Текст книги "Соловецкий монастырь и оборона Беломорья в XVI–XIX вв"

Автор книги: Георгий Фруменков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

§ 4. Конфискация государством монастырского имущества в 1764 году
Новые обязанности монастырского войска
Вооружение Соловецкого кремля и береговых крепостей в XVIII веке

Ништадтский мир изменил политическую карту Северо-Восточной Европы. Россия пробилась к Балтийскому морю, прорубила «окно» в Европу. Границы нашей Родины были отодвинуты дальше на Запад.

Петр переносит всю внешнюю торговлю с Северной Двины на Неву и делает новую столицу главным пунктом коммерческих сношений с Западной Европой.

В новых условиях XVIII века снижается военное значение Соловецкого монастыря. Беломорские острова отныне перестают быть пограничными.

Второй серьезный удар по оплоту Студеного моря нанес указ 1764 года о конфискации в пользу государства монастырских и церковных имений. От Соловецкого монастыря отобрали все его вотчинные владения в Поморье, в Двинском, Кольском, Устюжском, Каргопольском, Московском, Каширском и Бежецком уездах с более чем пятью тысячами крестьян мужского пола. Соловецкие земли вместе с населением были переданы в ведение Коллегии экономии. Монастырю оставили в вечное владение лишь двор со скотом в Сумском остроге и четыре сенных пожни для него.

Коллегия экономии изъяла оставшуюся в монастырской кассе неизрасходованную от прошлых лет всю денежную наличность – 35 300 р. 60 к. серебром.[264]264
  ЦГАДА, ф. 1201, оп. 5, ч. 2, 1764, д. 4636, лл. 34 об., 36.


[Закрыть] Это особенно взволновало братию. Отцы соборные послали коллективную жалобу в столицу. Они напоминали правительству о том, что Соловецкий монастырь «против прочих великороссийских монастырей в немалой отменности находится», и просили вернуть деньги, необходимые якобы для ремонта «самонужнейших монастырских ветхостей». Монахи тщатся доказать, что конфискованная сумма нажита монастырем честным путем, является его «трудовыми» доходами. Приводятся слагаемые конфискованных денежных накоплений: пожалования царей для поминовения родителей – 10 013 р. 33 1/2 к. (из них 5020 руб. подарил Иван Грозный), 2371 руб. поступил на эти же цели от знатных вкладчиков: патриархов, митрополитов, архиепископов, более двух третей изъятой суммы (22 916 р. 26 1/2 к.) составляли «доброхотные подаяния от христолюбцев за пение молебнов». Просители прибегали к завуалированным угрозам, заявляя, что если не вернут монастырские деньги, то исторические памятники старины на Соловках, подверженные воздействию разрушительных сил природы, придут в негодность.[265]265
  ЦГАДА, ф. 1201, оп. 5, ч. 2, 1764, д. 4636, лл. 60–61.


[Закрыть] Вдогонку за официальной бумагой, скрепленной подписями членом монастырского синклита, архимандрит направил частное письмо екатерининскому фавориту всемогущему временщику Г.Г. Орлову, в котором излагал обиду монастыря и просил графа помочь возвратить деньги, отвезенные соловецким казначеем в губернскую канцелярию.[266]266
  ЦГАДА, фонд госархива, разряд 18, 1767, д. 226, лл. 1–2.


[Закрыть]

Все эти действия оказались напрасными. Не для того правительство отобрало деньги у монастыря, чтобы через год-два вернуть их обратно. За убытки, связанные с секуляризацией, Соловецкий монастырь вознаградили тем, что указом от марта 1765 года его провозгласили ставропигиальным,[267]267
  ЦГАДА, ф. 1201, оп. 5, ч. 2, 1765, д. 4733, л. 2–2 об.


[Закрыть] то есть состоящим в непосредственном подчинении синоду, независимым от Архангельской епархии и местных архиепископов. В том же году Коллегия экономии вернула монастырю дворы: Архангелогородский, Вологодский, Устюжский, Сумский, Кемский, Сороцкий, а за год до этого к Соловкам навсегда приписали Анзерский и Голгофораспятский скиты,[268]268
  Летописец Соловецкий, стр. 114–115; ЦГИАЛ, ф. 797, оп. 4 д. 15909, л 9.


[Закрыть] величиной своею «подобящиеся монастырям».

Указ 1764 года коснулся и войска монастырского, но прежде чем сказать об этом, дадим короткую справку.

С конца XVII века правительство постепенно ликвидирует стрелецкие полки, просуществовавшие без малого полтораста лет, и заменяет их солдатскими формированиями.

