Текст книги "Внимание: граница!"

Автор книги: Георгий Сырма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Георгий Иванович Сырма
Внимание: граница!

Молодым воинам пограничникам,

сменившим на боевой вахте своих отцов,

с любовью посвящаю.

Литературная запись Н. Сухановой

Непростые метры

Никогда я не думал, что стану пограничником… Но время было такое, что чуть ли не каждый день менял нашу жизнь. До империалистической войны работал я пекарем. В гражданскую прошел путь от солдата до командира полка и в двадцать первом году вместе с такими же, как я, командирами был направлен на курсы комсостава в Харьков. Экзамены сдал хорошо, признан был годным командовать отдельной частью или соединением. И вдруг Михаил Васильевич Фрунзе объявляет о зачислении нас, тридцати человек, в войска ВЧК для охраны границы.

– Что же получается, товарищ командарм, – выразил нашу общую растерянность комполка Шамис, – командовали мы полками. Справлялись, кажется, неплохо. Благодарности имели. На курсах тоже неплохо учились. За что же нас понижают?

– Чины тут ни при чем, – спокойно сказал Фрунзе. – Вы большевики, и вам поручается особое задание партии. Условия работы на границе сложные. Здесь нужно не только умение стрелять и воевать.

– Но ведь мы, – сказал кто-то из нас, – никогда раньше не служили на границе.

– Да. Но вы умеете работать с людьми. Из трехсот человек мы отобрали тридцать именно по этому признаку. Пограничная служба – это прежде всего работа с людьми. Остальному придется учиться. Скажу вам только одно: Владимир Ильич и Феликс Эдмундович придают большое значение этому вопросу.

«Что ж, – думал я, слушая командарма, раз партия посылает нас на границу – значит, теперь этот участок приобретает особую важность. Значит, так надо».

По лицам товарищей я видел, что и они думают примерно то же.

– Завтра вы отправляетесь в Москву, к Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому. Желаю вам всего доброго! – сказал Фрунзе.

Итак, мы приняли новое назначение. Однако и в поезде, увозившем нас в Москву, мы все еще продолжали спорить:

– Интересно, на сколько же категорий нас понижают в должности?

– Тебе сказано – чины тут ни при чем!

– А я и не о чинах, а о работе. Что это за работа – маленький отряд!

– Ты сначала попробуй, потом говори!

– Опять начинай все сначала!

– Да и сможем ли мы еще?

– А вот с этого и начинай!

– Ничего! На войне смогли и здесь выдюжим.

И вот мы, наконец, в Москве, на Лубянке.

Представитель ВЧК провел нас в кабинет Феликса Эдмундовича. Комполка Шамис доложил Дзержинскому о нашем прибытии и вручил пакет. Феликс Эдмундович надорвал пакет, но читать не стал, каждому из нас пожал руку и предложил садиться. Очень тонкий, сухощавый, в гимнастерке, плотно его облегавшей, в сапогах с длинными голенищами, он казался высоким, хотя был, пожалуй, среднего роста. Пока товарищи рассаживались, я потихоньку разглядывал комнату. Мне интересно было, в какой обстановке работает и живет товарищ Дзержинский. Письменный стол с телефонным аппаратом, стулья, за небольшой ширмой узкая кровать, покрытая солдатским одеялом, столик с чайником и двумя мелкими тарелками…

Феликс Эдмундович сел в кресло, закурил, с усталой спокойной улыбкой наблюдая за нами. Шум постепенно умолк. Мы присмирели, ожидая, что скажет Дзержинский.

– Я думаю, настроение у вас не очень-то бодрое по поводу нового назначения. – Феликс Эдмундович внимательно посмотрел на нас.

Мы переглянулись: откуда он может это знать.

– И все-таки, – продолжал Дзержинский, – вам придется осваивать это новое дело. Вы знаете, как трудно было изгнать врагов с нашей земли. А сейчас перед нами не менее трудная задача – защитить завоеванное. По совету Владимира Ильича мы решили взять с ваших курсов товарищей, прошедших большую школу гражданской войны.

В это время зазвонил телефон. Феликс Эдмундович снял трубку.

– Здравствуйте, Владимир Ильич… Да, вот они у меня. Хорошо, сейчас я им скажу… – Положив трубку, Дзержинский объяснил: – Товарищ Ленин беспокоится. Он хочет вас видеть. Сейчас мы поедем в Кремль. Можете, если нужно, привести себя в порядок, а я пока распоряжусь, чтобы вам приготовили пропуска.

