Текст книги "Долетим до Одера"

Автор книги: Георгий Пшеняник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

Командир полка вызвал на командный пункт весь летный состав. Пока люди собирались, он прочертил на карте маршрут полета, затем прямо на земле нарисовал прутиком схему вражеского аэродрома – квадратики самолетов, стрелки к ним – направление заходов на цель. Летчики уже стояли в строю, и Маркелов, окинув взглядом каждого, начал излагать план налета на Полонное:

– Удар по аэродрому наносим двумя группами – по девять самолетов в каждой. Впереди боевого порядка два ведущих – Деменок и Карданов, знающие объект. Их задача – вывести полк точно на цель. За ними на дистанции 500 – 800 метров следует первая девятка, за нею на расстоянии 800 – 1000 метров – вторая. По маршруту идем на малой высоте. За 3 – 5 километров до цели набираем максимальную скорость, за 1 – 1,5 километра делаем горку до высоты 600 – 800 метров. И оттуда как снег на голову сваливаемся на врага! Первая группа атакует северный, вторая – восточный сектор аэродрома. Если враг поднимет в небо истребители и попытается вступить в бой, первая группа связывает их встречным боем, а вторая продолжает штурмовку. Командую всем боевым порядком я. Пойду в голове первой девятки, вторую поведет мой заместитель майор Волков.

Генерал Шелухин внимательно слушал план Маркелова и, когда тот закончил, подвел итог:

– Решение одобряю. Одно неладно – на задание летят одновременно и командир полка и его зам. Кому-то одному лучше остаться. Может быть, вы, товарищ Маркелов, не полетите?

– Товарищ генерал, разрешите мне вести мой полк,– тихо, но твердо ответил Маркелов. – Сейчас замены производить поздно...

– Что ж, будь по-вашему, – нехотя, вздохнув, согласился командующий. Подумалось, что в душе генерал явно не согласился с Маркеловым, но не мог не поддержать авторитет командира полка.– С вылетом только не медлите...

Вскоре над аэродромом разнеслась команда: "По самолетам!" А через несколько минут вся группа истребителей собралась в небе и перешла на бреющий полет. До Полонного долетели быстро и первую атаку совершили внезапно – с ходу. На земле загорелось несколько машин. Немцы явно не ожидали такой оперативности. Но уже при втором заходе Маркелов заметил в просветах низких рваных облаков вражеские самолеты: четыре "мессера". Правда, те не торопились перейти в атаку. Видно, мешала облачность, да и гитлеровцы, наверное, успели сосчитать, что наших И-16 намного больше. Тем не менее по указанию Маркелова вторая наша группа встала в круг над первой, продолжающей штурмовку аэродрома.

И в это время заработали вражеские зенитки, открывшие беглый огонь по близкой цели. Прямым попаданием немцам удалось сбить наш самолет, который упал тут же, почти в центре аэродрома. Лишь немногие летчики, находившиеся в воздухе рядом со сбитым И-16, увидели, что погиб майор Волков.

А командир полка этого еще не знал. Убедившись, что боевое задание выполнено – вражеский аэродром охвачен огнем,– он подал сигнал на сбор обеих групп и отход от цели. Только удалились от Полонного, как Маркелов заметил внизу на дороге автоколонну. "Хороша цель, жалко упускать!" – подумал и, быстро сориентировавшись, бросил свой самолет в атаку. С первого же захода ему удалось поджечь головную машину. На дороге образовалась пробка, и наши летчики в упор – с бреющего полета – расстреляли колонну.

...Вернулись в Бохоники. Едва, покинув кабины самолетов, начали было обсуждать боевой вылет, как тут же посуровели лица пилотов – теперь уже все узнали о гибели заместителя командира полка. Это была невосполнимая утрата.

29-летний майор Владимир Степанович Волков считался ветераном полка – за его плечами действительно лежала большая трудовая и ратная биография. Время было такое: оно как бы спрессовывало судьбы людей, зачисляя молодых в ветераны. Волков родился в 1912 году в поселке Красноцеольский стеклозавод, под Стерлитамаком, в Башкирии. Отец его, Степан Андреевич, можно сказать, легендарная личность, работал стекольным мастером. Он был активным участником революционного движения в годы царизма, в 1905 году вступил в партию большевиков, неоднократно подвергался арестам, сидел в царских тюрьмах. После победы Октября рабочие избрали С. А. Волкова членом Совета рабочих и крестьянских депутатов. В годы гражданской войны Степан Андреевич участвовал в разгроме конницы белогвардейского генерала Мамонтова, затем и в подавлении кулацких восстаний в башкирских селах.

Замечательный пример борца-большевика с детства осенял жизнь Владимира Волкова. И когда в 1932 году Степан-Андреевич умер, сын подхватил эстафету отца – двадцатилетний, он стал членом той партийной организации, в которой состоял Волков-старший. К тому времени Владимир уже освоил профессию слесаря и успешно работал на стеклозаводе. В 1933 году он окончил рабфак, а в августе того же года по специальному набору был направлен в военную школу летчиков. Человек смелый, волевой, Владимир Волков уже тогда отличался мастерством пилотирования, меткой воздушной стрельбой. Когда советские летчики-добровольцы отправились в республиканскую Испанию, он был в их числе.

В 1939 году за боевые заслуги Волкова наградили орденом Красного Знамени. Тогда же в составе 28-го истребительного авиаполка он участвовал в освобождении Западной Украины, затем – в боях с финнами. В апреле 1940 года Волков был назначен в наш 88-й истребительный авиационный полк.

Опытного командира, прекрасного товарища потеряли мы в тот июльский день...

И генерал Шелухин, узнав от командира полка о гибели летчика, помнится, на мгновение горестно прикрыл глаза и тихо произнес:

– Это большая потеря. Сожалею, что разрешил идти на задание вам обоим...

Андрей Гаврилович Маркелов в этот вечер, последний наш вечер в Бохониках, не стал проводить традиционного разбора боевых вылетов.

– Надо бы сообщить жене Волкова, – как-то устало, машинально сказал мне и тут же добавил: – Надо, да некуда. Все ведь где-то в дороге...

Жена Волкова Таисия Ивановна вместе с двухлетней дочкой, как и семьи других наших однополчан, находилась в пути на восток. Поезд увозил их все дальше от линии фронта, от этих бомбежек, которым регулярно подвергались и Винница и наш аэродром. Во время гитлеровских налетов натерпелись страха женщины и дети, испереживались за них и мы. Да оно и понятно, жилые дома в авиагородке находились в каких-нибудь 400 – 500 метрах от летного поля. Наш полк хотя и перебазировался в Бохоники, но на аэродроме дозаправлялись самолеты других частей, производили вынужденную посадку поврежденные в боях машины, приземлялись самолеты, осуществлявшие связь с командованием фронта.

В этой обстановке нужно было срочно организовать эвакуацию семей личного состава.

Изрешеченный пулями состав все-таки добрался до Харькова, а оттуда наши семьи разъехались по всей стране – кто куда решил.

Запомнилась мне в те последние наши дни в Бохониках еще одна деталь. Командир полка, тяжело переживая гибель Владимира Волкова, достал из планшета пачку папирос и, протянув их мне, сказал:

– Спрячьте в сейф, Георгий Андреевич. Да не забудьте о ней в день нашей победы...

А папиросы те вручил нам генерал Шелухин. Неделю назад он знакомился с командирами эскадрилий. Разговор был доверительный, деловой, но короткий Шелухин торопился. Уже прощаясь, командующий достал из машины несколько пачек папирос:

– Вот возьмите, – передал их Маркелову. – Я не курю. Раздайте вашим орлам.

