Текст книги "Под парусом в Антарктиду"

Автор книги: Георгий Карпенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Мы забирались все дальше и дальше на юг. Валера все реже появлялся на вахте в своих красных трусах – начал надевать штаны. Я-то давно по ночам был в синтепоновом анораке, штанах и шапочке. Ветер ушел к востоку, и «Урания-2» с потравленными, настроенными на галфинд парусами, легко вспарывая волну, быстро скользила по ночному океану. Это была прекрасная ночь. Хорошо дуло, но ветер еще не разогнал волну. Яхта летела быстро, сопровождаемая настойчивым и беспрерывным шуршанием воды, белой пеной проносившейся вдоль борта. Справа по борту на воде лежал след от луны, он шел от горизонта и упирался в борт «Ура-нии-2». И не надо было смотреть на компас, чтобы вести яхту, достаточно было боковым зрением держать дорожку лунного света справа. Так мы и летели в этой гармонии, и Аркадий сказал, что есть моменты в жизни и вот этот – один из них.

Было очень хорошо и спокойно и оттого, что мы зарифили грот, а два стакселя, стоящие друг за другом мы могли сбросить в любую минуту. Небо в небольших тучках и пронизано пронзительными звездами, и я все искал Южный Крест, но ничего похожего на него не находил. Все меняется. Только вчера еще был крепкий встречный ветер и яхта зарывалась по рубку во встречную волну, а мы, набирая в трюма воду, безнадежно шли в берег – казалось, этому не будет конца, что все настолько мерзко, нам просто не везет и мы не прорвемся.

Иван впервые поймал картинку погоды по проливу Дрейка. На фотографии между Огненной Землей и оконечностью Антарктического полуострова мы насчитали пять циклонов. Пролив Дрейка был испещрен изобатами, эклюзиями, фронтами, которые были завязаны в тугой клубок страшных ветров. Иван с радостью показывал всем желающим эту картинку. Народ тихо чумел, но эмоций не высказывал. Мы попробовали разобраться в этой круто заваренной метеокухне, но с первого раза это не удалось. Иван тем временем получал прогноз уже по нашему району, ему явно не хватало своего стола, и он валил карты погоды и погодные справочники уже на штурманский стол. Вся эта картина, с мечущимся между столами Иваном, скудно освещалась двумя тусклыми лампочками.

«Урания-2» шла в ночи своим ходом, совершенно не замечая наших опасений, не приостанавливая бег в задуманной не ею экспедиции. Скользя в ночном Океане, она мудро и настойчиво подсказывала нам единственный путь, к которому мы так или иначе, уставшие от излишних волнений и переживаний, все равно пришли бы. И надо было присоединяться к ней, идти в кокпит и рулить.

Дима после болезни первый раз вышел на вахту, надел на голову несуразную шапку с вырезом для морды и в одних трусах сидит и рулит на морозе. А сам все время смотрит на свою удочку, заброшенную с кормы. Соскучился по рыбалке, мороза не замечает. Днем незаметно раздувало, и только в вечернем полумраке мы зарифили грот, наблюдая, как растет молодая дерзкая волна с белыми отметинами пены.

Ночью шли бакштагом с хорошей скоростью строго на юг, хотя наш курс должен быть юго-запад. Несколько раз в левую раковину пришла и приложила яхту хорошая волна, так что посуда внутри «Урании-2» с грохотом улетела. Нок гика то и дело цеплял верхушки волн, что сопровождалось впрыском в кровь адреналина. Аркадий, удерживая яхту от привода, бешено крутил штурвал, заставляя волноваться и помирать от ужасных предчувствий капитана. Только когда гик на треть ушел в волну и, низвергая с себя водопады воды, вышел оттуда целым, я перестал испытывать судьбу, подобрал гикашкот, и мы привелись градусов на пятнадцать.

