Текст книги "Под парусом в Антарктиду"

Автор книги: Георгий Карпенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Четвертым, очень тонким моментом было гидравлическое рулевое устройство, я так думаю, гордость молодой, но уверенной в себе группы яхтсменов-механиков из команды Димы Рысина. Мы натерпелись с ним в те же тревожные годы ходовых испытаний. В походах в Германию и Норвегию это рулевое устройство отказывало в самых тесных для судоходства местах… Во всяком случае, я больше не хотел повторения кошмара, когда чувствуешь, как волосы шевелятся под шапкой.

Сейчас рулежка слушалась нормально, но только пока ветер не усиливался до шести баллов. Дальше, в случае если яхта шла попутными курсами, поток воды возвращал перо руля, но штурвал нужно было постоянно подкручивать в одну сторону. Это было так же удивительно, как если бы шофер постоянно крутил руль в одну сторону, а автомобиль при этом продолжал ехать по прямой.

Если ветер усиливался, рулевое начинало скрипеть и клинить, и тогда нужно было резко уменьшать парусность.

Люк в моей каюте находился в метре от рулевого, который в любой момент мог позвать меня – и через две секунды я уже был на палубе. Слов я не слышал, но интонации улавливал, и порой казалось, что что-то случилось, раз они так кричат, и я выскакивал наружу и лицезрел картину спокойно сидящего и разговаривающего друг с другом народа, только громче обычного, потому что подвывает ветер и шумит море. И тут они видели меня, взъерошенного, и в свою очередь впяливались в меня глазами, и кто-то говорил: «Что ты? Все нормально, едем».

Я осматривал море, паруса, успокаивался и возвращался в каюту.

Вместо продвинутого по службе Володи Бонешевского в эфире появился Валера Бегунов. Он вел ежедневный круглый стол – радиоперекличку радистов со всех уголков России по линии МЧС. Это было наподобие селекторного совещания, которым твердой рукой управлял Валера. Радиосвязь была единственным мостиком, связывающим нас с Россией, и, учитывая наши аппетиты и жажду соединиться с родиной и поболтать, можно представить, какая нагрузка лежала на нем.

Он печатал и слал десятки факсов, делал множество телефонных звонков, всегда с точностью знал положение дел и безошибочно разбирался в нашей экспедиционной кухне. Будучи, несомненно, очень занятым человеком, он возился с нами, наверное, из жалости, но его терпение было феноменальным. Команда к этому времени уже достигла предельного одичания, сбрасывала всю свою информацию и требовала ответной.

Лена и Женька должны будут улететь из Рио в Австралию и дожидаться там прихода «Урании-2» из Антарктиды. Прогнозируя всякие проволочки и нерешительность действий при осуществлении этой идеи, я заранее стал настраивать Диму на быстроту действия в Рио, отметая тем самым побочные варианты с целью объехать Антарктиду стороной.

Это были тяжелые для меня, но, несомненно, своевременные разговоры, заставляющие отстоять Антарктиду и вспомнить наши московские договоренности, согласно которым женщины и дети в Антарктику не идут. Настроение у Димы испортилось окончательно, да и было из-за чего: ему предстояло оформить визы, договориться по телефону со своими друзьями в Австралии, чтобы те приютили его женщин, и вбухать кучу денег в авиабилеты.

Я все больше и больше убеждался в том, что экстремальная экспедиция – это в меньшей степени борьба с суровой природой, но в основном преодоление человеческой психики.

В Рио нам предстояло также получить аргентинские визы. Предчувствие этой операции портило настроение уже мне.

Начало раздувать с утра. К вечеру дуло крепко, опять разболталась рулежка и стала подклинивать. В 20 часов полностью зарифили грот и бизань. Ночью был жесткий ветер, и я боялся, что если что-нибудь отвалится, то в этой динамике моря будет рисковано работать на палубе. До четырех утра дуло как из пушки. Штормовой стаксель с высоким шкотовым углом несколько раз «поймал» волну, но выдержал. Две волны одна за другой пришли в высокий кокпит «Урании-2» и унесли за борт залебедочные шкотовые концы, оставив мне полные сапоги воды и мутную пелену соленой воды в глазах.

