Текст книги "Соловецкий монастырь и оборона Беломорья в XVI–XIX вв"

Автор книги: Георгий Фруменков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

Петерсон скромно умалчивает лишь о том, какой урон понесли сами грабители. Этот пробел шведских источников восполняют русские документы. Они сообщают, что правительство, опасавшееся потери Поморья, в годы войны со Швецией значительно увеличило помощь Соловкам людьми и оружием. Столица Руси трижды в дни войны – в 1590, 1592 и 1593 гг. – присылала на Север партии затинных и полуторных пищалей с железными и свинцовыми ядрами к ним. Всего Москва направила в порубежную крепость 25 пушек разных калибров, 110 ручниц, 1590 ядер, 199 пудов пороха и 92 пуда свинца.[99]99
  ЦГАДА, ф. 1201, оп. 2, ч. 2, д. 1707, Приложение, л. 25.


[Закрыть]

Не одну сотню стрельцов и «черкасов»[100]100
  Черкасами в старину называли на Руси украинских казаков.


[Закрыть] привели в военные годы в Поморье из великорусского центра такие военные специалисты, как Иван Яхонтов, Семен Юренев, Василий Халетцкий и другие.[101]101
  Летописец Соловецкий, стр. 43–44.


[Закрыть]

В 1591 году Москва направила в помощь Соловецкому монастырю и Сумскому острогу князей Андрея Романовича и Григория Константиновича Волконских с дружинами стрельцов, стрелецкими головами, отрядами украинских казаков. Князь Андрей Волконский занялся укреплением Соловецкого монастыря, находившегося под прицелом врага, а Григорий Волконский с ратными людьми явился под Сумский острог, разгромил здесь шведов и очистил от них поморские волости. Не успокаиваясь на этом, Г. Волконский решил отомстить шведам за опустошение Севера разорением Каянии. В 1591 году Г. Волконский с большой силой «пойде в Каянскую землю[102]102
  Дорога в Каянию была уже известна русским войскам. Еще в 1589 г. по повелению царя Федора воеводы водили с Соловков ратных людей в земли «каянских немцев» (см.: ААЭ, т. 1, № 345, стр. 418; Досифей. Цит. соч., ч. 3, № 15, стр. 53. Летописец Соловецкий, стр. 43).


[Закрыть] и Каянскую землю воева и многие места разори и в полон многих людей поима и в Соловецкий монастырь прииде с великим богатством», – читаем в «Новом Летописце». Такое же резюме встречается и в «Летописце Соловецком». Только он датирует ответный поход в Финляндию более поздним временем.[103]103
  Новый Летописец. ПСРЛ, т. XIV, первая половина, Спб., 1910, стр. 44; Летописец Соловецкий, стр. 46.


[Закрыть]

«Летописец Соловецкий» называет новые факты, дополняющие нарисованную шведскими источниками картину разорения Поморья. В 1590 году шведы широким фронтом повели наступление на северные границы России. Один отряд численностью в 700 человек приплыл в наши земли рекою Ковдою, разорил хозяйства жителей в Ковде, Умбе, Керети, Кеми и вернулся в свои пределы вверх по реке Кеми. Во время этого похода Кольским деревушкам был нанесен такой большой урон, что правительство вынуждено было издать специальную льготную грамоту, по которой волости Кереть и Ковда освобождались на два года (1590 и 1591) от уплаты пошлин с товаров и соли, отвозимых ими на ладьях в Холмогоры и Турчасово.[104]104
  ААЭ, т. 1, № 347, стр. 419–420.


[Закрыть]

В 1592 году еще более тяжкое бедствие обрушилось на Соловецкую вотчину. Осенью этого года шведско-финские войска, предводительствуемые королевскими воеводами Магнусом Лавриным и Ганусом Иверстиным, опустошили огромное пространство от Ковды и Керети до Вирмы и Сухого Наволока. В одной правительственной грамоте тех дней на основании донесений с мест подробно описан характер военных действий 1592 года, перечислены места боев, показан исключительный героизм поморов и стрельцов, которые «бились накрепко» с врагом. Этот же документ нарисовал страшную картину разбоя интервентов и народных бедствий. Все предавалось огню и мечу, все было разграблено: «…Дворы и хлеб, и соляные варницы, и рыбные ловли, и лошади, и всякий скот, и сена пожгли и повоевали, и людей многих побили, а иных в полон поймали, а которые люди… осталися, и те… люди от голоду разбрелись розно».[105]105
  ААЭ, т. 1, № 355, стр. 429–431; Досифей. Цит. соч. ч. 3, № 17, стр. 57–62.