Яркая половинка луны, перерезанная в двух местах тонкими полосками туч, ушла за горизонт. Высыпал Млечный Путь, коснувшись слабым светом палубы и обозначив яхту, ныряющую среди холмов, идущих беспрерывно с севера на юг. Я вижу, как уходит спать Аркадий, как, проходя мимо штурманского стола, ищет в темноте тумблер включения GPS. Увожу яхту на галфинд, она рвется, как конь, и скорость большая. Вижу, как Аркадий спешно возвращается, путаясь в тесноте проемов, и сообщает мне восторженно: «Почти десять, Гера!»

Я смеюсь в душе, желаю Аркадию спокойной ночи и возвращаю яхту на прежний курс.

Ветер еще подзашел, моя вахта кончилась, и я разбудил Артура и Диму, и мы, включив салинговые огни на гроте и бизани, сменили галс через фордевинд. На руле стоял Артур, мы с Димой занимались с парусами и веревками. Наблюдая, как яхта переходит линию ветра, и гики один за другим перелетают на подветренный борт, я кричу Артуру, сколько ему сейчас держать на компасе, а сам пробираюсь на нос к стакселям, и, когда подсвечиваю их фонарем, Артур громко считывает градусы с компаса и приводит наконец дикого мустанга на курс. Тут Дима, работая на лебедках в кокпите, начинает подбирать шкоты, и я вижу, как паруса забирают ветер, и они, задыхаясь на сильном ветру, встают как вкопанные. И я тут же останавливаю Диму. Потом мы немного сидим все вместе в кокпите, отдыхая, а больше любуясь своей работой, довольные тем, что мы сделали ЭТО, на что было трудно решиться. Нам приятно сидеть вместе, когда все уже позади.

Пришло неизвестное доселе чувство спокойствия и уверенности за яхту в море. Это пришел опыт, он как-то резко заявил о себе, и только после прошлогоднего этапа до Лиссабона. Меня не пугало теперь то, что раньше вызывало просто панический страх, например, при виде резкого падения давления на барографе, или штормовое предупреждение для района, в котором шла «Ура-ния-2». Сейчас внутри тебя спокойствие, ты веришь в свою лодку и знаешь, что делать, чтобы помочь ей. Именно только после этой эволюции хождение на яхте превратилось в удовольствие. И это удовольствие было здесь как бы прощальным, так как я не собирался больше осуществлять морские проекты, а все больше думал об Арктике, о Северном Полюсе, о Трансарктике, которую можно было осуществлять только на лыжах. А сейчас, стоило только остаться одному, я опять видел знакомые, но еще не осуществленные картинки: как надрывается «Урания-2», больше похожая на подводную лодку, когда, всплывая и сбрасывая с себя тонны воды, идет вдоль айсбергов по штормовому Южному океану, и только голые мачты да штормовой стаксель временами торчат из холодного моря. Конечно же, это был больше психологический барьер – идти с востока на запад, это было нарушением веками сложившихся традиций, которым подчинялись даже большие суда, которые шли по ветрам и никогда не спускались ниже пятидесятой широты. Мы собирались идти против шерсти и примерно на 1000 миль южнее судоходных трасс.

Среди многоголосья, слившегося в ровный гул, дружно отговаривающих меня от этого людей, я слышу отчетливую реплику Саши Стружилина: «Ну, раз решил, значит, нужно идти». И капитана дизель-электрохода, ходившего несколько навигаций в антарктических водах, который, увидев «Уранию-2», стоявшую ясным осенним днем в спокойной гавани яхт-клуба БМП, сказал мне всего два слова: «Вы пройдете».

А сейчас нужно было сделать все, чтобы «Урания-2» действительно стала подводной лодкой, важно было знать, что все надежно закрыто и никакой люк не может быть сорван Океаном – этим предстояло в течение двух-трех дней заняться в Ушуае. Мы с Валерой уже придумали, как намертво задраить большой люк парусной и металлические крышки люков ахтерпика. Вторая проблема, которой я боюсь больше, чем первой, – это недостаток моральных сил у экипажа, особенно у тех из них, кто вот уже несколько месяцев находится в сложном положении. У Боцмана, Валеры, Аркадия да и Ивана вот уже полгода за душой ни цента, и им, как и мне, невыносимо трудно даются стоянки в портах, которые должны приносить отдых, а приносят страдания, причем желание человека посмотреть новую страну зависит от количества денег и времени. Времени тоже нет, и не потому, что я гоню экспедицию вперед и не делаю остановок. Его просто уже хронически не хватает, мы не успеваем за летом, в котором должны смещаться вокруг света. В другое время года нам просто не пройти по маршруту экспедиции из-за ледовой обстановки. Поэтому приходится «гнать», с чем уже все смирились. Все, кроме Димы.