Все бы ничего, но настроение портила рулежка, которая неизвестно сколько выдержит.

Я спустился в кают-компанию, где было темно и пустынно, слышались удары волн над головой, по полу катались канистры с водой и какая-то посуда, было сыро и неуютно*.

Весь следующий день 7 декабря идем с хорошим ветром с 8-узловой скоростью.

Подошла стая животных. Крупнее дельфинов, тупорылые, темно-коричневые, с отверстием в спине для дыхания. Поиграли с яхтой и исчезли. Ветер скисает на глазах, и мы отдаем рифы и меняем стакселя. До Рио 150 миль. Пишу список ремонтных работ по яхте. В два ночи налетает жуткий шквал, а мы с полной парусиной! Ливень, ничего не видно, кормовой фонарь освещает стену, побеленную известкой! Гик залетел за бакштаг, и грот в этом положении взял ветер. Шквал был минут сорок и разом прекратился, так что «Урания-2» не пошла на поворот, и мы с Аркадием долго мучились с оверштагом, а потом раскрутились через фордевинд.

Утром справа по курсу замаячила земля, это были горы, и судя по всему – не маленькие. Я пошел считать убытки, нанесенные ночным шквалом и насчитал около десятка поломок, обрывов, потертостей в такелаже и парусах. Но ходов не было, и мы до обеда изнывали в ожидании ветра, а потом завелись и пошли под мотором.

Вскоре увидели лодку, которая очень быстро стала догонять «Ура-нию-2». Это заставило нас вспомнить о предупреждении, полученном еще на Канарах.

В кокпит очень быстро вывалилось все мужское население яхты, вооруженное подводным ружьем, монтажкой, топором, тяжелой битой и «выключателем» Иван Ивановича. На лодке тоже, наверное, вовремя сориентировались, пересчитав нас по головам, и вместо пиратских нападений, предложили свежую рыбу. Мы тихо попрятали свои ломы в кокпит под лавку и, не переставая улыбаться, обменяли рыбу на водку. Черные бразильцы, не привыкшие к такой валюте, тем не менее остались довольны. С тем и разошлись в разные стороны.

Тем временем земля придвинулась ближе, это были настоящие горы, и где-то между ними лежала наша бухта, которую мы еще не могли вычислить. Море было тихое, я стоял на бушприте и вглядывался в берега, а когда посмотрел себе под ноги, то сразу же увидел двухметровую меч-рыбу, которая в этот момент проплывала под бушпритом. Это было так неожиданно, очень близко и от этого совершенно невероятно, но я до сих пор отчетливо вижу неторопливые движения ее стремительно вытянутого тела и безупречную геометрию хвоста.

А потом был заход в бухту. Мы как бы протиснулись между двумя скалами, на вершины которых по еле видимым паутинкам бежали крошечные кабинки фуникулеров. Бухта открылась, подпружиненная горами, в ложбинах которых, под защитой разверзнутых рук громадной статуи Христа, лежал белый город. Это был Рио-де-Жанейро, город светлой мечты Остапа Ибрагимовича, что само по себе было достаточным, чтобы город авансом получил и нашу любовь.

На карте небольшой, но длинный залив Ботафогу, слева от судового хода, с отметкой красного паруса в дальнем конце – яхт-клуб. Подворачиваем в залив, видим в его окончании лес мачт. Метров за двести до входа в яхт-клуб качаются несколько разбросанных по заливу буев. Сбрасываем лодку и с ее помощью цепляемся за яркий желтый буй, ответный конец забиваем на утку. Все! Приехали! – наступил момент истины. Расслабляясь, осматриваемся. «Урания-2» затихла у подножия высоченной скалы, которую кто-то из наших сразу же окрестил Огурцом, такую она имеет форму. На самом деле эта лысая скала, совершенно лишенная растительности из-за крутизны своих склонов, называется «Сахарная голова». На ее макушке, куда в далекой синеве ползут кабинки фуникулеров, раскинулся буйный парк. Правее Огурца в глубине бухты господствует более высокая гора Корковадо, на вершине которой застыла гигантская фигура Иисуса Христа. Раскинув руки, Спаситель парит над пятнаддатимиллионным городом, разбросанном по берегу океана среди бухт и лагун.