[Закрыть]

Скандинавы приступили к Сумскому острогу, но отважные стрельцы и крестьяне, засевшие в нем, отогнали захватчиков. В разыгравшемся под стенами крепости сражении много врагов было убито, ранено и забрано в плен. Среди погибших находился неприятельский военачальник.[106]106
  Летописец Соловецкий, стр. 45.


[Закрыть]

Масштабы разорения края были таковы, что правительство грамотой от 15 апреля 1592 года освободило на 5 лет (с 1593 по 1598) поморские села и их население от всяких податей, даней и повинностей, а также подтвердило право монастыря на беспошлинную продажу соли в Вологде и беспошлинную покупку хлеба в Вологде и Устюге в размере 6000 четвертей на год в течение всех льготных лет.[107]107
  ААЭ, т. 1, № 355, стр. 429–431; Досифей. Цит. соч., ч. 3, № 17 стр. 57–62.


[Закрыть]

Как очередную большую политическую уступку монастырю следует рассматривать признание упомянутой грамотой факта выделения Соловецких владений в особую административно-территориальную единицу. В грамоте говорилось: «а вся их монастырская вотчина писати с поморскими волостьми вместе, особно к монастырю и к обема острогам, а к Новгородскому уезду, к Выгозерскому стану, всее их монастырские вотчины и вперед не писати». Собственно, никакого нового порядка не вводилось. Грамота фиксировала то, что сложилось в жизни и реально существовало. Но важно отметить, что официальный правительственный документ признавал наличие и узаконивал существование внутри централизованной Российской державы своеобразного государства-монастыря со своей территорией, войском, судом, тюрьмами, почтовой связью, своим управленческим и финансово-налоговым аппаратом, которому передоверялся сбор общегосударственных налогов и пошлин.

Предоставляя своему духовному вассалу политические и материальные выгоды, правительство вместе с тем напоминало монастырю о необходимости починить Сумский острог, начинать строительство Кемского городка и быстрее заканчивать сооружение каменного города на острове.

Русско-шведская война 1590–1593 гг. закончилась подписанием в 1595 году Тявзинского «вечного мира», по которому наша страна вернула себе побережье Финского залива с городами Ивангород, Ям, Копорье, Корелу (Кексгольм). Это была крупная внешнеполитическая победа Руси, в которую внесли достойный вклад жители Беломорского края. Мужественная защита ими родной земли, сел и городов содействовала успешному окончанию войны. Шведские феодалы почти два десятилетия не вторгались в пределы монастырских территорий.

Вторым после Швеции североевропейским недругом России была в то время Дания. Интересы России и Дании сталкивались в районе Печенгской губы и Колы. Дания претендовала на русскую Лапландию и пыталась разведать секрет Северного морского пути. Объектом военных и дипломатических атак датчан был Кольский полуостров. Они покушались на Мурманское побережье в 1582 г., в 1597–1598 гг., в 1599 г.[108]108
  И.Ф. Ушаков. Кольский острог…, стр. 5, 11, 12.


[Закрыть]

В 1594 году для инспектирования строительства Солевецкого кремля приехал на Соловки воевода Иван Яхонтов «с прочими начальственными особами». Под его наблюдением в том же году, то есть спустя 10 лет со времени начала работ, возведение каменной ограды было завершено.[109]109
  Летописец Соловецкий, стр. 46–47.


[Закрыть]

Всю инженерную работу по созданию колоссального сооружения проделал соловецкий постриженник Трифон, уроженец Ненокского посада. По чертежам и планам монаха-зодчего сложили стену из местных диких камней разной величины: в основании ограды встречаются валуны до 6 метров длины и до 1,5 метров ширины, на верхние ряды, на 8–9-метровую высоту поднимали камни полутонного веса. Неотесанные глыбы булыжника строители искусно подгоняли друг к другу. Неизбежные при такой кладке пустые места заполнялись мелким камнем и кирпичным щебнем, связанным известковым раствором.

Соловецкий кремль имеет форму неправильного пятиугольника, вытянувшегося, с севера на юг. Циклопическая гранитная ограда пересекается 8 огромными башнями (из них по углам 5 круглых «глухих» и по сторонам 3 четырехугольных: «проезжих») и имеет такое же количество ворот. Высота, башен до шатра 14–15 метров. Башни носят названия:

1. В северо-западном углу круглая «Корожняя», или «Арестантская», с бойницами в четыре ряда. Под ней долгое врем была большая глухая подземная тюрьма, именуемая «Корожня».

