355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Генри Болтон » Мистическая Прага » Текст книги (страница 9)
Мистическая Прага
  • Текст добавлен: 15 октября 2016, 05:41

Текст книги "Мистическая Прага"


Автор книги: Генри Болтон



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

 
«Faciat hoc quispiam alius
Quod fecit Sendivogius Polonus!»
 
 
«Кто б мог под солнцем сделать так,
Что совершил здесь сей поляк!»
 

Эта памятная табличка оставалась на том месте до 1740 г. Сендивогий получил титул государственного советника и был награжден золотой медалью, которую вручил ему лично император, а Мардехай де Делле сочинил в его честь стихи на латинском. Бедный Сетон, к сожалению, не мог ни присутствовать на представлении, ни разделить славы своего товарища.

Репутация Сендивогия как обладателя Философского Камня, естественно, была крайне опасна, однако Рудольф обращался с ним более чем почтительно, в то же время не выпуская Госсенхауэра из Белой башни. Оба эти человека работали с одним и тем же порошком, но одному он принес отчаянье, другому же – процветание. Испросив позволения покинуть Прагу, Сендивогий отправился в Краков, однако по пути туда был схвачен людьми моравского князя и заключен в темницу. Ценой за его освобождение, конечно, была тайна трансмутации. Ему удалось подпилить прутья решетки окна, сделать из своей одежды импровизированную веревку и бежать из заточения. Когда история стала известна императору, он конфисковал имущество князя и отдал его во владение поляку. Там, в имении под названием Гаварна, недалеко от границы с Силезией, Сендивогий многие годы прожил в королевской роскоши. В мемуарах его распорядителя по фамилии Бодовски говорится, что Сендивогий хранил свой философский порошок в маленькой золотой коробочке, и в путешествиях вешал коробочку на шею с помощью золотой цепочки, а основная часть порошка хранилась в тайнике, сделанном в одной из ступеней его кареты. Проезжая по местам, где могли орудовать грабители, Сендивогий менялся одеждой со своим слугой и садился вместе с кучером, приказывая слуге занять его место в карете. В Варшаве он с большим успехом обманул польского короля Сигизмунда, в Штутгарте же потерпел поражение из-за зависти другого алхимика, которого звали Иоганн Генрих Мюллер. Мюллер начал свою сознательную жизнь учеником цирюльника и выучил секреты и трюки профессиональных «алхимиков» от Даниэля Раппольта, будучи его слугой. После этого он явился к Рудольфу II и вызвал глубокое изумление и уважение последнего заявлением, будто его не берут никакие пули, предложив всем желающим стрелять в него свинцовыми пулями, которые расплющивались, ударяясь об кольчугу, спрятанную у него под одеждой. Находясь в гостях у Иоганна Франке, он производил золото высочайшего качества или, лучше сказать, незаметным движением руки подбрасывал слитки в тигель, когда никто не видел. Император, потрясенный его работой, присвоил ему титул «лорда фон Мюлленфельса». Став благородным дворянином, искушенный в двуличии алхимик стал служить у Фредерика, герцога Вюртемберга. Приезд в Штутгарт Сендивогия, имевшего великолепную репутацию благодаря двум успешным проекциям, наполнил душу Мюлленфельса завистью, и он решил во что бы то ни стало проучить соперника. Когда Сендивогий отправился на север, Мюлленфельс бросился за ним вдогонку, взяв с собой вооруженных всадников, арестовал Сендивогия именем герцога, конфисковал всю его одежду, отобрал золотую коробочку с Философским Камнем и драгоценный манускрипт Сетона, украшенную бриллиантами шляпу, стоившую около сотни тысяч риксталеров, и золотую медаль, дарованную императором Рудольфом, а самого Сендивогия привязал к дереву, предварительно раздев донага. Несчастного освободили проезжавшие мимо путешественники, и, как только у него появилась возможность, он послал жалобу императору, требуя возвращения своего имущества, а также выдачи Фредериком Мюлленфельса. Возмущенный герцог вздернул своего алхимика на виселице, сколоченной во внутреннем дворе его замка, а также вернул шляпу, медаль и манускрипт, заявив, что понятия не имеет ни о какой «тинктуре». Эти события произошли в 1607 г.

