Текст книги "По материкам и океанам"

Автор книги: Георгий Кублицкий

* * *

Можно было бы рассказать еще о том, как на обратном пути блестяще выполнившая задание канонерская лодка встретила непроходимые льды и встала на зимовку; как после спуска паров буря неожиданно разбила ледовую преграду и как, снова собрав уже разобранную машину, моряки дерзнули пробиваться к Владивостоку.

Но мы лишь упомянем, что почти у самого выхода в Тихий океан, когда в топки пошли пеньковые тросы, олифа, краски и вообще все, что могло гореть, льды вдруг снова потащили канонерку на север, и угроза тяжелой зимовки без топлива стала почти неотвратимой. Хорошо, что остатки разбитой в бухте Уэлен шхуны и сырой плавник помогли кочегарам поддержать в котлах пар, для того чтобы корабль смог обогнуть скалы мыса Дежнева и выйти на открытую морскую дорогу.

Стоило бы также рассказать и о том, как советские люди освоили остров Врангеля и как советские ученые приблизились наконец к разгадке тайны «Земли Андреева». По мнению одних, Андреев видел большой остров Новая Сибирь, открытый окончательно гораздо позднее; другие считают, что Андреев обнаружил в океане один из гигантских ледяных островов, подобных тем, которые найдены и исследованы советскими полярниками в последние годы. Но все это уже выходит за рамки нашего короткого рассказа о полярном плавании советских моряков и о провале авантюры посланцев коронованных и некоронованных королей Англии и Америки.

ЗА НЕБЕСНЫМ ГОСТЕМ

– Но вы уверены, что то действительно был гигантский метеорит? Ведь, насколько я знаю, некоторые до сих пор отрицают это.

Тот, к кому был обращён вопрос, улыбнулся и ответил не без лукавства:

– В конце восемнадцатого века во французском городе Жульяке упал с неба камень. Все видели это. Городские власти тотчас написали о происшествии в Париж, в Академию наук. Но, по утверждению тогдашней науки, ничему падать с неба не полагалось. И академик Бертолле, докладывая другим ученым мужам о письме из города Жульяка, сказал: ах, как печально, что городские власти распространяют сказки, которые ничем разумным объяснить нельзя. Вот видите, с метеоритами всякое бывало…

– Однако, Леонид Алексеевич, – смеясь, возразил первый из собеседников, – если я напечатаю такой ответ в газете, ваши противники станут еще злее.

– Пусть… А вот, не угодно ли. В начале девятнадцатого века в Северной Америке упал на землю каменный дождь. Когда об этом доложили президенту Соединенных Штатов Джеферсону, тот рассердился и сказал, что все равно никогда не поверит, будто камни могут падать с неба. А было это спустя тридцать с лишним лет после того, как вот отсюда, с берегов Енисея, русский ученый Паллас привез в Петербург огромный железный метеорит, а член-корреспондент Российской Академии наук Хладный, отец метеоритики, доказал, что небесные тела падали, падают и будут падать на нашу планету.

Собеседники сидели в вагоне поезда, спешившего на восток. Поезд только что миновал город Красноярск, длинный мост через Енисей и теперь бежал мимо высоких гор, освещенных негреющим зимним солнцем. Окна вагона искрились морозными узорами, на снегу у насыпи синели голубые тени, дым над домиками разъезда поднимался неподвижными золотисто-розовыми столбами.

Корреспондент сибирской газеты, сердясь на тряску, записывал то, что рассказывал ему Леонид Алексеевич Кулик, начальник первой советской экспедиции, отправленной на поиски знаменитого тунгусского метеорита.

– Разумеется, в двадцатом веке никто не станет утверждать, что падение метеоритов – вещь невозможная, – продолжал Кулик. – Но тому метеориту, о котором говорим мы с вами, не повезло с самого начала.

