Текст книги "Возвращение «Back»"

Автор книги: Генри Грин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 7

Он любил Розу, любил отчаянно и безнадежно.

На следующий день он не явился на работу. И даже не предупредил. В конторе не знали, что и подумать. Все это время после возвращения он был таким добросовестным. И ему простилось.

Тем не менее, дабы не вызывать подозрений у миссис Фрейзер, он вышел из дому в обычный час. Постель его, что ночью превратилась в беспокойную могилу[12]12
  «Беспокойная могила» («An Unquiet Grave») – старинная английская баллада о юноше, которые тоскует на могиле своей умершей возлюбленной двенадцать месяцев и один день. Она умоляет его оставить ее могилу и не беспокоить ее сон.


[Закрыть], свято хранила тайну и ни о чем, ни о чем не поведала горничной Мэри.

Он бежал от Розы, но образ ее являлся всюду – в корзинах цветочницы, в прозрачных отражениях витрин, на пыльных полках букиниста, в подборке прозы мисс Роды[13]13
  Rhoda – роза (греч.).


[Закрыть] Броутон, в раскрытом томике «Растущей, как цветок»[14]14
  Рода Броутон (1840–1920) – английская писательница. Автор романов «Как роза красная в цвету», «Растущая, как цветок».


[Закрыть]; в лавке продавца семян с этикеткой «Роза Картера», болтавшейся на носике лейки.

Ведь она отвергла его, указала ему на дверь. И жизнь его стала пыткой.

– Чертовы попрошайки, слетелись, как мухи на мед! – услышал он за собой.

И он увидел Розу – как однажды давным-давно, в тот день, когда уехал Джеймс, – обнаженная, в лучах заката, она стояла на кровати, такой мягкой, что почти утопала в ней, его Роза, она смеялась и подпрыгивала, пришлепывая к потолку комаров, и копна ее пышных, озаренных, волос вздрагивала, как пламенеющая на закате роза.

Он почти бежал, выбиваясь из сил, волоча за собой культю, скорее прочь, и только сильнее припадал на костыль.

Роза, которую он когда-то любил, которую нельзя объяснить словами.

– Видать, на войне ногу-то оставил, – другой голос.

И он увидел Розу – как однажды давным-давно – и паучка на тыльной стороне ладони, и непослушный локон, норовящий пощекотать ей нос, а знаешь, сколько у паучков лапок, она знает, она все смеялась, да, рыжие паучки приносят счастье, это к удаче, милая, дорогая Роза.

Он забылся, потерял счет времени.

Когда очнулся, то удивился, что день продолжается. Он понял, что стоит перед витриной и не отрывает глаз от темного бордового пальто, и, как всегда, думает о карточках. Откуда-то, кажется, из соседних дверей, лилась знакомая мелодия. Она вывела его из забытья. Ханисакл Роуз. И он проклял себя за то, что забыл свою Розу. Но надо найти Гранта, прямо сейчас, во что бы то ни стало. Зачем, почему этот злодей, вышедший из преисподней, отправил его к ней? Что у него за цель? Или все они в этом семействе выжили из ума? И снова использовали его как подопытную мышь? Произвели над ним вивисекцию? У Розы наверняка были причины вести себя так, не зря же она его прогнала. Во всем виноват Грант.

Перед телефонной будкой выстроилась длинная очередь, из нее как раз выходила девушка. Чарли, не соображая, что делает, кинулся к седовласому мужчине:

– Прошу прощения. Сделайте милость. Я только из Германии. Из лагеря для военнопленных. У меня деревянная нога.

И, не дожидаясь, ворвался в кабину. Набрал номер. Сквозь стекло он видел, как седовласый обратился к толпе, все повернулись к его ноге, но Чарли не понимал, почему. Ему казалось, он простоял там уже несколько часов.

Однако, услышав голос мистера Гранта, Чарли растерял весь пыл. Его парализовала ярость. Старик Грант повторил: «Я слушаю». Чарли выдавил дважды: «Слушайте…». И промолвил: «Это Саммерс».

