Текст книги "Сокровище тамплиеров. Мечта конкистадора"
Автор книги: Геннадий Левицкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
– Что ждет, кстати, графов Триполи и Эдессы? Насколько я знаю, они сейчас в дружбе с Алисой, а тебя не особенно жалуют.
Король принял как хороший знак то, что магистра заинтересовали подробности предстоящего похода. Это значит, плод почти созрел и надо только слегка тряхнуть дерево, чтобы он упал в руки.
– С них я потребую клятву верности, и все останется как прежде, – пообещал король. – Сегодня пришли худые известия из Константинополя. Император ромеев, похоже, собирается воспользоваться нашими смутами, и положил глаз на христианские земли.
– Если обратиться к событиям первого похода на Святую землю, то княжество Антиохийское, графства Эдесское и Триполийское являются его вассалами. Ведь шедшие в Палестину бароны принесли ленную присягу императору Алексею, и все завоеванные земли должны принадлежать ему и его наследникам, – заметил Гуго де Пейн.
– Я и понятия не имел о существовании подобной присяги. Давно умерли те графы и князья, что ее давали, а ромеи не смели напоминать о неприятных обязательствах воинственным франкским баронам. Даже не припомню, чтобы при моем тесте заходил разговор о том, что Константинополь имеет какие-то претензии на Антиохию, Эдессу и Триполи.
– Ромеи молчали, пока мы были едины и сильны…
– Совершенно верно, дорогой Гуго. Сильных уважают все, и молчат, даже когда те не правы. Слабых же готовы разорвать на части не только враги, но единоверцы и друзья. Ты же понимаешь, магистр, если мы потеряем наши северные государства, то Иерусалимскому королевству не удержаться. А уж если мусульмане перестанут ссорится друг с другом раньше нас, то сбросят в море всех христиан Востока вместе с мечтами хитрых ромеев.
Гуго де Пейн понимал правильность слов Фулька, и все же «Хорошо, тамплиеры присоединятся к твоему войску» прозвучало настолько неестественно и вымученно, что Великий магистр и сам не узнал собственный голос.
Фульку не было дела до душевных переживаний главы ордена Храма. Он получил требуемое согласие, и теперь равнодушно выслушивал наивные требования де Пейна о том, что меч христианина не должен разить брата; что тамплиеры идут с королем, но не извлекут оружия из ножен, если их противниками будут не мусульмане… Еще некоторое время послушав условия Великого магистра, Фульк во время образовавшейся паузы произнес:
– Я согласен с тобой полностью, дорогой магистр. Послезавтра выступаем. Извини, мне нужно готовиться к походу. Да и тебе тоже.
Армия Иерусалимского королевства собралась точно в срок: немногочисленные вассалы короля еще до его визита к Гуго де Пейну получили приказание во всеоружии двигаться к Иерусалиму. Бароны и рыцари, имевшие лены, севернее Кесареи и Назарета должны были выйти со своими воинами на дорогу, ведущую к Триполи, и ждать проходящее мимо войско. На Западе короли и герцоги могли позволить себе собираться в поход несколько недель или даже месяцев, но земля Палестины требовала мгновенной готовности, опасность здесь всегда была рядом.
Тамплиерам, не расстававшимся с оружием даже ночью, не требовалось много времени на сборы. Фульку удалось включить в свое войско отряд госпитальеров – довольно немногочисленный, и все же тамплиеров утешило, что не одни они из воинов-монахов ввязались в это предприятие, сомнительное с точки зрения богоугодности.
Присоединяя в пути небольшие рыцарские отряды, войско Фулька прошло земли Иерусалимского королевства и вступило на территорию графства Триполи. Довольно скоро Фульк был вынужден остановиться из-за возникшей на пути преграды в виде армии Понса Триполийского. Силы последнего были гораздо меньше королевских, но позицию граф выбрал необыкновенно удачно.
Триполийцы перегородили дорогу камнями от развалин стоявшего невдалеке замка, разрушенного сарацинами. За укреплениями засели лучники. Кое-где у них в руках мелькали арбалеты, а это значило, что даже рыцари, прикрытые железными доспехами, не могли чувствовать себя уютно. Подле них засела пехота, вооруженная копьями и железными крюками, чтобы стаскивать рыцарей с коней.