И Кулик напомнил, что ранним утром 30 июня 1908 года, девятнадцать лет назад, тысячи людей видели, как огненное тело, более яркое, чем солнце, пронеслось над пространствами Центральной Сибири. Уже не тысячи, а десятки тысяч людей слышали при этом необыкновенный грохот. В глубоких подвалах Иркутской обсерватории особые приборы – сейсмографы – отметили сотрясение земной коры. Воздушная волна, образовавшаяся при этом, дважды обежала вокруг нашей планеты. Ее отметили многие обсерватории мира. Ночь после падения метеорита была необыкновенно светлой, белой. Не только в Сибири, но даже во многих городах Европы в полночь можно было читать на улицах газеты. Странные серебристые облака светились в небе. И все же…

Рассказчик замолчал. Корреспондент вопросительно посмотрел на него:

– Вы хотите сказать, что всего этого было мало, чтобы поверить в тунгусский метеорит?

– Нет, не в том дело. Поверить-то, может, и поверили, да что толку? Понимаете, нужно было бы тотчас отправить в Сибирь экспедицию. По горячим следам. Но кто это мог сделать? Царское правительство? Сами понимаете… И постепенно о метеорите стали забывать. Когда в 1921 году поехал я в первую советскую метеоритную экспедицию по Поволжью и Сибири, мне, между прочим, вручили листок из старого календаря. Смотрю – на обороте напечатана заметка о падении огромного метеорита около сибирского города Канска. «Нет дыма без огня, – говорят мне, – поезжайте, проверьте».

– И листок из старого календаря заставил вас начать поиски? – удивился корреспондент.

– Ну, не совсем так. Я только хочу сказать, что подлинная история падения метеорита уже забылась, но зато появилось много всякого вздора и вымысла. Вот и эта календарная заметка. Откуда пошло, что метеорит упал около Канска? А вот откуда. Шел на восток, примерно в тех местах, где мы сейчас едем, поезд. Когда пронесся метеорит, машинист перепугался и остановился прямо в поле. Пассажиры, пораженные необыкновенной яркостью метеорита, в один голос уверяли, что огненный шар упал «вот тут где-то», «поблизости у полотна железной дороги», и пока поезд стоял, даже бегали искать небесный камень. Зря бегали. Потом приезжали люди из Красноярска, из Иркутска и тоже ничего не нашли. И не могли найти. Метеорит-то упал не у Канска, как уверяли пассажиры и как с их слов сообщал листок из календаря, а совсем в другом месте.

– Где же?

– Гораздо севернее. На сотни километров.

– Так что же за фантазия пришла пассажирам в голову? Зачем было обманывать честной народ?

– Обманывать? Когда я приехал в Сибирь и стал расспрашивать жителей селений, расположенных куда севернее Канска, то они божились, что огненный шар упал если не у них за околицей, то уже не далее, чем в соседнем лесу…

– А-а, понимаю! Значит, на Землю пожаловало несколько метеоритов? Или это были осколки одного, главного?

– Не было осколков, не фантазируйте. Все видели один и тот же метеорит. Огромный, яркий. Такой яркий, что людям всюду казалось, будто он пролетел очень низко и, значит, должен был врезаться в землю где-то поблизости. Однако внимательное изучение ответов на письма, разосланные еще в 1908 году Иркутской обсерваторией, навело нас на правильный путь. Вот, смотрите.

Начальник экспедиции открыл полевую сумку и достал из нее аккуратно перевязанную пачку листков. Корреспондент придвинулся ближе. Листки были разные, чернила на некоторых из них уже успели выцвести.

– Пожалуйста, первый ответ, – сказал Кулик. – Его автор жил в Канске. «Находясь во дворе, я слышал в северо-восточной стороне сильный шум или гул, похожий на гром… Во время этого гула воздух пришел в сотрясение». Как видите, ничего особенного. Вот письмо с Ангары: «Были какие-то сильные удары, вроде громовых, от которых в рамах дрожали стекла, нагибались деревья… Местные крестьяне передавали, что они видели какой-то летевший в северной стороне огненный шар, от которого будто бы происходили такие сильные удары, вроде взрывов». Тут уже описывается более грозное явление. А вот, смотрите, это письмо из поселка севернее Ангары: «С неба прилетело что-то, повалило лес, после чего произошел пожар». Ну и дальше в таком же роде… Кстати, мне уже тогда удалось повидать людей, рассказывавших, что у лесного народа – эвенков – «небесный огонь» погубил оленей и выжег тайгу. Вот там, где это произошло, и следовало искать метеорит, а не в Канске и даже не на Ангаре. И по данным обсерватории центр таинственного «землетрясения», отмеченного приборами, также находился на севере, далеко от Канска. Астроном Вознесенский и сын знаменитого нашего академика геолог Обручев, побывавший на Подкаменной Тунгуске, уточнили место падения. Вот вам карта. Видите крестик? Должно быть, где-то здесь и упал наш метеорит. Или вот здесь, восточнее.