– А, это ты, сынок, – мистер Грант вернулся. – Немного не вовремя, – ужалил он. – Мать неважно чувствует себя с утра. С минуту на минуту придет врач. Так ты пошел по этому адресу. Признаюсь, я надеялся, что уважишь мою просьбу. По крайней мере, я считаю, что заслужил такое отношение. Если ты понимаешь, что я хочу сказать. Да. Я особо подчеркнул, чтобы ты не проболтался, откуда у тебя адрес.

Ты мерзавец! – думал Чарли. Но молчал, слушал его дальше.

– Что ж, сынок, ты сделал все в точности наоборот, – продолжал мистер Грант. – Слушай, это врач. Я должен идти. Но знай – да, да, иду! – это просто… а, впрочем, бог с тобой… всего тебе доброго, – мистер Грант повесил трубку.

– Мерзавец, мерзавец, мерзавец, – Чарли грозился в глухую трубку. В окно постучали. Тот самый седовласый, он недовольно качал головой.

Чарли очнулся далеко, около какой-то церкви. У входа висел плакат. «Подай[15]15
  Здесь: grant – подай, даруй (англ.).


[Закрыть], Господи!» и там еще что-то о верном слуге.

Увидав, он пошатнулся. «Мерзавец!» – закричал он.

Он все связал в уме. Эта миссис Фрейзер и дом в Редхэме. И его озарило. Срочно бежать и поговорить с ней. Она в заговоре с мистером Грантом. Не иначе, как торговля белыми рабами.

Он оглянулся в поисках такси, к черту деньги, если нельзя ждать ни минуты, выскочил навстречу кэбу, наперерез машинам – раненая сорока – хлоп-хлоп – вверх, вниз – беспомощно вздымает крылья, пытается взлететь. Но такси было занято. Чарли поскакал назад, на остров посреди дороги, облокотился о светофор, вскидывая, вскидывая руки, завидев такси. Полицейский подозрительно к нему присматривался.

Наконец, поймал.

Дал адрес, подался вперед, приник к ветровому стеклу, потому что миссис Фрейзер могла пойти в магазин. Хотя до дома была еще миля. Поскольку ждать нельзя ни минуты. До этого он за всю жизнь лишь пару раз брал такси, не более.

Горничная Мэри сказала, что хозяйки нет, должно быть вышла за продуктами, и объяснила, где найти лавку зеленщика. По слухам, туда завезли свежие овощи. Он заковылял к магазину, почти бегом, растрепанный, взъерошенный, на него оглядывались на улице. И вдруг, посреди длинной очереди, она – тонкая почерневшая статуя.

Она заговорила первая.

– Мистер Саммерс, – задребезжало у него в ушах, – что вы здесь делаете в рабочее время? Только не говорите, что эти ужасные новые бомбы разнесли вашу контору в щепки.

Она говорила громко, неестественно громко, на всю очередь, специально, чтобы ее было слышно. Но никто не повернулся. Все женщины, как завороженные, смотрели в одну и ту же точку, на овощи, что таяли буквально на глазах, не успевая попасть в их дряхлые кошелки, смотрели, будто желали пришпилить, пригвоздить, пронзить их длинными – как от зрачков до самого прилавка – стальными шпильками – все эти вожделенные бобы, горох, стручковую фасоль и нечто – там под прилавком, что у других уже лежит на дне корзин, и ни одна из этих счастливиц не проболталась. И каждая была готова ждать, надеясь на редеющий запас чего-то, – забытого, желанного – вцепившись в эту тайну железной хваткой старых изнуренных глаз.

– Если вы будете достаточно находчивы, то пройдете с этим вашим боевым увечьем без очереди, и сделаете за меня покупки, – она лукаво улыбнулась. – Скажу, что вы мой племянник, только из Германии с… что там у вас? На первый раз они простят и пропустят.

– Никогда, – он забыл про телефонную будку.

– Да что с вами, мистер Саммерс? – понизив голос. – С вами что-то не так. Посмотрите на себя.

– Послушайте, – он отвел глаза, спрятал измученный взгляд.

«Что он мычит, словно дикий?» – думала она.

– Все лишнее, лишнее, вот оно, главное – у Розы, Розы… – он задыхался.

– Розы, – перейдя на шепот и с опаской озираясь. – А что они? Теперь их не найти, и потом цены. Их выращивают в теплицах. Но их почти все разбомбили, мистер Саммерс.

