Текст книги "Соловецкий монастырь и оборона Беломорья в XVI–XIX вв"

Автор книги: Георгий Фруменков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

§ 2. Монастырское войско в XVII веке. Военизация братии
Соловецкое восстание 1668–1676 гг

Со времени «смуты» значительно возросла численность монастырского войска. К 20-м годам XVII века «под ружьем» в Поморье находилось 1040 человек. Все они состояли на монастырском содержании и распределялись по трем основным пунктам: Соловки, Сума, Кемь. Верховным командующим считался игумен, но «береговые» стрельцы находились под непосредственным начальством присланного из столицы воеводы, проживавшего в Сумском остроге. Совместно с соловецким настоятелем и под его руководством он должен был охранять Север. Такое «двоевластие» не устраивало игумена, желавшего быть единоличным военным начальником края. Его претензии были основательны. «Кроткие» черноризцы к этому времени настолько увлеклись военным делом и до того освоили его, что считали возможным и выгодным оставаться без военных специалистов. Они больше не нуждались в их помощи, а терпеть стеснения не хотели. Царь понимал желания своих богомольцев и уважил их просьбу. По представлению игумена, ссылавшегося на монастырскую скудность, в 1637 году Соловецко-Сумское воеводство было ликвидировано. Последний воевода Тимофей Кропивин сдал игумену городовые и острожные ключи и навсегда выехал в Москву. Обороной Поморья и монастыря стал ведать соловецкий настоятель с келарем и братией.[201]201
  ЦГАДА, ф. 1201, оп. 2, ч. 2, д. 1707, Приложение, лл. 11 об.–12, 27 об.; ф 1201, оп. 5, ч. 2, 1764, д. 4636, л. 41 об; Досифей. Цит. соч., ч. 3, № 46, стр. 137–138; «Карелия в XVII веке», сб. документов, № 22, стр. 38.


[Закрыть] С этого времени игумен в полном смысле слова стал северным воеводой, руководителем обороны всего Поморья.

Охрана обширных владений монастыря требовала более многочисленной вооруженной силы, чем та, которая имелась в распоряжении игумена. Одной тысячи стрельцов не хватало. Нужны были дополнительные отряды воинов, а это требовало больших затрат. Монахи нашли иной выход. Чтобы не расходовать средств на наем новых партий стрельцов, они сами стали обучаться военному искусству. В 1657 году вся братия (425 человек) была призвана к оружию и по-военному аттестована. Каждый инок получил «звание»: одни стали сотниками, другие десятниками, третьи – рядовыми пушкарями и стрельцами. В мирное время «дружина черноризцев» числилась в запасе. В случае неприятельского нападения монахи-воины должны были занять места на боевых постах, причем каждый из них знал, где ему придется стоять и что делать: «Во святых воротах до Преображенской башни ведать келарю старцу Никите, а с ним:

1. Пушкарь старец Иона Плотнишний у большой поджарной медной пушки, а с ним на поворот мирских людей 6 человек (следуют имена);

2. Пушкарь старец Иларион, моряк, у медной дробовой пушки, а с ним на поворот мирских людей – 6 человек наймитов;

3. Пушкарь Пахомий…»[202]202
  П. Федоров. Цит. соч., стр. 179.


[Закрыть] и т. д.

Военизация монастыря делала Соловецкую крепость неуязвимой для внешних врагов и причинила, как это ни странно, много хлопот правительству.

Конец XVII века в жизни Соловецкого монастыря отмечен антиправительственным восстанием 1668–1676 гг. Мы не будем детально исследовать «мятеж в монастыре», поскольку это выходит за рамки нашей темы, тем более, что работа такая уже проделана. Своеобразное, противоречивое, сложное как по составу участников, так и по отношению их к средствам борьбы Соловецкое восстание во все времена привлекало внимание ученых. Дореволюционные историки и историки-марксисты с разных методологических позиций подходят к изучению восстания в Соловецком монастыре и приходят, естественно, к диаметрально противоположным выводам.

Буржуазная историография вопроса, представленная в основном историками церкви и раскола, не видит в Соловецком восстании ничего иного, кроме религиозной смуты и «сидения» монахов, именно «сидения» и только монахов (подчеркнуто мною. – Г.Ф.), за старую веру,[203]203
  И.Я. Сырцов. Возмущение соловецких монахов-старообрядцев в XVII в. Кострома, 1888; Е. Барсов. Чтения ОИДР, М., 1883, кн. IV, отд. V («Смесь»), стр. I–IV («Предисловие»); С.М. Соловьев. История России с древнейших времен. Кн. VI, т. 11–12. М., 1961, стр. 207–208, 283–286, 326–330; В.О. Ключевский. Курс русской истории т. III, ч. 3. М., 1957, стр. 240.


