Текст книги "Трофеи Пойнтона"

Автор книги: Генри Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Глава 17

Десять дней спустя после его визита она получила послание от миссис Герет – телеграмму из семи слов, не считая подписи и даты: «Приезжайте немедленно и побудьте здесь со мной» – типичное в своей резкости, как выразилась Мэгги, и, как добавила Мэгги, типичное в своей доброте. «Здесь» означало отель в Лондоне, а образ жизни Мэгги уже начал вызывать в ней тоску по лондонским отелям. Она бы откликнулась мгновенно и была крайне удивлена, что сестра, по всей видимости, колеблется. Колебания Фледы, длившиеся всего час, выразились в размышлениях, что, подчиняясь зову своей приятельницы, неплохо бы знать, чего от нее ожидать. Зов ее дорогого друга, однако, был лишь иным названием мольбы о помощи; а щедрость миссис Герет налагала на нее обязательства, рядом с которыми любое нежелание не шло в расчет. В данном случае – то есть в конце часа – она подтвердила и свою благодарность, отправившись поездом в Лондон, и свое недоверие, не взяв с собою багаж. Она поехала налегке, как если бы ехала на один день. Сидя в поезде, она, однако, обрела еще один час для размышлений, в течение которого ее недоверие увеличилось. Ею владело такое чувство, будто все эти десять дней она пребывала в темноте, глядя на восток в ожидании рассвета, который так и не забрезжил. В последнее время ее мысли куда меньше занимала миссис Герет; их почти исключительно занимала Мона. Если продолжению событий предстояло оправдать предвидение Оуэна относительно того, какое влияние действия миссис Бригсток окажут на ее дочь, то действия эти в конце истекшей недели оставались даже большей загадкой, чем когда-либо. Тишина, установившаяся вокруг, была именно тем, чего Фледа желала, но она же внушала ей все время ощущение провала, ощущение внезапного падения с высоты. Теперь ничего не было ниже нее, она находилась на дне. От Оуэна не поступило ни звука – бедного Оуэна, который, похоже, так и не дождался драгоценного письма из Уотербата. Оуэн хранил молчание по самой веской из всех причин – ему нечего было сказать. Коль скоро письма нет, ему предстояло ввести солидную поправку в сообщение об обретенной им свободе. Он расстался с Фледой, когда та отказалась выслушать его, пока он не сможет более детально обрисовать эту блаженную картину, и нынешняя его покорность лишь соответствовала непреклонной честности, какую требовала Фледа.

Фледа обладала живым воображением, тонким ощущением жизни, и образ Моны, этакой преуспевающей монументальности, производил на нее сильное впечатление. Массивная девица из Уотербата, несомненно, преуспевала с той минуты, когда сумела отнестись к наносимым ей обидам, как к бедным родственникам, на которых не стоит тратиться. Было что-то ультимативное и устрашающее в ее спокойствии. «В какую игру они все здесь играют?» – только и могла спросить себя бедная Фледа: она полагала, что Оуэн сейчас обретается под крышей своей нареченной. И это ошеломляло – если Мона действительно ему ненавистна; а если нет, то что привело его на Рафаэль-роуд и к Мэгги? Фледа ничего толком не знала, но она чувствовала, что нулевой результат их последней встречи, скорее всего, объясняется жертвой милосердию, к которой сама она призывала Оуэна. Если он поехал в Уотербат, то просто потому, что должен был поехать. Она все равно что сказала ему: поехать туда его долг, это не что иное, как неизбежная дань верности данному слову – верности столь буквальной, что за малейшее отступление от нее его будут всегда упрекать. А когда она вспоминала, что это из-за нее он рисковал своей репутацией, то чувствовала: слишком бледными красками изображает она превосходство Моны. Не было бы нужды помогать Оуэну, если нет ничего, в чем надо ему помогать. У нее замутилось в глазах, когда в почти непроницаемой мгле она различила, что контуры Моны ничуть не стерлись. Мысли сразу перескочили на миссис Герет; интересно, что на сегодняшний день та успела сделать? И тут же, почему-то ликуя, Фледа подумала, что песок, на котором владелица Рикса построила свой мгновенный успех, уже вовсю колышется под поверхностью. В «Морнинг пост» по-прежнему царило спокойствие, и, следовательно, она чувствует себя, конечно, еще увереннее; а между тем час, когда Оуэну придется сделать бесповоротный выбор – либо одно, либо другое, – приближается. Остаться верным своему слову означает для него донести на собственную мать, и стук полиции в дверь заставит миссис Герет проснуться. До какой степени миссис Герет обманывалась, Фледа видела хотя бы из того, что весь месяц она оставалась такой же бездеятельной, как и Мона. Свою юную приятельницу она оставила в покое, потому что питала твердую уверенность, взлелеянную еще в Риксе, что Оуэн выбрал «другое». Да, он выбрал «другое», но много ли от того проку?! Сейчас миссис Герет послала за ней, и с этой точки зрения ее действия были вполне естественны. Она послала за ней с целью показать наконец, каких успехов она добилась. Однако если Оуэн в самом деле сейчас в Уотербате, пустое ее бахвальство легко опровергнуть.

Фледа нашла миссис Герет в скромном номере; ее породистое лицо выглядело усталым – знак, как она доверительно обронила, напряжения, вызванного усилиями соблюдать осторожность, которую сохраняла для ее же, Фледы, пользы. В их отношениях укоренилась постоянная черта: старшая леди вынуждала младшую чуть-чуть кривить душой – давив на нее оказываемым доверием. Фледа с трудом соответствовала этому доверию, даже когда она в раннем порыве преданности обнаруживала способность горячо на него откликаться, а теперь, когда у нее появились свои тайны и обстоятельства, теперь, когда она не могла с такой же дерзновенностью, как это делала ее патронесса, все упрощать, у нее душа уходила в пятки. Даже в момент объятий Фледа чувствовала бремя, лежащее на плечах, так что ее настроение, скажем прямо, сильно испортилось, как только она спросила себя: что она вынесла из своего заветного уединения, чтобы выдерживать этот груз. Миссис Герет всегда высмеивала слабость, в ее приветствии чувствовались широта и великодушие, которое словно говорило: позор ущемленной совести! Что-то произошло – это Фледа видела; также она видела в браваде миссис Герет, которая, казалось, объявляла о полной перемене в ходе дел, непререкаемую уверенность в том, что здоровой молодой женщине происшедшее должно быть по вкусу. Приезд налегке заставил эту молодую женщину почувствовать себя сухой и черствой еще прежде, чем ее приятельница, заметив отсутствие вещей – правда, не с первого, а со второго взгляда, – выразила свое недоумение и сердито ей попеняла. Конечно же, она ожидала, что Фледа останется с ней.

Фледа сочла за наилучшее также прибегнуть к браваде, выказав ее с самого начала.

– Дорогая миссис Герет, я приехала подтвердить ваши ожидания, не тратя времени на долгие приготовления.

– В таком случае извольте заняться ими здесь! – Слова миссис Герет звучали крайне повелительно. – Вы едете со мной за границу!

«Вот тебе и раз!» – подумала Фледа.

– Нынче вечером… завтра? – улыбнулась она.

– На днях, как можно скорее. Ничего другого мне не остается. – У Фледы екнуло сердце: на какую из случившихся в последние дни перемен намекает миссис Герет. – Я уже все спланировала, – продолжала миссис Герет. – Я поеду самое малое на год. Начнем с Флоренции, устроимся там. Я, конечно, не рассчитываю, – добавила она, – что вам захочется провести со мной так много времени. Но это мы еще успеем решить. Оуэн присоединится к нам как только сможет, он сейчас не совсем готов, и ему не выехать вместе с нами. Но я уверена: такое путешествие – именно то, что ему нужно. Тут и перемена обстановки, и перерыв в обычных его занятиях.

Фледа слушала; она ничего не понимала.

– Как вы добры ко мне! – только и вымолвила она. Нарисованная миссис Герет картина вызывала столько вопросов, что она не знала, с какого начать. Она задала тот, который первым пришел на язык:

– Что, мистер Герет сам согласился составить нам компанию?

Мать мистера Герета в ответ расплылась в улыбке, но Фледа знала, что улыбка эта – молчаливое неодобрение той форме, в какой она упомянула ее сына. Она всегда называла его «мистером Оуэном» и теперь, проявив излишний такт, как бы отказывалась от этого права. Поведение миссис Герет напомнило Фледе, с каким видом она встретила оцепенелый взгляд своей гостьи, застывший при виде Рикса, заставленного трофеями Пойнтона.

– О, если вы ответите согласием за него, этого будет вполне довольно, – сказала она.

И, стоя от Фледы на расстоянии вытянутой руки, положила ладони ей на плечи, словно обуреваемая желанием дружески по ним похлопать, а в глубине ее сияющих глаз Фледа различала что-то темное и беспокойное.

– Ах вы, гадкая, лживая девчонка! Почему ничего мне не сказали?

Тон смягчал жесткость слов, и ее гостья почувствовала, что ею довольны, как никогда прежде. Это было частью большой взятки, чем-то вроде солидной купюры, сунутой в руку Фледы, которая могла лишь шарить в пустом кармане.

– Вы, надо полагать, уже в Риксе всё знали, но отрицали – начисто отрицали. Потому-то я и говорю – гадкая, лживая девчонка.

И потому-то, надо полагать, она еще раз чуть ли не силой ее поцеловала.

– Помилуйте! Прежде чем отвечать, надо же знать на что, – взмолилась Фледа.

Миссис Герет посмотрела на нее, и в глазах ее вновь появилось что-то жесткое.

– Будет, будет. Вы уже показали, какая вы скромница. Но если он без памяти влюблен в вас, неужели нужно ждать, чтобы я вам об этом сообщила?

– Он сообщил это вам,дорогая миссис Герет?

Дорогая миссис Герет расплылась в сладостной улыбке:

– Каким образом, когда при наших отношениях мы общаемся исключительно через вас, а вы, с вашими завиральными идеями, все скрываете?

– Разве он не ответил на письмо, в котором вы известили его, что я в городе?

– Ответил, и еще как! Тут же помчался к вам.

Решительный отпор, с каким миссис Герет приняла брошенный намек, не оставлял места для проявления недовольства, да и при чувстве ответственности, всегда владевшем Фледой, а теперь особенно сильно, все обиды побледнели. У нее не было желания выступать с жалобами; все, что она могла, учитывая тайну, которую хранила, – задать вопрос:

– Откуда же вы пришли к мысли, что ваш сын…

– Готов на все, лишь бы заполучить вас? – перебила ее миссис Герет. – Меня посетила миссис Бригсток.

У Фледы от удивления округлились глаза.

– Она приезжала в Рикс?

– На следующий день после того, как застала Оуэна у ваших ног. Ей все известно.

Фледа печально покачала головой; она была так потрясена, что даже не пыталась это скрыть. Непостижимого визита миссис Бригсток, по простодушию равного разве только визиту Оуэна, она не учла.

– Есть многое, что ей неизвестно, – только и сказала она.

– Ей известно, что он пойдет на все, чтобы жениться на вас.

– Этого он ей не говорил, – заявила Фледа.

– Нет, ей не говорил, но говорил вам. Что много лучше! – рассмеялась миссис Герет. – Деточка моя, – продолжала она в манере, поразившей Фледу какой-то неосознанной вульгарностью, – не старайтесь казаться лучше, чем вы есть. Уж я-то знаю, какая вы. Недаром с вами пуд соли съела. Вы вовсе не такая уж святая. Бог мой, за кого бы вы посчитали меня в мои лучшие дни! Но вам же, глупышке, все это, к счастью, нравится. Вы же, душечка моя, от страсти белее мела! Как раз такая, какой мне и хотелось видеть вас. Право, хоть убейте меня, не пойму, чего тут стыдиться. – И с еще большей многозначительностью, с видом, показавшимся Фледе весьма странным, добавила: – Все замечательно.

– Я виделась с ним всего дважды, – сказала Фледа.

– Всего дважды? – продолжала улыбаться миссис Герет.

– В первом случае у папы, о чем вам рассказала миссис Бригсток, и еще раз у Мэгги.

– Ваши дела касаются вас двоих, и, на мой взгляд, вы, бедняжки, с ними отменно справляетесь, – проговорила миссис Герет с изысканным юмором. – Не знаю, что течет в ваших жилах, но вы до абсурда преувеличиваете трудности. Право, всему есть предел, и когда вы оба окажетесь вместе со мной за границей… – Она запнулась, словно от избытка мыслей; о том, что, возможно, произойдет за границей, когда они вместе окажутся там с нею, оставалось только домысливать по тому, как весело она потирала руки.

От этого жеста веяло такой верой в исполнение обещанного, что на какое-то мгновение ее собеседница ей поддалась. Однако пока еще ничего не подтверждало непреклонной убежденности, владевшей миссис Герет; визит леди из Уотербата лишь наполовину ее объяснял.

– Не удивительно ли, – спросила почтительно Фледа, – что миссис Бригсток решила искать помощи у вас?

– Никогда не надо удивляться заблуждениям отпетых дураков, – отрезала миссис Герет. – Если бы корове понадобилось выбрать верный ход, ей в голову пришла бы та же счастливая мысль. Миссис Бригсток пришла «поговорить» со мной.

Фледа на мгновение задумалась.

– Она и ко мне с тем же приходила, – честно призналась Фледа. – Но неужели она рассчитывала на вас, зная, что вы с самого начала были ярой противницей этого брака?

– Она не знала, что я хочу вас,моя дорогая. Поразительно, при том неистовстве… той кричащей гласности, с какой я заявляла о моих предпочтениях. Но она глупа, как сова… и совершенно не ощущает вашего обаяния.

Фледа почувствовала, что краснеет, но постаралась улыбнуться.

– И вы ей прямо так и сказали? Дали понять, что хотите меня?

– За кого вы меня принимаете? Я не была такой ослицей.

– Чтобы не раздражать Мону? – предположила Фледа.

– Чтобы не раздражать Мону, естественно. Нам пришлось двигаться по узкой стезе, но, слава Богу, мы наконец выходим на простор!

– Что вы называете «простором», миссис Герет? – осведомилась Фледа и, не получая ответа, добавила: – Вы знаете, где сейчас Оуэн?

– Вы хотите сказать, – миссис Герет посмотрела на нее в упор, – он в Уотербате? Это ваше дело. Я вполне могу это стерпеть, коли вы можете.

– Могу. Где бы он ни был, – сказала Фледа. – Только я понятия не имею, где он.

– Вот как! И вам не стыдно за себя? – воскликнула миссис Герет совсем другим тоном, из которого явствовало, какие страсти бушевали глубоко под всем, что она высказывала. Но уже в следующий момент она, поймав руку Фледы, словно желая загладить невольную резкость, заговорила спокойнее: – Неужели вы не понимаете, как безгранично, как слепо я доверяю вам? – В ее голосе звучала мольба.

Фледа была потрясена до глубины души; некоторое время она молчала.

– Понимаю. Она приезжала, чтобы пожаловаться вам на меня?

– Она приезжала выяснить, что она может сделать. Она была ужасно подавлена тем, что увидела накануне, в квартире вашего отца, и примчалась в Рикс под впечатлением минуты. Она вовсе не собиралась наносить мне визит, когда отправлялась из дома; но когда застала вас наедине с Оуэном, сразу решилась. Все, как есть, сказала она, было написано у вас на лицах: она говорила так, словно ничего подобного в жизни не видела. Оуэн на грани, но, может быть, есть еще время, чтобы его спасти, и вот с этой мыслью она бесстрашно бросилась в логово такого страшного зверя, как я. «Что только не сделает мать!» – повторяла она мне не раз. И впрямь, что только не сделает мать? Думается, я ей достаточно наглядно показала – что! Она пыталась сломить меня, взывая к моему доброму сердцу, как она выражалась; но с того момента, когда она стала клепать на вас, с того момента, когда обвинила Оуэна в вероломстве, я проявила столько добросердечия, сколько она только могла пожелать. Я поняла: от меня ждут сочувствия – ведь Оуэн убивает ее дитя! По мне, так пусть убивает – мне только в радость, но внешне я была с миссис Бригсток сама доброта. И при этом абсолютно честна. Не сказала ничего, чего бы не чувствовала. Я спросила ее, почему они не поженились тогда, много месяцев назад, когда Оуэн был к тому совершенно готов, и не преминула объяснить, что эта глупая ошибка со стороны Моны полностью освобождает его от ответственности. Не кто иной, как она сама, разрушила его привязанность, его иллюзии. Неужели она хочет выйти за него теперь, когда оттолкнула его от себя, когда он раздражен против нее, когда в сердце у него горькая обида. Миссис Бригсток, однако, напомнила мне, что и у Моны в сердце горькая обида, но, сказала она, не за тем она пришла ко мне, чтобы ворошить былое, а просто – чтобы вернуть Оуэна. Все, чего она ждет от меня, чтобы я, из простого сострадания, рассудила по справедливости. Оуэна адски опутали – она выразилась иначе: «сбили с толку» – и опутали, разумеется, вы. Но с ним все наладится, если я озабочусь устранить вас. И она спросила меня напрямик: может ли быть, неужели я хочу, чтобы Оуэн женился на вас?

Фледа слушала с невыносимой болью и все возрастающим ужасом, словно ее собеседница, камень за камнем, наваливала ей на грудь какой-то огромный груз. У нее было такое чувство, будто ее погребают заживо, заталкивают под своды чужой воли, и для воздуха теперь осталась лишь узенькая щель. Одно слово, чувствовала она, и щель закроется, и, задавая вопрос, который, как только миссис Герет прервалась, появился у нее на кончике языка, она, как ей в ужасе казалось, искушала судьбу:

– И что же вы сказали ей на это?

– Я была в замешательстве: видела, где опасность, – опасность, что она пойдет домой и доложит Моне, что я вам пособничаю. Разумеется, узнать, что Оуэн повернулся к вам, было для меня счастьем, но радость радостью, а я оставалась начеку. Несколько секунд я усиленно размышляла – и нашла свою нишу.

– Свою нишу? – пробормотала Фледа.

– Я припомнила, как вы связывали мне руки, чтобы я ни слова не говорила Оуэну.

– А вы припомнили, – поинтересовалась Фледа, – письмецо, которое вы, со связанными руками, все-таки сумели написать Оуэну?

– Вот именно; мое письмецо – образец сдержанности. Я вспомнила все то, что тогда запретила себе сказать. Я была ангелом деликатности – я себе ничего не позволила. Как святая. И уж если я тогда поступила так, то не по мне было давать этой женщине повод думать, будто я поступила наоборот. К тому же она совалась не в свое дело.

– И вы ей так и сказали? – осведомилась Фледа.

– Я сказала ей, что ее вопрос свидетельствует о полном непонимании характера моих отношений с моим сыном. Я сказала ей, что у меня нет с ним никаких отношений и что мы уже несколько месяцев не виделись и не общались. Я сказала ей, что мои руки абсолютно чисты: я никогда не пыталась толкать его к вам. Я сказала ей, что забрала из Пойнтона то, на что имела право, и никаких дурных поступков за собой не знаю. Я рассудила, что если и прикусила себе язык, помогая вам, то у меня, по крайней мере, есть оправдание, которое дает мне мое самопожертвование.

– И миссис Бригсток удовлетворил ваш ответ?

– Она явно почувствовала облегчение.

– Счастье ваше, – вздохнула Фледа, – что она, по всей очевидности, не знала, как вы в Пойнтоне, под самым ее носом, афишировали меня перед Оуэном.

Миссис Герет, по-видимому, вспомнила помянутый эпизод; она улыбнулась безоблачной улыбкой, особенно эффектной, дабы показать, что уже привыкла не принимать к сердцу недостойные намеки.

– Откуда же она могла знать?

– Могла, стоило Оуэну рассказать ей, как вы вспылили по поводу Моны.

– Но он же не рассказал. У него достало чутья скрыть это от Моны. Впрочем, неосознанно, но он уже был влюблен в вас.

Фледа устало покачала головой:

– Нет… влюблена была я.

Миссис Герет не преминула воспользоваться даже слабой искоркой и тут же добавила к ней своего огня.

– Ах вы, негодница! – воскликнула она и снова заключила свою молодую приятельницу в жаркие объятия.

Фледа не сопротивлялась. Она подчинилась, как больной зверек. Сейчас она подчинилась бы уже чему угодно.

– Что же было потом?

– Только то, что она уехала, полагая, что кое-что как-никак получила.

– И что же она получила?

– Ничего, кроме ленча. Зато я получила все!

– Все? – дрожащим голосом произнесла Фледа.

Миссис Герет, которую в ее тоне тоже, очевидно, что-то царапнуло, посмотрела на нее с недосягаемой высоты:

– Не подведите же меня теперь!

Ее слова прозвучали как угроза, и бедная девушка – она наконец прозрела – обессиленная упала в кресло.

– Что вы – о Бог мой – сделали?

Миссис Герет возвышалась перед ней, чувствуя себя на вершине славы, героиней, совершившей великое деяние.

– Я устроила вашу судьбу, – заявила она, и вся комната, как казалось испуганной Фледе, наполнилась сиянием ее величия. – Я отослала все обратно в Пойнтон.

– Все? – выдохнула Фледа.

– До самой крохотной табакерки. Последний груз ушел вчера. С теми же людьми. Мой милый Рикс, бедняжка, опустел. – И, словно чтобы увенчать благородство содеянного, пресечь все возражения, миссис Герет, высоко подняв свою красивую голову и потирая свои белые руки, заключила: – Они ваши, ваши, мокрая вы курица!

Фледа увидала слезы, выступившие на ее глубоких глазах.