2. На западной стороне стены четырехугольная «Успенская», позднее получившая название «Арсенальной», или «Оружейной», так как в ней был размещен крепостной арсенал.

3. На юго-западном углу круглая «Прядильная» с бойницами в три яруса.

4. Южную сторону стены связывает с юго-восточной стороной стены круглая «Белая», или «Сушильная», башня с бойницами. Она же Головленкова.

5. На восточной стороне круглая с бойницами «Архангельская».

6–7. По соседству с последней «Поваренная» и «Квасопаренная». Обе они были сложены в начале XVII в. на углах пристроенной городовой стены.

8. Круглая «Никольская» с бойницами в четыре яруса стоит на северо-восточном углу стены.

Башни выступают далеко за линию стен. Эта давало возможность огнем из башенных амбразур перекрывать подступы к ограде на всем ее протяжении.

Длина крепостной стены 509 трехаршинных сажень (более километра), высота – до 9 метров, ширина около 5–6 метров. Западная сторона стены, обращенная к морю, толще и выше восточной, защищенной водой Святого озера. По всей окружности ограды стояли пушки. В верхней части стены был коридор, соединявший все 8 башен. Он имел крышу из теса и дощатый пол. В начале XVII века вдоль стены с северной стороны, охватывая Корожнюю и Никольскую башни, вырыли ров, стены которого выложили такими же плитами, из которых была сделана стена.

Соловецкий кремль является выдающимся памятником крепостной русской архитектуры. Как все архитектурные формы монастыря, он поражает своей массивностью и прочностью. В этом отношении следует отдать должное Соловецкому монастырю – там все строили добротно, на многие века, и с учетом потребностей обороны. Небесные дела никогда не заслоняли собою земных нужд духовного государства. Даже Преображенский собор, выстроенный в 1558–1566 гг., не составлял исключения и больше напоминал собою крепость, чем храм божий. В годину военной опасности он должен был выполнять роль убежища.

Соловецкий кремль, отвечающий всем требованиям фортификационного искусства XVI–XVIII вв., был практически неприступен для, оружия того времени. Он мог служить твердым оплотом русской государственной границы на Севере и надежным укрытием для поморского населения.

Крепость постоянно содержалась в боеспособном состоянии. Она периодически подновлялась. «Городничий» старец (так называлось специально выделенное лицо) следил за городом, делал представления начальству о ремонте. За 20 лет до начала Крымской войны, во время которой Соловки штурмовались артиллерией английских винтовых пароходов, был произведен очередной капитальный ремонт стены. В отчете монастыря за 1834 год говорится, что «от долговременности» щебеночная закладка между большими камнями высыпалась, образовались выбоины, которые «заросли было мохом и травою», отчего крепость пришла «в совершенную ветхость». Ввиду этого «нынешнего лета стена вся заново на известке с кирпичом разделана… что составляло больших трудов и издержек».[110]110
  ЦГИАЛ, ф. 796, оп. 115, 1834, д. 1712, л. 2 об.


[Закрыть]

Кроме своего прямого назначения, Соловецкая крепость служила местом заточения и выполняла роль государственной тюрьмы. Внутри башен Корожанской, Головленковой и других и по куртинам в самой городовой стене военный инженер монах Трифон сделал ниши. По замыслу архитектора, они должны были служить погребами для снарядов и пороха, но предприимчивое монастырское начальство нашло для них другое применение. Каменные мешки стали казематами монастырской тюрьмы. Первым комендантом Соловецкого города и начальником крепостной тюрьмы был игумен Иаков.

Крепость на Соловецком острове, наряду с собором Василия Блаженного на Красной площади, Белым городом в Москве и ансамблем оборонительных сооружений Троице-Сергиевой лавры, была крупнейшей стройкой России в XVI веке. Возведение такой монументальной стены, приводившей в изумление как друзей, так и недругов России, свидетельствовало о творческом гении нашего народа и являлось своеобразной демонстрацией успехов архитектуры и строительного искусства.

Стены и башни Соловецкого монастыря выдержали испытания временем и оружием. Их не сумели разрушить ни шведы, ни усовершенствованные английские пушки середины XIX века.

Всемирно известный Соловецкий кремль, напоминающий собой, по выражению М. Горького, постройку «сказочных богатырей», непоколебимо стоит около 400 лет. Он сохранился в прочном состоянии до наших дней и охраняется ныне Советским правительством, как замечательный памятник XVI века.