Сендивогий, лишенный теперь средства, с помощью которого он мог обманывать богатых покровителей алхимии, стал ничтожным бродяжничающим шарлатаном, продававшим панацеи «от всех болезней» простолюдинам, а также поддельное серебро евреям, появляясь то в Польше, то в Германии. Он избежал преследований и Умер в восемьдесят лет естественной смертью, находясь в 1646 г. в Кракове. Несколько герметических трактатов, записанных Сетоном и отредактированных Сендивогием, были в начале XVII столетия изданы на латинском, немецком и французском языках.

Бессмысленность алхимических опытов отразил в своих строках Спенсер:

 
Растратить жизнь вотще, облечь себя юдолью
В тоскливом бдении все ночи коротать,
Впустую дни провесть с невысказанной болью,
Чтоб завтра в страхе и уныньи чуда ждать.
Забрали душу в плен кресты. Кресты, молитва…
А желчь с уныньем тут как тут – изволь впустить.
Несчастные лжецы! Конец – ваша ловитва,
Жизнь можно было б вразумительней прожить.
 

События, описанные в этой книге, свидетельствуют, что во времена правления Рудольфа «тонкое искусство Алхимии» практиковалось представителями практически всех слоев общества, и лишь отдельные люди оказывались столь смелы, чтобы открыто противостоять распространенному заблуждению. Очень редко сторонники прогрессивных взглядов совершали обоснованные атаки на неверные теории и гипотезы, которых фанатически придерживались адепты мистицизма. Однако таких противников обычно считали просто пессимистичными глупцами и не обращали на них внимания. Если бы английский поэт Чосер был более популярен, его «Кентерберийские рассказы» могли бы открыть глаза думающим людям, однако в те времена его практически не читали.