[Закрыть] в которой «вси благоверные цари и великие князи и отцы наши скончались, и преподобные отцы Зосима, и Савватий, и Герман, и Филипп митрополит и вси святые отцы угодили богу».[204]204
  «Материалы для истории раскола» под ред. Н. Субботина, т. III, М., 1878, стр. 210.


[Закрыть] Советские историки рассматривают Соловецкое восстание, особенно на заключительном его этапе, как открытую классовую битву и прямое продолжение крестьянской войны под предводительством С. Т. Разина, видят в нем последний очаг крестьянской войны 1667–1671 гг.[205]205
  Н.А. Барсуков. Соловецкое восстание (1668–1676). Гос. изд. Карело-Финской ССР, 1954; А.М. Борисов. Цит. соч., стр. 210–282.


[Закрыть]

Соловецкому восстанию предшествовали 20-летнее пассивное сопротивление, мирная оппозиция аристократической верхушки монастыря (соборных старцев) против Никона и его церковной реформы, в которую с конца 50-х годов была втянута рядовая братия (черные старцы). С лета 1668 года в Соловецком монастыре началось открытое вооруженное восстание народных масс против феодализма, церковных и правительственных властей. Период вооруженной борьбы, составивший целых 8 лет, можно разделить на два этапа. Первый продолжался до 1671 года. Это было время вооруженной борьбы соловчан под лозунгом «за старую веру», время окончательного размежевания сторонников и противников вооруженных методов действий. На втором этапе (1671–1676 гг.) к руководству движением приходят участники крестьянской войны С. Т. Разина. Под их влиянием восставшие массы порывают с религиозными лозунгами.[206]206
  А.М. Борисов. Цит. соч., стр. 222.


[Закрыть]

Главной движущей силой Соловецкого восстания на обоих этапах вооруженной борьбы были не монахи с их консервативной идеологией, а крестьяне и бельцы – временные жители острова, не имевшие монашеского чина. Среди бельцев была привилегированная группа, примыкавшая к братии и к соборной верхушке. Это прислуга архимандрита и соборных старцев (служки) и низший состав духовенства: дьячки, пономари, клирошане (служебники). Основную же массу бельцев составляли трудники и работные люди, обслуживавшие внутримонастырское и вотчинное хозяйство и эксплуатируемые духовным феодалом. Среди трудников, работавших «по найму» и «по обещанию», то есть бесплатно, дававших обет «богоугодным трудом искупить грехи свои и заслужить всепрощение», было много «гулящих», беглых людей: крестьян, горожан, стрельцов, казаков, ярыжек. Они-то и составили основное ядро восставших.

Хорошим «горючим материалом» оказались ссыльные и опальные, которых насчитывалось на острове до 40 человек.

Кроме трудового люда, но под его воздействием и давлением к восстанию примкнула часть рядовой братии. Этому не приходится удивляться, ибо черные старцы по своему происхождению были «все крестьянскими детьми» или выходцами из посадов. Однако по мере углубления восстания иноки, напуганные решительностью народа, порывали с восстанием.

Важным резервом восставшей монастырской массы были поморское крестьянство, работные в усольях, на слюдяных и иных промыслах, приходившие под защиту стен Соловецкого кремля.

По данным воеводских отписок царю, в осажденном монастыре находилось более 700 человек, в том числе свыше 400 решительных сторонников борьбы с правительством методом крестьянской войны.[207]207
  Чтения ОИДР. М., 1883, кн. IV, отд. V («Смесь») сир. 58, 80.


[Закрыть]

В распоряжении восставших было 90 пушек, расставленных на башнях и ограде, 900 пудов пороха, большое количество ручного огнестрельного и холодного оружия, а также защитного снаряжения.[208]208
  АИ, т. IV, Спб., 1842, № 248, стр. 533; «Материалы для истории раскола» под ред. Н. Субботина, т. III. М., 1878, стр. 329; Н.А. Барсуков. Цит. соч., стр. 37–38; А.М. Борисов. Цит. соч., стр. 242–243


[Закрыть]

Документальные материалы свидетельствуют о том, что восстание в Соловецком монастыре началось как религиозное, раскольническое движение.[209]209
  Значительная часть документов, относящихся к Соловецкому восстанию, опубликована Н. Субботиным – «Материалы для истории раскола», т. III, М., 1878, Е. Барсовым – «Акты, относящиеся к истории Соловецкого бунта». Чтения ОИДР. М., 1883, кн. IV, отд. V («Смесь»), стр. 1–92. Некоторые документы содержатся в ААЭ, т. IV, Спб., 1836, № 160, стр. 211–212; № 168, стр. 220–221; № 171, стр. 222–223; № 203, стр. 258–259; № 215, стр. 291–301; в АИ, т. IV. Спб., 1842, № 248, стр. 531–539; в ДАИ, т. V, Спб., 1853, № 67, стр. 339–374.