Собственно, приводить себя в порядок нам не требовалось: мы и в Харькове, и потом в вагоне вычистили одежду и сапоги чуть не до дырок. Другое нас беспокоило. Оставшись одни в кабинете Дзержинского, мы стали решать, кто и как должен отдать рапорт Владимиру Ильичу. Сошлись на том, что лучше всех это сделает комэск Иванов. Докладывал он всегда четко, спокойно, красиво, густым басистым голосом. И любо-дорого было смотреть при этом на его крупную широкоплечую фигуру.

– Нет, ребята, – отнекивался Иванов, – не могу. Как хотите, не могу. Я еще не видел Владимира Ильича, а уже волнуюсь. Я же зарапортуюсь!

Но мы настаивали, и Иванов согласился. Всю дорогу он шевелил губами – репетировал рапорт.

В бюро пропусков Кремля мы предъявили партийные билеты, и нас провели в зал. Мы расселись и почему-то все смотрели на маленькую боковую дверь, ожидая, что именно из нее выйдет Владимир Ильич. И действительно, открылась эта дверь. Вошел Владимир Ильич, улыбающийся, левая рука в кармане. Он глядел на нас, немного наклонив влево голову. Иванов быстро вскочил и скомандовал нам встать смирно. Мы вытянулись. Владимир Ильич вынул руку из кармана и тоже выпрямился, лицо его стало серьезным. Иванов подошел к товарищу Ленину четким строевым шагом, держа правую руку под козырек.

– Товарищ… – сказал он громким басистым голосом и вдруг смешался: ни по должности, ни по фамилии никак не мог назвать Владимира Ильича.

Мы обомлели.

– Товарищ… – снова попробовал отрапортовать Иванов и опять не смог. На вспыхнувшем его лице выступил пот.

Владимир Ильич сказал мягко:

– Ничего, ничего. Не волнуйтесь. Прошу садиться. Здравствуйте, товарищи.

– Здравия желаем!

Видя, что мы продолжаем стоять, Владимир Ильич сел и тут же обратился к Феликсу Эдмундовичу, давая, видимо, нам время прийти в себя:

– Феликс Эдмундович, мы их, наверное, уже замучили встречами?

– Да нет, Владимир Ильич, они пока не жалуются.

– Ничего не поделаешь, – улыбнулся нам Ленин, – придется потерпеть. Да вы рассаживайтесь поудобнее. Феликс Эдмундович, а об отдыхе их надо позаботиться.

Дзержинский ответил, что с жильем, отдыхом и питанием все будет сделано.

– Ну что ж, товарищи, – сказал Владимир Ильич, – постараюсь не задерживать вас долго. О международном положении докладывать не стану. Скажу только, что постепенно оно складывается в нашу пользу. Но как бы ни укреплялось наше положение, мы ни в коем случае не должны ослаблять границ. Вот почему так необходимо по-настоящему заняться подбором кадров командного состава для войск ВЧК, которые должны прийти на смену полевым частям, охраняющим границу.

Товарищ Ленин говорил, что Советской России не хватает опытных командиров на границе, но страна не имеет сейчас возможности создавать специальные школы и обучать в них будущих пограничников, потому что враги не станут ждать.

– Придется учиться прямо на границе, – объяснил Владимир Ильич. – Опыт у вас богатый, преданность делу пролетарской революции огромная. Думаем, вы освоите и это, новое для вас, дело. Сейчас все мы осваиваем новое, учимся. Партия решила доверить вам границу. Это не простые метры земли. Это красная черта, через которую ни один враг не должен пройти. Так ведь, Феликс Эдмундович?

– Только так, Владимир Ильич.

– По ту сторону красной черты капитализм и рабство. Наша страна как оазис в этой пустыне. Она влечет к себе не только честных людей. Всякого рода отребья буржуазного мира также будут стремиться к нам, чтобы отравить родник новой жизни. Вам придется разбираться, кто пришел к нам и зачем. Здесь нужна бдительность и еще раз бдительность. Охранять границу, пожалуй, трудней, чем воевать с противником… Чтобы выстроить здание, нужны огромные средства, а спалить это здание можно одной спичкой, которая стоит копейку.

