Текст книги "Долетим до Одера"

Автор книги: Георгий Пшеняник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

...Под Ростовом разворачивались важные события. Наши войска со всех сторон окружили город и блокировали засевшего в нем противника. 27 ноября на подступах к городу, а потом и на его улицах разгорелись ожесточенные бои. 29 ноября Ростов был полностью освобожден от фашистской нечисти. С какой же радостью встретили мы слова приказа Верховного Главнокомандующего, адресованного войскам Южного фронта, в котором он поздравлял нас с победой над врагом и освобождением Ростова от немецко-фашистских захватчиков.

Свой вклад в эту победу над гитлеровцами внес и 88-й истребительный авиаполк. Только в ноябре летчики полка уничтожили и вывели из строя 5 немецких танков, 129 машин с живой силой и боеприпасами, 10 зенитных орудий, две цистерны с горючим, сбили три самолета. С нашей стороны потерь не было, несмотря на сильное противодействие вражеских истребителей. Правда, несколько летчиков получили ранения, но благополучно возвратились на свои аэродромы. Это красноречиво говорило о возросшем летном мастерстве воздушных бойцов, о том, что чрезвычайно поучительным оказался для них опыт первых месяцев войны.

С 30 ноября по 2 декабря войска Южного фронта неотступно преследовали потрепанные в Ростове дивизии 1-й немецкой танковой армии, отползавшие к Таганрогу. В результате враг был отброшен на рубеж река Миус, Самбек, в 60 80 километрах к западу от Ростова. Возросла мощь ударов нашей авиации, инициатива летчиков в воздухе. Немало примеров тому можно было найти и в боевых буднях нашего полка.

1 декабря старший лейтенант Петр Середа повел шесть самолетов И-16 на штурмовку противника в районе реки Самбек. В четырех атаках летчики уничтожили 5 автомашин с вражескими солдатами. В очередной атаке в хвост нашим истребителям зашла девятка "мессершмиттов". Это могло плохо кончиться для Середы и его товарищей. Но командир группы вовремя заметил врага и вышел из-под удара боевым разворотом, увлекая за собой летчиков. Набрав высоту, вместе они бесстрашно бросились в ответную атаку. И здесь удача изменила отважному воздушному бойцу Петру Середе: в левую плоскость его самолета попал снаряд, машина начала терять управление. Казалось, нужно выходить из боя, но командир продолжал сражаться, невероятным напряжением сил заставляя самолет повиноваться своей воле, вдохновляя товарищей мужеством и отвагой.

В критическом положении оказался и один из его ведомых – лейтенант Семен Сливка: самолет изрешечен пулями, перебит руль поворота. Однако летчик сумел удержать машину в воздухе, не оставил товарищей на поле боя. Измотанные маневрами наших "ишачков", "мессеры", несмотря на численное преимущество, убрались восвояси. А вся наша шестерка благополучно вернулась в Шахты.

Нашему кавказцу Кубати Карданову, "воздушному джигиту", как называли его в полку, выпала в этот день встреча с подразделением немецких кавалеристов. Кубати насчитал 20 всадников и расправился с ними и впрямь по-джигитски: стремительно бросил машину вниз и на бреющем, почти над самой землей, расстрелял фашистов.

Пришла пора подробнее рассказать о Кубати Карданове, личности яркой, своеобразной. Родом он из села Аушигер, что под Нальчиком. В детстве батрачил у кулаков, пас волов на горных склонах. Учился Кубати лишь зимой, но и четырех месяцев ему было достаточно, чтобы нагнать по программе своих сверстников. Учителя отметили его незаурядные способности и посоветовали родителям отправить мальчика в педагогический техникум. Трудно было многочисленной семье расставаться с помощником, но мать и отец хотели видеть Кубати образованным человеком. Он уехал учиться в Нальчик и в 18 лет стал учителем.