 
«Для наших опытов нужна нам ртуть, —
Сказал каноник. – Вы слугу пошлите
И ртути унца три приобретите.
Лишь только ртуть слуга нам принесет,
Как вещь чудесная произойдет».
Ртуть получив, он попросил углей,
Чтоб опыты начать ему скорей.
Когда слуга и уголь им добыл,
Каноник ящик небольшой открыл,
И, вынув тигель, начал объяснять он,
Хотя язык его был непонятен
И не касался он при этом сути.
«Возьми сосуд и положи унц ртути.
Все сделай сам, и божья благодать
Тебе философом поможет стать.
Немногим я свой дар открыть решаюсь,
Но, кажется, в тебе не ошибаюсь.
Один состав я в тигель опущу
И в серебро всю ртуть я обращу,
Ничуть не худшее, чем у торговки
В ее мошне. Металл добудем ковкий,
Без примеси, а нет – так, значит, лгал
Тебе я все и мерзкий я нахал.
Всей силою я порошку обязан,
Но за услугу так к тебе привязан,
Что силу эту показать готов, —
Хоть и боюсь досужих глаз и ртов».
И слуг они тотчас же отпустили,
Прикрыли ставни, двери затворили.
В каморке темной крепко заперлись
И за работу тотчас принялись.
Усвоив тут же уйму всяких правил,
Священник тигель на очаг поставил;
Раздул огонь, над ним захлопотал,
А друг его свой порошок достал.
Не знаю точно я его состава,
Но в ящике любого костоправа
Подобным зельям хитрым несть числа:
Не то истертый мел, не то зола.
Коль мнение мое узнать хотите, —
Ни фартинга не стоят порошки те,
Но вам скажу, довольно было крошки
Или какой-нибудь ничтожной мошки,
Чтоб жаждущего чуда ослепить.
Потом каноник стал его учить,
Как обращаться надобно с жаровней:
«Смотри, чтоб угли покрывали ровно
Весь тигель твой, и убедишься сам,
Какой секрет тебе я в руки дам».
«Ах, grand merci», – хозяин отвечал
И все старательней мехи качал.
Без памяти подарку был он рад.
Тем временем каноник (злобный гад,
Не знал он жалости к врагу ли, к другу ль)
Достал из ящичка древесный уголь,
В котором углубленье просверлил
И серебра немного положил
(Не больше унца там опилок было);
Дыру надежно воском залепил он.
А чтобы не попасться в том обмане,
Он серебро припрятал там заране,
Что втайне от священника припас.
Все в свой черед откроет мой рассказ.
Он свой обман давно уже замыслил
И каждый шаг свой наперед расчислил.
От замысла не мог он отступить.
(Об этом тошно мне и говорить.
Когда я мог, я б отплатил злодею.
Но я его настигнуть не умею:
Лишь только нападу на вражий след, —
Глядишь, а там его помину нет.)
Но слушайте, что было дальше, сэры.
Запрятав уголь за обшлаг свой серый,
Он к очагу вплотную подошел
И много всяких промахов нашел.
«Так все испортить, друг мой, вы могли!
Смотрите, как вы уголь загребли.
Мне жалко вас, и я вас не оставлю,
Постойте-ка, сейчас я все исправлю.
С вас так и льет, вы слишком суетитесь.
Вот вам платок, – возьмите, оботритесь».
Пока священник пот с лица стирал,
Каноник мой – чтоб черт его побрал! —
Свой уголь положил как раз над тиглем
И, чтоб его за этим не застигли,
Как будто для того, чтобы помочь,
Огонь раздул мехами во всю мочь.
«Ну, а теперь, мой друг, нам выпить надо.
Вино нам будет за труды наградой.
В порядке вес, но лучше обождать
Из очага наш тигель вынимать».
Меж тем с начинкой уголь прогорел,
И серебро, по свойству твердых тел,
Хоть и расплавясь, в тигель все ж упало.
Как будто бы обмана не бывало,
Каноник пил, хозяин же не знал,
Какой с ним плут, и с нетерпеньем ждал.
Когда алхимик увидал – пора:
Не видно больше в угле серебра, —
Сказал он весело: «Сэр, поднимайтесь,
Кончать работу с богом принимайтесь.
У вас, я вижу, формы нужной нет,
Но это не беда, и мой совет:
Кусок известняка вы принесите
И чаи с водой немедля припасите.
Слеплю я форму: сплав в нее мы выльем
И нашим тут придет конец усильям.
А чтоб меня ни в чем подозревать
Вы не могли, я вас сопровождать
Пойду повсюду». Так и порешили.
Дверь на замок, а ставни все закрыли,
Всё принесли и заперлись опять —
Готовый сплав из тигля выливать.
Весь мел столкли, с водою замесили
И форму нужную потом слепили.
Чтобы рассказ не затянуть до ночи,
Как можно постараюсь быть короче,
Коль подберу пригодные слова.
Но как тайком достал из рукава
Листок серебряный каноник снова,
Как смял его по форме мелового
Вместилища, как снова не заметил
Того священник, – чтоб я не отметил?
Ну нет! Каноника не пощажу,
О всех его проделках расскажу.
А он листок в рукав запрятал снова,
Снял тигель с пламени, сказал: «Готово!»
Слил в форму сплав и погрузил всё в чан,
И никому неведом был обман.
«Смотри, мой друг, рукою сам попробуй,
Не надо ждать, пока другою пробой
Определят, что это серебро.
Пусть даже это сплав, и то добро.
От примеси его потом очистим
Да из него монету сами тиснем».
Когда в воде остыл тяжелый сплав,
Каноник в воду обмакнул рукав,
Спустил пластинку и опять достал.
«Хвала Христу, – священник закричал, —
И слава вам, каноник благородный!
Пусть буду вечно проклят я, негодный,
Когда, познания усвоив эти,
О них скажу кому-нибудь на свете».
«Так что ж, мы опыт повторим сейчас,
Чтобы наглядней способ был для вас,
Чтоб без меня могли бы добывать
Металлы благородные и стать
Алхимиком. Добавьте эту ртуть.
Пожарче надо нам огонь раздуть.
И сызнова мы повторим урок.
Как видно, вам пошла наука впрок».
Не чуя ног, священник заметался:
Вот наконец богатства он дождался.
Очаг раздул и добыл ртути снова,
Каноник же, не говоря ни слова,
С вниманием великим наблюдал.
Потом он палочку свою достал,
А палочка та полая была,
Унц серебра в себе она несла,
И тщательно залеплен был кругом
Конец ее с сокрытым серебром.
Когда священник выбился из сил,
Ему каноник снова подсобил.
Он в тигель высыпал свой порошок
И угли палочкой своей загреб,
И воск от пламени тотчас растаял.
Уловка эта удалась простая,
И в тигель серебро скользнуло так,
Что не заметил ничего простак [39]39
  Перевод И. Кашкина, О. Румера, цитата по книге Дж. Чосер. Кентерберийские рассказы. М.: Правда, 1988. – Примеч. перев.