Другое дело – насколько это нужно каждому. Но об этом необходимо было думать раньше. Они выбрали экспедицию в меридиональном направлении и теперь понимают, что если кто и виноват в их мучениях, то в первую очередь они сами. В таких же условиях нахожусь и я, но мне должно быть легче, так как это моя кругосветка, я ее сам придумал. Но, слава Богу, у всех здравый смысл, и они могут в этом разобраться и не высказывать недовольства, и мужественно переносить лишения, и идти по маршруту, и делать яхтенную работу: паруса, ремонты, жизнь впроголодь, под постоянным давлением сомнительной перспективы, имя которой – «X». Но где-то в конце Атлантической гонки, когда мы спустились южнее и Антарктида, хоть еще в мыслях, как бы появилась на горизонте, я почувствовал, что ребята приняли вынужденность этой гонки и несколько успокоились.

Завели наконец-то после множества ремонтов и попыток «4Ч-а». Он проработал минут десять, за которые выяснилось, что не работает водяная помпа в системе охлаждения двигателя. Водяная помпа из-за систематических поломок стала для всех главным элементом двигателя.

Иван усмехнулся, узнав про помпу, и вот они с Валерой уже прут из машинного отделения наверх громадные и тяжеленные тиски величиной с маленький токарный станок. Располагаются в кокпите, загнав рулевого на лавку, и начинают издеваться над зажатой в тисках помпой. Оба в мягких домашних тапочках и черных комбинезонах. На спинах большими синими буквами выведено: «Урания-2». Кстати, продолжая вникать в глубь загадочной жизни «механических» людей, я сам поразился своему невежеству, когда приехал в Лиссабон и, обнаружив эти старые и стоптанные тапочки, по-хамски, как мне тогда показалось, лежащие на самых видных местах кают-компании, я незамедлительно отправил их в мусорное ведро. Дело в том, что Ивану и Валере всегда было необходимо надевать их перед тем, как они отправлялись в машину поползать по горячему главному двигателю, обслуживая различные системы, которыми щедро наградила яхту «Северная верфь».

26 декабря прошли «границу наибольшего распространения айсбергов». Что означает возможность наличия в этом районе остатков люда из Антарктики, заброшенного Фолклендским течением. Женя с Леной украсили кают-компанию бумажными снежинками, развесили флажки. У Артура нашлись привезенные из дома сушеные грибы, нанизанные на нитку, и они, как гирлянды, были повешены на переборки и источали приятный пряный запах.

Наши наблюдения убеждают нас в том, что юг суровее соответствующих северных широт. Здесь дует практически постоянно. На широте 30 градусов временами прохладно.

Вечером 28 декабря получили штормовое предупреждение: ветер 9 баллов от норд-оста. Как раз то, что нам нужно, чтобы влететь в Мар-дель-Плату и не опоздать к Новому году.

Ночная вахта прошла тихо, ползли по три узла. Утром в кокпите Аркадий и Артур пели: «Мордоплатинск городок, беспокойная я…» И тут вдруг ударило с юга. Да так, что разлетелся по задней шкаторине рейковый стаксель, пошитый из тяжелого дакрона. Пока майнали бизань, видели, как от вибрации она рвется в районе фалового угла. Грот успели спасти.

Ставим штормовой стаксель, помогаем мотором, но GPS показывает, что нас отбрасывает на север. Волна растет на глазах, выламывает дубовую решетку на бушприте, осколки от которой рвут передний стаксель, принайтованный к релингу. Глушим двигатель, снимаем штормовой стаксель и дрейфуем под голым рангоутом. Яхта хорошо слушается руля, компасный курс 50 градусов, что позволяет уходить от берега, но тогда волна идет в раковину и прикладывает яхту. Средняя скорость дрейфа 4,3 узла, нас все-таки сносит к берегу, до которого около ста миль.