Новый каменный город серьезно укрепил военно-политическое значение Соловков. Монастырь становится большой силой в Русском государстве. С конца XVI века он принимает участие в выборах царей.[111]111
  Памятная книжка Архангельской губернии на 1913 год, стр. 4.


[Закрыть]

§ 2. Разгром шведской интервенции в Беломорье в начале XVII века

В «смутное время», как принято условно называть годы иностранной интервенции и крестьянской войны начала XVII века, Соловецкий монастырь был самым авторитетным представителем законной власти на Севере. В правление В. И. Шуйского он самостоятельно вступал в переговоры с правительством Швеции, в период «междуцарствия» воевал с королем, позднее заключал перемирие с его генералами. В сложной и крайне запутанной политической обстановке начала XVII века монастырь поступал осторожно, тактично и продуманно: он сочетал силу оружия с искусством дипломата.

…Лишенный социальной опоры и боявшийся своего народа, боярский царь Шуйский решил укрепить положение своего правительства путем привлечения чужеземной военной силы вопреки национальным интересам страны. Он пригласил для борьбы с тушинским воровским лагерем и Польшей, стоявшей за его спиной, враждебную ей Швецию. В феврале 1609 года в Выборге было подписано соглашение, по которому Швеция предоставляла Шуйскому 5-тысячный вспомогательный отряд, а царь за эту «помощь» обязался платить корпусу наемников жалованье и передавал географическому врагу России в «вековечную вотчину» город Корелу (Кексгольм) со всем уездом.[112]112
  АИ, т. 2. Спб., 1841, № 158–160, стр. 180–191, № 257–258, стр. 304–307, № 275, стр. 332–333, Н. Н. Бантыш-Каменский. Обзор внешних сношений России (по 1800 г.), ч. 4. М., 1902, стр. 139–141.


[Закрыть] Условия договора были кабальными для России тем более, что «союзники» Шуйского вовсе не думали спасать восточного соседа и расходовать свои силы на борьбу с польскими шляхтичами, блокировавшими Москву. Шведские феодалы сами мечтали о захвате русских земель и боялись упустить благоприятный момент. Вот почему Карл IX шведский настойчиво и многократно протягивал Шуйскому «руку дружбы». Он до того увлекся желанием оказать «содействие» своему венценосному собрату, что разослал депеши пограничным комиссарам такого содержания: «Если русские запросят нашей помощи, то пришлите к нам нарочного, и пусть он и днем, и ночью без отдыха совершает путь, чтобы только скорее известить нас об этом. Мы тотчас отправим несколько отрядов воинов в Выборг или Нарву».[113]113
  Г.В. Форстен. Политика Швеции в смутное время. Журнал Министерства народного просвещения. Спб., 1889, февраль, стр. 336; его же, Балтийский вопрос в XVI и XVII столетиях (1544–1648), т. II. Спб., 1894, стр. 75.


[Закрыть] Шведам нужен был формальный предлог для посылки своих войск в Россию. В.И. Шуйский, как бы идя навстречу желаниям Швеции, дал ей официальный повод для ввода войск в Россию. Этим он допустил не только роковой политический просчет, но по существу совершил акт национального предательства.

Отряд шведских ландскнехтов полководца Якова Делагерди, как и следовало ожидать, при первом удобном случае изменил Шуйскому и с конца 1610 года приступил к оккупации Новгородской земли. Так началась открытая шведская интервенция в Русское государство.

Ранней весной 1611 года шведы перешли в наступление по двум новым направлениям: из Вестерботнии на Колу для захвата Кольского полуострова с незамерзающим побережьем Ледовитого океана и из Улеаборга через Северную Карелию к Белому морю для захвата Карельского Поморья, Кеми, Сумского острога и Соловецких островов. Часто битые в прошлые времена монастырскими дружинами шведские феодалы готовились к походу в Поморье очень тщательно и тайно.

Вторжению шведов в Соловецкую вотчину в 1611 году предшествовала длительная дипломатическая переписка королевских вельмож с «большим чернецом».

13 февраля 1609 года Карл IX направил инструкцию Улеаборгскому губернатору и Каяненбургскому воеводе Исааку Бему, в которой повелевал ему с отрядом лыжников пересечь русскую границу, обложить в свою пользу контрибуцией врагов Шуйского и попытаться захватить «Большую Суму». Чтобы отвлечь внимание русских властей на Севере от агрессии и усыпить их бдительность, рекомендовалось вступить в переписку с Соловецким настоятелем и убедить его в том, что такие действия предпринимаются в интересах правительства Шуйского, которому Швеция обязалась помогать.[114]114
  И.П. Шаскольский. Цит. соч., Приложение, док. № 11, стр. 141


[Закрыть]

Другая королевская инструкция, составленная в это же время, предлагала губернатору Вестерботнии Бальтазару Беку двинуться на Колу, когда Бем начнет свой поход на Суму.