Слушая Владимира Ильича, мы впервые представляли себе пограничную работу в неразрывной связи с делами всей страны.

– Революционный, политический переворот необходимо завершить, – говорил Ленин, – большой экономической работой. Враги тоже понимают это и будут пытаться засылать не только политических шпионов, но и диверсантов, а со временем и экономических разведчиков.

– Ну и главное, товарищи! Помните, что в своей работе вы должны опираться на народ. Вам нужно изучить не только местность, по которой проходит граница. Вам нужно очень хорошо знать жизнь людей этой местности. Без помощи людей, одни со своим отрядом вы ничего на границе не сделаете… Вот все, что я хотел вам сказать. Мы думаем, что вы оправдаете доверие партии. Желаю, дорогие товарищи, здоровья и успеха в вашем трудном, благородном деле! Верю, что границы нашей Родины будут закрыты на такой крепкий замок, что ни один враг не сумеет подобрать к нему ключ!

Товарищ Ленин спросил, есть ли к нему вопросы, но впечатление от этой встречи было у нас такое большое, что мы как-то забыли свои вопросы. Все они сейчас казались мелкими по сравнению с задачами, о которых рассказал Владимир Ильич.

Будни погранзаставы

Два года прослужил я на польской и румынской границе, а затем был направлен в Казахстан.

Шел 1924 год. Обстановка в пограничных районах Казахстана была трудной. В Китае, в Синьцзяне, находились остатки разгромленных белых войск. Их главари не собирались складывать оружие. С помощью капиталистических государств и их разведок они сколачивали новую армию, засылали к нам шпионов и провокаторов, поддерживали баев и кулаков и всячески подстрекали их на подрывную работу против Советской власти.

Ехал я к месту назначения долго и сложно. Правда, мне повезло: от станции Арысь на Фрунзе только что пустили поезд. Всю дорогу этот поезд сопровождали сотни верховых, специально прискакавшие из степей и пустынь посмотреть на чудо.

– Шайтан-арба! – кричали они с ужасом и восхищением.

К слову сказать, поезд в то время шел немногим быстрее лошади.

От Фрунзе я ехал уже подводой в течение нескольких дней. На ночь останавливались в караван-сараях – частных постоялых дворах.

Проезжали мы по такому узкому ущелью, что в одном месте, где был особенно крут поворот, нам с возчиком пришлось слезть и самим развернуть подводу. Когда же наконец выехали из ущелья, перед нами открылась громадная долина, поросшая высокой, чуть не в рост человека, бурой травой.

Пока возчик занимался лошадьми, я отошел в сторону и закурил. Бросил спичку на землю – и как все вокруг меня вспыхнет! Хорошо еще, что недалеко отошел от подводы. Выскочив из пламени на дорогу, я увидел бегущих к нам казахов.

– Шайтан! Ахмак! – кричали они, грозя кулаками. Было их человек сорок. Мой возчик тоже что-то кричал им по-казахски. «Ну, – подумал я, – наверное, бить бросятся». Но обошлось.

Немного отъехав, я спросил возчика:

– Что кричали казахи?

– Что, что! «Дьявол», кричали, «дурак», кричали. А я им: «Чего ругаетесь, он все одно по-казахски не понимает, новый человек в этих краях»… А ты тоже хорош, нашел где курить.

– Я же не знал, что здесь трава такая.

– Это же чий. Не трава, а порох. Мог бы и сам сгореть.

С тех пор я был уже осторожен в казахских степях.

Поселок, где я должен был нести службу, оказался небольшим – около сорока глинобитных домов у речки, узкой, как шомпол.

Вокруг невысокие горы. По ночам совсем близко выли волки. А днем тропки и скалы кишели змеями.

Сама застава размещалась в палатках. И канцелярия – с картой, макетом местности и документами – тоже была в палатке. Здесь я объяснял задание, отсюда направлял пограничников в наряд.

Было у нас на заставе и свое маленькое подсобное хозяйство и, конечно же, лошади и собаки. Впрочем, собаки, кроме сеттера Марса, были непородистые.

Как-то, проезжая зарослями у подножия горы, я увидел волчицу, метнувшуюся из кустов в сторону. Я уже хотел выстрелить в нее, как вдруг заметил под одним из кустов, в слежавшемся сене, крохотного волчонка. Он был еще слепой, но, когда я его взял, тот угрожающе заворчал. «Вот, кстати, – подумал я, – теперь можно будет вывести на заставе хорошую породу собак».

