Текст книги "Кукольник. Куколка. Кукольных дел мастер"

Автор книги: Генри Лайон Олди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 69 страниц) [доступный отрывок для чтения: 25 страниц]

И он ушел по воде, отделявшей «предвариловку» от других островков Мей-Гиле.

Лючано смотрел, как он идет.

Гишер Добряк, старший экзекутор тюрьмы, слуга Королевы Боли.

В тот день Лючано не знал, что Гишер, почуяв родственный своему талант, тайком помог ему встать под знамена Королевы. Никто не способен сыграть в боль с первого раза, без содействия опытного мастера. Не помогай Гишер Добряк молодому невропасту, старик никогда не потерял бы сознание.

Что-что, а терпеть боль он умел.

Терпеть и дарить.

Глава пятая
Поздравляю, синьор директор!

I

– Обвинение вызывает свидетеля Тва Айомбу.

Это еще кто такой? Тарталья вгляделся в конец зала, где открылась высокая дверь, впуская свидетеля. Репортеры тоже развернулись в сторону вошедшего: волчья стая почуяла добычу. На жертву нацелились жадные хоботки инфопоглотителей, счетверенные раструбы широкополосных голокамер, параболические зеркала визоров прямого вещания. Гай Октавиан Тумидус настаивал на проведении закрытого заседания, но суд ему в этой просьбе отказал.

Зал был битком набит народом.

Разумеется, журналисты тут же заслонили человека, идущего по проходу. В итоге Лючано, сидя на скамье подсудимых, окруженной невидимым силовым полем, смог рассмотреть свидетеля, лишь когда тот занял отведенное ему место.

Ба! Да это же болтун-портье из «Макумбы».

«Плохо дело. Синьора Вамбугу предвидела такой вариант. Теперь ей придется попотеть, чтобы вернуть хотя бы завоеванные ранее позиции…»

– Клянетесь ли вы перед лицом Тьембла-Тьерра, Вершителя Правосудия, и великого Замби говорить только правду, одну правду и ничего, кроме правды?

– Клянусь! – торжественно возгласил портье, макнув палец в ритуальную краску.

Он начертил какой-то символ на присяжной доске, после чего, взяв медицинским пробником у себя капельку крови, нанес ее на доску в качестве финального заверения. Какаду на его плече молчал, затравленно озираясь по сторонам.

«Припугнул его хозяин, что ли? Или клюв заклеил?»

– Ваше имя?

– Тва Айомба.

– Где и кем вы работаете?

– Гостевой администратор в отеле «Макумба».

– Подсудимый после прилета на Китту остановился в «Макумбе»?

– Совершенно верно.

– Брат Айомба, вы не заметили странностей в поведении мэтра Борготты?

– Конечно, заметил! Много разных странностей!

– Каких именно?

– Он не захотел селиться в номера, которых не заказывал!

– Дур-рак… – тихо, но внятно добавил какаду.

Обвинитель Нганга – двухметровый великан, носивший пояс из бычьих хвостов и плюмаж из перьев страуса, – сделал вид, что не расслышал комментария птицы. На груди Нганги сверкал знак Возмездия: леопард прижимал лапой к земле насмерть перепуганного зайца.

– Что еще вы заметили?

Портье, чрезвычайно гордый участием в громком процессе, приосанился.

– Он мне очень странным показался! Как может инорасец изгнать чужого Лоа, если Лоа застрял?! Вы когда-нибудь такое видели? А я видел!

Демонстрируя искренность и волнение, Тва Айомба ударил себя кулаком в область сердца. Имплантат на его плече встрепенулся и начал чистить перья.

– С этого момента, пожалуйста, во всех подробностях…

Лючано слушал показания свидетеля вполуха. Что нового мог сообщить портье? Ничего. Тарталья разглядывал присяжных – людей, которым предстояло решить его судьбу. Хорошо, что присяжные – сплошь вудуны. Так сказала Фионина. На Китте не очень-то жалуют заносчивых помпилианцев. Если в доводах защиты возникнет слабина, следует давить на сочувствие, «отмывая» подсудимого до ангельской белизны. Иногда это помогает. Полностью вряд ли оправдают, но приговор смягчат. Были случаи.

– Протестую, ваша честь! Это не относится к сути дела.

– Протест отклоняется.