– Но как же вы попадете туда сейчас, зимой? Ведь это так далеко!

– Да, не близко, – согласился начальник экспедиции. – От Тайшета – кстати, мы там скоро будем – на санях проберусь к Ангаре по таежной дороге, а дальше… А дальше – посмотрим.

– Леонид Алексеевич, – неожиданно спросил корреспондент, – а что, очень хочется вам найти этот самый метеорит?

Кулик улыбнулся и сказал по-юношески простосердечно:

– Очень.

Помолчал и снова повторил:

– Очень.

С минуту оба слушали стук колес. За окном вагона уже синели сумерки. Первые звезды стремительно летели над верхушками черных елей. К ночи, как видно, собирался злой мороз. Корреспондент невольно поежился, представив, как его спутнику придется ночью выходить на маленькой станции, искать ночлег, рядиться с ямщиками…

– Хотите, – сказал вдруг Кулик, – я прочту вам стихи?

И, не дожидаясь ответа, начал:

 
Гром… Встрепенулась тайга и затихла.
Пламя. Свет солнца ослаб и померк,
С грохотом мчится по небу светило —
Сыпятся искры и тянется след…
Жуть. Тишина… Лишь удары несутся.
Облачко виснет у края небес.
Там у тунгусов олени пасутся,
Валит там воздухом девственный лес.
Мечутся люди и гибнут олени.
Рев и проклятья. А небо гремит.
Где же виновник всех этих явлений?
Где же тунгусский наш метеорит?
 

– Да, – неопределенно сказал корреспондент. – Стихи, в общем, недурные, с настроением…

– Перестаньте! – рассмеялся Кулик. – Стихи плохие. Очень плохие. Из меня не выйдет поэта. Но «где же тунгусский наш метеорит?» Вот в чем главное… Однако мне пора укладываться.

– Леонид Алексеевич, – заторопился корреспондент, – вы все о метеорите, а о себе – ни слова. Так нельзя.

– Что же вам рассказать? Учился в университете и в Лесном институте. По обвинению в революционной деятельности отсидел в крепости. Потом участвовал в экспедициях Академии наук. В войну 1914 года дрался с немцами. После демобилизации занялся метеоритикой – самой увлекательной, на мой взгляд, наукой в мире.

Последнее время доказывал, что тунгусский метеорит стоит того, чтобы снарядить на поиски его экспедицию. Как видите – доказал. Вот и всё.

– Граждане, Тайшет! – Кондуктор, впустив клубы пара, отправился с фонарем в тамбур.

Корреспондент вышел проводить своего спутника. Ночь была морозной. Жесткий снег скрипел под ногами. В бархатном небе переливались звезды. Оттуда, из черной бездны, прилетел на землю загадочный гость, которого хочет найти вот этот высокий, худощавый человек, в круглых очках, такой неуклюжий в мохнатой собачьей дохе.

Свисток обер-кондуктора был едва слышен сквозь меховые уши шапки.

– Леонид Алексеевич, дорогой! – Корреспондент крепко стиснул руку ученого. – Удачи вам всяческой.

– Спасибо, – растроганно ответил тот. Поезд, показав три красных огня последнего вагона, умчался в темноту.

* * *

Дорога от Тайшета на Ангару пересекала безмолвные таежные боры. Обоз шел по ней на север.

Потом началась охотничья тропа, уходившая от Ангары к реке Подкаменной Тунгуске. Часто попадались следы лосей, лисиц, росомах. После нескольких дней пути Кулик оказался у почти скрытых сугробами бревенчатых домов крохотного поселка. Он стоял на высоком берегу над неподвижной рекой. Это была таежная фактория Вановара. Тут кончались населенные места. Дальше простиралась дикая тайга. Там и упал гигантский метеорит.

