Текст книги "Возвращение «Back»"

Автор книги: Генри Грин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 5

Лишь только он собрался бросить клич о помощи, как СЭКО – ведомство, руководящее его предприятием, подыскало ему лаборантку по имени Дороти Питтер.

Все девушки на работе, как могли, печатали для него отчеты в свободное время. И последние несколько недель, в течение которых он мало-помалу забывал Розу, они то и дело с нетерпением спрашивали: «Когда же, наконец, пришлют новенькую?» и «Почему СЭКО так тянет время?». Его нога сослужила ему добрую службу, и он пользовался успехом, но из-за нехватки кадров машинистки не всегда успевали ему помочь и не могли каждый раз долго засиживаться на работе. Поэтому он ушам своим не поверил, когда, по прошествии нескольких дней после разговора с миссис Фрейзер, к нему подошел счетовод и шепнул: «Прислали».

И когда он вошел в кабинет, его взору предстал живой продукт этой тягостной волокиты и бесконечной переписки – первоначального отказа, затем официального разрешения при условии наличия вакантного места, последующего уведомления о закрытии вакансии, далее уведомления о сотруднике на эту вакансию и наступившего затем долгого ожидания, мертвой паузы длиной в несколько недель – и вот, без всякого предупреждения все эти письма, бланки, формы, и номера ссылок воплотились в образе молодой особы с умением стенографистки и некоторыми навыками машинистки.

Оказалось, она блондинка, довольно неопрятная с виду. С пустым и глуповатым лицом. Но он был так рад ее появлению, что почти разговорился.

– Итак, мисс, мы вас заждались.

– Не знаю. Все произошло мгновенно – я и чихнуть не успела. И даже не предупредили.

– Странно. Нас пять недель назад известили о вашей кандидатуре.

– Это все СЭВЭ.

– Вы хотите сказать, СЭКО?

– СЭКО? – вскрикнула она. – Но здесь какая-то ошибка. Вы уверены?

– Конечно, мисс, – он показал ей документы.

Он хранил эти бумаги, как талисман, в самом надежном месте, поверх пачки документов в левом ящике кухонного стола, который ему выдали в качестве рабочего места.

– Ну, вот видите! – воскликнула она. – Значит, это длилось целых несколько недель, смотрите, здесь число, а я ничего не знала и трудилась в поте лица, чтобы заработать два дня отгула и съездить к маме на север.

– Ваша мать далеко от Лондона?

– Ее эвакуировали с другими родственниками в Хадерсфилд. Неужели они не могли отпустить меня на эти два дня, ну чего им стоило?

– То-то и оно. Но, возможно, у нас получится устроить вам командировку. Мы часто выезжаем из Лондона.

– Ой, правда? Вы серьезно? Но это замечательно! А чем вы тут занимаетесь?

– Установками для переработки сырья и производства parabolam.

– Подумай только, а мы делали пенициллин.

– Производство?

– Я сидела в лаборатории, с картотекой. Но с такими я еще не сталкивалась, – она взглянула на высокие стальные стеллажи по обе стороны стола, где он хранил документы по своей собственной, особой, системе, которая спасла его от безумия, еще когда Роза впервые после возвращении расцвела в его памяти.

– Это моя наглядная система, – он подвинул ей стул. – Присядьте, пожалуйста, я покажу, как это устроено. Мы – инженерно-конструкторская компания. У нас нет своего завода. Он был разрушен во время блица, сгорел дотла, так что теперь мы только проектируем, и отправляем проекты другим заводам, которые производят для нас все оборудование. Все до последнего гвоздя. Разумеется, наша компания пользуется поддержкой правительства, иначе бы нам не справиться с объемом задач, которые встали перед страной. Мы для правительства очень важное звено, и оно делает все, чтобы заводы шли нам навстречу. А контролирует это СЭКО, очень влиятельная, как вы убедились на собственном опыте, организация. Мы выполняем всю проектно-конструкторскую часть и тщательно отслеживаем реализацию своих заказов и сроки доставки, иначе другие конторы, такие, как Адмиралтейство или МАП, опередят нас, и мы окажемся в хвосте. Вот для этого и существует моя картотека. Каждая карточка соответствует одной детали, каждая деталь имеет свои сроки производства и доставки и имя-фамилию ответственного сотрудника.

– Ну и ну!

– Вот алфавитный указатель. А вот перекрестные ссылки. Вся система наглядна. Может быть, поначалу она кажется запутанной, но без нее мы не смогли бы работать, – Чарли так долго говорил, что даже устал и откинулся на спинку стула.

– Понятно. А можно, я пойду познакомлюсь с девочками?

– Ох, простите! Конечно, они покажут, где можно оставить вещи, – он отвел ее к самой приветливой машинистке в приемной директора.

Он был несказанно рад ее приходу. Самое важное, ему больше не придется засиживаться допоздна, и он будет раньше возвращаться в свою берлогу, ведь теперь, когда воспоминания о Розе остались в прошлом, дом перестал быть для него камерой пыток. Он стал острее ощущать свою неприкаянность и не знал, куда деть по вечерам свободное время. Он объяснял это усталостью и тем, что еще не до конца оправился от всех утрат, особенно от утраты Розы.

И потихоньку начал присматриваться к жизни. Даже на работе, несмотря на известную мудрость не заводить служебных романов.

Все началось в один прекрасный день в три часа тридцать минут пополудни за чашкой чая с сахарной булочкой.

– А можно спросить? Скажите, чем мы тут все-таки занимаемся?

– Сталью.

– Тут делают сталь?

– Нет. Parabolam. Для особой стали.

– Ничего не понимаю, – и шмыгнула носом. Она была ужасно неряшлива.

Но все-таки что-то в ней есть.

– А что это такое? – она не сдавалась.

– Это делают из птичьего помета.

– А вы меня, случайно, не разыгрываете?

– Слово чести, – сказал он. Она терпеливо ждала.

Как любой неразговорчивый человек, он умел свободно рассуждать о технических вопросах, порой его даже трудно было остановить.

– Помог случай. Как и во многих других открытиях. Например, с нержавеющей сталью. Тогда, во время очередной инспекции в плавильном цехе, в струе воды что-то сверкнуло. Маленькая стальная стружка. Ее взяли на экспертизу, провели, на всякий случай, анализ. И вот вам, пожалуйста – теперь ей разрезают мясо.

– Впервые слышу.

– Так и parabolam – все решил случай, но на этот раз с птичьим пометом. Как-то раз, ласточки решили устроить гнездо прямо над карнизом топки. А начальник плавильного цеха решил избавиться от гнезд и отскрести весь помет. Но рабочий, которому это поручили, видимо, слишком устал и, недолго думая, выбросил грязь прямо в горн. И когда этот мусор переплавился с металлом, сплав получился настолько твердым, что не поддавался даже обыкновенной отливке.

– Быть не может!

– Нет, возможно, я, действительно, несколько преувеличиваю. За это взялись специалисты, вещество выделили, а позже обнаружилось, что оно в еще больших пропорциях содержится в помете морских птиц, в местах их массового обитания. И его стали закупать как настоящее промышленное сырье и поставлять через океан из Южной Америки. Его плавят в специальных ретортах, которые мы заказываем Диксонам. Во время горения это вещество выделяет газ, который затем проходит через катализаторы. Оттуда образовавшийся пар поступает в охлаждающие камеры, которые нам поставляет АБП, затем происходит преобразование охлажденного газа в кристаллическое вещество, и, наконец, наши кристаллы оседают на поверхности – вы ни за что не поверите и снова решите, что я вас разыгрываю, – они оседают на поверхности самых обыкновенных листьев лавра благородного – их мы раскладываем на специальных полочках, которые изготавливает для нас компания Пардьюс.

– Ой, а у меня есть знакомая по имени Лорел[8]8
  Laurel – лавр (англ.).


[Закрыть]. Только мы зовем ее Гарди[9]9
  Лорел и Гарди – популярный комедийный дуэт в американском кинематографе первой половины XX в.


[Закрыть].

– А у меня была знакомая по имени Роза.

Странно, но имя Розы не вызывало в нем никаких чувств. Он даже перестал думать о ней.

– Так вот, – продолжал Чарли, – затем листья промывают. Вы не поверите, но лавровый лист обладает особыми свойствами, благодаря которым мы используем его в своих технологиях. Далее эта вода проходит через испаритель, который мы заказываем у Беннетов, и дело в шляпе! Двести пятьдесят фунтов за тонну. В общих чертах, это все. Если вас интересуют подробности, идите к Коркеру.

Коркер был главным инженером и конструктором установки.

– Ну что вы, я и не посмею, – почтительно кивнула она.

– Но он мастер своего дела, – пробормотал мистер Саммерс и неожиданно ушел в себя. Он молчал минут пять, забыв отвести от нее взгляд, так что больше она не вытянула из него ни слова, пока не зазвонил телефон.

Все-таки, что-то в ней есть, – очнувшись, решил он.

Уходя с работы, они столкнулись в дверях.

– Что творится в небе, не знаете? – спросила она.

– Я пока не выходил.

– Ой, ну с вами не соскучишься! – она рассмеялась.

И он почувствовал какое-то новое волнение, неведомое, казалось, даже в той, довоенной жизни. По дороге она тараторила, жаловалась на коллег. Он прислушивался к своим чувствам и не обращал на нее внимания. Они дошли до остановки.

– Мы с вами тут совсем одни, – сказала она.

Он молчал.

– А мне одна девушка сказала, что вы награждены Военным крестом?

– Я? Нет.

Она ждала. Он молчал. Они сели в автобус.

– А говорят, вы были в лагере для военнопленных?

– Верно.

– Ой, вам не позавидуешь. Сидеть там за семью замками.

Он молчал. Она сдалась.

– А, кстати, какой это номер?

– Девятый.

– Господи, не знаю, что на меня нашло. До завтра! – и выпрыгнула из автобуса.

В ту ночь она не выходила у него из головы.

На следующий день она вновь взялась за свое. «А что тут такого?» – решила она. Терять все равно нечего.

– Помните, как я вчера запрыгнула в тот автобус? – сказала она, склонившись над картотекой. – Забавно, правда? Вот только мама уехала, и я постоянно делаю глупости. Все одиночество.

Он поднял на нее глаза.

– Нет, конечно, в общежитии скучать не приходится, но мама была мне другом. Знаете, мы ведь жили с ней душа в душу, хотя и под одной крышей – обычно бывает наоборот.

– Допустим.

– «Точка[10]10
  Dot – точка (англ.). Также имя Дот, сокращенное от Дороти.


[Закрыть], – так она называла меня, – точка – запятая, что там идет за углом?» – и мы бросали все дела и бежали в киношку. Но она уехала от этих бомбежек.

К счастью, зазвонил телефон, и Чарли не пришлось додумывать ответ. В тот день он звонил, не переставая.

Но он прозрел.

Он обманывал себя, бежал от своих мыслей, но ведь у нее была грудь. Она как будто стеснялась ее и куталась в свои мягкие, как пуховое гнездо, кофточки, внутри которых, казалось, пряталась пара белых мышат. Эти жуткие укутанные пупырышки преследовали его. И он знал, что она знает, когда он смотрит.

Они целыми днями просиживали за одним столом. Она заполняла карточки, приносила ему документы, когда он звонил поставщикам. Ей приходилось тянуться через стол, и однажды он заметил, что у нее были гладкие, как овал, руки, которые конусом суживались в узкие, с красивыми пухленькими ямочками, запястья, маленькие хрупкие кисти и ловкие, жутко белые пальцы с заостренными накрашенными ногтями, похожими на оболочку бутонов, вот-вот готовых распуститься в тюльпан – как, если бы, допустим, начать мыть посуду.

В эти минуты он боялся самого себя.

Или, порой, когда он диктовал письма, у него вдруг перехватывало дыхание, когда он представлял себе ее нежную кожу на тыльной стороне рук, где как раз заканчивалась округлость мышц, перехваченная канвой коротких рукавов платья; и монотонно бубнил: «Их номер СМ/105/127– наш номер 1017/2/ 1826», просиживая целыми днями на месте, не желая оставлять ее одну с корреспонденцией.

Тюрьма сделала его непорочным. Сам он считал, что имя его чувствам – вожделение. Он терзался. Но, как всегда, бездействовал. Вероятно, так было еще и оттого, что вся она состояла из противоречий. Эти руки выглядывали из рукавов мешковатых платьев, голубые глаза смотрели из-под лохматой челки, взгляд ее был сообразительным, но нервным и чересчур самоуверенным; ноги были ничем не примечательными, самые обыкновенные ноги, однако же руки ее были само совершенство; и он захлебывался от смущения, поглядывая на ее грудь.

Он полагал, что может обмануть ее проницательность, если смотреть, не таясь, только на ее руки. И ни разу не прикоснулся к ней.

Бедра ее – благодаря исключительной красоте этих рук – нисколько в его воображении им не уступали, а скорее напротив, ее довольно заурядные лодыжки являли ему – пока она старательно выводила «игольчатый вентиль из нержавеющей стали…» – утонченную версию чего-то непостижимого и запретного, что таилось под складками платья где-то между бедром и коленкой и будоражило – пока она бубнила «вакуумные вентили…» – какой-то невообразимой полнотой и силой, или рисовалось – когда она, например, спрашивала «что такое доступные ловушки?» – чем-то невыразимо белым, круглым, крепким, как завиток невысказанного вопроса, безмолвного обещания, цветка, рвущегося сквозь толщу четырех лет плена с четырьмя тысячами опустившихся подонков. И он поднимал на нее бездонные карие глаза и говорил: «Их поставляют Смиты», и она в глубине души страшилась: «А не спустился ли у меня чулок?».

Он сгорал со стыда.

Но жизнь, в которую он вернулся, ничего другого пока не предлагала. И для него – вечно рефлексирующего, безнадежно сосредоточенного на себе, настолько добросовестного и до того щепетильного, что подчас мисс Питтер едва не срывалась на крик, когда он скучно диктовал одни и те же письма одной и той же компании, добиваясь ответа по поводу обещанных поставок, подбирая каждое слово, с убийственной въедливостью вникая в каждую деталь – для него Дот была единственной морковкой на удочке, болтавшейся перед его носом и заставлявшей шагать вперед, поскольку – осенило его однажды вечером – он ушел в небытие, в туман, с тех пор, как исчезла Роза.

Порой ему снились рыжие толстухи. Но они были не похожи на Розу.

А что до мисс Питтер, то, когда в общежитии спросили, как она освоилась на новом месте, она, сделав презрительную гримасу, ответила: «Я сама до сих пор гадаю, зачем меня перевели. Цирк какой-то. Комедия Фреда Карно[11]11
  Фред Карно – до Второй мировой войны знаменитый антрепренер, работал в комедийном жанре с актерским дуэтом Лорел и Гарди.


[Закрыть]. А мой начальник – главный шут на арене».

И молчала о его больших темных глазах.

Но как бы там ни было, ей приходилось осваивать картотеку. И первое, что она обнаружила, была ее убийственная непогрешимость. Придя на работу, она решила, что Чарли немного не от мира сего, и на всякий случай сверила все его карточки с главным журналом заказов и поставок. И не нашла ни единой ошибки. И позже, когда ей пришлось иметь дело с новыми заявками проектного отдела и самостоятельно вносить данные, регистрировать каждую поставку и переписывать данные сопутствующей документации, она стала бояться совершить ошибку. И, сама того не замечая, была порабощена системой.

Но в один прекрасный день что-то случилось.

Он, по своему обыкновению, был на проводе. Вел переговоры с Бракстонами. Она открыла карточку, в которой собственной рукой зарегистрировала номер оборудования.

– Речь идет о заказе номер ВМО/112.– уточнил он. – Это Саммерс, от Мидзов. Касательно нашего заказа номер 1528/2/1781. Нам нужны те соединительные болты, которые вы обещали поставить на этой неделе. Что пойдут в Ковентри.

Он подождал. Рассмеялся.

– Нет, нет – никаких претензий, – он как обычно, закрыл глаза, прижимая ухом трубку. – Что? Они давно у нас? – бросил на нее взгляд. Сердце ее испуганно забилось.

– О, нет! – воскликнула она.

– Какого числа? – спросил он. – Понятно, спасибо, дружище, я перезвоню.

– Десятого сентября, – глядя с укором.

Она кинулась в отдел документации, зарылась в папках. Вчера она, правда, немного повздорила с Мюриел, подругой по общежитию. Найдя извещение от Бракстонов по тем самым злополучным болтам, обнаружила, что, оказывается, забыла его зарегистрировать, следовательно, мистер Пайк, главный конструктор Мидзов, не знал о доставке. Она вернулась в кабинет и, уткнувшись головой в гадкий зеленый шкаф, разрыдалась.

История эта не на шутку расстроила Чарли, он решил, что Дот использовали, чтобы досадить ему лично. Да как бы там ни было, вышло некрасиво. Он встал, неловко склонился к ее макушке и, не прикасаясь к ней, поцеловал сквозь желтоватые пряди в висок. Она успокоилась, громко отругала себя за глупость и больше не сказала ни слова.

Однако, не имея на то привычки, это вовсе не просто – взять и невзначай поцеловать девушку в висок, думал Чарли, застыв, как ирландский землекоп. А ведь он совсем забыл, как это бывает. И последний раз это было так давно.

И не помнил еще очень, очень многое.

Его спас телефонный звонок. Но когда контора закрылась, он, вместо того чтобы идти на остановку, решил пройтись до дома пешком и поглядеть по дороге на девушек, как они возвращаются с работы.

И не поверил своим глазам, оказавшись в нескольких ярдах от дома из записки мистера Гранта.

Странно, но парадная дверь была открыта.

Он вошел. Поднялся на этаж. И тут же пожалел об этом.

Дверь выросла перед ним сама собой. И на ней имя.

Он в недоумении уставился на косо приклеенную визитную карточку. Мисс Нэнси Витмор. Готические, как на кладбище, буквы; дверной молоток в виде медного, подвешенного за хвост дельфина; чудовищного малинового цвета дверь; стены в белых обоях с розовыми венчиками; снова эта дверь невообразимого малинового цвета; странно, что ее так часто моют, – думал он; так часто, что краска стала отходить, и по краям ехидно выглядывал прежний желтый цвет; карточка была приклеена каким-то нелепым розовым пластырем.

Шлюха, решил он.

Первая мысль была – уйти. И вернуться, положим, в другой раз. Уйти сейчас же, покончить с этим сию минуту.

Он постучал.

Дверь отворилась. Он медленно поднял глаза и отпрянул. Его пронзила острая внезапная боль. Словно от разрыва аорты. Которая не выдержала ударов его бедного, перепуганного сердца. Его толкнуло вперед, он потерял сознание и упал. Поскольку это была она – живая и такая близкая, что до нее можно было дотронуться, дышащая, настоящая, совершенная копия, сама во плоти – Роза.

Глава 6

Он очнулся на полу, в незнакомой комнате, голове было жестко и неудобно. Над ним в кресле свернулась серая полосатая кошка и таращила на него громадные желтые глаза с узкими, как щели бойниц, зрачками. Откуда тут кошка? Кажется, он что-то забыл. Что за ерунда, где он? Он повернул голову и увидал Розу.

Вспомнил.

– Ты покрасила волосы, милая, – прошептал он, гордый, что так скоро догадался в полутьме. Но остальное, кажется, на месте. Там же, где шесть лет назад.

– Так-то оно лучше, – услышал он.

Он закрыл глаза и глубоко вздохнул. Вокруг было хорошо и тихо. Он лежал и слушал стук своего сердца. Правда, у нее теперь другой голос.

Но все остальное на месте.

На висках лежала лунная прохлада ее пальцев, в кресле, жмуря глазки, задремала кошка.

Он тоже закрыл глаза.

– Ну, будет вам.

– Милая…

– А вот этого не надо.

Но он не слышал. Поскольку теперь происходило то, о чем мечтал все эти годы истосковавшийся солдат, вернувшийся с войны.

– Почему? – несмело спросил он.

– И вы еще спрашиваете?

Он приоткрыл глаза. Кошки нет. Где-то рядом закипает чайник. Ее милое лицо так далеко сейчас думал он. Но это ничего, он хорошо знает, это ничего.

– Вот, – протягивая ему подушку. – Подложите себе под голову.

Он закрыл глаза, глубоко вздохнул – все хорошо.

– Отдохните и проваливайте ко всем чертям, – она резко выпрямилась.

Конечно, она шутит, просто шутит. Он приподнялся, хотел ее поцеловать, открыл глаза и вдруг увидел, что он один. Но вот из кухни долетели звуки. Все хорошо, она не ушла.

Он приподнялся, переполз в кресло. Внутри – пустота и боль. Комната плывет, кружится вместе с кошкой – та снова здесь. Он сосредоточил взгляд на кошке – она устроилась на полу и прямо перед ним принялась мыть мордочку лапкой.

Он медленно переместил взгляд на кухню. Видимо, он пока слаб, а ему еще столько нужно спросить у Розы. А он, болван, не знает, с чего начать.

Она вернулась и принесла две чашки. Ну вот, кроме этих темных волос, она совсем прежняя.

– Я только начала заваривать, а тут вы.

Она протянула чашку, но увидев, что он дрожит, поставила ее на стол.

– Не могу, – виновато сказал он.

Она присела к столу и, глядя на него из-за краев чашки, принялась короткими глоточками пить чай. Оба сидели в полной тишине и настороженно смотрели друг на друга. Ему так много надо ей сказать. Но как? Эта невозмутимость и что-то новое, чужое в ее лице пугало его.

– Да что с вами? – не выдержала она.

Вот, что, – догадался он. – Ее глаза. Конечно, она же ничего не знала все эти годы. Думает, он ее бросил, вот и смотрит, как на врага. Но это ничего, он хорошо знает, это ничего. И окончательно потерял дар речи.

– И как вы все умудряетесь так одеваться? – ледяным голосом, разглядывая его костюм.

Да что же я такого сделал? – думал он. – Она как будто рехнулась, в самом деле.

И с чего вдруг такое бесстрастие? И это хладнокровие? У него совсем пересохло во рту, и – с ужасом представляя, чем это может кончиться, – он потянулся к чашке. Благо она была с блюдечком.

– Так-то оно лучше, – сказала она. – Пейте и уходите. Господи! – он уронил чашку. Он так и знал. – Ну вот, смотрите, что вы натворили, – она выбежала за полотенцем. – Возьмите, – бросила она. Он промокнул брюки. – А как же мои чехлы? – он, шатаясь, встал и принялся покорно вытирать обивку.

– Роза, – простонал он.

– Какая еще роза?

И тут его осенило: ну конечно, она, как и мать, совсем потеряла память. Значит, торопиться не стоит, – решил он и вернулся к тряпке.

– Вот, кажется, все. Простите, мне очень стыдно.

– Ну что мне с вами делать? – почти улыбаясь. Весь чай, в конце концов, остался на костюме.

– Я ужасный разиня, – протянул он с видом провинившейся собаки, так что сердце ее обязано было сжалиться.

– Кажется, еще осталось в чайнике, – и, видимо, не желая показать свои чувства, удалилась на кухню.

Он опустился в кресло. Вскоре она вернулась с новым чаем, но на этот раз без блюдца.

– Я непременно достану замену.

Она не сразу сообразила. Слово вылетело у него случайно, это был инженерный жаргон. Но поняв, что он не шутит и всерьез собирается купить новую чашку с блюдцем, топнула ногой.

– Только этого не хватало! Уверена, что не буду рада видеть вас снова. Не то войдет у вас в привычку, знаю я вас. Я бы и сейчас не пустила, просто ненароком узнала, что мистер Мидлвич сегодня дома, он живет тут у меня напротив.

– Мидлвич?! – он ужаснулся.

– Опять начинается…

– Мидлвич?? – и растерялся.

– Слушайте, что вы у меня выпытываете? Имена жильцов? И на что вам далась наша развалюха? Или надеетесь, вам тут выпадет дважды?

– Выпадет? Мне?!

– По пайке в руки. В стране дефицит.

– Да, черт возьми, – чуть не хохоча от этого безумия.

– Да, что-что, а хорошие чашки нынче редкость. Но я, чтоб вы знали, не принимаю подарков от незнакомых мужчин, так-то.

Как она может так невозмутимо, так прямо нести в глаза этот бред? Камень, камень, а не женщина, лед. Он подозрительно сощурился.

– Значит, Мидлвич. Не тот ли, что из СЭГС?

– Знаете, что: допивайте-ка свой чай и будьте здоровы.

– Только когда ответишь: он?

Она сжала рот. Наступила долгая пауза, ни один мускул не дрогнул на ее лице. Чудовищное самообладание, он не верил своим глазам.

– Слушайте, ну почем мне знать? – не выдержала она.

Значит, в яблочко, решил он, пошла на попятную. Он аккуратно, чтобы не разбить, вернул чашку на стол. Дрожь почти угомонилась. Мидлвич – это замечательно.

– Ну, неужели ты меня совсем не помнишь?! – взмолился он.

– Опять двадцать пять!

– Господи…

Молчание.

– Значит, вы так на жизнь зарабатываете? Все по людям ходите, по домам побираетесь? – нарушила тишину.

Он не отвечал. Пусть говорит глупости, не знает, как выкрутиться.

Молчание.

– Эй, у вас остывает. Честное слово.

– Роза, я виделся с Ридли, – глядя на нее глазами провинившейся собаки.

– Опять вы за свое? Вот пристали со своими загадками. Ну и кто такой этот ваш Ридли?

Он открыл рот с видом совершенного болвана.

– Да перестаньте на меня таращиться. Со мной такое не впервой. И поэтому знаете что? Спускайтесь с небес на землю и скатертью вам дорожка.

– Не впервой?

– Случалось. Ну, принимали за кого-то. С кем не бывает? Наверное, у меня в этом городе где-то двойник, так-то. А хотя, с чего я должна вам все рассказывать? – разгладив на коленях юбку.

– У тебя потеря памяти, милая, – силясь улыбнуться.

– Что? Вызвать полицию? Знаете что? С меня довольно. И вообще, за кого вы меня принимаете? И сейчас же сознавайтесь, почему вы не в армии? И никакая я вам не милая. Что вы обо мне выдумали? – Она распахнула перед ним дверь. – Хотите, я позову мистера Мидлвича? Уж он-то наверняка приведет вас в чувство.

– Да. Имею честь быть с ним знаком.

– А его нет дома. Это я так, нарочно, чтобы вы отстали.

Чарли рухнул в кресло и в изнеможении уронил голову на колени. Победное очко за ним.

– Значит, вы у подъездов подкарауливаете? – кажется, ей стыдно за себя, подумал Чарли. – Жильцов выслеживаете? Стыда на вас нет, как я погляжу. А теперь, пора бы вам и честь знать.

Он ее не слушал, додумывал про себя какую-то новую мысль.

– Ну что еще не слава богу? – не выдержала она.

– Ты сказала, тебя, действительно, принимали за другую?

– Вот заладили! И что с того?

– И все последнее время тоже?

– Сто лет ничего такого!

– Так в том-то и дело. В смысле, то-то и оно. Так, говоришь, последнее время тебя ни с кем не путали?

Он полагал, что если Роза, допустим, умерла пять лет назад, то, возможно, ее уже забыли. Он ухватился за эту мысль, несмотря на ее очевидную абсурдность.

– Вот завели шарманку. Но причем тут я? И кто вы такой, черт возьми? – она прикрыла входную дверь. Вид у него, видимо, совсем сумасшедший, если она боится, что его увидят. – Значит так. Вопросы задавать буду я, и слушайте, что я вам скажу. Вы врываетесь в мой дом, теряете на пороге сознание и летите вниз головой прямо мне в руки. И как только я спину с вами не потянула, удивляюсь.

Она приблизила к нему свое прекрасное лицо, и он испуганно закрыл лицо руками.

– О, Роза, как ты могла?! – промычал он сквозь пальцы.

– Опять мы за старое! Кстати, как, вы говорите, вас зовут?

Он глупо разинул рот. Так прошла минута.

– Вот умора-то, ну ладно, будет хотя бы, о чем с матушкой посмеяться, – сказала она.

– Как бы не так.

– Послушайте, это уж слишком. Вон отсюда, и наше вам спасибо. Что вы, вообще, командуете? И какое вам дело, смеяться мне с мамой или нет?

– Мне пришла одна мысль – вам можно.

Он и правда, подумал, что обе эти страдающие потерей памяти мать с дочерью могут с очень высокой долей вероятности смеяться, аж до колик в боку.

– Ну, благодарствуем! А теперь сделайте милость, проваливайте к чертям собачьим. Конечно, у нас все для фронта, все для победы, была бы только воля, но всему есть предел и нянчиться с незнакомцами, простите, не по моей части.

Он, словно жалкий пес, поник головой.

– Знаете, вам нужно здоровое питание. Вот идите в армию. Две-три недели солдатского пайка и станете как новенький.

– Но я демобилизован. У меня отняли ногу. Я не писал тебе?

Мисс Витмор хотела ответить, но, опустив взгляд, увидела, где ткань на его ноге проседала глубокой складкой, как будто над пустотой. И озадаченно нахмурилась.

– Меня выпустили в июне, – сказал он.

– Выходит, вы из плена?

Он молчал.

– Вернулись, значит. Тогда понятно. Представляю, каково вам! А давайте, будем считать, что ничего не произошло. Ну обознались, с кем не бывает? Кстати, вы не первый и не последний. Меня часто с кем-то путают, и вполне уважаемые люди – подходят на улице и заговаривают. И ничего, потом не обижаются. А вы? Что же вы так убиваетесь? Видели бы вы себя. Я и дверь закрыла, чтобы соседей не пугать. Давайте-ка, собирайтесь духом и ступайте себе с богом.

– Они называли тебя Розой?

Она, опустив голову, молчала и чувствовала на себе его взгляд, полный отчаяния. И боялась смотреть ему в глаза, сказать слово, поскольку все, на самом деле, так и было.

– Меня прислал твой отец, Роза.

Она молчала.

– Мистер Грант, Роза.

Она резко отвернулась, спрятала лицо.

– Роза? Ты ведь не будешь отрицать, что он твой отец?

– Ладно, скажите, как вас зовут.

– Чарли Саммерс, – с готовностью ответил он.

– Впервые о таком слышу, – она повернулась к нему. И он увидел на ее лице то, что никогда, насколько знал, не водилось за Розой, – стыд.

Вдруг лицо ее исказилось злостью, чистой, неподдельной злостью. И он понял, что она не опустится до лжи.

– Что? Вы приходите в мой дом, ломаете эту грязную комедию, притворяетесь, что падаете в обморок! – топнула ногой. – И смеете при мне произносить это имя? – с яростью и чем-то еще, чего он пока не мог понять, выкрикнула она. – Нет, вы не мужчина, настоящий мужчина не способен на такую низость! Да как у вас язык поворачивается произносить это имя? Что мне до него? Кто он мне? Что я получила от него в этой жизни, от мистера Гранта? – и разрыдалась, пряча глаза, нос, рот – все разом – в какой-то игрушечный носовой платок, которого хватало разве что утереть слезинку.

– Роза, – промолвил Чарли, – ты просто потеряла рассудок.

Она ревела, как белуга, грубо, некрасиво. Он боялся сделать к ней шаг. Она немного успокоилась и отвернулась.

– Ну вот, видите, что вы натворили, – всхлипнула она. – Что, довольны? Уходите же, прошу вас.

– Роза, милая, ты не в себе.

– Никакая я вам не Роза, – всхлипнула она. – И никогда не была ею, и не могла быть ни на секунду. Да будь проклят тот день, когда этот человек стал моим отцом! – вырвалось у нее – не то слова, не то рыдания. – И даже не дал мне своей фамилии! – она захлебывалась в слезах. И громко, как в трубу, высморкалась.

Чарли чувствовал себя подавленным, разбитым, смущенным, почти счастливым.

– А что же твоя мать – миссис Грант?

– Довольно! – закричала она. – Довольно! Я вас не просила обсуждать мою личную жизнь! – тряся его за плечи. – Убирайтесь вон! – и вытолкнула за порог.

Напоследок, перед тем как за ним захлопнулась дверь, перед его глазами мелькнула кошка – хвост трубой, она бесшумно – топ-топ, топ-топ – утаптывала коврик.

Споткнувшись о порог, он вывалился на улицу и заковылял, куда глаза глядят, часами кружа по городу, ни разу не посмотрев вслед проходящим девушкам.