[Закрыть] На первом этапе и миряне, и монахи выступили под флагом защиты «старой веры» против нововведений Никона. Борьба эксплуатируемых масс с правительством и патриаршеством, подобно многим народным выступлениям эпохи средневековья, приняла религиозную идеологическую оболочку, хотя на деле под лозунгом защиты «старой веры», «истинного православия» и т. п. демократические слои населения боролись против государственного и монастырского феодально-крепостнического угнетения. На эту особенность революционных выступлений задавленного темнотою крестьянства обращал внимание В. И. Ленин. Он писал, что «…выступление политического протеста под религиозной оболочкой есть явление, свойственное всем народам, на известной стадии их развития, а не одной России».[210]210
  В.И. Ленин. Соч., т. 4, стр. 228.


[Закрыть]

В 1668 году за отказ принять «новоисправленные богослужебные книги» и за противодействие церковной реформе царь приказал осадить монастырь. Началась вооруженная борьба соловчан с правительственными войсками. Начало Соловецкого восстания совпало с разгоравшейся в Поволжье и на юге России крестьянской войной под предводительством С. Т. Разина.

Правительство не без оснований опасалось, как бы его действия не всколыхнули все Поморье, не превратили край в сплошной район народного восстания. Поэтому первые годы осада мятежного монастыря велась вяло и с перерывами. В летние месяцы царские войска (стрельцы) высаживались на Соловецких островах, пытались блокировать их и прервать связь монастыря с материком, а на зиму съезжали на берег в Сумский острог, причем двинские и холмогорские стрельцы, входившие в правительственную рать, распускались на это время по домам.

Переход к открытым военным действиям до крайности обострил социальные противоречия в лагере восставших и ускорил размежевание борющихся сил. Оно было окончательно завершено под воздействием разинцев, которые стали прибывать в монастырь с осени 1671 года, то есть после поражения крестьянской войны. Влившиеся в восставшую массу люди «из полку Разина» взяли в свои руки инициативу в обороне монастыря и активизировали Соловецкое восстание. Разинцы и трудники становятся фактическими хозяевами монастыря и заставляют «труждаться» монахов, на которых раньше работали сами.

Из воеводских отписок мы узнаем, что к руководству восстанием пришли враги царя и духовенства, «пущие воры и заводчики и бунтовщики… изменники великому государю» беглый боярский холоп Исачко Воронин и кемлянин (из Кемской волости) Самко Васильев.[211]211
  АИ, т. IV. Спб., 1842, № 248, стр. 532, 534, 536, 537; Чтения ОИДР. М., 1883, кн. IV, отд. V («Смесь»), стр. 79.


[Закрыть] К командному составу восстания принадлежали и разинские атаманы Ф. Кожевников и И. Сарафанов. Начинается второй этап Соловецкого восстания, на котором религиозные вопросы отступили на второй план и идея борьбы «за старую веру» перестала быть знаменем движения. Порвав с реакционно-богословской идеологией монахов и освободившись от старообрядческих требований, восстание принимает ярко выраженный антифеодальный, антиправительственный характер.

В «распросных речах»[212]212
  АИ, т. IV. Спб., 1842, № 248, стр. 533, 535, 537, 538; «Материалы для истории раскола…», т. III, стр. 329, 342–344.


[Закрыть] выходцев из монастыря сообщается, что руководители восстания и многие его участники «и в церковь божию не ходят, и на исповедь к отцам духовным не приходят, и священников проклинают и называют еретиками и богоотступниками». Тем же, кто упрекал их в грехопадении, отвечали: «мы де и без священников проживем». Новоисправленные богослужебные книги жгли, рвали, топили в море. Восставшие «отставили» богомолье за великого государя и его семью и слышать больше об этом не хотели, а иные из мятежников говорили про царя «такие слова, что не только написать, но и помыслить страшно».

Такие действия окончательно отпугнули от восстания монахов. Не говоря уже об оппозиционной верхушке монастыря, даже рядовая братия в своей массе порывает с движением, сама решительно выступает против вооруженного способа борьбы и пытается отвлечь от этого народ, становится на путь измены и организации заговоров против восстания и его предводителей. Только фанатичный сторонник «старой веры» высланный на Соловки архимандрит Никанор с кучкой единомышленников до конца восстания надеялся с помощью оружия заставить царя отменить никоновскую реформу. По словам черного попа Павла, Никанор беспрестанно ходил по башням, пушки кадил и водою кропил и называл их «матушками галаночками, на вас де у нас надежда», и по воеводе и по ратным людям стрелять велел. Никанор был попутчиком народа; опальный архимандрит и восставший трудовой люд использовали одни средства борьбы для достижения разных целей.

