Текст книги "По стопам Господа"

Автор книги: Генри Мортон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)

Направо, где Мертвое море заканчивалось чередой соленых озер, лежали белесые, неровно окрашенные груды соли, там была долина Иордана, и все эти мили, белые и цвета хаки, и единственное зеленое вкрапление – город Иерихон, а также коричневые равнины, разделяла тонкая серебряная линия реки Иордан, завершающей свой долгий путь от Галилейского озера.

На горе я не нашел ничего, кроме ямы, остатков того, что могло быть когда-то сводчатым колодцем, а также фрагментов старинной стены.

Земля была усеяна мелкими кусками керамики. Ниже по склону находилась темница. Возможно, та самая, где провел последние дни Иоанн Креститель.

Три или четыре автора оставили краткие описания этой горы, они утверждают, что здесь можно увидеть остатки металлических колец, к которым приковывали пленников, но я тщетно их искал. Если они и сохранялись несколько лет назад, боюсь, теперь их уже нет. Темница забита мусором, бедуины, которые бродят по этим горам, используют эти помещения в качестве зимних убежищ для скота.

Вновь взобравшись на самую вершину, я заметил представителей местного племени, появившихся совершенно неожиданно, хотя мгновение назад казалось, что вокруг вообще нет ни души; теперь они вели беседу с полицейскими. Шейх – величественный патриарх с ястребиным носом и жидкой седой бородой – стоял, опираясь на старинное ружье. Его свободные одежды позволяли увидеть, что, помимо кривой турецкой сабли и двух изогнутых кинжалов, на нем ленты патронташа с сотнями медных и латунных гильз.

Он пригласил меня выпить кофе, но смотрел при этом так, словно готов был пристрелить меня в случае отказа! Я поинтересовался, где стоят его шатры, и он указал на гору в двух или трех вершинах от нас. И снова мои сопровождающие подобрали вежливые основания для отказа, и после долгих рукопожатий мы двинулись прочь.

Я сел в седло, развернувшись спиной к тому, что осталось от стены крепости Макер, и попытался вообразить, как она должна была выглядеть во времена Предтечи и его современников. Конусовидная гора стояла особняком среди других вершин горного хребта, окруженная тремя глубокими ущельями, и с Моавскими горами ее связывала только разрушенная мощеная дорога.

Изолированный конус был увенчан укреплениями задолго до христианской эры по приказу иудейского царя Александра Яннея. Ирод, отличавшийся особым пристрастием к необычайной торопливости, должен был видеть в Макере еще более удаленную и неуязвимую цитадель, чем Иродий, возвышавшийся на одной из ближайших гор, среди вершин западного склона, обращенного к Мертвому морю. Он расширил и обновил укрепления крепости, построил город у самой вершины. Это и есть те руины и рассыпанные по земле камни, которые я заметил, прежде чем ступить на мощеную дорогу. В то же время Ирод выстроил для себя великолепный дворец.

Итак, когда Иоанн стал пленником темницы Макера, его должны были доставить туда от горячих источников по римской дороге, которая извивалась вокруг горы и шла к городу на вершине. Его должны были привезти в этот город по тому участку дороги, который мы сейчас миновали. Стены и бастионы этой ужасной крепости возвышались над мертвым миром. Арсеналы были забиты новейшими видами вооружения, пригодного для защиты и нападения, а еще там были огромные запасы свинца, бронзы и железа. Хранилища и амбары полнились вином, маслом, финиками, огромными запасами пшеницы на случай осады. Это было жуткое место, и здесь оказался Креститель, отрезанный от мира, запертый в тюрьме на самой страшной вершине Моавских гор.