Учил он таких же, как и сам в недавнем прошлом, мальчишек-подпасков, и учил, надо сказать, хорошо – не только словами, но и сердцем. Не случайно Кубати назначили директором школы в родном селе, а в 1937 году – инспектором народного просвещения в республике. Предгрозовая обстановка конца тридцатых годов, дыхание надвигающейся войны круто изменили жизненный путь Карданова. Армии были нужны хорошо подготовленные бойцы и командиры.

В 1939 году Кубати поступил в Качинскую школу военных летчиков, через год в звании лейтенанта прибыл в наш полк. Это воинское звание он получил в числе нескольких курсантов во внеочередном порядке – за отличные успехи в учебе (был круглым отличником). Остальных курсантов выпустили из школы в звании младшего лейтенанта. В связи с возросшей военной опасностью выпуск этот был ускоренный.

Позволю себе привести выдержку из книги "Братство, рожденное в огне", в которой рассказывается о первом воздушном бое лейтенанта Карданова.

"Это произошло 13 июля 1941 года... У немецкого аса на его "мессершмитте" установлены крупнокалиберные пулеметы, и, по всей видимости, он их пускал в дело не первый раз. Кубати и глазом не успел моргнуть, как тот зашел ему в хвост. "Эге, джигит! Кажется, первый приз сегодня достанется не нам", подумал он невольно. И как бывало в юности на скачках в родном ауле, когда недостаток физических данных скакуна восполнялся железной волей к победе наездника, он вдруг озлился на самого себя и своего преследователя и, резко убрав газ, бросил И-16 в не предусмотренный никакими наставлениями полувираж, полупике, полуштопор, а точнее – в какое-то беспорядочное сальто-мортале.

Великая это сила – воля к победе. Движение правой педалью, наклон ручки вперед и в сторону, сектор газа снова вперед до упора – и вот верткая на виражах машина уже заходит в хвост одураченному фашисту. Все ближе хвостовое оперение вражеского истребителя, все шире расползается оно в кольцах пулеметного прицела. Теперь не уйдешь, ворон! Кубати плавно и уверенно нажимает гашетку пулемета. "Мессер" вспыхивает и факелом падает на землю.

Так был открыт счет сбитым самолетам противника, счет, который два года спустя приведет Кубати Локмановича Карданова к званию Героя Советского Союза".

...В начале декабря 1941 года фронт удалялся от Ростова на юго-запад. Это затрудняло боевые действия нашего полка с аэродрома в Шахтах. 5 декабря мы перелетели ближе к линии фронта, на полевой аэродром Большой Должик, и здесь встретили сильное противодействие вражеской авиации. По данным воздушной разведки, на аэродроме в Таганроге, где еще совсем недавно базировались наши части, сейчас сосредоточились крупные силы авиации противника – 60 истребителей, 40 бомбардировщиков.

ВВС Южного фронта нанесли несколько ударов по этому аэродрому. В одном из них – 6 декабря – участвовали летчики нашего полка. Возглавить выполнение ответственного задания было поручено капитану А. Ф. Локтионову. За две недели до описываемых событий в полк пришла радостная весть: Андрею Федоровичу Локтионову присвоили Звание Героя Советского Союза. Это была действительно всеобщая радость, и достойным ответом на высшую правительственную награду могли быть новые боевые успехи, новые героические дела. Разумеется, пальма первенства – виновнику торжества. И вот, готовясь к боевому вылету на Таганрог, капитан Локтионов решал сложную задачу: в эскадрилье всего четыре исправных самолета – и двенадцать рвущихся в небо летчиков. Кого взять в бой?

Командир эскадрильи построил своих подчиненных в шеренгу, объяснил задание, обстановку и задал вопрос, ответ на который знал заранее:

– Кто готов лететь на штурмовку вражеского аэродрома – два шага вперед...

Вперед вышла вся эскадрилья. Тогда Локтионов назвал три фамилии:

– Со мной полетят Кубати Карданов, Павел Лазюка, Василий Колесник, – и добавил, словно извиняясь: – Остальные – в следующий раз.

...Небо над Таганрогом полыхало огненным заревом от разрывов зенитных снарядов. Четверке советских истребителей предстояло пробить эту огненную стену, и Локтионов решил заходить на цель со стороны моря. Там заградительный огонь вели зенитки стоявших на рейде военных кораблей, и он мог быть менее плотным. Расчет оказался точным: вся четверка проскочила опасную зону. Локтионов покачиванием с крыла на крыло показал ведомым: "Вижу цель! Сомкнуться! Атакуем!"

Еще напряженнее заработали зенитки. Но наши летчики на бреющем полете уже устремились к стоянкам самолетов и в упор начали расстреливать машины с черными крестами. Три из них вспыхнули тут же. Возможно, поврежденных фашистских машин было и больше, но заниматься подсчетами некогда. Локтионов срочно дал сигнал к возвращению, не желая понапрасну рисковать жизнью товарищей.

Все четверо через некоторое время вернулись в Большой Должик. Трудно описать состояние их машин. Особенно пострадал самолет командира: в фюзеляже зияли огромные дыры, концы крыльев болтались, как тряпки, киль пробит. Казалось, машина вот-вот рухнет на землю грудой обломков. А Локтионов не только долетел на ней до аэродрома, но и лихо посадил ее на летном поле на глазах у изумленных однополчан.

Техники, окружившие самолет, недоверчиво качали головами – не могли понять, как можно было дотянуть на нем до аэродрома. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что от семи прямых попаданий зенитных снарядов была совершенно разрушена правая сторона стабилизатора, продырявлен масляный бак, разбита приборная доска, сорвана перкаль с консолей крыльев. Машина срочно требовала капитального ремонта. А я, помнится, подумал тогда: была бы возможность – отправить бы боевую машину в музей. Без всяких объяснений экскурсоводов рассказывала бы она грядущим поколениям, какой ценой какими усилиями, напряжением духа платили мы за столь желанную и долгожданную победу.

Терриконы в огне

Пережившие войну помнят, что практически ежедневно в сводках Совинформбюро звучали три слова – "бои местного значения". К ним успели попривыкнуть и отличали вчерашние сообщения от сегодняшних лишь по географическому признаку, порой совсем не представляя себе масштабов этих боев. Между тем за тремя привычными словами стояли сотни, тысячи человеческих судеб, потери и победы, из которых складывалась большая война.

Готовясь к главному удару, войска Южного фронта продолжали изматывать противника, мешая маневрам его войск в прифронтовой полосе. Однако в декабре у нас появился еще один недруг – пронизывающий зимний холод, одинаково безжалостный и к своим, и к чужим. Но от этого не легче было. Природа, словно испытывая наше мужество, выносливость, терпение, одну за другой подкидывала нам все новые проблемы и вводные.

Так, аэродром нашего полка располагался в двух километрах от небольшого села на 30 – 40 дворов, в котором мы временно и расквартировались. Пряталось оно в глубокой балке. До наступления морозов мы добирались до аэродрома, представлявшего собой обычное грунтовое поле, пешком по вязкой осенней слякоти, так как машины здесь буксовали. Но вот грянула зима, сковала холодом землю и непомерно усложнила нашу работу. Особенно тяжко пришлось в эти дни техникам, механикам, мотористам, оружейникам, готовившим самолеты к боевым вылетам. Не хватало средств для расчистки поля от снега, нечем было разогревать моторы самолетов и масло перед запуском.

Чего только не делали возле оцепеневших самолетов. Пускались техники и на всевозможные ухищрения: не спали ночами, все время прогревали моторы, постоянно запуская и прогоняя их, не давая с вечера окончательно охладиться. Мука, а не работа. И отдыхать-то им толком не удавалось. Да и что это был за отдых! Возвращались техники в Большой Должик, валились в избах прямо на пол, под голову – вещмешок, сверху – шинель или куртка.

Запомнился Большой Должик и перебоями с питанием – из-за бездорожья в осеннюю распутицу, снегопадов и морозов – в зимнюю пору. И уж совсем неожиданным оказалось нашествие на село полчищ полевых мышей. Спасаясь от холода и голода, они штурмом брали избы, добирались до съестных припасов, и без того скудных, пробирались даже на аэродром. Нередко летчикам приходилось вышвыривать из кабин боевых машин непрошеных "пассажиров".

Многие воины нашего полка были отмечены в это время правительственными наградами. Ордена Красного Знамени получили командир полка А. Г. Маркелов, летчики П. Середа, К. Карданов, Б. Карасев, В. Батяев, М. Сериков. Награды в торжественной обстановке вручал командующий 9-й армией генерал-майор Ф. М. Харитонов, войска которого прикрывали и поддерживали мы вместе с другими частями 20-й авиадивизии. Многие офицеры получили очередные воинские звания. О моих однополчанах писала фронтовая газета. Все это, безусловно, радовало и вдохновляло на новые боевые свершения.

Так, 27 декабря снова отличился Герой Советского Союза капитан А. Ф. Локтионов. Он получил задание: возглавить шестерку истребителей для сопровождения бомбардировщиков. Те должны были нанести удар по танковой колонне противника в районе Чистяково. Как только группа пересекла линию фронта, в небе появились семь "мессершмиттов". Локтионов и его ведомые искусно вели оборонительный бой, дав возможность экипажам бомбардировщиков отбомбиться, не подпустив к ним врага. Но когда бомбардировщики выполнили свою задачу и фашистские танки замерли на дороге, Локтионов тотчас дал товарищам сигнал к лобовой атаке. За 10 – 15 минут наши истребители сбили три "мессера", один из них – сам командир группы. Четыре оставшихся немецких самолета не рискнули продолжать схватку, и наши летчики вернулись на аэродром без потерь.

Великолепный воздушный боец, Локтионов был, пожалуй, одним из самых ярких в истории полка командиров эскадрилий. Характер взрывной. Но человек справедливый и в высшей степени заботливый по отношению к подчиненным.

Помню, как прибыл к нему в эскадрилью прямо из летной школы молодой пилот. Вид парень имел жалкий – поношенная шинель, старые кирзовые сапоги. Ежится на морозе, приплясывает от холода. Сходил было с вещевым аттестатом в отделение снабжения БАО, а там начальник, или "начвещ", как у нас их называли, заявил, что летного обмундирования на складе нет и когда будет – неизвестно. Сам же сидел в теплой куртке и меховых унтах. Узнал об этом Локтионов, вскипел мгновенно и тут же решил проучить интенданта. От имени командира полка комэск срочно вызвал его на аэродром. Тот приехал на полуторке – пешком "начвещ" не ходил. К его приезду Локтионов выстроил летчиков эскадрильи в шеренгу. Спрыгнув с подножки машины, тот подошел к строю – в теплой куртке, унтах. Локтионов, сдерживая себя, поздоровался, спросил:

– Куревом не угостите?

"Начвещ" с готовностью вынул коробку редкого тогда "Казбека".

– Хорошо живете, – насупился комэск. – А мы вот махорочкой дымим. – И, пустив пачку по кругу, добавил: – Угощайтесь, товарищи.

Коробка "Казбека" быстро опустела – к "начвещу" вернулась пачка махорки. Затем Локтионов подвел снабженца к прибывшему летчику и спросил:

– Видите, как одет этот летчик? – И, уже не скрывая гнева, перешел на высокие ноты: – Он должен фашистов бить! А вы срываете ему боевые вылеты. Эт-то же п-преступ-пление. Тт-риб-бу-налом п-пахнет!

От волнения комэск Локтионов начинал заикаться. Наконец, взяв себя в руки, он жестко приказал:

– А ну-ка, отдайте летчику куртку и унты. Они вам не положены.

"Начвещ" начал растерянно раздеваться, передал новичку теплые вещи, взяв его шинель и сапоги.

– Ну вот, теперь т-трибунала не будет, – успокоился Локтионов...

В другой раз летчики пожаловались своему командиру на питание в столовой. Нагрузки в боях были огромные, энергии уходило много, а пищевые продукты в ту пору были не ахти какой калорийности. Многим, особенно тем, кто покрупнее комплекцией, их явно не хватало. Тут хотя бы количеством пищи взять, но в столовой летчики получили отказ. Тогда Локтионов вызвал повара и задал ему вроде бы не относящийся к делу вопрос:

– Вы давно не получали наград?

– Давно, товарищ капитан.

– А хотите получить?

– Так кто же не хочет, товарищ капитан?

– Тогда слушайте меня внимательно. У вас попросят добавки один раз дайте. Попросят второй раз – снова дайте и улыбайтесь. Это и будет для вас высшая награда – значит, ваше кулинарное искусство нравится летчикам. Так что не лишайте себя наград, а летчиков – добавок. Договорились?

– Так точно, товарищ капитан! – ответил смышленый повар.

Жалоб на него больше не поступало...

Что и говорить, справедлив и заботлив был комэск Локтионов. Летчики эскадрильи отвечали своему командиру отвагой, преданностью в бою и готовностью отдать за него жизнь.

А полк вскоре получил приказ перебазироваться ближе к линии фронта. Надо признаться, мы готовились выполнить его с большой радостью: летим к врагу, а не от врага. Однако Новый год встречали еще на старом месте.

Собравшись в штабе, мы от души пожелали друг другу полной победы. Волнующе прозвучал для всех перезвон Кремлевских курантов на Спасской башне – будто сама Москва, родная и близкая, обратилась к нам через расстояния... По радио выступал М. И. Калинин. Агитаторы, слушавшие в штабе полка его выступление, йотом рассказывали о содержании речи всесоюзного старосты однополчанам. В новый год мы вступали с новым зарядом энергии, готовые выполнить любой приказ Родины.

5 января 1942 года. Получено задание на разведку в районе Матвеева Кургана. Вылетел Василий Максименко и в воздухе столкнулся с вражеским разведчиком. Немец попытался ускользнуть от нашего истребителя на бреющем. Но Максименко разгадал его замысел и открыл счет сбитым самолетам противника в новом году.

В январе мы перелетели на полевой аэродром у совхоза Лозы, расположенного неподалеку от железнодорожной станции Ровеньки. Здесь пробыли до 3 марта, перезимовав самые лютые недели 1942 года. Ураганные степные ветры срывали со стоянок наши боевые машины. От техников самолетов требовались героические усилия, чтобы тросами и фалами прикрепить их к мерзлой земле. Мороз, затяжные метели, гулявшие по Донецкому кряжу, будто подкарауливали людей. Сколько обмороженных лиц, рук и ног пришлось спасать полковому врачу! Карп Севастьянович Кондрычин трудился день и ночь, не щадя ни сил, ни времени, ни собственного здоровья. Своей деликатностью, неброской, но действенной самоотверженностью он напоминал нам лучших земских врачей чеховских времен.

Нельзя было отказать в самоотверженности и работникам ремонтных бригад. В жесточайших условиях небывало холодной зимы они умудрялись ставить своеобразные трудовые рекорды: например, по нормам на замену мотора требовалось 22 – 24 часа, а они проделывали эту операцию за 8 – 10 часов в полевых условиях. А погода стояла такая, что нередко в вихре метели невозможно было ничего разглядеть на расстоянии 10 – 15 метров. Случалось, техники подолгу кружили в снежной мгле по аэродрому в поисках стоянки самолета, а она находилась рядом.

В один из вьюжных февральских дней в землянке на аэродроме, где возле печки-"буржуйки" грелись летчики полка, появился – правда, с опозданием месяца на полтора – настоящий дед-мороз: брови и ресницы заиндевели, меховой комбинезон весь белый от снега, на голове снежная шапка, не хватало только бороды да мешка с подарками. Впрочем, само появление нежданного гостя оказалось для всех дорогим подарком. Когда растаял иней, проступила иссиня-черная смоль бровей, тонкий нос и озорная улыбка на смуглом лице, все узнали Кубати Карданова. Около двух месяцев назад он был тяжело ранен в бою и, попал в госпиталь, как мы думали – надолго.

Нашему изумлению не было конца. А Кубати отыскал глазами командира полка и лихо отрапортовал:

– Товарищ майор! Старший лейтенант Карданов вернулся из госпиталя. Готов выполнять любые боевые задания!

Маркелов обнял Карданова:

– Вижу, Кубати, что вернулся. Дай рассмотреть тебя хорошенько. Смотри, какое лицо – чистое да гладкое. Ай да врачи, ай да молодцы!

Было чему удивляться. В канун Нового года, 27 декабря, Карданов возглавил боевой вылет четверки наших И-16 на штурмовку артиллерийской батареи врага в районе Матвеева Кургана.

Она упорно мешала наступлению наших войск, и нужно было заставить ее замолчать. В первых двух заходах летчики подбили два орудия, уничтожили артрасчет и пошли было на третий заход, но в этот момент их внезапно атаковала четверка "мессершмиттов". С земли немецких истребителей поддержали зенитки. И вот в кабине самолета Карданова разорвался снаряд. Девять осколков, как потом подсчитали врачи, впились в лицо Кубати, которое мгновенно залило кровью. Правый глаз закрылся вообще, левый видел, если поддерживать веко.

И все-таки Карданов продолжал бой, одной рукой управляя самолетом. Вражеские истребители атаковали наших "ишачков", но, ничего не добившись, убрались восвояси. Только после этого истекавший кровью Карданов позволил своей группе повернуть домой. И лишь тут его ведомые заметили, что командир как-то странно ведет машину: она кренится у него из стороны в сторону, нос самолета рыскает то вверх, то вниз. Поняли летчики – ранен Карданов, и, окружив его самолет, увидели, что он левой рукой веко поддерживает, значит, управляет машиной только правой, а это очень сложно: пилотированием самолета обычно заняты обе руки. Карданов сквозь кровавый туман тоже заметил товарищей, и в отяжелевшей голове молотком застучала мысль: "Только бы дотянуть до аэродрома..."

Не надо быть специалистом, чтобы понять, какие усилия и летное мастерство потребовались от летчика, чтобы посадить в описываемой ситуации боевую машину. А он после этого еще нашел силы доложить командованию о результатах вылета. И лишь тогда медленно опустился на руки подоспевших товарищей.

Почти два месяца провел Карданов в госпитале – немного в расчете на ранения, а летчику казалось, что вечность. Чуть ли не через неделю он начал упрашивать врачей, улыбаясь и скрывая при этом боль (давали себя знать медленно заживающие травмы лица):

– Такого горного орла, крепкого, сильного, в клетке держите, а на фронте добыча по полям рыщет. Плохо это, выпускать орла надо.

Карданова отпустили раньше срока, а он при прощании добродушно ворчал, что долго не выписывали.

И вот теперь майор Маркелов, довольный, что вернулся в строй один из лучших летчиков полка, не сводил с него глаз, заставляя повернуться и так и этак.

За последнее время особых событий на нашем участке фронта не произошло. Наступление советских войск в Донбассе развивалось медленно. Противник сумел использовать благоприятные природные условия здешних мест и построил крепкую линию обороны, сокрушить которую оказалось не так просто. Тем не менее 6-я армия Юго-Западного фронта, 9-я и 57-я армии Южного фронта, поддержанные кавалерийскими корпусами, сумели прорвать оборонительные позиции врага на глубину до 90 километров и закрепились на рубеже между Балаклеей, Лозовой и Славянском. На правом берегу Северского Донца был захвачен обширный плацдарм, с которого в дальнейшем можно было наносить удары по харьковской и донбасской группировкам противника.

В первые два месяца нового года наш полк осуществлял боевые действия в районе известных шахтерских городов и железнодорожных узлов – Сталино (нынешнего Донецка), Макеевки, Дебальцево, Харцызска и нанес врагу немалый урон.

Знаменательно, что в нашей части за этот период потерь не было. Это означало, что мы к тому времени научились вести боевые действия в воздухе осмотрительно, расчетливо и эффективно. На Южном фронте к началу 1942 года создалось численное превосходство над авиацией врага. Только ВВС Южного фронта насчитывали к этому моменту 344 самолета (против 190 – 220 самолетов противника), в том числе бомбардировщиков в полтора раза, а истребителей вдвое больше, чем у гитлеровцев.

Теперь нужно было этот количественный перевес использовать для нанесения сокрушительного удара по врагу. Задача стояла нелегкая, но вдохновляющая. Вопреки непогоде, преодолевая повседневные тяготы, наши летчики вылетали на боевые задания в приподнятом настроении и возвращались, удачно их выполнив.

19 января на разведку в район Чистяково вылетели старший лейтенант В. Колесник и младший лейтенант П. Лазюка. Они обнаружили крупную группировку противника. Данные разведки оказались настолько важными, что командующий ВВС Южного фронта генерал К. А. Вершинин объявил нашим летчикам благодарность.

Психологически трудный бой выпал в феврале на долю командира эскадрильи капитана В. Максименко. Он возглавлял группу истребителей, которой поручили штурмовать железнодорожную станцию города Харцызска. Это был родной город Максименко – здесь он родился, вырос, окончил семилетку. Его дом находился рядом со станцией – настолько близко, что Василий опасался, как бы при штурмовке в него не попали снаряды. Конечно, на войне как на войне, и все-таки собственными руками разрушать родной очаг тяжело.

Шестерка истребителей зашла на станцию со стороны солнца, так что немцы заметили их в последний момент и начали было отводить составы с путей, но слишком поздно.

На всех парах прочь от станции помчался одинокий паровоз. Максименко догнал его, и после точного попадания реактивного снаряда паровоз остановился, охваченный клубами дыма и пара. Второй локомотив попытался увести подальше от опасности длинный эшелон, но и его постигла та же незавидная участь. В третьем заходе наши истребители огнем пушек и пулеметов вывели из строя еще один состав и уже собирались повернуть назад, к аэродрому, как вдруг заметили, что самолет командира круто вывернул в сторону и направился к небольшому белому домику, стоявшему чуть поодаль от станции. Максименко бросил машину в крутое пике и над самой крышей резко взмыл ввысь. Самолет сделал круг, на прощание покачал крыльями дому с закрытыми ставнями. Сквозь рокот мотора Василий прокричал:

– Ничего, дружище, держись! После войны вернемся к тебе. Распахнем твои ставни!

Через несколько дней, а именно 23 февраля, в день 24-й годовщины Красной Армии, Василию Максименко вновь довелось пролетать над своим домом, С особым подъемом уходили на боевое задание истребители капитана Максименко. Штурмуя крупную автоколонну на шоссе Харцызск -Чистяково, они нанесли врагу значительный урон. Сам командир уничтожил восемь грузовых машин с фашистами. "Праздник сегодня – на нашей улице!" – каждый раз приговаривал он, нажимая на гашетку пулемета.

Действительно, у нас был большой праздник, и готовиться к нему в полку начали заранее. А уж в этот день каждому хотелось отличиться. К 23 февраля в штабе подвели итоги социалистического соревнования. Эта форма трудового соперничества, принесенная из мирной жизни, в военных условиях приобрела новый смысл, новое содержание. По боевым показателям одним из победителей соревнования стал младший лейтенант Павел Лазюка.

В самом начале войны сержант Лазюка попал на фронт прямо из летной школы и на удивление быстро освоил боевую машину. Даже бывалые летчики, придирчиво относящиеся к успехам молодых пилотов, отметили его хватку: "Выйдет толк из парня. Достанется от него фашистам".

И предсказания эти сбылись, да так скоро, как не мог предположить никто, даже наши ветераны. Уже к концу 1941 года Лазюка был признан одним из лучших летчиков полка и вместе со своим старшим другом Василием Колесником составил прекрасную пару воздушных разведчиков. Самые сложные задания по разведке вражеских коммуникаций командование поручало именно им, веря в отвагу и мастерство воздушных бойцов. И сколько раз Колесник и Лазюка выходили победителями из самых неожиданных ситуаций, "обманывая" коварную погоду, противника и неизменно доставляя самые точные данные о немцах.