Народные вожаки решительно расправлялись с реакционно-настроенными иноками, занимавшимися подрывной деятельностью; одних они сажали в тюрьмы, других изгоняли из монастыря.[213]213
  АИ, т. IV. Спб, 1842, № 248, стр. 534, 536 и др. «Материалы для истории раскола…», т. III, стр. 339.


[Закрыть] За стены крепости было выдворено несколько партий противников вооруженного восстания – старцев, монахов.

С начала 70-х годов Соловецкое восстание, подобно крестьянской войне под руководством С.Т. Разина, становится выражением стихийного возмущения угнетенных классов, стихийного протеста крестьянства против феодально-крепостнической эксплуатации.

Население Поморья выражало сочувствие мятежному монастырю и оказывало ему постоянную поддержку людьми и продовольствием. Черный поп Митрофан, бежавший из монастыря в 1675 году в «распросной речи» говорил, что в период осады приезжали в монастырь «с рыбою и с харчевыми запасами с берегу многие люди». Царские грамоты, угрожавшие суровым наказанием тем, кто доставлял продовольствие в монастырь,[214]214
  ААЭ, т. IV, № 168, стр. 220–221.


[Закрыть] не действовали на поморов. Ладьи с хлебом, солью, рыбой и иными продуктами питания непрерывно приставали к островам. Благодаря этой помощи восставшие не только успешно отражали приступы осаждавших, но и сами совершали смелые вылазки, которые обычно возглавлялись И. Ворониным и С. Васильевым – избранными народными сотниками. Строительством укреплений руководили опытные в военном деле беглые донские казаки Петр Запруда и Григорий Кривонога.

Все гражданское население Соловков было вооружено и по-военному организовано: разбито на десятки и сотни с соответствующими командирами во главе. Осажденные значительно укрепили остров. Они вырубили лес вокруг пристани, чтобы никакое судно не могло подойти к берегу незамеченным и попало в зону обстрела крепостных орудий. Низкий участок стены между Никольскими воротами и Квасопаренной башней подняли деревянными террасами до высоты других участков ограды, надстроили низкую Квасопаренную башню, на Сушильной палате устроили деревянный помост (раскат) для установки орудий. Дворы вокруг монастыря, позволявшие неприятелю скрытно приближаться к кремлю и осложнявшие оборону города, были сожжены. Вокруг монастыря стало «гладко и ровно».[215]215
  Чтения ОИДР. М., 1883, кн. IV, отд. V («Смесь»), стр. 59.


[Закрыть] В местах возможного приступа положили доски с набитыми гвоздями и закрепили их. Была организована караульная служба. На каждую башню посменно выставлялся караул из 30 человек, ворота охраняла команда из 20 человек. Значительно укрепили и подступы к монастырской ограде. Перед Никольской башней, где чаще всего приходилось отбивать атаки царских стрельцов, вырыли окопы и обнесли их земляным валом. Здесь же установили орудия и устроили бойницы.[216]216
  Н.А. Барсуков. Цит. соч., стр. 40–41, 57, 61.


[Закрыть] Все это свидетельствовало о хорошей воинской подготовке руководителей восстания, их знакомстве с техникой оборонительных сооружений.

После подавления крестьянской войны С. Т. Разина правительство перешло к решительным действиям против Соловецкого восстания. Весной 1674 года третий по счету воевода Иван Мещеринов прибыл на Соловецкий остров. В завершающий период борьбы под стенами монастыря было сосредоточено до 1000 стрельцов с артиллерией.

В летне-осенние месяцы 1674 и 1675 гг. происходили упорные бои под монастырем, в которых обе стороны несли ощутимые потери. С 4 июня по 22 октября 1675 года потери только осаждавших составили 32 человека убитыми и 80 человек ранеными.

Вследствие жестокой блокады и непрерывных боев число защитников монастыря также постепенно сокращалось, запасы военных материалов и продовольственных товаров истощались, хотя крепость могла еще долго обороняться. В монастыре накануне его падения было, по словам перебежчиков, хлебных запасов на семь, по другим данным – на десять лет, коровьего масла на два года. Только в овощах и свежих продуктах чувствовался недостаток, что привело к вспышке цинги. От цинги и ран умерло 33 человека.[217]217
  Чтения ОИДР. М., 1883, кн. IV, отд. V («Смесь»), стр. 58; АИ, т. IV, Спб., 1842, № 248, стр. 533. «Материалы для истории раскола…», т. III, стр. 329–330.