Не успели толком осмотреться – подскакивает моторка, двое в форме сообщают, что в яхт-клубе нас ждет человек. Боцман! Наш дорогой и горячо любимый Боцман! Мы даже соскучились. А кому же, как не Боцману ждать нас в Рио-де-Жанейро? Одичал уж на больничном сервисе, дошел. Понимаем.

Едем с бразильцами на их моторке за Боцманом. Обшариваю взглядом пирс – никого. То есть, бразильцев много, а нашего Боцмана нет. Лодочник показывает на какого-то деда в белых штанах и рубашке – вот он. И дед идет к лодке, улыбается.

– Спик инглиш? – спрашивает. И начинает нам рассказывать, как он тоже давно ходил на яхтах, и тут, только нас увидел, сразу же пришел познакомиться. Лучше бы нашего Боцмана привел. Дед спускается в лодку и, не переставая трещать, едет к нам смотреть «Уранию-2». Мне тошно. Получить это вместо Боцмана! Но едем.

Дед проболтался, что увидел в бинокль из своей квартиры, как мы заходили в бухту. Вспоминаю угодливость перед дедом наших лодочников и странную его навязчивость, не характерную для яхтсменов. Все это звенья одной цепи. Настроение продолжает портиться. Дима чешет по-английски. Дед осматривает яхту, неприлично долго задерживаясь в каждой каюте, позволяя себе зайти вглубь и долго распространяться по любому поводу. Этот дед, работая осведомителем, хорошо отрабатывал свое членство в этом элитном яхт-клубе, зато те, кому это было нужно, достоверно знали подноготную, цель прихода и другие интересные для них сведения о приходящих яхтах.

Едем в город, только уже на нашей надувнушке, и наконец-то ступаем на твердую землю. По сравнению с пыльным и грязным Ресифи, Рио совершенно другой город. И дело даже не в том, что здесь много зелени в виде газонов-плантаций или гигантских пальм с древним, экзотическим видом фактуры стволов. Горы. Вот что здесь было самым вкусным. Горы, которые накрыли город. Они постоянно висели над тобой, где бы ты ни находился и под какой пальмой ни сидел, вот как сейчас мы, попивая холодное пиво и спускаясь взглядом по их склонам до моря с яркой линией прибоя, легко скользя дальше по синему, замершему до самого горизонта океану, откуда только сегодня пришли… В супермаркете набираем традиционный по прибытию в порт набор: пиво, овощи, фрукты и мясо. Звоним в Ресифи, и выясняем, что Боцман наш еще там, заканчивает курс и через несколько дней, возможно, прилетит в Рио. Не могу понять, почему Боцман так спокойно долечивается, не одичав от долгого лежания. На его месте я был бы уже здесь, в Рио, дрожа от нетерпения плыть дальше. Но вид Рио уводит мысли дальше, туда, где сумерки окрашивают бирюзой небо, а прожекторная подсветка делает фигуру Христа парящей над городом.

Шелестят шины по шоссе, из увеселительных заведений, расположенных около яхт-клуба, доносится барабанный ритм «латины». Мы в кокпите «Урании-2» управляемся с шикарным ужином, посматриваем по сторонам, наблюдая за происходящими изменениями наступающего вечера. Нам хорошо, нам здесь очень нравится.