Некоторые критики предполагают, что Саломея плясала перед Иродом в Тиверии и что гонцы были направлены в горную крепость с приказом казнить Крестителя и вернуться с его головой. Если бы это было так, поездка туда и обратно заняла бы не менее четырех дней. В такой стране, как Моавия, невозможно сделать подобное дело быстро. И Матфей, и Марк сообщают, что не успела Саломея предъявить свое ужасное требование поднести ей голову Крестителя, как сразу получила ее на блюде. Атмосфера этой трагедии, описанная в евангелиях, предполагает, что и танец, и убийство происходили в одном и том же месте. Доктор Моффет в «Новом переводе Библии» даже усиливает темп этого повествования. Если традиционная версия представляет требование Саломеи так: «Хочу, чтобы ты дал мне теперь же на блюде голову Иоанна Крестителя» ⁹⁸ , то доктор Моффет предлагает следующий перевод: «Я хочу, чтобы ты сей же моментпринес мне голову Иоанна Крестителя на блюде». Я уверен, что любой беспристрастный читатель, сравнив текст традиционного перевода, греческого Евангелия и вариант доктора Моффета, скажет, что Ирод, Саломея, Иродиада и Креститель находились той трагической ночью в одном и том же месте. Даже если допустить ошибку в сочинении Иосифа Флавия, есть еще один важный исторический факт, который указывает на то, что местом действия была именно горная твердыня Макер.

Чтобы жениться на Иродиаде, Ирод должен был избавиться от своей первой жены. Она была дочерью набатейского царя Ареты из Петры. Эта страна лежит к югу от Макера, между Мертвым морем и заливом Акаба. Жена Ирода, услышав об интриге Ирода с Иродиадой, бежала к отцу. Сначала она добралась до Макера, известного как «Сторожевая башня Аравии», а оттуда, согласно Иосифу Флавию, ее перевозили от полководца к полководцу, пока она не добралась до отцовской страны. Когда Арета услышал историю дочери, он объявил Ироду войну. Единственный ответ еврейского командования на угрозу, исходящую из Петры, – немедленно выдвинуть войска в горы и занять крепость Макер, южный оплот с аравийской стороны Мертвого моря, естественную базу обороны против набатейцев. Именно это и сделал Ирод. В словах евангелиста Марка содержится отражение известий о войне при описании пира, который он дал «вельможам своим, тысяченачальникам и старейшинам Галилейским» ⁹⁹ . Очень важный аргумент в пользу этого, что среди пировавших с Иродом в ночь смерти Крестителя были старшие офицеры его армии.

И хотя у меня нет сомнений, что именно Макер был местом танца Саломеи и смерти Крестителя, я не уверен, что дворец стоял рядом с тюрьмой. Внимательно осмотрев коническую гору, я пришел к убеждению, что там располагался укрепленный замок и ничего больше, а роскошный дворец Ирода находился на хребте к востоку, где когда-то был город.

В сопровождении полицейских я спустился с горы и еще раз пересек участок древней мощеной дороги. Мы оказались среди руин города. Этот участок соседней горы был ровным и плоским, он отлично подходил для строительства. Насколько я могу судить, развалины занимают территорию не менее квадратной мили, там кучами лежат обтесанные камни, остальные фрагменты зданий разбросаны по всей поверхности.

Мы знаем, что город был окружен защитной стеной, а ее башни достигали высоты 160 локтей. Почему Ирод так усложнил систему фортификаций, выстроив еще и город столь значительного размера рядом с крепостью, а не ограничился единым центром обороны? Я полагаю, этот город должен был обслуживать великолепный дворец, вероятно, стоявший в самом центре. Известно, что этот дворец был создан с большим размахом. Его колоннады состояли из столбов, вырезанных из цельных глыб камня, а пол был выложен из разноцветного мрамора. В нем были роскошные бани и прекрасный пиршественный зал. Безусловно, на маленькой вершине конической горы Эль-Машнака не нашлось места для такого сооружения. Дворец, должно быть, стоял на площадке, сегодня усыпанной каменными блоками. Именно там Саломея плясала перед Иродом Антипой.

Стоя на горе, возможно с большой степенью достоверности представить себе, что случилось в ночь казни. Ирод, его военный штаб, придворные и, конечно, Иродиада и ее дочь остановились в царском дворце. А вокруг на горе горели походные костры солдат. Это была ночь праздника. Евангелисты сообщают, что это был день рождения Ирода. Но более вероятно, что использованное ими греческое слово имело другое значение – годовщину вступления царя на престол.