В начале XVIII века солдаты сменили стрельцов в Соловецком монастыре. После окончания Северной войны численный состав солдат, состоявших на монастырской службе, уменьшился и колебался в разные годы до реформы 1764 года от 50 до 75 человек, а с детьми мужского пола старше семилетнего возраста доходил до сотни, временами даже переваливал через нее. В 1725 году при Сумском остроге и Кемском городке числилось 50 солдат, в 1747 г. – 62, в 1757 г. – 74.[269]269
  ЦГАДА, ф. 1201, оп. 5, ч. 1, 1725, д. 1160, лл. 6, 20 об.; 1747, д. 2355, лл. 5–6; ч. 2, 1757, д. 3448, лл. 2–38 об.


[Закрыть]

Солдаты, как и их предшественники – стрельцы, находились на монастырском денежном и натуральном довольствии. С конца 30-х годов XVIII века при расчете с солдатами монастырь стал пользоваться удвоенной 8-пудовой (в 8 четвериков) казенной четвертью. Каждый солдат получал за год 3 рубля денег, 4 четверти и 4 четверика хлеба. Выплачивалось жалованье два раза в год (1 сентября и 1 марта), а иногда по третям года. Как и стрельцы, солдаты имели в береговых крепостях дома, участки земли, свое подсобное хозяйство.[270]270
  ЦГАДА, ф. 1201, оп. 2, ч. 1, 1755, д. 104, л. 5 об.; оп. 5, ч. 1, 1747, д. 2264, лл. 5, 8, 10; оп. 2, ч. 1, 1751, д. 867, л. 18–18 об.


[Закрыть]

На время службы монастырь выдавал солдатам оружие, амуницию и кое-что из одежды. На каждого солдата был лицевой счет, сделанный по такому образцу: «Василий Матвеев Соханов, 19 лет, 1759 г., сентября 28 дня, дано ему: кафтан новый немецкий сермяжный, пуговицы вязаные шерстяные, полы подложены крашениной, обшлага и воротник василькового сукна, портупея яловичья новая, у нее пряжка, петелька и наконечник медные, крючок железный, шпага из графских, ефес железный, обвивка медная, ножни старые. Помянутый кафтан, портупею и шпагу солдат Василий Соханов принял и расписался».[271]271
  ЦГАДА, ф. 1201, оп. 5, ч. 2, 1757, д. 3448, л. 28; оп 5, ч 1, 1747, д. 2356.


[Закрыть]

При уходе в отставку или после смерти солдата все его воинское снаряжение сдавалось в оружейную палату. Просматривая записные тетради приказных старцев, убеждаешься, что оружием обеспечивались почти все солдаты, но ни один из них не получал полного комплекта обмундирования. В 1737 году из 41 солдата Сумского острога 4 человека имели по фузее и шпаге, 30 человек по фузее без шпаги, 2 человека по шпаге без фузеи и только 5 человек не имели никакого оружия. В 1760 году в раздаче 66 солдатам Сумского и Кемского городков находилось 33 фузеи, 10 бердышей, 64 шпаги, 63 портупеи, 26 темляков, 75 кафтанов, 7 камзолов и две пары штанов. Зимнюю одежду, обувь, недостающее летнее платье солдаты покупали за свой счет.[272]272
  ЦГАДА, ф. 1201, оп. 2, ч. 2, д. 1736, д. 1753, лл. 12–13; оп. 5, ч. 2, 1757, д. 3448, л. 39.


[Закрыть]

Срок службы монастырских солдат определен не был. Солдаты служили бессрочно, до тех пор, пока могли носить ружье и выполнять хозяйственные поручения.[273]273
  ЦГАДА, ф. 1201, оп. 5, ч. 1, 1751–1762, д. 2716, л. 4, 5; 1747, д. 2355, л. 5.


[Закрыть] Солдат Никита Евтюков прослужил 48 лет, Пантелей Зубков 33 года. Такие примеры не единичны. Поэтому среди соловецких ратников можно встретить солдат 60–70 и даже 80-летнего возраста. В 1747 году семь солдат сумского гарнизона насчитывало в общей сложности 436 лет.

Исключение из списочного состава отряда больных и престарелых производилось по личному заявлению солдат. Для примера приведем «доношение» архимандриту Геннадию упоминавшегося нами Никиты Евтюкова: «Служил я, нижайший, при Соловецком монастыре в солдатах с 1703 по сей 1751 год, итого 48 годов, а ныне за старостью и хворостью вышеписанной солдатской службы и работы понести ни по которой мере не могу. Того ради вашего высокопреподобия прошу, дабы соблаговолено было меня, нижайшего, от вышеупомянутой службы отставить и о сем моем прошении милостивую резолюцию учинить». Архимандрит-воевода рассматривал заявление и, если находил доводы вескими, приказом по войску увольнял просителя от солдатства, предлагал не посылать демобилизованного ни в какие монастырские труды и не выплачивать ему более жалованья. Исключенный из службы солдат должен был сдать «имеющуюся у него монастырскую амуницию и ружье во всякой чистоте» и мог жить при своем доме на своем пропитании. На место отставного солдата зачислялся достойный молодой человек из солдатских детей.