Дорога в этом месте шла между двух холмов, а они были заняты отрядами всадников, которых атаковать без огромных потерь было невозможно. При всей своей злости Фульк не мог решиться на бой в столь невыгодных условиях. Потому он начал переговоры.
– Граф Понс! Ты здесь? – крикнул король сквозь открытое забрало, впрочем, не решаясь приближаться к возникшему на оживленной дороге укреплению.
– Я приветствую Иерусалимского короля! – услышал он в ответ знакомый голос.
– Может быть, ты выйдешь ко мне для разговора, или король и дальше будет орать, рискуя потерять голос.
– Можешь говорить тише, я не туг на ухо, – великодушно предложил Понс и, тем не менее, вышел за укрепления. Впрочем, в сторону короля он продвинулся только шагов на десять и остановился.
– Ты бы не мог подойти ближе, чтобы я был уверен, что меня услышишь?
– Собственно, мне нужно в противоположную сторону. А ты, король, как шел, так и можешь продолжать путь.
– Но ведь ты перегородил дорогу! – возмутился иерусалимский монарх.
– Тебе, твоей королеве, придворным дорога всегда открыта, но за тобой стоит огромное войско. Мне непонятно, для каких целей оно направляется в мое графство. Я бы понял, если б оно шло против врагов, но сарацины там, – Понс указал перстом в сторону Дамаска, – а за моей спиной только христианские государства: Триполи, Антиохия, Эдесса.
– Не моя вина, что это христианское войско оказалось в твоих землях. Княгиня Алиса нарушила обещание, данное отцу – королю Балдуину, да покоится с миром его душа. Она оставила Латакию и вновь укрепилась в Антиохии. Необходимо вразумить мою родственницу, пока земли христиан не постигла беда.
– И это все? – спросил Понс.
– Почти. Осталась еще самая малость: взять с тебя и Жослена Эдесского клятву верности, которую вы с радостью дали прежнему королю – моему тестю.
– Верно. Мы с графом Эдессы были бы рады и тебе принести клятву, но не окруженные твоими воинами. Иначе получится следующее: нас, вроде как пленных, заставят поклясться в чем угодно. Даже если твои требования не будут чрезмерными, меня перестанут уважать собственные вассалы.
Король решил разнообразить тактику и прибегнуть к помощи близкого человека из окружения Понса:
– Почтенный граф, нет ли рядом с тобой моей любимейшей сестры – графини Сесилии?
Жена графа Понса – дочь французского короля Филиппа I – приходилась сводной сестрой Фульку. Дело в том, что мать Фулька – Бертрада де Монфор – вскоре после его рождения бросила мужа и вышла замуж за короля Филиппа I. Несмотря на то что брат с сестрой познакомились только в Палестине, они установили весьма тесные родственные отношения, и всегда были рады друг другу. Теперь король надеялся, что Сесилия окажет воздействие на мужа и они придут к нужному Фульку соглашению. Однако граф разочаровал его:
– Графиня далеко от мест, где друг против друга стоят войска. Сесилия в Триполи, и никто не мешает тебе навестить сестру – разумеется, без столь внушительного войска.
Аргументы у иерусалимского монарха закончились; он лишь произнес в ответ, прежде чем вернуться к войску:
– Когда возьмешь несколько уроков вежливости у моей сестры и пожелаешь найти общий язык с королем, дай мне знать. Я, как добрый христианин, всегда прощаю тех, кто раскаивается в своих ошибках.
Фульк с Гуго де Пейном еще раз внимательно осмотрели позицию графа Триполи. В последней надежде король вопросительно повернул глаза в сторону озабоченного тамплиера. Последний отрицательно качнул головой:
– Даже не думай, Фульк! Лобовой удар будет стоить тебе половины войска.
С грустным сожалением король произнес:
– Отходим.
Герольды объявили приказ короля всему войску.