[Закрыть]
.
 

В XVI в. относительно алхимии в образованных слоях населения существовали мнения совершенно различные: Меланхтон, например, писал, что алхимия – занятие глупцов и обманщиков, в то время как Мартин Лютер в труде «Canonica» говорит: «Искусство алхимии есть истинная и чистая философия древних мудрецов; она радует мое сердце не только своею пользою, извлекаемой из дистилляции и сублимации различных металлов, трав, вод и масел, но также и своей чудесной и более чем точной аналогией с воскрешением мертвых в судный день». Единственной серьезной попыткой опровержения системы, созданной алхимиками, была публикация в 1572 г. работы Томаса Либера, более известного под псевдонимом Эрастуса, профессора медицины из Базеля. Основной целью его нападок были абсурдные медицинские доктрины Парацельса, хотя он не оставил без внимания также и бессмысленных алхимических теорий и шарлатанства тех, кто занимался сим искусством, приводя многочисленные примеры их бесстыдного вранья. Но ни конструктивная критика, ни насмешки и колкие эпиграммы и стишки не поколебали статуса алхимии. Стихи иезуита Гретшера из Ингольштадта – яркий пример такого рода насмешек над алхимией:

 
Алхимия – наука, без сомненья, глубока,
Ведь принципы ее прошли через века,
То средоточие усердия, труда
И глупости венец – вот так дела!
Да, кормится немало хитрецов
Ведь с Парацельса времени не стало меньше дураков.
 

Те, кто пытались подать голос и оказать влияние на алхимию, часто из ее противников превращались в горячих сторонников, как случилось это с двумя учеными профессорами из Базеля, история которых была нами недавно изложена. Другой профессор по имени Корнелиус Мартини, заведовавший кафедрой философии в Гольмштадте и в своих лекциях призывавший студентов отвергать алхимию как собрание самых нелепых выдумок, также стал сторонником этой науки. Как раз в тот миг, когда он говорил на лекции о невозможности трансмутации, в классную комнату вошел незнакомец и вежливо попросил позволения поспорить с лектором посредством практической демонстрации, затем он потребовал дать ему кусок свинца, тигель и обычную плавильную печь. Когда всё это было ему предоставлено, он произвел проекцию, получив небольшой слиток золота, каковой и вручил профессору Мартини со словами: «Solve mihi hunc syllogismum!» («Ну, разъясните-ка мне эту загадку!»)

Глава XIII
Тайные символы в письме Понтануса

Когда вода и пламень, воздух и земля

Любовью тайною объединятся в царство,

От всех напастей – будь то хворь иль яд —

Получишь ты благословенное лекарство.

Я перед вами клятву дам здесь и сейчас,

Что Философский Камень точно существует!

Он корень мира, что внутри у всех у нас,

Плод Камня этого неложно жизнь дарует.

Но где Адепт, не обойдется им одним —

Лжецы немедля прибегут вослед за ним…

Императорская лаборатория на Градчанах занимала две смежные комнаты первого этажа невысокого старого каменного здания, раньше служившего для содержания королевских экипажей. Неровный мощеный пол напоминал о былых временах, но в одной из стен огромного помещения были сделаны углубления и сложены каменные дымоходы, выводившие дым и копоть нескольких печей. Эти печи, маленькие и большие, имели различные предназначения: одна была сделана для выплавки руды и тугоплавких металлов, в другой поддерживалось умеренное пламя для нагрева огромной водяной бани, а третья была сконструирована для дистилляции быстро испаряющихся, летучих жидкостей. Эта последняя печь сообщалась с перегонным кубом, увенчанным пятью отводящими стеклянными трубками, расположенными одна над другой, по которым отгонялись дистилляты – самый легкий по верхней трубке, и так далее. Полки, висящие на стенах, были уставлены всевозможными тиглями, перегонными кубами, «рукавами Гиппократа», зеркалами для отражения солнечных лучей при дистилляции, множеством маленьких фиалов, банок с притертыми крышками и фарфоровых емкостей с сухими и жидкими субстанциями.