Личный состав монастырского войска пополнялся и обновлялся исключительно за счет естественного прироста. Дети солдат зачислялись на места больных, престарелых или умерших отцов. Позднее этот принцип будет положен в основу комплектования печально знаменитых военных поселений.

До 7 лет солдатские дети находились в семье на иждивении родителей. С 7, а иногда с 9 – 12 лет солдатские дети мужского пола обучались в монастыре или в прибрежных крепостях российской грамоте, чтению, нотному пению, письму,[274]274
  В архиве Соловецкого монастыря сохранились ведомости учета успеваемости учеников (ЦГАДА, ф. 1201, оп. 5, ч. 2, 1767, д. 4862), расписание учебных занятий (ЦГАДА, ф. 1201, оп. 2, ч. 2, 1736, л. 15–15 об.).


[Закрыть] различным ремесленным специальностям – иконописному художеству, чеботному, канатному мастерству, столярному, медному, печатному делу, словом, готовились в солдаты и рассматривались начальством как резерв для пополнения и омоложения отряда.

В период учебы дети получали от монастыря содержание, размер которого устанавливался архимандритом: обычно жалованье «половинное против одного солдата». Выдавалось оно «до совершенного их возраста и до выучки» родителям или членам семьи по «верющему письму».

С 15–16 до 20–23 лет солдатские дети зачислялись на высвобождающиеся места в действительные монастырские солдаты. Поступление в солдаты оформлялось таким же путем, как и исключение из войска. Солдатский сын подавал заявление на имя архимандрита с просьбой определить его в солдаты и назначить полный паек. Десятки таких прошений можно найти в архивных делах. Вот «доношение» Григория Васильева – сына Маселгина от 16 августа 1747 года: «Обретаюсь я, нижайший, в Соловецком монастыре девять лет неисходно и обучился грамоте и пению нотному и, труждаясь в соборе в крылосных трудах, к тому же обучился и печатанью листов чудотворных, и в солдатскую службу неопределен. От рождения мне, нижайшему, 23 года. И оную солдатскую службу и монастырскую всякую работу понести я, нижайший, могу. Того ради вашего высокопреподобия с покорностью прошу, дабы повелено было меня, нижайшего, поверстать в солдатскую службу и против монастырских солдат определить хлебным и денежным жалованьем и о сем моем прошении милостивое распоряжение учините». Начальник монастыря разбирал заявление, в сомнительных случаях запрашивал характеристику на просителя у старосты той службы, где стажировался кандидат и, если считал, что юноша в состоянии нести «солдатскую должность», издавал приказ о зачислении его в солдаты и назначал полный оклад. Перевод в солдаты рассматривался как вознаграждение «за многие к монастырю труды».[275]275
  ЦГАДА, ф. 1201, оп. 5, ч. 1, 1747, д. 2264, л. 10.


[Закрыть]

Принятый в солдаты сдавал казенное рабочее платье и обувь и получал по ордеру коменданта крепости под расписку оружие. Начальнику инвалидной команды приказывалось обучать новобранцев «военной экзерциции по военному артикулу как надлежит неотменно».[276]276
  ЦГАДА, ф. 1201, оп. 2, ч. 1, 1755, д. 104, л. 6; ф. 1201, оп. 2. ч.1, 1770, д. 275, л. 17 об. и т. д.


[Закрыть]

В XVIII веке монастырским солдатам почти не приходилось воевать. Поморье не подвергалось разорительным нашествиям неприятелей. Меч отдыхал, но солдаты не сидели сложа руки. Они своим трудом обогащали «дом божий»:[277]277
  ЦГАДА, ф. 1201, оп. 5, ч. 1, 1749, д. 2651; ч. 2, 1764–1765, д. 4652; оп. 4, середина XVIII века, д. 711; оп. 5, ч. 1, 1752, д. 2831; ч. 2, 1760, д. 3893, лл. 16 об. – 17; оп. 4, 1760, д. 557, лл. 74 об. – 75.


[Закрыть] обслуживали ладьи,[278]278
  В начале XVIII в. только на одной ладье «Св. Филипп митрополит» работало 7 солдат (ЦГАДА, ф. 1201, оп. 4, д. 710, л. 2).