[Закрыть]

Соловецкий монастырь не был взят штурмом. Его предали изменники-монахи. Монах-перебежчик Феоктист провел в монастырь тайным ходом, что под сушилкой у Белой башни, отряд стрельцов. Через открытые ими башенные ворота в крепость ворвались главные силы И. Мещеринова. Восставшие были захвачены врасплох. Началась дикая расправа. Почти все защитники монастыря погибли в короткой, но жаркой схватке. В живых осталось только 60 человек. 28 из них были казнены сразу, в том числе Самко Васильев и Никанор, остальные – позднее.

Разгром Соловецкого монастыря произошел в январе 1676 года. Это был второй после поражения крестьянской войны С. Т. Разина удар по народному движению. Вскоре после подавления восстания правительство прислало на Соловки из других монастырей благонадежных монахов, готовых славить царя и реформированную церковь.

Соловецкое восстание 1668–1676 гг. было самым крупным после крестьянской войны С. Т. Разина антикрепостническим движением XVII века.

Соловецкое восстание 1668–1676 гг. показало правительству силу, монастыря-крепости и вместе с тем убедило его в необходимости проявлять большую сдержанность и осторожность в вооружении окраинных островов.

§ 3. Петр I в Архангельске и на Соловецких островах

Петр I трижды посещал Архангельск и дважды Соловецкий монастырь. Впервые он совершил поездку на Беломорский Север в 1693 году. 4 июля царь покинул столицу и отправился в дальний путь за морской наукой, пообещав обеспокоенной матери Наталье Кирилловне, как можно судить по ее письмам, в море не ходить, а посмотреть на него только с берега.[218]218
  Н. Устрялов История царствования Петра Великого. Том второй. Спб., 1858, Приложение № 2, документ № 10, стр. 404.


[Закрыть] Свита царя составляла около 100 человек. До Вологды ехали сухим путем, от Вологды до Архангельска – реками Сухоной и Двиной на 7 стругах.

После кратковременной остановки в Холмогорах, где царя торжественно встретил видный деятель петровских времен на Севере и сподвижник преобразователя архиепископ Холмогорский и Важеский Афанасий,[219]219
  О встрече подробно рассказано в местной летописи. См.: Летопись Двинская, стр. 63–67.


[Закрыть] 30 июля царский карбас остановился ниже Архангельска у Мосеева острова. Там для гостей была поставлена небольшая деревянная «светлица с сеньми» и необходимыми хозяйственными постройками. В описании зданий, бывших на Мосееве острове в 1712 году, о светлице сказано: «В ней 10 красных окон с стеклянными окончинами. Подле тое светлицы горница с комнатою. У нее 6 окон колодных, да одно небольшое, в них окончины слюдные. Погреб рубленный. Подле сеней поварня».[220]220
  С.Ф. Огородников. Петр Великий в Архангельске и плоды пребывания его на нашем Севере. Архангельск, 1872, стр. 20. Его же статья под одноименным заголовком, представляющая собой переработанное и исправленное издание цитированной брошюры, опубликована в книге «Петр Великий на Севере. Сборник статей и указов, относящихся к деятельности Петра I на Севере». К 200-летнему юбилею Полтавской победы над шведами. Под ред. А.Ф. Шидловского. Архангельск, 1909, стр. 19.


[Закрыть]

Архангельск, как и Холмогоры, встретил Петра колокольным звоном, приветственными возгласами жителей, ружейной и пушечной пальбой, столь любимой Петром Алексеевичем. У одной из городских пристаней царя ожидала 12-пушечная яхта «Святой Петр», приготовленная для плаванья в Соловецкий монастырь. Яхту построили в 1693 году в Архангельске русские плотники под руководством иноземных корабельных мастеров Петра Баса и Гербранта Янсена. Они же сделали «государевы светлицы» – упоминавшийся нами деревянный дом на Мосееве острове, получивший громкое имя дверец, в котором Петр останавливался в первые два приезда в Архангельск.[221]221
  «Известия Архангельского общества изучения русского Севера», 1911. № 10, стр. 795–799.


[Закрыть]

Намерение посетить приполярного вотчинника появилось у Петра давно, и он делился этими своими мыслями с архиепископом Афанасием еще в Москве. Последний по возвращении в Холмогоры сообщал Соловецкому владыке Фирсу в письме от 26 июля 1693 года: «и к нам его государев благоволительный глагол был, еже шествовать с ним нам к вам в Соловецкий монастырь».[222]222
  Досифей. Цит. соч., ч. 3, отд. 2, № 28, стр. 242.


