Текст книги "Собрание сочинений в 10 томах. Том 1"

Автор книги: Генри Райдер Хаггард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 50 страниц)

II. Аукционный зал

Мне помнится, что разговор о понго, почитателях гориллы и Священного Цветка, не возобновлялся до самого нашего приезда в мой дом в Дурбане. Туда я взял, конечно, с собою Чарльза Скрупа, туда же переехал и брат Джон, который, за недостатком лишней спальни в моем доме, разбил свою палатку в саду.

Однажды вечером мы с ним сидели на крыльце и курили. Единственной слабостью брата Джона было то, что он курил. Он совершенно не пил вина, ел мясо только тогда, когда был принужден к этому обстоятельствами, но при всяком удобном случае он, как и большинство американцев, курил сигары.

– Джон, – сказал я, – я думал о вашем рассказе и пришел вот к каким выводам.

– К каким, Аллан?

– Во-первых, вы были порядочным ослом, не узнав от Калуби больше. У вас был для этого удобный случай.

– Согласен с вами, Аллан, но, между прочим, я – доктор, и тогда меня главным образом занимала операция.

– Во-вторых, я уверен, что Калуби подвергся нападению своего бога-обезьяны и что обезьяна эта – горилла.

– Почему вы так думаете?

– Потому что я слышал об обезьянах соко, живущих в Центральной Африке, которые откусывают у людей пальцы на руках и ногах. Я слышал, что они очень похожи на горилл.

– Я тоже знаю этих обезьян, Аллан. Однажды я видел соко, огромную коричневую обезьяну, которая стояла на задних лапах и била себя в грудь. Я не успел хорошо рассмотреть ее, потому что бежал от нее.

– В-третьих, желтая орхидея может принести много денег тому, кто выкопает и перевезет ее в Англию.

– Я, кажется, говорил вам, Аллан, что она стоит около двадцати тысяч фунтов. Таким образом, ваш вывод не самостоятелен.

– В-четвертых, я не прочь выкопать с кем-нибудь эту орхидею и получить свою долю из двадцати тысяч фунтов.

К этим словам брат Джон проявил чрезвычайный интерес.

– Ага! – сказал он. – Теперь мы наконец дошли до самой сути дела. Я все ждал, когда вы скажете это, Аллан.

– В-пятых, – продолжал я, – для организации такой экспедиции потребуется значительно больше денег, чем есть у нас с вами вместе. Нам нужны компаньоны, безразлично, принимающие ли непосредственное участие в экспедиции или нет, но непременно с деньгами.

Брат Джон бросил взгляд на окно комнаты Чарли Скрупа, который, будучи еще довольно слабым, очень рано ложился спать.

– Нет, – сказал я, – с него довольно Африки. Да и вы сами говорили, что он окончательно оправится не раньше, чем через два года. Кроме того, тут замешана одна леди. Я уже написал от себя письмо этой леди. Ее адрес я узнал от Скрупа, когда он не понимал, что говорил. Я написал ей, что он все время бредил только ею и что он герой. Ох! Что скажет Чарли Скруп, когда узнает, как я расписал его! Письмо ушло с последней почтой, и я надеюсь, что оно скоро дойдет по назначению. Теперь слушайте дальше. Скруп хочет, чтобы я проводил его в Англию. Он, по-видимому, надеется, что я смогу замолвить за него слово, если мне случится встретиться с той леди. Он берет на себя все расходы по путешествию и предлагает уплатить мне за потерянное время. А так как я не был в Англии с тех пор, как мне было всего три года, мне не хотелось бы упускать такого случая.

У брата Джона вытянулось лицо.

– А как же экспедиция? – спросил он.

– Сегодня первое ноября, – ответил я, – дождливое время в тех местах начинается как раз теперь и длится до апреля. Так что до этого времени бесполезно будет пытаться посетить ваших приятелей понго. Я же тем временем успею съездить в Англию и вернуться обратно. Если вы доверите мне ваш цветок, я возьму его с собою. Быть может, мне удастся найти человека, который согласится дать денег на организацию поисков этого растения. А в это время вы можете, если хотите, жить у меня и располагать моим домом, как своим.

