Текст книги "Клеопатра. Сборник"

Автор книги: Генри Райдер Хаггард

Соавторы: Георг Мориц Эберс,Генри Хоуссей
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 44 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

Клеопатра. Сборник

ГЕНРИ ХОУССЭЙ
КЛЕОПАТРА

ПЕРЕВОД С АНГЛИЙСКОГО

I

После сорока или пятидесяти веков существования Египет умирал под пристальным взором Рима...

Династия Птоломеев, давшая было государству силу и великолепие, погрязла с течением времени в разврате и преступлениях и обессилела от междоусобных войн. Трон поддерживался исключительно милостями Рима, покупаемыми дорогою ценою: путём унижений Египет сохранил некоторое время независимость.

Освобождённые почти совершенно от военной службы введением обычая нанимать войска в Греции и Галлии, египтяне отвыкли от войны. Кроме того, они подвергались столь многочисленным нашествиям и входили в состав стольких государств, что с отечеством у них сохранилась исключительно религиозная связь...

Благодаря этому для них, как для людей, рождённых рабами и привыкших к деспотизму, не представлялось унизительным жить под управлением то греческого царя, то римского проконсула, лишь бы не платить податей на копейку больше и получать ударов меньше.

Их померкшая слава и былое могущество дали Египту громадные богатства: земледелие, промышленность и торговля вливали в Александрию по тройному руслу поток золота; Египет снабжал хлебом Грецию и Малую Азию, служа неисчерпаемым складом бассейна Средиземного моря.

Александрия была городом Птоломеев: каждый царь династии построил там дворец, воздвигнул храм, поставил статуи, устроил фонтаны, посадил боскеты из акаций и диких смоковниц, вырыл бассейны, в которых цвели кувшинки и голубые лотосы; Страбон приписывает стих «Одиссеи»: «Они выходили один из другого» – монументам Брахиума.

Около этих царских дворцов и их громадных служб возвышались храмы Хроноса, Изиды Плузайской, малый Серапеум, храм Посейдона, гимназия с портиками, театр, крытая галерея, библиотека, содержавшая 700 тысяч томов, наконец, Сома – громадный мавзолей, где в массивном золотом гробу, помещённом в другом, стеклянном, почивал Александр.

II

Александрия была городом международным.

В то время как города Верхнего Египта и Хептаномиды сохранили национальный вид, в Дельте греческая цивилизация прочно привилась к египетской.

Законы и указы обнародовались на двух языках.

Духовенство, чиновники, полиция, суды и всякого рода администрация состояли наполовину из греков, наполовину из туземцев; армия комплектовалась греческими и галльскими наёмниками, бандитами и беглыми римскими рабами.

В Александрии в продолжение двух веков образовалось множество колоний, и туземцы, преимущественно сгруппировавшись в старом египетском городе, называемом Ракотис, составляли больше чем треть всего населения. Евреи, жившие в специальном квартале и имевшие особого наместника и Синедрион, исчислялись в пропорции один к трём.

На форуме Серапеума, от ворот Некрополя до ворот Канопа, можно было встретить столько же египтян, сколько иностранцев. Шумная и пёстрая толпа греков, евреев, сирийцев, италиотов, арабов, иллирийцев, персов и финикиян наполняла улицы и порт, говорила на всех языках и поклонялась в храмах богам всех религий; в этот Вавилон каждая раса приносила свои верования и страсти.

В общем, не считая рабов, это беспокойное население исчислялось в 320 тысяч человек. По сравнению с другими мирными и благонамеренными городами Египта Александрия была неспокойна: во время царствования последних Лагидов александрийская чернь способствовала дворцовым переворотам, надеясь каждый раз при новом правлении получить больше свободы и уменьшить бремя налогов.

Птоломей XI – Авлет умер в июле 51 г. до Р. X. После него осталось четверо детей: из шестерых детей двое старших – Клеопатра-Трифона, умершая в 55-м году и Вереника, казнённая по приказанию отца, не дожили до его смерти; остались две дочери – Арсиноя и Клеопатра и два мальчика – Птоломей.

Завещанием царя престол был передан Клеопатре и старшему Птоломею, причём по египетскому обычаю Клеопатра должна была выйти замуж за брата; в год вступления на престол Клеопатре было 16 лет, Птоломею —13.