В просторном пиршественном зале были одни мужчины: тетрарх, его военачальники, придворные и старшие офицеры. Пир подходил к концу. Рабы спешили по мраморному полу с кувшинами греческого вина. Вероятно, играла музыка, курились благовония, а темные завесы вздрагивали, когда туда-сюда проходили рабы.

Я не верю, что танец Саломеи был кульминацией оргии. Скорее всего, все было гораздо прозаичнее, рациональнее, преднамереннее. Мужчины остались в одиночестве. Мы знаем это, так как Саломея должна была выйти, чтобы посоветоваться с матерью; и можно быть уверенными: если Иродиада не присутствовала на пиру, значит, и другим женщинам этого не позволили. Итак, мужчины остались наедине со своим нервозным правителем, они пили вино и разговаривали, возможно, слушали Ирода.

Трудно забыть, что пируешь на вершине дикой горы, посреди пустынного и опасного края. Полагаю, многие из присутствовавших на пиру Ирода думали о дикости окрестных мест, о глубоких ущельях, тонувших в темноте. Они наверняка желали оказаться где-то в ином месте, а не на ужасной вершине Макера, у самых звезд, на плечах горнего мира. Здесь не было беззаботного гама Тиверии, не перекрикивались в темноте лодочники и рыбаки на озере, не пели птицы. В Макере было зябко и тихо. Даже пиршественный зал Ирода с цветными мраморными полами и ароматическими лампами походил на освещенный склеп на горной вершине.

Внезапно музыка зазвучала громче, раздвинулись завесы. И в свете ламп и жаровен появилась женщина. И мужчины, раскинувшиеся на ложах, с мозгами, затуманенными вином, мгновенно проснулись, но не от похоти или страсти, а от удивления и смущения. Потому что женщиной была Саломея, в жилах которой текла благородная кровь Хасмонеев.

Она медленно вышла на открытое пространство. Музыка нарастала. Бокалы опустели и вновь наполнились. Белое тело Саломеи повторяло движения танцовщиц Египта и рабынь Рима. Знатные придворные, высшие офицеры и военачальники видели зрелище, о котором и помыслить не могли: принцесса из дома Хасмонеев плясала перед ними; еврейские души должны были прийти в смятение. Но глаза стареющего Ирода загорелись интересом. Подобное унижение требовало особой награды. Музыка стихла, и по залу пробежал шепоток, ведь никто не смел аплодировать прежде, чем тетрарх подаст знак.

«Проси у меня, чего хочешь, и дам тебе» ¹⁰⁰ .

Девушка, красота которой была прославлена далеко за пределами Рима, как тень заскользила по мраморному полу, а потом исчезла там, где ее ждала Иродиада. Потом она вернулась и потребовала жизнь Иоанна Крестителя.

«Царь опечалился; но ради клятвы и возлежавших с ним, не захотел отказать ей».

Отряд солдат вышел из дворца и направился по дороге к замку. Кованые подошвы звонко ударяли по мостовой, что вела к воротам крепости. Над головами солдат в ночной синеве сияли звезды, а далеко внизу можно было различить блики на поверхности Мертвого моря и очертания Иудеи. Палач с мечом вошел в темницу. Затем он вернулся с еще теплой головой Крестителя. И ночной ветерок ерошил ему волосы.

Они прошли обратно, по мостовой, к освещенному дворцу. Еврейские стражники в ужасе шарахнулись. Греки улыбались и начищали серебряное блюдо. Сквозь насыщенный дымом благовоний пиршественный зал они прошли к царю Ироду, поднесли ему голову Иоанна Крестителя на блюде. И древнее предание, которое невозможно подтвердить или опровергнуть, гласит, что Иродиада наклонилась и пронзила язык пророка шпилькой для волос…

Конечно, все могло происходить несколько иначе. Но кто скажет наверняка? Я могу лишь представить некие соображения и образы, пришедшие мне на ум среди руин Макера.