В океане появились тюлени, много чаек, причем сидят на воде, несмотря на волны. Показывая свои строго 40 сантиметров плавника, ходит вокруг акула. Давление, сильно упавшее накануне, стабилизировалось и чешет по горизонтали. Ветер рвет, так что нужно цепко держаться за штурвал.

Аргентинцы прогноз больше не дают, молчат. С тоской думаю о необходимости капитального ремонта парусов.

Ночная вахта – очень сильное дутье, все также идем под рангоутом. До рулевого долетают брызги, и по полу кокпита прокатывается вода. Стрелка барометра помаленьку лезет вверх. Утром ветер такой же, волна больше. Прислал радиограмму Тима. Поздравляет с наступающим Новым Годом. Вот так всегда бывает, когда опережаешь события и пакуешь победу в карман. Кто ж знал, что Новый Год застанет нас в море, это даже после того, как 29 декабря мы были в восьмидесяти милях от Мар-дель-Платы и хода до нее оставалось в худшем случае 20 часов.

Пошли вторые сутки, как нас швыряет и несет назад по воле стихий. Ветер зашел с 210 на 240 градусов и стал вытаскивать яхту в океан из громадного залива Ла-Плата. Стараемся держать 50 градусов, но «Урания-2» гуляет в секторе от 30 до 90 градусов. Вал идет могучий и лодку не заливает. Изредка приходит стена и обрушивается на рубку. Рулевого поливает душем один раз в десять минут. Душ теплый.

К вечеру ветер подскис, волнение заметно уменьшилось. Мы в сорока милях от уругвайских берегов, и самый ближний нам порт Пунта-дель-Эсте.

По иронии судьбы, или во исполнение высшей справедливости, «Урания-2» все-таки набрела в своих странствиях на город, известный как место трагедии, случившейся семь лет назад. Здесь ушел из жизни капитан первой советской яхты, участвовавшей в кругосветной гонке «Уитбрэд», Алексей Грищенко. Последний раз мы встречались с Лешей у меня в Пушкино, когда он был в Москве по делам кругосветки. Я уговорил его съездить в Хотьково, где под навесом в огороде друга моего Вити Савонина, поражая местное население своими линиями, выткался реечный корпус нашего первенца – «Урании». Она была сделана по технологии, которую Леша уместил в несколько писем и которые я храню до сих пор. Через год Леша ушел на «Фа-зиси» в Атлантику, а мы в это же время – на «Урании» в Балтику.

Ветер довернул и теперь дует со стороны Уругвая. Естественно, «ихних» виз у нас нет. Дома праздник, Новый Год. А у нас тоска. Что-то дошли мы до ручки, и жрать особо нечего.

Утром 31 декабря опять зашква-лило. Это было уж совершенно непонятно. Но дрейфовать по ветру в сторону Рио уже надоело. Один за другим ставим паруса и подворачиваем к берегу. Надеемся успеть до Нового года в Пунта-дель-Эсте. Но начался отлив из залива Ла-Плата, «Урания-2» уперлась в этот поток и делает по 2,5 узла. Запускаем двигатель и доводим скорость до 4-узлов. Но этого явно мало, Новый Год идет быстрее яхты, и в 14 часов, вдали от берегов, мы скатываемся в кают-компанию, откуда нетерпеливо зовет Боцман с налитыми рюмками, и выпиваем вместе с Владивостоком, поздравляем Валеру и всех Шаромовых. Новый Год быстро катит по России. «Урания-2» почти стоит, борясь с отливным потоком, разгоняемым ветром.

В заливе Ла-Плата скорость приливно-отливных течений достигает 8 узлов. Сожгли 70 литров солярки и добрались до Нового Года по Москве. Пробка летит в открытый люк, на столе ничего нет, кроме испеченных мучных шариков, яхту кидает на волне, вкус шампанского узнается, но не бодрит.

Ночью вижу зарево над Пунта и высокие, густые, шикарные фейерверки – Новый Год добрался до Южной Америки.