– Я и говорю: ладонью по груди – р-раз! Под ребро пальцем – два! А наш брат как заорет! От боли. Чужой Лоа из нашего брата и вылетел…

– Кого вы называете нашим братом?

– Вату Кваленгу, ученика бокора Матембеле. Он, конечно, растяпа, но брат…

Зал потрясенно загудел.

– Требую тишины!

Судейский молоток, отлитый из серебра, взлетел и со звоном ударил в гонг. Гул стих: судью уважали.

– Брат Нганга, продолжайте.

– То есть вы утверждаете, что подсудимый намеренно и целенаправленно причинил сильную боль ученику бокора Матембеле?

– Ну да! Иначе застрявшего Лоа не выгонишь.

– Вы точно уверены, что подсудимый не бил ученика бокора? Не использовал болевой шокер? Иное техническое приспособление?

– Уверен! Не бил он нашего брата. А шокер я бы увидел – его в ладонь не спрячешь.

– У обвинения больше нет вопросов к свидетелю.

– Защита?

– У защиты есть вопросы.

– Прошу вас.

Щекастый толстяк-судья благожелательно кивнул Фионине. Обруч из каучука, вплетенный в его волосы и смазанный благовонным жиром, блестел наподобие нимба. Однако Лючано было сейчас не до шуточек.

– Скажите, брат Айомба, подсудимый подошел к ученику бокора вплотную?

– Да.

– Он прикасался к ученику? Между ними был физический контакт?

– Да.

– Вам известно, с какой целью подсудимый подошел к ученику бокора?

– Протестую, ваша честь! Это не относится к сути дела.

– Протест отклоняется. Брат Айомба, отвечайте на вопрос защиты.

– Конечно, известно. Он хотел выгнать из нашего брата чужого Лоа.

– Бор-р-ргот-та! Хор-р-роший! Опр-р-равдать! – внезапно заорал какаду на плече портье.

И в подтверждение сказанного звонко щелкнул клювом.

На мгновение зал замер, а потом взорвался хохотом. Смеялись все, кроме обвинителя Нганги и легата Тумидуса, который сидел на месте истца. Судья смахнул слезу, пряча улыбку, взмахнул молотком.

– Тишина в зале! Брат Айомба, требую призвать к порядку вашего имплантата!

– Он больше не будет, ваша честь. Вот я тебе!..

Но попугай уже снова чистил клювом перья, помалкивая.

– Продолжайте, сестра Вамбугу.

– Выходит, подсудимый оказал помощь ученику бокора?

– Большую помощь! Если бы не баас Борготта…

– Благодарю вас, брат Айомба. У защиты больше нет вопросов.

Фионина Вамбугу повернулась к присяжным:

– Таким образом, мы выяснили, что в действиях моего подзащитного не содержалось злого умысла. Напротив, он по собственной инициативе пришел на помощь человеку иной расы. И фактически спас его, а также его пациента от обоюдного билонго, грозившего полным разрушением психики обоих.

– В данном случае мотивы подсудимого не важны, – вмешался обвинитель Нганга, потрясая жезлом с листовидным наконечником. – Важно, что он намеренно причинил человеку боль ментальным способом. Как и в случае с потерпевшим.

– Протестую! В случае с потерпевшим мой подзащитный причинил боль без умысла! А в случае с учеником бокора не было ментального контакта!

– Судя по показаниям свидетеля, обвиняемый обладает способностью причинять боль по своему желанию. И контролирует эту свою способность. Следовательно, можно утверждать…

– Брат Нганга, вы знакомы со спецификой работы невропастов?

– В общих чертах.

– Тогда вы легко увидите принципиальную разницу между случаем с учеником бокора и сеансом контактной имперсонации с баасом Тумидусом.

– Увы, сестра Вамбугу, я не вижу никакой принципиальной разницы между этими двумя случаями. Возможно, сам баас Борготта сможет прояснить ситуацию? Ваша честь, у меня вопрос к подсудимому.

– Прошу вас, брат Нганга.

Нганга повернулся к Лючано. Тот встал, чувствуя на себе косой взгляд помпилианца. На судебные заседания Тумидус являлся не в форме, но светло-кремовые рубашка с шортами смотрелись на гард-легате как мундир.