В те самые дни, когда шла подготовка к подписанию Выборгского договора о русско-шведском союзе и дружбе, король приказывает своим воеводам вторгнуться в русские земли. Это был акт неслыханного вероломства.

Выполняя директиву короля, Бем послал в первые месяцы 1609 года Соловецкому игумену Антонию два письма. В одном из них от 23 февраля шведский чиновник, прикидываясь другом и благожелателем России, «изобличал» в воровстве «лгуна и стратника», присвоившего себе имя царевича Дмитрия, осуждал польско-литовских людей, которые, по его выражению, хотят искоренить православие, подчинить себе Русь и «убити вси русаки». Автор письма советовал игумену крепко держаться греческого исповедания и законного царя В. И. Шуйского и, между прочим, как бы вскользь зондировал почву: не нуждается ли монастырь в королевском «пособлении» и кого признает он русским царем.[115]115
  ААЭ, т. 2, № 108, стр. 208–210; Досифей. Цит. соч, ч. 1, стр. 98–101; Памятная книжка Архангельской губернии на 1913 год, стр. 41–43.


[Закрыть] В коварном вопросе со стоял весь смысл послания.

В другом письме Бем уведомил «великого Сумесского воеводу»,[116]116
  «Сумесским», правильнее Сумским, воеводой в данном случае титулуется Соловецкий игумен Антоний.


[Закрыть] что на помощь Шуйскому, по его просьбе, из Швеции выступила ратная сила (имеется в виду отряд Делагерди). Вместе с тем сообщалось, что есть повеление короля оказать «вспоможение» Соловецкому монастырю и повторялся вопрос: «Кто твой царь и великий князь есть; и объявляй мне, буде хочешь нашего велеможного короля подмоги?».[117]117
  ААЭ, т. 2, № 109, стр. 210–211, Досифей. Цит. соч, ч 1, стр. 95–97; Памятная книжка Архангельской губернии на 1913 год, стр. 40–41.


[Закрыть]

Неизвестно, как ответил игумен и отвечал ли вообще на демарши шведского губернатора. Похоже на то, что предложение о помощи было оставлено монастырем без внимания. Никто не угрожал Соловкам, и в посторонней военной помощи они не нуждались.

Тем временем, пока курьеры отвозили «ноты» Бема в монастырь и в Суму, шведские воеводы готовились к осуществлению второй, главной части королевской инструкции – к походу на Кольский полуостров и к Белому морю. Однако организовать экспедицию к побережью Ледовитого океана и в северную Карелию оказалось несравненно труднее, чем сочинять листы. Финские крестьяне Остерботнии, на которых рассчитывали шведские военачальники, прятали продовольствие, а сами, спасаясь от мобилизации, уходили в леса, и поход в 1609 г. не состоялся. Виновником провала похода был объявлен наместник Остерботнии (восточной Улеаборгской губернии) И. Бем. Король сместил его и посадил в тюрьму.

Очередная дипломатическая кампания по подготовке к захвату поморских территорий была предпринята Швецией в дни, когда «смута» достигла кульминации и Россия не имела центральной власти.

24 февраля 1611 года новый Улеаборгский и Каянский наместник Эрик Харе направил в монастырь письмо, по смыслу которого можно догадаться, что к нему была приложена грамота короля Карла IX в двух идентичных экземплярах – на шведском и русском языках.[118]118
  ААЭ, т. 2, № 173, стр. 295; Досифей. Цит. соч, ч. 1, стр. 10З-104; Памятная книжка Архангельской губернии на 1913 год, стр. 44.


[Закрыть] Подлинник королевской грамоты не отыскан в монастырских делах, как не найдены в наших архивохранилищах и списки с него. До недавних времен, пока в Стокгольмском архиве не обнаружили интересующего нас документа, требования соседа не были известны. Поэтому не следует удивляться тому, что А. А. Савич, И. П. Шаскольский и другие историки на основании ответа игумена на королевский лист высказали неподтвердившиеся гипотезы относительно содержания самого послания.[119]119
  См.: А.А. Савич. Цит. соч., стр. 68; И.П. Шаскольский Цит. соч., стр. 90.