Утром, в розовом свете зари, в бинокль рассматриваем красивый курортный город. Заходим в защищенную бетонными молами гавань и долго крутимся около множества шикарных яхт, стоящих на буях. Свободные буи есть, но они очень близко от яхт, и сверхтяжелая, большая «Урания-2», не имеющая заднего хода, представляет для них большую опасность. Мужики мои, рассыпавшись по палубе и стоя наготове, глухо молчат. Как уж повелось у нас, решать мне. Обычно в таких ситуациях, по старой стендовской привычке, приходит спокойствие. Иду на ветер метров 150, команда – «на нейтраль» и через пять секунд – «отдать носовой». Валера с Боцманом грохочут цепью, и длительность этого звука снижает общий «напряг» и означает только одно, что цепь выходит свободно и не клинит в лебедке. Все. Стоим.

Хочется выпить.

Но надуваем свою лодку и едем с Димой сдаваться властям. Идем вдоль множества яхт в сторону здания яхт-клуба. Народ гуляет по набережной под пальмами, и никому мы не нужны. Находим околоток, но флегматичные полицейские не понимают нас, и мы оставляем за собой право больше не заниматься собственной легализацией, а, с их молчаливого согласия и к своему глубокому удовольствию, попросту на нее наплевать. Идем в магазин по безлюдной улице, обозначенной декорацией домов. Дорога, тропинки, ступеньки, деревья – все, что нас здесь окружает, – кажется нам ненастоящим. В магазине как могу сдерживаю натиск «семьи», тем не менее набираем много чего и, воодушевленные покупками, возвращаемся на яхту. А здесь народ, организованный в ремонтные бригады по своей инициативе, просто пашет. Полным ходом идет ремонт рейкового стакселя и бизани. Подобная картина для меня лучше любой другой, даже самой прекрасной.

Но что это, налетевший вдруг ветер уже ревет в вантах, и нас начинает тащить в сторону белого, шикарного катамарана высотой с двухэтажный дом. Для «Урании-2» это не помеха, она бы мигом пустила его на дно, но мы не дали – заводимся и пытаемся сняться с якоря. Тяжело крутится штурвал, ветер навальный, «Урания-2» почти не слушается руля и с хорошими ходами прет в гущу красивеньких яхт. Подскакивает Боцман, и мы вдвоем еле крутим штурвал и выводим яхту из гавани. Идем к зеленому острову, что находится в миле от входа в Пунта-дель-Эсте и бросаем якорь с подветра, в 100 метрах от берега, под защитой высоких хвойных деревьев. Опять грохочет цепь, а я бегу вниз и делаю три больших глотка вина. Такого стресса я не получал со времен, когда мы потеряли в Балтике грот-мачту.

Пока Лена готовит праздничный обед, продолжаем работы по яхте. Раскидываем на составляющие рулевую колонку со злющим настроем разобраться с ней раз и навсегда. А вечером едем вшестером в лодке на остров Горити. Дует боковой ветер, и нас несет на рифы. Стоит подналечь на весла, как они вылетают из пластмассовых уключин. С каким-то обреченным интересом смотрим на приближающееся месиво, состоящее из пены и блестящих черных камней, и понимаем, что не выгребаем. Но за последние трое суток мы, наверное, полностью растратили свою способность удивляться и бояться, и теперь все сидят смирно, молча отдавшись судьбе. За 40 метров до скал лодку подхватывает вал, и почти по воздуху она летит к берегу. Иван с Артуром молотят веслами по воздуху и пене, и лодку выбрасывает на песчаный берег буквально в полутора метрах от скал. Интересно, что уставший народ вообще никак не прореагировал на эти события, никто даже и слова не сказал, а только молча вытянули лодку волоком в глубь берега, разогнули спины и огляделись. Остров великолепен!

Могучие деревья стоят стеной, они похожи на наши сосны, только хвоя длиннее и ствол коричневого цвета. Мы заходим в лес по чистой лесной дорожке и упираемся в стену эвкалиптового запаха. Что-то светлое мелькает между деревьями то тут, то там. Сердце защемило от знакомого образа. Приглядываюсь. Точно, зайцы. Они белые, серые и желтовато-рыжие. Мы неторопливо идем по острову, и все время с левой стороны море и крики сотен чаек, клубящихся над белой пеной и перекрикивающих рокот прибоя, а с правой – лес.