– Баас Борготта, вы в состоянии контролировать свою способность причинять людям боль?

– Физически – да. Ментально – нет. К моему глубочайшему сожалению.

– Сожаления оставьте при себе! Отвечайте только на вопросы.

На сей раз в голосе судьи не было и тени доброжелательности.

– Слушаюсь, ваша честь.

– Вы причинили боль ученику бокора Матембеле?

– Да.

– Вы причинили ему боль ментальным способом?

– Нет. То есть в некотором роде…

– Что значит «в некотором роде»?! Выражайтесь яснее!

– Вы позволите мне пояснить?

– Я слушаю.

«Сейчас главное – не сфальшивить. Правильно подать ответ. Сейчас ты – кукла и кукольник в одном лице…»

– Обычный невропаст в принципе не способен причинить боль клиенту. И я, несмотря на мой психический дефект, тоже не в силах этого сделать умышленно. Но бывают моменты, когда во время сеанса имперсонации я сам начинаю испытывать боль. Как правило, головную. В таком случае я ничего не могу с собой поделать: если не разорвать контакт, боль транслируется клиенту. В случае с гард-легатом Тумидусом я не имел права прервать связь – гард-легат не сумел бы без меня закончить речь. Я пытался удержать боль в себе, но у меня не получилось.

– Вы сами себе противоречите! В случае с…

– Простите, я еще не закончил. В случае с учеником бокора все было иначе. Я могу причинять боль целенаправленно – но только при непосредственном физическом контакте. Для этого мне необходимо совершить ряд определенных действий. Это мое умение не имеет отношения к искусству имперсонации. Если коротко: я могу целенаправленно причинить боль, когда прикасаюсь к человеку. При ментальном контакте я иногда причиняю боль без умысла, против моей воли.

– Вы закончили свои пояснения? Прекрасно. Уважаемый суд, братья присяжные! Способны ли вы поверить в сказанное этим человеком? Не возникает ли у вас законное подозрение, что все эти противоестественные ограничения придуманы обвиняемым, дабы обелить себя в глазах правосудия?

– Ваша честь, я протестую!

– Протест отклоняется. Продолжайте, брат Нганга.

– У меня, например, такое подозрение возникает. Как у всякого непредвзятого и здравомыслящего человека. Посему, ваша честь, я прошу разрешения на сеанс одержания в присутствии адвоката подсудимого. Для выяснения степени правдивости заявлений обвиняемого.

– Суд не возражает против сеанса одержания. Сегодняшнее заседание объявляется закрытым. Следующее заседание начнется завтра в одиннадцать часов утра.

Серебряный молоток ударил в гонг, подводя итог.

II

– Я хочу вас предупредить, брат Нганга. Лоа бааса Борготты не вполне обычен, мягко говоря. У вас могут возникнуть проблемы.

При Лючано адвокат и обвинитель говорили на унилингве. Даже вне зала суда. Простая вежливость? Профессиональная этика?

Он не знал.

Сейчас его вели в тюремный лазарет для осмотра перед одержанием. Впереди топал охранник, и топал, вне сомнений, нарочно. За ним шли, мило беседуя, адвокат с обвинителем и Лючано. Замыкал процессию второй охранник, шагов которого слышно не было.

– В чем кроется его необычность, сестра Вамбугу?

– Мой подзащитный – невропаст. С еще одной дополнительной, весьма специфической… способностью.

– Вы имеете в виду способность причинять боль?

– Именно. А теперь представьте, как эти два совершенно разных, взаимоисключающих качества могли отразиться на его Лоа. Включите на минутку воображение.

Нганга замедлил шаг. Могучие мускулы великана напряглись, словно на плечи упала тяжесть. Острым концом жезла он почесал себе затылок.

– Вы рекомендуете мне отказаться от одержания?

– Рекомендую. У меня уже есть печальный опыт.

– Я подумаю. Вначале подсудимый пройдет общий осмотр.

Лазарет производил впечатление жуткой эклектики. Новенький диагност-комплекс со скан-капсулой, шкафы с матовыми стеклами, кушетка. На стенах вперемежку с голосферными эмиторами и объемными диаграммами знаки, символы, семант-планшеты, маски, на полу – знакомые круги с узорами «веве» и четырехлучевой звездой, на столе – коврик джу-джу, специализированный терминал и штатив с небьющимися пробирками.