[Закрыть] Но непредвиденный случай изменил планы царя. В море выходили груженные русскими товарами английские и голландские купеческие корабли. Петр решил воспользоваться оказией и конвоировать их, чтобы посмотреть на плавание океанских кораблей и видеть, как управляются они в открытом море. Шестого августа натянутые шелоником (местное название южного ветра) паруса вынесли царскую яхту в студеные воды глубокого и неспокойного Белого моря. Петр впервые в жизни увидел морское раздолье. Настоящее море плескалось у бортов яхты. Безбрежная гладь северных вод произвела на царственного путешественника неизгладимое впечатление. Петр не мог скрыть своего восторга. Морская стихия пленила Петра на всю жизнь и овладела его умом и сердцем. Пройдя около 300 верст, Петр простился с иностранными кораблями у Терского берега за устьем реки Поной у трех островов и 10 августа возвратился из морской прогулки в Архангельск. Здесь он задерживался до прихода гамбургских кораблей, то есть на неопределенное время. Огорченная Наталья Кирилловна, волнение которой усилилось после того, когда она узнала, что сын все-таки выходил в море, убеждала Петра в том, что нельзя дождаться всех кораблей: «Ты, свет мой, видел, которые прежде пришли: чего тебе, радость моя, тех (гамбургских. – Г.Ф.) дожидаться?»[223]223
  Н. Устрялов. Цит. соч., Приложение № 2, документ № 10, стр. 404.


[Закрыть] Неукротимое желание видеть приход иностранцев взяло верх. Петр провел в Архангельске еще 40 дней, так как ожидаемые суда появились только около 10 сентября, да на знакомство с ними ушла неделя.

В Архангельске Петру было что посмотреть и чем заняться. Перед царем открылась картина кипучей деятельности главного русского центра заморской торговли. Могучая труженица Двина, неутомимая и безотказная, несла на себе многочисленные струги, дощаники, карбасы, баржи с грузами, предназначенными для вывоза, на рейде стояли, словно выстроившиеся на парад, могучие корабли с развевающимися на мачтах иностранными флагами, элегантные яхты, в центре города величественно возвышались каменные здания гостиных дворов с башнями и бойницами, обращенными к реке, с кладовыми и амбарами внутри них, причалы были завалены мешками, ящиками, бочками, тюками, повсюду суетились грузчики и торговые люди, слышен был разноязычный говор, крик чаек. Порт напряженно трудился. Чувствовались мощные удары его пульса. Впечатляющая картина! Архангельск имел совершенно определенный морской вид и не похож был на все другие русские города.

Любознательный Петр внимательно изучал жизнь Архангельска. Подкупая необычайной простотой поведения, в одежде рядового шкипера царь посещал биржу и гавань, знакомился с негоциантами и моряками, изучал иноземные обычаи и коммерческие операции.

Прозорливому правителю России, наделенному государственным умом, стало ясно: иностранцы господствуют в единственном портовом городе только потому, что у нас нет своего флота. Чувство досады и горечи испытывал Петр, когда видел, что среди множества кораблей не было ни одного русского и отечественные товары уплывали за море на иностранных кораблях. Вместе с ними уплывала и прибыль от заграничной торговли. Будь в стране свой торгово-мореходный флот, русская монета не текла бы в карманы иноземных купцов. Чтобы приобрести полную независимость, России нужен был морской флот. Опираясь на веками накопленный опыт местных корабельных мастеров (морские суда – ладьи и кочи строились на Северной Двине, Онеге и в других местах с XV века), Петр принимается за судостроение. Человек сильный и волевой, быстрый и независимый в своих решениях и действиях, Петр тотчас же основал судостроительную верфь на Соломбальском острове и своими руками заложил на ней морской торговый корабль. Так было положено начало большому кораблестроению. Появилось первое в нашей стране казенное (государственное) адмиралтейство. Поэтому Архангельск справедливо называют колыбелью русского морского коммерческого и военного флотов. Придавая исключительное значение новому делу, Петр назначил Архангельским воеводой своего друга и деятельного помощника 22-летнего стольника Федора Матвеевича Апраксина, впоследствии первого генерал-адмирала русского флота, и поручил ему закончить постройку корабля. Помимо этого, Петр распорядился приобрести в Голландии на казенный счет 44-пушечный фрегат (царские торговые корабли для безопасности вооружались пушками) и привезти на нем в навигацию следующего года армейское сукно.[224]224
  С.Ф. Огородников. Очерк истории города Архангельска в торгово-промышленном отношении Спб., 1890, стр. 117.


[Закрыть]

19 сентября царь покинул Архангельск и поплыл на стругах в Холмогоры. Холодный осенний ветер с моря обвевал путешественников, рябил воду на Двине. Петр любовался рекой, ее ширью и державным течением. Глубоко удовлетворенный поездкой, обогащенный новыми сильными впечатлениями, Петр твердо пообещал посетить вторично Север в следующее лето. К тому времени русский флот на Белом море должен был состоять, по его замыслу, из трех кораблей, включая яхту «Святой Петр».

В память своего первого посещения Архангельска царь подарил Холмогорскому первосвященнику Афанасию струг, на котором приплыл из Вологды в Архангельск, и разные флаги, в том числе большой штандарт с российским гербом, вызолоченную карету на рессорах, обитую внутри разноцветным трипом, в которой ехал от Москвы до Вологды. Карета Петра находится сейчас в хранилище Архангельского краеведческого музея. Она пока не экспонируется, так как нуждается в реставрации, а штандарт экспонируется, хотя от времени сильно выцвел.

Отпустив из Холмогор большую часть свиты в Москву, Петр отправился в Вавчугу к братьям Осипу и Федору Бажениным,[225]225
  Семейную родословную даровитых братьев-судостроителей воспроизводит вавчужанин Н.В. Латкин в статье «Купеческий род города Архангельска. Баженины», опубликованной в «Русской старине», 1887, кн. VII, стр. 123–126.


[Закрыть] чтобы осмотреть мукомольную и пильную мельницы. Живописному селу на возвышенном правом берегу Двины – Вавчуге, отстоящей от Холмогор в 13 верстах и от Архангельска в 83 верстах, как и ее хозяевам, суждено было войти в летопись отечественного судостроения и занять в ней почетное место. История умалчивает, о чем разговаривал Петр с предприимчивыми посадскими людьми «с очи на очи». Документальные материалы не позволяют говорить о том, что уже в первое царское посещение расторопные братья, наделенные широким русским размахом, просили у правительства разрешения строить корабли. Известно лишь, что после посещения Вавчуги Петром Баженины заинтересовались кораблестроением и зачастили в Соломбалу, где учились судостроительному мастерству.[226]226
  А. Грандилевский. Вавчуга, Баженины и память о Петре Великом, связанная с ними. В кн.: «Петр Великий на Севере. Сборник статей и указов, относящихся к деятельности Петра I на Севере» Под ред. А.Ф. Шидловского. Архангельск, 1909, стр. 110–111.


[Закрыть] Через три года последовала первая форменная челобитная «разумных хозяев» царю с просьбой дозволить им шить корабли «против заморского образца». Ответ задержался в связи с путешествием Петра по Европе в составе «великого посольства». В январе 1700 года настойчивые братья вновь обратились с просьбой к правительству разрешить «строить им корабли и яхты» русскими и иностранными мастерами. На этот раз ответ не заставил себя долго ждать. 2 февраля 1700 года последовала жалованная грамота Осипу и Федору Андреевичам, которая имела важное значение в жизни Бажениных и поставила их род в исключительное положение. По существу это настоящая дарственная булла, в которой щедро перечисляются права и льготы, предоставленные вавчугским судостроителям. Братья получали право строить корабли и держать на них «для опасения от воровских людей» пушки и порох. Они могли нанимать на работу нужных специалистов, не спрашивая на то согласия местных властей, и беспошлинно ввозить из-за рубежа материалы, необходимые для торгово-промышленного судостроения. Чтобы не отвлекать купцов от кораблестроительного дела, категорически запрещалось избирать Бажениных на общественные службы.[227]227
  ПСЗ, т. IV, 1700, 2-е февраля, № 1749, стр. 3.


[Закрыть]

Воспользовавшись покровительством правительства, энергичные и изобретательные братья в 1700 году построили в Вавчуге верфь, заложили на ней два торговых судна, завели канатный, прядильный и парусный заводы для выработки такелажа.

Вавчугская верфь Осипа и Федора Бажениных явилась первым в России частновладельческим (купеческим) судостроительным предприятием (заводом). Она стала родиной отечественного торгового судостроения и лесопиления.

Сразу же по возвращении в Москву Петр начал активно готовиться к новому путешествию на Север. В конце января он отправил из столицы в Архангельск корабельных мастеров Никласа и Яна, 1000 самопалов или ружей, 2000 пудов пороха и блоки для оснастки корабля, строившегося в Соломбале. Отлитые для вооружения нового корабля 24 пушки ждали царя в Вологде.

8 мая 1694 года флотилия из 22 дощаников с Петром и свитой потянулась по реке Вологде в Сухону. Спустя 10 дней, 18 мая, Петр вторично прибыл в Архангельск и остановился в своих прежних палатах на Мосееве острове. 20 мая со стапелей Соломбальской верфи сошел на воду первый русский торговый корабль, заложенный Петром в 1693 году. Сам царь «подрубил его подпоры». Корабль назвали «Святой Павел». Спуск на воду первенца коммерческого флота был отмечен как большой морской праздник. Не было пощады ни вину, ни пороху. Пока новый корабль готовился к плаванью и в ожидании прихода второго из Голландии, Петр решил выполнить свое давнишнее обещание посетить Соловецкий монастырь. 1 июня в сопровождении архиепископа Афанасия, которого царь глубоко уважал, на яхте «Святой Петр» двинулись в путь. Внезапно за Унской губой разыгрался сильный шторм. Море словно взбесилось, оказалось все в бурунах и брызгах. Огромные валы налетали на яхту, утлое суденышко бросало как щепку из стороны в сторону. Петр и окружавшие его лица приготовились к худшему. Но неизбежное казалось бы кораблекрушение было предотвращено искусством помора-лоцмана Антипа Тимофеева, который сумел провести судно тесным извилистым проходом между двумя рядами далеко вдающихся в море подводных каменных гряд («Унские рога»), и 2 июня яхта стала на якорь близ Пертоминской обители.

Известно, что Петр щедро наградил кормщика и на память о своем спасении сделал собственноручно деревянный крест высотой в полторы сажени и водрузил его на том месте, где яхта пристала к берегу. На кресте царь вырезал на голландском языке (он владел уже этим языком) такие слова: «Сей крест сделал шкипер Петр в лето Христово 1694». В апреле 1805 года крест, сделанный Петром, перевезли из Пертоминской пустыни в Кегостровскую церковь, а 29 июня его торжественно перенесли в Архангельский кафедральный собор и там установили.[228]228
  АГВ, 1875, 12(24) ноября, № 91, часть неофициальная.


[Закрыть] О дальнейшей судьбе креста ничего определенного сказать нельзя. В хранилищах Архангельского краеведческого музея имеется деревянный некрашеный крест высотой 3,3 метра, который проходит по инвентарным книгам как петровский, якобы тот самый, который царь сделал и установил у Пертоминского монастыря в память о своем спасении. Но никаких следов вырезанной на нем надписи на голландском языке нет. К этому остается добавить, что крест, имеющийся в музее, действительно похож по очертаниям на крест, стоявший в Троицком соборе Архангельска, как изображен он на одной старинной гравюре. Научные сотрудники и директор музея Юрий Павлович Прокопьев допускают, что к ним попал крест из кафедрального собора, а там в политических целях выдавался за петровскую реликвию, хотя в действительности, по-видимому, таковой не был, а представлял собой копию петровского креста, выполненную искусными мастерами и переданную в дар Троицкому собору. Выдвигается и другая версия: хранящийся в музее крест принадлежал Петру Кузьмичу Пахтусову. Основанием для такого предположения служит металлическая бирка, прикрепленная к кресту в 30-х годах нашего века во время маркировки музейных экспонатов, указывающая на принадлежность вещи известному мореплавателю и исследователю Новой Земли.

6 июня 1694 года яхта вышла в успокоившееся море, и на следующий день Петр ступил на остров белых чаек и черных монахов. Одарив братию, 10 июня Петр отправился в обратный путь. 13 июня яхта бросила якорь у причала Архангельска.

21 июля прибыл давно ожидаемый 44-пушечный фрегат «Святое пророчество». Обрадованный этим, Петр на трех русских кораблях совершил плаванье по Белому морю с восемью иностранными торговыми судами, отправлявшимися с товарами в свои земли. Проводив их до мыса Святой Нос, за которым открывался сердитый батюшка-океан, царь повернул обратно и 20 августа вернулся с моря, а уже 26 августа простился с Архангельском, проследовал на судах мимо Холмогор, не останавливаясь в них, как и на пути в Архангельск, до устья реки Пенды, где пересел в экипаж. Перед выездом из Архангельска Петр велел Апраксину немедленно отправить корабль «Святой Павел» за границу с казенными товарами – хлебом, лесом, смолою и поташем. «Святой Павел» вышел с грузом во Францию в 1694 году, а «Святое пророчество» повез царские товары в Амстердам в 1696 году. С момента возникновения и до 1719 года (в течение четверти века) торговля важными экспортными товарами через Архангельский порт являлась государственной монополией. Число кораблей, участвовавших в царских торгах, доходило до 13. Суда уходили в море под русским торговым флагом, составленным из трех цветов голландского флага – красного, белого и синего, расположенных в обратном голландскому флагу порядке.