– Все не то, не то… это мистер Грант…

– Слушайте, мистер Саммерс, – испугалась она, – только не на улице, вокруг люди. Неловко обсуждать частную жизнь на ходу, вы уж меня простите.

– Скажите только одно, одно слово, – отчетливо произнес он. Его карие глаза смотрели на нее в упор. «Нет, черные, черные вишни», – думала она. – Он, в самом деле, потерял дочь?

– Не имею ни малейшего понятия. А теперь не изволите ли пойти домой и выпить чашку чая? Пускай Мэри позаботится о вас. Все нервы, – громко, на всю очередь. – Со мной такое случалось.

– Сей же час.

– Как? – полушепотом. – Но передо мной всего четыре человека!

– Вы должны! – взмолился он.

– Но завтра вас ждало бы такое угощение, ах, когда вы увидите, что у вас в тарелке! Право, даже не знаю, но миссис Ингланд говорила, сегодня завезут нечто особенное. Мистер Бланденс всегда так обходителен со мной.

– Вот, самое важное, – очень громко. – Его дочь. Откуда вы знаете, что она умерла?

Все шляпки дружно повернулись к ним. Щелк-щелк – защелкали булавки длиною в ярд, отворотились от прилавка, от закромов зеленщика, и впились в тайну глаз-хамелеонов странного хромого юноши. И миссис Фрейзер это заметила.

– Это невыносимо! – громко, чтобы вокруг было слышно. – Я уважаемая замужняя дама. Не забывайтесь, молодой человек! И откуда мне знать, что стало с его дочерью. С какой стати? Эти люди не имеют ко мне никакого отношения. Если не верите, спросите у мистера Мидлвича, – сказала лишь затем, чтобы избавиться от Чарли Саммерса. И попала в цель.

– Мидлвич… – прошептал он и в ту же секунду оставил ее.

Он нашел телефонную будку и позвонил в СЭГС, там ответили, однако, что мистер Мидлвич вышел. Весь оставшийся день он блуждал по городу. И, наконец, выйдя из забытья, увидел перед собой ворота в парк. Облокотился о ствол, рухнул прямо под деревом, забылся долгим глубоким сном. Проснувшись через несколько часов, почувствовал себя немного лучше. На сердце его лежала тяжелая, щемящая тоска.

Это был его последний здоровый сон перед наступившими затем мучительными ночами.

Глава 8

В контору он пришел на следующее утро, пропустил лишь день. Увидав свое отражение в зеркале – а придя на работу, он имел обыкновение первым делом мыть лицо и руки, – удивился, не найдя в себе перемен.

– А, вот и вы, – встретила его мисс Питтер. Она говорила с нарочитой грубостью, поскольку неожиданно для самой себя обрадовалась его появлению.

– Да.

– Я уж решила, вы отправились в Бирмингем, но заглянула в ваш календарь и ничего не нашла, – деланно, небрежно. – А вчера пришла целая пачка повторных запросов.

Он молчал, просматривал почту.

– И еще звонили от Пардьюс, – с нажимом. – Они отказали адмиралтейству. И поддоны пойдут к нам. Их мистер Рикетс приносит извинения, они были обязаны подписать другой договор. Что-то срочное, сказал, важнее, чем мы.

Он молчал.

– Я сказала, вас нет, – надеялась вытянуть из Чарли оправдание, – что вам срочно пришлось выехать в Бирмингем. И потом постаралась добиться от него обещаний. То есть каких-то сроков по поставкам этих ваших поддонов, подносов, или как их там, – это было уже вовсе ни к чему. – И знаете что?

Он только рассмеялся. Комедиант какой-то.

Она облокотилась о шкаф, смотрела на него сверху вниз. Он просматривал почту. Она повернулась так, чтобы были видны ее руки, нарочно, чтобы он заметил. Но ему было все равно, он не смотрел.

– Все хорошо?

Он поднял на нее глаза. Что-то новое и страшное застыло в них. Она сгорала от любопытства.

– Да. А в чем дело?

– Просто спросила. Так что я сказала, вы перезвоните. Понимаете, я всегда так, волнуюсь, а впрочем, наверняка напрасно, – она явно лукавила.