На папиросах золотилась марка – "Триумфальные". Маркелов отдал по пачке командирам эскадрилий, одну взял себе, и тут его осенила мысль:

– Друзья! Обратите внимание на название – "Триумфальные"! Это ведь знак победы, ее предвестие. Знаете, где мы раскурим эти папиросы? В Берлине! В день нашего триумфа!..

Пройдет четыре долгих и трудных года. 9 мая 1945 года наш полк встретит на аэродроме в небольшом немецком городке Пазевальке, неподалеку от Берлина/

Мне рассказывали про тот день. Утром прилетел поздравить полк с самым счастливым праздником бывший командир полка гвардии полковник А/ Г. Маркелов, ставший заместителем командира авиационной дивизии. Невозможно описать радостную взволнованность, полноту чувств наших воинов в тот незабываемый день. И вот настал момент, когда майор Ф. А. Тюркин, бывший мой помощник, а с осени 1943 года начальник штаба полка, достал из сейфа заветную пачку "Триумфальных", в которой было 20 папирос.

Андрей Гаврилович Маркелов раздал по штуке каждому, кто прошел с полком от Винницы до Берлина. И хватило тех папирос всем – немного осталось наших однополчан...

А пока что шел только июль сорок первого. На следующий день после нашего дерзкого налета на Полонное 88-й истребительный авиационный полк перебазировался на аэродром Счастливая. Название его звучало милым сердцу, но грустным напоминанием о недавних предвоенных днях. Но позади уже остались Винница, Бохоники... Фронт быстро продвигался на восток. Через 10 дней после нашего перелета Винница была оккупирована гитлеровскими войсками.

Многочисленные сооружения и имущество Винницкого авиагородка противнику не достались. Накануне вступления в город фашистов по решению начальника 30-го района авиационного базирования все постройки на его территории были сожжены. Комендант нашего авиагородка Д. К. Люшников входил в состав команды, выполнявшей этот приказ. Он и рассказал, как все произошло. Трудно, конечно, было своими руками уничтожать то, что столько лет служило верой и правдой. Однако иного выхода в сложившейся обстановке не оставалось.

Мы же к тому времени обживали новый полевой аэродром, с которого продолжали боевые действия до нового перебазирования.

Первые дни войны многое изменили в наших представлениях о работе штаба. Мы уже получили некоторый опыт, и невольно одолевали беспокойные мысли, как лучше построить нашу работу, на чем сосредоточить основное внимание в условиях, когда перед тобой постоянно встают все новые и новые вопросы, от решения которых зависит успешное выполнение боевых задач. Многое из того, чему нас учили в академии – классическая форма. предварительной оценки обстановки, подготовка данных командиру для принятия решения, оформление его в виде боевого приказа или распоряжения, доведение их до исполнителей, организация взаимодействия с соседними авиационными частями, – почти не применялось в практике моей работы в начале войны.

Боевую задачу мы получали из штаба дивизии, как правило, по телефону или по телеграфному аппарату за минимально короткий срок до вылета – минут за пятнадцать, а то и меньше. Я успевал лишь записать ее содержание, нанести район действий на карту и доложить командиру полка. Командир чаще всего находился на стоянках самолетов среди летчиков, поэтому и они тут же получали представление о боевом задании. А решение командира я или кто-то из моих помощников записывали вчерне и уже после вылета оформляли начисто в книге боевых распоряжений.

В штаб дивизии мы докладывали четко, оперативно: называли время вылета, сколько самолетов ушло на боевое задание, кто ведущий группы, когда ориентировочно ожидается посадка. Особенно ответственный момент в нашей работе наступал после возвращения летчиков с задания. Нужно было как можно быстрее опросить их – с каким противником и где встречались, какое он оказывал противодействие, сколько было уничтожено самолетов и другой техники врага, уточняли количество израсходованных боеприпасов, выясняли все, что было замечено летчиками на маршруте полета. На основе этого опроса тут же составлялось боевое донесение, в котором указывались также и свои потери, затем это донесение передавалось в штаб дивизии. Очень часто от нас требовали немедленного доклада о результатах вылета. Тогда мне приходилось, уже не дожидаясь составления боевого донесения, докладывать то, что я узнал от летчиков при их опросе.

В конце дня, когда летчики уходили на отдых, а техники приступали к ремонту поврежденной в боях материальной части, в штабе полка подводились итоги боевой работы. Мы вели журнал боевых действий – эту своеобразную хронику нашей повседневной военной жизни, оформляли документы, которые нужно было представлять в штаб дивизии по табелю срочных донесений, составляли заявки на различные виды довольствия личного состава. Предметом особой заботы для меня была организация частых перебазирований полка при вынужденном отходе наших войск в глубь страны, поддержание устойчивой связи со штабом дивизии, обеспечение охраны аэродромов и хотя бы минимально удовлетворительных условий нашего фронтового быта. Однако самой тяжелой была обязанность извещать родных и близких о их погибших сыновьях, мужьях и отцах. Эти извещения уже в первые дни войны получили в народе название "похоронок". Горестно было их писать и отправлять. Но шла война – пока что только июль сорок первого...

Над Днепром

К середине июля на Юго-Западном фронте сложилась очень тяжелая обстановка. Враг рвался к Киеву. На ближних подступах к украинской столице шли упорные бои. Нашим войскам удалось отразить первый натиск фашистов, сорвать их попытку овладеть Киевом с ходу. После ряда контрударов наша 5-я армия закрепилась в Коростеньском укрепленном районе. С запада путь к городу преградили войска Киевского укрепленного района.

Однако на левом крыле фронта, на южных подступах к столице Украины, где в это время действовал наш полк, положение становилось критическим. Захватив Белую Церковь, танковые дивизии противника создали серьезную угрозу выхода в тыл 6-й и 12-й армиям Юго-Западного фронта.

В этой обстановке главнокомандующий войсками Юго-Западного направления Маршал Советского Союза С. М. Буденный потребовал от фронтового командования решительных действий, приказав бросить против наступающих вражеских войск в первую очередь авиацию. Командующий фронтом генерал-полковник М. П. Кирпонос, выполняя приказ, так сформулировал задачу командующему ВВС фронта генерал-лейтенанту авиации Ф. А. Астахову:

"Соберите все, что сумеете, и нанесите удар по танковым колоннам противника у Белой Церкви и северо-восточнее Казатина. Задержите их. Главная задача – сорвать вражеский маневр".

Против гитлеровцев были брошены основные силы ВВС Юго-Западного фронта. К штурмовым действиям привлекались некоторые истребительные авиационные полки, среди них и наш 88-й. После перебазирования из района Винницы он вместе с другими частями 44-й авиадивизии был переведен в состав ВВС Юго-Западного фронта. Но надолго задержать противника, развернувшего наступление в широкой полосе на киевском направлении, авиация не могла, как бы советские летчики самоотверженно ни дрались.

Истребители нашего полка, располагавшиеся на полевом аэродроме близ Христиновки, в эти дни штурмовали танковые и мотомеханизированные колонны врага, наступавшие из Белой Церкви на юг в направлении Умани. Удары наносились главным образом в районе городов Ольшанка и Жашков.

Немало объективных и субъективных причин осложняли наши действия в этот тяжелый период. Так, в один из напряженных дней мы столкнулись с проблемой нехватки горючего для самолетов. Все цистерны и баки были пусты, где восполнить запас – неизвестно. И именно тогда воздушная разведка сообщила, что вражеские танки продвигаются в направлении, близком к нашему аэродрому.

Прилетевший в полк генерал-майор авиации Т. Т. Хрюкин приказал командиру полка срочно направить начальника штаба с группой техсостава на железнодорожный узел Христиновка. Там, по имевшимся данным, находились цистерны с горючим, и доставить его необходимо было любой ценой.

Я подобрал группу из четырех человек во главе с механиком А. Ф. Гончаром, и, погрузив на автомашину необходимую тару, мы помчались в Христиновку. Но, приехав, застали там удручающую картину: вражеская авиация только что нанесла удар по железнодорожному узлу, на разбитых рельсах дымились обгоревшие вагоны. На наше счастье, цистерны с горючим оказались на дальних путях – у выходных стрелок – и потому, видимо, уцелели. В одной из них был бензин марки Б-74, пригодный для заправки наших самолетов. Мы выяснили, что горючим распоряжается командир танковой бригады, занявшей оборону в этом районе. Я объяснил ему ситуацию.

– Как же не помочь авиации! – устало усмехнулся он.– Глядишь, и она нам с воздуха поможет. Конечно заправляйтесь.

Он распорядился не только заполнить горючим наши емкости, но и выделить нам бензозаправщик из своей бригады. Оставалось только найти этиловый спирт для составления необходимой топливной смеси. И тут нас выручила хватка сноровистого Гончара. Он молниеносно что-то у кого-то разузнал и помчался на машине в Умань. Там на полуопустевшем аэродроме механик разыскал-таки нужный спирт.

Мы возвратились в полк, гордые сознанием исполненного долга, но главное, подоспели вовремя: наши самолеты сразу же поднялись в воздух для нанесения удара по наступавшему противнику.

Надо ли говорить, что в этих сложнейших условиях, требовавших максимального напряжения сил всего личного состава полка, мы дорожили каждым самолетом. А истребителей становилось все меньше – неравные бои, вражеские налеты отнимали их один за другим. Зная, что в районе Умани, куда уже подходил враг, были расположены стационарные авиамастерские, где могли стоять отремонтированные самолеты, командир нашего полка отправил туда лейтенанта П. С. Середу с заданием – получить три И-16 и перегнать их в полк.

Майор Маркелов выделил в распоряжение Середы двух летчиков, дал им автомашину, снабдил соответствующим документом, скрепленным печатью. Но, уже подъезжая к городу, пилоты услышали грохот боя, который, судя по всему, шел на ближайших подступах к окраинам Умани. Наши отчаянные ребята на большой скорости влетели на территорию авиамастерских и остановились, пораженные удручающей картиной: корпус мастерских, все здания медленно догорали, поодаль, на летном поле, дымились и обгоревшие каркасы самолетов. Летчики опоздали.

Но тут Середа заметил неподалеку от оставшегося командного пункта одинокий двухмоторный бомбардировщик СБ. Летчики направились к самолету, а навстречу им уже торопился человек в замасленном комбинезоне, как выяснилось, механик этого самолета. Он передал Середе помятый конверт:

– Товарищ лейтенант! Здесь письменное предписание... – И в нерешительности механик отступил назад.

В конверте оказалась записка, написанная карандашом явно второпях: "Любому летчику, который окажется на аэродроме. При угрозе захвата самолета СБ немцами перегнать его в Кировоград". И неразборчивая подпись.

– Кто это писал? – спросил лейтенант.

– Наш командир,– несколько неуверенно ответил техник.

– А где он сам? Почему бросил самолет? – настойчиво допытывался Петр.

– Уехал по срочному делу в какую-то часть. Сказал, что может задержаться. Оставил вот эту записку и просил передать любому летчику. Обстановка – сами видите...

– Обстановку-то мы видим и даже слышим, – нахмурившись, согласился Середа, по слуху определяя, что артиллерийские залпы раздаются откуда-то с севера. – А ты, братец, чего-то недоговариваешь. Ну да ладно – с тобой разберемся. Но что же делать с бомбардировщиком? Я ведь по ним не мастак. А бросить машину жалко...

– Да-а, история...– с досадой протянул один из пилотов, заглядывая в кабину СБ.– Тут и приборы и рычаги вроде бы иначе расположены. Поди разберись, где что и к чему...

– Я вам все объясню! – оживился механик, словно только и ждал этих слов. Приборы-то почти такие, как на истребителях.

– Вот что, друзья! – обратился Середа к летчикам.– Скорее возвращайтесь в полк. Доложите обо всем майору Маркелову и передайте, что я решил перегнать бомбардировщик в Кировоград. А уж оттуда как-нибудь доберусь в часть. Ну, хозяин, показывай свою машину,– легонько подтолкнул он механика.

Тот, заулыбавшись, быстро поднялся на крыло, открыл фонарь кабины. Петр, внимательно слушая объяснения, осмотрел доску приборов, попробовал в действии все рычаги, тумблеры, а через несколько минут коротко бросил механику:

– Будем запускать!

Моторы запустили быстро. После этого механик забрался в кабину штурмана. Вырулив на летное поле, Середа несколько раз пробежался по аэродрому, опробовав машину на земле. Затем дал полный газ и пошел на взлет. Самолет легко оторвался от поля, но высоту начал набирать неохотно. Шасси Петр решил не убирать – на случай непредвиденной посадки.

Полетной карты на Кировоград у него, понятно, не было. Впрочем, он достаточно хорошо знал этот район, поэтому полетел на глазок, полагаясь на память. Но тут самолет попал в низкую облачность, и пришлось еще набрать высоту. Вот где пригодились навыки слепого полета, которые с такой педантичностью заставлял отрабатывать Маркелов.

В рваном окошке облака Середа вскоре заметил землю. Нырнул туда. По горизонту, насколько хватало обзора, ничего похожего на крупный город не было. Ровные бескрайние поля, на которых кое-где лежал уже уложенный в скирды хлеб.

"Может быть, здесь и сесть? – подумал Петр. – От фронта отлетели далеко. А без карты на плохо знакомом самолете лететь рискованно!" И, выбрав площадку поровнее, он вскоре благополучно приземлил машину. Неожиданно перед глазами появился непонятно откуда взявшийся грузовик. Из кузова его мгновенно высыпала группа солдат, взяла самолет и летчика в кольцо.

Петру Середе и механику связали руки, посадили в машину и повезли в неизвестном направлении. Вскоре Петр узнал окраину знакомого городка. "Вот и добрался я до Кировограда", – усмехнулся он про себя.

Арестованных доставили на аэродром. Когда вели по коридору какого-то приангарного здания, Середа неожиданно встретил знакомого летчика.

– Ты что здесь делаешь, да еще под охраной? – удивился тот.

– Да нас за шпионов приняли. Документов нет – сам знаешь, как вылетаем. Может, удостоверишь мою личность?-спросил Петр.

– Что за разговор! – воскликнул знакомый пилот и тут же остановил чекиста.– Явное недоразумение, браток. Я же прекрасно знаю этого человека. Петр Середа. Из 88-го авиаполка.

Пришли к начальнику авиагарнизона. Тот внимательно выслушал "все стороны", куда-то позвонил и выяснил, что действительно некоторое время тому назад из-под Умани вылетел самолет-бомбардировщик СБ, принадлежащий заместителю командующего ВВС округа. В Кировоград его повел неизвестный летчик.

И тут механик, летевший с Середой, краснея, признался, что "предписание любому летчику" написал он сам, опасаясь, что отремонтированный им самолет попадет к врагу.

– Ну что ж, будем считать, что все действовали правильно, – подвел итог благополучно завершившегося инцидента начальник гарнизона, – техник, беспокоившийся о судьбе самолета, летчик, взявшийся спасать незнакомую ему машину, и командир, проявивший высочайшую бдительность. Могу сообщить, доверительно закончил он, – что в первые дни войны враг захватил на приграничных аэродромах несколько наших неисправных бомбардировщиков, которые не успели эвакуировать или уничтожить при отходе. По имеющимся сведениям, немцы восстановили их и сейчас используют для воздушной разведки.

...Через два дня Петр Середа с присущим ему юмором рассказывал эту историю в родном полку и заканчивал ее ироническим сожалением:

– Так что уж извините, друзья, увести машину высокого начальства не удалось. Возвращена хозяину. Будем воевать на своих.

А воевал Петр Середа с какой-то особой отвагой и дерзостью – в этом оказывался его широкий характер. В памяти – эпизод, относящийся все к тем же июльским дням 1941 года.

Середа и его товарищ, младший лейтенант Василий Деменок, получили задание на воздушную разведку. Слетав в заданный район и собрав необходимые сведения, они возвращались на аэродром, но где-то на подходе к Жмеринке увидели группу "юнкерсов". Не сговариваясь, решили атаковать их. Немцы, заметив наши самолеты, увеличили скорость. Имея преимущество в высоте, Середа и Деменок на пикировании нагнали врага и открыли по одному из "юнкерсов" огонь. В этот момент Василий почувствовал, что его пулемет заело, и тогда он пошел на таран. Летчику удалось срезать часть хвостового оперения "юнкерса", но тот продолжал держаться в воздухе, хотя и отстал от своей группы. Поврежден был и самолет Деменка – пришлось идти на вынужденную посадку. Внизу раскинулись волнистые хлебные поля, но выбора не было.

Тем временем Середа, поняв, что "юнкерс" все-таки продолжает уходить к своим, догнал его и меткой пулеметной очередью поджег. В этот момент в воздухе появилась четверка "мессершмиттов" и набросилась на самолет Деменка, подыскивающего место для посадки. Середа успел заметить это.

"Надо спасать Василия! Отвлечь от него фашистов во что бы то ни стало!" мелькнуло решение, и резким разворотом он пошел на "мессеров" в лобовую атаку. Немцы отвернули в сторону. Один против четырех оказался Середа. И вот в этой критической ситуации летчик сумел выжать из машины все, на что она была способна. Искусно используя горизонтальный маневр, в котором И-16 явно превосходил "мессера", Середа уходил из-под атак наседавших фашистов. А сознание сверлила тревога: "Долго это продолжаться не может. Кончится горючее!.. Надо как-то оторваться, да поскорее..."

И здесь Петр увидел под собой небольшое село, а в центре его – церковь с высокой колокольней. "Спаси, господи!.."– с какой-то отчаянной лихостью бросил он машину вниз. И вот наш истребитель крутит вокруг колокольни виражи, а четыре "мессера" как бы в растерянности наблюдают со стороны за этим дерзким "аттракционом". Именно дерзким! Это ведь только на бумаге легко написать: "крутит вокруг колокольни виражи". Выполнить такой маневр мог лишь большой мастер летного дела. Петр Середа был именно таким мастером.

Гитлеровцев же этот "аттракцион" явно обескуражил – они предпочли убраться восвояси. Наверное, и у них горючее было на исходе, а наш летчик сумел выиграть время. Едва немцы удалились, Середа перевел дух и принялся искать Деменка. Тот уже успел приземлиться. Правда, не совсем удачно. Метрах в двух-трех от земли управление его машины окончательно отказало – и машина упала. От удара самолет сильно помяло и покорежило, но, к счастью, взрыва не произошло и сам летчик отделался легкими ранениями.

Середа этого ничего не видел. Он мог лишь догадываться, что Деменок приземлился где-то поблизости, что к нему нужно быстрее вернуться и помочь. На последних литрах горючего он сумел дотянуть до своего аэродрома и, доложив о случившемся командиру полка, попросил разрешения слетать на У-2 на выручку друга. Командир дал "добро".

В окрестностях знакомого сельца Деменка не оказалось. Пока Середа кружил над полями, его снова заметила группа вражеских истребителей. Пришлось экстренно сажать У-2 прямо в густую рожь, а дело это непростое. До села Петр добирался пешком. Там колхозники рассказали, что был здесь летчик, что с их помощью снял с самолета крупнокалиберный пулемет, бортовую радиостанцию и ушел, сказав, что будет добираться в полк на попутных машинах.

Крестьяне помогли и Середе выкатить его У-2 на пролегавшую неподалеку грунтовую дорогу.

– Вот и взлетная полоса – спасибо, друзья! – горячо поблагодарил летчик селян и взлетел.

Через два дня возвратился и Василий Деменок. Радостный и взволнованный, обнимал он друга при встрече:

– Навек я твой должник, Петр! Ведь ты мне жизнь спас!

...Положение наших войск на левом крыле Юго-Западного фронта становилось все более тревожным. Наступая из района Белой Церкви, танковая группировка гитлеровцев вышла к населенным пунктам Шпола, Звенигородка и отрезала 6-ю и 12-ю армии от баз снабжения. Выйти из вражеского кольца они могли лишь в юго-восточном направлении и с этой целью были переданы в состав Южного фронта. Но и такая мера ничего не решила: несмотря на героическое сопротивление наших войск, крупные силы наседавшего противника вскоре полностью окружили обе армии.

В сложившихся условиях 24 июля нашему полку была поставлена следующая задача – частью сил перебазироваться на передовой аэродром Щельпаховка, близ Умани, и штурмовыми действиями задерживать продвижение фашистских войск на этом направлении. Для выполнения задачи было выделено 12 экипажей во главе с командиром полка и оперативной группой штаба, которой руководил я. Перебирались мы на новое место со многими сложностями: авиационно-техническая часть оставалась на основном аэродроме. Небольшие запасы материальных средств, боеприпасы и прочее взяли с собой на автомашинах, но, прибыв в Щельпаховку, сразу же столкнулись с двумя основными проблемами – обеспечением личного состава продовольствием, а самолетов – горючим. Какой-то минимум у нас был, но тревожило даже ближайшее будущее.

От аэродрома, на который мы попали, практически осталось лишь одно название – все сооружения были разрушены. Вокруг – пустынно, безжизненно, в близлежащих селах – брошенные дома: жители ушли на восток, спасаясь от надвигающейся фашистской орды.

Мы рассредоточили самолеты на окраине летного поля. Ночевать пришлось тут же, возле машин, благо ночи стояли теплые. Боевые вылеты в течение следующего дня еще обеспечивались. Но затем мы начали серьезно думать: где достать продовольствие, боеприпасы, горючее?

Командир полка приказал мне принять меры для поиска необходимых материальных средств в окрестных местах. Я предложил послать в Умань на грузовой автомашине группу из четырех человек во главе с техником по вооружению П. И. Дьяченко. Командир согласился.

Но на складах Умани тогда уже почти никого не было, оставались лишь специальные наряды, выделенные для уничтожения материального оборудования. И все-таки нашим ребятам повезло – они успели вовремя и нагрузили машину доверху боеприпасами. Удалось раздобыть и немного продуктов, горючего. Уже на рассвете следующего дня группа отправилась в обратный путь. Накануне прошли ливневые дожди, дороги размыло. Тяжело груженная машина то и дело застревала в раскисшем грунте, и лишь к вечеру она добралась до Щельпаховки.

"Гостинцы" мы ждали с большим нетерпением. И вот с самого раннего утра летчики как бы начали наверстывать упущенное за минувший день: по 6 – 7 раз поднимались они в грозовое небо, выполняя задания по разведке и штурмовке войск противника в районе Жашкова, Тетиева, Гайсина, Теплика. Только 27 июля наши истребители уничтожили четыре фашистских самолета, причем два из них сбил младший лейтенант Н. М. Трегубов. Сами же выходили из воздушных схваток невредимыми, несмотря на заметное численное превосходство гитлеровской авиации. Лишний раз был доказан суворовский постулат: воюют не числом, а уменьем.

За пять дней пребывания в Щельпаховке наши летчики совершили 234 боевых самолето-вылета, сбили в воздушных боях восемь вражеских самолетов.