– Благодарю вас, Аллан, но мне нельзя сидеть так долго на одном месте. Я отправлюсь куда-нибудь и потом вернусь.

Он остановился, задумчиво устремив глаза в темноту. Потом предложил:

– Видите ли, брат, мне надо бродить и бродить по этой земле до тех пор…

– Вы знаете, до каких пор? – пытливо спросил я.

Он сделал усилие и ответил с искусственной беззаботностью:

– Пока не изучу каждый дюйм ее. Есть еще очень много племен, которых я не посетил.

– Включая понго, – сказал я. – Кстати, если я достану денег на экспедицию, я полагаю, вы тоже отправитесь со мной? Ведь только с вашей помощью можно рассчитывать пробраться к понго через землю ваших друзей мазиту.

– Конечно, я отправлюсь с вами. Больше того, если вы не пойдете со мной, я пойду один. Я хочу исследовать Землю Понго, даже если бы мне грозила опасность никогда не вернуться оттуда.

Я пристально посмотрел на него и сказал:

– Ради цветка вы, Джон, готовы рисковать многим. Или, кроме цветка, вы ищете чего-либо другого? Если так, я, надеюсь, выскажете мне всю правду.

– Хорошо, Аллан. Если вы так настаиваете, я скажу вам всю правду. О понго я слышал больше, чем рассказал вам. Это было после того, как я оперировал Калуби или после того, как я попытался пробраться к понго один. Но, как я уже вам говорил, мне это не удалось.

– Что же вы слышали?

– Я слышал, что у понго, наряду с белым богом, есть и белая богиня.

– Что же из этого?

– Ничего, за исключением того, что богини всегда интересовали меня. Спокойной ночи!

«Ты, старый воробей, – подумал я, – что-то скрываешь от меня. Хорошо. В один прекрасный день я узнаю, правда ли все это или нет. Но эта орхидея… Странный народ эти понго со своей белой богиней и священным цветком. Поистине Африка страна необыкновенных людей и богов!»

Теперь место действия переносится в Англию. (Но не бойтесь, милый читатель, любитель приключений! Через несколько страниц оно снова перенесется в Африку). Мистер Чарльз Скруп и я покинули Дурбан через день или два после моего последнего разговора с братом Джоном. В Кейптауне мы сели на почтовый пароход, небольшое утлое суденышко, которое после долгого и утомительного плавания наконец доставило нас целыми и невредимыми в Плимут. Нашими товарищами по путешествию были весьма скучные и неинтересные люди. Большинство из них я забыл, но одну леди помню хорошо. Судя по ее наружности, она, вероятно, начала свою карьеру прислугой при баре. Теперь она была женой богатого виноторговца из Кейптауна. На нашу беду, она после обеда становилась чрезвычайно разговорчивой. Я припоминаю, как она сидела в салоне, освещенном керосиновой лампой, качавшейся над ее головой (она всегда садилась под лампой, чтобы всем были видны ее бриллианты). Я помню, она говорила: «Не вносите сюда вульгарных охотничьих манер, мистер Аллан (с ударением на Аллан) Квотермейн. Они не подходят приличному обществу. Вам следует пойти и причесать свои волосы». Ее маленький супруг испуганно говорил:

– Что ты говоришь! Перестань! Ты почти оскорбляешь, моя дорогая!

Но к чему я вспоминаю все это спустя столько лет, когда я забыл даже имена этих людей!

Мы посетили остров Вознесения, с волнами, разбивающимися о него в белую пену, с его обнаженным горным пиком, увенчанным зеленью, и черепахами в прудах. Мы захватили с собой пару, и я часто смотрел, как они лежат на баке на спинах, слабо шевеля своими конечностями. Одна из них издохла, и я велел мяснику очистить для меня ее панцирь. Впоследствии я преподнес его в полированном и обработанном виде мистеру Скрупу и его невесте в качестве свадебного подарка. Я предназначал его для рабочей корзинки и был весьма смущен, когда одна глупая леди во всеуслышанье объявила на свадьбе, что это самая красивая колыбель, какую она когда-нибудь видела. Я, конечно, пытался объяснить ей назначение черепаховой брони, а в это время все кругом хихикали.

Но к чему я пишу о таких пустяках, не имеющих прямого отношения к моей истории!

Я уже упоминал, что рискнул послать письмо мисс Маннерс относительно мистера Скрупа, в котором я, между прочим, сообщил, что «если герой останется в живых, то я, вероятно, привезу его домой со следующим почтовым пароходом». Мы прибыли в Плимут в тихий ноябрьский день, часов около восьми утра. Вскоре явился буксир за пассажирами, почтой и некоторым грузом. Я смотрел, как он подходит к нам, и увидел на его палубе полную леди, закутанную в меха, а рядом с ней красивую белокурую молодую женщину в изящном костюме. Немного спустя ко мне подошел стюард и сказал, что меня просят в салон. Я отправился туда и нашел там двух упомянутых дам, стоявших рядом:

– Мистер Аллан Квотермейн, – сказала полная леди. – Скажите поскорее, где мистер Скруп, которого вы везете домой?

Что-то в ней и в ее манере обращения так встревожило меня, что я едва мог ответить:

– Внизу, мадам, внизу…

– Моя дорогая, – сказала полная леди своей спутнице, – Я предупреждала тебя быть готовой к самому худшему. Соберись с духом и не устраивай сцены перед всеми этими людьми. Пути Провидения неисповедимы. Тебе не следовало отпускать бедного юношу в страну язычников.

Потом, обернувшись ко мне, она прибавила:

– Я полагаю, он набальзамирован? Мы хотели бы похоронить его в Эссексе.

– Набальзамирован! – воскликнул я. – Набальзамирован? Да он в ванне или был в ней всего лишь несколько минут тому назад!

В следующую секунду молоденькая леди пролила слезы радости на моем плече.

– Маргарет! – воскликнула ее компаньонка (она приходилась молодой особе чем-то вроде тетки), – я просила тебя не устраивать публичных сцен. Мистер Квотермейн, ввиду того, что мистер Скруп жив, будьте добры попросить его сюда.

Я немедленно притащил Скрупа, не дав ему окончить бритья.

Остальное легко можно себе представить.

Хорошо быть героем. С этих пор (благодаря мне) Чарльз Скруп остался таковым на всю жизнь. Теперь у него есть внуки, и все они считают его героем. Более того, он не возражает им. Потом я отправился в Эссекс к молодой леди, в ее имение с красивым домом. Я попал на большой парадный обед на двадцать четыре персоны. Мне пришлось произнести речь о Чарльзе Скрупе и леопарде. Это была великолепная речь. По крайней мере, все весело рукоплескали, включая и слуг, собравшихся в конце большой столовой.

Я помню, что для дополнения рассказа я ввел в него еще нескольких леопардов (самку и трех взрослых детенышей) и раненого буйвола. Согласно моему рассказу, всех их одного за другим мистер Скруп прикончил своим охотничьим ножом. Интересно было смотреть на него во время этого рассказа. К счастью, он сидел рядом со мной, и я мог толкать его ногой под столом. Все это было очень весело. Молодая пара была очень счастлива, так как они действительно любили друг Друга.

Благодарение судьбе, мне с помощью брата Джона удалось снова соединить их.

Во время своего пребывания в Эссексе я, между прочим, впервые встретился с лордом Регноллом и прекрасной мисс Холмс, с которыми мне впоследствии суждено было пережить несколько очень странных приключений.

Спустя некоторое время я взялся за дело. Кто-то сказал мне, что в городе есть фирма, занимающаяся аукционной продажей орхидей, которые в то время входили в моду у богатых садоводов. «Вот – подумал я, – подходящее место, где мне следует показать свое сокровище. Без сомнения, господа «Мэй и Примроуз» – так называлась эта всемирно известная фирма – смогут познакомить меня с богатыми орхидистами, которые не задумаются внести пару тысяч фунтов на поиски цветка, стоившего, по словам брата Джона, неслыханную сумму денег. По крайней мере, я попытаюсь что-нибудь сделать».

И вот в одну пятницу, около двенадцати часов дня, я посетил деловую контору господ «Мэй и Примроуз», принеся с собою Cypripedium, которая лежала теперь в плоской жестяной коробке. Для своего посещения я выбрал очень неудачное время, так как на вопрос, могу ли я видеть мистера Мэя, я получил ответ, что он отсутствует.

– В таком случае я хотел бы видеть мистера Примроуза, – сказал я.

– Мистер Примроуз в аукционном зале, – ответил клерк, который, казалось, был очень занят.

– А где это? – спросил я.

– Выйдя за дверь, налево, потом опять налево, – сказал клерк, захлопывая окошечко.

От этой грубости мне стало так неприятно, что я уже был близок к тому, чтобы отказаться от своего предприятия.

Но, немного подумав, я все же пошел в указанном направлении и через минуту или две очутился в узком проходе, ведущем в большую комнату.

Для всякого нового человека эта комната представляла необычайное зрелище.

Первое, что бросилось мне в глаза, было объявление на стене, запрещавшее посетителям курить трубки. «Странные растения эти орхидеи, если они умеют отличать сигарный дым от трубочного», – подумал я, входя в большую комнату. Налево стоял длинный стол, уставленный горшками с самыми красивыми цветами, какие я когда-либо видел. Все это были разнообразные орхидеи. Вдоль стен стояли столы, сплошь заваленные корнями, тоже, по-видимому, орхидей. Моему неопытному глазу все эти кучи корней казались не стоящими и пяти шиллингов. Посреди комнаты стояла кафедра или трибуна, за которой сидел джентльмен с очень приветливым лицом. Он так быстро вел аукцион, что сидевший рядом с ним клерк едва успевал записывать покупателей. Перед кафедрой стоял стол, имевший вид подковы. За ним сидели покупатели. Конец этого стола никем не был занят, так что носильщики могли выставлять перед продажей каждую партию цветов. У самой кафедры стоял еще другой небольшой стол, на котором стояло около двадцати горшков наиболее красивых орхидей. Судя по объявлению, они должны были продаваться ровно в половине второго. По всей комнате стояли группы мужчин (дамы сидели за большим столом), большинство которых имело в петлицах орхидеи. Это, как я узнал впоследствии, были продавцы и любители орхидей. Все они производили на меня очень хорошее впечатление. Комната мне тоже казалась чрезвычайно уютной, особенно по контрасту с ужасным лондонским туманом, царившим снаружи. Я пробрался в угол, чтобы никому не мешать, и некоторое время смотрел на происходившее перед моими глазами.

Вдруг чей-то приятный голос рядом спросил меня, не желаю ли я заглянуть в каталог. Я посмотрел на говорившего и сразу почувствовал к нему чрезвычайную симпатию (я уже говорил, что принадлежу к людям, придающим большое значение первому впечатлению).

Это был обыкновенный белокурый молодой англичанин, не очень высокого роста, хорошо сложенный, с веселыми голубыми глазами и чрезвычайно приятным выражением лица. Лет ему было не более двадцати четырех – двадцати пяти. Я сразу почувствовал, что это чрезвычайно добрый и милый человек. На нем был немного поношенный костюм из грубой материи, с орхидеей в петлице.

– Благодарю вас, – ответил я, – я пришел сюда не покупать. Я мало смыслю в орхидеях, – прибавил я в виде пояснения, – за исключением некоторых видов, встречавшихся мне в Африке, и вот этой, – я похлопал по жестяному ящику, который держал в руках.

– Мне очень хотелось бы услышать что-нибудь об африканских орхидеях, – сказал он. – Что у вас в этом ящике, растение или цветы?

– Всего один цветок. Он принадлежит не мне. Один из моих африканских друзей просил меня… впрочем, это длинная история, которая вряд ли будет интересна вам.

– Напротив. Судя по величине, это должно быть стебель или побег Cymbidium[80]  [80] Цимбидиум, род растений семейства орхидных.