На полу стояло множество ступок разной формы (большинство из них были без пестиков), щипцов, лопаток и кочерег, топориков для рубки поленьев и дров для растопки. В углу, подальше от пыли и копоти, летящих из печей, возле окна было сложено несколько тяжелых фолиантов и всяческих внушительных книг, а также манускриптов, посвященных герметической премудрости, многие из которых содержали красочные иллюстрации, поясняющие сложный, туманный текст. На деревянных клиньях, вбитых в щели между кирпичами стен, висела утварь, похожая на ту, что обычно используют кулинары, но содержащиеся в ней красный шафран Марса, ярь-медянка и голубой витриол [40]40
  В данном случае необязательно таинственное вещество алхимиков – поскольку слово «витриол» также обозначает обычный купорос. Впрочем, в русской алхимии слово «купорос» также имеет двойное значение. – Примеч. ред.


[Закрыть]
, а также покрывавшие их коричневые пятна смолы и мастики не придавали им аппетитности.

Практически весь центр комнаты занимал огромный аппарат странного вида. Он представлял собой полую металлическую трубу высотой примерно в девять футов, в которой было просверлено десять сквозных отверстий, через нижние проходили вытянутые горлышки перегонных кубов, а в верхние были вставлены отводящие трубки сосудов, фиксированных на консолях, крепившихся к стенам. Горлышки двух перегонных кубов, соединенных с покоящимися на печах сосудами, были изогнуты в виде латинской буквы «S» и входили в каждое пятое отверстие трубы. Вода, собиравшаяся вверху, отгонялась по еще одной отводящей трубке, у основания которой имелся сливной кран. Этот любопытный аппарат, предназначенный для перегонки бренди, был построен по чертежам, за много лет до этого выполненным Брунсвиком, но к тому времени, о котором идет речь, от описанной конструкции полностью отказались, предпочтя ей более простые варианты.

На закопченных от дыма балках покоились чучела крокодила и редкой азиатской птицы, чьи когда-то роскошные перья были покрыты толстым слоем пыли и грязи, накопившихся за годы забвения.

В длинном коридоре, ведущем в эти комнаты, вдоль стен лежали кучи угля, глиняные тигли, коробки с огнеупорной мастикой и грубые химические субстанции вперемешку с кусками железа, свинца и меди, также покрытыми грязью. Повсюду царили беспорядок и хаос, полумрак едва рассеивался солнечными лучами, проникавшими через окна неправильной формы, располагавшиеся напротив печей. Мебели было очень мало: несколько стульев, одно удобное кресло перед самым большим перегонным кубом, и массивный грубо сколоченный стол, на котором стояли песочные часы, лежали в беспорядке сита, ножи, ножницы, разбитые воронки, обрывки бумаги, куски тиглей и глиняных горшков, и всего этого было так много, что стол вряд ли можно было использовать по его прямому назначению.

Возле двери стояли две закрытые бочки с водой. По стене коридора также тянулись ступенчатые полки, уставленные сосудами и чашами, что были соединены стеклянными трубками. Отводящие трубки сосудов заканчивались сифоном, набитым ватой, через которую медленно просачивалась жидкость.

В лаборатории трудилось несколько алхимиков и врачей, которым в грубом физическом труде помогали слуги. Доктор Леонард фон Эрбах дистиллировал в сосуде виски, полученный на раннем рассвете, когда Луна была в Стрельце; после двадцати девяти дистилляций напиток станет драгоценной панацеей от множества заболеваний, и доктор сможет прописать это средство пациентам, способным расплатиться золотыми дукатами. Двое учеников были заняты тем, что нарезали кору дерева и вытягивали из нее эластичные древесные волокна, другой подготавливал печь для изготовления Crocus Veneris, что требовало различных степеней жара. Отстранившись от всего, фон Хиршберг готовил любовный напиток, обладающий властью воспламенять сердца и собирать золотой урожай с кошелька одной доверчивой придворной дамы.