Он вернулся к письмам. Наступила пауза. Она припудрила нос.

– Не буду обманывать, что это мечта всей моей жизни, – она бросила презрительный взгляд на картотеку, – болеете вы, или что там у вас стряслось, нет уж, увольте, только не малышка Дот.

Отношения их были не такими близкими, чтобы разговаривать столь фамильярно, но ей очень хотелось выудить из него правду. Он был таким беспомощным. Вчера она перенервничала из-за его исчезновения, сегодня этот странный взгляд. Она уверяла себя, что просто не хочет оставаться одна с этой картотекой.

– А что вы вчера делали? У вас было свидание? Вы что-то отмечали? Какое-то событие?

Он испуганно взглянул на нее. Она притворилась, что поняла по его глазам причину.

– Так, у вас похмелье? – защебетала она. – А у меня ни разу в жизни не было похмелья. Только голова немного кружилась, совсем чуть-чуть, даже мама ничего не заметила. А если не знает мама, то другим и подавно нет дела.

Он выпрямился на стуле. Она знала, что он не умеет лгать.

– Так, пара стаканчиков портвейна, но мне сразу ударило в голову. Это, наверняка, его аромат, знаете, сладкий, как роза… – она запнулась, увидав, что лицо его перекосило судорогой.

– Что с вами? Вам плохо?

– Слабость.

– Опустите голову на колени, я принесу воды.

Он сгорбился на стуле.

– Да, глядя на вас, буду осторожней, – она кривила душой, притворялась, что верит в это похмелье.

– Благодарю вас. – Он даже не притронулся к воде. Она молчала.

Как всегда, выручил телефонный звонок. Он жадно схватил трубку, прижал к уху.

– Это ты, Дот? – звонила помощница Коркера.

– Да.

– А, мистер Саммерс. Доброе утро, мистер Саммерс. Мистер Мид просит вас уделить ему немного времени.

– Когда? Сейчас?

– Да, будьте так добры. Благодарю вас, – и повесила трубку. Мистер Коркер Мид был главным начальником Чарли.

– Коркер, – объяснил он мисс Питтер, выходя из комнаты.

– Ах ты, леший, – выругалась она без тени лукавства.

Мистер Мид ждал его в кабинете. Он удивился, узнав, что Чарли на работе, думал, болезнь продлится несколько дней. Каждое утро он получал список тех, кто не явился – самым первым делом. И никак не ожидал, что юный Саммерс вернется так быстро. Для мистера Мида не было ничего неожиданного в том, что эти молодые солдаты, пришедшие с войны, ведут себя не совсем нормально – это вполне естественно. И он хотел побеседовать с Чарли, он все предусмотрел. Более того, он постарался и подготовил небольшую речь, так как этот юноша был первым, кто вернулся. И хотя Чарли проболел лишь день, это был подходящий повод поговорить по душам. Поскольку он был мастером своего дела, этот Коркер Мид.

– Доброе утро. Присаживайся. Все путем? Курить будешь?

– Мы запаздываем с первой установкой, – мрачно сказал Чарли. – Опаздываем на девять недель.

– Ну, в наши дни – это не такой большой срок. Ничего, для нас это не фатально. Но я о тебе. Как сам?

– Хорошо.

– Отлично, раз так. Но вам, молодым, должно быть, трудновато, после всего, что было.

Чарли молчал. Он сосредоточенно рассматривал фотографию на столе у шефа. На ней была миссис Мид. С большим зобом.

– Хотя на этой войне пострадали все, в том числе и в тылу. Так что досталось не только на фронте, – держась за свою мысль. – Здесь тоже пришлось пороху понюхать.

Чарли молчал.

– Вы не думали взять несколько дней отгула? – без тени сарказма спросил Коркер. – Надо как-то оглядеться, освоиться, я все понимаю.

– Нет, мистер Мид, спасибо.

– Подумайте об этом. А мы с удовольствием дадим вам отгул. И не тревожьтесь вы так из-за этого контракта. Вы отлично справляетесь, Саммерс. На этом все. Но в следующий раз прошу предупреждать заранее.

Чарли и на этот раз молчал, ушел, не проронив ни слова. Это и не понравилось мистеру Миду. И еще: он ни разу не сказал «сэр».

