Текст книги "Полковник Лоуренс"

Автор книги: Генри Бэзил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

2 августа они выступили. Чтобы избежать потерь, Лоуренс сам провел их через первый критический этап, которым являлась область Ховейтат. Если бы им встретился кто-либо из представителей неблагожелательно настроенных племен, то присутствие Лоуренса помогло бы успокоить последних и предотвратить передачу какого-либо предостережения туркам. То, что Лоуренс отправился вместе с ними, было весьма удачным, так как, когда отряд добрался к долине Рамма, то оказалось, что арабы племени ховейтат, имевшие там лагерь, были настроены весьма злобно в отношении английского вторжения. Хотя усилия Лоуренса и шерифа смягчили неприятные взаимоотношения с вождями, все же некоторые представители племени в темноте производили иногда одиночные выстрелы по отряду.

Однако, когда наступило утро, для дипломатии оказалось больше шансов на успех, а к полудню Лоуренс чувствовал, что он смело может ехать обратно, в то время как Стерлинг, приобретший удивительно быстро влияние на арабов, остался вместе с Бакстоном.

Находясь среди массы английских солдат, отличавшихся своей простотой и добродушием, Лоуренс испытывал странное ощущение: это была тоска по родине. Лоуренс почувствовал себя отверженным. Это заставило его еще глубже осознать роль, которую он играл в интересах Англии, используя для этого арабов.

Возвратясь обратно, он узнал, что его ждет самолет, чтобы доставить в Джефир для встречи с тем самым Нури Шааланом, который год назад обвинял Лоуренса, что Англия давала арабам одни обещания, а французам – другие.

Однако беседа с Нури Шааланом и его шейхами оказалась вовсе не такой неприятной, как ожидал Лоуренс. Подавляя в себе по временам угрызения совести, Лоуренс вместе с Фейсалом дипломатично апеллировал к идее арабской национальности, подчеркивая мистическое очарование жертвы за свободу, пока арабы под действием этого двойного красноречия не оказались охваченными порывом к восстанию, а Нури Шаалан со своим племенем не перешел на сторону англичан. Это был один из тех моментов триумфа, которые в дальнейшем, когда Лоуренс вспоминал о них, вызывали в нем мучительные переживания. Из Джефира Лоуренс полетел обратно в Гувейра, а затем поехал в Акабу.

После предварительной разведки на автомобиле, которая убедила Бакстона в том, что все спокойно, рано утром 8 августа отряд тремя колоннами с разных сторон подошел к станции Мудовара. Этот день оказался "черным днем" для турецкого гарнизона Мудовара. Идея британского плана заключалась в том, чтобы окольными подступами пробраться между станцией и оборонительными позициями турок, имея в виду атаковать с тыла и станцию, и позиции. До полуночи к исходной точке были проложены белые ленты, но так как никто не знал хорошо местности, ознакомившись с ней только по снимкам с самолета, то вести части к исходной позиции было чрезвычайно трудно. Время шло, и когда подготовка к штурму была, наконец, закончена, уже начинали проявляться слабые проблески утренней зари. Еще одна десятиминутная задержка – и результат мог бы оказаться плачевным. К счастью, бомбометчики уже пробрались вперед и захватили врасплох два редута и станцию. Но северный редут в течение часа оказывал упорное сопротивление, пока не был принужден к сдаче орудиями автобронемашин. Было захвачено в плен 150 турок, потери же англичан составляли 7 убитых и 10 раненых. Разрушив станцию с водокачкой и паровыми насосами, а также колодцы, отряд Бакстона вечером направился обратно.

12 августа их приветствовали Лоуренс и Джойс, которые пошли с ними дальше, преследуя двойную цель – произвести разведку дороги для бронемашин к предстоящему наступлению на Дераа и подготовить путь для Бакстона. Лоуренс и Джойс выехали на автомобиле в сопровождении охранявшей их автобронемашины. Бедуины впервые увидели в этих северных частях пустыни столь странное механическое животное, которое, конечно, их чрезвычайно поразило. Однако наряду с этим оно заставило их проявить и более дружеские чувства по сравнению с теми, которые они выказывали безоружным путешественникам. Это первое путешествие «роллс-ройсов», освещавших пустынную дорогу снопами света, было в некотором роде триумфальным проездом. Они быстро достигли Азрака и вернулись обратно еще быстрее, по временам несясь со скоростью 70 км в час; уже к вечеру следующего дня они завидели лагерные огни Бакстона.

Здесь их ждала неприятность. Юнг своевременно отправил им продовольствие на две недели, но запасы прибыли только на восемь дней, так как часть погонщиков верблюдов свернула в сторону. Это потребовало изменения плана. "Бакстон облегчил свою колонну, оставив все несущественное, я же отказался от двух машин, воспользовавшись лишь одной, и изменил маршрут".

Пребывание Лоуренса среди британских солдат еще раз вызвало в нем смешанное чувство удовольствия и горечи. Он гордился своими соотечественниками, они были для него дорогими и близкими, и также естественно было их видеть в таком странном окружении. Однако наряду с этим он чувствовал себя чужим, был день его рождения: ему исполнилось 30 лет, и он решил вспомнить свою жизнь. Четыре года назад, когда он пошел на войну, странный порыв честолюбия заставил его решиться сделаться к 30 годам генералом и получить титул баронета. Теперь, если он останется в живых, это являлось для него достижимым, но теперь эти детские мечты утратили для него интерес. Осталось лишь одно честолюбивое стремление пользоваться уважением людей. Это стремление делало Лоуренса особенно чувствительным к вопросу о правдивости перед самим собой. Он думало том, как ему доверяли Алленби и арабы и как были готовы умереть за него люди из личной охраны. Он был слишком умен, чтобы рассматривать себя как сверхчеловека. Он понимал стремление обычного человека иметь себе идолов – может быть потому, что не был свободой от этого и сам. Поэтому он был склонен приписать успех своему искусству актера и спрашивал себя: неужели вся слава построена на обмане?

Он был тем более расположен критиковать себя, поскольку обладал инстинктивной стыдливостью. Эта стыдливость зачастую приводила к порицанию скромности, которая в условном смысле заключает в себе слепоту. Чрезмерное осознание им своих мыслей и действий породило в нем исключительную силу самоанализа, сделавшегося у него постоянной привычкой, от которой он освобождался лишь в тех случаях, когда был охвачен неистовым усилием. Отсюда в нем проявилось любопытство к себе, которое являлось главной пружиной большей части его поступков. Пожалуй, Лоуренс вовсе не так уж отличался от других мыслящих людей, как это ему казалось.

Лоуренс сознавал, что наслаждался той славой, которой он достиг, но вследствие своего чрезвычайного чувства отдаленности от других людей он боялся этого наслаждения, становившегося им известным. Это привело его к тому, что он стал отклонять те почести, которых вначале жаждал.

Когда движение возобновилось, он получил мимолетное удовлетворение своего военного инстинкта, заметив умение Бакстона быстро приспособиться к условиям иррегулярной войны. Бакстон разделил свою колонну, являвшуюся негибким соединением, на ряд групп, из которых каждая шла со скоростью, определявшейся условиями местности. Поклажа верблюдов была облегчена и размещена по-новому. Система привалов, определявшаяся временем, была отменена, а сами привалы делались скорее для кормления животных. Все эти перемены весьма радовали знатока иррегулярной войны. "Наш имперский верблюжий корпус сделался быстрым, эластичным, выносливым и бесшумным", хотя уже теперь верблюды Лоуренса, обученные езде по арабскому методу, делали в среднем по 7 км в час и таким образом выгадывали себе дополнительное время для прикорма.

20-го группы Бакстона достигли Муаггара, расположенного в 25 км к юго-востоку от Аммана, где они намеревались нанести удар. К несчастью, в то время над колонной пролетел турецкий самолет. Кроме того, от крестьян узнали, что несколько частей турецкой пехоты на мулах было расквартировано в деревнях у моста для охраны сборщиков налогов. Хотя силы эти и не были настолько значительны, чтобы помешать успеху, все же они могли сделать его слишком дорогостоящим. Учитывая приказ избегать потерь, Лоуренс с сожалением решил отказаться от попытки нанесения удара, к большому разочарованию "верблюжьего корпуса".

Для того чтобы добиться максимума возможного, в деревнях стали распространять слухи о том, что этот небольшой отряд является якобы разведывательными частями армии Фейсала, которая в начале следующего месяца должна была захватить штурмом Амман. Это была выдумка, верить которой турки боялись, но возможность подобной операции они себе представляли и удара ее страшились. Они осторожно выслали кавалерию на разведку в Муаггар, где нашли подтверждение диких слухов, распространявшихся крестьянами, так как вершина холма была завалена пустыми банками из-под мясных консервов, а долина была изрезана глубокими следами громадных машин. И сколько следов там было! Это вызвало у турок беспокойство, которое остановило их и заставило быть в нерешительности в течение целой недели. Разрушение же моста дало бы арабам недели, две. Играя таким образом на страхе турок за Амман, Лоуренс достиг отвлечения сосредоточения их сил для атаки на силы Джафара у Ма'ана. "Мне хотелось, чтобы Джафар не слишком активно сражался с наступавшим противником, когда мы отводили его конные части по направлению к Дераа".

Однако от этого подготовительного блефа выиграло не только предстоявшее движение арабов; по-видимому, он заставил турецкое командование перебросить вновь прибывшие подкрепления для 4-й армии у Аммана за счет прибрежного сектора, находившегося под угрозой англичан.

К вечеру 20-го отряд Бакстона вышел на Азрак.

В Азраке Лоуренс «похоронил» пироксилин, приготовленный для использования в предстоящем набеге на Дераа. 26-го вернулись обратно в Баир.

Здесь его ожидала неприятность, хотя он и должен был знать, что она произойдет именно теперь. С почтой была получена официальная газета, издававшаяся в Мекке и содержавшая объявление, в котором указывалось, что только дураки могут приписывать Джафару присвоенное ему англичанами звание главнокомандующего Северной арабской армией, так как у арабов такого звания не существует. Повидимому, объявление было напечатано Хуссейном из зависти, после того как он услышал о получении Джафаром британского ордена. В результате Джафар отправил Фейсалу свою просьбу об отставке, и его примеру последовали все старшие арабские офицеры. Фейсал и Лоуренс сделали все, что могли, чтобы устранить вызванное чувство обиды, но когда Фейсал отправил своему отцу телеграмму с протестом, то получил язвительный ответ. Тогда Фейсал по телеграфу предложил свою собственную отставку. В ответ на это Хуссейн прислал еще одну телеграмму, назначая Зеида, но последний сразу же отказался от предложенного ему поста. В течение нескольких дней обменивались негодующими телеграммами в обоих направлениях.

Трудно было выбрать более неудачное время для этой неприятности, поскольку она грозила сорвать намечавшуюся операцию, которая была основана на ряде отдельных передвижений арабов и в которой все должно было происходить по расписанию.

Жертвуя меньшим для большего, Лоуренс первым делом отправил курьера к Нури Шаалану с целью предупредить его о том, что ему не следует, как он сообщил, обращаться с речью к племенам.

Затем Лоуренс принялся за упорядочение дел у Абу-ЭльЛиссала. Нури Саид, сделавшийся в последующие годы премьер-министром Ирака, оказал ему неоценимую помощь и доказал, что его способности политика являлись столь же выдающимися, как и его военные таланты. Такую же помощь оказал и Стерлинг. Под руководством Нури арабские офицеры в ожидании извинений со стороны Хуссейна согласились отправиться в Азрак. "Если бы эти извинения оказались неудовлетворительными, они могли бы или вернуться, или отказаться от своей клятвы верности". Что Касается методов дипломатии лично Лоуренса, то Стерлинг дает забавные пояснения: "Слышать Лоуренса на одном из совещаний арабов было весьма поучительно. Когда во время дебатов кто-либо из шейхов попадал в затруднительное положение, Лоуренс благодаря своему поразительному знанию прошлой жизни и биографии каждого руководящего араба вставлял замечание, относившееся к какому-нибудь малоизвестному, но позорному случаю из прошлого этого шейха, и такого замечания обычно бывало достаточно для того, чтобы заставить его замолчать и привести остальных членов совещания в веселое настроение". Также часто Лоуренс добивался того, что ему было нужно, своевременным указанием на какое-либо достижение. "Я мог не только хвалить, но и приводить в смущение".

Особенно же удивительные способности Лоуренс проявил тогда, когда потребовалось добиться извинения Хуссейна, которое удовлетворило бы самолюбие Фейсала и восстановило бы его положение среди арабских офицеров, – вопрос, которому Лоуренс придавал большое значение не только с военной точки зрения, но и с политической. Атака на Дераа не могла быть осуществлена без Фейсала, он один мог скрепить успех арабов по взятии ими Дамаска. Но прежде чем Фейсал мог сыграть роль воскресшего пророка, нужно было восстановить его престиж. Алленби и Вильсон помогали словесным нажимом на Хуссейна, однако старик упорствовал. Его телеграммы приходили к Лоуренсу для доставки Фейсалу. Расшифровав телеграммы, Лоуренс, прежде чем доставить их в зашифрованном виде Фейсалу, "искажал нежелательные слова, превращая их цифровые группы в бессмыслицу". Столь простым путем Лоуренс достигал того, что предотвращал излишнее возбуждение у окружавшей Фейсала свиты. Наконец, Хуссейн отправил длинную телеграмму, которая начиналась довольно-таки неубедительными извинениями, но в конце содержала повторные оскорбления. Прежде чем передать депешу Фейсалу, который находился в это время на совещании, Лоуренс выкинул из нее всю вторую часть. Фейсал прочел телеграмму вслух и затем решительно заявил: "Телеграф спас нашу честь". Арабские офицеры стали хором выражать свою радость, чем воспользовался Фейсал, чтобы шепнуть Лоуренсу: "Я имею в виду честь почти всех нас". Лоуренс притворился, что не понимает, в связи с чем Фейсал добавил: "Я предложил совершить этот последний поход под вашим командованием: почему этого недостаточно?" – "Потому что это несовместимо с вашей частью". Фейсал пробормотал: "Вы всегда предпочитаете мою честь своей". Однако кризис был улажен.

Благодаря усилиям, проявленным Лоуренсом, первый караван, состоявший из 600 вьючных верблюдов, уже 30 августа отправился в свой трехсотмильный переход в Азрак под охраной 30 пулеметчиков и 35 всадников на верблюдах. Ко 2 сентября возбуждение, царившее среди арабских солдат, настолько улеглось, что позволило отправить второй караван из 800 верблюдов. Вооруженный отряд состоял из 450 арабов регулярных частей на верблюдах с 20 пулеметами Гочкиса, 2 бронемашин, 5 грузовиков, 2 самолетов и французской горной батареи Пизани. 4 сентября на грузовике «роллс-ройс» выехал сам Лоуренс, надеясь прибыть вовремя, чтобы снова добиться помощи со стороны местных арабов. Его сопровождали Назир и новый помощник лорд Винтертон. За ними должны были следовать Фейсал и Джойс.

Таким образом пустыня сделалась военной дорогой, усеянной колоннами войск, двигавшихся в северном направлении и упорно приближавшихся к Азраку, неся с собой угрозу ничего не подозревавшим туркам. Трудности, которые были преодолены, и достигнутая ими цель породили у британских солдат вполне естественное чувство гордости. У Лоуренса же, когда он ехал за передвигавшимися с большим трудом по сравнению с его бедуинами колоннами, переход вызвал смешанные чувства. Подобный комфортабельный метод путешествия на автомобиле казался ему постыдным, хотя Назир, ехавший сзади и давившийся от пыли, не разделял этого взгляда, особенно в тех случаях, когда грузовик, шедший со скоростью свыше 105 км в час, ударялся о края засохшей на дороге грязи. Да и сама пустыня казалась чересчур многолюдной, так как по ней двигались бесконечные колонны войск. Некоторым утешением явилось сообщение о том, что, в то время как они двигались на север, турки отправили еще одну экспедицию к югу, в Тафила. Полученная новость свидетельствовала о том, что стратегически скопление войск не было столь заметно, по крайней мере для турок, как это казалось самому Лоуренсу. "Наши «страшные» разговоры о наступлении через Амман заставили турок почти совсем покинуть Дамаск, а «невинные» – привели их к намерению отразить нашу ложную атаку".

По мнению Лоуренса, Геджас был уже перевернутой страницей, сброшенной картой. Его мысли теперь были обращены к Дамаску, в то время как мысли других все еще были прикованы к Мекке и Медине. Его чувство реализма уже давно отбросило идею о том, что бесплодный и изолированный Геджас будет в состоянии править или даже разделять будущее плодородных и населенных территорий на севере. Восстание в Геджасе послужило рычагом для поднятия восстания арабов вообще; чудом удалось прекратить раздоры и добиться примирения между арабами, по крайней мере на этот месяц. Таким образом от Акабы до Дамаска все шло хорошо. Лоуренс устранил все препятствия и проложил путь. Остальное должно было зависеть от его умения пользоваться обстановкой.

Глава XV. Нанесение конечного удара. Сентябрь 1918 г

Большое британское наступление должно было начаться 19 сентября. Лоуренс обещал Алленби, что арабы окружат Дераа и перережут железную дорогу, от которой зависели турецкие армии. Поскольку это обещание было дано, Алленби расширил свой план и тем самым уменьшил риск от ударов противника. В силу ряда обстоятельств армия еще стояла неподвижно, но была эластичной в своей потенции. План Лоуренса был более инициативным и более твердым в отношении конечной цели.

Однажды в середине августа, возвратясь из поездки, Алленби неожиданно заявил своему штабу о решении направить кавалерию к прибрежной, равнине с целью пересечь Кармель близ Меджиддо, опуститься в равнину Эсдраелон и захватить дорогу и железнодорожные центры у ЭльАфуле и Бейзана. Таким образом кавалерия должна была расположиться с двух сторон линии отступления 7-й и 8-й турецких армий и настолько близко к их тылу, чтобы последние имели очень мало шансов на прорыв. Единственный остававшийся выход был бы чрезвычайно затруднителен, а именно – через Иордан в восточном направлении, в пустынную область, где арабы напали бы на них, как осы.

Дераа являлся еще более важным пунктом, так как там находился центр железнодорожных сообщений всех трех турецких армий и линия отхода 4-й армии. Однако она находилась за пределами действия кавалерийского налета даже в теперешнем растянутом положении. До нее могли добраться только арабы. От них зависело многое, для того чтобы парализовать расположение турецких войск как до начала удара Алленби, так и в период его развития.

Планы Лоуренса заключались в том, чтобы"…произвести ложную атаку на Амман, а в действительности уничтожить железную дорогу у Дераа. Дальше этого мы не шли".

Лоуренс тщательно рассчитал, что одним лишь фактом расстановки сил арабов у Азрака прямо против Аммана первая часть плана, а именно ложная атака, осуществлялась. "Нам нужно было послать наших "всадников св. Георга" – золотые соверены – тысячами к бени-сахр, для того чтобы скупить весь ячмень с их гумен, прося их об этом не упоминать, так как он потребуется нам для наших животных и для наших английских союзников недели через две".

Эти краткие сведения не вскрывают всей тонкости мероприятий Лоуренса, предпринятых им для того, чтобы убедить турок, что целью предстоящего наступления является Амман. Он отправил несколько скупщиков в гумна арабов и закупил на наличные деньги все стога кормового ячменя для лошадей, которые бени-сахр только имели; поставленные им условия предусматривали, что арабы будут его сохранять для Лоуренса до тех пор, пока не получат предупреждения, для какого лагеря, находящегося на расстоянии дневного перехода, ячмень должен быть доставлен. Кроме того, он произвел перепись всех могущих быть приобретенными овец и с помощью четырех местных агентов заключил временные контракты на поставку овец, которых надлежало доставить в лагерь. За это Лоуренс заплатил комиссионные, хотя фактически не приобрел ничего.

Далее он посетил район Мадеба незадолго перед наступлением и там отметил две небольшие посадочные площадки для самолетов, нанял арабов сторожить их и оставил дымовые сигналы и посадочные знаки с инструкциями о том, как ими пользоваться. "Конечно, я выбрал людей, которые сидели бы там на заборе для моего собственного успокоения". Он также воспользовался преимуществом контакта со штабными офицерами-арабами 4-й армии. "Я предупредил их, что в ближайшее время затевается нанесение удара на Амман с востока и запада, и уговорил их расположить свои войска так, чтобы в нужный день не иметь возможности осуществить ни то, ни другое".

Тот же самый оттенок двойного блефа вдохновил его набросать проект атаки на Мадеба под руководством Хорнби с его арабами. "Я использовал все мое влияние для того, чтобы обеспечить нанесение удара Хорнби лично, прикрепив к нему всех шейхов бени-сахр, и заявил им, что он пойдет с юга, в то время как я отрежу турок с севера и востока. Я также придал ему Зиаба из Тафила – старого болтуна и шейхов Маджалли из Керака, которые имели связь в каждом лагере". Обеспечив гарантией, что их цель отвлечения противника будет выполнена, Лоуренс позаботился о том, чтобы они имели возможность провести ее в жизнь, снабдив их орудиями, деньгами, войсками, снарядами, частью своей личной охраны.

В основе отвлечения лежала цель: ложная атака в случае успеха Лоуренса у Дераа. Тот факт, что турки предугадали это наступление своим новым переходом против Тафила, не только показал, что они попались на приманку, но и являлся косвенным свидетельством значения наличия альтернативы. Более того, альтернатива могла быть возобновлена, так как по нанесении удара силами Дераа турецкие силы у Тафила, весьма вероятно, поспешно отойдут на север. В этом случаю атака Лоуренса на Хаурам создаст благоприятную возможность для действий Хорнби. Столь хитро задуманный и в то же время гибкий план должен был вызвать чувство одобрения у самого большого знатока военного искусства.

"В качестве предварительного мероприятия мы решили перерезать линию у Аммана, преградив тем самым возможность подхода подкреплений из Дераа к Амману и заставляя турок думать, что наша ложная атака против Аммана являлась настоящей. Мне казалось, что это предварительное мероприятие (с египтянами, которые фактически должны были выполнить разрушение) могло быть предпринято как ночная операция, которая не должна была отвлекать наших сил от главной задачи".

Задача эта заключалась в том, чтобы перерезать железные дороги в районе Хаурам и держать их в таком состоянии, по крайней мере, в течение недели. Для осуществления этого имелось три способа. Первый – "выступить к северу от Дераа к Дамасской железной дороге, аналогично моему набегу с Таллалом зимой, и перерезать ее, а затем направиться к железной дороге на Ярмук. Второй способ заключался в том, чтобы пойти на юг от Дераа к Ярмуку, как в ноябре 1917 г. с Али Ибн-Эль-Хуссейном. Третий заключался в том, чтобы направиться прямо на город Дераа.

Третий способ мог быть предпринят лишь в том случае, если бы авиация обещала настолько сильную дневную бомбардировку станции Дераа, что эффект ее оказался бы сильнее артиллерийской бомбардировки и позволил бы нам рискнуть пойти на штурм с небольшим количеством людей. Самонд надеялся осуществить это, но все зависело от того, сколько тяжелых машин он смог бы получить и собрать к необходимому времени.

Доунэй с последними сведениями прилетел бы к нам в Азрак 11 сентября. До этого, по нашему мнению, все три способа являлись для нас одинаковыми".

Самолет, которого ожидали из Палестины, в назначенное время 11 сентября опустился в Азраке. Но вместо заболевшего Доунэя прилетел другой штабной офицер, память которого была, по-видимому, настолько ослаблена воздушной болезнью, что вряд ли это могло быть хорошо для начала. Оставив в самолете свои записки, он направился за ними, чтобы принести, и забыл на этот раз упомянуть о намеченном изменении плана Алленби – расширении его обходного движения.

Возможно, что его смущение было усилено тем потрясением, которое он испытал, задав весьма профессиональным тоном вопрос относительно плана обороны передовой базы. С наружно хладнокровным видом, который таил в себе глубину, Лоуренс ответил: "У нас нет никакого плана, турки никогда не придут сюда искать нас". Штабной офицер больше не мешкал. Винтертон заметил, что "он грациозно удалился в свой самолет".

Однако от летчика Лоуренс и Джойс косвенно узнали, что ресурсы Самонда в отношении бомбардировочных самолетов окажутся недостаточными для прикрытия штурма Дераа. Поэтому альтернатива была откинута. Они решили остановиться на движении к северу от Дераа, для того чтобы обеспечить возможность перерезать магистральную. линию на Дамаск. На следующий день Пик со своим египетским отрядом и горстью гуркасов был отправлен на север с целью произвести предварительный прорыв у Аммана.

На рассвете 14-го главные силы численностью около 1200 человек вышли из Азрака и направились к большому колодцу с дождевой водой, находившемуся в 25 км к востоку от железнодорожной линии на Амман. К регулярным силам теперь были добавлены специально отобранные части бедуинов, Ауда с несколькими арабами абу-тауи и шейхами Зебн и Серахин. Нури Шаалан, порвав связи с турками. привел 300 всадников. Он также предложил помощь 2 000 всадников на верблюдах, но его просили держать их в резерве, чтобы не напугать крестьян Хаурама до наступления ответственнейшего момента для арабов в будущем. Лоуренс остался позади в Азраке, устраивая дела с Нури и Фейсалом, но на следующее утро он отправился за ними в «роллс-ройсе», прозванном "голубым туманом", который был его сверхмобильным главным штабом. Как обычно, Лоуренсу пришлось столкнуться с неприятными новостями. Пик вернулся обратно, не сумев выполнить своего задания. Его отряд наткнулся на большой лагерь местных бедуинов, которые получали от турок денежное вознаграждение за охрану железной дороги. Поскольку он не имел ни силы убеждения Лоуренса, ни мешков с золотом, чтобы заставить бедуинов перейти на свою сторону, он был вынужден вернуться обратно.

Эта новость чрезвычайно подействовала на Лоуренса. Если Дераа должен быть отрезан с севера и с запада, как это было предусмотрено, то для надежности, чтобы обеспечить операцию, он должен быть предварительно отрезан и с юга. Кроме того, он хотел, чтобы в течение ближайших двух дней Амман был центром операций. Однако было слишком поздно для того, чтобы отправить другой отряд из медленно передвигавшихся регулярных частей, так как нужно было спешить, для того чтобы достигнуть цели вовремя. Быстро прикинув все возможности, Лоуренс отправился выполнить эту задачу сам.

Он оказался в Умтайе впереди главных сил и еще до вечера произвел предварительную разведку железной дороги верхом на верблюде, обнаружив не только хорошую дорогу для автомобиля, но и подходящий мост для разрушений. После своего возвращения в лагерь Лоуренс рассказал остальным о своем плане и высказал предположение, что его сольное выступление, по всей вероятности, будет забавным. Как заметил Юнг, "по крайней мере для одного из его слушателей оно вовсе не казалось забавным, а казалось совершенно сумасшедшим планом. Однако именно сумасшедшие методы Лоуренса позволили взять Акабу, а на этот раз позволили перерезать железнодорожную линию Дераа – Амман".

На следующий день, в то время как главные силы продолжали продвигаться к северу от Дераа, Лоуренс отправился на запад к железной дороге у Джабиры с транспортом, "набитым до отказа пироксилином и детонаторами". Джойс и Винтертон сопровождали его на второй машине, а за ними следовал конвой из двух автобронемашин. Достигнув прикрытия у последнего рубежа перед железной дорогой и захватив с собой 150 фунтов пироксилина, Лоуренс перешел в броневую машину. На машине он отправился к мосту, в то время как другая машина заняла оборонительную позицию. После непродолжительного сопротивления турки сдались, и Лоуренс принялся за работу, а Джойс поспешил к нему с другой машиной и пироксилином.

Это разрушение доставило Лоуренсу громадное удовлетворение искусством, с которым оно производилось. "В дренажных отверстиях – пять сводов; были вставлены шесть небольших зарядов зигзагообразно; взрыв их сильно расшатал арки моста, причем разрушение явилось прекрасным образцом того замечательного типа, который оставил скелет моста фактически нетронутым, но шатающимся. В результате противник, прежде чем попытаться произвести исправление, должен был уничтожить оставшуюся часть моста". Едва они успели закончить разрушение моста, как показался неприятельский патруль.

Подрывная группа отъехала всего лишь несколько десятков метров, как у машины Лоуренса лопнула рессора. Было особенно неприятно то, что первая авария их материальной части за 18 месяцев путешествия по пустыне случилась именно в этот момент. «Роллс-ройс» в пустыне стоил дороже рубинов, но все же по-видимому, не оставалось никакого выбора перед тем, терять ли одну машину или терять все. Однако изобретательность водителя пришла на помощь: вставив в рессоры деревянные клинья и связав их вместе, они сумели скрыться от турок и произвести более надежный ремонт.

На следующее утро, 17-го, они нагнали главные силы как раз в тот момент, когда последние начинали атаку на укрепленную позицию, охранявшую мост у Тэль-Арар. Не обратив на нее внимания, арабы племени руаля бросились к железнодорожному пути, а затем остановились посреди постоянной дороги в позе героев-победителей, пока пули внезапно не начали ложиться вокруг них. Затем одно из орудий Пизани открыло огонь, и под его прикрытием регулярные части арабов быстрым штурмом захватили позицию.

"Таким образом, – писал Лоуренс, – южные 15 км Дамасской железной дороги были наши… Это была единственная железная дорога к Палестине и Геджасу, и я едва мог осознать наше счастье, едва мог поверить тому, что наше обещание, данное Алленби, было выполнено так просто и так скоро.

Я хотел уничтожить всю линию в один момент, однако положение вещей, по-видимому, изменилось".

После энергичного подбадривания процесс разрушения железной дороги продолжался, но угрожал быть прерванным появлением восьми турецких самолетов, поспешно высланных из Дераа. Хотя арабы и не были подготовлены к принятию мер защиты от воздушной атаки, их инстинкт подсказал им правильный образ действий. Они рассыпались так быстро, что после часа бомбардировки и стрельбы с воздуха оказалось лишь двое убитых. Затем единственный уцелевший самолет арабской армии – старый «В-Е-12», пилотируемый Жанором, появившись в воздухе, отвлек внимание турецких самолетов и пожертвовал собой.