Сидевший на стуле возле окна доктор Михаил Майер увлеченно изучал манускрипт, содержавший бесчисленные тайные символы, точное значение которых он записывал между строк. Несколько страниц этого манускрипта содержали короткое послание, адресованное императору Рудольфу доктором Иоганном Брюкнером, профессором медицины в Кенигсберге. Император отдал манускрипт Майеру с просьбой его расшифровать. Рудольф не обладал достаточными эзотерическими познаниями относительно герметических символов и, думая, что эти страницы содержат в себе тайну получения Философского Камня, приказал своему ученому секретарю добыть ее, что Майер, к величайшему удовольствию Рудольфа, и сделал.

Письмо от Брюкнера, или Понтануса, как он сам обычно себя называл, представляло собой следующее (в скобках даны пояснения Майера):

«Моего великодушного и благородного Господина, самого могущественного правителя Священной Римской империи, короля Венгрии и Богемии, Рудольфа II, приветствую! Я, Иоганн Понтанус, путешествовал по многим странам, и потому могу уверенно говорить о существовании Философского Камня, и в поисках своих среди сущего встречал я множество обманщиков, но ни одного истинного Философа, который обучил бы меня, и оттого меня терзало множество сомнений, пока в конце концов я не нашел правды. Но когда я познал суть предмета в целом, я всё же совершал ошибки по крайней мере две сотни раз, пока не познал вещи в частности через труд и практику.

Я начал с (гниения [41]41
  Речь идет о важнейшей алхимической операции, которая именуется по-латыни putrefaction. Эту операцию сопровождает почернение алхимической материи. – Примеч. ред.


[Закрыть]
) (материи), которое продолжал в течете девяти (месяцев), но ничего не получил. Затем в течение некоторого времени я использовал (balneum Mariae [42]42
  Речь идет о паровой бане, чье изобретение приписывают Иудейке Марии, женщине-алхимику, жившей, согласно некоторым источникам, в начале II в. до Р.Х. в Александрии. – Примеч. ред.


[Закрыть]
), но тщетно. После этого я применил (пламя) для (обжига) в течение трех (месяцев), но всё же не отыскал верного пути. Я исследовал все разновидности (дистилляций) и (сублимаций), как предписывали (философы) Гебер, Архелай и прочие, но вновь ничего не обнаружил. В целом, я пытался совершить алхимическую работу всеми возможными и представимыми средствами, как то (конской подковой), (прахом), (ваннами) и другими многочисленными методами разных свойств, которые можно обнаружить в книгах (философов), но безо всякого успеха. Все же в течение трех (лет) я упорно продолжал изучать книги (философов), в особенности Гермеса, чьи скупые слова содержат в себе сумму всей материи, в том числе и тайну Философского Камня, в туманных фразах разбирался я, дабы познать, что есть высшее, что есть низшее, небесное и земное. И стало ясно, что операция по воплощению материи в бытие в первой, второй и третьей работе есть не нагревание (ванн) или же (подковы) или (праха) или другого (пламени), что (философы) измышляют в своих книгах. Должен ли я рассказать о том, что делает работу совершенной, если мудрые сокрыли это? Истинно, движимый духом щедрости [43]43
  Традиционно принято разделять алхимиков на «скупых» и «щедрых». Первые оставляли крайне мало намеков на истинное положение вещей в своих запутанных трудах, вторые же были откровеннее. – Примеч. ред.


[Закрыть]
, я расскажу об этом, дополнив рассказом о самой работе.

Lapis Philosophorum [44]44
  Философский Камень (лат.). – Примеч. перев.


[Закрыть]
, стало быть, есть лишь одно из его имен, ибо у него их много, что постичь весьма трудно. Ибо он из (воды), (воздуха), (пламени), (земли), что суть (соль), (сера), (ртуть) и флегма, он ядовит, но в то же время он есть argent vive [45]45
  Живое серебро (лат.). – Примеч. перев.