Как-то они возвращались из очередного разведывательного полета. До аэродрома было уже рукой подать, но тут их неожиданно атаковали шесть "мессершмиттов". Какой же уверенностью и бесстрашием нужно было обладать, чтобы не дрогнуть перед противником, втрое превосходившим по количеству! Наша пара стремительно перешла в атаку, сбила ведущего, а остальные гитлеровцы в смятении покинули поле боя.

В те же февральские дни выпало Павлу Лазюке новое испытание. С группой истребителей под командованием Петра Середы он вылетел на штурмовку противника. Над целью – скоплением вражеского автотранспорта – наши самолеты спикировали и открыли огонь. Одна за другой яркими факелами вспыхнули машины. Наконец неприятель, оправившись от паники, открыл ответную стрельбу. В небе повисли дымки зенитных разрывов. Один из снарядов разорвался рядом с кабиной Лазюки, и его осыпало градом осколков, несколько впилось в правую руку и ногу. Захваченный боем, Павел поначалу не почувствовал боли, его волновало другое: не поврежден ли мотор? Самолет был послушен воле летчика. Только теперь он заметил кровь на руке и как-то сразу ощутил сильную боль – правая рука немела. Пилоты уже возвращались на свой аэродром, но, заметив, что произошло с Павлом, окружили самолет раненого товарища. Он, благодарный им за поддержку, вывел машину точно по курсу – со стороны трудно было и предположить, что истребителем управлял летчик одной рукой.

Накануне 23 февраля Павел Лазюка заслуженно стал кавалером ордена Красной Звезды, ему было присвоено звание младшего лейтенанта.

К празднику Красной Армии орденами и медалями были награждены и другие авиаторы полка. Кавалером ордена Ленина стал Б. Москальчук, первым в полку получивший такую высокую награду. Ордена Красного Знамени удостоились комиссар полка В. Потасьев и особенно отличившиеся в боях летчики В. Максименко, В. Князев, А. Постнов. Я был награжден орденом Красной Звезды. Не скрою, первая правительственная награда несказанно обрадовала, взволновала до глубины души.

Так что свой армейский праздник мы встретили по-боевому.

Сохранились архивные документы. Они напомнили мне тот давний февраль сорок второго. 20 февраля капитан П. Середа звеном истребителей в районе Ново-Орловки уничтожил два вражеских самолета, стоявших на полевой ремонтной площадке. 22 февраля старшие лейтенанты С. Сливка и К. Карданов, возвращаясь из воздушной разведки, пролетали над железнодорожной станцией и здесь взорвали два паровоза, сорвав отправление на фронт фашистского эшелона. Примечательно, что дальше их ожидала новая встреча: неизвестно откуда появившийся самолет связи, который Сливка тут же атаковал и сбил.

В этот же день наши летчики осуществили важную военно-политическую акцию: сбросили в расположение вражеских войск 28 тысяч листовок и 2 тысячи брошюр, в том числе декларацию немецких военнопленных "Как Геббельс врет немецким солдатам". Мы знали по донесениям наземной разведки, по рассказам тех же военнопленных и "языков", что подобные "снаряды без взрывчатки" нередко производили отрезвляющее воздействие на одураченных гитлеровской пропагандой немецких солдат.

Дефицит боевой техники в отдельных случаях создавал непредвиденные ситуации и заставлял искать неожиданные решения. Как-то в конце февраля мы получили задание – нанести удар по важному объекту максимальным количеством самолетов. А полк в это время мог поднять в воздух лишь 8 исправных машин И-16. И вот командир полка, больше, так сказать, для психологического воздействия на врага, решает включить в боевой порядок группы учебно-тренировочный самолет УТИ-4. Внешне он почти не отличался от боевого истребителя – имел только две кабины и... был невооружен. Конечно, летчик этой машины подвергался опасности. Понимая это, наши истребители при штурмовке заключили его в защитное кольцо. Пилоту же УТИ-4 поручили контролировать результаты штурмовки, что он и выполнил вполне добросовестно.