Дорожка, по которой мы идем, – с короткой, упругой травой, очень сильно пахнет хвоей и эвкалиптом. Мы наслаждаемся прогулкой по лесу после трехмесячной жизни в море. И на какую бы лужайку ни вышли – всегда видим зайца – он удирает от нас в кусты и долго шуршит ветками совсем рядом.

Выходим к берегу и натыкаемся на старый испанский форт, выложенный из гранитных плит, и шесть коричневых от ржавчины пушек, наполовину скрытых травой.

Эти пушки стреляли по кораблям Дрейка, когда его люди, очумевшие от моря, протухшей солонины, с рассудком, помутневшим от возможной близости женщин, отвечая невпопад из своих пушек, лезли напролом и брали город. Гигантская лягушка запрыгнула в дуло пушки, я нагнулся и увидел ее снова, притаившуюся в жерле, и она сделала еще один прыжок от меня.

Стало быстро темнеть, и мы повернули назад, к тому месту, где оставили лодку. Очень сильно пахло эвкалиптом, было хорошо и тревожно. Лена сказала, что хорошо бы здесь построить ферму и жить. Я ответил, что да, хорошо. Но здесь нет наших друзей и нет многострадальной Родины, а следовательно, это невозможно.

В темноте увидели свет и вышли к какой-то постройке. Это оказалась настоящая телефонная будка, стоящая в лесу, из которой настоящий лесничий с русским именем Владимир звонил кому-то и, увидев нас, испугался, долго не мог справиться со своим страхом и не верил своим глазам. Если днем остров и посещали люди, то на ночь тут никто почему-то не оставался.

Володя повел нас в сарай, в котором он жил, где у него была керосиновая плита, стол, кровать и холодильник (из него было извлечено несколько банок пива). Он содержал остров в чистоте, считал зайцев и обустраивал места отдыха для редких посетителей. В его комнате было уютно, через распахнутую настежь дверь лился живой звук цикад и была видна темная ломаная линия леса на фоне звездного неба.

Прогноз – по-прежнему юго-западный ветер, и мы, оставаясь около острова, штурмуем первоочередные дела на яхте. Я дважды за день под-

нимался на обе мачты. Переставили паруса, Валера с Иваном отремонтировали рулевое. К вечеру почти все дела завершили. Волна из Океана прет от 180 градусов – это уже хорошо, давление поднимается. Намечаем отход на следующее утро.

Выходим на попутном дыхании бриза, который успокоился через семь миль, где нас снова приветствовал встречный южный ветер. Залив Ла-Плата, раскинув во все стороны свои водные пространства, приглашал к унылой лавировке.

Ночью беспрерывно впереди и справа сверкали молнии, освещая черноту глобальной тучи. Луна слева по борту в борьбе с тучками, запутавшись в них, пропала. Бизань мы убрали еще вечером, а грот и стаксель оставили для ходов.

Мы терпели с Аркадием до конца, пока туча не наползла на яхту, удивляясь нашей наглости. Аркадий скользнул вниз будить Валеру и Артура. Туча была такой внушительной и черной в ночи, что мы для успокоения нервной системы просто сбросили грот в ловушку. Только успели набросить непромоканцы – прилетел шквал с дождем.

«Я думал, что оторвет гик» – так Аркадий оценил напор стихии. Бушевало минут пятнадцать, в течение которых мы неслись под одним рейко-вым стакселем, как под всеми парусами в хороший ветер. Если бы еще в нужную сторону!

Туча переползла через «Уранию-2», расстреливая молниями побережье Уругвая. Мы подняли верхнюю часть грота и, принимая волну правой скулой, понеслись в тоскливом бейдевинде. Яхта делала по 8 узлов, окатывая себя по самую рубку, и через некоторое время Аркадий опять потек. Таранный отсек наполнился по неизвестным каналам, и в парусной по пайолам гуляла маленькая волна. Я спустился в логово Аркадия с фонарем и посидел там под грохот волны, ощущая вибрацию, броски корпуса и воду, которая гуляла от переборки к переборке, наводя на тоскливые мысли.

Ветровая ситуация у южной оконечности континента, наряду с подавляющим господством ветров с южных направлений, именно для нас осложнилась наличием трех циклонов, поднимающихся из Антарктиды на север, вдоль побережья Южной Америки. Именно эти циклоны делают погоду и создают сильные юго-западные ветра, в которые мы уперлись, как в стену.

Первый раз они остановили «Ура-нию-2» в 80 милях перед Мар-дель-Платой и отбросили ее на 180 миль на северо-восток. Сейчас «Урания-2» опять летит в облаке брызг, прорываясь через волны, которые снова идут с юга. Мы могли уже здесь поломать экспедицию, затратив дополнительную неделю на преодоление этого простого участка. Похоже, что весь оставшийся участок до Ушуаи пройдет под знаком встречных ветров, которыми моя любимая «Урания-2» просто не ходит. Так что в любом случае плакали мои намерения на январский проход вдоль Антарктиды.

До конца января дай нам Бог добраться до «Беллинсгаузена».

Черная волна, гуляющая в яхте, вызывала тоску и была крайне несвоевременной в нашей ситуации. Спасительная идея, способная увести от гнусных мыслей, пока не приходила, хотя я лихорадочно соображал, что нам делать и какие курсы предпочесть. Но, как всегда, когда безысходность, кажется, уже победила, приходит то, что дает новую, полную радостного блеска жизнь: пришел Иван с прогнозом и сообщил, что ветер должен отойти к юго-востоку уже к 18 часам следующего дня.

Весь следующий день мы бились со встречным ветром, меняя галсы и отвоевывая мили у океана. В какой-то момент через водяную пыль, которой окатывала себя уставшая «Урания-2», мы различили берег, а через несколько часов уже видели постройки Мар-дель-Платы.

Двигатель, поставленный на пуск, не запустился, и большая волна, в которую попала яхта, и близость берега изменили лицо Ивана. Не было нужды его подгонять. Выигрывая время, я увел яхту на разворот, пока Иван с Валерою пытались завести движок…

По звуку работающего стартера было ясно, что аккумуляторы, сдыхающие на глазах, уже никогда не запустят двигатель. Ужасная, совершенно фантастическая мысль пришла как приговор: нам предстояло на 70-тонном паруснике в условиях шторма зайти в незнакомый порт только под парусами. Мозг почти моментально «выдал» три одинаково реальных варианта: навал яхты на бетонные волноломы, которые мощно встречали разогнавшуюся в океане шестиметровую волну. В случае, если мы не промажем и все-таки удачно минуем их, а потом еще и бетонный коридор, не начнем ли мы топить стоящие на бочках яхты? И только третий вариант обещал победу, если нас выведет Господь. План был максимально прост. Необходимо было на хорошей скорости войти в акваторию порта и, увидев яхтенные стоянки, тянуть в их сторону, вовремя рубить паруса и отдавать якорь. Возможной неприятностью на последнем участке мог оказаться курс в фордевинд, при котором грот мы наверняка быстро не сбросим. Страшно представить, что может в таком случае натворить «Урания-2» в яхт-клубе при этом ветре. Потом, как отдастся и заберет ли сразу якорь? Какой там грунт? Но это уже были мелочи. Меня все-таки больше всего волновал грот, как бы он не закапризничал в самую главную минуту. Боцман, Дима и Артур должны были свалить грот «кровь из носа». Валера при поддержке Аркадия – отдать носовой якорь, Иван, в случае, когда совсем уж кранты, – отдать кормовой якорь. Я оставался на руле. Яркое перед закатом солнце било в глаза. «Урания-2» с наполненными ветром парусами и проваливаясь в шестиметровые ямы, пошла к бетонной стене, туда, где угадывался узкий проход.

