Текст книги "Стивен Джобс: Нарцисс из Кремниевой долины"

Автор книги: Геннадий Прашкевич

3

1960—1970-е годы в США были бурным временем.

Многое менялось, и менялось бесповоротно. Как пел Боб Дилан, любимый бард Стивена Джобса:

 
Эй, собирайтесь, люди,
Сюда, где бы вы ни бродили,
Ведь вода поднялась,
И никто от неё не уйдёт.
Эти воды всех нас
До мозга костей промочили.
Выбор прост – кто не хочет спасаться,
тонет,
А кто хочет спасаться – плывёт,
Ибо время пришло перемен...[7]7
  Перевод С. Соловьёва.


[Закрыть]
 

Каждый год приносил что-то новое, прежде казавшееся немыслимым.

За пару лет проходила целая эпоха. Как говорил один нетипичный герой Стивена Кинга: «До полного расцвета движения хиппи оставалось совсем немного, и [всё же] не каждый из нас понимал, что мы в первый раз увидели Знак Мира»⁴².

В 1967 году семья Джобс переехала в округ Саннивейл.

Правда, в некоторых биографиях Джобса фигурирует 1968 год, об этом говорит, например, Патрисия, сестра Стивена, а уж кому, как не ей, помнить семейные даты. Стиву тогда шёл тринадцатый год. Пол Джобс получил работу в «Spectra Physics» («Спектра физике»), это в Санта-Кларе, неподалёку. Компания разрабатывала лазеры для электроники и применения в медицине. А точная механика необходима, когда заходит речь об их наведении.

Девятый класс Джобс начал в средней школе Хоумстед-Хай.

«Она была спроектирована знаменитым специалистом по тюремным зданиям, – вспоминал Джобс впоследствии. – Похоже, проектировщик считал, что школы следует строить так, чтобы их невозможно было разрушить».

Целый комплекс зданий был разбросан по большой территории – все невысокие, все из шлакоблоков, окрашенных розовой краской. Может, для того, чтобы внушать ученикам оптимизм, замечал Джобс. Там училось множество любителей музыки, театра, мотоциклов и кожаных курток. И тут можно было не опасаться хулиганов. И дом совсем неподалёку – милях в полутора. Среди друзей Стива как раз в то время появились представители, как тогда писали, контркультуры, или, говоря проще, противники общепринятых житейских правил.

Стив быстро сдружился с хиппи, от всей души ненавидящими военных («Мы не хотим заниматься войнами!») и бизнес («Мы хотим заниматься любовью!»). «Мои друзья были интеллектуальные ребята, – вспоминал он. – Меня интересовали математика и электроника. Их тоже. А ещё нас интересовали ЛСД и весь этот контркультурный заход [trip]»⁴³.

Даже шуточки Стива часто были связаны с электроникой.

Однажды, например, он нашпиговал весь дом громкоговорителями.

Соль этой шутки заключалась в том, что громкоговорители вполне можно было использовать как микрофоны; оборудовав «операторскую» в кладовке, Стив слышал всё, о чём говорили в других комнатах. Правда, отец довольно быстро поймал его за подслушиванием и немедленно ликвидировал всю эту систему.

Стив продолжал общаться и с инженером Ларри Ланге (история с угольным микрофоном). Тот очень кстати подарил ему настоящий микрофон и заинтересовал техническими наборами, которые позволяли любителям собственными руками создавать радиоприёмники и другие приборы. В руководствах, приложенных к таким наборам, уделялось место и теоретическим объяснениям. Те, кто держал в руках, например, книгу «Технохимические рецепты», изданную задолго до начала нашей информационной эры, знают, что, изучив эти рецепты, запросто можно было удивить слишком узко образованных «профессионалов». Как вспоминал Стив, такие наборы «заставляли тебя понять, что именно ты можешь сделать. И понять то, что ты делаешь. Сделав пару радиоприёмников, ты мог [увидев в каталоге телевизор] сказать себе: я и это могу сделать. Мне повезло ещё потому, что отец и наборы “сделай сам” всерьёз убедили меня в том, что я действительно могу создать всё, что угодно»⁴⁴.

В магазинах подержанных радиодеталей и электронного лома можно было найти много нужных для подобных увлечений вещей. В выходные дни и во время летних каникул Стив не раз с большой пользой для себя подрабатывал в огромном магазине «Haltec» («Халтек»), занимавшем целый квартал.

Вот где находился настоящий рай для любителя.

Широкие полки складских ангаров были забиты отбракованными (ничто не должно пропадать!), использованными, снятыми с разобранных на запчасти устройств деталями. Ими были набиты картонные и фанерные коробки, жестяные ящики и контейнеры. Самые большие были просто выставлены на задний двор. «Там, – вспоминал Стив, – находилась специально отгороженная зона, где складывались целые блоки, снятые с подлодок “Polaris” (“Поларис”). Даже тумблеры и кнопки оставались на месте. Расцветка в основном была серой или зелёной, как у военных, но переключатели и колпачки – янтарными либо красными (расцветка всегда привлекала Стива. – Г. П., С. С.). Там были ещё и большие рубильники, если дёрнуть их, можно было вообразить, что взрываешь Чикаго».

Благодаря рекомендации инженера Ланге Стив скоро попал в исследовательский клуб (в СССР его назвали бы творческим кружком) «Hewlett – Packard» – группу из пятнадцати-двадцати студентов и школьников, которые собирались по вечерам в четверг в кафетерии «Hewlett – Packard» (тогда уже огромной фирмы). К ним обычно присоединялся кто-нибудь из инженеров и рассказывал, чем тут занимаются. «Мой отец отвозил меня в клуб, – вспоминал Стив, – я там чувствовал себя как в раю. Тогда “Hewlett – Packard” был на переднем крае по выпуску светодиодов, и мы обсуждали, что с ними можно делать. Я увидел там первый настольный компьютер. Это был 9100 А. Он был здоровенный, но выглядел красиво. Я в него влюбился».

Впрочем, сами инженеры фирмы «Hewlett – Packard» называли свой компьютер калькулятором. Билл Хьюлетт писал: «Назови мы его компьютером, его отвергли бы те, кого покупатели считали своими компьютерными гуру. Мы не хотели конкурировать с IBM. Вот мы и назвали 9100 А калькулятором, и вся эта чепуха прошла мимо нас»⁴⁵.

О предприимчивости Джобса уже тогда начали складываться легенды.

Среди них – история звонка Стива инженеру Биллу Хьюлетту.

Стив нашёл телефон инженера в обыкновенном справочнике (в то время «засекреченные» номера являлись скорее исключением). В клубе Стив конструировал определитель частоты электрических сигналов, но ему не хватало некоторых деталей, и он взял и просто позвонил генеральному директору домой. «Он ответил и болтал со мной 20 минут. Он предоставил мне недостающие детали и даже согласился взять меня на работу на предприятие, где они делали измерители частот»⁴⁶.

В Хоумстед-Хай, как ни странно, предлагался настоящий курс электроники, да и вообще в этой школе Стиву всё было по душе. В отличие от прежней, где ему нравилась только миссис Имоджен Хилл, в Хоумстед-Хай он встретил сразу несколько интересных учителей. Электронику читал бывший пилот морской авиации Джон Макколлум. К моменту появления Стива в школе Макколлум вёл свой курс уже несколько лет и создал при школе очень приличную материальную базу. «У Макколлума было не меньше измерительных приборов, чем в расположенном по соседству колледже Де-Анса, а по сравнению с Хоумстед-Хай лаборатории соседних школ выглядели так, будто находились в Верхней Вольте»⁴⁷.

На занятиях Макколлума Стив активно работал.

Правда, и тут он держался особняком.

Трудно сказать, было ли это проявлением переходного возраста или уже сформировался такой характер. Во всяком случае, юный Джобс действительно отвечал всем бунтарским настроениям 1960-х. Однако конформистом не был. Как вспоминал тот же Макколлум: «Джобс всегда в стороне, он всегда занят своими проектами. Очень скрытный. Другой».

Сам Макколлум, как бывший военный, превыше всего ставил дисциплину и уважение к вышестоящим. Поступки и слова Стива его откровенно настораживали. Он, например, не допустил слишком предприимчивого юного Джобса к своим грандиозным запасам всяческих деталей. А ещё Макколлуму не нравились наглость Стива и его постоянная присказка: «Я и так всё знаю!»

На самом деле знания Стива были ограниченными.

Его претензии уже тогда выглядели большими.

Дэниел Лайонс (род. 1960) в своей весёлой, во многом пародийной, но достаточно точной книге⁴⁸ приводит имена ряда персон, которых юный Джобс считал себе равными: Пикассо, Хемингуэй, Леонардо, Стивен Хокинг, ну ещё Билл Гейтс. Эти притязания на всезнайство, пока ничем серьёзным не подкреплённые, раздражали учителя. В 1983 году, выйдя на пенсию, Макколлум вспоминал: «Стив Джобс как-то для меня слился с фоном. Обычно он сидел в углу и занимался чем-то своим, не особо стремясь иметь дело со мной или с другими учениками. Но я очень хорошо помню, как однажды он конструировал что-то и ему понадобились детали, которых у меня не было, поскольку их поставляла только фирма Бэрроуза. Я предложил Джобсу позвонить в местный филиал и поговорить с представителем по работе с клиентами, чтобы выяснить, не найдётся ли у них детали-другой для его школьного проекта. На следующий день Джобс появился на занятиях чрезвычайно довольный собой и сказал, что Бэрроуз уже выслал ему детали и они скоро прибудут. Когда я спросил, как ему такое удалось, он ответил, что позвонил в главный офис (за их счёт) и сказал им, что работает над новым электронным прибором, испытывает различные комплектующие и всё такое прочее и вот раздумывает, стоит ли ему использовать те, что производит их фирма. Я был в ярости. Мне такое не нравилось. Я не хотел, чтобы мои ученики так себя вели. Но детали для Джобса в самом деле прибыли через день или два авиапочтой».

Другим учителем, запомнившимся Джобсу, был учитель английского.

«Когда я был старшеклассником, у нас был феноменальный курс АР English (Art and poetry). Учитель внешне очень походил на Эрнеста Хемингуэя. Он водил нас в лыжный поход в Йосемитскую долину»⁴⁹.

В старших классах Стив Джобс действительно очень интересовался одновременно и электроникой, и литературой. Его «профиль читателя» не из обычных. Он прослушивал много музыкальных записей. Он читал Шекспира (особенно любил «Короля Лира») и Платона, любил «Моби Дика» Мелвилла (Уолтер Айзексон утверждал, что однажды спрашивал Джобса, нет ли связи между некоторыми фактами его биографии и большим интересом к таким персонажам, как капитан Ахав и король Лир, но Джобс ушёл от разговора).

Ещё Джобс любил поэмы Дилана Томаса и песни Боба Дилана.

Первый из Диланов – крупный англо-уэльский поэт, отличался сложным экспериментальным стилем, полным ярости и противоречий. Он умер в 1953 году, но в 1960-х стал одним из любимейших поэтов бунтарского поколения. Интересно, что бы ответил Стив Джобс, если бы его спросили, нет ли связи между стихами Дилана Томаса и его собственной биографией?

 
Кто
Ты есть
Рождён здесь
В комнатке за
Картонной стеной
Такой что слыхать мне
Как отверзается вдруг
Лоно и льёт тёмный поток
За стенкой тонкой как птичья кость?
Нет, не оттиск сердец мужских
От вихря времени скрыт
Весь в крови родовой
Никем не крещён
Благословлён
Тёмных вод
Волной
Той...⁵⁰
 

Что касается второго, то его имя – Боб Дилан – всего лишь сценический псевдоним (взят в честь Дилана Томаса).

Юный Джобс инстинктивно разделял многие настроения «шестидесятников», вплоть до увлечения «травкой» и ЛСД. Кислотная жизнь его очень даже привлекала. Но слишком много было в Стиве замкнутой ярости (всё же – отверженный ребёнок) и желания утвердиться назло всему в этом (якобы не принимающем его) мире.

Стиву было около пятнадцати, когда он (понятно, с помощью отца) купил свой первый (подержанный) автомобиль. Через год он приобрёл другой, более приличный – Fiat 850. И тогда же начал активно покуривать марихуану.

«Однажды отец нашёл некоторое количество травки в “фиате” Стива, – писал Уолтер Айзексон. – На вопрос отца: “Что это?” – Стив хладнокровно ответил: “Марихуана”. Это был один из тех немногих случаев, когда Стиву пришлось противостоять открытому гневу отца. “Это была единственная настоящая ссора, которая у меня случилась с отцом”. И отец отступил. “Он хотел, чтобы я обещал, что никогда больше не буду курить марихуану, но я не стал ничего такого обещать”. Так что к старшим классам Стив уже хорошо знал вкус ЛСД и гашиша и даже проверял на себе, как действует на психику длительное лишение сна»⁵¹.

Интерес Стива к наркотикам в немалой степени был вызван популярными песнями и стихами любимого им Боба Дилана. При этом Стив считал, что кислота помогала ему понимать нечто важное. Что – он не брался объяснить. Но якобы помогала.

А ещё восточные духовные практики и тяга к технике.

А ещё книга Фрэнсиса Мура Лаппе «Диета для маленькой планеты».

Прочитав книгу Лаппе, Стив Джобс навсегда отказался от мяса. Активно и регулярно очищал кишечник, голодал, неделями питался только морковью и яблоками. Пачки овсянки ему хватало на целую неделю, к овсянке он добавлял миндаль. Позже, вычитав, что питаться надо только теми овощами, в которых нет крахмала, он отказался даже от хлеба, даже от овсянки. Часто ходил босиком. Медитировал. Научился, не моргая, смотреть в глаза любому собеседнику. Воскресными вечерами охотно посещал храм Кришны на западной окраине Портленда – там танцевали и пели такие же, как он, одержимые.

Крисанн Бреннан, подружка Стива, рассказывала:

«Он правда считал, что приём кислоты оказал существенное влияние на формирование его личности. Идея “просветления” интересовала тогда многих, сознательно или нет. Вся наша высшая школа была маленькой благодатной почвой, плодами которой являлись творческие студенты и учителя, многие из них стремились начать новую блестящую дискуссию, основанную на блестящих новых ценностях. Семь лет спустя после окончания старшей школы я разговаривала с журналистом “Time” Майклом Морицем, который сказал мне, что он брал интервью у учителей Хоумстеда. Не согласовывая свои ответы заранее, многие из преподавателей отмечали, что в период с 1967 по 1974 год в школе наблюдался аномальный расцвет творчества, настоящий расцвет экспериментирования в стиле бути. А затем буквально в один день без всякого предупреждения всё исчезло. Закончилось. Пропало. Прекратило своё существование. Учителя были потрясены, спрашивая друг друга: “Что произошло? Куда всё это делось?”»⁵².

«Мне кажется, – предполагала Крисанн Бреннан, – что вся эта взрывоопасная культурная магма выродилась, в конце концов, в холодную упорядоченную схему микроскопического компьютерного чипа; вот он – ответ на создание всех этих социальных сложностей, организаций, связей. Мир нуждался в более высокой организации бытия. Он призывал не только к новой науке и технологии, но и к новым законам, чтобы совладать с ними, а также к новым типам искусства и музыки, чтобы их символизировать»⁵³.

4

 
Эй, отцы с матерями
Во всех уголках земли,
Не критикуйте то, что
Вы сами понять не смогли.
Сыны и дочери ваши
Не подчинятся вам,
Устарели ваши дороги.
Если можете – дайте руку,
А не то уходите к чертям.
Ибо время пришло перемен...
 

Оба Стива (и Джобс, и Возняк) были зациклены на песнях Боба Дилана.

Они охотились за каждой его песней, благо на них самих в то время ещё никто особенно не охотился – ни журналисты, ни сотрудники спецслужб, ни компьютерные фирмы. Они познакомились в 1969 году. Возняк был старше (на пять лет). К тому же он был типичным хакером, совершенно своим в Клубе самодельных компьютеров[8]8
  Английское название Homebrew Computer Club можно перевести как «Клуб самопальных компьютеров» или даже «Клуб самоварных компьютеров»; у хакеров своеобразное чувство юмора.


[Закрыть], но при этом, как ни странно, выглядел (даже психологически) несколько моложе Джобса.

«Возняк сохранял провинциальную самоуверенность и прямолинейность хорошо изолированного гения-электронщика. Весь мир для него делился на чёрное и белое, хорошее и плохое – в духе бинарной логики электрических схем, которые он так самозабвенно рисовал. Возняк не тратил время на девушек и ненавидел наркотики. Когда однажды он обнаружил семена, похожие на семена конопли в спальне сестры, он тут же донёс матери»⁵⁴. А мать его, кстати, была членом Республиканской лиги Купертино. В 1962 году, когда Ричард Никсон (1913—1994) избирался губернатором Калифорнии, юный Стив Возняк по поручению своей матери вручал кандидату на губернаторский пост адрес от выдуманной по ходу дела «Школьной ассоциации радиолюбителей за Никсона». Фото даже попало в местные газеты.

Родился Стив Возняк в Купертино, в нескольких милях от Саннивейла.

«Я знал, что мой отец инженер, – вспоминал он. – И я знал, что он работал в ракетной программе в фирме “Lockheed”. Об этом отец сам упоминал, но это, собственно, было всё, что он говорил о своей работе. Оглядываясь назад, думаю, что помалкивал он о ней в основном из-за того, что шёл конец 1950-х – начало 1960-х, самый разгар холодной войны, когда космическая программа была горячей темой и, понятно, секретной, и всё такое прочее. Над чем он работал, что он делал на работе каждый день – об этом дома не говорили»⁵⁵.

Благодаря отцу Воз получил гораздо более систематическую инженерную подготовку, чем Джобс. Избегая рассказов о конкретном содержании своей работы, Возняк-старший много рассказывал сыну об основах инженерного дела, демонстрируя при этом немалый педагогический талант.

Эти уроки оказались серьёзными. Они обеспечили Возу поразительно ранний старт в инженерном деле. Да и как иначе? Стоило только задать вопрос, и отец тут же отвечал.

А вопросов хватало.

Буквально в каждой комнате дома скрывались интереснейшие вещи – сопротивления, батареи, конденсаторы с загадочной маркировкой. Отец, по воспоминаниям Воза, всегда начинал с основ, кстати, но менее интригующих для семи– восьмилетнего мальчишки, чем загадочные символы на разноцветных деталях, – например, с разговора об электронах, протонах, нейтронах и более сложно устроенных атомах. А затем ясно и понятно объяснял, почему электроны могут двигаться через определённые материалы и как образуется электрический ток. Уравнениям и вычислениям научить ученика младших классов трудно, но можно показать рисунки, можно простыми словами объяснить физическую связь между напряжением, сопротивлением и током. Благодаря отцу Воз рано узнал, как работает электрическая лампочка, и почему Эдисон решил, что внутри электрической лампочки должен быть вакуум, и почему не перегорают десять двенадцативольтовых лампочек, включённых последовательно в сеть на 127 вольт. При этом отец умел каким-то особенным образом подчеркнуть, что нет в этом никакого чуда, просто так изначально устроен наш мир. Он объяснил Стиву, что такое транзистор, и как он работает, и как можно использовать транзисторы для усиления сигнала, и как из транзисторов, диодов и сопротивлений можно собрать (или не собрать) всякие логические элементы.

К четвёртому классу Стив уже разбирался в таких вещах.

Но самым главным было то, что отец объяснил сыну саму суть своего инженерного дела. «Я и сейчас помню, как отец говорил, что быть инженером – это значит достичь наиболее уважаемого положения в мире. Всякий, создающий электронные устройства, несущие пользу людям, выводит общество в целом на новый технический уровень. Отец не раз говорил мне, что, будучи инженером, можно изменить мир».

При этом Стивен Воз рано осознал опасную сторону техники.

«Когда инженеры создают что-нибудь особенное, часто возникает спор, как созданное ими может быть употреблено – во благо или во зло. Ну, вроде атомной бомбы. Мой отец придерживался того мнения, что любые изменения, именно изменения движут мир вперёд и в основе своей все они – благо. И любое новое устройство – благо, и оно [это устройство] должно быть создано, и этому не должны мешать правительства или кто-то ещё. Я принял такой взгляд очень рано, когда мне было лет десять или даже меньше. В моей памяти осталось, что в основе своей технология – это, прежде всего, именно благо, а не зло. Люди до сих пор всё время об этом спорят, но у меня нет никаких сомнений. Это благо. Я уверен, что именно новые технологии движут нас вперёд»⁵⁶.

Как и Джобс, Воз учился в средней школе Хоумстед-Хай.

Задолго до того как на курс электроники записался Джобс, Возняк считался первым учеником у строгого Джона Макколлума. И не просто первым учеником, а ещё одновременно – президентом Математического клуба, президентом Клуба любителей электроники, лауреатом многочисленных премий школьных научных соревнований и автором огромного количества построенных им электронных схем.

В старших классах Воз решительно развернулся от электроники к полноценному хакерству. В последний год учёбы Джон Макколлум был так доволен его успехами, что разрешил во второй половине дня в пятницу вместо школьных занятий ходить в вычислительный центр в Саннивейле и там учиться компьютерному программированию. В самой школе компьютеров не было. Стив просто купил учебник программирования Fortran и быстро научился работать с этим языком. Инженеры в Саннивейле научили его набивать перфокарты. По тому времени это был едва ли не самый быстрый способ ввода данных: подготовив пакет, его можно было сразу ввести в машину!

Первой программой, написанной Возом, оказалась программа обхода всей шахматной доски ходом коня. Компьютер начал работу, но почему-то никак не мог закончить «порученного» ему дела. Инженер, помогавший Возу, предположил, что машина вошла в «бесконечный цикл», то есть в ней циклически повторяются одни и те же состояния, так что работу пришлось прервать. Но на следующий день Воз добавил к своей программе ещё одну, дополнительную, позволяющую распечатывать промежуточные состояния, и убедился, что никакого «бесконечного цикла» нет, просто придуманный им алгоритм неэффективен. Машине понадобилось бы десять в двадцать пятой степени лет для полного завершения запланированной им работы. «Это заставило меня понять, что миллион операций в секунду – ещё далеко не все!»⁵⁷

«Однажды, – вспоминал Возняк, – я увидел учебник под названием “Пособие по малым компьютерам”. Я очень интересовался этими машинами и теперь узнал, как они работают. Это был один из самых счастливых дней в моей жизни. Инженеры разрешили мне взять увиденное мною пособие домой. В нём описывалось устройство компьютера PDP-8».

Настоящий хакер – это не просто программист.

Настоящий хакер должен хорошо разбираться в «железе».

Программист, не имеющий прямого доступа к компьютерам, рискует очень быстро оказаться в полной зависимости от высших «жрецов» (техников и инженеров), так что допуск к компьютеру всегда, с самого начала предполагал хорошее знание техники, ну хотя бы для того, чтобы самостоятельно справляться с многочисленными сбоями.

Возняк в этом смысле оказался классическим хакером.

В восьмом классе он самостоятельно создал калькулятор на основе сотни транзисторов, диодов и сопротивлений – на десяти платах. Он даже получил главный приз на местном конкурсе, организованном военно-воздушными силами США, хотя среди соперников Воза были школьники старших классов, включая двенадцатый⁵⁸. Правда, столь страстное увлечение мешало Стиву нормально развиваться. Одноклассники бегали на вечеринки, ухаживали за девочками, занимались спортом, а он сидел в одиночестве над своими программами. «А поскольку я стал таким именно в переходном возрасте, то скоро пошёл на дно, – признавался он позже. – Это стало для меня настоящим потрясением. Не считая научных проектов, где я по-прежнему признавался и учителями, и взрослыми, во всём остальном я чувствовал себя страшно неловким, никому не нужным. Я не чувствовал себя своим даже среди ребят моего возраста. Мне казалось, я не понимаю их языка».

Конечно, Воз попытался компенсировать утерянное всяческими проделками, используя свои технические знания. Например, он собрал сирену, имитирующую полицейскую. Он спрятал её за подвешенным к потолку телевизором прямо в классе для занятий вождением. Сирена включалась дистанционно. В другой раз Воз собрал метроном, имитирующий бомбу с часовым механизмом, и спрятал его в чужом шкафчике для одежды. Для большего эффекта он содрал с батареек этикетки, грубо обвязал их скотчем и написал от руки – «контактная взрывчатка».

Эта проделка закончилась большим скандалом.

Учитель английского услышал тиканье в шкафчике.

Вызванный учителем директор школы открыл шкафчик, схватил «бомбу» и героически вынес её на футбольное поле. Вызвали полицейских. Заподозрили Воза, поскольку при изготовлении своего «взрывного» устройства он использовал детали, выпрошенные у своего соседа. Возможно, Воз и на этот раз сумел бы отвертеться, но не смог удержаться от смеха, слушая взволнованные слова «героя»-директора. В результате возмущённое руководство отправило Воза на всю ночь в камеру для малолетних преступников. Правда, там для него тоже всё обернулось не так уж плохо: он быстро объяснил соседям по камере, как подшутить над тюремщиками, отсоединив провода от вентилятора на потолке и подключив их к тюремной решётке. Прикоснувшись к решётке, надзиратели получали удар током.

Так Возняк всё больше погружался в занятия электроникой.

«Я хорошо знал логический дизайн. Знал, как из деталей построить нужные логические схемы. К тому же у меня теперь было описание [учебник] того, как вообще устроен компьютер. В одиночестве я провёл дома много ночей, обдумывая, как скомбинировать логические элементы правильно, то есть как создать такую машину, как PDP-8. Конечно, мой первый проект на бумаге был полон ошибок, но, в конце концов, это было только начало...

Я достал учебники, описывающие мини-компьютеры, которые тогда производились. Это было время настоящего бума на рынке. Физические объёмы компьютеров уменьшались, они уже не занимали целые залы, как прежние счётные машины. Типичный мини-компьютер, у которого было достаточно памяти для хранения программы, был размером уже не больше микроволновой печи (правда, тогда они были гораздо крупнее нынешних. – Г. П., С. С.). Я достал учебники по мини-компьютерам таких фирм, как “Varian”, “Hewlett – Packard”, “Digital Equipment”, “Data General”, и многих других. Когда появлялось свободное время, я брал каталоги логических элементов (чипов), из которых, собственно, и делаются компьютеры, открывал учебник и начинал разрабатывать свою версию. Неоднократно я это повторял, используя всё более новые и лучше подобранные детали. У меня появилась как бы собственная игра: стараться спроектировать новый компьютер, используя как можно меньшее количество чипов. Не знаю почему, это стало моим любимым развлечением. Я работал в одиночестве в комнате за запертой дверью. Я не рассказывал об этих своих занятиях никому – ни родителям, ни друзьям, ни учителям, действительно никому, многие годы»⁵⁹.

Но выдающиеся хакерские способности вовсе не означали, что их носитель окажется хорошим студентом. Это доказывает опыт многих известных хакеров из Массачусетского технологического института. Окончив школу, Воз поступил в Университет Колорадо. Конечно, отец предпочёл бы, чтобы Стив учился в своём родном штате, это было гораздо дешевле, но импульсивный Воз выбрал этот университет только по той причине, что уже договорился с двумя своими одноклассниками поступать именно туда. Вот они втроём и полетели в Колорадо. Там Воз впервые увидел снег. Да, да, там, в Боулдере, шёл настоящий снег, ведь этот город лежит в предгорьях Скалистых гор на высоте более полутора тысяч метров.

«Я просто влюбился в это место».

Плата за обучение в Колорадо для студентов из других штатов была гораздо выше, чем в Калифорнии для «своих». По этому показателю Университет Колорадо вообще занимал второе место в Штатах. Но Воз настаивал на своём выборе.

После горячих споров Воз и его отец пришли к компромиссу.

Отец был согласен оплатить первый год обучения в Колорадо, но при том условии, что потом Стив переведётся в колледж Де-Анса, а после него поступит в Калифорнийский университет в Беркли, где плата будет меньше.

Договорившись с отцом, Воз с лёгким сердцем отправился в Колорадо.

Впрочем, его первый студенческий год никак нельзя было назвать успешным.

По сути, этот первый учебный год мог стать для Воза последним. Оказалось, он слишком много драгоценного компьютерного времени тратил на то, что декан считал чистой ерундой (например, игру в бридж). А осенью 1968 года, когда в президенты США избирался Ричард Никсон, главный местный компьютер Колорадо – CDC-6400— беспрерывно работал всю долгую хлопотную ночь. Как выяснилось, он был занят вполне банальными подсчётами. Ещё один голос за Никсона... Ещё один голос за Никсона... Ещё один голос за Никсона... Ещё один...

К чести Воза, своего имени он не скрывал.

Он так и расписывался в журнале: «Стивен Возняк».

Да, студентом Воз оказался не лучшим. Но именно по некоторой своей незрелости, а вовсе не из-за отсутствия талантов.

«Моего соседа звали Майк, – вспоминал Возняк. – Первое, что я заметил, войдя в комнату со своими сумками, было то, что он развесил по стенкам пару десятков фото из “Плейбоя”. Это было совсем не то, что я видел раньше. Но скоро я убедился, что Майк любит чистоту, и мне нравились его рассказы о том, как он учился в школе при военной базе в Германии и обо всём, что он там повидал. Ещё он мне казался очень продвинутым сексуально. Иногда мог сказать, что хотел бы, чтобы ночью комната была в его полном распоряжении. Ну, тогда я мог взять с собой свой магнитофон и побольше записей – мне нравились Саймон и Гарфункель – и пойти в комнату, скажем, к Ричу Зенкере и вернуться как можно позже. Помню, однажды, когда я спал, Майк привёл посреди ночи одну мормонскую девушку. Он был крутой парень»⁶⁰.

Очень привлекательными для Воза (помимо некоторых любимых предметов) оказались карточные игры да ещё дерзкие проделки (в духе прежних школьных), основанные на его превосходном знании техники. Например, он сконструировал удобную карманную глушилку для телевизора. В общем-то обычный колебательный контур, но его легко можно было подстроить под частоту телевизора. всё нужное Воз втиснул в корпус от девяти вольтовой батарейки, только вот антенну пришлось прятать в рукаве. Использовал свою глушилку Воз для «бихевиористских» (так он это называл) экспериментов с товарищами по университету. Приходил в комнату, где ребята смотрели футбольный матч, и незаметно включал свою игрушку. Понятно, изображение на экране начинало дёргаться, искажалось или вообще пропадало, но главное развлечение начиналось чуть позже. Воз то включал, то выключал собранную им игрушку – в зависимости от реакции зрителей. Например, заставлял кого-нибудь поднять антенну как можно выше (видите, он, как и все, удивлён и пытается помочь), а другого – держать руку на телевизоре...

Всё же главной страстью Воза оставались компьютеры, он даже записался на спецкурс, предназначенный для старшекурсников.

«Сам факт, что я смог туда записаться, казался удивительным, – вспоминал он. – В то время немногие колледжи предлагали своим ученикам курс по компьютерам. А в курсе этом подробно рассказывалось о компьютерах, об их архитектуре, о действующих языках программирования, операционных системах, обо всём. Это действительно был всеобъемлющий курс»⁶¹.