Марс встретил волчонка неприветливо: подобрался весь, даже куснул. Волчонок, скуля, отполз, а я прикрикнул:

– Нельзя, Марс! Не трогай.

Однако отношения у них оставались натянутыми. Нет-нет да и поцапаются друг с другом. Невзлюбили Сарты (так назвал я волчонка) и другие собаки.

Стоило ему появиться на заставе, как они бросались на него. Тогда Сарты садился на задние ноги и, оскалив пасть, грозно щелкал зубами. Чем больше вырастал волчонок, тем ожесточенней становились драки. И странное дело, хотя Сарты был крепким и сильным, верх одерживала собака: волк может повернуться только всем туловищем, собака гораздо гибче и быстрее в движениях.

Зато с людьми у него были наилучшие отношения. Особенно привязался он ко мне. Стоило мне его приласкать, как он заваливался на спину в полном блаженстве. Едва я уходил из дому, поднимался вой, и только с моим приходом прекращался. Я его сам кормил, и спал он под моей кроватью. Как-то ночью я услышал, что с потолка на пол шмякнулось что-то увесистое. В ту же секунду Сарты метнулся из-под кровати. Когда я включил фонарик, на полу лежала змея, уже задушенная волчонком.

Многие месяцы я кормил Сарты только молоком и хлебом, стараясь заглушить его природные наклонности. Но стоило выпустить волчонка, как ко мне уже шли с задушенной курицей. Удивительно, он никогда их не ел – задушит, растреплет и бросит. Тщетно я наказывал приемыша. Сарты чувствовал себя виноватым, однако в следующий раз повторялось все сначала. Приходилось либо запирать его, либо повсюду таскать за собой.

А хорошей породы собак мне так и не удалось вывести. Однажды моего волчонка подстрелил какой-то заезжий охотник, приняв его за дикого волка.

Граница проходила равниной, потом поднималась к перевалу. Как бы мы ни усиливали охрану, держать под постоянным контролем весь этот большой и трудный участок было трудно. Часто нарушали границу опиеробы – резчики мака. Опиеробы – из Китая и местные, – подряжаясь к хозяевам участков, добывали млечный сок из незрелых головок мака, а потом сбывали готовый опий за границу. Задерживая опиеробов, мы отбирали у них наркотик и взимали штраф. Часто сталкивались мы и с барымтой – воровским угоном скота от нас в Китай или из Китая на нашу территорию. Много возни было и со всякого другого рода контрабандистами, которые зачастую оказывались и шпионами, и диверсантами.

Очень скоро я убедился, как прав был Владимир Ильич, когда говорил нам, будущим пограничникам, что без связи с местным населением, с жителями, которые знают каждую тропку, каждую кочку, каждого человека, без помощи этого населения пограничнику не обойтись.

Все больше времени стал проводить я в поселках и аулах. Рассказывал местным жителям о Советской власти, о задачах пограничников, расспрашивал, как люди живут, как работают, что их волнует.

Несмотря на то, что в Казахстане, как и повсюду, установилась Советская власть, старые устои жизни были еще очень крепки. Баи, владельцы крупных отар и табунов, продолжали эксплуатировать батраков: сородич-бай выделял бедняку для пользования немного скота, и за это батрак работал на бая всю жизнь. Это называлось родовой помощью. Бай, его жены, дети и батраки со стадами коров, овец и лошадей постоянно кочевали с пастбища на пастбище.

Трудовой народ начинал уже объединяться в союз «Кошчи», союз бедняков, но в условиях послевоенной разрухи и родовых пережитков процесс этот шел медленно. Пока скот был у баев, пока быт оставался кочевым, батрак зависел от богача и боялся его ослушаться.

Сам бай работой себя не утруждал. Бывало, пока батраки и жены работают с утра до ночи, он сидит, развалившись, в юрте. Иногда выйдет наружу, потянет ноздрями воздух: не пахнет ли откуда дармовым угощением. Целый день рядом с юртой стоит готовая, оседланная лошадь на случай спешных новостей, которые мгновенно распространяются от кочевья к кочевью.

Вот появился всадник – бай уже выскочил из юрты.

– Эй-эй, куда едешь? – кричит он всаднику.

– Бешбармак есть! У бая Беримсака гости!

Баю собраться – одна минута. И вот уже и он скачет вслед за первым всадником. У бая Беримсака к этому времени благословили и зарезали барана. Гости чинно сидят, скрестив ноги, беседуют о том и о сем, ждут, пока сварится бешбармак. А там уже пошло угощение…

Меня, русского человека, большевика, особенно удивляло и возмущало полное бесправие и приниженность казахской женщины. Ни сидеть рядом с мужчиной, ни вымолвить слово, если к ней не обращаются, женщина не имела права. Баи имели по пять-шесть жен, которые были по сути дела рабынями. В то же время батрак часто вообще не мог жениться, потому что не мог заплатить калым.

Как-то у меня завязался разговор с казахами в одном из окрестных аулов.

В то время я еще плохо владел казахским языком, и переводчик мне попался неудачный: путался, мямлил. Тогда вызвался переводить мой рассказ молодой казах по имени Мушурбек.

Казахи внимательно слушали Мушурбека, было видно, что его уважают. Разговор сразу оживился. А начался он с того, что казахи мою лошадь похвалили. Я сказал, что у них тоже есть прекрасные лошади. Потом еще много о чем говорили: о преимуществах различных пород, о сбережении скота, о переходе на оседлый образ жизни и о том, почему богачи не хотят новых порядков, почему их поддерживают за границей. Мало-помалу речь зашла о том, как используют заграничные государства контрабандистов и что пограничникам нужна помощь местного населения.

– Вы теперь хозяева земли, помогайте же нам, пограничникам, – закончил я свою беседу.

Мушурбек перевел и прибавил от себя (это я понял, хотя и плохо еще, знал казахский язык):

– Мы должны выполнять указание Ленина и помогать пограничной охране.

– Рахмет Ленин-ата (спасибо Ленину-отцу), – сказал с чувством один казах, и остальные поддержали его:

– Рахмет! Рахмет!

Месяца два спустя в другом ауле я снова встретил Мушурбека. Он охотно вызвался снова помочь мне беседовать с казахами. На этот раз разговор шел о несправедливом семейном устройстве у казахов.

Люди расспрашивали меня, какая в Советской России семья.

– У нас, в России, – говорил я, – женщину не покупают и не продают, она выходит замуж по любви и уважению, пользуется теми же правами, что и мужчина.

После беседы Мушурбек подошел ко мне, но стеснялся заговорить. Я сам обратился к нему:

– Есть у тебя жена?

– Нет. Я не могу заплатить калым.

– А нравится тебе какая-нибудь девушка?

– Мне нравится одна девушка, но ее взял в жены бай.

– Сколько же лет этому баю?

– Может быть, пятьдесят, а может быть, шестьдесят.

– А девушке, которую он взял в жены?

– Ей двадцати еще нет. Она младшая жена.

– Вот ты, красивый, молодой, много счастья мог бы принести своей жене, но ты не можешь жениться. А у старого бая несколько жен. Разве это справедливо?

– Ты правду говоришь.

Через неделю Мушурбек пришел ко мне на заставу:

– Я хочу помогать тебе и Советской власти. Баи хитрые и коварные. Их нужно брать хитростью. Они много плохого замышляют против Советской власти.

– Приходи ко мне, когда узнаешь что-нибудь о проделках баев.

Крупная контрабанда

Однажды нам стало известно, что готовится очень крупная контрабанда – большая партия опия и золота. Владимир Ильич в беседе с нами подчеркивал, как нужно золото молодому нашему государству для строительства новой экономики. Советской властью в Казахстане принимались все меры к тому, чтобы пресечь утечку золота за границу, однако она все еще была довольно ощутимой. Спекулянты использовали контрабандистов для переправки награбленных у народа ценностей за границу. И вот теперь с такой контрабандой столкнулся я.

В этот раз, как стало известно, контрабанда готовилась совсем близко от заставы.

Зная, что разговоры о контрабанде все равно будут, контрабандисты использовали излюбленный свой прием – стали распускать противоречивые слухи: то говорили, что золото вывозить раздумали, то утверждали, что его не только повезут за границу, но при этом контрабанду будут сопровождать хорошо вооруженные басмачи. Я не обращал внимания на все эти слухи и пытался узнать подробности о готовящейся контрабанде. Однако у меня в руках не было даже ниточки, за которую можно ухватиться. Ни точного места подготовки контрабанды, ни времени выезда, ни пути, по которому пойдет контрабанда, мы не знали.

И тут я вспомнил о Мушурбеке. Он легко сходился с людьми, его уважали. Несколько раз он уже помогал мне. Разыскали Мушурбека.

Все серьезные разговоры казахи ведут за чаем. Привык к этому и я. Расспросив Мушурбека о его здоровье и здоровье родственников, пригласил выпить чаю. Затем рассказал о деле:

– Советской власти золото нужно, чтобы строить социализм. Но на этот раз золото может уйти за границу. Попытайся, Мушурбек, узнать, где готовится контрабанда.

– Я постараюсь, – сказал Мушурбек.

Через неделю Мушурбек приехал на заставу:

– Контрабанду готовят у бая Хакима. Это правда – там будет опий и золото.

С помощью Мушурбека нам удалось узнать маршрут, по которому будет двигаться контрабанда. Двадцать басмачей должны охранять ее. В чем и как везут драгоценности, установить не удалось.

В условленный день я выслал к перевалу под командой пограничника Калатура засаду из шести человек. Они должны были отвлечь на себя вооруженных басмачей. Четыре человека под командой моего заместителя Шалдина должны были задержать контрабандистов. И наконец, в случае, если бы они не успели, путь контрабандистам назад должен был отрезать я с двумя пограничниками.

Наблюдатель сообщил, что контрабанда движется к кочевью некоего Чуймала. Пограничники притаились в своих засадах.

Контрабандисты, остановившись у Чуймала, выслали басмачей вперед, к перевалу. И тут завязалась перестрелка с пограничниками.

Услышав выстрелы, шалдинская группа нагрянула на контрабандистов.

Когда я со своими пограничниками подъехал к кочевью Чуймала, задержанные баи уже сидели у юрты. Кроме Мушурбека и еще двух-трех молодых контрабандистов, все это были пожилые люди.

– Ну вот, Георгий Иванович, – сказал довольный Шалдин, – бешбармака, правда, не осталось, но зато есть на закуску гости. А мы слышим, – сказал он нарочно громко, – стреляют. Скачем. Смотрим: что-то много у Чуймала сегодня гостей. Не из-за них ли стрельба идет, подумали.

– Кто ваши гости? – спросил я Чуймала.

– Знакомые. Заехали – я угостил.

– Куда вы ехали? – обратился я к задержанным. – Что везете?

– Ехали по аулам. Немного подарков везем, немного товара.

– Товарищ Шалдин, проверьте вещи задержанных.

В сумках, висевших у седел, оказался опий.

– Куда везли опий? За границу собрались?

– Мы не хотели ехать за границу, начальник. Мы здесь хотели продать.

– Такое количество опия здесь не продашь. Зачем с вами были вооруженные?

– Какие вооруженные? Мы их не знаем.

Обыск продолжался, но, кроме опия, ничего не нашли. Обыскали все сумки, всю одежду, шапки, мягкие сапоги – золота нигде не было.

– Что ищешь, начальник? Что было, все нашел, – сказал старший из них.

«Как же так? – думаю. – Может, в последний момент раздумали везти золото?»

Пограничники из группы Калатура привели троих задержанных басмачей. Золота не было и у них.

Снова оглядел я арестованных. Еще раз обыскали их пограничники. Опять принялись за коней: осмотрели сумки, прощупали седла. Ничего!

И тут вдруг ударило мне в голову – а не может быть золота в луках седел?! У казахов луки седел деревянные, не то что наши – кавалерийские.

Стал я простукивать луки седел – и звук как будто не тот, и контрабандисты, вижу, заволновались, зашушукались.

– А ну-ка, разрубите, – велел я пограничнику.

Слышу: кто-то из арестованных сказал по-казахски:

– Кто мог донести начальнику?

– Молчи, начальник понимает по-казахски.

Пока искали топор, старший из контрабандистов сказал мне:

– Зачем, начальник, седло портить? Ты все уже нашел.

Наконец принесли топор. И точно – золото было в высоких деревянных луках седел: кресты, серьги, кольца, монеты…

Всего в этот раз мы изъяли контрабанды на двадцать пять тысяч рублей.