Мисс Питтер нервно поджидала его в кабинете.

– Да, вид у вас неважный. Надеюсь, вас не уволили? – лицемерила, хотела пококетничать. Но он не слушал.

– Подумаешь, одни сутки, тоже мне – проблема. Но вы же в любом случае имеете право на полгода? Это ваше законное право после демобилизации, правильно?

Он молчал. Ей стало скучно. И тут вдруг он сделал нечто, чего не делал никогда. Он поднял телефонную трубку, сказал:

– Простите, у меня личный разговор.

– Мне надо уйти? Пожалуйста!

Но не забыла про гардероб, который стоял за стеной кабинета, из него было слышно все, что происходит в комнате. Она была уверена, он звонит своей девушке, а в таком случае грех не подслушать. И незаметно проскользнула в шкаф.

Он затараторил: Мидлвич? Мидлвич?

– Мидлвич, это вы? Я о Розе…

– Чарли Роуз? – отозвался Мидлвич. – Столкнулся с ним где-то позавчера. Мы тебя вспоминали. А в чем дело? Не можешь его найти?

– Чарли Роуз? – запнулся мистер Саммерс, и, вздохнув, мисс Питтер покинула шкаф. В конце концов, это не вежливо – подслушивать чужие разговоры.

– Нам необходимо встретиться, – выдавил Чарли.

Но мистеру Мидлвичу порядком надоел Чарли Саммерс. Он, со свойственной ему проницательностью, считал его чудаком. Последний раз, когда они вместе обедали, тот так уставился на вилку с ножом, как будто видел их впервые в жизни. И эти странные звонки время от времени, звонит и молчит в трубку, чистое безумие. А еще даже десяти нет.

– Что за вопрос, старина? В любое время. Знаешь что? Давай так. Звякни мне на следующей неделе. Сейчас у меня завал. А кстати, что там отчебучил наш Чарли Роуз?

– Нет, нет, не Чарли Роуз. Роза.

– Мне пора. Жду от тебя звонка, на следующей неделе, – мистер Мидлвич положил трубку. И выкинул его из головы.

Глава 9

Итак, Мидлвич от него избавился. Труднее оказалось с миссис Фрейзер, она все время попадалась ему на глаза. Но от нее было мало толку. Ему удалось вытянуть, что она никогда не видела Розу, несколько лет назад познакомилась с мистером Грантом, и тот рекомендовал ей Мидлвича, так же, как потом рекомендовал Чарли.

Все это сильно сказывалось на его работе.

Однажды, когда Дот кое-как тянула за него дела, он сложил про себя все, что знал про Розу, и ему открылось, что она шлюха, падшая женщина.

И все встало на свои места. Он поклялся себе вернуть ее на путь истинный.

Перебив Дот на полуслове, он напомнил ей созвониться с партнерами и, как ошпаренный, выскочил из комнаты. Оттуда сразу же направился в магазин и, проявив несвойственное для себя коварство, купил, в качестве предлога, новую чашку с блюдцем.

Он нервничал и торопился, боялся опоздать. Продавщице приглянулись его большие глаза, и она услужливо упаковала сервиз в бумагу. Он развернул его перед дверью мисс Витмор и, прижимая к груди драгоценный фарфор, осторожно постучал. Дверь как-то слишком быстро отворилась.

На пороге стояла Роза.

И он забыл все, что намеревался сказать.

– Я должен тебе признаться, – выпалил он и, не дав ей опомниться, прошел в дом.

– Это еще что за новости? Даже не вздумайте.

– Так больше нельзя. Я изнемогаю.

– Я тоже. Лишь только вас вижу. Прочь отсюда, – и распахнула перед ним дверь.

– Вот, тут чашка с блюдцем.

Но, вероятно, что-то в его несчастных глазах ее тронуло. Поскольку она неожиданно отступила, смягчилась.

– Хорошо. Спасибо большое. И ступайте на все четыре стороны, – менее уверенно.

– Мне плохо.

– Чая нет. Я на мели.

Он воодушевился. Правда, дверь еще не закрылась. Он отчаянно подбирал правильные слова. И молчал.

Неожиданно это подействовало, дверь затворилась.