На фактории Вановара в 1927 году, когда туда приехал Кулик, еще жили свидетели «небесного чуда». Вечером в избу, где он остановился, пришли русский крестьянин и таежный следопыт – эвенк.

– Ну, значит, так было дело, – неторопливо начал первый. – Сижу это я на крыльце, и вдруг в небе ка-а-к полыхнет! И от того, значит, огненного воспламенения стало горячо, будто на мне рубашка загорелась. А потом и грохнуло! Бросило меня с крыльца сажени на три, а как пришел в себя – батюшки! Дома трясутся, стекла летят, рамы ломает… Вот натерпелись страху-то…

Эвенк Илья Лючеткан неторопливо развязал шейный платок. Да, как же, Лючеткан очень хорошо знает, что натворил «он». Это слово рассказчик произнес с величайшей почтительностью.

Чум брата Лючеткана, старого Ивана, стоял возле речки Дилюшмы. Когда с неба упал «он», чум взлетел на воздух. Брата и его жену шибко подбросило вверх. Там же неподалеку другой родственник Лючеткана, сват Онкуль, пас оленей и держал разное добро в сарайчиках и лабазах, устроенных на столбах, чтобы не добрался зверь. «Он» пожег лабазы, а оленей «кончал».

– Шибко разорил «он» свата, ох, как шибко! – закончил Лючеткан.

– А как пройти туда, где «он» лес выжег? – нетерпеливо спросил Кулик.

– Зачем тебе знать?

– Хочу посмотреть, как «он» лес спалил. Эвенк неодобрительно покачал головой:

– Не ходи туда. Однако, шибко плохое место… Опять бог Огды рассердится. Опять тайгу жечь будет.

После новых настойчивых просьб Лючеткан с видимой неохотой сказал, что «он» упал где-то между речками Хушмо и Кимчу.

Ученый знал, что эвенки, которых советская власть недавно освободила от долголетнего гнета шаманов и кулаков, лишь начинают свою новую жизнь. Суеверия, предрассудки, темнота пока еще очень мешают этому трудолюбивому, одаренному народу. Ничего, и Лючеткан скоро поймет, что совсем не бог Огды виноват в лесном пожаре…

Кулик читал некогда дневники Кропоткина и помнил, как тому помогла карта, вырезанная на бересте ножом неграмотного эвенка. Он знал также, что эвенкам присуще поразительное «чувство местности», что, например, для обозначения различных особенностей и оттенков рельефа язык этого лесного народа включает больше понятий, чем язык любого географа-европейца. Раз Лючеткан сказал, что «он» упал у Хушмо, – значит, можно смело идти к Хушмо.

Но как идти? Не лучше ли попытаться проникнуть в таежную глушь немедленно, пока мороз сковал болота?

Куда там! Маленький караван навьюченных лошадей не смог пройти и десятка километров через заваленный снегом лес. Тут были нужны олени, «вездеходы тайги», с их широкими копытами. К тому же для оленя не надо брать овса или сена: он сам добывает себе корм из-под снега.

Вернувшись в Вановару, Кулик кое-как уговорил Лючеткана и эвенка Охчена довезти его на оленях до страшного места.

Что это был за поход! Видимо, Охчен в душе надеялся, что приехавший издалека сумасброд не выдержит долгой дороги и с полпути к спаленной огнем тайге велит возвращаться назад. Хитрец-проводник вставал поздно, долго, со смаком, пил чай, еще дольше собирался в путь, а пройдя немного, начинал охать и жаловаться на какие-то немыслимые болезни. После этого Охчен останавливал оленей и задолго до вечера устраивался на ночлег.

Но Кулик, отлично понимая, что его спутникам ужасно не хочется идти к «заколдованному» месту, где обитает бог огня Огды, проявлял поистине неистощимое терпение. Он даже делал вид, что очень доволен своими проводниками.

А между тем ему временами хотелось бросить эвенков и бежать на лыжах вперед, на север. Ведь маленький караван незаметно втянулся уже в зону бурелома.

На вершинах холмов тайга была начисто вырвана пронесшимся здесь два десятилетия назад, сверхураганом. Глядя на вывороченные черные корни, жутко распластавшиеся над переломленными, словно спичка, стволами, Кулик понял, почему суеверные эвенки боятся этих мест. И когда не только Охчен, но и более смелый Лючеткан решительно отказались идти дальше, он не стал настаивать.