[Закрыть] делали кирпич, стояли на караулах. Жены солдат чистили перо, дети приобретали специальности и работали. Все были при деле. До нас дошли записные тетради капрала Алексея Маселгина о ежедневных распределениях по работам и караулам солдат Сумского и Кемского городков. Они дают полное представление о том, как и где использовались солдаты. Возьмем тетради за 1760 год. В Кеми в это время было 17, а в Суме 51 солдат. Что они делали в летние месяцы? 1 августа, например, кемские солдаты были «расписаны» по таким работам: Лев Мошников и Матвей Умбачев находились при каменном деле, Иван Евтифеев, Ефим и Матвей Зубковы – при ладейной конопатке, Михаиле Зубков, Петр Умбачев, Лука Кириков, Лазарь Бугаев, Василий Мошников, Мина Кочнев и Лазарь Кириков работали на ладье, Федор Умбачев делал кирпич, Пантелей Зубков стоял на карауле, Евстрат Зубков делал из оленин замшу, Петр Егоров был в кузнице, Иван Мошников болел. 24 сентября сумские солдаты находились в следующих службах: на ладьях – 6 человек, в соборной головщиками – 5, на карауле – 4, в столярной – 3, в келье архимандричьей – 2, в отъезде – 2, в иконной – 3, в кузнице – 4, собирал налоги – 1, работал в наряде – 1, пряли канаты – 8, делали фундамент под сарай – 9, в вощаной занят – 1, в портной – I, на карауле при устье реки стоял 1 солдат.

К числу ответственных поручений, которые давал монастырь солдатам, относится сбор недоимок и налогов с вотчинных крестьян.[279]279
  ЦГАДА, ф. 1201, оп. 5, ч. 1, 1747, д. 2307, л. 1 об; ч. 2, 1754–1755, д. 3001, л. 4.


[Закрыть] Только в 1747 году солдатам поручили взыскать с крестьян монастырских волостей около одной тысячи рублей денег. Солдат, командированный для этой цели, получал строгое наставление взимать налоги «сполна без доимки». Солдат-сборщик предупреждался, что если он «в том сборе учнет кому чинить какое послабление и поноровку для своих бездельных корыстей или будет пьянствовать… и ко взяткам касаться и за то жестоко штрафован будет, несмотря ни на какие его отговорки».

Как видим, главной обязанностью монастырских солдат в XVIII веке была не боевая учеба и оборона Поморья, а работа на мироеда-хозяина. Монастырь эксплуатировал привыкших к военной дисциплине солдат на самых трудоемких процессах и использовал их в качестве полицейской силы для выколачивания налогов, всевозможных сборов и недоимок со своих крестьян.

Материальное положение монастырских солдат было тяжелым. Жалованья не хватало, и они постоянно обращались к монастырю за займами.[280]280
  ЦГАДА, ф. 1201, оп. 2, ч. 2, 1736, д. 1753, л 51, оп 5, ч. 1, 1734–1735, д. 1498, лл. 3–6; ч. 2, 1760, д. 3890, л. 4; 1761, д. 4196, л. 13.


[Закрыть] В 1733 году 29 солдат взяли хлеб в долг. В 1734 году 49 солдат брали рожь «в зачет жалованья». При получении 16 кемскими солдатами денежного жалованья за первую половину 1760 года у 11 из них удерживались долги от 15 коп. до одного рубля на общую сумму 6 р. 65 к. В следующем году у половины солдат Кемского городка удерживался долг с мартовской доли жалованья. У Ефрема Зубкова весь полугодовой денежный оклад ушел на погашение долга. Число таких примеров можно умножить.

Беспросветная жизнь вызывала недовольство солдат и сетование на горькую долю. В июне 1733 года сумские солдаты подали Соловецкому архимандриту коллективную петицию, в которой жаловались на то, что военная служба из года в год усложняется, а оклад остается неизменным. Напоминая о тех днях, когда их деды и отцы не отягощались работами, проводили не все лето в монастыре и зимовали там редко, солдаты писали: «А ныне мы, нижайшие, работаем и служим у вашего преподобия в Соловецком монастыре на каждый год более полугодишного времени безысходно… також де и зимними монастырскими вашими при Сумском и Кемском городках работами и посылками вельми отягощены».[281]281
  ЦГАДА, ф. 1201, оп. 2, ч. 2, 1736, д. 1753, л. 46.


[Закрыть] Просители хотели уменьшения работ и повышения жалования. Письмо подписало 38 солдат из 41, находившегося в Суме.

Жалобами и просьбами исчерпывались возмущения солдат. Ни одного активного выступления солдат против произвола и деспотизма монастырских властей в XVIII веке не произошло.

Указ 1764 года радикально решил вопрос о церковных землях и крестьянах. Можно было думать, что он столь же решительно изменит положение соловецкого войска, составлявшего часть вотчинного населения. Но этого не случилось. Первоначально правительство придерживалось того мнения, что нужно лишить монастырь права иметь свою вооруженную силу. Эта точка зрения нашла отражение в первой редакции указа 1764 года. Но монастырь не хотел терять воинов-работников. Архимандрит Досифей просил «учрежденную о церковных имениях комиссию» пересмотреть вопрос и сохранить солдат в монастыре. Свое доношение архимандрит-комендант подкреплял и обосновывал ссылками на жалованные грамоты прежних царей. Просьба монастыря была признана убедительной. 11 сентября 1764 года комиссия представила Екатерине II новый доклад такого содержания: «Соловецкого монастыря архимандрит Досифей просит, чтоб по силе жалованных грамот на прежнем основании при оном монастыре оставить из давних времен имеющихся солдат для оберегательства как монастыря и вотчин, так и порубежного Сумского острога и Кемского городка с присудом, яко приморских мест, от неприятельских нападений, и поимки воров и разбойников, и содержания присылаемых по указам из разных мест в тюрьмы под арест и в работу ссыльных людей… А в данной во оный монастырь в 1693 году, мая 31 дня, грамоте (с коей из св. синода в комиссию копия прислана) между прочим значится, что по прежним великих государей жалованным грамотам во оном Соловецком монастыре, в Сумском остроге и в Кемском городке для береженья от прихода воинских людей устроено стрельцов 125 человек, для чего оною грамотою и положенных с вотчин реченного Соловецкого монастыря стрелецких денег брать не велено. В учиненных же комиссией и вашим и. в. высочайше конфирмированных о монастырях штатах в том Соловецком монастыре вышетребуемого числа солдат комиссией не положено потому, что тогда об оном было неизвестно и от реченного архимандрита прошения не было. А ныне комиссия, уважая означенные жалованные в тот монастырь грамоты и предписанное архимандричье представление, за справедливое почитает в. и. в. всеподданейше представить – не соизволите ли означенным имеющимся во оном Соловецком монастыре солдатам и их детям ныне и впредь в силу упомянутых жалованных грамот остаться на прежнем основании и жалованьи, которое и производить им из доходов Коллегии экономии». На ходатайстве появилась царская резолюция: «Быть по сему». Правительство отступило…

9 октября 1764 года комиссия уведомила монастырские власти, что вопрос решен в их пользу. Соловецкая воинская команда по-прежнему осталась введении архимандрита. Единственное новшество, не менявшее существа дела, состояло в том, что солдаты снимались с монастырского хлебного и денежного довольствия и поступали на содержание того учреждения, к которому перешли обширные монастырские угодья. Отныне жалованье воинским чинам выплачивала Коллегия экономии из своих доходов.[282]282
  ЦГИАЛ, ф. 797, оп. 2, 1815, д. 5540, л. 43; ЦГАДА, ф. 1201, оп. 2, ч. 2, д. 1926, л. 34; оп. 5, ч 2, 1764, д. 4636, лл. 64–71.


[Закрыть] Обмундирование же солдатам не выдавалось, и они должны были покупать одежду и обувь.

Численность команды монастыря определялась законом 1764 года в 125 человек.[283]283
  ЦГАДА, ф. 1201, оп. 2, ч 2, д. 1926, лл 2, 10 об., 44; 1781 д. 1513, л. 9.


[Закрыть]

Половинчатое решение вопроса о воинской команде, дислоцирующейся на островах и в береговых укреплениях, привело к неопределенности в ее положении. Такое не могло продолжаться бесконечно. Через 17 лет правительство повелело вовсе изъять солдат из ведения соловецких настоятелей и передать их в полное распоряжение военного начальства. 8 марта 1781 года Ярославский и Вологодский генерал-губернатор Мельгунов следующим отношением довел до сведения архимандрита Иеронима об этом распоряжении Екатерины: «Е. и. в. высочайше указать соизволила находящимся при Соловецком монастыре солдатам быть в ведомстве моем и для того прошу меня уведомить, сколько вам из оных солдат для употребления в самом монастыре надобно и на какие именно потребности; почему о командовании их и повеление от меня дано будет Онежскому городничему, а между тем которые солдаты ныне находятся в самом монастыре, тех предписано оставить во оном же монастыре».

Военную власть у настоятелей отняли, но сами крепостные сооружения, пушки и другое оружие осталось собственностью монахов.

По предписанию Мельгунова, на остров прибыл прапорщик Архангелогородского первого батальона Василий Иванов, который принял монастырских солдат «в свою команду» для несения ими службы по военным уставам и законам.[284]284
  Летописец Соловецкий, стр. 117.


[Закрыть]

Списочный состав отряда, сданного Иванову, был 109 человек. В это число, кроме боеспособных людей, входили старики и больные, а также 19 малолетних солдатских детей мужского пола, находившихся на содержании отцов, и двое увечных (хромых). На жалованьи состояло 88 человек: 17 подростков и 71 взрослый мужчина. Среди последних встречались пожилые и больные люди. Так, Федору Иконникову было 62 года. Против его имени находим следующую запись: «По старости лет и от болезни в голове щеки искривились, что и говорить едва может и пищу с нуждою употребляет. К службе не способен». Солдат Андрей Иванов, 57 лет, имел «внутреннюю животную болезнь и по старости лет к службе не способен». Такая же пометка против имени Ивана Титова, 58 лет: «Имеет в голове ломоть и частый обморок от ушибления в малолетстве, от чего и рубец на лбу есть, и напущается в очи кровь, и от того левый глаз не видит». У 38-летнего сумского солдата Якова Маселгина «за давнею в ногах внутреннюю болезнью оные высохли, во рту от болезни ж зубы все ослаблены». Евстрат Зубков, 43 лет, был «крив правым глазом». Дряхлых и больных солдат с подобными примечаниями против их фамилий насчитывалось 14 человек.[285]285
  ЦГАДА, ф. 1201, оп 2, ч. 2, д. 1926, лл. 6–6 об.; 1781, д. 1513, лл. 10–10 об., 11.


[Закрыть] Если к этому числу приплюсовать детей, увечных и сумму вычесть из 109, то останется 57 имен.

Указы 1764 и 1781 годов не внесли существенных изменений в обязанности солдат, сохранили старый порядок комплектования войска и не сократили срока солдатчины.[286]286
  ГААО, ф. 1, оп. 2, т. 1-а, 1789–1791, д. 243, ли. 13–13 об., 42 об.


[Закрыть] В 1790 году солдатский стаж Ивана Черепанова разнялся 53 годам. Иван Титов продолжал тянуть солдатскую лямку после полувековой службы.

Часть личного состава (28 человек), поступившего под начальство офицера, охраняла ссыльных и заключенных,[287]287
  ЦГАДА, ф. 1201, оп. 2, ч. 2, д. 1926, л. 10; 2–2 об.


[Закрыть] часть содержала караулы в самом монастыре при Святых, Никольских, Архангельских и Рыбных воротах, при пороховой, ружейной, ризной и прочих кладовых палатах да в Сумском остроге и в Кемском городке сторожила такие же пороховые, ружейные и хлебные магазины. Отдельные солдаты охраняли присылаемых зимой в Сумский острог арестантов до открытия навигации, весной доставляли их на остров, использовались «для поимки какого нечаянно случающегося тех ссылочных людей побегу», сопровождали колодников в разные присутственные места и т. д.

Против штата, установленного указом 1764 года, монастырь имел большой недокомплект солдат:[288]288
  ЦГАДА, ф. 1201, оп. 2, ч. 1, д. 308, л. 36; оп. 5, ч. 2, 1788–1789, д. 5435, л. 3; оп. 2, ч 1, 1790, д. 1929, л 38; ч. 2, д. 1926, л. 4.


[Закрыть] в 1773 году на жалованьи было вместе с детьми 86 человек, в 1788 г. – 85, в 1790 г. – 88 человек и т. д. Частично этим можно объяснить непомерную тяжесть военной службы при монастыре. Каждый солдат нес службу за двоих. На это указывают многочисленные солдатские жалобы, хранящиеся в подлинниках в архиве Соловецкого монастыря. Приведем одну характерную жалобу. 13 апреля 1787 года солдаты монастырской команды, находившиеся в Кеми, подали архимандриту прошение следующего содержания: «…Посланы мы, нижеподписавшиеся, в здешний городовой караул, где и находимся с прошедшего августа по нынешний апрель месяц, а как за недовольствием полного штата солдат имеемся быть бессменно на караулах, а по рассуждению зимнего времени и великих тягостей все мы пришли в изнеможение, в чем имеем большую нужду к сему прошению. Того ради вашего высокопреподобия просим дабы соблаговолено было снабдить нас сменою и о сем нашем прошении учинить отеческое милосердие и резолюцию». Письмо скреплено подписью грамотного солдата Петра Евтифеева, расписавшегося по поручению своих товарищей за всех их. Из дела не видно, как было разрешено законное требование солдат и рассматривалось ли оно вообще. Можно думать, что приведенное прошение, как и другие жалобы солдат, было положено под сукно.

Служба солдат была нелегкой, но отягощала не столько она, сколько работа на «святую обитель». Правительственные реформы 60–80 годов XVIII века превратили солдат в даровых работников монастыря. Государство содержало солдат, а они трудились на монахов. Многие солдаты были обучены «собственным тое обители коштом из христолюбивого подаяния», как любил подчеркивать «бессребреник»-архимандрит, различным монастырским нуждам – строительным специальностям и «потребным художествам»: иконописному, серебряному, резному по дереву, столярному, медному, кузнечному и т. д. В свободное от несения караульной службы время монастырь по-прежнему эксплуатировал их, как сезонных подневольных работников. Летом они были лоцманами, матросами, грузчиками, разнорабочими на четырех мореходных монастырских ладьях – привозили из Архангельска, Онеги и других мест известковый камень, лес, продовольственные товары, чинили церкви и ограду. Отдельные солдаты (Василий Соханов, Исидор Корнилов) посылались в Петербург для поднесения подарков высокопоставленным лицам и закупок для монастыря.

За службу солдатам платила жалованье казна. С 1764 года Архангельская губернская канцелярия два раза в год выдавала монастырю на солдат и их детей, находившихся при деле, денежный оклад (по 3 руб. в год) и за хлеб деньгами по существовавшим в момент расчета на архангельском рынке ценам:[289]289
  ЦГАДА, ф. 1201, оп. 5, ч. 2, 1764–1766, д. 4639, л. 10; оп. 2, ч. 1, 1775, д. 346, л. 23; оп. 5, ч 2, 1780–1781, д. 5203, лл. 21, 7; 1788–1789, д. 5435, лл. 3–3 об.; оп. 2, ч. 1, 1782, д. 1011, лл. 1, 15, 39; оп. 5, ч. 2, 1787, д. 5426, л. 3 об.


[Закрыть] по 2 руб. за четверть в 1766 году, по 2 р. 50 к. в 1776 году, по 1 р. 60 к. в 1780 году, по 4 руб. за четверть в 1788 году. По 20 коп. выдавалось на доставку одной четверти ржи от Архангельска до Соловков.

Деньги принимал в Архангельске по «верющему письму» монастыря надежный человек, чаще всего солдат. Затем по ведомости монастырь раздавал солдатам жалованье по полугодиям, реже по третям года, причем деньги выдавались за прошедшую половину (треть) года, а хлеб вперед, на наступающую половину (треть) года.

Когда солдаты находились на монастырских трудах, они сверх жалованья получали бесплатное питание. Никакого дополнительного вознаграждения им не выдавалось. Монастырь не раскошеливался. Только квалифицированные специалисты из солдат поощрялись монахами за хорошую работу премиями, но все это делалось с единственной целью: извлечь из бесплатной рабочей силы максимальную прибыль. Монастырь смотрел на солдат как на статью дохода и не упускал ни одной возможности увеличить за их счет свои накопления. Поскольку правительство не обеспечивало солдат обмундированием, монастырь развернул бойкую торговлю одеждой и обувью, сбывая поношенные вещи втридорога.[290]290
  ЦГАДА, ф. 1201, оп. 5, ч. 2, 1764, д. 4684, л. 14; оп. 2, ч. 1. 1768–1770, д. 269, лл. 2–3.


[Закрыть]

«Святые отцы» присваивали себе часть жалованья, отпускаемого казной на солдатских детей.[291]291
  ЦГАДА, ф. 1201, оп. 5, ч. 2, 1788–1789, д. 5435, л 4; 1786 д. 5378, лл. 1 об. – 2; оп. 2, ч. 1, 1770, д. 275, лл. 18–22.


[Закрыть] По положению 1768 года у подростков, которые проживали не на берегу, а на Соловецком острове и питались с монастырского котла круглый год или некоторое время, монахи могли производить удержание из хлебного жалованья из расчета 1 четверть 4 четверика за год. Монастырь произвольно изменял нормы вычета в свою пользу. Так, у Дмитрия Маселгина и Козьмы Навагина удерживалось за питание три четверти хлеба в год. На руки они получали по одной четверти четыре четверика. О жадности и жестокости «божьих слуг» говорит и такой пример: солдат Кемского городка Иван Евтифеев получил на первую треть 1773 года одну четверть и четыре четверика хлебного жалованья, но 12 февраля неожиданно умер. Монастырь считал, что одна четверть «незаработанной» ржи осталась за покойным, и велел уряднику Михайле Зубкову «оное оставшее незаслуженное жалованье… от него, Евтифеева, из дому от жены его тебе отобрать и отдать с запискою в монастырский приход».[292]292
  ЦГАДА, ф. 1201, оп. 2, ч. 1, 1770, д. 308, л. 2–2 об.


[Закрыть]

Указы 1764 и 1781 годов не улучшили, а скорее, наоборот, ухудшили жизнь солдат. Об этом говорят участившиеся обращения солдат в монастырь за помощью. В декабре 1772 года 19 солдат Кемского городка просили архимандрита выдать им из монастырской казны «в зачет жалованья» хлеба и денег, в чем они имели «всекрайною необходимость». 17 мая 1786 года такое же «доношение» поступило от 38 сумских солдат: «Имеем мы для пропитания себя с семейством в хлебе великий недостаток. И сего ради просим ваше высокопреподобие в зачет нашего жалованья сего года второй половины выдать нам, нижайшим, по одной четверти человеку». С 25 мая до 8 октября 1790 года солдаты и их дети взяли у хлебного старца в счет жалованья 477 пудов 12 фунтов печеного хлеба. За две последние недели октября дополнительно задолжали 46 пудов 36 фунтов печеного хлеба.

Обращались за кредитом и одиночки. Стихийное бедствие (пожар, наводнение, падеж скота), радостное событие в жизни солдата (женитьба, рождение ребенка) в одинаковой степени выбивали его из колеи и заставляли бить челом монастырю. Солдат Петр Рышков просил Соловецкого настоятеля выдать ему «заимообразно» 10 рублей денег и съестных припасов «для брачного своего случая». Солдату, Семену Панозерову понадобилось 6 рублей на покупку платья, а взять их, кроме монастыря, негде.

Из каждой выдачи жалованья монастырь удерживал у солдат долг по выпискам из записных тетрадей и заемным распискам.[293]293
  ЦГАДА, ф. 1201, оп. 2, ч. 1, 1790, д. 1929, лл. 16–17; ч 2, 1781, д. 1513, л. 13; оп 5, ч. 2, 1785, д. 5341, л 3; 1786, д. 5378, л 12: 1776–1778, д. 5084, л. 7; оп. 2, ч. 1, 1775, д. 346, лл. 1 – 1об.


[Закрыть] Для этого перед выдачей зарплаты составлялась ведомость под названием «Список именной находящимся при ставропигиальном Соловецком монастыре штатной воинской команды солдатам и детям их с показанием состоящего на них монастырского долга, сочиненный для вычета при нынешней выдаче им жалованья».

О размере долгов и вычетов свидетельствуют такие примеры. Из «указноположенного денежного жалованья» за майскую треть 1775 года на сумму 85 руб. у солдат взыскали в монастырскую казну 42 р. 16 к., взятых ими взаимообразно. За последнюю треть 1776 года из начисленных солдатам 77 руб. (по рублю на человека) они получили на руки 46 р. 34 к.

После перехода на содержание Коллегии экономии и государственные чиновники стали смотреть на монастырский люд как на налогоплательщиков и объект грабежа. Только за сенные покосы сумские солдаты платили в губернскую канцелярию 7 р. 80 к. годового оброка. Как правило, эти деньги вносил за них монастырь, а после архимандрит приказывал собрать налоги с солдат «немедленно и неукоснительно».[294]294
  ЦГАДА, ф. 1201, оп. 4, 1770–1777, д. 643, л. 7; 1771, д. 645 лл. 3, 4, 8.


[Закрыть]

Соловецкий монастырь и крепостническое государство – два хищных феодала – эксплуатировали солдат.

Простое перечисление солдатских служб свидетельствует о том, что назначение соловецкого военного отряда претерпело существенные изменения. До XVIII века он занимался в основном охраной островов и береговых монастырских владений от нападения внешних врагов. После Северной войны временно прекратились набеги агрессивных западных соседей на соловецкую вотчину. Монастырским солдатам в течение многих десятилетий не приходилось с оружием в руках оборонять побережье и острова Соловецкого архипелага, но они не сидели без дела. Монастырь заставлял солдат выполнять хозяйственные и полицейские поручения, стеречь ссыльнозаключенных, содержать караулы на острове, в Кеми, в Суме. В прошлом побочные занятия солдат сейчас стали основными. В 1764 году монастырь лишился вотчины. Раз так, то само собой разумеется, что с него снималась ответственность за оборону края, который ему больше не принадлежал. После реформы 1764 года военное подразделение сохраняется на Соловках по просьбе архимандрита для защиты самого монастыря, Кемского городка и Сумского острога, а также для охраны арестантов и поимки «воров и разбойников». С 1781 года основной обязанностью отряда, поступившего в ведение губернатора края, становится охрана тюрьмы и узников.

Поскольку армейский отряд превратился в караульную команду, в первой четверти XIX века произведено было дополнительное сокращение его численности до 28–12 человек, а в царствование Николая I в связи с притоком колодников увеличилось по настойчивым просьбам архимандритов-тюремщиков до 40–70 человек и стабилизировалось в этих пределах до конца пребывания войск на Соловках.

До тех пор, пока в монастыре находился воинский отряд, офицер, командовавший им, подчинялся как своему военному начальству, так и архимандриту, по инструкциям которого он охранял арестантов и отвечал за их целостность. Предписанием правителя Архангельского наместничества Ливена от 1793 года офицеру приказывалось ежедневно письменным рапортом извещать настоятеля «о сохранности содержащихся арестантов».[295]295
  ЦГИАЛ, ф. 797, оп. 2, д. 5153, л. 2–2 об.


[Закрыть]