– Вас, я смотрю, так просто не выгонишь. Ладно. Выкладывайте, что у вас стряслось? Говорите четко и членораздельно. Впрочем, это вряд ли что-нибудь изменит.

– Послушай, с этим надо что-то делать, – начал он.

– С чем?

Он молчал.

– Вы опять за свое? Ладно, сделайте одолжение, присядьте. В ногах правды нет.

Он сел.

– О, Роза!

– Вот, заладила сорока… Но вы не стесняйтесь! Главное, не вставайте, а то не ровен час свалитесь мне опять на шею. Только, больше на меня не рассчитывать – помнится, я уже сорвала поясницу.

– Виноват, – он не сводил с нее глаз.

Это ее рассмешило.

– Что ж, в таком случае, давайте веселиться! Я, кстати, сама люблю подурачиться, – она закурила папиросу. – Вот умора-то – сижу и развлекаю человека, которого видела – да при каких обстоятельствах! – раз в жизни. Ну что, какие мысли?

У него не было никаких мыслей. Он вытащил носовой платок и, потупив взгляд, принялся сосредоточенно вытирать руки.

– Ну, хорошо. Раз уж вы здесь, можно вас спросить? Для разнообразия. Кто все-таки дал мой адрес?

Он потупился и промямлил что-то невнятное.

– Ладно, давайте начистоту. И не бойтесь – я не кусаюсь. Просто тогда вы застали меня врасплох. Значит, прошлый раз не считается. Все по-честному.

– Это все мистер Грант, – виновато промычал он. Он страшно стеснялся.

– А дальше? Причем тут старик? И с какой стати он вас ко мне присылает? Только без врак!

– Он же сам…. Ты ведь…

– Что вы на меня таращитесь? Может, папиросу? – он покачал головой. – Ну ладно… Давайте сначала: что у вас с ногой? Вы ранены? Только по-честному!

– О, да! Во Франции.

– Выходит, вы все-таки друг друга знаете. С моим отцом.

– Конечно! Разумеется, я с ним знаком! Потому я и…

– Довольно! Вам вредно волноваться. Это всего лишь вопрос. Просто я подумала, вдруг это опять Артур со своими шуточками.

– Артур?

– Артур Мидлвич, разумеется. Вы же говорили, что знакомы.

– Что у тебя с ним?!

– Спокойно! У вас может случиться истерика. Вы ведь правда считаете, что я Роза?

– А?

– Но я не Роза! Она была моей единокровной сестрой.

– Единокровной сестрой?

– A-а, понятно. Вы были сильно увлечены ею?

Видимо, она просто уводит разговор в сторону, хочет казаться светской, догадался он и принялся комкать носовой платок. Ему было не до любезностей.

– Нет у нее никакой сестры.

– Да что вы говорите? А вот и не угадали – есть! Только никто не может в это поверить.

– Кто никто?

– Я же говорю: вы не первый такой. Впрочем, все мы считаем себя единственными и неповторимыми. Но это не так, и мне очень рано пришлось познать эту истину.

– А Джеймс?

– Тот самый вдовец? Боже мой, ну причем тут он! Даже не знаю, что бы он подумал, если б я покрасилась в рыжий.

Его стало тошнить от этой мерзости.

– И потом, у меня фамилия матери.

Он смотрел на нее с отвращением.

– Вы думаете, это так приятно иметь двойника, вернее, полу-близнеца? – продолжала она. На самом деле таких, кто приходил к ней, принимая ее за Розу, было всего пара человек, но она не стала вдаваться в подробности. – Не скрою, из-за этого уже были проблемы. Сначала я просто слушала… – она задумчиво улыбнулась, словно переживая все заново.

И уже в третий раз истина открылась ему без прикрас, как она есть. Она шлюха, и отец отправил его к ней, чтобы искупить вину перед Розой. А она и есть Роза. Но как же война изменила ее. Прав был Мидлвич: война делает из женщины черствый сухарь.

– …и никого не прогоняла.

– Кого никого?!

– Чур, имена не говорить! Но если серьезно, то, раз уж я такая получилась – живой портрет кого-то, – то выходит, я перед ним ответственна. Понимаете, это обязывает. Так я для себя решила. Ведь это один случай на миллион! И не пытайтесь вытянуть имена: я – могила, – гордо сказала она. – Кроме моего отца, – и криво усмехнулась. – А за что мне его благодарить?

Он поднял на нее глаза. Он боялся, его стошнит прямо на ковер.

– И все это было так тяжело, что я положила себе за правило – буду защищать себя. И с тех пор я никому ни слова. Почти. Пока не явились вы. С вашим обмороком.

– Кому никому?

– Ну как? Я же во всем призналась. Чего вы еще хотите?

– Не знаю даже, что и подумать.

Как, как она могла, она, его Роза? – думал он.

– Я вижу, вы немного потрясены. Ну, правда, выкиньте это из головы! Хотя, говорят, первые два года всегда самые трудные.

– Роза, выслушай меня…

– Постойте, давайте сперва договоримся: вы прекращаете этот бред про Розу. Или просто держите рот на замке. Иначе можете проваливать.

Он молчал.

– Я порядочная девушка.

Он молчал.

– Хотя совсем одна. Но это потому, что мою маму эвакуировали из-за войны. Не верите – можете спросить кого угодно – вам скажут.

Он вдруг подумал, что будто бы проститутки отдают свои деньги каким-то старым женщинам, которые выполняют для них некие поручения и берут на себя хлопоты с полицией. Вероятно, одна такая прячется на кухне.

– Конечно, положение мое очень двусмысленно. Но согласитесь, каждый имеет право на личную жизнь, а у меня их две – моя и еще чья-то, – она словно оправдывается, думал он. – Вот поэтому я и говорю про ответственность. Почему я так нянчилась с вами, когда вы ворвались в мой дом? – он ничего не помнил, только то, что его выставили за дверь. – Потому что вы тогда словно с луны свалились. Я видела – вы даже ни капельки не притворялись. Поэтому не спустила вас с лестницы. Хотя любая девушка на моем месте в ту же секунду прогнала бы вас. Но у меня ответственность.

– Ответственность?

– Опять двадцать пять! Я же объяснила. Хотя сама я ни в чем и ни перед кем не виновата. Я делаю это во имя справедливости. И когда меня принимают за другую, не грублю с бухты-барахты чужим людям. Я боюсь обидеть.

– Понятно.

– Что-то не заметно. Судя по вашим глазам. Ладно, что с вами поделать. Я все понимаю. Время лечит, увидите, и вы привыкнете. И не бойтесь вы так – я вас не съем. Даю честное слово!

– И многих мистер Грант к тебе присылал?

– Это еще что за намеки? Что вы себе позволяете? Я же просила не произносить его имя. Чтоб последний раз, понятно?

Нет, не понятно. Он ничего не помнил. В том числе и просьбу мистера Гранта не раскрывать, откуда у него адрес.

– Я ведь позвонила ему. И все ему высказала. «Первый и последний раз! – сказала я. – Мало того, что ты и так заварил всю эту кашу, – сказала я. – Что люди подумают, если ты будешь и дальше присылать ко мне мужчин? Меня же просто выселят отсюда!»

– А если к тебе придет Ридли? – спросил он с видом человека, который открывает главную козырную карту.

– Парнишка ее? Знаете, я и сама все время об этом думаю. Что ж, наверное, это было бы жестоко. А вы так не считаете?

– Это ты говоришь.

– Что-то мне не нравится ваш тон! Ну конечно: это было бы жестоко, но я же ни в чем не виновата. И не виновата в том, что у меня такое лицо. Это все мой отец, его рук дело.

– А если мистер Грант возьмет и приведет его к тебе? – он покраснел, но не отводил глаз.

– Нет, не думаю, он не способен. Это было бы слишком… Да пусть только посмеет!! При том что малыш уверен, что мама его на небе и среди ангелов. Мне даже иногда снится – как мы встречаемся на улице. Что, если бабушка возьмет его в Лондон? Кто ее знает, почему бы и нет. Это было бы ужасно. Но все равно, все равно – я же ни в чем не виновата!

– А кто тогда виноват?

– Отец, конечно.

И тут только он осознал, что она не в своем уме. Вот откуда и этот голос, и непонятное поведение. Его охватила глубочайшая грусть. Та – его Роза – ушла и превратилась в другую.

– Поэтому мне приходится так себя вести.

– Как так?

– Ну какие же вы, мужчины, иногда тупые! Неужели вы думаете, что мне больше делать нечего, как только вести с вами душеспасительные беседы? Я, между прочим, хожу на работу. Нет, я не хочу вас обидеть. Но повторяю – это обязывает. Но тогда я как с цепи сорвалась, узнав, что вас прислал мой отец. Все понятно или повторить еще раз?

– Да, – он боялся вывести ее из себя.

– А вы… вы все принимаете так близко к сердцу, я пожалела вас. А сами вы вот как со мной.

– А у меня из-за тебя работа стоит!

– Ну и незачем так себя изводить! Слушайте, я думаю об этом много больше вас. Я, если хотите, с пеленок с этим живу. Но такова судьба, и ничего не поделаешь. Обычное невезение. Мне все пришлось узнать уже в шестнадцать лет.

Узнать, что бросит будущего мужа!? Узнать еще не родившегося ребенка?! – кричал он про себя. С него довольно.

– Что все? – спросил он.

– У вас, в самом деле, не все дома? Что вы опять начинаете? Я говорю о своей единокровной сестре, о ком же еще! А вы о чем? Говорят, мы с ней, как две капли воды – это правда?

– Не отличить.

– Хотя удивительно: я, например, ничегошеньки не чувствовала, когда она болела, ну знаете, как это у близнецов? С другой стороны, мы ведь неправильные близнецы. А представляете, мы с ней появились на свет с разницей всего в три недели. Чертяка старый… – ему послышалось, в голосе ее звучит восхищение.

– Это он прислал к тебе Мидлвича?

– Да нет, конечно. Сколько можно повторять одно и то же?

– В таком случае, как вы с ним познакомились?

– На такие вопросы не отвечаю. Да что с вами? Или я не имею права на личную жизнь? И вообще, я ни в чем не виновата. И не прогоняю вас, потому что чувствую перед вами ответственность. Пусть он и специально вас послал, хотя тоже в уме не укладывается. Ладно, когда на улице подходят.

Он ее почти ненавидел. Шлюха. Это было невыносимо – представлять, как эти мужчины были с ней, ночь за ночью были с его старой Розой.

– Нет, нет!!!

– Простите? Вы это мне? Как прикажете понимать? И послушайте: даже если вы совсем сумасшедший и в моем присутствии вас начинает штормить, зарубите себе на носу – вы не имеете права делать мне реприманды.

– Виноват.

– Ему, видите ли интересно, откуда я знаю Артура Мидлвича! Наглец.

Только бы она его не выгнала. Если уж она в состоянии умственного недомогания чувствует некоторую ответственность, то какова же в таком случае ответственность его самого?

– Прости, беру свои слова назад. Представляешь, каково нам увидеть мертвеца, восставшего из могилы.

– А вы, я смотрю, с юмором. Когда не болеете.

– Жаль только миссис Грант, не правда ли? Это ужас – потеря памяти.

– Больше о них ни слова.

– Виноват. Навязчивая идея.

– У меня своя жизнь, я, кажется, ясно выразилась. А вы приходите и заставляете девушку выслушивать притчи о людях, которые лишились ума и потеряли память, прекрасно понимая, что сама эта девушка – ходячая память тех, которых она знать не знает. Зачем? Это не делает вам чести. Но вы, мужчины, вы, которые знали ее, с этими ее рыжими волосами, о которых вы твердите, как заведенные, вы привыкли думать только о самих себе!

Его объял ужас, он судорожно повернулся, чтобы увидеть ее постель. Пусть так: чем больнее – тем лучше. Она прочитала его взгляд и поняла по-своему: натянула юбку, хотя та и без того целиком закрывала ее ноги.

– Ступайте вон, сию же минуту. Больше повторять не буду.

– Да, да, ухожу. Но после того, как… – и не сумел договорить. Он выскочил из квартиры, схватив на бегу шляпу, и с грохотом закрыл за собой дверь.

И что за напасть такая? – думала она, оставшись одна. – Удивительные глаза у этого парня. Но все кончено. Вряд ли я его еще увижу, ну и слава богу.