васильич!
Сколь прискорбно мне Ваш мирный покой тревожить,
Вы, как древний Цинциннат, в деревню свою удалились,
Чтоб мудрым трудом и науками свои владения множить…»
Он долго смотрел на надушенную бумагу —
Казалось, слова на тонкую нитку нижет;
Затем подходил к шкафу, вынимал ордена и шпагу
И становился Суворовым учебников и книжек.
Багрицкий Э.Г.
Дон-Жуан (отрывок)
Шестнадцатого турки вдалеке
Увидели двух всадников лихих,
Скакавших без поклажи, налегке
На лошаденках маленьких своих.
Обычна смелость в русском казаке;
Особо не разглядывали их,
Когда ж они поближе подскакали,
В одном из них Суворова узнали!
Но ближе к делу; лагерь ликовал,
Шумели и французы и казаки,
Их, как фонарь, Суворов озарял —
Залог победы в яростной атаке.
Как огонек болотный, он сиял
И прыгал в надвигающемся мраке,
Всех увлекал вперед, неустрашим,
И все, не размышляя, шли за ним.
/…/
Совет военный дело обсудил,
Единодушно и единогласно
(Что редко достигается) решил —
Мол, положенье, в сущности, опасно,
Но при разумном напряженье сил
Вдали маячит слава – это ясно!
Суворов молча славу предвкушал
И самолично рекрут обучал.
Да, это факт; фельдмаршал самолично
Благоволил полки тренировать
И тратил много времени обычно,
Дабы капрала должность исполнять.
Едва ли эта прихоть неприлична:
Любил он сам солдату показать,
Как по канатной лестнице взбираться,
А то и через ров переправляться.
Еще порой фашины ставил в ряд,
Украсив их чалмами, ятаганами,
И нападать на них учил солдат,
Как будто бы сражаясь с мусульманами,
И каждый раз бывал успеху рад.
Его проделки полагая странными,
О нем острили в штабе иногда,
А он в ответ брал с ходу города.
/…/
Суворов появлялся здесь и там,
Смеясь, бранясь, муштруя, проверяя.
(Признаться вам – Суворова я сам
Без колебаний чудом называю!)
То прост, то горд, то ласков, то упрям,
То шуткою, то верой ободряя,
То бог, то арлекин, то Марс, то Мом,
Он гением блистал в бою любом.
Байрон Дж. Г.
Ода его сиятельству графу А. В. Суворову-Рымникскому (отрывок)
Герой! твоих побед я громом изумлен,
Чудясь, безмолвствовал в забвении приятном;
Но тем же громом я внезапно возбужден,
В восторге зрю себя усердию понятном;
Сорадуясь огню, чем грудь моя горит,
Мне гений лиру дал с улыбкой нежных взоров,
И лира петь велит:
Велик, велик Суворов.
«Правдив сей глас, – твердят враждебные толпы,
То знает наша грудь, тверда как горный камень;
Но взгляд Суворова – скользят у нас стопы,
И превратится в лед турецких персей пламень.
Единым именем он – молнии удар;
Где он, уже молчат орудий наших звуки,
Нас кроет хладный пар
И сотрясутся руки.
Узря волнуемый его пернатый шлем,
Пагубоносную мы зрим себе комету,
Предтечу бурных туч со пламенным дождем,
Носящих гибель нам, стыд вечный Магомету.
Приближится она – приближатся оне,
Расторглися – летят перуны беспрестани.
Вотще визирь в огне
Подъемлет к небу длани.
Вотще возносит он со воплем Алкоран,
И, видно, наш пророк не в небесах, во аде;
До турок ли ему, он сам себе тиран.
Мы престаем просить глухаго о пощаде;
Мы престаем и, знав, что к нам Суворов строг,
От ядер пушечных не ждем приятных следствий,
И легкостию ног
Спасаемся от бедствий».
Так враг признателен! что ж росские полки?
Их глас, как сонмы вод, шумящ и совокупен:
«Суворов где, там власть всемочныя руки,
Там страха нет сердцам, и самый рок приступен.
В его деснице меч нам светлый облак в день,
Столп огненный в ночи, стремящий в сопостаты
Смертей различных тень
И молнии крылаты.
Нам гладок путь – холмов кремнистых крутизна
Единый миг – и все готовы и послушны.
Пусть Рымник с Кинбурном соплещут славой нам,
Сраженны где чалмы – забавная потеха!—
Различно по полям
Катались как для смеха.
Что сих побед вина? герой наш мало спит:
Исполнен к отчеству любви и к богу веры;
Он скор, неутомим, предчувствует, предзрит,
Спокойно зиждет всё, сообразует меры,
Любим подвластными, их попечитель нужд,
Труды являет им как некие забавы;
Корысти подлой чужд,
Ревнитель россам славы.
Коль славно для него и днесь и в поздный век!
Германских вождь полков, с ним лавры разделяя,
Руководителем своим его нарек,
Почтеньем воскрилен и зависть попирая.
Великих свойство душ! достоинства любя,
Кобургский как герой и действует и мыслит,
Возвышенным себя
Чрез унижение числит».
Таков, Суворов, ты под шлемом и с мечем,
Таков, как молнии твои в противных мещешь;
Но ты же с ласковым и радостным лицем
Средь лика чистых муз и песням их соплещешь;
Почтен сединами, средь шума, средь войны
Минуты для наук искусно уловляешь,
С цветами тишины
Ты лавры сопрягаешь.
Герой с героями, при важности бесед
Как рвением пламенным ко благу россов дышишь,
И, мыслями вперен грядущих в связь побед,
Шутя, к младенцам ты, как быть героем, пишешь.
Велик, велик тобой описанный герой;
Но я, коль сердцем я своим не обольщаюсь,
В нем вижу образ твой
И оным восхищаюсь.
О! если б мне твой дух и легкое перо,
Изобразил бы я… Судьба не так решила:
Вития слабый я, усердие лишь быстру,
Усердие быстро – изнемогает сила.
Ты, снисходя мне, граф, доволен оным будь,
Прими, прими мой стих, что сердце мне вещало,
В себе питала грудь,
Усердье начертало.
Услужливый зефир, обрадуй, воскрились,
Неси к Суворову, неси мой голос лирный!
Любезен, ласков, ты там с громом подружись
И звукам бранных труб вещай приветства мирны.
Летя к нему, не бойсь: приятен им герой;
Пременят для него угрюмость разговоров
И повторят с тобой:
Велик, велик Суворов.
Костров Е.И.
Библиография
1. «Жизнеописание генерал-фельдмаршала и генералиссимуса Князя Александра Васильевича Италийского, графа Суворова-Рымникского» – «А.В. Суворов. Его жизнь и военные подвиги». Составил С.Р. Миров. СПб., 1900.
2. «День генералиссимуса Суворова» – «М.И. Пыляев. «Старое житье». СПб., 1897.
3. «Наука побеждать. Разговор с солдатами их языком», комментарии и письма Суворова – «А.В. Суворов. Письма». Составление и подготовка В.С. Лопатина. М., Наука, 1986.
4. Афоризмы и рассказы выбраны из различных изданий.