[Закрыть]

Грамота Карла IX датирована 20 января 1611 года. В ней говорилось, что если русские будут соблюдать Выборгский договор 1609 года и «изберут себе великого князя из своих прирожденных господ» (король уже знал о свержении Шуйского), то Швеция придет к ним на помощь. Соловецкие власти должны были принять к сведению это заявление. Если же, прибавляет король, будет замечено, что «ты, игумен Антоний, или кто на твоем месте, со многою твоею братьею из священного собора в Сумском остроге и в Соловках, не хотите держаться своих собственных господ, а хотите выбрать какого-либо другого великого князя из поляков и литовцев, либо из татар, тогда наше величество будет вашим врагом».[120]120
  Цит. по статье Г.А. Замятина «Походы шведов в Поморье в начале XVII века», стр. 61.


[Закрыть] Пусть же игумен даст знать о своей позиции.

Переправляя королевский запрос Антонию, Э. Харе со своей стороны в сопроводительной записке торопил игумена «самоскорейше» прислать ответ, разъясняющий позицию властелина Севера. Он стремился как можно быстрее развязать себе руки для военных авантюр. Зная, что вопрос о вторжении в поморские владения России решен, и имея указания готовить людей к выступлению, Харе хотел быстрее закончить излишние, с его точки зрения, дипломатические формальности.

На интересующий королевское правительство вопрос игумен Антоний ответил, что, по имеющимся у него сведениям, русские люди на Москве единодушно выступают против литовских людей и хотят выбирать в государи только из своих русских фамилий. Что же касается подведомственных ему Соловецкого монастыря, Сумского острога и всего обширного Поморского края, то в этих местах такой же «совет единомышленный», как и во всей земле русской, не избирать на отечественный престол иноплеменников: «Не хотим никого иноверцев на Московское государство царем и великим князем, опроче своих прирожденных бояр Московского государства».[121]121
  ААЭ, т. 2, № 180, стр. 308; Досифей Цит. соч, ч 1, стр. 105–106.


[Закрыть] Профессор Г.А. Замятин думает, что игумен дал требуемый королем ответ из-за боязни враждебных действий со стороны Швеции.[122]122
  Г.А. Замятин. Цит. соч., стр. 61–62.


[Закрыть] С этим нельзя согласиться. В данном случае игумен не хитрил и к его словам можно отнестись с полным доверием. Иного ответа, на наш взгляд, нельзя было и ожидать от промысловой Соловецкой вотчины, связанной прочными экономическими и идеологическими узами с великорусским центром.

На ответном послании игумена Антония стоит дата «12 марта 1611 года». На это обратил внимание Г. А. Замятин. Нельзя предположить, чтобы за короткий промежуток времени, отделяющий запрос от ответа, монастырь мог связаться с Москвой и согласовать текст письма. В листе игумена Карлу IX нет и намека на то, что ответ дан по указанию из столицы. В «смутное время» Соловецкий монастырь самостоятельно выработал политическую линию, отражающую национальные интересы страны.

Содержание и тон письма Антония должны были успокоить Швецию, если бы она имела искреннее желание сохранять добрососедские отношения с Россией. Но в том-то и дело, что такого стремления у Швеции не было. Поэтому «обмен нотами» и приемлемый для короля ответ Соловецкого монастыря не могли предотвратить вмешательства Швеции в русские дела.

25 января 1611 года Карл IX послал Э. Харе для дальнейшей отправки свое письмо, адресованное Антонию, и одновременно поставил в известность управителя восточной губернии, что в Улеаборг, по его распоряжению, направляются из глубинных районов страны северным берегом Ботнического залива отряды полковника Андерса Стюарта – ударная сила запланированного похода к Белому морю. По расчетам короля, через месяц солдаты Стюарта должны были подойти к месту сбора. К тому времени Э. Харе должен был реквизировать у населения для рейтаров Стюарта 120 лошадей со сбруей и заготовить партию оружия, а также собрать и экипировать «тысячу крестьян, неженатых и пригодных мужиков». Они должны были явиться вспомогательной силой войска А. Стюарта. Во всех последующих действиях Э. Харе должен был «сообразовываться с той инструкцией», которую король дал А. Стюарту.[123]123
  И.П. Шаскольский. Цит. соч., Приложение, док № 13, стр. 142–143.