Тремя часами позже мы, совершенно вымотанные, спустились к горячим источникам Зерка Ма’ин. Солнце уже покинуло ущелье, которое оттого сделалось еще более пугающим. Лошади полицейских, знакомые с этими местами, уверенно шли по воде, от которой поднимался пар, но мой конь оказался более темпераментным и сперва отказывался войти в поток.

Араб, который ставил шатер на берегу и, как выяснилось позже, служил инспектором по здравоохранению в Аммане, подошел, чтобы в обычной для его народа изысканной манере предложить свою помощь и гостеприимство, которые я на сей раз с благодарностью принял. Он занялся приготовлением чая, вымыл бокал и чашку, а потом рассказал, что каждый год, во время сезона всеобщего паломничества к горячим источникам, он живет здесь, чтобы присматривать за порядком и соблюдением правил.

Скорчившись на стопке одеял внутри шатра-колокола, я пил горячий, сладкий чай. Хозяин сидел напротив, в окружении атрибутов своего временного изгнания из городской жизни: ружье, полный патронташ, парафиновая печка и коробка с апельсинами. Он пригласил меня остаться на ночь, и я бы с удовольствием так поступил, но это было бы нечестно по отношению к тем людям в Аммане, которые беспокоились о моей безопасности и выражали его в виде бесконечной череды шуток по поводу принципиальной вероятности моего возвращения.

Нетрудно понять, почему люди вроде Доути и Лоуренса Аравийского так полюбили арабов, живущих в пустыне. Несмотря на мою досаду, я не знаю арабского, и это было постоянным барьером в общении, но даже при этом я постепенно начал ощущать глубокую симпатию и взаимное уважение, легко возникающие между бедуинами и англичанами. Я думаю, пустыня – отличная школа, и англичанин инстинктивно понимает и принимает существующий здесь кодекс поведения. Аристократизм и утонченность, возникающие по мере роста сознательности нации и ее чувства собственного достоинства, медленно и неуклонно умирают в нашем мире. Но в пустыне они все еще живы.

Я распрощался с инспектором по здравоохранению и после нескольких мучительных часов путешествия по горной дороге наконец прибыл в полицейский участок в Аммане – как раз к заходу солнца. Навстречу вышли легионеры, отметили меня в журнале учета путешественников как «вернувшегося» и пожелали доброй ночи.

5

Боюсь, то, что происходило дальше, было типичным образцом потакания собственным слабостям, но я просто не мог удержаться – думаю, и вы бы не избежали искушения, – от поездки в Петру.

Казалось абсурдным в первый, и возможно последний, раз в жизни находиться на восточном берегу Мертвого моря, откуда хватит одного дня на поездку в Петру, и упустить такой шанс. Это не имело никакого отношения к истории христианства, за исключением, как я уже говорил, войны между Аретой, царем Петры, и Иродом Антипой, который привел войска в Макер, где и произошло убийство Предтечи.

Затерянная в диких горах, между Мертвым морем и заливом Акаба, Петра до недавнего времени оставалась труднодоступным и опасным для посещения местом. Древняя столица Едома была утеряна во времена крестоносцев и найдена в наше время – немногим более столетия назад, когда Буркхардт, путешествовавший под видом мусульманина, сумел попасть в ущелье под предлогом того, что хочет принести в жертву козла в святилище Аарона, и с изумлением увидел поразительные скальные гробницы. Это нетронутое святилище оказалось недоступно для Робинсона и Лабора. Ирби и Мэнглс удовлетворились осмотром издалека, через подзорную трубу, и даже Дэн Стэнли, который, путешествуя в 1853 году с эскортом, приблизился к мертвому городу в скалах, понимал, что его в любой момент могут остановить вооруженные бедуины, и вынужден был повернуть назад.