В смежном помещении ждали своего часа три восстановительных кокона.

Охрана осталась за дверью.

Из-за стола навстречу им поднялся улыбчивый доктор в цветастом халате и тюбетейке, похожий на копченую мумию.

– Снимите рубашку, – без церемоний скомандовал он Тарталье.

Лючано повиновался.

– Ложитесь на кушетку.

– Погодите! Что это у вас?

Голос Фионины дрогнул. Лючано стало не по себе. Неужто он подхватил какую-то заразу? Или паразита?

– Где?

– На правом плече.

Теперь на него в шесть глаз смотрели трое: адвокат, обвинитель и врач.

– А-а, это? Татуировка. Во время прогулки сделали. Нравится?

После памятной прогулки, вернувшись в камеру, Лючано внимательно изучил творение карлика-слепца. Черно-красный орнамент из сплетающихся змей – лиан? шнуров? – при длительном рассматривании начинал плыть перед глазами. Казалось, змеи шевелились, щекоча кожу и перетекая по кругу внутри узора.

В конце концов у Лючано затекла шея. Он надел рубашку и забыл о татуировке.

Опять он вспомнил о ней перед следующей прогулкой – и, повинуясь неосознанному импульсу, вышел в тюремный двор без рубашки. Карлика во дворе не оказалось, да и танцев не было, зато он разговорился с парой здешних сидельцев. Болтали о пустяках. Что нового на воле? – благо Тарталья недавно оттуда; нет ли в тебе, полубрат, примеси нашей крови? а в шестом-седьмом колене? тебя помпил небось в рабы клеймить хотел, а ты его в ответ приложил? нет? ну ладно… а евро… ну да, невропаст – это как?

Когда же Лючано, в свою очередь, поинтересовался, где Папа Лусэро, кольценосый парень ответил непонятно:

«Работать забрали. Гнид гонять».

Уточнять Тарталья не стал.

– Ну-ка, дайте взглянуть…

Вокруг татуировки собрался тройственный консилиум. Цоканье языком, изумленное хмыканье, возбужденные реплики на вудунском наречии – сейчас и адвокат, и обвинитель забыли об этике.

– Кто вам ее сделал?

– Карлик в шрамах.

– Папа Лусэро?!

– Да.

– Простите, доктор… Мы с сестрой Вамбугу выйдем на минутку.

Из коридора вскоре вернулась одна Фионина.

– Брат Нганга счел ваши объяснения вполне удовлетворительными и решил воздержаться от дополнительной экспертизы, – официальным тоном сообщила она Лючано. – Обвинение в умышленном причинении боли легату Тумидусу с вас будет снято.

И обернулась к доктору:

– В осмотре больше нет нужды. Извините за беспокойство.

Тарталья принялся надевать рубашку.

– Откуда такое неожиданное доверие к словам подсудимого? – буркнул он себе под нос.

Адвокат улыбнулась:

– Вы в курсе, кто такой Лусэро Шанвури?

– Нет. А кто он? Большая знаменитость?

– Он же антис! Один из двух киттянских антисов.

– Антис! Слепой карлик – антис?!

– Вряд ли слепота ему мешает, – пожала плечами синьора Вамбугу.

«Она права. Не мешает. Особенно когда исполин в боевом состоянии выходит в космос. Но… антис – в тюрьме?! Да ведь он способен при внезапном старте сровнять с землей и тюрьму, и весь курортный мегаполис в придачу!»

– Лусэро Шанвури отбывает наказание за злостное хулиганство. Увы, будучи пьян, он любит колотить своих жен и задираться с туристами. Антисы, как правило, законопослушны, но иногда на них находит. Два года стандарт-режима заменены судом на девять месяцев в режиме сотрудничества. При необходимости Папу Лусэро привлекают к работе по профилю.

Вудуни подмигнула Тарталье и добавила вполголоса:

– Считайте, вам улыбнулась удача, баас Борготта. Теперь вы под покровительством Н’куйя.

III

« Антис(помпил. Antis; также Нефил(гематр.), Бахадур(вехден.), Н’куйя(вудун.), Велет(брамайн.), Исполинили Полоник(старосузд.) и т. д.) – человек, от рождения наделенный способностью к переходу в измененное, расширенное состояние (по К. Челковцеву) и, как следствие, – к выходу в открытый космос без средств защиты и перемещению со сверхсветовыми скоростями без использования РПТ-маневров.

В измененном состоянии разум и тело антиса представляют собой единый энергетический сгусток огромной мощности. При этом особенности, характерные для расы, к которой принадлежит антис, сохраняются в полном объеме.

Краткая историческая справка.

Считается, что первые антисы возникли практически одновременно у всех рас энергетов, исключая помпилианцев, около 1200 стандартных лет назад, вскоре после открытия РПТ-маневра. Общество Любителей Мироведения связывает появление антисов с преодолением звездолетами светового барьера, но данная теория до сих пор не получила достаточного подтверждения.

В течение прошедших двенадцати столетий наблюдался медленный, но неуклонный рост числа антисов. Если при зарождении этого феномена, по разным данным, было зафиксировано не более 25 измененных, то в настоящее время их насчитывается 327. Гипотеза Бернарда О’Лири о том, что доля антисов среди рас энергетов остается постоянной, статистикой не подтверждена. […]

Социализация антисов затруднена: в детстве они часто бывают вспыльчивы, раздражительны, склонны к немотивированной агрессии. По этой причине в обитаемых секторах Галактики действуют особые службы по выявлению антисов в возрасте 5—7 лет. Выявленные дети воспитываются опытными педагогами по специальным методикам, облегчающим дальнейшую социализацию.

В итоге большинство антисов вырастают с сознанием своей ответственности перед человечеством. Периодические вспышки их антисоциальной активности носят локальный характер и имеют минимальные-последствия. […]»

Малая Галактическая Энциклопедия. Том 2

«Мы идем по канату, натянутому между двумя формами существования – физической, т. е. материальной, и энергетической, или лучевой. Если одна из опор каната исчезнет, канатоходец рухнет в бездну. Но, пройдя весь путь до конца, мы перестанем нуждаться в канате. Структура мозга изменится в принципе, и новый организм – человечество – выйдет за пределы планет без помощи устройств различного рода.

Антисы свой путь уже прошли».

Давид Мдичавури. «Дорога к звездам»

 
…И сразу, как с белой вершины нисходит лавина,
Великая мощь снизошла на чело исполина.
Утратил могучий герой человека подобье,
Сияя, как звезды, смотрели глаза исподлобья,
Душа воспылала от радости, буйной и гневной,
Мгновеньем казался ему перелет многодневный,
Он глянул – и стены столицы рассыпались прахом,
Он прянул – и люди упали, охвачены страхом…
 

Кирти Сагантара. «Сказание о Вайютхе» (часть XII, «Шалости юного велета»)

«Во время терминальной эры человечество полностью ответит на вопрос: „Зачем?“ – и сочтет за благо включить в действие второй закон термодинамики в атоме, то есть из корпускулярного вещества превратится в лучевое. Что такое лучевая эра космоса, мы ничего не знаем. Мы можем лишь строить догадки, базируясь на изучении единичных примеров случайных мутаций, далеко опередивших медлительный процесс эволюции. Я говорю об антисах».

Константин Челковцев, автор книги «Грезы о земле и небе», член-соревнователь Общества Любителей Мироведения

IV

– Таким образом, подсудимый, однозначно понимая, что его действия могут нанести клиенту психический и моральный ущерб, тем не менее влекомый жаждой наживы, согласился на сеанс контактной имперсонации. Тот факт, что клиент был устно предупрежден о возможных последствиях, не снимает с подсудимого ответственности. Согласно статьям 27 и 28-прим Уголовного кодекса Китты, подобные действия…

Присяжные внимательно слушали.

– …влекут за собой наказание в виде лишения свободы сроком от 3 до 12 лет, в зависимости от степени причиненного ущерба, с последующим запретом на любые ментальные воздействия на планетах, спутниках и искусственных космических объектах, принадлежащих расе Вудун. На основании вышеизложенного я, во имя Тьембла-Тьерра, Вершителя Правосудия, требую признать подсудимого виновным. Я закончил.

Нганга отвесил поклон, качнув плюмажем, и вернулся на свое место.

– Слово предоставляется защите.

Пока синьора Вамбугу выходила к барьеру, который отгораживал присяжных, Лючано бросил взгляд в зал. Там, в задних рядах, сидели его кукольники. Труппа, до сих пор не объявлявшаяся в суде, на финальное заседание пришла в полном составе. Судя по назойливому интересу репортеров, популярность «Вертепа» на Китте взлетела до небес.

Звезды!

Толком рассмотреть всех со скамьи подсудимых не удавалось. Анюта, кажется, плакала. Вот ведь дуреха! Степашка гладил ее по плечу, успокаивал. Молодец. А Никита набычился, сидит чернее тучи. Как бы морду Тумидусу бить не кинулся! С конопатого станется.

Много они, крепостные графа Мальцова, безропотные, безответные, от своего директора добра видели? А вот поди ж ты…

– Уважаемый суд, присяжные братья и сестры! Вы видели, как один за другим рушились бастионы обвинения. Диверсия против Помпилианской Империи, акт личной мести легату Тумидусу, коварный умысел… Остался последний рубеж, за который изо всех сил держится обвинение: противоправное ментальное воздействие. Да, буква Закона нарушена. Я и мой подзащитный этого не отрицаем. Но что важнее: буква Закона или его Дух, вечно живой и неподкупный Тьембла-Тьерра, Лоа Справедливости?! Подумайте, братья! – и найдите в себе гражданское мужество ответить.

Фионина наклонилась вперед, словно пытаясь заглянуть присяжным в душу.

– Справедливо ли осудить человека, который честно предупредил клиента о возможных негативных последствиях? Сей факт установлен следствием, и сам легат Тумидус его не отрицает. Брат Нганга говорил здесь о жажде наживы. Будь это так, будь Лючано Борготта личностью аморальной и меркантильной, как это пытается представить обвинение, – разве он не обезопасил бы себя первым делом? Достаточно было заранее внести в контракт соответствующий пункт и снять с себя всякую ответственность! Разве стал бы человек расчетливый и беспринципный полагаться лишь на благородство и честность своего клиента? И что получил он в ответ на свое прекраснодушие?

Звучный, проникновенный голос. Легкая дрожь – от наплыва чувств. Выверенность жестов – скупых, точных. Такая жестикуляция уравновешивает пафос речи. Иначе выйдет чересчур эмоционально. Замечательный адвокат – Фионина Вамбугу, майомберо фундаментальной одержимости, очень красивая женщина.

Тарталья аж заслушался.

Будь он на месте присяжных – вне сомнений, оправдал бы сам себя. А потом прослезился и вручил бы себе, как невинно пострадавшему от навета, нимб и крылья.

– Братья и сестры, вам предстоит принять нелегкое решение. В ваших руках – судьба человека, который в трудную минуту добровольно пришел на помощь, спас рассудок, а, возможно, и жизни двух других людей. Многие ли из сидящих в зале взяли бы на свои плечи эту тяжесть? Многие проявили бы в критический момент лучшие качества души?! Да, Лючано Борготта оступился. Но не по злому умыслу! Надо ли теперь ломать ему жизнь? Или лучше проявить милосердие и сострадание, как проявил их мой подзащитный – спасая Вату Кваленгу, ученика бокора Матембеле?

Заключительные слова упали гирьками на чашу весов.

– Решать вам. Я лишь прошу вас, во имя Тьембла-Тьерра, вынести оправдательный вердикт моему подзащитному. Я закончила.

«От „последнего слова“, пожалуй, стоит отказаться, – подумал Лючано. – Чтоб не портить впечатление от речи адвоката». Он прислушался к внутренним голосам. Маэстро Карл молчал. И Гишер Добряк молчал. И надежда тоже молчала.

Надежда молчала тише всех.

– Ваша честь, присяжные вынесли свой вердикт.

Пауза. Воздух в зале ощутимо загустел. Кисель ожидания.

– Виновен.

В кисель упала бомба. Гул, протесты, возгласы наслоились друг на друга. Никита, бледный как смерть – даже конопушки поблекли! – рвался вперед, желая вцепиться в глотку легату, судье, присяжным, всем сразу; на нем висели Степашка, Емеля, бутафор Васька… толстушка Оксана хлопотала над Анютой, отпаивая беднягу успокоительными каплями и рыдая в голос.

Почему-то Лючано видел только их – «Вертеп», кукольников.

Остальных – слышал.

– Позор!

– Несправедливо!

– Оправдать!

– Долой помпи…

Репортеры вертелись волчками, пытаясь заснять все и вся: присяжных, судей, Тарталью, адвоката, обвинителя Нгангу, вскочившего легата Тумидуса…

– Тихо! Тихо, я сказал! Сейчас начну удалять из зала!

Серебряный молоток ударил в гонг. Конференц-система разнесла звук по залу, многократно усилив. По мере того как замолкало разгневанное серебро, стихал и шум. Быть изгнанным никто не желал.

«Шоу должно продолжаться. Вернее, шоу еще не закончилось».

Он подозревал, что шоу едва началось. Дальше будет интереснее. Но лишь в одном случае: если смотреть со стороны. А когда тебя ведут на суровых нитках, и не туда, куда тебе хочется…

– Есть ли у потерпевшего какие-либо пожелания? Заявления?

Судья обращался непосредственно к гард-легату.

– Да, ваша честь. Заявление.

Тумидус бросил на Лючано короткий взгляд.

«Презрение? Торжество? Нет. Равнодушие. Так смотрят на вещь…»

– Я желаю воспользоваться поправкой Джексона-Плиния. Соответствующее заявление уже передано мной уважаемому суду. Прошу принять к рассмотрению.

Гард-легат не пойми зачем продемонстрировал судье персональный уником, с которого, видимо, и отправил заявление. Помпилианец был подчеркнуто вежлив, соблюдая все формальности. Он явно старался не дать ни малейшего повода для отказа.

– Ваше заявление получено и будет учтено. Суд удаляется на совещание.

До этого момента Тарталья по большому счету оставался спокоен. Ну, отсидим, сколько дадут, а дадут вряд ли много. Четверть скостят «за примерное поведение». Лучше бы, конечно, отделаться условным и высылкой с планеты, но тут уж как повезет. В конце концов, мы – рецидивисты, нам тюрьма – дом родной, станем с Папой Лусэро вприсядку танцевать…

Если бы не поправка Джексона-Плиния!

Рабство у истца на срок отбывания наказания.

В первый раз, на Кемчуге, работорговца Тита Гнея Катулла удалось обезоружить, лишив возможности прибегнуть к этой поправке. И вот на Китте прошлое догнало забывчивую жертву, ударив рикошетом. Лючано боялся даже представить, что сделает с ним злопамятный помпилианец, получив обидчика в свое полное распоряжение.

– Встать, суд идет!

Шорох, шепот, шелест одежды.

– Суд вынес приговор. Лючано Борготта, согласно статьям 27 и 28-прим Уголовного кодекса Китты, признан виновным в непредумышленном нанесении психического и морального ущерба в результате преступной неосторожности. Лючано Борготта приговаривается к трем годам лишения свободы с отбыванием наказания в рабстве у гард-легата военно-космических сил Помпилианской Империи Октавиана Тумидуса, согласно поправке Джексона-Плиния, по заявлению потерпевшего. Время пребывания подсудимого под следствием засчитывается в срок отбывания наказания. С настоящего момента Лючано Борготте пожизненно запрещены любые ментальные воздействия на планетах, спутниках и искусственных космических объектах, принадлежащих расе Вудун.

«Каково быть рабом, малыш?» – спросил издалека маэстро Карл.

«Скверно, – вместо Лючано ответил Гишер Добряк. – Но наш дружок об этом еще только догадывается».

Убирайтесь вон, сказал обоим Тарталья.

Я еще достаточно свободен, чтобы вытолкать вас взашей.

V

– Как же вы теперь, Тарталья? В рабстве?

Степашка ударил кулаком в ладонь.

– Оно ж во сто крат хуже, чем в крепости! Да еще у меднолобого!

Об этом посещении Лючано благодаря содействию адвоката договорился заранее. Ему был нужен именно Степан. Но отнюдь не для того, чтобы молодой невропаст, явившись в комнату для посетителей, изливал на экс-директора свое бурное сочувствие.

– Цыц! – рявкнул Тарталья знакомым тоном, обрывая поток соболезнований, – Ты мне что, душу травить пришел? Не за тем звал. Три года ерунда, раз – и пронеслись. Имей в виду: вернусь – с тебя первого спрошу.

– Почему с меня? – обиделся Степашка. – Я что, крайний?

– Потому что спрашивать буду с директора. С временного директора. Уяснил, Степан Осипович? Или повторить?

– Н-не… не надо…

Услышав, как грозный Тарталья впервые именует его по имени-отчеству, Степашка от неожиданности чуть дара речи не лишился.

– Что не надо?

– Повторять не надо. Я понял. Вы, значит, спросите…

Он сгорбился, будто собрался нырять в прорубь.

– Вы спросите, – твердо сказал новорожденный Степан Осипович, – я отвечу.

– И нечего на меня таращиться. Глаза на лоб вылезут. Кроме тебя, дружок, – Лючано поймал себя на интонациях Гишера Добряка, – больше некому.

– Да как можно? – вдруг спохватился Степашка, – Я ж в крепости!

– Уже нет. Со вчерашнего дня ты – свободный. Полноправный гражданин Сеченя. Моя адвокатша связалась с графом Мальцовым. Аркадий Викторович дал согласие и подписал твою вольную. Вот, смотри, если не веришь. Тут и вольная, и контракт.

Тарталья толкнул по столу к собеседнику плоский скрин-планшет, где хранилась документация по труппе. Нужный файл он заранее вывел на дисплей. Пять минут он с удовольствием наблюдал, как обалделый до полной невразумительности Степашка читает текст, потешно шевеля губами.

– Убедился?

Степашка поднял на Лючано безумный взгляд.

– Благодетель!

Он вскочил, рывком обогнул стол, бухнулся перед Тартальей на колени:

– Благодетель! Отец родной!

Парень схватил руку «отца» и принялся истово ее целовать.

– По гроб жизни!.. для вас!.. все, что прикажете…

В первый миг Тарталья растерялся. Затем попытался высвободить руку. Это удалось не сразу, Силенок молодому невропасту было не занимать.

– Не дури! Хватит! Ну, вставай, вставай… Я кому сказал?! Встать! Немедленно!

Окрик помог: на лицо Степана вернулось прежнее, знакомое выражение.

– Ты теперь свободный человек. В отличие от меня. Слышишь? Сво-бод-ный! Гражданин, в душу тебя насквозь! Значит, веди себя соответственно.

Шмыгая носом, Степашка вернулся на прежнее место.

– Вот так-то лучше. Садись. Платок есть? Рожу вытри. Соображать можешь?

– М-могу…

– Соберись. Директор в первую очередь головой думать должен. Раскисать будет некогда, привыкай. Контракт прочитал?

– Какой контракт?

– Твой контракт, с графом.

Лючано понял, что Степашка после вольной уже ничего толком не читал.

– Мой? С графом?!

– А ты как думал? Теперь ни я, ни его сиятельство тебе приказывать не можем. Заруби себе это на носу, как дважды два – четыре. Читай. Если что не так – говори, обсудим. Имеешь право и не подписывать, между прочим. Бросай театр к чертям и мотай на все четыре стороны.

– Как же я наших брошу? Они ж… – Маховики мыслей начали со скрипом проворачиваться в Степашкиной голове, набирая обороты. – Нет, я с «Вертепом» заодно… Раз надо, раз больше некому… Буду директором! Пока вы не вернетесь!

– О! – со значением поднял палец вверх Лючано. – Кажется, я в тебе не ошибся. Срок действия контракта видишь?

– …Три года, с правом досрочного расторжения по обоюдному согласию сторон, – прочел вслух Степан, отыскав нужный абзац, – Это на случай, если адвокатша вам срок скостит? Если вы раньше вернетесь?!

– Именно. Но ты на это особо не рассчитывай. Остальное смотри.

– Я смотрю. Только… Я, значит, теперь свободный, а вы? Вы, Тарталья?

«Неужто и впрямь так переживает? Успокаивать его… Меня б кто успокоил!»

На душе скребли кошки.

– Как у вас на Сечене говорят, Степан Осипович? «От тюрьмы да от сумы – не зарекайся»? Верно говорят. Ничего, – Лючано зло сощурился, и Степашка подался назад: до того хищным, незнакомым показался ему отставной директор, – легату мое рабство еще поперек горла встанет. Слышал, как суд приговор в узел завязал? Хороший узел, скользкий, для петли в самый раз…