Утром отправляемся с Димой в аргентинское посольство, которое оказалось недалеко от нашего залива. Заполняем анкеты, платим деньги за визы, сдаем паспорта. После этого едем на разведку в соседний яхт-клуб, где обнаруживаем флотилию знакомых англичан. В дверях яхт-клуба сталкиваемся с Александрой и со вторым менеджером их экспедиции, новозеландцем Билом. Целуемся, как положено в Латинской Америке, и, как старые знакомые, трещим, «окучивая» общие темы. Новозеландец Бил знает весь персонал в бразильской префектуре. С лицом, как будто только что разжевал свежий лимон, он поведал нам о беспределе, который творится в префектуре при регистрации прибывающих яхт. Якобы если вы не явились к ним в день прихода, да не дай бог если у вас что-то не в порядке с визами или документами, им ничего не стоит для начала засадить вас в тюрьму, а арестовать яхту – так это вообще не вопрос. Мы слушаем бред новозеландца, распалившегося до такой степени, что, на мой взгляд, остановить его может только удар правой в челюсть, тем более, что стоим мы на крылечке яхт-клуба и мне, как стоящему на ступеньку выше, это с руки. Но тут Бил неожиданно предложил нам за 300 баксов решить все наши проблемы, хотя я не понял, в чем они состояли. Мы сказали, что, если у нас будут проблемы, мы обратимся к нему, а пока взяли в офисе яхт-клуба анкеты с подробными схемами, где какое заведение находится. Перед тем как явиться в префектуру, чтобы оформить там приход яхты, мы должны были посетить несколько служб, чтобы получить «добро» на вход. До медицинской службы мы добрались за полтора часа, она располагалась в большом здании, где во внутренних залах стояли длинные очереди, в основном чернокожих. Мы проследили, куда они втекали, там какая-то особа в джинсовом костюме, неутомимо делала всем прививки и выписывала справки, ее пальцы с длинными ногтями были выпачканы чернилами. Дима сказал, что к этой фурии он Женьку не поведет, а я хорошо помнил, что никаких прививок нам не полагалось, ведь мы не собирались забираться внутрь страны. Мы, не сговариваясь, направились к дверям, демонстрируя свое отношение к этому заведению. Дима, объездивший полсвета и никогда вслух не употреблявший крепких слов, ругался в голос. Разгоряченные, мы побежали на другой конец города в префектуру, чтобы либо сесть, как нам обещал Бил, либо сказать им, что мы думаем о законах их страны. Центральная префектура занимала шикарное здание с колоннадой на берегу залива. У дежурного полицейского мы спросили, куда нам обратиться, и он показал на коридор, откуда доносились шум и крики. Мы пошли на шум и в большом застекленном помещении увидели, как несколько полицейских, сидя на драном топчане и обезумев от азарта и громкости звука, смотрят по телевизору футбол. Не успели мы войти в помещение, как они заорали так дико и в унисон, что мы с Димой, нервные и возбужденные, приняли это на свой счет и инстинктивно отпрянули.

Потом все-таки подошли к столу, на котором грудой лежали различные печати, и стали ждать. Не выходя из наркотического состояния и не взглянув на судовую роль, которую я подсунул, один из префектурщиков поставил в ней штампы и, ничего не сказав, решительно вернулся к футболу. Мы с Димой переглянулись и с чувством еще не осознанной до конца вдруг свалившейся удачи быстро покинули это пристойное место. Действительно, футбол в этой стране выше закона. Теперь можно было спокойно готовить яхту да просто жить, осмотреть город.

На следующий день мы продолжали околачиваться в районе аргентинского посольства, пытаясь вычислить тот редкий момент, когда там кто-то появится. Но персонал миграционной службы каждый раз скрывался за тяжелой металлической дверью, уходя на чай, мате, обед, которые шли друг за другом на одном дыхании, и мы никак не могли приспособиться к их режиму. Нам нужно было вдогонку к анкетам передать фотографии, которые вчера от нас потребовали. Поэтому мы разделились: Дима поехал в аэропорт встречать Артура, а я остался добивать аргентинцев. Через час, когда я возвращался на яхту и уже видел ее, одиноко стоящую на бочке и украшающую гавань, к яхте подъехала моторка, кто-то высадился и, как мне показалось издалека, на яхту что-то загрузили. Я прибавил шаг, удивляясь тому, как мог Чубаркин после прибытия самолета совершенно молниеносно оказаться на «Урании-2». На яхте действительно оказался Артур Чубаркин. После окончания медицинского института Артур, в силу необыкновенной общительности и подпираемый изнутри способностями, стремительно достиг высот профессии психотерапевта. Он возликовал, когда в «Шереметьево—2» увидел полный «Боинг» всяческого народа, отданный в его полное распоряжение на двадцать часов. Ну и, конечно, перелетая через всю Европу и Атлантику в Рио, Артур Чубаркин не тратил время на бессмысленное рассматривание облаков через окошко. Он знакомился со всеми. У него был вполне достаточный, в 20–30 слов, словарный запас, чтобы не мямлить, а вести интересный разговор на английском и держать на привязи любого собеседника. Физическим результатом всего этого явилось то, что бразильцы перевезли его сначала из аэропорта в город, потом пересадили в скоростной катер и повезли, проверяя каждую гавань и яхт-клубы, искать «Ура-нию-2». А те, кто не попал в число счастливчиков доставить Артура на русскую яхту, дали ему свои телефоны и пригласили в гости. Чубаркин радушно приглашал всех на «Ура-нию-2», сам толком не зная, где она в данный момент находится. Не успели мы обняться и переброситься первыми фразами, как пошли визитеры – кричали с набережной и интересовались, добрался ли Артур на яхту? Приехал со всей своей семьей (жена и пять пацанов) Юра – сын генсека Коммунистической Партии Бразилии, и следом его компаньон по бизнесу, с женой, соответственно. Посидели с нами на «Урании-2», остались довольны и сходу пригласили всю нашу команду в ресторан. Это был очень своевременный шаг, оцененный людьми, сидящими на макаронной диете.

Глава 8. В Южной Америке

Ожидая возвращения восставшего из пепла Боцмана, мы занимались двумя вещами – подготовкой яхты к дальнейшему плаванию и приемом Чубаркиновских гостей. На палубе были разложены для ремонта паруса, машинное отделение было распахнуто, и через люк были видны фигуры Валеры и Ивана, второй день пытающихся реанимировать дизель-генератор «44». Бразильские дети проходили инструктаж по технике безопасности и выпускались на палубу, где, тут же забыв ненужные инструкции, гоняли и визжали так, что их родители то и дело бегали наверх навести порядок. Дима с семьей пропадал в городе, с ними ходили Артур и Иван. Валера и Аркадий в основном находились на яхте. Такое, наметившееся еще на Канарах, социальное расслоение, продиктованное полным отсутствием карманных денег у последних, делало стоянки в портах невыносимыми. Я видел все это, но в силу своей косности не мог дать деньги из экспедиционной кассы, сам мучился этой ситуацией и ругал Боцмана, застрявшего в Ресифи.

Не решался вопрос отправки Лены и Женьки. Дима рассчитывал, что из Рио свободно и за маленькие деньги отправит дам в Австралию. Он был сориентирован на цены по «Аэрофлоту». Но «Аэрофлот» к моменту нашего прихода в Рио по причинам коммерческой конкуренции вынужден был покинуть эту благодатную страну. Дима посетил несколько авиакомпаний и возвращался оттуда в большой задумчивости – мы попали в то время, когда цены на авиаперелеты достигли просто астрономических цифр. И, погоревав с Димой на пару, решили везти дам дальше, спуститься еще на полторы тысячи миль южнее и уже из Буэнос-Айреса отправить их в Австралию. А пока, выискивая дешевые авиакомпании, мы забрели утром на знаменитый во всей Южной Америке пятикилометровый пляж Капакабана. Дима уже был тут днем раньше и поволок меня его показать. И тут я вспомнил Анталию, где мы с Людой два года назад провели прекраснейшие десять дней. Вспомнил я Анталию добрым словом, когда, перебегая через тройку скоростных шоссе и еле уворачиваясь от проносившихся вдоль моря машин, мы наконец-то погрузили свои ноги в горячий песок. Это был океанский пляж, с пологой длинной волной и замечательным прибоем, чего просто быть не может на морских пляжах, даже в той же Анталии. Пляж был хорош. Все другое – громадные отели и банки, шагнувшие прямо на песок Капакабаны, и эти шумные скоростные дороги могли быть предметом гордости самих бразильцев и уныния европейцев.

В один прекрасный день мы, сменив шорты на брюки и шлепанцы на более подходящую обувь, погрузились в две машины на набережной напротив «Урании-2» и отправились в ресторан. Это был «мясной» ресторан, которых много в Бразилии и еще больше в Аргентине, в котором тебе предлагается около сорока-пятидесяти различных блюд из мяса высшего качества. Подача тоже заслуживает внимания, так как вокруг длинного стола, за которым мы сидели, постоянно кружила вереница мужчин-официантов, держа в руках хитроумные приспособления с мясными блюдами, и по твоему желанию отрезали на твою тарелку приглянувшийся тебе кусок. Фоном к этой мясной кухне был шведский стол с таким ассортиментом, что можно было питаться здесь не одну неделю, ни разу не повторяясь. Юра, сын коммуниста, видимо, не разделял светлые идеи своего отца по построению счастливого коммунистического общества в Бразилии. Он несколько по-иному воспринял его уроки и теперь укреплял процветание собственной коммерческой фирмы. Тем не менее он с теплотой говорил о том периоде в несколько лет, когда они всей семьей жили в Москве под крылышком КПСС. Во всяком случае, такой поворот истории вполне устраивал экипаж «Урании-2», в противном случае мы тут так классно не угощались бы.

Мы хорошо посидели, и я был рад, что не забыл выпить перед этим две таблетки фестала, чтобы переварить тот объем мяса, спрессованный пивом и красным сухим вином, который принял желудок. Наши благодетели, Юра и Горацио, были в полном семейном составе, и поэтому за нашим длинным столом сидело не менее двадцати человек. Ребята интересовались нашим плаванием, и мы в короткие промежутки между тостами выдавали им информацию. Вегетарианец и переводчик Дима пожаловался на то, что, переводя туда и обратно, не успевает как следует закусить. Наверное, от этого он вдруг предложил мне везти дам в Антарктиду, а оттуда попутным кораблем они благополучно сами доберутся до Австралии! Хорошо, что хоть я закусывал, а то точно бы ударили по рукам и отправили наших дам куда подальше.

Стоило приехать Чубаркину, как все стали болеть. Причем это были в основном простудные заболевания, несмотря на дикую жару, от которой даже ночью было трудно заснуть. Артур днями сидел в кают-компании, сортировал лекарства и писал нам инструкции на будущее, чем и как болезни лечить. Он завел «Журнал приема больных» и записывал туда всех, их болезни и что он им прописал. Вообще было приятно поскулить, жалуясь Чубаркину на какую-нибудь болезнь, пусть пустяковую, и с радостью доверить ему свое тело. Нас можно было понять, мы долгое время были лишенны ласки, заботы, и тихого, успокаивающего слова. Артур в полной мере владел всем широким арсеналом врачевания, он был заботлив и мягок. Меня удивляла его ненавязчивая, но упорная забота, с которой он заставлял нас лечиться и, особенно, долечиваться.

Юра договорился, чтобы нас заправили соляркой в яхт-клубе с хорошей скидкой. В яхт-клубе было очень тесно для такой лодки, как «Урания-2», тем более, что вот уже как три года на ней отсутствовал задний ход. Но мы не подавали виду, что его у нас нет, слушали многочисленных советчиков из числа обслуживающего персонала яхт-клуба и поступали по-своему. Это позволило нам не потопить несколько стоящих рядом пластиковых игрушек, стоимостью как минимум по пятьсот тысяч каждая. Вообще, всегда, когда беда казалась неминуемой, я тут же успокаивался и делал, как оказывалось потом, все четко, ребята чувствовали это и тоже не «мельтешили» – и нас «проносило». После посещения яхт-клуба «Ура-нией-2», к нам начали относиться по-другому, и это было приятно в этой чужой стране.

Вскоре прилетел Боцман, здоровый и сияющий, несколько скованный в движениях, но, как сказал Чубаркин, это всего лишь реакция организма, которая исчезнет со временем. Боцман сходу, с блокнотом, карандашом и калькулятором, окунулся в свои закрома и уже к вечеру сообщил, что основного продукта, такого как рис, лапша, вермишель, пшено, сахар, мука, у нас около 220 килограммов. Этого должно хватить до Камчатки, а вот таких вкусных вещей, как тушенка, рыбные консервы, сгущенка, осталось на три-четыре недели. Оливки, галеты, печенье кончились, но зная Боцмана, нетрудно было догадаться, что он припрятал кое-что до поры. Наконец-то мы получили аргентинские визы, Боцман не попал в число их обладателей и с этого момента перешел на нелегальное положение, приготовив себе место за расходным танком в машинном отделении, где должен был находиться в момент пересечения границы Бразилии с Аргентиной.

С Валерой и Аркадием мы поднялись напоследок на «Сахарную Голову» и понаблюдали за полетом почти бесхвостых орлов, парящих в пространстве под нами в гонке друг за другом. Купили выборочно овощи и фрукты под общим названием «скоропорт», поставили печати в знакомой нам префектуре, и утром 19 декабря отвязались от бочки. Тихим ходом подались на выход из гавани Ботафогу.

Меня ждут: две женщины – моя мама и жена Людочка, мои дети Галка и Анка, брат Юрка и мои друзья. И я иду к ним в своей кругосветке. То, что стало откровением в экспедиции, – я совершенно не могу без них. Это пытка – и я буквально обливаюсь слезами, когда кручу колесо штурвала и гоню «Уранию-2» в океан, навстречу пологой и могучей зыби.

В середине Атлантики, хорошо продуло, и эта зыбь, в которой сейчас кувыркается яхта, пришла оттуда. Но пока я ухожу от своего дома все дальше и дальше, и уходить буду еще около четырех с половиной тысяч миль, до того, пока мы не упремся в Антарктиду. Ну, а после Беллинсгаузена мы только и будем делать, что идти к родному дому. И больше ничего! И больше ничего.

Какие-то дрова под лавкой, тряпки, банки, даже лопата для снега под ногами в кокпите возвращают меня к действительности. Все это крайне нужно Иван Ивановичу, эти орудия труда буквально роятся вокруг него. И страшно воняет с правого борта из воздушников семейного гальюна. Дима лежит пластом с температурой и зубами – откачать некому. Дамы уедут – закрою гальюн! Зову Ивана и указываю ему на бардак, который он развел в кокпите на боевом корабле. Иван молодец, он не спорит, он такие моменты понимает не хуже меня и быстро все рассовывает по местам. Боцман и Дима в этом случае принялись бы спорить. Боцман больше для проформы, а через некоторое время убрал бы в лучшем виде, а Дима был посерьезнее клиент, он как бы не понимал, почему к нему пристают, хотя был вроде как профессиональный моряк, который в первом же плавании начинает догадываться, что такое флот и начинает ощущать незыблемость Основных Понятий, действующих на любом корабле и мало измененных, скажем, за двести последних лет. И я опять почти обреченно думаю, что по мере того, как у нас будут таять силы, мы будем все агрессивнее отстаивать свои сиюминутные соображения. И я в состоянии попридерживать свою правоту и не пускаться по каждому случаю в полемику. И еще есть у нас мудрый Чубаркин Артур! Как хорошо, что он все-таки выбрался к нам, во-первых – свеженький, во-вторых до того умный – не на словах, а просто сам по жизни такой. Я видел, что он меня понимает и принимает и поэтому пройдет со мною до конца. Для меня осознание этого было маленьким духовным праздником здесь, в 30 тысячах километров от дома, без денег, почти без жратвы, в преддверии больших испытаний Южным океаном.

Тем временем мы ушли от берегов и пошли по волне на юго-юго-запад. Пришел ветер, большие волны стелились в направлении нашего пути, «Урания-2» под всеми парусами шла в бакштаг и временами выходила на фордак, подбрасывая рулевому адреналина в кровь, заставляя его молниеносно перекладывать руль, возвращая ее на более безопасный бакштаг. Волна накатывалась с кормы, задирая ее высоко в небо. «Урания-2» оказывалась сидящей между двух волн, как в люльке, и теперь вал, придя под корму, подхватывал яхту и ускорял ее ход, проходя под корпусом, вспениваясь впереди и выше бушприта. Яхта ныряла носом в образовавшуюся яму и неслась на гребне следующей волны в какой-то несуразной позе – носом вниз, пока следующая волна не выравнивала ее, и снова проваливала нос и уходила вперед. Мы хорошо бежали, делая по 30 миль за вахту, и вошли с этим ветром в ночь, и я опять остался с Артуром на его вахте, потому что у Димы поднялась температура. К утру ветер зашел, стало поддувать в морду с юга сильнее и сильнее. Пошли в берег.

Сдал вахту, лег, но через 40 минут будит Иван – нужно рифиться. Выхожу, Балерина вахта в непромоканцах, готовая к работе, снимаю штаны и в плавках – в бой. Зарифились, сняли передний стаксель. А чайки сидят стаями на воде! В южном полушарии не так, как у нас в северном. Здесь, когда крепко дует, чайки садятся на воду и пережидают шторм вплавь. Иногда накроет птицу пенным гребнем, она чуть отлетит в сторону и опять садится и пляшет на волне.

Обычно мы стремились уйти от берегов ради собственного спокойствия, а тут после трех дней по воле ветра и большой впадины южноамериканского материка оказались в 200 милях от берега. Я начал думать, как гасить эту составляющую, которая росла каждые сутки. Теперь нам не страшен был южный ветер, его можно было держать про запас, для возвращения к берегу. Он и пришел 22 декабря, даже раньше, чем я на это рассчитывал. В то время как «Ура-ния-2» с двумя стакселями, стоящими друг за другом, зарифленными гротом и бизанью, борясь со встречным ветром и волной, шла в двухстах милях от берегов Южной Америки, Иван, отстукивая радиоключом букву за буквой, втолковывал Валере Тимакову идею, рожденную ночью в моем воспаленном мозгу. В двух словах она выражала следующее: Тима, срочно беги и накрути хвоста Мар-футину, Кудряшову и маленько Инсарову, так как деньгами с их стороны не пахнет до сих пор!

Сложилось впечатление, что аргентинская служба погоды, которую принимал Иван, пользовалась одними и теми же цифрами и совала их в каждый прогноз (хотя в течение последней недели погода менялась по несколько раз кардинально), а скорость ветра давалась в одном и том же диапазоне 28–33 узла. И мы вспоминали, какие точные цифры всегда давали немцы и англичане, они подсказывали даже детали.

Ветер по-прежнему в морду, идем в берег. Яхту бьет волна, рангоут гремит и вибрирует. Ползаю по палубе с пассатижами, затягиваю мочки, проверяю талрепы.

Хуже нет, когда в такую погоду что-нибудь отвалится. Постепенно ветер отходит, позволяет идти уже 270 градусов, а потом и 250. Но тут «поплыл» Аркадий в своей носовой каюте. Пока мы были подводной лодкой, прорываясь через волну, через вентиляцию таранного отсека «Урания-2» приняла внутрь около трех тонн воды. Пришлось лечь на курс 300 и идти целый час вдоль волны, пока не откачали все из носового отсека. Аркадий в трансе: все черно-белые фотографии его выставки залиты морской водой, он рвет их и бросает на пол. Еле оторвали его от этого занятия, собрали фотографии и разложили их по каютам на просушку. Аркадий и без того в кризисе – за все время стоянки в Рио не написал ни строчки, пленки не проявлены, фотографии не отпечатаны. Он хочет найти в Буэнос-Айресе баптистов и просить их проявить наши пленки и отпечатать фото. Вот такие экспедиции бывают! Мне приходится только скрипеть зубами и молить Бога, чтобы дал нам ход и сохранил экипаж и лодку.