Однако сегодня, отстояв некоторое время в агентстве путешествий Кука в Иерусалиме, вы можете услышать, как пожилые англичанки собираются в группы для поездки в Петру и резервируют места в шатрах, которые представители Кука разбивают в пустыне весной. Если вы прочитаете книги упомянутых выше людей, это может показаться абсолютной фантастикой: едва ли возможно обыкновенному туристу добраться туда, где потерпели неудачу опытные путешественники, 50–60 лет назад столкнувшиеся с непреодолимыми препятствиями. При турках, полагаю, лишь немногие туристы ездили в Петру с достаточной вооруженной охраной, но в наши дни, благодаря усилиям Арабского легиона, пустынная дорога от Аммана до Маана и Элджи считается вполне безопасной. И пока машины в туристический сезон подскакивают на ухабах, довольные собой пожилые англичанки и их мужья разглядывают дикие пейзажи за окном, понятия не имея о том, что совершают нечто такое, от мысли о чем холодела кровь у бывалого Буркхардта! Иногда я думаю, что недостаток воображения – это ангел-хранитель английской нации.

Утром я отправился в путь по той же дороге, которая вела меня в Макер, потому что на сей раз хотел подняться на гору Небо – ту самую, с которой Моисей увидел Землю Обетованную и где в тайной могиле покоится его тело. С собой я взял рекомендательное письмо к полицейскому офицеру в Мадабе.

Он принял меня дома и предложил лимонад. Мы сидели и беседовали, курили сигареты, он показал мне свой маленький музей римских ламп и монет. Я спросил его, есть ли бедуины-христиане. Он ответил, что некоторое количество лет назад была небольшая группа, которая в шатрах служила литургию, но теперь почти все вымерли или переселились в деревни. Он упомянул о любопытной кочевой семье Азизат, чей лагерь находился неподалеку от Мадабы. Они христиане и происходят изначально из древнего города крестоносцев Эль-Керак. Кажется, во время крестовых походов эта семья услышала о заговоре с целью убийства мусульман, среди которых у них было много друзей. Они предупредили мусульман об опасности и с этого времени были освобождены от всех налогов. В 1912 году ситуация с налогообложением в Моавии изменилась, и привилегии, существовавшие столь долго, были отменены.

Офицер сказал мне, что даже теперь любой мусульманин Эль-Керака встает в присутствии членов семьи Азизат.

Мы вместе отправились по крутой и мало посещаемой путниками тропе на гору Небо. Временами мы ехали по самому краю обрыва, порой осторожно пробирались по пересохшему руслу водных потоков. Потом дорога закончилась, мы вышли из машины и остальную часть пути прошли пешком.

Гора Небо по высоте почти равна Бен-Невису. Она высится на фоне безоблачного неба, и ее вершина, на которой можно собрать целую армию, на западе обрывается в открытое пространство. Когда заглядываешь в ужасную пропасть, смотришь на глубокие расщелины цвета хаки, куда не ступала нога человека. Ниже открывается вид на Мертвое море, спокойное и недвижное, как голубое стекло, а на противоположном берегу видны безжизненные горы с рваными силуэтами хребтов, поднимающихся, словно длинное плечо Иудеи, и там видны несколько темных точек: это Иерусалим, в сорока милях отсюда.

Утверждение, что с вершины горы Небо можно увидеть всю Палестину, представляет собой буквальную истину. Видны горы возле Хеврона на юге, высокогорье Иудеи и Самарии, Иорданская долина до Хермона. Это один из самых замечательных видов в мире. И на горе Небо нет иных звуков, кроме таинственного шелеста западного ветра, доносящегося из-за края горы.

Мы осмотрели развалины византийской церкви, построенной на месте, где, согласно традиции, стоял Моисей, когда Господь «показал ему всю землю от Гилеада до Дана». Там сохранилось несколько колонн, немного мозаики, а также камень, который с римских времен монахи считали тем самым, на который ступил Моисей.

Пока мы смотрели на невероятную рельефную карту Святой Земли, вокруг нас собрались бедуины, словно призраки, появившиеся из ниоткуда, и один из них сказал, что нас приглашают в шатер шейха. Покинув ветреную вершину Небо, мы спустились и прошли в лагерь бедуинов.