Отступление было недолгим – всего лишь до первого крупного порта на земле Иерусалимского королевства. В Бейруте войско Фулька остановилось на два дня. Воины отдыхали, а в это время разгружались все бывшие в порту корабли. Итальянские купцы открыто жаловались и тихонько ворчали, но король был неумолим – все плавучие средства временно реквизировались для перевозки войска.
Вынужденный отдых пошел на пользу войску; оно взбодрилось и повеселело, променяв на два дня пыльную дорогу на маленькие радости портового города. Только Гуго де Пейн с каждым днем становился мрачнее. Какая-то сила словно удерживала его на твердой земле. Словно неведомый дух не желал, чтобы он со своими тамплиерами взошел по шатким мосткам на корабли.
Однако он не мог предать Фулька, не способен был изменить своим обещаниям. Уход тамплиеров мог окончательно погубить короля, ведь за Гуго де Пейном могли потянуться и другие бароны. Что последовало бы далее, трудно представить даже в самом страшном сне.
С тяжелым сердцем Великий магистр погрузился вместе с братьями-тамплиерами на выделенные для них корабли. Дурные предчувствия не покидали его в течение всего плавания. Де Пейн опасался пиратов, шторма, прибрежных отмелей, чего угодно – предчувствия говорили ему о грядущих неприятностях, и они связывались с морем. И это неудивительно: франки ведь не норманны, их, как всякий сухопутный народ, пугала бескрайняя вода.
Однако плавание закончилось благополучно. Ступив на сушу в маленьком порту на земле княжества Антиохии, Гуго де Пейн облегченно вздохнул. Он помолился Господу с благодарностью за счастливо закончившееся плаванье и принялся деятельно помогать Фульку. Тамплиерам земли Антиохии были прекрасно знакомы, так как они часто водили караваны пилигримов через княжество. А потому рыцари Храма взяли на себя разведку.
Фульк не стал заниматься мятежной Алисой, а решил в первую очередь разобраться с более сильным противником. А потому король присоединил к своему войску верных ему антиохийских рыцарей и повернул на юг. В это время Понс узнал, что король высадился на землях Антиохии, поспешил ему навстречу. Оба войска сошлись подле городка Шатель Руж.
Позиция и численное превосходство на сей раз были явно не в пользу графа Триполи. Несколько дней войска стояли одно напротив другого. Гуго де Пейн занял со своими тамплиерами место на левом фланге, но не соглашался участвовать в бою; сомнения де Пейна передались госпитальерам. Фульк пытался договориться с противником, но Понс только тянул время, надеясь на помощь Алисы и Жослена.
Граф Триполи не знал, что Алиса покинула Антиохию и вернулась в выделенную отцом Латакию – о чем поспешила известить Фулька. Жослен был слишком нерешительным, чтобы вообще выступить из Эдессы. Похоже, Господь все мужество отдал Жослену-старшему, и сыну достались такие ужасно несовместимые черты, как осторожность и честолюбие. Владыка Эдессы, словно маленькая собачка, погавкал на короля из-за своего забора, но выходить за изгородь не стал.
Упрямый Понс принялся укреплять свой лагерь. Фульк, видя, что через несколько дней ему придется штурмовать рвы и стены, а это совсем другие потери, подал сигнал к атаке. Король устал уговаривать Гуго де Пейна и накануне произнес:
– Если у тебя, магистр, и твоих людей есть совесть, то они пойдут со всеми.
Де Пейн не отдавал никаких приказаний, тамплиеры подчинились общему сигналу короля, обнажили мечи и пошли на рыцарей и воинов графства Триполи. Так началась битва между христианами Востока, причем в рядах противников оказалось много близких родственников. Такого еще не знало это поколение христиан Святой земли.
Сражались оба войска неохотно. Триполийцы, видя, что им не устоять, откатывались назад, рыцари короля лениво шли за ними следом. Однако некоторые воины с обеих сторон проявляли усердие: и сверкали мечи, летели стрелы, лилась кровь.
Граф Понс запросил мира и выразил готовность принести клятву верности. Разумеется, битва прекратилась, и граф был немедленно прощен королем. Фульк был несказанно доволен и все время хотел услышать от Гуго де Пейна слова, подтверждающие правильность его действий:
– Ну, вот, дорогой Гуго, малой кровью мы предотвратили мятеж. Все бы сражения так протекали…
Великий магистр не торопился выражать одобрение на действия короля. Он заметил, что братья-тамплиеры какие-то хмурые; как будто они хотят принести магистру важную неприятную весть, но не могут решиться. Магистр понял, что произошло нечто серьезное, и попытался выяснить у проходившего Робера де Краона:
– Что случилось?
– Мы потеряли в битве одного человека, – опустив глаза, произнес тамплиер. – И это Годфруа де Сент-Омер.
– Нет!!! – дико вскричал магистр. – Не может быть! Он ранен?!
– Насмерть, – дрожащими губами ответил де Краон. – Прямо в сердце…
Слезы потекли по щекам Гуго де Пейна, падая на сухой палестинский песок.
– Проводите меня к славному Годфруа, – попросил он, держась за сердце.
Гигантский брат-рыцарь лежал, широко раскинув руки; из того места, где находится сердце, торчала массивная, под стать ему, арбалетная стрела. Стрелок, видимо, не случайно выбрал самого большого рыцаря в войске Фулька, дабы не промахнуться.
Всегда живой, энергичный, несмотря на свой рост, он даже ночью во сне не мог обойтись без движений… и теперь де Сент-Омера почти невозможно было узнать в навсегда застывшем состоянии. Его глаза, всегда искрящиеся добротой, отражавшие все порывы его души, теперь превратились в холодное стекло. Гуго де Пейн видел множество усопших – как по своей воле, так и погибших – но контраст между живым другом и тем, что от него осталось после удара стрелы, был огромен. Словно лежащее тело принадлежало совсем другому человеку. Но обмануть себя невозможно, и слезы с новой силой потекли из глаз магистра – без стонов, вздохов, всхлипов.
Перед помутневшими глазами Гуго де Пейна проносились события их долгой жизни и дружбы на Святой земле. Ему пришлось бы напрячься, чтобы вспомнить, сколько раз Годфруа де Сент-Омер спасал его от верной смерти, оказывал неоценимую помощь; но главное, что магистр всегда чувствовал локоть верного друга, даже когда его не было рядом.
«Кого я теперь пошлю в страну заходящего солнца?» – подумалось магистру. А ведь как хотел де Сент-Омер снова плыть к неведомым землям! Он жаждал новых открытий, в отличие от остальных участников путешествия, радовавшихся лишь тому, что остались живы.
Магистр поймал себя на мысли, что, стоя над телом друга, он скорбит не столько о нем, сколь о себе. Утрата была настолько великой, что Гуго де Пейну казалось, он безвозвратно потерял какую-то часть собственного тела.
Тамплиеры с трудом отыскали необходимый гроб, поместили в него тело гиганта и пошли в обратный путь, чтобы предать тело Годфруа де Сент-Омера земле Иерусалима. Магистр даже не сообщил королю о своем решении.
Без остановок братья шли до Триполи, здесь Гуго де Пейн потребовал корабль. Коннетабль графа Понса осмелился произнести, что у него нет свободного судна. Тогда магистр посмотрел на коннетабля взглядом отнюдь не доброго христианина и произнес:
– Если сейчас же не найдешь корабль, мои братья сотрут столицу графа с лица земли и посыплют место, где она стояла, солью. Поверь, сегодня не тот день, чтобы им перечить.
Сразу же нашлось три корабля, готовых к отплытию. Тамплиерам оказалось достаточно двух, чтобы свободно разместиться.
Только оказавшись на борту судна Гуго де Пейн, позволил себе сомкнуть глаза – морской путь от него не зависел. Он не надеялся уснуть; магистр только рассчитывал отгородиться от реального мира, но…
Едва магистр закрыл глаза, ему начал сниться сон. Уже знакомый маленький лысоватый мужчина со светящимся нимбом над головой шел по засыпанному цветами лугу. Де Пейн был рад явлению, но долго не решался окликнуть Павла. Магистр-во-сне чувствовал себя виноватым за поступки магистра-живого. Святой Павел сам обратился к Гуго, словно к малышу:
– Не печалься, я не менее тебя сделал ошибок в жизни, но как видишь, Господь ко мне милостив. Возможно, и ты будешь идти по этому лугу, усыпанному цветами. И здесь ты найдешь своего друга – Годфруа де Сент-Омера.
– Хочу и боюсь с ним встретиться, – признался магистр. – Ведь в его гибели виновен я. Это я привел братьев на поле, где они дрались с такими же христианами.
– Если ты не обвиняешь короля, графа, человека, выпустившего стрелу из арбалета, то у тебя есть возможность встретиться с Годфруа. Кто признал свою вину, тот приятен Господу. А встречи с другом боишься напрасно, Годфруа ушел, когда надо было уйти. Такова воля Господа!
– Но почему Иисус не остановил меня? Зачем я привел на поле смерти своего друга?
– Да разве тебя не останавливал внутренний голос перед тем, как садиться на корабли в Бейруте? Разве тебя не желала остановить неведомая сила? Разве к тебе не пришло тогда понимание, что совершаешь действия, противные своему желанию?
– Все это было, – признался магистр.
– Эх… И когда люди научатся принимать помощь Господа? – проворчал Павел. – Всевышний приходит к ним, а они Его не замечают. Разве, чтобы прозрели, вас надобно лишить зрения, как когда-то меня?
– Трудно что-то изменить, когда ты поставлен в зависимость от других людей, – произнес магистр. – Когда от тебя зависит жизнь многих христиан.
– Вот те на… – разочарованно протянул Павел. – Я его только похвалил за принятие своей вины, а он пытается ее переложить на других. Ты меня разочаровываешь!
– Иногда приходится поступать вопреки своему желанию, – признался магистр.
– А вот этого делать не стоит. Ты ведь только что поступил против своего внутреннего голоса и теперь жалеешь.
– Бесконечно жалею, – согласился тамплиер, – но ничего не исправить и брата Годфруа не вернуть.
– Друга не вернуть – это верно. Но печалиться о нем не надо, потому что Годфруа сейчас гораздо лучше, чем тебе, – утешил Павел. – Теперь о нем заботятся души, прежде него покинувшие твой мир. А чтобы впредь не печалиться, не поступай против своего желания, возможно, оно от Господа.
– Слишком много ошибок я сделал, – продолжал сокрушаться Павел.
– Все ошибки можно исправить, пока человек жив. А что нельзя исправить – нужно принять. Но довольно беседы, брат Гуго, – улыбнулся Павел. – Ты изрядный хитрец: желаешь, чтобы я дал тебе совет для каждого шага. А этого делать нельзя, Господь дал каждому свободу, каждый сам должен найти путь к Нему. Пойду, заговорил ты меня…
Гуго де Пейн открыл глаза. Светало… На востоке из-за кромки земли медленно выползал красный полукруг, через некоторое время он превратится в солнце. Магистр приподнялся, надеясь с другой стороны увидеть луг, покрытый цветами. Но нет! Ни луга, ни тем более маленького человека не наблюдалось. Перед глазами его предстала бесконечная морская гладь. Только дельфин плыл рядом с кораблем и что-то щебетал на своем языке.
Гуго подошел ближе к борту и принялся рассматривать морское существо. Дельфин заметил это и с громкими звуками начал выпрыгивать из воды и показывать номера, на которые были способны только бродячие акробаты. Дельфин сопровождал корабль до самой Яффы. Лишь только судно начало заходить в порт, он, как показалось магистру, улыбнулся и исчез.
– Прощай, Годфруа де Сент-Омер! Прощай, добрый друг! – промолвил он, надеясь, что душа погибшего тамплиера решила с ним проститься в образе дельфина.
Война короля с королевой
Весьма прискорбно, господа,
Что среди женщин иногда
Нам попадаются особы,
От чьей неверности и злобы
Мы терпим много разных бед.
В их душах женственности нет,
Они коварны и фальшивы,
Жестокосердны и сварливы,
Но так же, как и всех других,
Мы числим женщинами их,
Иного не найдя названья…
Вольфрам фон Эшенбах. Парцифаль
Фульку пришлось спешно покидать северные государства вслед за тамплиерами. Он только успел сменить коннетабля в Антиохии – мятежного на благонадежного, простить бунтовавших баронов Алисы и ее саму и послать свое прощение графу Жослену в Эдессу.
Поспешность короля объяснялась просто: пока он разбирался с непослушными вассалами, пришли известия, что измена прокралась в его собственный альков. Фульку сообщили, что в Иерусалиме появился прежний воздыхатель Мелисенды – Гуго де Пюизе.
Северным вассалам изрядно повезло, ибо получив неприятное сообщение, Фульк с невероятной скоростью устремился в свою столицу. Когда он уже был в границах Иерусалимского королевства, пришли новые сведения, что граф Яффы был замечен в его собственном дворце обедающим в обществе королевы. Фулька охватила бешеная ярость, и, несомненно, если б подробности из жизни дворца были получены раньше, то Понс, Жослен или Алиса могли заплатить жизнями. А теперь Фульк продолжал нести свою ненависть в собственную семью.
– Где он? – заорал Фульк, как только увидел свою жену.
Король был страшен. Едва он вошел в зал, прислуживающие королеве девушки от страха побледнели, вжали головы в плечи и, казалось, уменьшились в размерах. Вид иерусалимского монарха мог испугать любого, но только не женщину, вызвавшую его гнев. Мелисенда с едва уловимым презрением окинула взором ревнивца и затем небрежным жестом отослала прочь слуг – ни к чему лишние уши и глаза во время выяснения семейных отношений. Оставшись наедине с тигром, кошечка решила с ним поиграть. С изумленным видом она произнесла:
– Да кто он? Кто тебе так срочно понадобился, что ты не нашел одного мгновения, чтобы поприветствовать любимую жену после многих дней разлуки?
– Твой любовник! – столь же неопределенно, но с весьма великой злостью в голосе пояснил Фульк.
– Дорогой муж, не досталось ли тебе несколько ударов по голове во время этого похода? – подозрительно посмотрела на супруга Мелисенда и спросила с ласковым участием: – Может быть, мне вызвать врача?
– Не притворяйся, Мелисенда, не покрывай ложью ложь. Мне все известно.
– И долго ты будешь со мной разговаривать загадками? А теперь еще оскорблять начал. Пожалуй, лучше сходить в церковь, чем с тобой вести беседу.
Король стоял, загораживая входную дверь, а потому пришлось еще некоторое выслушивать его обвинения.
– Подожди замаливать грехи, Мелисенда, – зарычал Фульк. – Вначале исповедуйся мне.
– Да когда ты успел стать священником? – удивилась королева. – Ты бы хоть одним намеком подсказал, в чем хочешь меня обвинить.
– Хватит изображать из себя невинность, – начал брызгать слюной ревнивец. – Продажная девка с рыночной площади и то лучше и честнее: по крайней мере, она продает себя, чтобы не умереть с голоду.
– Мой любезный муж, или ты заканчиваешь со своими беспредметными обвинениями, или я ухожу. – Мелисенда решительно сделала шаг в сторону двери. Неизвестно, каким образом она собиралась устранить препятствие между ней и дверью, но можно не сомневаться, королю пришлось бы худо.
– Тебя видели с этим… из Яффы. – Фульку было противно произносить имя счастливого соперника.
В ответ Мелисенда лишь рассмеялась:
– Ты хочешь сказать: с графом Гуго де Пюизе? Он действительно был во дворце. Разве я не могу пообедать в обществе моего троюродного брата?
– В то время как его король отправился в опасный поход, вассал развлекается с королевой?! Очень хорошо! И вовремя! Я-то думаю, почему графа не приметил в своем войске, а он был занят моей женой.
– Граф де Пюизе затем и появился в Иерусалиме, чтобы присоединиться к твоему войску. Дело в том, что он слишком поздно получил приказ.
– И почему-то он не поспешил вдогонку.
– Он бы не смог догнать, потому что пришел на следующий день после твоего ухода, – продолжала оправдывать графа королева, совершенно не беспокоясь о собственной репутации. – Разве можно тебя настигнуть, когда ты перемещаешься столь же стремительно, как Гай Юлий Цезарь.
– И он почему-то не ускакал из Иерусалима сразу же, как понял, что в его присутствии здесь нет необходимости.
– Как это нет необходимости?! – возмутилась королева. – Ты увел из столицы всех воинов, до последнего туркопола. Не было даже приличного рыцаря в охране королевского дворца. Вот я и попросила Гуго де Пюизе на несколько дней взять на себя заботу о Иерусалиме. Как видишь, со своей задачей граф справился: твоя столица цела и королева в добром здравии.
– И что теперь ты мне посоветуешь? Поблагодарить за это графа Яффы?
– Воспитанный человек так бы и поступил. Для тебя будет достаточно, если промолчишь, и перестанешь быть посмешищем для дворцовых слуг.
Фульк и сам понял, что его поведение недостойно короля, а потому, умерив свои эмоции, он постарался произнести спокойным голосом:
– Все это хорошо, но только я не просил Гуго де Пюизе заботиться об Иерусалиме, и тем более, о моей жене.
– Граф Яффы… – начала королева, но муж ее перебил:
– Он больше не граф Яффы, если ты имеешь в виду Гуго де Пюизе. Мне не нужны столь нерасторопные вассалы, – сказал свое последнее слово Фульк и направился к выходу. Продолжать бессмысленный спор с королевой не желала даже его ненависть.
Королева поспешила за письменными приборами. Необходимо было предупредить троюродного брата и весьма близкого друга, чтобы на благодарность короля он не рассчитывал, а готовился к худшему.
Фульк же направился к великому магистру ордена Храма. Он надеялся вновь найти в его лице помощника, но выбрал для своего обращения неудачный момент. Тамплиеры только что похоронили Годфруа де Сент-Омера, только закончили молитвы и встали из-за поминального стола. Настроение у всех было тягостное. Фульк был не менее мрачен, только по другой причине. Король даже не знал, что Гуго де Пейн едва похоронил друга, а потому полюбопытствовал:
– У вас что-то случилось? И ты, и братья в печали…
– А разве ты забыл, что мы потеряли под Антиохией Годфруа де Сент-Омера?! Сегодня его тело предано земле, – устало бредущему Гуго де Пейну пришлось вступить в разговор с нетерпеливым королем прямо в коридоре.
– Да, да… Прекрасный был воин, – потупив взор, залепетал король. – Непременно пришел бы на его похороны, если б вернулся чуть раньше.
Магистр промолчал, остановился у дверей своей кельи, но внутрь не пригласил. Фульк был вынужден продолжать речь:
– Годфруа останется в моем сердце благороднейшим рыцарем, готовым прийти на помощь королю и Святой земле. Эх… если б у меня были такие вассалы, как он… Представляешь, граф Яффы отказался мне подчиняться. Из-за таких, как он, и погиб славный де Сент-Омер. Ведь, если б Гуго де Пюизе не отказался участвовать в походе на северные христианские государства, не имелось бы надобности в помощи тамплиеров.
– Что случилось, того не вернуть, – мрачно произнес Великий магистр.
– Но в наших силах сделать так, чтобы подобное не повторилось. Надо всего лишь убрать из Яффы Гуго де Пюизе и на его место посадить достойного вассала, – и тут короля понесло в дебри ненависти ко всему, что связано с графом Яффы: – Он из семейства смутьянов, которое нужно вырвать с корнем. Отец Гуго де Пюизе тридцать лет вел войну против королей Франции Филиппа I и Людовика VI. В союзе с графом Тибо Блуа-Шампанским и английским королем Генрихом I он делал все, чтобы на землях франков десятилетиями не переставала литься кровь. Причем пускали ее не свирепые завоеватели-иноверцы, а братья-христиане, часто связанные с жертвами родственными узами. К счастью для Франции, король Людовик разрушил гнездо змей – замок Пюизе – и отнял все земли графа. Де Пюизе с маленьким сыном бежал на Святую землю. Иерусалимский король по-родственному выделил для беглеца лучший лен королевства – графство Яффы и Аскалона. Старый граф недолго пожил в Палестине, Господь не допустил, чтобы здесь повторились зверства, подобные тем, что он творил на землях франков. Однако мы даже не заметили, как подрос змееныш, достойный буйного отца.
– «Итак, неизвинителен ты, всякий человек, судящий другого, ибо тем же судом, каким судишь другого, осуждаешь себя…»
– О чем ты, магистр?
– Это не я… Это Господь гласит устами святого Павла, что не в праве мы судить старого графа де Пюизе. Его давным-давно призвал на свой суд Спаситель, и будет жестоко наказан человек, пытающийся за Господа нашего исполнить суд. И молодого графа не вправе мы судить, ибо есть суд Божий, а от нас требуется только покаяние, но не оправдание себя или обвинение ближнего.
– Ты же сам видел, что в нашем войске не было графа Гуго де Пюизе. Он мог выставить самый сильный отряд рыцарей. Но молодой граф Яффы отказался повиноваться королю. – Фульк промолчал о подозрениях в связи де Пюизе с Мелисендой, полагая, что это откровение совершенно не подействует на магистра, а только добавит королю не очень приятную славу рогоносца.
– Разбирайся, король, сам со своими вассалами. Тамплиеры не наемники, а слуги Господа.
– У меня не достанет сил разобраться с мятежным Гуго де Пюизе, – жалобно промолвил Фульк. – Раздоры поглотят Иерусалимское королевство.
– Извини, король, я очень устал. И больше мне нечего сказать.
Фульк еще что-то хотел рассказать, о чем-то попросить, но Великий магистр зашел в свою келью, и в следующий момент заскрежетала внутренняя задвижка.
Король оказался в сложном положении. Бароны Иерусалимского королевства разделились на два враждебных лагеря, примерно равные по силе. Самое интересное, что наиболее влиятельным сторонником Гуго де Пюизе стала королева Мелисенда, а самыми деятельными приверженцами короля были пасынки мятежного графа: Евстахий – властитель Сидона и Готье – сеньор Цезареи. На стороне графа выступил сеньор Трансиордании – Роман де Пюи. Между королем и графом разгорелась самая настоящая война, причем ни одна сторона не могла взять верх.
Летом 1133 г. враждующие стороны заключили перемирие. Все бароны Иерусалимского королевства устали от бессмысленной вражды; все желали мира, но никто не находил предлога для его заключения. Гордыня баронов отвергала решительно все компромиссы между соперничавшими сторонами, впрочем, это не помешало им собраться за одним столом. Неожиданно, во время пира в королевском дворце, потребовал слова Готье де Гранье – красавец, знаменитый к тому же своей физической силой. Пасынок мятежного графа объявил, что видит только один способ окончить вражду.
Мгновенно среди пирующих наступила тишина. Сын Эммы во всеуслышание обвинил своего отчима в измене королю, покушении на его жизнь и в конце речи вызвал Гуго де Пюизе на суд Божий. Гуго обвинения отверг и принял вызов. Высокий суд королевства назначил день, час и место поединка. В ожидании его Готье де Гранье отправился в Цезарею, а Гуго де Пюизе в Яффу – свой семейный дом. Здесь и решилась его судьба.
Эмма была в панике: смертельный поединок должен был произойти между ее самыми дорогими мужчинами – мужем и сыном. Один из них неминуемо погибнет, но нередки и случаи, когда погибали оба противника, либо второй становился калекой. Она уговорила мужа отказаться от поединка.
В назначенный день Божьего суда Гуго де Пюизе не явился. Этого оказалось достаточно, чтобы он был признан виновным, и от него отвернулись даже друзья. В отчаянии граф совершил еще одну глупость: он бросился во враждебный Аскалон и попросил военной помощи у сарацин. Призыв врага на христианскую землю не прощался.