[Закрыть]

До нас дошла инструкция руководителям похода Андерсу Стюарту и Кнуту Хоканссону. Она составлена самим королем 30 января 1611 года. Как во всяком документе, предназначенном для служебного пользования, а не для широкой публики, в инструкции с солдафонской прямолинейностью излагается план аннексии Поморья и «расширения границ Швеции» за счет России. Король советовал «как только можно скорее» стянуть в Улеаборг отряды войска Стюарта – ирландских наемников Роберта Сима, рейтаров Кнута Хоканссона, кнехтов (солдат шведской пехоты) Ханса фон Окерн. В Улеаборге Стюарт должен был включить в свое соединение тысячу крестьян Остерботнии, затем через Каяненбург вторгнуться в Беломорье и приложить все старание к тому, чтобы захватить Суму или Соловки, или, еще лучше, обе эти крепости одновременно.

В случае удачи следовало оставить наемников Р. Сима и кнехтов X. Окерна в захваченных местах в качестве оккупационных войск. Король благословлял своих вояк на мародерство. Он разрешал солдатам «забирать… все, что им попадется», но чтобы сохранить объект грабежа и не вызывать партизанской войны, не рекомендовалось жечь поморские селения и убивать самих поморов. Во время движения к Соловкам командиры похода должны были согласовывать свои действия с Делагерди. Предписывалось также поддерживать постоянную связь с королем, чтобы он мог быть в курсе всех событий. Стюарт и его подручные должны были скрывать от подчиненных цели предприятия и говорить солдатам, что их ведут на соединение с Делагерди.[124]124
  И.П. Шаскольский Цит. соч., Приложение, док № 14 стр. 143–145.


[Закрыть]

Из прокомментированных шведских документов видно, что королевское правительство провело серьезную подготовку к походу на Суму и Соловки. Сам Карл IX разработал план завоевания Поморья, написал инструкцию военачальникам и в дальнейшем следил за ее осуществлением. По опыту прежних войн король знал, что рассчитывать на финских крестьян особенно не приходится. Поэтому для захвата Поморья выделялись регулярные войска, состоявшие из пехоты, конницы, иностранных наемников – профессионалов военного ремесла, а отряды навербованных крестьян должны были выполнять подсобные задачи.

В начале марта 1611 года, когда Соловецкий игумен, ничего не подозревая, составлял миролюбивый ответ на письмо Карла IX, отряды Стюарта, выделенные королем для захвата Соловков, поэшелонно прибывали в Улеаборг.

Первым перешел русскую границу не Стюарт. Когда экспедиционные части были еще на подходе к Улеаборгу, губернатор Вестерботнии Бальтазар Бек совершил отвлекающий налет на Колу. Начатый 12 февраля, этот поход закончился к 2 марта полным поражением. Взять Колу враг не сумел и вернулся обратно на свою базу в Торнео. В отместку за поражение войска Бека повоевали «порубежные волости и деревни пожгли, и людей секли, а иных в полон взяли».[125]125
  ААЭ, т. 2, № 195; Досифей. Цит. соч, ч. 1, стр. 112.


[Закрыть]

В конце марта 1611 года началась самая крупная операция неприятеля на Севере – завоевательный поход войск Стюарта на Суму и Соловки. В походе участвовало около 1500 человек, несколько менее, чем предполагалось. Произошло это потому, что Э. Харе только наполовину сумел произвести мобилизацию крестьян, которые всеми способами уклонялись от участия в походе. Однако уменьшение численности вспомогательных отрядов не отражалось на боеспособности экспедиционного корпуса в целом, так как все его основные армейские подразделения выступали в полном составе.

Маршрут войск Стюарта можно восстановить по письму сумских воевод шведским военачальникам от 7 сентября 1611 года. В нем называется 11 селений, разоренных врагом по пути продвижения к Белому морю: Лендера, Ловуш-остров, Тюжня, Чолка, Ребола, Котвас-озеро, Ровкула, Вонгоры, Кимас-озеро, Юшко-озеро, Сопасалма. От Сопасалмы рекою Кемь до морского берега оставалось менее 150 километров, но завоеватель не сумел преодолеть этого расстояния и начал попятное движение, хотя и не сразу.

Первоначально Стюарт думал задержаться в Лопских погостах до вскрытия рек, а после половодья по реке Кеми выйти в Белое море. Король, которому воевода сообщил о своем замысле, одобрил его инициативу и приказал губернатору Вестерботнии Б. Беку во главе своих регулярных частей двинуться в Северную Карелию и помочь Стюарту завершить поход на Суму – Соловки. С людьми и лодками, необходимыми для наступления по воде, должен был подойти к Стюарту Э. Харе. Некоторые соратники Стюарта не одобряли плана наступления по реке с маленькими лодками. К. Хоканссон называл его «сумасшедшим предприятием», которое должно закончиться большими человеческими жертвами.[126]126
  И.П. Шаскольский Цит. соч., Приложение, док. № 16, стр. 147.