Шейх, человек средних лет с кинжалом за поясом, вышел нам навстречу и предложил свое гостеприимство. Мы прошли к черным шатрам, вся мужская часть его семьи выстроилась в ряд. Меня представили каждому из них, я прошел вдоль ряда и пожал руки. Потом нас провели в шатер самого шейха, где постелили ковры, на которые мы и сели. Вошел мальчик с кофейником, а другой – с подносом, на котором стояли крошечные чашки. Первым сделал глоток шейх. Затем тот, кто принес кофейник, плеснул на дно моей чашки чуть-чуть кофе. Я выпил. Он продолжил подливать нам кофе микроскопическими дозами, которые я последовательно выпивал, каждый раз вежливо кланяясь хозяину. Бедуины любят крепкий горький кофе, совсем не похожий по вкусу на тот, который пьют в Европе. Они толкут зерна в ступе, а потом добавляют к ним горькие травы. Шейх произнес вежливую речь, а полицейский офицер перевел ее:

– Он просит вас остаться и есть с ним.

Я принес извинения за отказ.

– Он говорит, что ему очень жаль, – продолжил офицер, – что вы так спешите, потому что он очень хочет зарезать в вашу честь овцу.

Только целыми потоками вежливых извинений нам удалось выбраться, и шейх проводил нас до скал и полей, вероятно, до границы своего лагеря, а потом коснулся головы и груди, прощаясь с нами.

Прежде чем расстаться, полицейский офицер предложил мне арабского скакуна. Я подумал: что было бы, если принять все, что тебе из вежливости столь щедро предлагают в арабских странах?

Дорога на Эль-Керак на протяжении многих миль шла по гористой местности, которая вела под уклон, и постепенно я оказался на полупустынной равнине. Это был безлюдный край с далеким горизонтом, разорванным тонким, неровным силуэтом горных хребтов. Единственным живым существом, которое я встретил по дороге в течение часа, был лис с великолепным рыжим мехом и белым кончиком хвоста. Он бросил мимолетный взгляд на такое странное явление, как автомобиль, подскакивающий на ухабах и двигавшийся в его сторону, а затем исчез среди песчаных холмов.

В этот самый момент мы наткнулись на дорогу в Мекку – это одна из самых пустынных дорог на свете. Раз в неделю вдоль нее проходит поезд из Аммана, направляющийся на юг, к Маану. Именно эту линию с таким удовольствием взрывали во время последней войны Лоуренс Аравийский и его арабы. Мы свернули направо, к югу, вдоль железнодорожной линии, милю за милей, час за часом, и постепенно она стала чем-то привычным и родным. С какой-то неожиданной радостью я вдруг увидел совершенно заброшенный пустой вагон с литерами «ХР» – «Хиджаз Рейлвей».

К полудню мы прибыли на станцию. Она называлась Эль-Катрани. Там было три-четыре лачуги, полицейский пост, бетонное здание самой станции, несколько телеграфных столбов, у одного из которых томилась на привязи белая лошадь. Мы остановились, чтобы отметиться у полицейских. Легионер пригласил нас зайти и выпить кофе, но мы показали на солнце и сказали, что едем в Эль-Керак.

Свернув на запад, мы вновь стали подниматься – сперва среди холмов, потом начались горы. За всю середину дня мы встретили на дороге лишь трех верховых: человека с почтовой сумкой в сопровождении двух конных полицейских. Когда солнце стало клониться к закату, мы обогнули очередную пропасть, и перед нами, на хребте высотой в три тысячи футов над уровнем моря, со всех сторон окруженный крутыми обрывами, защищенный серыми бастионами и высокой стеной времен крестовых походов, предстал Эль-Керак – некогда знаменитый город Рено де Шатильона.

6

Внутри стены оказались глинобитные домики, протоптанные дорожки, стада овец и арабы, сидевшие на корточках в тени стен и уродливых надстроек и навесов, сменивших благородные дворцы и церкви, когда-то открывавшиеся взгляду вновь прибывших.

Порой тишину разрывал цокот копыт, и в город въезжали два-три красочно одетых всадника, на полном скаку спрыгивавших с седла и запрыгивавших в него обратно, показывавших друг другу экзотические конные трюки, что вызывало смех и одобрительные возгласы зрителей.

Овцы паслись на курганах, покрывавших останки самого огромного замка средневековья. Его разрушенные залы, в которых некогда пировали крестоносцы, служили теперь выпасом для черных коз, а разваливающиеся часовни, где молились рыцари, использовались под конюшни.

Куда бы я ни пошел в Эль-Кераке, за мной следовала толпа человек из тридцати юных арабов. Они шли по пятам и неотрывно смотрели на меня. Если я внезапно оборачивался в их сторону, они отбегали, как робкие животные. Если они начинали слишком сильно шуметь, стоило взглянуть на них, как воцарялась тишина. В Эль-Керак редко приезжают посторонние.

С крепостных стен я смотрел вниз, в глубокие рвы. Далеко на западе я мог разглядеть голубизну Мертвого моря в расселине между горами.

Величественный замок находится в состоянии невероятного упадка и разрушения. Зачастую страшно входить под гигантские своды, в залы, заваленные мусором и обломками до половины высоты.

В ветхозаветные времена Эль-Керак называли Кир Моав, Кир Арасет или Аресет. Он упоминается в Библии как неприступная крепость. Те стены и укрепления, которые видны сегодня, являются реликтом крестовых походов, когда город имел исключительную важность, так как контролировал караванные пути из Египта и Аравии в Сирию.

Одно время лордом Керака был безжалостный Дик Турпин [18]18
  Ричард (Дик) Турпин (1705–1739) – знаменитый английский разбойник. – Примеч. ред.


[Закрыть]той поры, Рено де Шатильон, находившийся в постоянных конфликтах с учтивым Саладином из-за того, что совершал регулярные набеги на мусульманские караваны. Этот крестоносец вел непрерывную войну с паломниками, направлявшимися в Мекку, внезапно нападал из высоко расположенной крепости на богатые караваны из Дамаска.

Несмотря на то, что Саладин в течение пяти лет вновь и вновь осаждал Керак, крепость так и не удалось взять силой оружия. Во время очередной осады дела шли так плохо, что крестоносцы выгнали женщин и детей, очевидно, в надежде, что жизнь в гареме лучше, чем голодная смерть. Однако история утверждает, что Саладин спас этих женщин. Лишь в 1183 году Керак вынужден был капитулировать.

Я совершил обычный визит в полицейский участок, чтобы там зарегистрировали мое имя. Я был первым гостем за несколько месяцев. Сегодня, как и при турках, город является военной базой; но вместо турок меня приветствовали весьма обходительные и доброжелательные члены Арабского легиона.

После регистрации полицейский, говоривший по-английски, обратился ко мне так, словно я осматривал картинную галерею:

– Не желаете ли взглянуть на нашу тюрьму?

Меня провели сквозь дверь с железной решеткой в каменное помещение, где содержали 33 заключенных, в основном воров и убийц. Они улыбались и радостно махали руками.

Население Керака составляют христиане и мусульмане. Христиане делятся на православных и католиков.

Самая интересная церковь – маленькое строение, посвященное святому Георгию. Как и во многих других церквях Св. Георгия на Востоке, там есть колонна с прикрепленной цепью, которой сковывают буйных сумасшедших. Почему Св. Георгий считается покровителем буйнопомешанных, я не знаю, но это широко распространенное в Палестине и Трансиордании верование: безумный может исцелиться, если проведет ночь в цепях в церкви Св. Георгия.

Мне говорили:

– Сюда приводят сумасшедших, их приковывают на ночь к колонне. Церковь запирают, а к утру, вероятно, Георгий изгоняет из них бесов.

Удивительно было услышать, что столь печально знаменитый языческий обычай все еще сохраняется. Подобные методы лечения во сне применял Эскулап, они были широко распространены в античные времена. Больному полагалось провести ночь на храмовом дворе. Когда христианство победило старых богов, лечение во сне перенесли из храма в церковь. Помню, я где-то читал, что храм Исиды был так прославлен исцелениями, что даже христиане не могли удержаться от соблазна пойти туда. Местный патриарх разрешил эту проблему, изгнав Исиду и расположив на месте ее святилища кости двух мучеников из Александрии; и исцеления продолжились.

– И многие проводят ночь в церкви? – поинтересовался я.

– На прошлой неделе был один, – ответили мне.

Никогда не забуду вечер в Кераке. Солнце уже опустилось за горы Иудеи. Жаркий день закончился, и по небу разливалось розовое свечение. Город угнездился на вершине, словно потрепанный старый орел. Внезапно босые смуглые ноги подняли на дороге облако пыли. Люди зашептались. Поразительные новости! Прибыли еще два чужака. Я и сам испытал немалое любопытство. Кто бы это мог быть?

В центре Керака, напротив тюрьмы, разбит небольшой городской сад, в котором растут несколько финиковых пальм и какие-то иссохшие кусты, окруженные колючей проволокой. Меня повели туда, и мальчик-проводник раздвинул ветви кустов, чтобы показать мне на некотором расстоянии вновь прибывших: это были два молодых человека в шортах цвета хаки; они сидели под финиковой пальмой и пили кофе с начальником полиции, тоже довольно молодым.

Я присоединился к ним в скромном саду. Полицейский принес еще кофе и чашку для меня. Один из гостей был американцем, другой бельгийцем; оба прибыли в Каир в составе делегации. Получив недельный отпуск, они решили осуществить мечту о приключении: поехать на машине из Египта через Трансиорданию в Иерусалим. Они прекрасно провели время и были полны восторга от доброты и эффективности Арабского легиона.

– С того момента, как мы прибыли в Трансиорданию, – сказал американец, – мы жили в казармах Арабского легиона, проводили все ночи на дорожных постах полиции. Вы, англичане, должны гордиться ими.

Я вынужден был признать, что большинство англичан едва ли когда-нибудь слышали об этом подразделении.

– Такие явления, как Арабский легион, оправдывают колонизацию, – заметил бельгиец.

Среди ветвей вокруг мелькали любопытные лица местных жителей, а мы тем временем беседовали о пустыне, о необычных идеях и представлениях, сохранившихся в этих краях, не затронутых мировыми событиями.

Крестовые походы – последнее великое воспоминание Керака. Арабы, проживающие там, всех бледнокожих европейцев называют «франками», как это было и в дни правления Саладина. В конце концов, разве это удивительно? Удаленный от других городов, замкнутый суровыми Моавскими горами, Керак может припомнить немногое, кроме крестовых походов, поскольку с ним уже не случалось ничего, равного тому падению, никаких воспоминаний не возникло между уходом основателей и нынешним призрачным бытием, а следовательно, здесь не о чем рассказывать детям на ночь.

На балкон минарета, высившегося над садом, вышел муэдзин, чтобы призвать верующих к молитве; а мы сидели в тени тутового дерева. Темнело, появились летучие мыши, стремительно мелькавшие в воздухе.

Начальник полиции рассказывал:

– Когда Саладин осадил город, жители посмотрели вниз со стен и увидели армию, расположившуюся в долине и на горах. В этот день праздновали свадьбу одной дамы в замке. Она молила Саладина снять осаду на день ее бракосочетания. И он сделал это. Однако на следующий день опять началась война… Это все Рено де Шатильон. Он был плохим человеком, но отважным. Ги де Лузиньян, король Иерусалимский, заключил договор с Саладином, что паломники могут свободно проходить в Мекку. Но Рено нарушал мирное соглашение. Он атаковал паломников и убил их. Но в битве у Рогов Хаттина Ги и Рено попали в плен к Саладину. День был жаркий, и рыцари страдали от жажды. Когда они стояли в шатре Саладина, принесли воду и дали ее Ги де Лузиньяну. Тот передал чашу Рено. Саладин увидел это и сказал: «Я дал эту воду не тебе, а Ги де Лузиньяну». И знаете, почему он так сказал? Потому что собирался убить Рено и не хотел проявлять гостеприимство воды по отношению к нему; у арабов гостеприимство означает защиту. Саладин обращался с Ги со всем почтением, как к военному противнику, но взял меч и сам отрубил руку Рено. А потом его убил палач, прямо в шатре Саладина. Так погиб правитель Керака.