Лодка шла с каким-то надрывом, ее очень сильно водили волны, она рыскала. Я направлял ее, потом она ныряла в яму между волн, и я несколько секунд ничего не видел перед собой, кроме водяной стены серого цвета, но явно чувствовал, как яхту корежит, а когда яхту поднимал над океаном очередной вал, я с ужасом видел, что она успевала уходить в сторону. В зоне навала действовали различного направления струи, которые таскали тяжелую лодку как щепку. Но паруса, особенно грот, делали свое дело. «Урания-2» перебарывала и, широко гуляя, все же шла куда нужно. В тот момент я определенно знал, что лодка тоже хочет жить и в сочетании с усилиями людей это становится непреодолимым для стихии.

Мы влетели в дырку по самому ее центру, и вредно в этот момент было смотреть по сторонам и видеть, что творится в десятках метрах от обоих бортов яхты, да и никто, я думаю, не смотрел, не было времени. Мы сразу же увидели в дальнем правом углу за вторым бетонным молом несколько яхтенных мачт. И почти тотчас услышали крики, да не с нашей яхты, посторонние, но русские крики людей, плотно стоящих на корме большого транспорта землесоса. Это были русские моряки, увидевшие яхту с российским флагом на корме. Мы, поняв это, тоже заорали как дикие и пролетели мимо, к яхтенным мачтам. Нам повезло, когда мы прошли вдоль внутреннего волнолома и повернули к яхтам, ветер на этом участке был встречный, и мы легко «срубили» грот, и «Урания-2» еще шла некоторое время по инерции, сокращая расстояние до большой, стоящей на якорях яхте. Наш якорь лег на грунт тогда, когда, растратив свой запал, «Урания-2» остановилась и уже без парусов пошла назад. Валера спускался по ветру, подтравливая цепь, и в какой то момент закрутил штурвал тормоза якорного брашпиля. Яхта замерла. От большой яхты, очень знакомой, отделилась моторка и понеслась к «Урании-2». В ней сидел Крис, капитан яхты «Футуро».

Мы были НИКАКИЕ, когда к «Урании-2» подлетел Крис на моторке. Если бы я не был вместе со своими мужиками, а встречал их, вывалившихся из моря, я наверное увидел бы серых от усталости людей, в оковах громоздких, одеревеневших непромоканцев, с проволокой немытых волос и черной, бесформенной щетиной. Через все это пробивала радость. Движения были гибки и грациозны, мы обнимали друг друга, мы были близки друг другу, и каждый был спасителем. Мы выхватили Криса из лодки на высокую палубу «Урании-2», он казался нам пришельцем из другого мира в своей цивильной одежде и с аккуратной формой бороды, оставленной только на подбородке. Мы были возбуждены, мысленно еще продолжая сражаться с океаном и ветром. Без лишних слов, хотя все говорили взахлеб, скатились в кают-компанию. Откупорили бутылку. Рюмки вместе с простой закуской появлялись на столе автоматически. Видно было, что к Крису перешло наше возбуждение, он даже не отказался от русской водки и выпил ее, как и мы, – залпом, хотя я до сих пор не видел иностранца, который бы пил водку так, как русские.

«Футуро» попала в тот же шторм, который отбросил «Уранию-2» к Уругваю. Обе яхты испытали силу «памперо» – это местный, совершенно бешеный ветер юго-западного направления, срывающийся с Анд.

Крис сказал, что после того, как у них оборвался штаг, они дрейфовали под рангоутом со скоростью 12 узлов! Это звучало неправдоподобно, но мне было ясно, что Крис не врет и что они, плюс к этому, попали в сильное попутное течение в прибрежной зоне Уругвая, которое «Урания-2» обошла мористее. Они пришли в Мар-дель-Плату на моторе сутки назад и уже связались с домом, откуда теперь ожидали новый грот, штаг и новый обтекатель стакселя.

Мы стояли в защищенной со всех сторон бухте, сам яхт-клуб начинался через сто метров и находился за третьим бетонным молом. Мы вышли на палубу под потоки свежего ветра, который звенел в сотнях мачт и пел знакомую мелодию надежных яхтенных стоянок. Крис уехал на свою яхту, а мы остались своей семьей, свалив с плеч тяжкий груз последнего перехода и наполненные чувством защищенности.