[Закрыть].

Я отрицательно покачал головой.

– Это не то название, которое упоминал мой друг. Он назвал этот цветок Cypripedium.

Молодой человек был чрезвычайно удивлен.

– Один цветок Cypripedium во всем этом большом ящике? Должно быть, это очень большой цветок.

– Да, мой друг говорит, что это самый большой цветок, какой когда-либо находил. Он имеет около двадцати четырех дюймов[81]  [81] Дюйм – английская мера длины, около 2,5 см.


[Закрыть] в поперечнике.

– Двадцать четыре дюйма в поперечнике! – воскликнул молодой человек с видом крайнего удивления. – И притом Cypripedium! Сэр, вы, вероятно, шутите?

– Сэр, – ответил я с негодованием, – вы хотите сказать, что я лгу? Впрочем, может действительно оказаться, что этот цветок другого семейства.

– Во имя богини Флоры[82]  [82] Флора – в римской мифологии – богиня цветения колосьев, цветов, садов.


[Закрыть], покажите мне его поскорей! Я начал открывать ящик. Он уже был наполовину открыт, когда к нам подошли два других джентльмена, которые либо слышали наш разговор, либо заметили возбужденный вид моего собеседника. Я заметил, что в петлицах у них тоже были орхидеи.

– Ба, Соммерс! – сказал один из них с искусственной живостью, – что это у вас?

– Что это у вас? – повторил другой.

– Ничего, – ответил молодой человек, которого назвали Соммерсом, – это… ящик с тропическими бабочками.

– А! Бабочки! – сказал номер первый и ушел. Но не так легко было удовлетворить любопытство номера второго, мужчины с ястребиными глазами.

– Покажите мне этих бабочек, – обратился он ко мне.

– Это никак не возможно, – воскликнул молодой человек. – Мой друг боится, как бы сырость не испортила их окраски. Не правда ли, Броун?

– Да, Соммерс, – ответил я, поняв хитрость и захлопывая ящик. Мужчина с ястребиными глазами удалился.

– Орхидист! – прошептал молодой человек. – Ужасный народ эти орхидисты! Оба эти джентльмена – очень богатые люди. Мистер Броун – надеюсь, так вас зовут, хотя, быть может, я ошибаюсь…

– Да, вы ошибаетесь, – ответил я, – меня зовут Аллан Квотермейн.

– А! Это лучше, чем Броун. Вот что, мистер Аллан Квотермейн. Здесь есть отдельная комната, куда я имею доступ. Быть может, мы перейдем туда с этим ящиком… (мимо нас проходил джентльмен с ястребиными глазами) с бабочками?

– С удовольствием, – ответил я.

Мы вышли из аукционного зала и в конце концов очутились в маленькой комнатке, по стенам которой стояли полки, уставленные книгами.

Соммерс тщательно запер за собой дверь.

– Ну-с, – сказал он тоном романтического злодея, оставшегося наедине с добродетельной героиней, – теперь мы одни. Мистер Квотермейн, покажите мне ваших… бабочек.

Я поставил ящик на стол у окна и открыл его. Потом был снят верхний слой ваты, и вот на свет появился золотистый цветок, сжатый между двумя стеклами, ничуть не поврежденный в больших путешествиях, прекрасный даже в мертвом виде.

Молодой человек, которого называли Соммерсом, не мог оторвать от него глаз. Один раз он обернулся, пробормотал что-то, потом снова принялся рассматривать его.

– О небо! Возможно ли, чтобы в этом несовершенном мире мог существовать такой цветок? Ведь вы не подделали его, мистер Квотермейн?

– Сэр, – сказал я, – вы во второй раз оскорбляете меня. Прощайте!

– Не обижайтесь! – воскликнул он. – Сжальтесь над слабостью бедного грешника! Вы не понимаете меня. Вы поймете это только тогда, когда начнете собирать орхидеи. Мистер Квотермейн, – продолжал он, понизив голос, – ваш друг прав. Это чудесная Cypripedium, стоящая целой золотой копи. Конечно, не этот цветок, а все растение, на котором он расцвел. Где же это растение, мистер Квотермейн?

– В одном месте в Африке, – ответил я. – Я могу указать его приблизительно, с точностью до трехсот миль.

– Это очень неопределенно, мистер Квотермейн. Конечно, я не имею никакого права спрашивать об этом, так как вы совсем не знаете меня… Но, уверяю вас, я человек порядочный. Быть может, вы расскажете мне историю этого цветка.

– Мне не следовало бы этого делать, – ответил я с некоторым колебанием.

Но все же, выпустив имена и точные обозначения местности, я вкратце рассказал ему все, касавшееся цветка, и объяснил, что ищу кого-нибудь, кто согласился бы финансировать экспедицию в отдаленное романтическое место, где, вероятно, растет эта особенная Cypripedium. Едва я окончил свой рассказ, как в дверь сильно постучали.

– Мистер Стивен, – сказал чей-то голос, – вы здесь?

– Наверное, это Бриггс! – воскликнул молодой человек. – Бриггс, управляющий моего отца. Закройте ящик, мистер Квотермейн. Входите, Бриггс, – сказал он, медленно открывая дверь. – В чем дело?

– Ваш отец, я хочу сказать – сэр Александр, – ответил появившийся в дверях взволнованный худощавый мужчина, – неожиданно пришел в контору и очень рассердился, не найдя вас там, сэр. А когда он узнал, что вы ушли на аукцион орхидей, он рассердился еще больше и послал меня за вами, сэр.

– Вот как? – невозмутимо ответил мистер Соммерс. – Хорошо, скажите сэру Александру, что я сейчас приду. Понимаете, Бриггс? Идите и скажите, что я сейчас приду.

Бриггс не очень охотно удалился.

– Я вынужден покинуть вас, мистер Квотермейн, – сказал мистер Соммерс, запирая за Бриггсом дверь, – но обещайте мне не показывать никому цветка до тех пор, пока я не вернусь. Я вернусь не более чем через полчаса.

– Хорошо, мистер Соммерс. Я подожду вас в аукционном зале полчаса и обещаю, что до вашего возвращения никто не увидит этого цветка.

– Благодарю вас. Вы хороший человек. Я обещаю, что, насколько это от меня будет зависеть, вы ничего не потеряете за вашу доброту.

Мы вместе вышли в аукционный зал, где мистер Соммерс вдруг что-то вспомнил.

– Вот беда! – воскликнул он. – Я чуть не забыл об этой Odontoglossum![83]  [83] Одонтоглоссум, род растений семейства орхидных.


[Закрыть] Где же Вудден? Вудден! Идите сюда, мне надо поговорить с вами.

Лицо, названное Вудденом, повиновалось.

Это был мужчина лет около пятидесяти, с большими руками, ладони которых были покрыты мозолями и ногти стерты, что характеризовало его как рабочего.

Одет он был в черный костюм, какой носят на похоронах люди рабочего класса. Я сразу решил, что это садовник.

– Вудден, – сказал Соммерс, – у этого джентльмена есть самая замечательная орхидея во всем мире. Присматривайте, чтобы его не ограбили. В этом здании, мистер Квотермейн, есть люди, которые из-за этого цветка не задумаются убить вас и выбросить ваш труп в Темзу, – мрачно прибавил он.

Получив такую инструкцию, Вудден устремил на меня свои блеклые глаза с выражением, показывавшим, что мое появление чрезвычайно удивило его. Потом, взявшись рукой за прядь своих волос песочного цвета, он спросил:

– А где же эта орхидея, сэр? Я указал на жестяную коробку.

– Да, она там, – продолжал Соммерс, – и вы должны охранять ее. Мистер Квотермейн, если кто-либо попытается ограбить вас, позовите Вуддена, и он расправится с ним. Это мой садовник, на которого я вполне полагаюсь.

– Да, я расправлюсь с ним, – сказал Вудден, подозрительно оглядываясь и сжимая свои огромные кулаки.

– Теперь слушайте дальше, Вудден. Видите вы вон ту Odontoglossum Pavo? – он указал на растение, стоявшее посреди небольшого столика под аукционной трибуной. Растение было покрыто чрезвычайно красивыми цветами. На конце каждого цветочного лепестка было пятнышко, имевшее очень большое сходство с глазом павлиньего пера, почему, я полагаю, и цветок назывался Pavo, т.е. павлиний.

– Я думаю, хозяин, что это самый красивый цветок во всей Англии, – убежденно ответил Вудден. – Тут многие вертятся вокруг него, словно собаки около крысиной норы. И, видно, недаром!

– Это верно, Вудден. Но слушайте. Мы должны во что бы то ни стало приобрести этот цветок. За мной прислал отец. Я скоро вернусь, но могу и задержаться. В последнем случае вы будете действовать от моего имени. Вот визитка.

Он взял карточку и нацарапал на ней:

Мой садовник Вудден уполномочен мною действовать от моего имени. С.С.

– Теперь, Вудден, – продолжал он, когда карточка была передана аукционеру, – смотрите, чтобы Pavo не ускользнула из ваших рук. С этими словами он ушел.

– Что сказал мой хозяин, сэр? – спросил меня Вудден. – Я должен приобрести этот цветок, сколько бы он ни стоил?

– Да, – ответил я, – я тоже понял его так. За этот цветок, я полагаю, придется заплатить изрядную сумму денег, пожалуй, несколько фунтов.

– Возможно, сэр. Я знаю только то, что я должен купить его. Вопрос о деньгах не останавливает моего хозяина, когда дело идет об орхидеях.

После этого мы расстались. Я удалился в свой угол, между тем как Вудден стал около стола, поглядывая одним глазом на Pavo, а другим на мой жестяной ящик.

Продажа понемногу прекратилась.

На аукционе было так много засушенных орхидей одного особенного сорта, что на всех них не нашлось покупателей.

Наконец жизнерадостный мистер Примроуз обратился с трибуны к собранию.

– Джентльмены, – сказал он, – я прекрасно понимаю, что вы сегодня пришли сюда не для того, чтобы раскупить эти запасы бедной Cattleya Mossiae[84]  [84] Каттлея Мосси, вид орхидеи.


[Закрыть]. Вы пришли сюда, чтобы купить или посмотреть, как будет продаваться самая чудесная Odontoglossum, которая когда-либо цвела в этой стране. Это собственность одной знаменитой фирмы, которой я приношу свои поздравления как обладательнице исключительной редкости. Джентльмены, этому чудесному цветку следовало бы украшать королевскую оранжерею. Но он достанется тому, кто заплатит за него наибольшую сумму. Я полагаю, – прибавил он, окидывая взглядом все собрание, – что сегодня здесь собралось большинство наших крупнейших коллекционеров. Правда, я не вижу молодого орхидиста мистера Соммерса, но он поручил своему главному садовнику, достопочтенному мистеру Вуддену, одному из лучших ценителей орхидей в Англии, выступить за него на аукционе замечательного цветка, о котором я говорил. Ввиду того, что теперь ровно половина второго, мы можем приступить к делу. Смит, обнесите кругом Odontoglossum Pavo, чтобы все могли рассмотреть, как красив этот цветок. Только не уроните его. Джентльмены, прошу вас не трогать руками растения. Восемь вполне распустившихся цветков и четыре – нет, пять бутонов. Совершенно здоровое растение. Шесть ложных чашечек с листьями и три без них. Два отростка, которые можно срезать в надлежащее время. Кто желает купить Odontoglossum Pavo?

– Интересно, кто будет иметь честь сделаться обладателем этого несравненного произведения природы? Благодарю вас, сэр – триста, четыреста, пятьсот, шестьсот, семьсот, в трех местах сразу. Восемьсот, девятьсот, тысяча! Джентльмены, немного поскорее!

– Благодарю вас, сэр, – тысяча пятьсот, тысяча шестьсот. Это против вас, мистер Вудден. Ага! Благодарю вас, тысяча семьсот.

Тут наступила короткая пауза, во время которой я, думая, что цифра 1700 означает шиллинги, занялся переводом последних на фунты. Вышло 85 фунтов. «Право, – подумал я, – это слишком большая цена даже для очень редкого растения».

Голос мистера Примроуза вывел меня из задумчивости.

– Джентльмены, джентльмены! – говорил он. – Неужели вы допустите, чтобы это чудесное произведение флоры было продано по такой ничтожной цене? Если это случится, я надолго лишусь сна. Раз, – его молоток опустился в первый раз. – Подумайте, джентльмены, в каком я буду положении, когда мне придется сказать позорную правду знаменитым владельцам цветка, которые, со свойственной им деликатностью, не присутствуют здесь. Два, – его молоток опустился во второй раз. – Смит, поднимите цветок вверх. Пусть все видят, что они теряют!

Смит поднял вверх цветок, на который все присутствующие смотрели блестящими глазами.

Маленький молоток из слоновой кости описал круг над головой мистера Примроуза. Он уже был готов опуститься, как вдруг один спокойный джентльмен с длинной бородой, до сих пор не принимавший участия в торге, поднял голову и мягко сказал:

– Тысяча восемьсот.

– Ага! – Воскликнул мистер Примроуз. – Я так и думал. Владелец самой большой коллекции в Англии не может допустить, чтобы это сокровище без борьбы ускользнуло из его рук. Против вас, мистер Вудден.

– Тысяча девятьсот, – сказал Вудден твердым голосом,

– Две тысячи, – эхом отозвался джентльмен с длинной бородой.

– Две тысячи сто, – сказал Вудден.

– Правильно, мистер Вудден! – воскликнул мистер Примроуз. – Вы вполне достойно представляете вашего патрона! Я уверен, что вы не остановитесь из-за нескольких жалких фунтов.

– Мне даны приказания, и я действую согласно им, – ответил Вудден.

– Две тысячи двести, – сказал длиннобородый джентльмен.

– Две тысячи триста, – эхом отозвался Вудден.

– Черт возьми! – воскликнул джентльмен с длинной бородой и быстро вышел из зала.

– Odontoglossum Pavo идет за две тысячи триста, только за две тысячи триста, – закричал аукционер. – Кто больше? Никто. Тогда я должен буду исполнить свой долг. Раз. Два. В последний раз, кто больше? Три! Цветок остается за Вудденом, представляющим своего патрона, мистера Соммерса.

Молоток опустился, и в этот самый момент мой молодой друг вошел в зал.

– Ну, Вудден, – сказал он, – Pavo уже продана?

– Продана, сэр. Я купил ее.

– За сколько же?

Вудден почесал свою голову.

– За две тысячи триста, сэр, а чего – шиллингов или фунтов, я точно не знаю.

В этот самый момент мистер Примроуз, который, наклонившись над своим пюпитром, был занят разговором с возбужденной толпой орхидистов, поднял голову.

– А, мистер Соммерс! – сказал он. – От имени всего этого общества позвольте мне поздравить вас с приобретением несравненной Odontoglossum Pavo, доставшейся вам за весьма умеренную цену, – всего за две тысячи триста фунтов.

Право, молодой человек принял это известие очень спокойно. Он только вздрогнул и немного побледнел. Что касается меня – я чуть было не упал в обморок. Да, я был так поражен, что у меня буквально подкосились ноги.

Все кругом заговорили, но среди шума я ясно услышал слова молодого Соммерса, сказанные не очень громко:

– Вудден, вы круглый дурак! На что последовал ответ:

– Моя мать постоянно говорила мне то же самое. Но в чем же я виноват? Я повиновался приказанию и купил Pavo.

– Да, вы правы, мой друг. Это моя вина, а не ваша. Я круглый дурак! Но как мне выйти из этого положения?

Потом, немного оправившись, он подошел к трибуне и сказал несколько слов аукционеру. Мистер Примроуз закивал головой, и я услышал его ответ.

– О, конечно, не беспокойтесь, сэр. Мы не можем требовать, чтобы такие дела устраивались в одну минуту. К вашим услугам целый месяц.

После этого продажа началась снова.