[Закрыть] К счастью шведов, этого не случилось. Войска интервентов не сумели даже на несколько недель закрепиться на чужой территории среди враждебно настроенного к ним населения. Опасаясь голода, Стюарт не стал ожидать подхода подкреплений, повернулся спиной к Белому морю и двинулся в обратный путь. В последних числах апреля вернулись в Улеаборг рейтары Хоканссона, а в конце мая – начале июня подтянулись пехотные подразделения.

В середине мая губернатор Вестерботнии Б. Бек узнал о возвращении отрядов Стюарта и сообщил об этом королю. Тот не поверил печальному известию и 9 июня вторично приказал губернатору отправиться со всеми своими войсками к Стюарту и вместе с ним двинуться к Суме, то есть действовать согласно инструкции от 30 января 1611 года,[127]127
  И.П. Шасколъский. Цит. соч, Приложение, док № 18, стр. 149.


[Закрыть] но делать этого не было смысла. Пехотные части Стюарта вернулись в Улеаборг раньше, чем к Беку прибыло именное повеление оказать им помощь. Всем стало ясно, что поход на Суму и Соловки закончился позорным крахом.

Почему у Сопасалмы Стюарт прервал наступление? Что помешало ему дойти до цели похода? Один из военачальников К. Хоканссон, желая выгородить себя и остальных перед королем, сочинил версию о том, что климатические трудности не позволили довести до победного конца удачно начатое предприятие.[128]128
  Там же, док. № 16, стр. 146–147.


[Закрыть] Помешал, оказывается, снег «глубиной в рост лошади». Если верить Хоканссону и повторяющим его вымыслам шведским фальсификаторам истории, то можно подумать, что не будь зимой снега и других специфически русских географических неудобств, то Хоканссон с товарищами по ремеслу наверняка завоевал бы Беломорье. Странно, что дань этой версии отдал проф. Г. Замятин, который в ряде случаев с излишней доверчивостью относится к скандинавским источникам и игнорирует отечественные. Еще удивительнее, что Замятин, не надеясь, очевидно, убедить читателя ссылками на шведских авторов, призывает в свидетели сына выдающегося русского ученого П. П. Семенова-Тянь-Шанского Вениамина Петровича,[129]129
  Г. А Замятин Цит. соч., стр. 62, 75.


[Закрыть] хотя тот никогда не объяснял толщиной снежного покрова проигрыш военных авантюр.

Причину провала весеннего наступления шведов к Белому морю как нельзя лучше объяснил сам неудачник-воевода в письме к Соловецкому игумену от 7 июля 1611 года.[130]130
  ААЭ, т. 2, № 129, стр. 240–241; Досифей. Цит. соч., ч. 1, стр. 101–103; Памятная книжка Архангельской губернии на 1913 год, стр. 43–44. Составитель 2-го тома ААЭ ошибочно пометил этот документ 7 июля 1609 года. На самом деле лист написан ратным воеводой Андерсом Стюартом Ладиком Луденским совместно с его товарищем и другом Эриком в Улеаборге 7 июля 1611 года, ибо в нем говорится о неудачном весеннем походе экспедиционных войск в Беломорье и о их бесславном возвращении в Финляндию.


[Закрыть] Стюарт пытается выдать интервенционистский поход за мирное предприятие. Он серьезно уверяет игумена, что по повелению короля собирался помочь русским людям в их борьбе с поляками и литовцами. Имея такую «благородную» цель, Стюарт хотел, оказывается, провести войска через Поморье, чтобы «поляки не доведались» про их численность, на соединение со своим «большим воеводой» Делагерди, но русские крестьяне пограничных сел не поняли «дружеских» замыслов шведов, сетует воевода, и встретили их враждебно, как врагов. Ценное признание. Оно позволяет понять, почему Стюарт не сумел сделать того, что требовалось от него королевским наставлением.

Русские и карельские крестьяне не просто косо и недоверчиво посматривали на мнимых друзей России, но как только узнали о приближении шведских войск, так «они все от своих дворов побежали», – жалуется Стюарт настоятелю Соловецкому. Когда же интервенты разорили одиннадцать уже известных нам селений, то «громленные мужики» (крестьяне разгромленных деревень, – Г.Ф.) стали объединяться в партизанские отряды и бить врага на всех дорогах. Большой крестьянский отряд действовал в районе Сумского острога. Леса кишели «шишами». Партизаны контролировали все лесные дороги и просеки: истребляли фуражиров, перехватывали гонцов с военной корреспонденцией, из которой узнавали о замыслах противника.