При юном царе находился его воспитатель евнух Потин; этот честолюбец сумел влиять на своего воспитанника и рассчитывал управлять Египтом в течение его царствования. Он сразу заметил, что Клеопатра не позволит ни ему, ни Птоломею управлять государством: Клеопатра была слишком горда, своенравна и честолюбива. Получив хорошее образование, она говорила на десяти языках, в том числе на египетском, греческом, латинском, еврейском и сирийском.

Нельзя было даже допустить мысли, чтобы эта гордая и способная женщина отказалась от своих прав в пользу ребёнка, руководимого евнухом. Одно из двух – или Клеопатра постарается избавиться от брата, или же, согласившись жить с ним, она вполне им овладеет: сразу было видно, что она сделается главным лицом в этом двоедержавии.

Потин это понял и решил уничтожить царицу; он начал возбуждать соперничество между министрами и высшими чинами двора; затем, когда возгорелась и достигла апогея борьба между приверженцами царя и Клеопатры, он поднял против молодой царицы александрийскую чернь. Он обвинял Клеопатру в желании воспользоваться вторжением римских войск для достижения единоличного царствования.

Она составила этот план, говорил ом, во время приезда старшего сына Великого Помпея – Киея Помпея, бывшего её любовником в 49 году.

Мятеж проник уже во дворец, причём Клеопатра не могла не заметить, что этому потворствовали Потин и молодой царь, вошедшие в соглашение с вожаками; поэтому она покинула Александрию в сопровождении нескольких верных ей людей.

Однако, она не считала себя побеждённой; она не могла так легко отказаться от короны Египта, которой она владела уже три года. Вскоре до Александрии дошло известие, что Клеопатра привлекла на свою сторону армию, расквартированную на границе Египта и Аравии, и находилась на пути к Пелузе. Молодой царь поспешил собрать войска и двинуться к ней навстречу.

Брат и сестра, муж и жена были уже готовы вместе со своими армиями к сражению, когда знаменитый «побеждённый при Фарсале» пришёл просить убежища у египтян: Помпей имел полное право рассчитывать на благодарность детей Птоломея Авлета, так как по его инициативе Габаниус, сирийский проконсул, поддержал семь лет назад этого царя в его борьбе за трон. Положим, правда, что после Фарсалы Помпей был безоружен, а Цезарь всемогущ: помогая бесполезному беглецу, они рисковали рассердить Цезаря.

Поэтому Потин и другие министры молодого царя поступили так: они приняли Помпея, но немедленно убили, лишь только он высадился на территорию Египта; его голову, набальзамированную по всем правилам искусства, поднесли Цезарю при его высадке в Александрии. Цезарь отвернулся с негодованием от этого ужасного подарка и осудил преступление Потина и Ахилла.

Однако эти два негодяя не особенно смутились приёмом, оказанным им Цезарем: они были уверены, что оказали ему огромную услугу, избавляя от опасного и сильного врага. Они слишком хорошо знали людей, чтобы не понять, что лишь только мёртвый Помпей мог рассчитывать на великодушие Цезаря.

Цезарь скоро узнал о распрях между Клеопатрой и Птоломеем, о бегстве последней от страха перед чернью и о неизбежности столкновения между двумя армиями, сосредоточенными у Пелузы.

Одним из приёмов римской политики было вмешательство во внутренние распри государства, и этот приём был тем более уместен, так как во время первого консульства Цезаря Птоломей Авлет был объявлен союзником Рима, и, кроме того, этот царь в своём завещании заклинал римский народ исполнить его последнюю волю.

III

Другим мотивом, о котором он не упоминает в своих «Комментариях», заставившим Цезаря вмешаться в египетские дела, было решение предъявить к наследникам покойного царя требование об уплате крупной суммы, около 7 050 000 сестерций, которую они должны были доплатить в счёт 33 тысяч талантов, обещанных Птоломеем Цезарю и Помпею, если с помощью римлян он возвратит себе корону.

Потин, однако, полагал, что он уже расплатился с Цезарем головой Помпея; поэтому он торопил Цезаря сесть на корабль и идти туда, куда звали его более важные дела, чем война между Птоломеем и Клеопатрой, – в Понт, откуда Фарнак выгнал его военачальника Домитиуса, и в Рим, где Целиус поднимал народную войну.

На требование Цезаря об уплате долга Потин отговаривался неимением денег; на предложение третейского суда для разбора недоразумения между наследниками Птоломея он возразил, что иностранцу неудобно вмешиваться в эту ссору и что подобное вмешательство взволновало бы Египет. В подтверждение своих слов он напомнил, что население Александрии, считавшее, что даже знаки консульской власти, которые несли перед Цезарем, являются посягательством на царское достоинство, тем более возмутилось бы при исполнении предложенного; он говорил, что начались бы ежедневные возмущения, каждую ночь убивали бы римских солдат; напомнил также, что население Александрии было многочисленно, а армия Цезаря, насчитывавшая в своих рядах три тысячи двести легионеров и восемьсот кавалеристов, была слишком мала.

Однако эти отказы, советы и угрозы не оказали ровно никакого воздействия на Цезаря.

Кончив просить, он начал приказывать. Он приказал Потину предложить от его имени Птоломею и Клеопатре распустить их войска и внести свой спор на рассмотрение Консульского трибунала.

Евнух повиновался; однако, будучи столь же хитрым, как Цезарь настойчивым, он думал использовать это вмешательство, в возможности которого он сначала сомневался, в своих интересах.

Поэтому он передал Клеопатре приказание Цезаря распустить войска, но не добавил, что её ждут в Александрии; Птоломею же он написал о необходимости немедленно явиться к Цезарю, задержав всех солдат своих войск: действуя таким образом, Потин рассчитывал, избавившись от армии Клеопатры, одновременно снискать расположение Цезаря к юному царю, так как из двух наследников Авлета, приглашённых Цезарем, лишь один Птоломей отозвался бы на приглашение.

Через несколько дней Птоломей действительно прибыл в Александрию. Он выразил Цезарю своё расположение и, поддерживаемый в своих уверениях Потином, Ахиллом и другими министрами, он рассказал о распре, возникшей между ним и Клеопатрой, причём всё сваливал на царицу.

Однако Цезарь не дал обмануть себя столь легко.

Потин думал, что отсутствие Клеопатры возбудит Цезаря против неё, но Цезарь не допускал мысли, что Клеопатра отвергла его приглашение в Александрию; он угадал, что её появлению помешали интриги Потина; чтобы убедиться в своих предположениях, он секретно известил обо всём находившуюся в Пелузе Клеопатру.

Царица всё время ожидала с нетерпением известий от Цезаря. Получив первое известие, столь коварно переданное Потином, она поторопилась распустить войска: она уже вполне доверяла великому полководцу, которого называли «мужем всех женщин».

Однако она отлично понимала, что ей необходимо видеть Цезаря или, вернее, необходимо, чтобы Цезарь увидел её; но время уходило, а приглашения вернуться в Александрию не было. Наконец прибыло второе послание Цезаря; из него она узнала, что Цезарь приглашал её к себе, но Потин принял все меры, чтобы она об этом приглашении ничего не знала. Её враги не хотели допустить её свидания с Цезарем; теперь, когда хитрость обнаружилась, они употребят силу: без сомнения, они встревожились и сделали соответствующие распоряжения.

Если бы Клеопатра захотела достигнуть Александрии сухим путём, она наткнулась бы на передовые отряды египетских войск, расквартированных в Пелузе; при следовании морем её царская трирема не ускользнула бы от кораблей Птоломея, крейсирующих перед входом в порт; мало того, прибыв в Александрию, она рисковала быть убитой чернью по приказанию Потина, а избегнув этого и добравшись до дворца, где Цезарь жил, как гость Птоломея, под почётной египетской охраной, царица могла быть убита часовыми.

Клеопатра, отказавшись поэтому от мысли явиться в Александрию как царица, решила проникнуть туда, не только переодевшись, но даже спрятавшись в тюке.

Сопровождаемая одним верным человеком, сицилийцем Аполлодором, она проплыла мимо Пелузы на палубной барке и проникла среди ночи в Александрию. Причалили на набережную перед одним из малых дворцовых ворот; Клеопатра завернулась в один из больших мешков из грубой, выкрашенной в пёстрые цвета материи, которые служили путешественникам матрасами и одеялами; Аполлодор связал мешок ремнём, а затем, взвалив мешок на плечи, через двери дворца прошёл прямо в комнаты, занимаемые Цезарем, и развернул перед ним свою драгоценную ношу.

Афродита вышла из священных глубин моря – Клеопатра вышла из скромного мешка, но тем не менее Цезарь был поражён и восхищен неожиданностью появления Клеопатры: Клеопатра, которой в то время исполнилось девятнадцать лет, была в расцвете оригинальной и обольстительной красоты.

Дион Кассиус называл царицу Египта самой красивой женщиной в мире. Но Плутарх, который не удовольствовался одним эпитетом для описания, восклицает: «Её красота не имела ничего столь несравненного, чтобы возбуждать восхищение, но прелестью своего лица, грацией всей фигуры, внутренним очарованием Клеопатра оставляла след в душе». Вот это правдивый портрет: Клеопатра не обладала могущественной красотой, она была в высшей степени обаятельна.

Виктор Гюго сказал про одну актрису: «Она не красива, но хуже». То же определение можно применить к Клеопатре.

Плутарх сообщает, и это сообщение подтверждает Дион, что голос Клеопатры был мелодичен и бесконечно вкрадчив. Это сообщение ждёт объяснения с точки зрения психологии.

Однако это не было одной из наименьших прелестей «Нильской Сирены», ибо очарование голоса, дар божества, столь редко встречающийся, действует лаской и очарованием беспрерывно.

Это первое свидание между Цезарем и Клеопатрой продолжалось, вероятно, далеко за полночь. Достоверно известно, что рано утром Цезарь позвал Птоломея и сообщил ему, что он должен помириться с сестрой и приобщить её к власти.

«В одну ночь, – говорит Дион Кассиус, – Цезарь превратился в адвоката той, для которой он был раньше судьёй».

Птоломей, от которого Цезарь не скрывал, как Клеопатра проникла во дворец, воспротивился приказанию консула, бросил свою диадему к ногам Цезаря и выбежал из дворца, крича: «Измена, измена, к оружию!»

На его крик собирается толпа и направляется ко дворцу.

Цезарь, не чувствовавший себя бессильным (он мог собрать только горсть легионеров), восходит на одну из террас и издали обращается с речью к толпе; обещаниями сделать то, что захотят египтяне, ему удаётся успокоить толпу.

В то же время его легионеры, прибывшие из лагеря, окружают юного Птоломея, отделяют от его приверженцев и со всеми знаками уважения заставляют так или иначе возвратиться во дворец, где он превращается в заложника безопасности Цезаря.

На другой день народ был созван на площади, куда Цезарь в сопровождении Птоломея и Клеопатры отправился торжественно, сопутствуемый эскортом ликторов.

Все римляне имели наготове оружие на случай попытки к бунту.

Цезарь громко прочёл завещание Птоломея Авлета и объявил от имени римского народа, что он заставит отнестись с уважением к последней воле царя; его двое старших детей должны царствовать вместе в Египте; что же касается двух других младших, то он давал им во владение остров Кипр. Эта сцена вернула уважение александрийцев, но Цезарь, боявшийся всё-таки бунта, поторопился вызвать в Александрию новые легионы, которые он сформировал в Малой Азии из остатков армии Помпея.

Однако задолго до прибытия этого подкрепления прибыли в город по секретному приказанию Потина египетские войска, стоявшие в Пелузе. В то же время юная сестра Клеопатры – Арсиноя, убежавшая из дворца, при содействии евнуха Ганимеда была избрана царицей единогласно армией и народом вместо Птоломея, находившегося в плену у Цезаря. Армия же под предводительством Ахилла в составе 8 тысяч пехоты и 2 тысяч кавалерии, при содействии населения Александрии должна была броситься на горсть иностранцев.

У Цезаря было не более 4 тысяч человек, исключая экипажи галер; казалось, что он находится на краю гибели: с горстью людей он был отрезан от города солдатами Ахилла и вооружённой чернью, а его флот, стоявший на якоре в большом Порту, был как в плену, потому что враг занял все проходы к Таро и Гептастадам. Он боялся, чтобы этот неподвижный флот не попал в руки александрийцам, которые воспользовались бы им, заперев проходы к морю, чтобы помешать подвозу подкреплений и жизненных припасов. Эту опасность Цезарь немедленно отвратил приказанием зажечь флот, пожар достиг набережной, уничтожил множество домов и зданий, в том числе арсенал, библиотеку и хлебные склады.

Раздражённые этим пожаром, египтяне бросились в атаку, но римляне, столь же хорошие солдаты, как и землекопы, превратили Брахиум в укреплённый лагерь, воздвигнув валы, завалы, сделав из театра цитадель. Римляне выдержали двадцать атак и не уступили ни клочка земли; мало того, Цезарю удалось захватить ещё и остров Фарос, что отдавало в его власть вход в Большой порт.

Египтяне вообразили, что они победят, если вместо женщины Арсинои они будут иметь во главе своих войск Птоломея: они послали сказать Цезарю, что они воюют с ним потому, что он держит в плену их царя; если он его освободит, они прекратят нападение.

Цезарь, знавший, сколь непостоянен характер александрийцев, отпустил Птоломея. Что же касается его советника Потина, то, перехватив его письма к Ахиллу, он отдал его ликторам.

Как только Птоломей очутился среди египетских войск, война вспыхнула с новой силой; однако к этому времени к Цезарю успело прийти морем первое подкрепление – тридцать седьмой легион, потому борьба затянулась до начала весны 47 года; в это время в Александрию пришло известие, что Пелуза разрушена армией, шедшей на помощь Цезарю: это был вспомогательный корпус, привезённый Митридатом Пергамским из Сирии. Египтяне, которым грозила опасность попасть между двумя армиями при прибытии Митридата, предпочли пойти ему навстречу; первая нерешительная битва произошла около Мемфиса.

Несколько дней спустя Цезарь, покинувший Александрию, соединился с Митридатом и дал второе сражение, в котором египтяне были отброшены и разбиты на несколько частей. Птоломей утонул в Ниле. После этой победы Цезарь вернулся в покорную ему теперь Александрию. Беспокойная чернь, почувствовавшая всю силу римского меча, встретила консула, выражая радость.

Так окончилась александрийская война, которую правильнее было бы назвать войной Клеопатры, так как эта воина, ненужная для репутации Цезаря, вредная для его интересов, бесполезная для его родины, война, в которой он рисковал жизнью и славой, была им развязана из-за любви к Клеопатре.

IV

Восемнадцать лет назад Цезарь, будучи эдилом, пытался провести плебисцит во исполнение завещания Александра II, отдавшего Египет римскому народу. Теперь Египет был им покорен; Цезарю оставалось произнести лишь одно слово, чтобы сделать этот богатый край римской провинцией.

Но в 65 году Клеопатра только что родилась; в 65 году Цезарь не был ещё укушен Нильской змейкой, как называет Клеопатру Шекспир; консул не имел осторожности вспомнить о предположениях эдила.

Первое, что сделал Цезарь, возвратившись в Александрию, – это было торжественное признание Клеопатры царицей Египта как дань самолюбию египтян: он объявил, что Клеопатра выйдет замуж за своего второго брата, Птоломея Неотероса, и будет царствовать совместно с ним.

По замечанию Диона этот союз и это разделение власти были одинаково призрачны. Молодой царь, не имевший от роду даже пятнадцати лет, не мог быть ни царём, ни мужем царицы; в действительности Клеопатра царствовала одна, оставаясь возлюбленной Цезаря.

В продолжение восьми месяцев войны в Александрии Цезарь, запертый во дворце, покидал Клеопатру лишь во время сражений. Этот продолжительный медовый месяц показался ему коротким: он был влюблён в красавицу царицу так же, как и в первые дни, и не мог решиться её покинуть.

Напрасно ждут его возвращения в Рим, где воцарился беспорядок и льётся кровь, и куда он с 13 декабря предыдущего года не послал ни одного известия; в Азии Фарнак-победитель союзных Риму царей и легионов Доминтиуса, захватывает Понт Каррадосу в Армении; в Африке Катон и последние приверженцы Помпея сосредоточили в Утике громадную армию: четырнадцать легионов, 10 тысяч кавалеристов, сто двадцать военных слонов. В Испании умы волнуются и начинается восстание; долг, дело, честолюбие, сознание опасности – всё забыто Цезарем в объятиях Клеопатры.

Он намерен покинуть Александрию, но, увы, лишь для того, чтобы совершить с царицей увеселительную поездку по Нилу.

По приказанию Клеопатры снарядили один из тех забавных кораблей, плоское дно которых давало возможность плыть по реке: это был настоящий плавающий дворец длиной в полстадии, вышиной в сорок локтей начиная от ватерлинии; этажи следуют один за другим, они окружены портиками и ажурными галереями, украшены бельведерами, защищёнными пурпуровыми навесами.

Внутри имеется множество покоев, убранных с роскошью кокетства греко-египетской цивилизации: огромные залы, вокруг которых расположены колоннады, покой для вакханалий, обставленный тринадцатью ложами; дугообразный потолок этого покоя, сделанный в форме грота, блистал, как ослепительный фонтан, украшениями из яшмы, ляпис-лазури, сердолика, аметиста.

Цезарь и Клеопатра мечтают об этом очаровательном путешествии! Они будут наслаждаться своей юной любовью, проезжая мимо старых городов Египта на всём протяжении этого «Золотого Нила», и в конце концов достигнут таинственной Эфиопии...

Накануне отъезда легионеры возмущаются, ворчат, волнуются. Их офицеры вызывающе разговаривают с консулом. Цезарь угадывает причину и решает мгновенно увезти Клеопатру в Рим; однако пришлось отложить исполнение этого проекта: в Армении возникла серьёзная опасность, следовательно, туда сначала он и поедет.

Цезарь оставил два легиона как верную и грозную охрану Клеопатры и как гарантию спокойствия в Александрии, а сам отплыл в Антиохию.

Во время похода Цезаря в Армению (с июля 47-го по июль 46-го) Клеопатра оставалась в Александрии; несколько месяцев спустя после его отъезда у неё родился сын. Цезарь её оставил беременной. Она дала сыну имя Птоломей-Цезарион и огласила таким образом свои отношения с Цезарем, что было излишним, так как это уже не было тайной для александрийцев.

Когда Цезарь, уничтожив армию Катона под Тафузой, готовился вступить в Рим, он предложил Клеопатре прибыть к нему. Она приехала к середине лета 46 года, в эпоху чествования Цезаря четырьмя триумфами. Во втором из них, Египетском, Клеопатра увидела во главе кортежа пленных свою сестру Арсиною, которая с первых минут войны в Александрии присоединилась к её врагам.

Царица привезла с собой в Рим сына и псевдомужа Птоломея, многочисленную свиту царедворцев и офицеров и поселилась в назначенной для её пребывания великолепной вилле на правом берегу Тибра. Официально, если возможно употребить это очень новое слово, чтобы охарактеризовать древние нравы, Клеопатра была принята очень хорошо в Риме. Она была царицей большого, союзного Риму государства и гостьей всемогущего тогда Цезаря: ей возводили почести, но под ними скрывались и злоба, и презрение.

Презирали Клеопатру не за связь с Цезарем: вместо целомудренных нравов и строгих правил республиканского времени уже около полустолетия воцарилась общая распущенность; избиратели продавали свои голоса; выборные лица пользовались временем своих полномочий до новых выборов, чтобы покрыть расходы вторичного избрания; торговали союзами, изменяли присяге, грабили, отпускали на выкуп, покровительствовали ростовщикам, изнуряли налогами провинции.

Одним словом, политика Рима последнего времени республики была, так сказать, школой преступлений; театр, где вопреки греческим обычаям женщины могли смотреть комедии и непристойные представления мимов и акробатов, сделался рассадником разврата; модным поэтом был беспутный Катулл; законодателем изящества был ученик, клиент и друг Цицерона Гелиус, честолюбец без совести, распутник без удержу.

Убийство сделалось средством господствовать; отравлением ускоряли получение наследства. После обнародования проскрипций Суллы жизнь всем казалась непрочной, все спешили пользоваться жизнью. «Будем жить и любить», – говорил Катулл, – «солнце умирает и вновь возрождается, но мы, раз наше кратковременное сияние померкнет, должны спать, не просыпаясь».

Безвозвратно прошло время, когда римские матроны хозяйничали в доме и пряли шерсть: теперь они увлекались приключениями и интригами.

Греческое изящество и восточное сладострастие достигли Рима; тут они превратились в грубую чувственность. Расточительность подорвала семью; любовь к роскоши и честолюбие, страсти и чрезмерное возбуждение окончательно разорили семейный очаг. Самые знатные патрицианки усердно предаются разврату: Валерия, сестра Гартензия, Семпрония, жена Юниуса Брута, Клавдия, жена Лукулла, другая Клавдия, жена Квинта Метела Целера; Юлия, жена Лепида, Постумния, жена Сулпиция, Лоллия, жена Габиния, Тертула, жена Красса, Муция, жена великого Помпея, Сервилия, мать Брута, – все они были известны своим распутством.

В этом городе разврата и проституции не могли оскорбляться, если Цезарь надувает свою жену даже не с одной, а с несколькими содержанками.

Однако Рим, растеряв среди разврата многие из своих старинных добродетелей, сохранил гордость римского имени: победители всего мира смотрели на другие народы как на расы рабские и низшие.

Не беспокоясь немало о мимолётной связи Цезаря с Еное, царицей Мавритании, не найдя ничего худого в том, что Клеопатра развлекала Цезаря во время немногих свободных дней на войне, римляне возмущались тем, что он привёз эту женщину в «город Семи холмов», признал открыто её своей любовницей, и это сделал он, бывший пять раз консулом и три раза диктатором, – самый лучший римский гражданин: по понятиям того времени Цезарь оскорбил Рим.

Цезарь получил неограниченную почти власть. Он был избран диктатором на десять лет, и под его статуей была сделана надпись: «Цезарю полубогу». Пожалуй, он был столь могущественен, что мог презирать предрассудки римлян.

И действительно, в течение двух последних лет своей жизни Цезарь, до того времени столь осторожный и внимательный к толпе, умевший всегда её заставить служить своим интересам, начал пренебрегать общественным мнением. Таким же он сделался и в своей частной жизни: не только не отдалялся от Клеопатры, но даже увеличил число посещений дачи на Тибре, вспоминал беспрестанно о царице и, наконец, позволил, чтобы она дала его сыну имя Цезариона.

Мало того, он воздвигнул в храме Венеры золотую статую Клеопатры, прибавив таким образом к оскорблению римского народа и оскорбление богов. Очевидно, его не удовлетворяло, что из-за любви к Клеопатре он не сделал Египет римской провинцией и поселил её в Риме на своей даче, выражая ей почести и свою любовь: он поставил в храме статую этой александрийской распутницы, царицы варваров из страны магов, колдунов, евнухов и рабов с берегов Нила, обожателей чучел птиц и поклонников богов с головами животных.

Где должно было остановиться безумие Цезаря?..

Ходил слух, что Цезарь собирался через трибуны провести закон, который разрешал бы ему жениться на женщинах, от которых он хотел иметь детей. Говорили, что он хочет назначить своим наследником сына Клеопатры. Говорили также, что, истощив Италию податями и контрибуциями, Цезарь, оставив управление страной своим любимцам, переносит столицу в Александрию...

Этот слух возбуждал народ против Цезаря.

Однако, несмотря на такое враждебное настроение, Клеопатра жила далеко не замкнуто на своей даче.

Чтобы нравиться божественному Юлию, чтобы вступить с ним в более близкие отношения, цезарианцы, скрывая свою антипатию, посещали прекрасную царицу.

Этот египетский двор, перенесённый на берега Тибра, составляли Марк Антоний, Долабелла, Лепид, тогда начальник кавалерии, Оппий Кюрион, Корнелий Балб, Гельвий Цинна, Матиус, претор Вендидий, Требоний.

Кроме друзей Цезаря, там бывали и некоторые из его открытых врагов, например, Аттик, крупный торговец серебром, имевший дела с Египтом, а также и его тайные враги, например, Цицерон. Этот последний, будучи в мире с Цезарем, предался своей излюбленной страсти: любви к книгам и редкостям; женственный коллекционер рассчитывал обогатить за чужой счёт свою тускулумскую библиотеку. Он попросил Клеопатру привезти из Александрии, которая изобиловала подобными сокровищами, несколько египетских манускриптов и египетских древностей. Царица обещала весьма охотно, а один из её приближённых, Аммоний, знавший Цицерона со времени пребывания в Риме в качестве посланника Птоломея Авлета, взялся выполнить это поручение.

Но обещанное или по забывчивости, или по небрежности в Рим не прибыло.

Цицерон возненавидел за это Клеопатру столь сильно, что написал позже Аттику: «Я ненавижу царицу» – причём мотивировал эту ненависть именно неисполнением царского обещания.

Кроме того, бывший консул был оскорблён одним из приближённых Клеопатры – неким Сарационом. Сарацион вошёл к Цицерону без доклада и, ответив на вопрос последнего, что ему надо: «Я ищу Аттика», – ушёл.

Убийство Цезаря, как громом, поразило Клеопатру; рухнули все её надежды, если в двадцать пять лет допустимо отчаиваться. Цезарь умер; ничто более не удерживало её в Риме, тем более что она не чувствовала там себя в безопасности, особенно во время кровавых дней ряда убийств. Она начала приготовления к отъезду.

Но так как Антоний пытался представить Октавии маленького Цезариона как наследника Цезаря, то Клеопатра осталась в Риме до середины апреля. Когда царица окончательно убедилась, что намерение это не осуществится, она поторопилась покинуть Рим.