Текст книги "Вдребезги"

Автор книги: Генри Парланд

Активная литературная деятельность объясняется и сложным финансовым положением молодого писателя. Литературные заработки – важная статья дохода вечно нуждавшегося юноши. Горечь безденежья проникает даже в стихи:

 
Деньги —
почему я их
так люблю?
Потому, что они – та боксерская
          перчатка,
которая может влепить
в мерзкую бульдожью морду жизни.
 

В статье «Лики нашего времени» Парланд писал: «Суждения современников об их эпохе редко бывают объективны и достаточно проницательны – тем более суждения о стиле эпохи», но его личный пример как раз являет исключение из этого правила.

Публицистика Генри Парланда привлекает юношеским интересом ко всему новому, талантливому, самобытному. А еще – неангажированностью, аполитичностью. Пожалуй, в истории литературы, так или иначе связанной с тем, что принято называть «русским зарубежьем», трудно найти фигуру, столь далекую от политических и идеологических столкновений, столь космополитичную, столь доброжелательную и открытую для самых различных влияний, как Генри Парланд. Он всегда остается над схваткой, как в своих публикациях в русской зарубежной прессе [4]4
  Газета «Руль»: Russische demokratische Tageszeitung (Berlin), которую основали И.В.Гессен, А.И.Каминка и В.Д. Набоков.


[Закрыть], так и в восторженных статьях о советском искусстве, написанных для финских газет. Знаменательно, что даже в очерке о современной шведской литературе, опубликованном в прокоммунистическом литовском журнале «Третий фронт», Парланд полностью обошел вниманием пролетарскую литературу Скандинавии. В то же время Генри Парланда нельзя назвать «гением чистого искусства», его взгляд на влияние идеологии на искусство – трезв и объективен, что проявилось, в частности, в его статье о творчестве Эренбурга.

И все же нельзя не удивляться тому, что в бурное время социальных перемен, революций, конфликтов, вражды и соперничества Генри Парланд удерживается от соблазнов и искушений революционной романтики. Пожалуй, причина такого иммунитета – присущий писателю здоровый ироничный взгляд на жизнь. А также – ранняя самостоятельность, во многом вызванная личной жизненной позицией и положением эмигранта: волею судьбы Генри Парланд всегда и везде – в любой стране, в любом обществе – был обречен оставаться чужим, парией. В 1930 году он написал: «Я чужак везде, куда бы ни приезжал». Так что независимость суждений и поступков, стремление держать дистанцию, возможно, были обратной стороной одиночества, результатом постоянной необходимости самоутверждения. Судьба определила ему быть космополитом, и он воплотил это предначертание с полной отдачей и талантом.

В Каунасе Генри Парланд необычайно увлекся кино. Здесь же он получил возможность познакомиться с советскими фильмами.

«Часто хожу в кинематограф, – писал он матери. – Да к тому же занялся чисто теоретическими исследованиями предмета и прочел несколько книг по этой теме. Здесь в основном показывают советские русские фильмы, и они представляют совершенно особое направление. Я бы хотел написать об этом в Финляндию… Просто удивительно, насколько необразованны (и неначитанны) в некоторых вещах жители Финляндии».

Кинематограф, пожалуй, был, после литературы, для Парланда наиболее притягательным видом искусства. Он посвятил кино четыре статьи, которые опубликовал в газете «Хювудстадсбладен» в 1929 году.

Генри Парланда огорчало, что финской публике крайне мало было известно о художественных достижениях Советской России. «Уж не знаю, почему советские фильмы так настойчиво изгоняются из финских кинотеатров», – возмущается он. А в письме домой писал: «Советую папе посмотреть первую русскую фильму, которую этой зимой будут показывать в Гельсингфорсе: „Живой труп“ по Толстому с Пудовкиным. Пусть папа вообще не признает кинематограф, эта фильма совершенно новое явление и ничего общего не имеет с прочими картинами. Это не самая лучшая русская фильма, но лучшие из-за их тенденциозности в Финляндию не пускают» (28.11.1929).

Анализируя развитие мирового кинематографа, Парланд особо отмечает достижения именно советского «фильмового искусства». Но это не восторженное восхваление впечатлительного юноши, а трезвая, взвешенная оценка. Критик признает: «Советские фильмы – типичный пример утилизации искусства и помещения его на службу определенным идеям. Их наиболее явно бросающаяся в глаза черта – крепко связанная с марксистской этикой социальная направленность…» Но в то же время критик отмечает как основное достоинство русских фильмов «их высокохудожественные выразительные средства, которые используются для того, чтобы замаскировать социально-патетическое мировоззрение, но которые никогда не превращаются в застывшие стандартизированные или условные формы».

«Советский режиссер часто ставит себе слишком большие задания и стремится к внешней грандиозности и захвату в объектив аппарата огромного количества событий и фактов, что ему не всегда удается. Его внимание направлено главным образом на разработку деталей, причем он не в силах охватить целого и должен прибегать для этого к известному упрощению средств. В то же самое время „социальный заказ“ мешает построению фильмы на основах чисто художественной разработки темы».

Однако интересно, что, обнаруживая тенденциозный морализм как в советских, так и в американских фильмах, Парланд делает выбор в пользу первых. «Мне кажется, что шикарные американские фильмы явно больше способствуют разжиганию классовой вражды, чем делающие акцент на чисто художественные приемы и пронизанные позитивно-идеалистическими настроениями русские картины». В конце концов критик делает вывод, что «советская фильма указала новые пути кинематографу, главным образом в отношении выразительной разработки деталей».

К достоинствам статей Парланда следует отнести и способность организовывать и систематизировать материал, видеть предмет в перспективе, в контексте времени и культурного окружения. Это умение приводить в систему разрозненные факты помогло Парланду и при написании романа, сложная композиция которого не только пе затрудняет восприятия текста, но, наоборот, позволяет писателю выбрать наилучшую форму для воплощения своего замысла, добиться максимальной напряженности интриги и, как ни странно, – целостности сюжета.

Роман «Вдребезги» Генри Парланд начал писать в Каунасе осенью 1929 года. В основе сюжета – реальное событие, смерть одной из близких знакомых писателя. Формально поводом послужило желание принять участие в литературном конкурсе – это объясняет отчасти скорость, с какой было написано столь сложное произведение. Но Парланд не успел завершить работу, и прежде всего определить окончательную композицию книги. В ноябре 1930 года он заболел скарлатиной и скоропостижно скончался. Роман увидел свет уже после смерти автора, издание было подготовлено отцом писателя и вышло под редакцией Раббе Энкеля и Гуннара Бьёрлинга, которые внесли определенную стилистическую правку в текст и изменили композиционный строй, сделав его линейным, так что героиня умирала в конце книги. Впоследствии каждое новое издание романа предполагало новые исправления, всякий раз продиктованные желанием угадать и донести до читателя истинный изначальный замысел автора. В 1998 году Пер Стам, шведский исследователь творчества Парланда, опираясь на многолетние собственные исследования, подготовил к печати и осуществил издание романа, максимально приближенное к авторской версии, а также снабдил его подробными комментариями и приложениями, включающими отрывки, не вошедшие в основной текст [5]5
  При подготовке настоящего издания использована именно версия Пера Стама.


[Закрыть].

Роман «Вдребезги» посвящен воспоминаниям. Герой, который одновременно является как бы и автором, пытается возродить в памяти образ умершей возлюбленной, для чего обращается к ее фотографиям. Процесс воспоминания сравнивается с процессом проявки фотоснимков. Однако возвращение в прошлое, подробнейшая реставрация облика героини, малейших деталей и примет времени не помогают автору понять, в чем причина их взаимной неспособности любить по-настоящему, почему их роман так и остался скучной привязанностью, основанной на стремлении к самоутверждению, стремлении героя подчинить подругу своей воле и ее равнодушной покорности. Можно сказать, это – любовный роман о неспособности любить, и больше – о неспособности понять другого человека, но при этом – и о страстном желании близости и взаимопонимания. Эта тема встречается и в поэзии Генри Парланда:

 
Из всех фраз
самая главная:
все равно.
Ненавидеть все равно что,
обнимать все равно кого,
петь все равно о чем,
любить все равно кого.
 

Сложная композиция романа, сюжет которого раскручивается как бы по спирали, словно подчеркивает тщетность усилий героя, пытающегося, пусть и посмертно, распутать клубок человеческих взаимоотношений. Но у читателя не остается разочарования от обманутых надежд. Главный итог книги – возникающее у читателя осознание хрупкости человеческих отношений и высочайшей их ценности. Неудавшаяся попытка героя восстановить прошлое служит предостережением тем, для кого открыто будущее. Для нас с вами.

Нельзя сказать, что роман «Вдребезги» стоит особняком в литературе своего времени. Парланд уже в эпиграфе указывает на связь романа с произведениями Марселя Пруста. При желании не составит труда найти и иные литературные параллели – молодых скучающих героев, прожигающих жизнь в ресторанах, немало в литературе 1920—1930-х годов. И все же проза Парланда имеет свой голос, свою оригинальную стилистику.

Удивительно: незавершенный роман двадцатилетнего писателя, созданный в 1930 году, современные критики называют ныне самым лучшим и значительным произведением шведскоязычной литературы Финляндии двадцатого века. Роман, на первый взгляд глубоко укорененный в современной ему действительности, почти с фотографической документальностью запечатлевший жизнь богемы в Хельсинки в 1920-х годах, становится с годами все более и более современным. Долгие десятилетия время словно приближалось к этому произведению, изначально устремленному в будущее, вобравшему в себя многие еще только зарождавшиеся литературные приемы и стилистические находки, чутко отразившему настроения, которые проступали лишь намеками, но стали определяющими к концу столетия: разочарование, скептицизм, неспособность к искренним полнокровным чувствам – ив то же время неудержимая потребность в деятельности, энергичный напор, жажда все новых и новых впечатлений. Потребность в любви и понимании.

* * *

 
Словно пара
белых женских рук,
обняла мою душу
осень
и медленно
вырвала меня
из мира.
Было больно,
но совсем
недолго.
Потом все стало как прежде
или, пожалуй, немного легче.
 

Генри Парланд умер 10 ноября 1930 года. Его жизнь оборвалась на взлете. Друзья и родственники сберегли и опубликовали значительную часть его литературного наследия. За сто лет мир изменился почти до неузнаваемости. В начале 1960-х сровняли с землей старое кладбище в Каунасе, и уже невозможно найти могилу писателя, но в архиве Финляндского шведского общества хранятся двенадцать толстых папок с его рукописями и письмами. Они еще ждут своего исследователя. В последние годы интерес к творчеству Генри Парланда явно возрос. В 2006 году роман «Вдребезги» был издан во Франции. Готовятся к изданию переводы на английский, немецкий и польский языки. Мир заново открывает писателя, который прожил жизнь «гражданином мира», сохранив яркость и своеобразие собственного поэтического голоса. Самобытная талантливая личность, преодолевающая любые границы – культурные и национальные, – становится главной фигурой двадцать первого века. Возможно, именно поэтому Генри Парланд воспринимается нами как современник.

Ольга Мяэотс