Текст книги "Полковник Лоуренс"
Автор книги: Генри Бэзил
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)
Однако 60-я дивизия вскоре имела случай осознать трудности возложенной на нее задачи. Несмотря на повторные попытки, ее атака задерживалась пулеметным огнем. Тем временем кавалерия прошла километров восемнадцать к северу. Здесь бригада была расположена поперек дороги для прикрытия фланга, но была разгромлена турками. Оставшиеся кавалерийские части пошли на восток двумя путями и взобрались на плато, растянувшись при подъеме. До вечера Эс-Сальт не был занят 5-я бригада, составленная из английской добровольной кавалерии, которая задержалась еще больше, произвела атаку на следующее утро, но была встречена не турецкими пулями, а добродушными насмешками австралийцев.
60-я дивизия, попытавшаяся в то утро возобновить свои атаки на Шунет-Нимрин, встретила еще более серьезный отпор. Между тем командир 5-й кавалерийской бригады, вместо того чтобы прийти на помощь пехоте, предпочитал, чтобы пехота пришла ему на помощь. В конце концов командир бригады поехал к командующему дивизией, который, согласившись с его оценкой крепости турецкой позиции, вместо того чтобы посмотреть ее самому, решил отложить дальнейший бой до следующего дня, когда можно будет использовать другую кавалерийскую бригаду. Решение было роковым, так как время шло и возможности пропадали.
С северо-запада через Иордан по мосту Дамие были доставлены турецкие подкрепления; выдвинувшись клином на восточном берегу, они угрожали линии отступления британских войск. Началась гонка между британской кавалерией, которая наступала на турецкий тыл, и турецкой пехотой, наступавшей на британский тыл. Кавалерия оказалась наименее способной к продвижению и наиболее чувствительной к опасности. Несмотря на категорические приказания, полученные от высшего командования, британские войска на следующий день, 2 мая, мало что сделали. К 3 мая положение кавалерии, у которой не оказалось продовольствия, несомненно было тяжелым. В полдень приехал Алленби, чтобы повидать Шовеля. Ознакомившись с "несколько преувеличенным докладом", он решил избегнуть дальнейших потерь и приказал приостановить операцию. Отход к Иордану был проведен достаточно умело и прошел без серьезного вмешательства со стороны противника.
Очевидная опасность потребовала срочного вызова Лоуренса. Его попросили быть готовым к полету в Эс-Сальт и провести обратно отрезанную кавалерию через Мадеба, Керак, Тафила. Это было вполне возможно, так как имелось много воды и достаточно продовольствия. Турки были бы весьма поражены. Штаб считал, что силы, находившиеся в Эс-Сальте, по-видимому, оказались отрезанными от Иордана частями противника, слишком сильными, чтобы сквозь них можно было прорваться.
Арабы, на которых рассчитывал Болс, способствовали неудаче британских войск. За недостатком кавалерии они могли бы сломить турецкое сопротивление, лишив турок снабжения. Официальная история высказывает предположение, что "они, по-видимому, были подкуплены", воспользовавшись двойной выгодой за свое умышленное бездействие. Но действительное объяснение было, по-видимому дано Юнгом, который говорит, что когда Мизрук получил ответ от штаба командования, который показывал, что последний отклонил его предложение, он был напуган последствиями своего предложения и решил отказаться от попытки двинуть племя бени-сахр в наступление. "Он знал очень хорошо, что бени-сахр без орудий не смогут ничего сделать, а орудия не прибыли", В отношении этого Лоуренс дал следующее объяснение: "Мизрук не имел права перебрасывать их. После того как они месяц тому назад испытали; потрясение, им нужно было бы подвигаться как следует".
Неудача этой второй попытки наступления на Трансиорданию в конечном счете оказалась тем не менее выгодной для англичан, так как она привлекла внимание командования противника к этому району. Алленби не замедлил этим воспользоваться. Репутация упорства британских войск в области стратегии "пытаться и вновь пытаться" заставила поверить, что они могут провести наступление на Трансиорданию и в третий раз.
С точки зрения Лоуренса, неудача имела одно преимущество, заключавшееся в том, что она сделала британский штаб более снисходительным к трудностям, встречавшимся у Фейсала. Неудача укрепила также и положение самого Лоуренса, так как британский штаб увидел, что операции иррегулярных частей являются таким же искусством, как и руководство регулярными войсками. Штаб обещал ставить его в известность в том случае, когда что-либо в этом, роде потребуется в дальнейшем. Однако неудача осложнила взаимоотношения Фейсала с племенами, находившимися на севере, которые теперь высказывали меньше желания рисковать своим благополучием, опираясь на такую ненадежную поддержку, как британские войска. "Наше движение, совершенно ясное, когда мы действовали самостоятельно против неприятеля, теперь зависело от случайностей, возникавших у Алленби. Нам приходилось устанавливать нашу линию поведения в соответствии с требованиями Алленби, а его преследовали неудачи. Германское, наступление во Франции оттягивало от него воинские части. Алленби мог удержать Иерусалим, но не был в состоянии допустить потери, а тем более начать наступление. В течение некоторого времени и мы, и он должны были просто держаться на занятых позициях".
Таково было положение вещей, о котором Лоуренс узнал 5 мая, когда, согласно первоначально намеченному плану, должно было начаться большое наступление в северном направлении. Лоуренс, конечно, не мог не понимать, что это его касается, потому что ослабление усилий британских войск означало, что армия Фейсала не сможет передвинуться к Иордану и будет вынуждена проводить неполную блокаду Ма'ана, которой турки в Аммане теперь легко могли помешать. Алленби обещал сделать все возможное, чтобы заставить противника предполагать возобновление наступления на Амман, что также помогло бы скрыть его собственные конечные намерения. Воздушные силы оказывали Фейсалу еще большую помощь, чем прежде, повторными воздушными бомбардировками железной дороги, расстроившими сообщение. По мнению Лоуренса, воздушные силы "теперь были неоценимы".
Лоуренс также получил от Алленби подарок, проявив еще раз свое умение обращать человеческие слабости и свою пользу. За чаем он слышал от Алленби, что большая часть имперской бригады на верблюдах должна быть расформирована, и пошел повидаться с главным квартирмейстером в надежде получить верблюдов для Фейсала. Квартирмейстер проявил свое полнейшее нежелание расстаться с верблюдами, так как они были намечены им для дивизионных транспортов.
"Я вернулся к Алленби и громко заявил перед собравшимися, что имеется 2200 верховых верблюдов и 1300 вьючных. Их всех намечали использовать для транспорта. Представители штаба сделали умное лицо, как будто они действительно сомневались в способности верховых верблюдов перевозить грузы.
После длительных уговоров и угроз я все же верблюдов получил. Арабы могли теперь выиграть свою войну, когда и где они этого хотели", Это дало толчок идее о самом смелом ударе, который Лоуренс когда-либо замышлял. Доложив свой план Алленби, он отправился на юг, чтобы начать подготовку.
Когда Лоуренс вернулся обратно в Акабу и сообщил вождям арабов о плане, они в восторге забыли все свое достоинство. В качестве дальнейшей помощи в отношении подвижности Лоуренс предложил отказаться от египтян, обслуживавших вьючных верблюдов, и заменить их арабами. Британское командование с такой радостью ухватилось за его предложение, что организация транспорта до прибытия погонщиков-арабов была временно нарушена.
Она была исправлена Юнгом, принявшим на себя должность квартирмейстера, дававшую ему больше возможности для проявления своих организаторских способностей, чем в попытках согласования операций бедуинов.
Едва Юнг уехал, как Назир с египетскими частями на верблюдах и Хорнби в качестве инструктора по подрывному делу двинулись на север, где настолько удачно разрушили железную дорогу на протяжении 26 км, что в течение критических недель угроза со стороны Аммана была устранена.
Наступление Назира застало турок врасплох. Сначала 23-го он разрушил станцию Хеза и на следующий день – станцию Фарайфра, не потеряв ни одного человека. В промежутки между набегами он отходил в скрытую долину с богатыми пастбищами, где всегда в случае необходимости мог рассчитывать на получение быстрой поддержки от Тафила. Это была та тактика "неуловимого привидения", о которой мечтал Лоуренс.
По возвращении на юг Лоуренс заверил Фейсала, что теперь обеспечена большая передышка до того момента, пока арабы с увеличенной подвижностью благодаря прибытию верблюдов не смогут возобновить свои наступательные операции с большим радиусом действия и в большем масштабе. Для того чтобы подготовиться к этим операциям, Лоуренс предложил перебросить все арабские регулярные части, находившиеся в то время в Геджасе с Али и Абдуллой, к Акабе. Это позволило бы довести регулярные, силы Фейсала примерно до 10000 человек. Лоуренс намечал разделить их на три части. Самая большая, но наименее подвижная должна была продолжать удерживать Ма'ан. Другая, состоявшая примерно из 2 000-3 000 пехоты, должна была направиться на Амманское плато в качестве ядра для бени-сахр и связаться с Алленби. Третья, чрезвычайно подвижная часть, на верблюдах, численностью около 1000 человек, должна была совершить длительный переход к Дамаску, чтобы разрушить турецкие линии связи и таким образом затруднить сопротивление турок, стоявших против Алленби. Последняя часть являлась главной частью плана, так как в данном случае Лоуренс имел в виду нечто большее, чем набег.
"Мой план удержания Ма'ана и одновременного призыва к восстанию в действительности был направлен к тому, чтобы захватить Дамаск и уничтожить турецкую армию в Палестине между моим молотом и той наковальней, которой являлись войска Алленби. Последний уверял меня, что он был приведен в состояние неподвижности… переброской его частей во Францию.
Теперь был 1918 год, и это наступление означало бы подъем движения Фейсала. Его арабы жили нервами (восстание тяжелее, чем война), и их нервы уже не выдерживали. Кроме того, большая война не имела особенно хороших перспектив.
Таким образом я решил предпринять наступление, подбадриваемый намеками из военного совета, который также чувствовал, что Дамаск будет взят или в 1918 г., или никогда. Алленби неофициально согласился, хотя и не давал обещаний, перейти через границу Палестины, однако я чувствовал, что если мне удастся подойти к Алеппо, то он, конечно, также подойдет".
Фейсал тоже согласился с этим планом и дал Лоуренсу несколько писем для передачи Хуссейну. Зная подозрительность Хуссейна к своему сыну, Лоуренс решил сначала добиться давления на него со стороны британских властей. Для этого он поехал в Каир и изложил свои намерения Доунэю, который полностью их одобрил. Затем 19-го они отправились в штаб Алленби, где их ожидал сюрприз.
Лоуренс почувствовал удивительное изменение атмосферы к лучшему. Реорганизация армии продвинулась настолько далеко, а перспективы ее начальников настолько расширились, что Алленби замышлял не только выполнить отложенное весеннее наступление, но и осуществить его в значительно более широких масштабах, имея конечной целью захват Дамаска и Алеппо. Наступление намечалось начать в сентябре, и арабы, как это было заранее договорено, должны были прикрывать фланг Алленби и отвлечь внимание турок ударом на Дераа.
Эти известия, обещавшие более быстрое развитие операций, уменьшили значение проектировавшейся переброски из Геджаса. Тем не менее Лоуренс по опыту прошлых разочарований считал разумным иметь по возможности готовую альтернативу. Получив письмо от Алленби, он отправился в Джидду. Однако Хуссейн, по-видимому, был предупрежден о цели его посещения и нарушил планы Лоуренса, постоянно находясь в Мекке. Разговор по телефону оказался безрезультатным, давая возможность Хуссейну "не слышать" того, чего он не хотел. Поскольку Лоуренс уже не чувствовал той необходимости в осуществлении намеченных им мероприятий, какая была раньше, он повесил трубку и вернулся в Каир, чтобы заняться вопросами подготовки имевшихся сил арабов в соответствии с новым планом Алленби. "Большое наступление будет проводить Алленби, а моя задача снова сведется к тому, чтобы нападать на части противника. Поэтому я уже не нуждался в войсках из Геджаса и был, пожалуй, рад оставить их одних".
Этот период являлся периодом самого длительного отсутствия Лоуренса с арабского фронта – он отсутствовал до 28 июля.
За время его отсутствия арабы потерпели несколько неудач. Особенно тяжелое поражение они потерпели 21 июля вследствие слишком регулярной дневной атаки на станцию Джердун.
Арабы, сосредоточив против турецкого гарнизона до 1000 бедуинов при поддержке артиллерии, пулеметов и авиации, все же вынуждены были отступить, потеряв 80 человек убитыми. Их отступление дало возможность туркам снова подвезти припасы в Джердун и Ма'ан и произвело настолько тяжелое моральное впечатление, что породило страхи в отношении удержания арабами Абу-ЭльЛиссал. Эта потеря боевого духа, так же как и потеря Тафила в марте, является косвенным доказательством того, насколько приходилось считаться с влиянием Лоуренса; вместе с тем она заставляет предполагать, что необычная тактика и методы иррегулярной войны были наиболее пригодными для осуществления стратегии арабов, что Лоуренс всегда и доказывал.
Глава XIV. Подготовка к конечному удару. Июль – август 1918 г
11 июля Лоуренс и Доунэй снова были в штабе командования, где их ознакомили с основными моментами плана Алленби. Британское правительство не получило еще никаких сведений о намерениях командующего, – настолько тщательно последний скрывал их до того момента, пока его штаб не проработал расчетов, дававших уверенность в их осуществлении.
Опыт, имевшийся у Лоуренса в отношении расчетов британского штаба, всегда вызывал с его стороны здравую критику; поэтому он принял меры предосторожности и посетил отделы, чтобы самому убедиться в точности методов, которые в данном случае применялись. Его беспокойство несколько уменьшилось, когда он узнал, что начальник штаба, так же как и начальник отдела снабжения и перевозок, был в отпуску и что в отсутствии последних вопросы материального обеспечения прорабатывали их "правые руки" – Бартоломью и Эванс. Еще важней оказалось то, что они намечали перераспределение транспортов армейских корпусов не по стереотипному образцу, а методом, который соответствовал различной степени подвижности, в зависимости от стоявших перед ними задач. Таким образом стремительность наступления могла быть выдержана и преследование продлено. Далее, вместо того чтобы быть привязанными к линии снабжения определенного протяжения, боевые части армии получали сравнительную свободу передвижения. Имелось также определенное намерение использовать военные пайки только во время переходов, в остальное же время доставать продовольствие у населения.
Оперативный план представлял собой противоположность плану Газа – Бершеба. Вместо создания угрозы наступлением у берега, для прикрытия действительного удара внутри страны намечались всевозможные хитрости, чтобы вызвать у противника представление о том, что английские войска собираются двинуться через внутреннюю часть страны из долины реки Иордан, в то время как фактически прорыв совершался прибрежным коридором. Массы пехотных частей намечалось скрытно сосредоточить у Средиземного моря, а за ними в апельсинных рощах у Яффы – кавалерию. После того как 21-й корпус произведет прорыв в турецком фронте, через него должен был пройти конный корпус и преследовать противника. Отогнав противника в северном направление на 25 км, он должен был свернуть на восток в холмы Самарии, чтобы захватить узловой пункт железной дороги у Себастие и перерезать турецкие линии сообщения. Тем временем 20-й корпус Четвуда должен был атаковать турецкий фронт на холмах. Это была прекрасно разработанная схема решительного обходного движения, могущая по своей полноте сравниться с Каннами. Спустя несколько недель она была еще более улучшена смелым расширением действий, которыми предусматривалось забросить сеть еще дальше на тыл турок и этим уменьшить их шансы на возможность ускользнуть до того момента, когда сеть будет туго затянута.
Однако совершенство этой схемы являлось одновременно и ее слабым местом, не давая возможности изменений в том случае, если бы первоначально намеченный план не был выполнен. План определялся топографическими условиями, так как только в прибрежном секторе, находившемся у начала железной дороги, могли быть собраны достаточные резервные припасы, а кавалерия могла найти подходящий путь для быстрого продвижения. Бартоломью не напрасно беспокоился в отношении чрезвычайно тонкой границы между полным успехом и полным провалом. Если бы турки только узнали о намеченном плане и оказались достаточно разумными, чтобы вовремя отступить, британская армия, по выражению Лоуренса, оказалась бы "в положении рыбы, выброшенной на берег", с неудачно расположенными железными дорогами, тяжелой артиллерией, боевыми припасами, складами и лагерями.
Были приняты все меры к тому, чтобы турки оставались в состоянии заблуждения и их взоры были прикованы к Иордану. Чтобы достигнуть этой цели, британский штаб придумывал целый ряд стратегически правдоподобных операций в масштабе большем, чем когда бы то ни было. Ложные маневры, которые для обычного генерала были лишь вводными эпизодами перед боем, у Алленби сделались основным моментом его стратегии.
Однако для действительного отвлечения внимания противника Алленби приходилось рассчитывать главным образом на отряды арабов, что и заставило его вызвать в Каир Лоуренса и Доунэя и обратиться к ним с просьбой проявить в этом деле всю их изобретательность.
В Каире их ожидало осложнение: поступили сведения о том, что турки замышляли нанести новый удар по АбуЭль-Лиссалу примерно в конце августа. Если бы это действительно произошло, то весьма вероятно, что план наступления на Дераа был бы расстроен. Теперь арабы также нуждались в отвлечении противника, чтобы обеспечить свой собственный план. О средствах для осуществления задуманного позаботился Доунэй, который предложил воспользоваться оставшимся батальоном разгромленной имперской бригады верблюдов. С помощью Бартоломью им удалось добиться временной переброски на месяц двух рот с условием, что последние будут избегать потерь.
Доунэй и Лоуренс набросали схему, согласно которой отряд Бакстона должен был совершить переход от Суэцкого канала к Акабе и оттуда ночной атакой захватить станцию Мудовара. Вторым большим переходом, повернув к северу, он должен был дойти до окрестности Аммана, уничтожить там мост и тоннель, а затем вернуться в Палестину.
В Акабе план не вызвал одобрения.[13]13
О применявшихся тогда способах связи Лоуренс рассказал следующее:
«Каждое утро перед завтраком Алленби получал сводку всех турецких сообщений за предыдущие сутки. Мы читали все их телеграммы, и я полагаю, что они читали все наши. Для того чтобы держать наши передвижения в секрете, мы пользовались либо воздушной почтой, либо устной передачей. Желая нарушить связь турок, мне пришлось позаботиться о там, чтобы раздать у них в тылу ножницы для резки проводов и перерезать их телеграф хотя бы один раз в день».
[Закрыть] Джойс и Юнг, встречая на пути многочисленные трудности, прилагали все усилия к организации транспорта арабской регулярной армии для предстоящего наступления на Дераа. Юнг, в частности, считал, что Лоуренс относился слишком легкомысленно к административным вопросам, и был склонен думать, что арабские регулярные части могут передвигаться так же легко, как и иррегулярные части бедуинов. Сам Юнг с чрезвычайной тщательностью разработал план организации хорошо снабженной базы в Азраке и промежуточных складов боевых припасов в Джефире и Баире.
Сообщение, полученное от Доунэя, являлось весьма неприятным. Джойс опасался реакции, которую могло вызвать вторжение британских сил в зону арабов, и не понимал, почему Лоуренс, всегда противившийся подобному соединению, внезапно изменил свою точку зрения. Возражение Юнга было "чисто арифметическим", так как в соответствии с новыми инструкциями он должен был организовать цепь временных складов фуража и продовольствия для похода отряда под руководством Бакстона. "Каждый груз верблюда, даваемый Бакстону, являлся грузом, который мы отнимали от нашего собственного летучего отряда, а нам требовалось все, что мы могли получить". Поэтому в своем срочном ответе, без особой охоты соглашаясь на проект захвата Мудовара, они возражали против второй, более дальней операции. Последняя, однако, по мнению Лоуренса, была основной, так как являлась средством для убеждения турок в том, что британские войска намереваются произвести еще третье наступление на Трансиорданию. Лоуренс считал, что благодаря этому можно будет искупить потери первых двух ошибочных попыток, превратив их в звенья одной цепи преднамеренной стратегии. То, обстоятельство, что корпус верблюдов уже принимал участие и предыдущих наступлениях, могло лишь помочь введению противника в заблуждение.
Имея перед собой более широкие стратегические проблемы, Лоуренс также критически подошел и к оценке присланного в Каир плана Юнга. Зная "грязные, непроходимые дороги" Хаурама зимой, он видел практическую слабость плана в том, что последний предусматривал отправку туда сил в слишком позднее время года. Еще более неудачным было то, что план не был пригоден и для данного частного случая, так как Алленби собирался начать наступление в конце сентября. Наличие любых сил именно в нужный момент было бы лучше самых совершенных и прекрасно снабженных сил, но прибывших слишком поздно.
Поэтому Лоуренс вылетел в Акабу, чтобы ознакомить Джойса и Юнга с новым планом. Хотя его объяснение и было убедительным, оно все же не устранило полностью всех разногласий. "Отношения между Лоуренсом и нами, – говорит Юнг, – на некоторое время сделались несколько натянутыми, и вид маленького человека, читавшего с лукавым видом в углу общей палатки книгу, был мало утешительным". В данном случае Юнг говорит, по-видимому, о себе, так как сомнения Джойса рассеялись, когда Лоуренс указал, что отряд Бакстона не войдет в соприкосновение с арабской армией, но в то же время слух о присутствии этого отряда может вызвать у турок преувеличенное представление об его численности и удержать их от вмешательства в действия арабов. Что касается Юнга, то между ними произошла интересная стычка. Взяв расписание Юнга, составленное им применительно к набегу на Дераа, Лоуренс вычеркнул из него заготовку фуража в районе, лежащем за подвижным складом в Баире, заявив, что в этом году в районе Ахрак – Дераа имеются прекрасные пастбища. Таким образом отпала самая трудная для выполнения статья. Затем он урезал отпуск на продовольствие, заявив, что люди смогут прожить на то, что им удастся раздобыть на месте.
На это Юнг с сарказмом заметил, что десятидневное путешествие обратно превратится в длительный пост. Лоуренс возразил, что он вовсе и не намеревается возвращаться в Акабу. Разговор продолжался в таком духе и дальше, причем Лоуренс парировал «регулярные» возражения Юнга повторением своей «иррегулярной» истины о том, что арабы живут, довольствуясь малым, и одерживают победы над турками благодаря своей неуязвимости.[14]14
В этом отношении пояснение, сделанное Лоуренсом, показывает ту его заботу, которую он проявлял к получению информации как основы для расчета.
"Прежде чем разработать план наступления на Дераа, я побеспокоился о том, чтобы ознакомиться с местностью, и, перед тем как туда отправиться в августе и сентябре, я изучил пастбища и места нахождения воды. Таким образом (возражая Юнгу) я знал:
а) те части страны, где имеются пастбища для прокорма 2000 верблюдов, а потому и те дороги, по которым лам нужно было идти;
б) те места, где находились водохранилища (между Азраком и Музейрибом колодезной воды нет, а только водохранилища); последние заполнялись водой весной при разливе реки в долине, и наши места стоянки целиком обусловливались этими водохранилищами; если бы водохранилище в Умтайе весной не заполнялось водой, мы, конечно, не должны были бы идти этим путем.
Что касается отступления, то в случае неудачи для нас была открыта вся область Вади-Сирхан, а за ней Акаба, В сентябре в Сирхане изобилие овец, муки и фиников. Кроме того, мы имели 2000 верблюдов, из которых каждый давал мясной паек для 200 человек.
Я знал свое арабское воинство, как свои пять пальцев, и мог с уверенностью заявить, что оно довольствовалось гораздо меньшим и накормить его было легче, чем англичан. Юнг смотрел на отряд арабов как на армию, я же хотел, чтобы он рассматривал их просто как крестьян в военной форме, каковыми они по сути дела и были".
[Закрыть]
Если Юнг все еще испытывал досаду, а Джойс – некоторые сомнения, то в желании достичь больше того, что казалось возможным, все колебания были забыты. И удивительно, как много удалось добиться такого, что казалось невозможным. Уверенность Лоуренса действовала так же, как подкожное впрыскивание: она производила местный укол, но давала всюду проникающий эффект. Как он заметил сам, она вызывалась не столько верой в свои силы сделать «что-либо» отлично, сколько желанием сделать это «что-либо» хотя бы как-нибудь, чем не сделать его совсем.
Осуществить внешние приготовления к наступлению оказалось легче, чем те дипломатические переговоры, которые полностью выпали на долю Лоуренса. Та лестница, с помощью которой силы арабов стремились добраться до Дераа и Дамаска, должна была создаваться из ступенек, являвшихся рядом племен, каждая из которой должна была хорошо входить в свое место, а все в целом прочно держаться. Наиболее важным моментом являлась возможность обеспечения поддержки Нури Шаалана, без которого экспедиция имела мало шансов взбираться по лестнице. Последний для этой цели был приглашен к Фейсалу.
Интересное впечатление о Лоуренсе того времени высказал майор Стерлинг, сделавшийся в дальнейшем офицером для связи со штабом британских войск. "Прибыв в АбуЭль-Лиссал, расположенный примерно в 5 000 футов над уровнем моря, я нашел Лоуренса, только что возвратившегося из успешного набега на железную дорогу, в его палатке сидящим на великолепном персидском ковре, добытом из какого-либо турецкого поезда. Он был одет, как обычно, в белоснежные одеяния с золотым кинжалом Мекки за поясом. Снаружи, развалившись на песке, находилось несколько арабов из его охраны, занятых чисткой винтовок. Арабы, напевая про себя, несомненно, наслаждались воспоминаниями о каких-либо особенно интересных подробностях той дьявольской проделки, которую они только что закончили. Они представляли собой чрезвычайно интересную компанию численностью около 100 человек. Большинство из них являлось по профессии наемными солдатами. Каждый прославился каким-либо отважным подвигом, а с точки зрения умения ездить верхом и ругаться они были самыми искусными в Аравии. Охрана была весьма необходимой предосторожностью, так как голова Лоуренса была оценена в 20000 фунтов стерлингов, а арабы являлись вероломным народом, пока они вам не присягнули и пока они не получают от вас денежного вознаграждения. Любой человек из охраны Лоуренса с восторгам отдал бы за него жизнь. Имелась и другая причина, почему были нужны отборные люди. Передвижения Лоуренса были внезапными, а его поездки – продолжительными и тяжелыми, и лишь немногие обыкновенные арабы были в состоянии покрывать такие расстояния. Как это ни удивительно, но англичанин смог побить все рекорды Аравии и по быстроте передвижения, и по выдержке.
Что же позволяло Лоуренсу овладеть и держать в своем подчинении арабов? На этот вопрос ответить трудно. Арабы отличаются своим индивидуализмом и дисциплине не поддаются, но, несмотря на это, любому из нас было достаточно сказать, что Лоуренс хочет, чтобы то или другое было сделано, и это делалось. Каким образом он приобрел себе такую власть над ними? Частично это может быть объяснено тем, что Лоуренс являлся как бы душой освободительного движения арабов. Последние поняли, что он оживлял их дело, что он может сделать все и выдержать все даже несколько лучше, чем сами арабы, и что, имея золотой кинжал Мекки, он стоял наравне с шейхами или потомками пророка, что эмир Фейсал обходился с ним, как со своим братом, как с равным, что он, по-видимому, обладал безграничным запасом золота, а средний араб является самым продажным человеком. Однако я думаю, что искать ответа мы должны главным образом в таинственной способности Лоуренса воздействовать на чувства любой группы людей, среди которых он находился, в его умении читать их задние мысли и обнаруживать силы, заставлявшие их предпринимать те или иные действия.
Способность эта часто подвергалась испытанию, но, пожалуй, никогда еще столь сильному, как в последнее лето войны, когда Лоуренс обнаружил, что Фейсал, считая британские силы ненадежными, вел переговоры с турками. Извиняющими обстоятельствами для Фейсала были не только поражения, которые несли англичане, но также и установленный им ранее факт, что сами англичане вели переговоры с турками и притом с той их частью, которая была наиболее враждебна его намерениям. Переговоры между англичанами и турками дошли до ушей Фейсала через неделю после того, как они произошли. После оставления британскими войсками Эс-Сальта, Джемаль-паша отправил к Фейсалу из Дамаска Мохаммед-Саида, и результатом их переговоров явилось согласие Фейсала покинуть англичан, если турки эвакуируют Амман и передадут провинцию арабам. Однако об этих переговорах не был предварительно поставлен в известность король Хуссейн в Мекке. Когда он услышал о них, он был ошеломлен и отправил гневную телеграмму протеста, в которой заявил, что он никогда не поддержит подобного соглашения и туркам надо ответить, что "между нами лежит только меч".
Британские представители в Акабе и Египте тогда об этом, конечно, ничего не знали. Однако, не смотря на всю осторожность Фейсала, Лоуренс быстро понял действительное положение вещей.
Способ вмешательства Лоуренса в это дело являлся весьма для него характерным. Осторожно дав понять Фейсалу, что его переговоры с турками ему известны, Лоуренс притворился, что он расценивает их как ловкий дипломатический шаг, предназначенный усыпить бдительность турок, и предложил Фейсалу вести их дальше. Последний последовал его совету, и торговля с турками некоторое время продолжалась, так как Лоуренс правильно учел, что Фейсал, как только его союзникам станет известно о переговорах, будет вынужден превратить свою умышленную политику в невинное отвлечение противника.
Другим примером искусства Лоуренса в обращении с арабами являлся его метод руководства их природным инстинктом, чтобы извлечь из него всю выгоду и в то же время предупредить опасное сумасбродство. Целью Лоуренса было нанести удар так, чтобы не получить удара самому, и ударить в то место, где будет больнее. Предоставленные самим себе, арабы, как он однажды сказал мне, "срубили бы все дерево, вместо того чтобы перерубить его корни". Поэтому, стимулируя активность арабов по свойственным им направлениям, он нашел способы избегать малообещающих начинаний. Иногда он достигал этого посещением Фейсала, которому говорил: "Мы не будем платить за подобное представление".
В других случаях он расстраивал планы более тонко, вызывая среди вождей, которые собирались принять участие в их осуществлении, временные разногласия.
Выработанные Лоуренсом методы объединения арабов для выполнения определенной цели были тесно связаны с его тщательно продуманными стратегическими методами; сосредоточенность мысли порождала сосредоточение сил если не с внешней стороны, то во всяком случае в действительности.
30 июля Бакстон прибыл в Акабу с двумя эскадронами на верблюдах, численностью в 300 человек, после семидневного перехода из Кабри, находившегося на Суэцком канале. Фейсал частным порядком был уведомлен об их предстоящем прибытии, в связи с чем Лоуренс выехал им навстречу в Акабу. Чтобы уменьшить возможность возникновения трений, Лоуренс из предосторожности обратился к присутствовавшим с речью, которую многие запомнили. Стерлинг приводит полное описание того, что происходило, по рассказу одного из очевидцев.
"После ужина Лоуренс собрал людей вокруг костра и обратился к ним с самой откровенной речью, какую я когдалибо слышал. Он объяснил им общую обстановку и сказал, что он собирается взять их с собой для перехода через такую часть Аравии, где никогда еще не ступала нога белого человека и арабские племена не были настроены слишком благожелательно. Поэтому не приходилось беспокоиться насчет турок, а, наоборот, требовалось обратить все внимание на наших союзников-бедуинов: они были недоверчивы, и, по всей вероятности, будут думать, что мы пришли забрать их пастбища. Поэтому основное, что требовалось, – это избегать какого бы то ни было повода к трениям. Если кто-либо из англичан окажется обиженным или оскорбленным, он просил их "подставить другую щеку", потому что англичане лучше воспитаны, менее предубеждены, а также потому, что их было так мало. Люди были в восторге и пошли спать, думая, что они попали в величайшую кашу военной истории. И это, пожалуй, соответствовало действительности".