– Хорошо, гирки, – сказал Кулик. (Он знал уже несколько эвенкийских слов и называл спутника «гирки» – друг, товарищ.) – Хорошо, мы не пойдем туда, где «он» упал. Но зато мы походим вокруг этого места. Ладно?

Лючеткан кивнул головой. Вокруг – это уже не так страшно…

Вдвоем они начали обход окрестных холмов и гор, всюду натыкаясь на мертвую, поваленную, сожженную тайгу. Все это натворил метеорит. Только он! Сибирь не знает таких ураганов, которые могли бы повалить, вырвать, переломать тысячи столетних, крепчайших лиственниц.

А эти толстые стволы и тонкие ветви, одинаково покрытые черным, обуглившимся слоем! Если бы тут прошел обычный лесной пожар, мелкие ветви не обуглились бы, а сгорели дотла. Только страшный, но мгновенный ожог мог обуглить их. Лес, обожженный метеоритом!

Раздумывая так, Кулик поднимался на довольно высокий хребет. Дело было уже в апреле, подтаявший снег налипал на лыжи. Отирая пот, струившийся из-под меховой шапки, Кулик вышел на гребень – и замер.

Перед ним лежало плоскогорье, покрытое мелкой редкой порослью и замкнутое цепью снежных гор. Взрослых деревьев здесь не было: их поваленные стволы лежали на земле. А по краям плоскогорья синела тайга.

Из-под горы, кряхтя, появился отставший эвенк. Осмотревшись, он подозрительно покосился на Кулика. Но тот равнодушно смотрел вдоль хребта.

– А что, амикан в здешних местах водится? Амиканом эвенки называют медведя.

– Есть, однако, маленько.

– А белка?

– Бывает, однако. Только нынче белка далеко ушла: шишка не уродилась, белке кушать нечего.

И эвенк стал рассказывать, как белка в поисках корма кочует из одного конца тайги в другой. Говорил он долго, а Кулик внимательно слушал. Наконец повесть о белке была окончена. Помолчали. Эвенк набил огромную трубку, искусно вырезанную из какого-то корня и украшенную медной крышкой с отверстиями. Покурил, ожидая вопросов. Кулик молчал и только рукой отмахивался от дыма: он чувствовал отвращение к табаку. И вдруг эвенк, не вытерпев, возбужденно заговорил, указывая рукой на далекие снежные горы:

– Там, сказывают, «он» лес валил во все стороны и всё палил, досюда палил, а дальше огонь не ходил…

Сказал – и осекся. Но Кулику и этого было достаточно. Слова эвенка только подтверждали то, что он видел сам. Если у гор «он» валил лес во все стороны, – значит, где-то там и был центр падения.

Но что это за горы? На карту надежда плоха – она составлена на глаз, по расспросам. Надо было найти какие-то знакомые ориентиры. Он припомнил разговор на фактории.

– Скажи, друг, речка Хушмо далеко течет от тех гор?

Эвенк посмотрел на снежные вершины хребта, напоминавшие сахарные головы:

– Видишь, гирки, дыру? Это ручей проделал, он в Хушмо впадает.

Среди гор темнела узкая долина. Отлично, один ориентир есть!

Терпеливо, по нескольку раз повторяя вопросы, Кулик выспросил у своего спутника все, что тот знал об окрестных хребтах и реках.

Следующие два дня, предоставив эвенкам наслаждаться чаем с утра до вечера, Кулик бродил по обожженным склонам с буссолью, делая съемку местности и обдумывая, что предпринять дальше. Конечно, лучше всего было бы проникнуть к заветным горам немедленно, пока не стаял снег.

Но суеверные эвенки не согласились на это. Лючеткан рассердился, замахал руками и наотрез отказался идти к «заколдованному месту». Кулик вернулся в Вановару, раздосадованный, злой.

Он снова смог выйти в тайгу лишь тогда, когда дружная, солнечная весна пожаловала в эти края. По мокрому снегу Кулик едва добрался до вздувшейся синеватой реки Чамбэ и стал здесь лагерем. Когда начался ледоход, два крепких плота были уже готовы.

На плотах разместились Кулик, его помощник, ангарские охотники с шестами в руках и таежный малорослый конь. Эвенк, кочевавший в этих местах, кричал с берега:

– Езжай, езжай! Как минешь Дилюшму, так будет Хушмо! Пройдешь по Хушмо две речки, Укогиткон и Ухагитту, а там будет Чургима, ручей Великого болота! Тут «он» землю ворочал…

Эвенк кричал еще что-то, но быстрое течение подхватило плоты, и конь громко, испуганно заржал. Через минуту эвенк остался один на берегу извилистой Чамбэ. Покачав головой, он отправился к себе в чум.

Вода то с размаху бросала плоты на ледяные «заторы», то несла их к «заломам» из перегородивших русло деревьев, подмытых половодьем. Багры и топоры минуты не лежали спокойно.

Как-то ночью, пока путники спали на берегу, один плот унесло вниз по реке, и его едва удалось догнать. Не раз на ночлегах Кулик просыпался от тревожных всхрапываний коня, который чуял медведей, кормившихся у весенней реки.

А потом шестнадцать дней конь и люди тянули плоты бечевой против течения порожистой речки Хушмо, то бредя в ледяной воде, то оставляя клочья одежды в густых прибрежных зарослях.

Кулик покидал ночные стоянки на рассвете, стараясь не будить ангарцев. Он поднимался на ближайший холм. Красноватое солнце в дымке испарений выплывало из-за дальних хребтов, освещая угрюмую таежную страну. Но сколько ни вглядывался Кулик, знакомых голых гор и темной впадины ущелья между ними нигде не было видно.

Подавив невольный вздох, Кулик брел к лагерю. Молчаливые ангарцы ни о чем не спрашивали его и впрягали коня в лямку…

Но однажды с холма открылись вдруг – и притом близко – горы, те самые горы. Правда, они не походили уже на сахарные головы, снег давно растаял, но Кулик не мог спутать их ни с какими другими на свете.

Плот пробирается по мрачному ущелью, куда едва втиснулся Хушмо. С темнобурых скал падает в реку светлая струя. Под ней белеет пласт нетающего льда.

– А ведь это, пожалуй, и есть Чургима, ручей Великого болота! – Кулик возбужденно потирает руки. – Причаливай, братцы, плот.

Пройдя вверх по ручью, экспедиция попадает в котловину, занятую огромным болотом. Вокруг – цепи голых гор, словно заштрихованных стволами поваленных деревьев. Кое-где в защищенных горами низинах стоят на корню черные, мертвые деревья; воздушная волна не сломала их, но они смертельно обожжены.

Разбили лагерь. Кулик начал кружить по горам вокруг котловины. И тут одно обстоятельство поразило его, будя догадку. Всюду – на севере, юге, востоке – поваленные стволы были обращены вершинами от котловины к горам. Котловина словно ощетинилась во все стороны.

Кулик сделал чертеж в записной книжке. Стрелки показывали, в какую сторону повален лес на сопках. Боже мой, да ведь метеорит ударил как раз в котловину!

Как струя воды, ударившись в плоскую поверхность, рассеивает брызги на все четыре стороны, так точно и струя из раскаленных газов с роем твердых тел вонзилась в землю и непосредственным воздействием, а также и взрывной отдачей произвела всю эту картину мощного разрушения. Вот откуда этот радиальный вывал леса, этот «веер» поваленной тайги.

Но где же самый центр падения?

В северо-восточной части котловины Кулик наткнулся на десятки кратеров-воронок, очень похожих по форме на те, которые можно наблюдать в телескоп на поверхности Луны. Не осколки ли метеорита образовали эти воронки?

Кулику хотелось тотчас немедленно начать раскопки. Но воронки сочились водой, их затянул мох. Чтобы отвести воду хотя бы из одного кратера, нужно было затратить много дней. А в лагере трясли мешки, собирая последние горсти муки…

– Давай, Леонид Алексеевич, сматывать удочки, а то сивку-бурку кушать придется. – Один из ангарцев кивнул на отощавшего коня.

…Через несколько дней люди, первыми в мире увидевшие место падения самого гигантского метеорита последних столетий, тронулись через тайгу в обратный путь.

* * *

Как быстро пролетел год!

Кулику казалось, что он только вчера покинул вот эту бревенчатую избу на фактории Вановара, где его теперь встретили, как старого знакомого, с искренним, но сдержанным сибирским радушием.

Далеко-далеко остался Ленинград, комнаты Минералогического музея Академии наук, кафедра с зеленой лампой, недоверчивые покашливания в зале.

Его доклад об открытии в тунгусской тайге убедил далеко не всех. Некоторые утверждали, что бурелом мог быть следом сильного циклона, что пожарище могло остаться после самого обычного лесного пожара, вспыхнувшего от удара молнии или костра охотника. Указывалось, что воронки, похожие на те, которые он обнаружил, встречаются и в других местах, где под тонким слоем мха дремлет вечная мерзлота.

Но академики Вернадский и Ферсман поддержали предложение об организации новой экспедиции, которая могла бы продолжить изучение котловины.

На трех лодках, названных «Кометой», «Болидом», «Метеором», Кулик решает спуститься от фактории Вановара по Подкаменной Тунгуске до устья Чамбэ, подняться по Чамбэ вверх бечевой, а дальше знакомым путем проникнуть по Хушмо к Великому болоту.

На пятый день экспедиция добирается до безымянного порога в низовьях Чамбэ. Реке тесно в каменном коридоре. Крутясь водоворотами, она несет пену.

Утром, когда розоватые отсветы зари пляшут на волнах, начинается самое трудное. Семь человек тянут лямку, восьмой сидит на руле. Первая лодка оказывается за порогом.

Вторая лодка – Кулика. Он сам садится за руль. Опасно? А где сказано, что начальник должен прятаться за спину других?

Лодка доходит до середины порога. В этот миг кто-то из «бурлаков», поскользнувшись, падает, толкая других. Бечева ослабевает, лодка мгновенно разворачивается поперек реки. Еще секунда – и в хлопьях пены мелькают темное дно перевернувшейся лодки и рука рулевого.

– Спасайте! Утонул! Ах ты, грех какой! Люди бегут к порогу, толкая друг друга.

– Гляди, выплыл!

– Где?.. Верно!

Ниже порога, ухватившись за веревку, брошенную с третьей лодки, выходит из воды знакомая высокая фигура. Кулик бледен, но добродушно улыбается:

– Вот это, называется, повезло! Посмотрите – целехоньки!

Он протягивает ладонь. На ладони – мокрые очки…

Добравшись до котловины Великого болота, экспедиция прежде всего построила лабаз и крохотную избушку – таежное зимовье.

В тот год летний зной погубил ягоды, высушил траву.

И без того унылый, мертвый лес стал еще мрачнее. Торчавшие кое-где на корню огромные высохшие стволы валились при первом крепком порыве ветра. Исчезли птицы, звери обходили котловину стороной. Только пискливые бурундуки – земляные белки – проворно носились по обгоревшим стволам да летучие мыши, охотившиеся за комарами, бесшумно чертили воздух после заката.

Кулик и его помощники делали топографическую съемку котловины. Поздней осенью, когда болота подмерзнут, ученый с помощью магнитометра предполагал «пощупать» воронки: если метеорит был железный, то чувствительный прибор обнаружил бы его осколки глубоко вонзившиеся в землю.

Но до осени было еще далеко, а в тайгу пришла беда. Экспедиция жила на голодном пайке с того дня, когда в пороге перевернулась лодка и погибла часть продуктов. Болтушка из муки, скудно заправленная маслом, два-три куска сахару – разве это настоящая еда для таежников? Охоты – никакой, ягод нет; мудрено ли, что болезнь непрошенной гостьей пожаловала в зимовье.

И вот через тайгу пробирается печальная процессия. Только Кулика пощадила болезнь, и, часто поглядывая на компас, он ведет остальных. Его высокая, чуть сутулая фигура мелькает между стволами. А ведь надо было продержаться всего какой-нибудь месяц до заморозков… Проклятая цынга!

Люди еле бредут по тайге, часто останавливаясь и отирая пот. Но уже видны домики Вановары. Теперь – к Енисею, где, сверкая яркими огнями, плывут на юг белые пассажирские пароходы. Однако проходит день, второй, третий, а начальник экспедиции не торопится с отплытием.

– Ну, Леонид Алексеевич, когда же в путь-дорогу? – спрашивает Кулика его помощник.

Кулик загадочно смотрит из-под стекол очков:

– Вам, да и всем остальным я бы советовал не задерживаться. С цынгой не шутят.

– «Вам»?!

– Вот именно. А я… Что вы так на меня смотрите? Я, пожалуй, вернусь к моему метеориту.

– Леонид Алексеевич! – почти сердито говорит помощник. – Это даже не фанатизм, это безумие, самоубийство! Одному в тайге!

Кулик спокойно улыбается:

– А почему одному? Вот товарищ Китьян тоже хочет своими глазами увидеть то место, где с неба упал камень.

Плотный, коренастый таежник, возившийся с ружьем в тени у забора, не спеша подходит к Кулику.

* * *

Скоро месяц, как Кулик и его новый помощник, охотник Китьян Васильев, живут в таежном зимовье. Темно в избушке. Чтобы записать что-либо, Кулику приходится каждый раз открывать дверь. Они донесли в зимовье железную печку, а стекло для окон сберечь так и не сумели. В лунную ночь – это было, кажется, на седьмой день обратного пути к Великому болоту – проснувшийся Кулик при свете чуть тлевшего костра увидел медведя, обнюхивавшего печку. Ученый потянулся к ружью. Зверь, быстро повернувшись на звук, раздавил прислоненные к печке два листа стекла и был таков.

По вечерам Кулик и Китьян раскладывали у входа в избушку едкий дымокур. Охотник рассказывал таежные были, Кулик вспоминал фронтовую жизнь, камеру-одиночку, свои скитания. Но больше всего у костра говорили о метеорите. Китьяну никогда не надоедали эти разговоры.

– Алексеич, – говорил он, глядя в осеннее небо, – а что, если все звезды на нас повалятся?

– Никогда этого не будет, Китьян, – отвечал Кулик.

– А ведь наш же вот упал…

– Эх, Китьян! Я же тебе говорил, что наш – не звезда, а метеорит. Метеориты – это, вероятно, обломки крупного небесного тела – планеты. Они носятся во вселенной, в межпланетном пространстве, и мы не видим их до тех пор, пока какой-нибудь из них не влетит в земную атмосферу. Знаешь, какова их скорость? Двадцать, а то и больше километров в секунду. Семьдесят тысяч километров в час! Вот ты идешь, и воздух для тебя совсем не помеха. А когда катишься с горы на санках – кажется, что тот же воздух стал гуще, плотнее.

– Верно, Алексеич. Аж дыхание захватывает.

– Ну вот. А для небесного гостя воздух – уже огромное препятствие. При трении о воздух метеорит так раскаляется, что начинает светиться и иногда сгорает весь, не долетев до Земли. Но наш-то с тобой не сгорел, нет! Он был слишком велик для этого. Он весил, наверно, многие тысячи тонн. Правда, он мог раздробиться при ударе, и поэтому найти хотя бы его обломок будет нелегко. Но все же мы попробуем, Китьян, а? Помнишь воронки, которые я тебе показывал? Пусть только подмерзнет!

Но зима заупрямилась и не шла в таежные края. Опять настали голодные дни. Сначала Китьян стрелял бурундуков, ловил рыбу в ручье. Но бурундуки скоро попрятались по гнездам на зиму, а рыба ушла в омуты Хушмо.

Как-то в конце сентября Кулик сказал Китьяну:

– Вот что, друг. Давай поделим остатки муки – и отправляйся-ка ты в Вановару. Не могу я больше морить тебя голодом.

Китьян побагровел:

– Сибиряку такие слова! Пришли вместе – и уйдем вместе. А умрем – так тоже вместе. А ты… Эх, ты…

Кулик шагнул к Китьяну, хотел обнять его, но тот увернулся, выскочил из избушки и долго еще дулся на ученого.

Болото не замерзло и в октябре. Снег оседал на черных стволах. В ночь, когда поднялась первая метель, Китьян разбудил Кулика: