Текст книги "Накануне Судного дня"

Автор книги: Генри Кеннет Балмер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Долго еще Уолли оборачивался, чтобы снова и снова взглянуть на странную кучу брошенных вещей, пока она окончательно не скрылась из виду. Ставшая бесполезной поклажа, брошенная и оставленная на милость безумной страны, казалась Джеку последней ниточкой, связывавшей его с миром, который он знал и теперь покинул.

Уолли был не из тех людей, которые придают значение символам, – любой дурак может усмотреть символическое значение в чем угодно, – и все же в тот момент он невольно поежился.

В этот вечер, когда они устраивались на ночлег, всех охватила безудержная жажда творчества, и имя Пи-Айчена прямо-таки витало над лагерем. Уолли, не желая привлекать к себе внимание, взывал к Пи-Айчену вслух. У костров Джарфона из Тривеса и еще нескольких благородных и мудрых мужей таинство созидания совершалось в молчании.

Когда на следующее утро они оставили после себя очередную груду вещей, Уолли снова долго оглядывался назад и опять ощущал в ней все тот же символический образ. Впрочем, при желании и саму поездку можно было рассматривать как некий символ. Вообще существует немало умников, которые именно так и поступили бы, из стремления вложить некий особый смысл в то, что им необходимо выразить другим людям, вовсе не думая при этом о ясности изложения и заботясь только о самовозвеличивании.

Уолли рассмеялся и, подтянув перевязь меча, поскакал вперед по безумной равнине. Кроч затянул песню:

 
Несемся вперед, отражая атаки,
Зверюг раздираем на преды и даки.
У нашей принцессы глаза голубые
Голубые, как небо, глаза!
 

Вдруг из-за каменных нагромождений, в изобилии покрывавших Кратер Безумия, появились данги. Окутанные омерзительной пеной, зловеще каркая и завывая, они начали подкрадываться к кавалькаде, постепенно подбираясь все ближе и стремясь с дьявольской хитростью отсечь отставших. Отряд опытных пограничников во главе с Наджидом выехал наперерез, на ходу доставая специальные приспособления для охоты на дангов. Отразив атаку этих жутких тварей, отряд вернулся назад с обагренными кровью пиками. Ни шкур, ни каких-либо других трофеев они с собой не привезли. Убитые данги предавались очистительному огню. Деньги, изготовленные из любой части данга, вызывали болезнь.

– Рискованная работенка, не правда ли, Кроч? – пробормотал позеленевший от волнения Уолли.

– Что ж, Наджид неплохой охотник на дангов, тут нечего возразить, – небрежно заметил Кроч. – Вот почему мы держим охрану в Тесном Ущелье. Иначе данги прорвутся в Брианон.

– Уфф, – выдохнул Джек. – А я-то уже считал себя крепким бойцом. Но одна мысль об этих тварях заставляет меня содрогаться от ужаса.

После семи дней марша по забытому Богом и людьми пространству колонна паломников достигла противоположного края Кратера Безумия. Спотыкаясь, они миновали наконец последний уголок этой обезумевшей страны и вышли на широкий простор равнины, покрытой холмами, реками и полями, жадно вдыхая посвежевший воздух и все еще не веря, что незримая схватка с измученной землей уже закончилась.

– За Кратером Безумия, – мрачно произнес Кроч, придерживая своего коня и разглядывая вместе с остальными неправдоподобно огромные табуны лошадей, длинными горбатыми волнами перекатывавшиеся по равнине, – расположена неведомая земля.

– Значит, прежде там никто не бывал?

– Только отряды разведчиков. Существует даже нечто вроде карты этой местности, и я не сомневаюсь, что у Джарфона из Тривеса она есть. Однако, что ждет нас там на самом деле, никому не ведомо. Мы называем эту равнину Лошадиным Плато. А дальше нам, видимо, самим придется выдумывать названия, впрочем это не имеет значения. Мы зашли так далеко от Брианона, как никогда…

Кроч резко выпрямился, выставив бороду вперед, и на лице его появилось суровое выражение.

– Идем, Джек. Мы выступаем.

Уолли не понравилась эта перемена в облике товарища.

Они ехали по равнине бесконечно долго. Затем так же бесконечно долго двигались вдоль извилистого берега моря, где странные птицы пронзительно кричали и задумчиво таращили на них свои блестящие, словно драгоценные камни, глаза. Бесконечно долго скакали они по холмам и долинам, повторяя изгибы рельефа, – хилая колонна из мужчин и нескольких женщин, с безграничным упорством стремившихся исполнить безумное предначертание.

Утром одного из нескончаемой череды дней разведчики вернулись назад, чтобы доложить об обнаруженных ими признаках дороги со следами ног и колесных экипажей, а также о запахе дыма.

Уолли, Крочу и группе пограничников поручили разведать, куда ведет этот путь. Джек беззаботно последовал за своими братьями по оружию, но когда отряд взобрался на возвышенность и перед ним раскинулся большой город, внутри у него все сжалось.

– Ничего! Сейчас мы все выясним, – пробасил Кроч.

Но город, поблескивавший в лучах яркого солнца, оказался совершенно пустым.

Обугленное дерево, почерневшие от сажи кирпичи, готовые обрушиться стены, разбитые стекла – все свидетельствовало о разрушении, грабежах и пожарах. Вдоль главных улиц ровными и аккуратными рядами стояли соединенные попарно столбы – футов в десять высотой, тщательно изготовленные из очищенного от коры и отполированного дерева. То, что висело на этих столбах, заставило содрогнуться даже видавших виды пограничников. Поначалу это были скелеты, но по мере того, как они углублялись в город, их взорам предстали разлагающиеся человеческие тела, а дальше, в конце… трупы мужчин и женщин, с нечеловеческой жестокостью истерзанных пытками, свисали парами, являя собой грозное проклятие всякой живой твари этой страны – позорное, постыдное и, в конце концов, бессмысленное.

Кроч распорядился, чтобы караван двигался в обход этого мертвого города с его кошмарной жатвой.

Несколько дней спустя отряду Кроча поручили произвести разведку еще в одном городе. Башни из стекла и красного кирпича, каменные дворцы, нагромождения домов ладно возвышались среди скал вдоль берега моря, шум которого создавал приятный, умиротворяющий фон. На сей раз Уолли не пошел с Крочем, и, когда его товарищ вернулся обратно в лагерь, он засыпал его вопросами.

Но Кроч был бледен, неразговорчив и казался растерянным.

От старого Фурза, чей взгляд выглядел совершенно потухшим, Уолли узнал печальную и трагическую историю этого города. Вот уже двадцать лет, как там перестали рождаться дети, и это, по рассказам обезумевших жителей, случилось оттого, что их Бог отвернулся от них. Дабы умилостивить его, они совершали одно жертвоприношение за другим. Мужчин и женщин, парами, предавали массовым казням, заполняя столб за столбом, и без счета губили одни человеческие жизни во имя призрачной надежды на появление других. Разведчики видели все своими глазами.

Уолли почувствовал облегчение оттого, что ему самому не довелось при этом присутствовать.

Ночью лагерь подвергся нападению. Маленькие, жилистые желтые человечки с хилыми ногами, телами в форме луковиц, губами как у ацтеков и идиотскими ухмылками на лицах с истошными воплями перепрыгивали через костры и бросались в атаку, одержимые одним лишь стремлением уничтожить все вокруг. Превозмогая смертельный страх, Уолли сражался наравне со всеми. Все смешалось в жутком хаосе – визг стрел, звон мечей, крики прыгающих через костры тварей, – но люди Брианона отбили нападение желтых бестий и, построившись в грозное каре со своей принцессой в центре, вырвались из обители прислужников дьявола.

Поредевшая колонна паломников продолжала свой переход, двигаясь долгим, суровым и утомительным путем через внутреннюю часть страны, чтобы избежать встречи с двумя новыми городами, расположенными на этом жутком берегу.

Впереди возвышались горы. На их вершинах всеми цветами радуги приветственно поблескивал снег, словно приглашая путников поскорее покинуть палящий зной приморской равнины. И отряд двинулся вверх по склону.

Однажды утром, когда воздух был особенно чист и свеж, Джарфон из Тривеса галопом проскакал мимо колонны изможденных путешественников, напряженно вглядываясь в видневшийся впереди горный перевал. Прикрепленный к седлу кусок пергамента развевался на ветру, а лошадь, чувствуя возбуждение всадника, фыркала и вертела головой.

– Выглядит так, словно мы и вправду можем куда-нибудь добраться! – В голосе Кроча вновь зазвучала сердитая ирония, с которой он всегда воспринимал обещания скорого и благополучного конца этого утомительного похода. Лошади ускорили бег. Пытаясь уяснить для себя побудительные мотивы и конечную цель паломничества, помимо официально объявленного намерения выпытать у Пи-Айчена правду о причинах всеобщего бесплодия, Уолли вдруг ощутил прилив энтузиазма. Не исключено, что и у него теперь появлялся шанс выяснить причины всего произошедшего с ним.

Струи водопада, пенясь, спускались по покрытой зеленым лишайником и мозаичными вкраплениями водорослей поверхности черной скалы. Потоки воды, с грохотом обрушиваясь в ущелье, окутывали его тончайшей серебряной дымкой, похожей на легкую, вечно трепещущую на ветру паутинку. Процессия остановилась.

Облака, в своем бесконечном движении, выстраивали на небе причудливые замки.

Должно быть, в такое же утро Адам, пробудившись ото сна и потирая онемевший бок, любовался спящей на подушке из собственных волос Евой. Теперь, возможно, наступил день, когда мужчинам этого чужого мира предстоит узнать, отчего Ева стала бесплодной.

Спешившись по приказу Джарфона из Тривеса, Кроч повел маленький отряд вверх по отвесным скалам, перепрыгивая с камня на камень и карабкаясь с одного выступа на другой с усердием, еще не виданным по эту сторону Тесного Ущелья.

Взобравшись на вершину, они остановились. Там возвышалось покосившееся треугольное сооружение, увитое виноградными лозами и вьющимися растениями, странное и заброшенное. Разросшиеся деревья подпирали снаружи серые стены. Имевшее форму усеченной треугольной пирамиды здание словно парило под рев воды над скалами, водопадом и серебряной дымкой.

И тут Уолли вспомнил.

Он вспомнил Друбала в зеленом лесу и его медленный серьезный голос, неохотно рассказывающий предания прошлого о серебряной башне в краю черных валунов и серебряных перьев, об оглушительных раскатах грома и вечной мгле.

– Да ведь это же, – воскликнул Джек, – должно быть, дом Хранителя.

– Что тебе известно о Хранителе? – спросил Джарфон из Тривеса, неожиданно подошедший к нему сзади.

– Только то, что он имел какое-то отношение к Пи-Айчену, – Уолли развел руками. – Но, похоже, мы пришли слишком поздно. Его серебряный шпиль рассыпался в прах, и никто не живет здесь вот уже многие годы.

– Это было нашей главной надеждой.

Государственный министр устало провел рукой по лицу, и Уолли почувствовал глубокую скорбь, владевшую этим человеком, вынужденным быть наставником и советчиком своей юной госпожи, страна которой медленно погибала.

– У Хранителя мы надеялись узнать дорогу к Пи-Айчену…

И тут только Джек Уолли впервые понял, насколько эти люди боялись Пи-Айчена и как страшила их собственная наглость, с которой они решились сами искать его.

– Мы прошли долгий и изнурительный путь, – громко сказал Кроч и тяжело опустился на землю, словно глубокий старик.

– Мир приходит к своему концу, – прошептал Джарфон из Тривеса. – И никто не поможет нам. – Он посмотрел на Уолли невидящими глазами. – Теперь я должен пойти вниз и сказать принцессе Керит, что надежды больше нет.

XIII

Руины притягивали к себе Уолли.

«Хранитель, – говорил в свое время Друбал, – мог просить Пи-Айчена о чудесах, которые находятся за пределами нашего понимания, и он получал их». Смутные догадки Уолли о том, что серебряный треугольный шпиль мог оказаться космическим кораблем, немедленно рассыпались в прах при одном взгляде на это серое каменное строение с усеченным верхом, на три четверти скрытое в зарослях деревьев. Уолли сделал несколько шагов в сторону дома. Под ногами хрустели листья, а впереди бежала его короткая и толстая тень. С каждым днем их путешествия эта тень сжималась. Значит, они двигались на юг, или – на север, если судьба забросила его в южное полушарие планеты. Как было на самом деле, Джек не знал.

Печальное и подавленное настроение паломников вызывало у Уолли легкое раздражение. Он еще не успел окончательно утратить светских манер землянина и поэтому бодро заявил:

– Пока не все потеряно! Будем бороться! – Однако слова эти прозвучали глупой и жестокой насмешкой.

Мудрый Сафферин, опираясь на сильные руки пограничников, тоже взобрался на вершину скалы. Он стоял рядом с Джарфоном из Тривеса, глядя на крушение всех их надежд.

– Да, мы нашли это место, – сказал он своим сиплым, каркающим голосом. – Но опоздали на несколько тысячелетий.

Ларни из Красного Джафара, ослабевший от тягот путешествия, с запавшими глазами и горькой складкой у рта, втянул щеки и не произнес ни слова. В лучах солнца его пышный наряд выглядел тускло и безвкусно.

Джек нырнул в открытый дверной проем, заросший диким виноградом, и в нос ему ударил спертый воздух, наполненный запахами летучих мышей и влажных растений. Тяжело дыша, Кроч угрюмо и неохотно последовал за ним.

Казалось, время остановилось в этом месте.

Внутри башни находилась простая и скромная келья, ограниченная тремя стенами и зажатая в тесном пространстве между карнизом и пролетом лестницы. Пыль, нанесенная ветром через щели за многие столетия, волнами лежала на приборах и панелях управления, придавая суровым и бессмысленным порождениям научного гения более мягкий, изящный облик. В горьковатом и неприятном воздухе ощущался унылый и безжизненный привкус абсолютной заброшенности.

– Не нравится мне здесь. – Кроч оглядывался вокруг, склонив голову набок, как это делают осенние ласточки.

– Зде-э-э-э-сь… – отозвалось скрипучее эхо.

Звуки голосов гулко отдавались в тишине, а затем эхом возвращались назад, с трудом приводя в движение застоявшийся воздух, словно пальцы старухи, из последних сил вращающей веретено.

– Этим давно не пользовались. – Уолли внимательно оглядывал помещение, едва узнавая под покровом пыли приборы из своей прошлой жизни.

– Время ушло отсюда… – Джарфон из Тривеса, войдя внутрь, выпрямился и высоко поднял лампу. Щебет и паника где-то под потолком свидетельствовали о привычке местных обитателей к темноте.

Пыль, тончайшим ковром покрывавшая каменный пол, взметнулась вверх, и Джарфон чихнул. Уолли продолжал изучать обстановку, сам не понимая, чего же он, собственно, ищет. Вялая и безразличная реакция окружающих на его слова уязвила его до глубины души.

– А это еще что за штуковина? – Кроч говорил негромко и спокойно.

Маленькая круглая коробочка с прозрачной крышкой подрагивала в его руке, когда он сдувал с нее пыль. Присмотревшись, Уолли увидел стрелку с острым наконечником, дрожащую, неуверенно поворачивающуюся и словно танцующую.

У Джека не было возможности ознакомиться с навигационным оборудованием на борту «Лунного цветка», но в предыдущих путешествиях ему доводилось видеть компасы. Он мельком взглянул на Джарфона из Тривеса. Опустив глаза в пол, этот благородный муж стоял бледный, растерянный и ничего не понимающий. Уолли снова перевел взгляд на компас. Возможно, где-то поблизости находилась железная глыба или в комнате все еще циркулировали какие-то токи, но Джек был совершенно уверен, что стрелка указывала не на север и не на юг, нарушая естественные законы геомагнетизма. Она упрямо выстраивалась вдоль оси восток-запад. Или компас был сломан, или его энергия иссякла, или?..

Джек взял компас из рук Кроча и вышел наружу. Там он потряс его и, щурясь, посмотрел в направлении, указываемом стрелкой. Там, между холмами, в окружении безмолвных обрывков облаков, виднелся узкий проход.

– Я думаю, Пи-Айчен хочет, чтобы мы отправились туда, куда указывает стрелка… – медленно произнес он.

Молча и обреченно процессия выстроилась в нужном направлении. Никто не выказывал ни особого рвения, ни бурного прилива энтузиазма. Не было ни шумных песен, ни веселья. В успех путники не верили, но, не имея ничего, что можно было бы противопоставить настойчивой убежденности Уолли, они решили предпочесть этот вариант полному бездействию или долгому возвращению домой в далекий Брианон.

– Дайте мне посмотреть! – повелительно потребовала принцесса Керит. Уолли протянул девушке прибор, чувствуя близость ее тела и разглядывая ножку, плотно прижатую к боку лошади.

– Да, – пробормотала она. – Несомненно, стрелка указывает на какое-то великое чудо.

Итак, следуя персту судьбы, паломники вновь двинулись в путь.

Мог ли кто-нибудь среди всех этих мудрых сиятельных особ сообразить, что стрелка компаса указывала на направление их дальнейшего пути? Ну хоть кто-нибудь?

Знакомство с чудесами технической цивилизации неизбежно порождает убеждение, будто недостаток знания точных наук не может быть компенсирован никаким образованием в иных областях, сколь глубоким оно бы ни было. Процессия медленно продвигалась вперед, и из всех путников, возможно, один только Джек Уолли, неохотно и с веселым благоговением, сознавал, что сейчас именно его воля решала исход дела.

Дальнейшее путешествие походило на зеркальное отображение их перехода от границ Брианона. Снова на пути им попадались разоренные города, люди, обезумевшие от кошмарных жертвенных ритуалов, бесконечные степи с пасущимися на них стадами ужасных чудовищ, становящихся добычей ещё более жутких монстров. Через реки и ущелья, горы и равнины караван мучительно пробивался вперёд. Кроч тихо замычал себе под нос песню о Семидесяти Дангах, завывая, словно ветер в зимнюю стужу.

Тоскливый жалостливый мотив действовал Джеку на нервы.

– Заткнись, Кроч, – проворчал он, горбясь в седле.

– Слушай, Джек, ты старый, безмозглый болван, забыл, что ли, с кем разговариваешь?

Кроч произнес это не поднимая головы, и в словах его не было привычной веселости.

 
Мы пришли из Брианона и уходим в никуда, —
Милой матушке сыночка не дождаться никогда.
 

В песне о Семидесяти Дангах было трижды по семьдесят куплетов, и Кроч знал их все.

Уолли страдал молча, пытаясь заткнуть уши, чтобы не слышать жалостливого напева, и чувствуя, что даже его лошадь начала двигаться в такт с мелодией этого похоронного марша.

Колонна остановилась. Лошади, беспорядочно перебирая копытами, принялись топтаться на месте, нарушая стройность рядов. Кроч поднял голову.

– А ты, похоже, струсил, Кроч. Удивляюсь, как ты вообще… – начал Уолли.

– Хоть ты и мой лучший друг, Джек, но если ты сейчас же не заткнешь свой поганый рот, из которого несет, как из ведра с дерьмом, я не знаю, что с тобой сделаю!

Ларни из Красного Джафара резко повернул своего коня в сторону Кроча. Его серое изможденное лицо делало его похожим на мумию, с которой только что сняли бинты, а в глазах застыла тоска.

Он с размаху ударил Кроча кнутом по лицу.

– Я уже предупреждал тебя, чтобы ты не распускал свой длинный язык! – закричал он женским голосом, высоким и пронзительным.

Кроч не шелохнулся. Он по-прежнему крепко сидел в седле, мрачно глядя вокруг, только теперь на его крупном бородатом лице полыхал яркий рубец, рассекавший его от лба до подбородка.

И тут Уолли свалился с лошади.

Падая, он издал громкий недоумевающий вопль и схватил Ларни из Красного Джафара за сапог. А затем еще и извернулся так, что Ларни, выпустив из рук поводья, тоже полетел вниз. Джек растянулся на земле, и – странное дело! – Ларни оказался лежащим под ним. Слепо озираясь вокруг, Джек принялся звать на помощь, крича, что на него напали неизвестные. Рот Ларни он при этом зажал сапогом. Потом Джек, шатаясь, поднялся на ноги и, закрыв руками глаза – так, впрочем, чтобы это не мешало ему видеть происходящее внизу, – снова принялся кричать о вероломном нападении. При этом он истоптал грязными сапогами весь шикарный наряд Ларни.

Кроч наклонился в седле, схватил его за руку и громко, чтобы его мог слышать прискакавший на шум Джарфон из Тривеса, заговорил:

– Все в порядке, Джек! Никто на нас не нападал! Это дьявольская ошибка! Вставай!

Ларни, защищая жизненно важные органы, перевернулся на живот. Уолли задумчиво уперся сапогом ему в шею и еще разок как следует надавил. Затем он опустил руки и огляделся вокруг.

– На нас напали! – громко и с пафосом сказал он, обращаясь уже именно к Джарфону из Тривеса.

– Они ударили Кроча и вышибли меня из седла, но мне все же удалось поймать одного из нападавших!

– Отпусти его, Джек. – Джарфон из Тривеса возвышался в седле словно скала. Он не стал сходить с коня. – Ты схватил одного из наших людей.

– Да не может быть! – испуганно воскликнул Уолли и посмотрел вниз. – О-о-о! – Протянув руку, он помог Ларни из Красного Джафара подняться на ноги и начал заботливо счищать с него грязь. – Да у вас кровь на лице! Я так виноват! О, ваша одежда… но Пи-Айчен все исправит… Ваш нос… Ваш рот… Это просто ужасно! Какая нелепая ошибка!

Ларни из Красного Джафара стоял, пошатываясь, и одним глазом – другой, окруженный синими с желтым и зеленым оттенком кругами, совершенно заплыл – не отрываясь смотрел на Уолли, словно удав на кролика. Он пытался что-то сказать, но распухшие губы не позволяли ему вымолвить ни слова. Тогда он, спотыкаясь, подошел к своей лошади, Джарфон из Тривеса помог ему взобраться в седло, и они уехали.

– Слушай ты, гроза предаккеров! Да ты чуть не погубил себя! – Кроч говорил тихо, чтобы двое вельможных особ не могли его услышать.

– Этот тип и принцесса Керит, – сказал Уолли. – Никогда!

– Об этом и думать забудь. Все уже решено. – Кроч хмуро наблюдал из-под нависших бровей, как Уолли, немного напуганный чудовищностью только что совершенного им поступка, неуклюже взбирался на лошадь.

– Ты поднял руку на Ларни из Красного Джафара, парень. И он этого так не оставит. Пока вы оба живы, он будет помнить этот день.

– Деньги, – сказал Уолли. Возбуждение после произошедшей стычки придало ему беспечности. – Вот что это было, Кроч. Экономическая система здешнего мира в действии.

Колонна слегка подалась назад, и лошади, раскачиваясь из стороны в сторону, застучали копытами о землю. Процессия снова двинулась в путь.

– Больше никогда не стану петь песню о Семидесяти Дангах. Все беды из-за нее.

– Ах ты, приманка для предаккеров, – отозвался Уолли, вымученно улыбаясь.

– Интересно, как поживает сейчас Саломея? – Взгляд Кроча был устремлен вдаль. – Вот уж Долли бы посмеялась, если бы знала, где я теперь нахожусь.

– А как насчет дюжины зелененьких?

– Ха! Теперь ей уж их никогда не видать. Если, конечно, она сама не явится сюда и не попробует соскрести их с наших косточек.

Уолли заметил, что весь остаток дня Кроч вел себя необычно настороженно – он как-то по-особенному держался в седле, напряженно вглядываясь вперед, а руки его ни на секунду не удалялись от меча или арбалета на расстояние большее, чем требовалось для немедленного приведения их в боевую готовность.

Поводья его коня были ослаблены и прицеплены к седельной луке.

Кроч не произнес ни единого слова благодарности или упрека, и Уолли никак не мог понять реакции своего товарища. Он так до сих пор и не разобрался в особенностях душевного устройства этих людей. Был ли Кроч рассержен? Встревожен – да, он умел скрывать свои страхи ото всех, кроме себя. Но рассержен… К Крочу опять вернулись свойственные его натуре неистовство, удивительная живость и готовность к действию, и это явно свидетельствовало по крайней мере о том, что злость его направлена не на Уолли.

Кортеж продолжал свой путь.

Спустя еще четыре дня они подошли к краю пустыни.

В последние дни признаки ее приближения становились все более явственными – чахлые деревья, грубая трава, сухость, вызывавшая у всех болезненную жажду, извилистые песчаные косы, отчаянно скрипевшие под копытами лошадей. И наконец перед ними раскинулась сама пустыня – зловещий прообраз будущего Керима. Стрелка компаса упрямо указывала на далекий горизонт, в некую точку, лежащую за этим безжизненным пространством.

У последнего ручья все бутылки и мехи для вина были заполнены водой. Провизии у них осталось дней на шесть или даже на девять – при экономном расходовании. Корма для лошадей могло хватить и на более долгий срок. Джарфон из Тривеса приподнялся в стременах и оглянулся назад на растянувшуюся колонну. Затем картинным и романтическим жестом, соответствовавшим драматичности момента, он выхватил меч, высоко вознес его над головой и простер вперед к далекому горизонту в направлении, указанном стрелкой компаса.

Маленькая колонна обреченно ступила на землю пустыни.

Уолли плохо запомнил этот переход. Палящее солнце и раскаленный песок, обжигающее седло и раскалывающаяся от жара голова – это был мир огня, мир бушующего повсюду пламени, проникавшего своими смертоносными золотыми лучами до самого мозга. Тело Джека испытывало ужасные мучения, но он ехал вперед и вперед, зная, что должен продолжать борьбу, поскольку для него, так же как и для всех остальных, другого выбора не было. В его сознании этот переход стал смешиваться с плаванием на галере «Лунный цветок». Он как будто снова крутил гребное колесо, в ушах его опять раздавалось повелительное «динь-динь», а по спине прохаживался кнут господина Хлыста. Язык его распух, на ребрах похрустывал высохший пот, но он продолжал упрямо двигаться вперед.

Он молил Пи-Айчена обратить песок в воду, но тот так и оставался песком – твердым, хрустящим и сухим.

В отчаянии, не заботясь уже больше ни о чем, он просил Пи-Айчена превратить горсть песка в вездеход на ядерном топливе с большими колесами и гусеницами. Он умолял дать ему «Ленд-Ровер» с двигателем внутреннего сгорания. Он униженно клянчил какой-нибудь летательный аппарат или любое механическое транспортное средство – что угодно, лишь бы оно облегчило его мучения. Но с тем же успехом он мог просить о межзвездном передатчике.

Люди падали и умирали. Процессия неуклонно продвигалась вперед.

Так, под палящим солнцем, прошло шесть дней. На седьмой день копыта лошадей, состоявшие теперь из жидкой бронзы и расплавленного золота, начали издавать странный звук. Бесконечное мягкое шуршание сменилось твердым и уверенным цоканьем.

Глаза путешественников тускло заблестели в удушливой тени капюшонов. Кто-то попытался заговорить и зашелся кашлем, прочищая пересохшую глотку. Кто-то от неожиданности свалился с лошади и теперь стоял, потирая руками колени. Уолли тяжело поднял голову, словно на его шее покоился череп из свинца. Перед ним расстилался песок – песок, разноцветными волнами покрывавший мощеную дорогу. Твердую, каменистую дорогу, уродливую и изрытую колдобинами, грозившими путнику вывихнутыми лодыжками, но все же – дорогу…

Дорога.

Здесь, в самом центре пустыни.

Паломники – эти бездомные бродяги, затерявшиеся в песках, – сгрудились вместе и напряженно вглядывались вдаль. Их одолевали тревожные мысли.

Впереди была лишь мерзость запустения. Они уже видели нечто подобное и прежде – страшные судороги измученной земли в Кратере Безумия, разоренные города на дьявольском побережье – и все же оказались не готовыми к тому, что предстало их взорам. Впереди из земли торчали какие-то балки, словно высохшие пальцы скелета, разломанные куски каменной кладки беспорядочно громоздились друг на друга, будто исхлестанные гигантским кнутом, а поверхность пустыни была изрезана трещинами, в которых царила опасная и пугающая тьма. Само отсутствие связи между этими изолированными друг от друга останками усиливало впечатление от масштабов разрушения. Где-то в глубинах сознания возникало представление о мужчинах и женщинах, о городе с его шумной суетой, о некогда бившей здесь ключом жизни, в конце концов растраченной до последней капли, изгнанной, вычеркнутой из списка значительных событий, ушедшей в глубь времен и там исчезнувшей.

Стрелка компаса указывала в самый центр пустыни, заставляя путников, спотыкаясь, брести навстречу своей судьбе.

Этой ночью лагерь был освещен тревожным мерцанием факелов.

Затуманенные взоры, бледные изможденные лица, выступавшие белыми пятнами на фоне колеблющихся теней, делали путников похожими на трупов. У Джека на дне фляги осталось всего полдюжины глотков воды. Идиотская мысль, будто им следовало повернуть назад, крепла в его сознании с безумным упорством. Казалось, надеяться больше было не на что, и дальнейшее продолжение этого затянувшегося акта самоубийства не имело никакого смысла.

Когда на следующее утро они снимались с лагеря, вокруг кружились вихри, взметая тучи желто-коричневого песка, разъедавшего и обжигавшего воспаленные от тяжелого сна глаза.

Идиотские мысли прошедшей ночи утром показались Джеку вдвойне идиотскими при одном лишь взгляде на сверкающую гладь песка. Вперед идти было страшно, но позади, и они знали это абсолютно точно, их ждала только смерть. Значит, надо было двигаться вперед, к самому концу этого мира.

Лошади почуяли перемену первыми.

Тупо и мучительно Уолли начал осознавать, что его жеребец заволновался и, спотыкаясь, пошел быстрее. Он чувствовал уже забытое подрагивание тела лошади, силящейся перейти в галоп. Животное взбрыкивало и поскальзывалось, вытягивая вперед голову, раздувая ноздри и стараясь побыстрее прорваться сквозь песок. Наконец, словно толпа паломников, увидавших своего пророка, треща суставами, с пересохшими губами и ртами, с запавшими щеками, они стремительно понеслись вперед. Одежды развевались за их спинами, будто крылья ястребов.

На сей раз Уолли сразу поверил своим глазам, чего не случилось с ним в тот миг, когда он впервые ступил на борт галеры. Теперь же речь шла о жизни и смерти, и ему хотелось верить.

Впереди дорога становилась ровнее, руины уже явственно напоминали брошенные жилища, а трещины в земле сужались, явно сходясь к какому-то центру и четко указывая тем самым направление дальнейшего пути. Показались деревья с бледно-зеленой листвой – не покосившиеся, а гордо возвышавшиеся над развалинами, трепеща раздутыми от влаги листьями. Вода… Безудержная жадность обуяла теперь каждого, и Уолли видел, как люди подгоняли спотыкающихся лошадей, которые, впрочем, и не нуждались в такой поддержке. Вода… Копыта звонко цокали по камням. Вода. Весело лязгало металлическое снаряжение. Вода. Одежды развевались и шелестели. Вода. Хриплое, тяжелое дыхание вырывалось из пересохших глоток. Вода. Вода…

Пруд манил их словно белые, распростертые в объятиях руки женщины.

Джарфон из Тривеса сохранил достаточно рассудительности и самообладания, чтобы сдержать стремительный напор и не позволить лошадям погружаться в воду всем телом. С помощью Кроча, Сэлопа, а также Уолли, который взялся за эту работу с мучительной неохотой, он организовал наблюдение за тем, чтобы ни один человек, ни одно животное не пили слишком много.