[Закрыть]
, живое серебро; в нем множество избыточных компонентов, что сводятся к истинной сущности с помощью нашего огня. Тот, кто отделяет что-либо от предмета или материи, считая, будто так и нужно, совершенно ошибается в нашей философии. То, что избыточно, нечисто, грязно, мутно, все вместе, вся субстанция трансмутируется или превращается в совершенное, единое и духовное тело, с помощью нашего пламени, которого мудрецы тайну не раскрыли.

* * *

Практическая же часть такова: пусть (материя) будет взята и тщательно (перемешана) с раскаяньем (философов), помещена на (огонь) с такой (степенью жара), что он лишь нагреет (материю), и в течение короткого времени (огонь) безо всякого вмешательства человеческих рук (завершит) всю работу, ибо он разлагает, разрушает, создаст и совершенствует, и заставляет три изначальных цвета, то есть черный, белый и красный [46]46
  Это так называемые три основных цвета Делания, иначе говоря, цвета, которые приобретает материя при своей трансформации на трех стадиях алхимической работы – нигредо, альбедо и рубедо. – Примеч. ред.


[Закрыть]
, проявиться. И с помощью нашего огня целебное средство будет увеличиваться посредством добавления грубой материи не только в количестве, но и в качестве и в ценности. Из этого следует, что нужно со всем усердием искать сего огня, поскольку, однажды найденный, он удовлетворит любое желание, ибо он выполняет всю работу, и он есть истинный ключ всех (философов), никем не найденный. Усвой хорошо то, что я сказал о свойствах этого (огня), и ты с необходимостью познаешь его, в противном случае он будет скрыт от твоих глаз.

Движимый щедростью, я написал тебе об этих вещах, но я должен говорить прикровенно, ибо этот (огонь) не изменяется в соприкосновении с (материей), поскольку в нем нет ничего от материи, как я говорил раньше. И все эти вещи являются предостережением лучшим Сынам Искусства [47]47
  Сыны Искусства – традиционное именование алхимиков. – Примеч. ред.


[Закрыть]
, дабы они не тратили бессмысленно свои средства, но знали, чего им следует искать, ибо это единственный путь, которым они могут познать совершенство тайны, и никак иначе.

Прощай».

Перед тем как передать письмо со своими пояснениями императору, Майер присовокупил к нему свои замечания по поводу использованных тайных символов, заявив, что «хорошо известные символы для обозначения семи металлов» [48]48
  В прежние времена семью «основными» металлами полагали свинец, олово, железо, медь, ртуть, серебро и золото. – Примеч. ред.


[Закрыть]
в действительности были символами планет, связанных с ними. Первичные же элементы бытия, как то земля, вода, воздух и огонь, обозначаются символами столь хорошо известными, что к ним уже давно нельзя применить понятия тайны. Они весьма древние, и были впервые обнаружены высеченными (с небольшими отличиями) на монументах Хинду в Китае, возраст которых неизвестен.

ВОЗДУХ

ОГОНЬ

ВОДА

ЗЕМЛЯ

Часто тайна оберегается тем, что для обозначения одного и того же понятия или операции используются различные символы, как, например, для тигля, но гораздо запутаннее случай, когда один символ используется для нескольких несоотносимых друг с другом предметов. Произвольное значение этих символов привело к необходимости создания ключей, объясняющих их, и один из самых ясных ключей появляется в трактатах Генриха Эшенройтера. Они были обнаружены 6 мая 1403 г. в стенах монастыря церкви в Шварцбахе одним Адептом алхимии, который перепрятал их в монастыре Мариеицель в Тюрингии. Там они были найдены десятого октября 1489 г. Лучшие современные издания содержат ключи к многочисленным символам, и ключи эти, несомненно, есть собственность императорского библиотекаря, несмотря на это, я, Михаил Майер, привожу копию, с помощью которой многие непостижимые тайны могут быть раскрыты и проблемы – решены».

Часть этого ключа мы приводим здесь, в оригинале пояснения были на латыни, и при этом написаны задом наперед, чтобы смутить непосвященного.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю