Текст книги "Прокол"

Автор книги: Геннадий Ерофеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

На питерхэдском берегу В засаде Мак-Дугал. Шесть дюймов стали в грудь врагу Отмерит мой кинжал.

Почти полчаса провёл я на платформе и, наконец, дождался пилота. Он вышел из "врат рая" и уверенно направился к "харвестеру", и в то же время я начал медленное движение ему навстречу, предоставив ему первому поравняться с люком звездолёта. Пилот подошел к кораблю и стал ковыряться у люка с ключами и кодом, а я продолжал движение и в тот момент, когда он распахнул дверцу, я, как и рассчитал, оказался напротив люка и, совершив стремительный и почти неуловимый и незаметный со стороны бросок, буквально впихнул пилота в шлюз. Все это произошло в доли секунды. Пилот еще не успел наложить в штаны, а я одной рукой уже захлопнул крышку люка, а другой мгновенно выхватил "спиттлер" и сунул ему под ребра, между жестких сочленений почти нового стандартного скафа. Я мог сразу привести этого хлопающего глазами бедолагу к полному финишу, но не стал делать этого. – Молчи, приятель, – тихо, но твёрдо приказал я ему и по движению испуганных глаз за прозрачной сферой забрала понял, что преобразователь у него в порядке, и мои слова дошли до него. Наддув завершился через минуту, и только тогда, прижимая пилота к стенке тамбура всем телом и угрожая ему пистолетом, левой рукой я достал специальное шило и разгерметизировал его скаф. Так, на всякий случай. Пилот тяжело дышал, лицо его наливалось кровью. Злоба распирала этого молодца, которому я подрезал крылышки, но мне было наплевать. Я расфиксировал и откинул забрало его скафа, потом откинул своё. Не любил я этих преобразователей, а сейчас уже можно было, как всегда нравилось мне, говорить прямо в лицо и открытым текстом. – Есть кто-нибудь в рубке? – Нет, – неохотно ответил пилот, с ненавистью глядя на меня. – А в корабле? – Нет, никого нет. – Тогда вперёд! – я распахнул люк, ведущий в рубку и подтолкнул пилота в спину, держа его на мушке. Мы вошли в рубку и я закрыл люк. – Снимай скаф, быстро! Он нехотя подчинился и стал неторопливо освобождаться от скафандра. Когда закончил, я заставил лечь его на пол лицом вниз, приторочил вязками его левую руку к правой ноге, затем перевернул на спину, заклеил ему рот липкой лентой и напоследок пристегнул к стойке одного из пультов. Я не верил, что кроме пилота тут никого нет. Локализовав пилота, быстренько разделся сам: как и водолазы, все мы, мотающиеся по Космосу, предпочитали снимать "чулок" при первой возможности. Теперь нужно осмотреть корабль, и поскорее: за ним могут наблюдать, а задержка старта насторожит неизвестных мне наблюдателей. Хочешь или не хочешь; а осмотр необходим, не то не миновать мне снова мешка на голову. Без скафа, в удобном комбинезоне, я чувствовал себя легко и свободно. Достав из кармана и нацепив на нос плоские защитные очки, плотно прилегающие к лицу, я осторожно выскользнул из рубки и стал осматривать внутренние помещения и отсеки, соблюдая все меры предосторожности. Ни души нигде, действительно. Оставался грузовой отсек или трюм, самый объёмный и большой. Он отделялся от жилых отсеков шлюзом и мог наддуваться и вакуумироваться независимо от них, как и они от него. При закрытом внутреннем шлюзе, разумеется. Сейчас вспомогательные наружные люки грузового отсека, также как и огромный двухстворчатый транспортный люк, оставались закрытыми, поэтому отсек находился под давлением. В противном случае пришлось бы лезть туда в скафандре. Я открыл первую дверцу шлюза и, не задраивая её, прошел ко второй, которая оказалась не то что не задраенной, но даже не прикрытой до конца. Это меня насторожило. Я резко распахнул дверь ногой, молниеносным броском впрыгнул в отсек, сразу же отскочил в сторону от люка и распластался на полу, держа "спиттлер" перед собой. Взгляд мой зафиксировал медленно меняющееся выражение лица дёртика в уже знакомом мне чёрном комбинезоне, который с проворством деревенского увальня начал переводить свой "пиггис", висевший стволом вниз на плече, в горизонтальное положение. Но проворство его было истинным, просто я воспринимал происходящее, находясь в рабочем ритме. Первую пулю я послал дёртику в правый локтевой сустав и, пока он собирался сморщиться от боли и выронить "пиггис", мгновенно перекатился несколько раз по полу и принял прежнюю позицию животом вниз. Откуда ни возьмись возникла вторая фигура в чёрном, и я услышал чирканье пуль об пол в том месте, где находился полсекунды назад. Я выпустил несколько пуль этому чудаку по ногам, раздробив ему коленные чашечки, но он все же успел дать еще очередь в мою сторону. Я совершил резкий отрыв и в мгновение ока очутился у торца одиноко стоявшего в центре отсека внушительных размеров контейнера. Сразу же метнулся вправо и, припав к полу, осторожно выглянул из-за угла. Первый дёртик, перехватив короткий "пиггис" в левую руку, изготавливался к стрельбе, но одной рукой управлялся с автоматом неуверенно. Я не хотел его убивать, только прострелил ему левую кисть и вывел его из игры. Второй, которому мои пули раздробили коленки, попробовал давануть на гашетку еще раз, но, находясь в расстроенных чувствах, завысил прицел. Он тяжко стонал, и мне стало жалко его: нехорошее, сложное и тяжёлое ранение нанёс я ему. Стон второго и проклятья первого разносились в почти пустом, если не считать контейнера, грузовом отсеке и звучали, как в бочке. На мгновение бой местного значения прервался, и в повисшей тишине я услышал шум, идущий из другого угла отсека. Я на цыпочках перебежал вдоль торца контейнера к противоположному его краю и на секунду высунулся, чтобы оценить обстановку. Ну конечно, не обошлось без третьего. Он лихорадочно заканчивал натягивать скаф, и я выстрелил в него, целясь не в голову, но пуля срикошетила от жесткой пластины. Дёртик захлопнул забрало, и этот клацающий звук заставил меня вздрогнуть. В его руке появился флэйминг. Ему оставалось любым способом разгерметизировать отсек, и я погиб. На черта сдался ему "флэйминговый кодекс", когда борьба шла не на жизнь, а на смерть. Но дёртик не успел подпалить мне приклеенные усы или прожечь дыру в стенке звездолёта: выпущенная мною из "спиттлера" пуля выбила флэйминг из рук головореза. Однако, хотя скафандр и ограничивал его подвижность, голову и лицо дёртика надёжно защищали от пуль шлем и забрало, и он, я знал, надеялся выиграть. Он находился совсем недалеко от настенного пульта, где размещалось управление двустворчатым верхним люком, через который производится погрузка-разгрузка. И сейчас дёртик устремился к пульту. Он теперь боролся только за себя, понимая, что открыв люк, погубит не только меня, но и всех своих товарищей. Я выскочил на открытое пространство и начал стрелять в дёртика, одновременно сокращая расстояние до пульта, но никак не мог продырявить его скаф, попадая в жесткие части. Он таки добрался до пульта. Но одним движением руки не мог решить мою судьбу: их, этих движений, требовалось, как минимум два. Грузовой люк не откроется, пока не будут задраены двери шлюза, ведущего в жилые отсеки. Поэтому сначала требовалось перевести рычаг, управляющий дверями шлюза, а потом передвинуть тот, что включает привод грузового люка. Дёртик еще тащил вниз первый рычаг, как я смерчем налетел на него. Он вышиб "спиттлер" у меня из правой руки, а затем ударил меня скафандровым мощным башмаком в пах, полагая разом кончить дело. Края "раковины" впились мне в бедра и живот; он сделал мне больно, но это было не то: "раковина" выдержала удар, защитила фаллос и мошонку, и я продолжил борьбу. Мы повалились на металлический пол, и здесь начало сказываться мое преимущество как не скованного и не ограниченного в движениях скафандром человека. Дёртик, как дятел, дёргал головой, пытаясь размозжить мне лицо забралом шлема, но я каждый раз уклонялся. Задыхаясь, я с великим трудом прижал его к полу, в долю секунды выхватил шило и разгерметизировал скаф противника. Теперь пульт меня перестал интересовать и, высвободившись из объятий дёртика, я кинулся к своему валявшемуся неподалеку "спиттлеру". Но этот малый оказался настоящим камикадзе: он опять потянулся к рычагу, намереваясь погубить и себя, и меня. Я еле успел сбить его с ног и в это время чудом успел заметить краем глаза показавшееся из-за угла контейнера дуло "пиггиса". Тот второй, "обезноженный" мною дёртик, тоже оказался крепким орешком: он, вероятно, в буквальном смысле слова приполз на руках с другой стороны контейнера и сейчас собирался прикончить меня. Я вовремя упал за повергнутого мною чудака в скафе, и дёртик принял на себя большинство предназначавшихся мне пуль. Некоторые из них отскочили от сферического шлема, как горох от стенки; другие пришлись в жесткие части скафа; третьи, по-видимому, достигли цели, правда, не той, которую хотел поразить стрелявший. Но досталось и мне: две-три пули принял жилет и левый наплечник, обожгла боль и меня отбросило. Шутить с ними дальше не имело смысла: они, как цепкие раки, добрались бы до меня в конце концов. Ну что ж, друзья, – к полному финишу! Первым выстрелом я поставил обезноженному мною дёртику "индийскую родинку" над переносицей, а потом пришил чудака в скафе, выстрелив в упор в уязвимое место. Счастье – это тёплый пистолет... Прости меня, Господи. Я снял защитные очки и убрал их в карман. Весь бой занял несколько десятков секунд. Мне повезло: я избежал тесного знакомства с вакуумом – с тем самым, который флуктуирует. Избежал знакомства с самым банальным его свойством, отнюдь не заключавшемся в способности флуктуировать. Обогнув контейнер, я перешел на другую сторону отсека, где на полу сидел шипящий от боли дёртик, обезрученный мною. – Ну что, приятель, – припугнул я его, – добить тебя, что ли? Он заёрзал и запыхтел пуще прежнего. Нет, умирать он явно не хотел, но помалкивал пока. Я медленно поднял "спиттлер", с нарочитой усмешкой глядя раненному дёртику прямо в глаза. – Не надо, – потупившись, глухо сказал он, стыдясь своей слабости. – Ну тогда скажи, как открыть эту штуку, – указал я на контейнер. – Да заодно и свое имя, если еще не забыл его. – Меня зовут Пиджин, – с готовностью, заискивающе, отозвался дёртик. Он был явно послабее тех двоих, и не только физически. – А их – Крэйфиш и Силлирэм. Спецключ у Крэйфиша – у того, которому вы дали по ногам. Я сходил, обыскал умиротворенного мною Крэйфиша и вернулся на прежнее место: шторки контейнера располагались именно с этой стороны. "Харвестер" пришёл на "Платинум сити" за элементами сферы, изготовленными из металла с идеальной проводимостью. Это явствовало из рассказов Казимира. Интересно, а что грузовик доставил с Переходника сюда? Он пришел практически порожняком. Что же может быть в контейнере? Я вставил шпенёк электронного ключа в замок контейнера, надавил кнопку сброса. Тонко пропел гонг. Я убрал ключ, прошел к краю контейнера и нажал кнопку привода шторок. Чуть слышно зажужжали двигатели. Словно перед началом киносеанса, две половинки гофрированного металлического занавеса поползли в разные стороны, открывая тускло блестевшую чёрную выпуклую поверхность. Какой-то шар? Сфера? Что бы это могло быть? Шторки продолжали движение, а я с каждой секундой все больше волновался, отступая к стенке отсека, чтобы охватить взглядом открывавшееся в проеме нечто. Пение двигателей смолкло: шторки дошли до упоров. В специальном ложе, занимая лишь небольшую часть объема контейнера, покоился... – нет, не шар. Передо мною предстал лежавший на боку огромный, футов в тридцать длиной, овоид – попросту говоря, яйцо. Автономное, внешнее сердце. Яйцо, содержавшее смерть Кэса Чея, бессмертного.

20

Смутное беспокойство овладевало мною. Казимир наказывал мне при обнаружении яйца немедленно уничтожить его прямо на месте. Но что-то уж подозрительно быстро я нашел яйцо. Зачем вообще его привезли сюда? Не потому ли, что на "Платинум сити" хранить автономное сердце очень удобно? Тот самый случай, когда желая что-то хорошенько спрятать, оставляют это что-то на виду. Кому придёт в голову, что на острове развлечений, на проходном межгалактическом дворе, покоится смерть Кэса Чея? Стоп, стоп, стоп! Ведь по словам Казимира, никому теперь не известно местонахождение яйца. Даже самому Кэсу Чею. Но кто-то же должен был видеть, транспортировать и охранять автономные сердце, кроме Дёрти и Трезора. Нет, обычно дёртики и сам Дёрти, если верить Казимиру, избавлялись от свидетелей. Его безымянные помощники, наверное, давно уже мертвы. А что если я ошибаюсь? Что если эта группа боевиков и пилот возят сотворенное злым гением Дёрти и доктора Роберта автономное сердце с самого начала его создания? А что? Идея неплохая. Так осуществляется своего рода переменное базирование яйца, какое в кои-то веки придумали военные для своих примитивных глобальных баллистических ракет, которые они без перерыва возили туда-сюда в подземных тоннелях или в специальных вагонах по наземным железным дорогам. Да, но сердце-то одно, а Роки Рэкун говорил, что "харвестеры" возят что-то на "Платинум сити" чуть ли не регулярно. Не гоняют же грузовые звездолеты с Переходника на "Платинум сити" порожняком, чтобы там загрузить их металлом с идеальной проводимостью. Но, может быть, это яйцо – потерявший свойство идеальной проводимости металл, доставленный на восстановление? Я скосил глаза на дёртика, который довольно безразлично взирал на яйцо: его больше занимали свои раны. Еще несколько секунд я стоял, разглядывая автономное сердце и внутренности контейнера. Как бородавки на лице Кэса Чея, на крутых боках яйца прилепились то тут, то там плоские скругленные коробки, напоминающие бомбовые предохранители. В центре тупого конца овоида находился, видимо, главный предохранитель. Все не занятое яйцом пространство внутри контейнера было забито элементами крепежа, встроенными демпферами и разнообразной, частично знакомой, а большей частью не знакомой мне аппаратурой. Время, время! Казимир предупреждал, что если я буду медлить с уничтожением автономного сердца, то Кэс Чей станет выходить на меня. Если он сейчас на Паппетстринге или на Переходнике, то не скоро сюда доберется. А вдруг он рядом, на "Платинум сити"? Спокойно, спокойно, бродяга. Двум смертям не бывать, одной не миновать. Надо попытаться хоть что-нибудь выяснить у оставшихся в живых дёртиков. Я закрыл и запер контейнер. Найдя в отсеке аптечку, а точнее, настоящую аптеку, подавляя в себе тревожное "не возись, не копайся, быстрее!", стал оказывать первую помощь раненому, попутно задавая ему вопросы. Только сейчас я получше рассмотрел дёртика. Это был молодой парень с темными, но уже тронутыми сединой волосами, с маленькими, как у птицы, карими глазами, с островатым носом, узкоплечий и отнюдь не богатырь. – Так куда, говоришь, приятель, должны вы доставить яйцо? – Яйцо? Ну да, яйцо... – засмеялся он, туго соображая. И тут же поправился. – Не яйцо, а контейнер. Это, как вы говорите, яйцо, я сам впервые увидел, когда вы контейнер открыли. – Он называл меня на вы, и правильно делал. – А что же, Крэйфиш вам всем не показывал, что там, внутри? – Нет, не показывал. Не положено. – Ну хорошо, пусть не яйцо, пусть не показывал. Ну, а контейнер-то куда везли? – Сюда, на "Платинум сити", на фирму "Гарлэнд боллз лимитэд". Скоро должен освободиться терминал. – А мне, приятель, можно будет с вами в этом корыте проникнуть на "Гарлэнд"? Он помедлил и сказал: – Нельзя. Теперь нельзя. Нас должно быть трое. Да и пилот... – Пилот жив. – Все равно. Вас мигом схватят. – А если я спрячусь в корабле? – Прячьтесь, не прячьтесь: про тех, кого вы пришили, спросят... Поймут, что крутим – спустят с горки на санках... Так, так. Неужели и на "Гарлэнд боллз" распространен этот вид спорта? – Значит, ничего не получится? – Думайте что хотите, но мы вас сдадим. Не я, так пилот. Замечательно. Правильно, что я не стал цацкаться с теми двоими. – А идете-то откуда? – спросил я со сладко замирающим сердцем. – Мы сели в корабль на Паппетстринге, система звезды Дастбин, галактика NGC147... Координаты есть в Мозге звездолёта. – Ну а на Паппетстринг корабль пришел уже с грузом? Откуда он прибыл? – С грузом. А откуда – не знаю. Мы только охраняем. Поговорите с пилотом. Повезет вам – может он и расскажет что-нибудь. Он чувствовал, что я его не убью, и осмелел. Я закончил перевязку и на минуту задумался. Уничтожать такое большое яйцо в корабле опасно, даже если и надеть скафандр. Этот номер не пройдет. Попробовать прорваться в "харвестере" на "Гарлэнд боллз"? Верная смерть. А я нужен себе живой. Звездолёт уже несколько минут торчит на парковке. Что же делать? Я принял решение. Я привёл раненого дёртика в слиппер, сделал ему кое-что с помощью известных средств, чтобы не загнили раны, запаковал в один из имевшихся у меня в подсумке "коконов" и уложил его в "спальник". "Кокон" являлся чем-то вроде смирительной рубашки и представлял собой как бы объемные или, как шутили у нас в Департаменте, "стереонаручники". Затем убедился в наличии на борту звездолёта сёрфов и, наконец, вернулся в рубку. Там я отстегнул скучавшего пилота от стойки, освободил привязанную к правой его ноге его левую руку, перевязал с помощью вязок руки ему за спиной, усадил в одно из пилотских кресел и снова пристегнул. Пока я не стал заключать его в "кокон" и укладывать в "спальник", рассчитывая сначала поговорить. Вперед – и выше! Не мешкая, плюхнулся в кресло, запустил двигатель, включил запись траектории предстоящего недалекого пути на корабельный Мозг и совершил стартовый манёвр. Корабль лёг на курс и начал медленно и тяжело разгоняться. Как только "Платинум сити" исчез с экранов, я произвел торможение и поменял курс. Снова разгон и, примерно через час хода, торможение. Корабль завис в пространстве. Включив систему стабилизации, я взял на свой лэнгвидж данные по траектории и координаты точки зависания относительно "Платинум сити". Я поднялся из кресла и содрал липкую ленту, которой заклеил рот пилота при нашей первой, теплой встрече. – Ну что, приятель, – обратился я к своему пленнику, – будь любезен, расскажи пожалуйста, если тебе не трудно, откуда везешь ты свой странный груз? Только не мочи мне рога, что ты сел в пилотское кресло на Паппетстринге. Ты уже один раз солгал, сказав, что в грузовом отсеке никого нет. Так что смотри. – Хотите верьте, хотите нет – я принял звездолёт на Паппетстринге, спокойно произнес он. – Ну ладно, – великодушно согласился я, – ты вел корабль с Паппетстринга. А контейнер, я полагаю, загрузили в звездолет не на Паппетстринге? Или я ошибаюсь? – Не ошибаетесь. Корабль пришёл уже с грузом. – Но ты-то, голубь, знаешь координаты того места, откуда доставили груз? Я вызвал на экран Мозга навигационную информацию и снова повернулся к пилоту. Он скептически наблюдал за моими действиями. – Не гоняйте понапрасну Мозг. Там только коды Паппетстринга, "Платинум сити" и того, что нужно, чтобы ходить между ними. – Ну назови их сам, по памяти, – не унимался я. – Не знаю, клянусь вам. "Да, упрямый осел", – раздраженно подумал я, хотя чувствовал, что малый не врет. Какого же чёрта я притащился на "Платинум сити", послушав Казимира? Вот я захватил "харвестер", а что дальше? Переходника с действующим тоннелем мне, похоже, не видать, как своих ушей. Да-а, жаль, что я привел к полному финишу Крэйфиша. Он у них тут был, видимо, за старшего и мог знать больше остальных. Ну, да что делать: сам виноват. Спросить пилота про Кэса Чея? А что это даст?.. Ох, надо как-то кончать с яйцом. – Так, приятель, – сказал я, – этого ты не знаешь, того ты не ведаешь, о том ты слыхом не слыхал. И о яйце, что лежит в контейнере, ты тоже не имеешь понятия? – Яйцо? Я слышал что-то такое. Но не видел его никогда. Наш старший, Крэйфиш, не имеет права открывать контейнер при нас. – Не имел, – поправил я его. Чем же его донять? Он сглотнул и сидел, сохраняя молчание. Мне всё это начинало надоедать. Пытать его я не хотел, да и зачем? Автономное сердце я скоро уничтожу. Кэс Чей должен погибнуть. – Ты знаешь, кто такой Кэс Чей? – без обиняков спросил я. Молчание. Он боялся, боялся отвечать на самые невинные вопросы, хотя ему уже ничего не грозило. Круговая порука у дёртиков действовала отменно. – Мне известно, что Кэс Чей – ваш босс. Отвечай, ты видел его? – Нет, я никогда не видел Кэса Чея. И те, с кем я общаюсь... – он запнулся, – общался, не знают, как он выглядит. – А Индюка ты знаешь, видел? А мистера Такикока? Пилот даже заулыбался при этих моих словах. – Знаю. Да это один и тот же человек. Индюк – кличка Такикока. М-да-а.. – Ну хорошо, что ты хоть что-то знаешь, приятель. Но это очень мало для того, чтобы ты мог выкупить свою жизнь, – снова припугнул я его, теряя терпение. Он опять судорожно сглотнул, уши его горели. А что, если... – Послушай, пойдём сейчас вместе посмотрим на то, что лежит в контейнере, и ты всё вспомнишь, идёт? Я отвязал пилота от кресла и с превеликими предосторожностями препроводил в грузовой отсек, памятуя об упрямстве и коварстве дёртиков. Пристегнув его к себе у стенки отсека, я второй раз за последние полтора часа открыл контейнер. Пока он рассматривал внутренности контейнера, я вытащил флэйминг, с деланным безразличием и небрежностью снял его с обоих предохранителей и приготовился кромсать яйцо. – Эй, что это вы собираетесь делать? – сразу подал голос пилот. – Да ничего особенного. Хочу отрезать кусочек, только не знаю, с какого конца начинать – с тупого, или с острого? Может, подскажешь? – Вы что, серьёзно? – он явно волновался. – Флэйминг хотите использовать... Забыли, что за порогом – открытый космос? – Ничего я не забыл. Скорлупа у яйца, наверное, толстая, – луч увязнет. Вскрою аккуратненько, он не успеет прожечь оболочку звездолёта, отмахнулся я. – Не делайте этого, – севшим голосом попросил он, – вы что, кодекса не знаете? Ну вот, вспомнил о кодексе. Весьма законопослушный дёртик, настоящий "гражданин Вселенной". – Что, уже наложил в штаны? Ну и трус же ты, приятель! Наверное, и отец твой был трусом, и сам ты уродился трусом, и сын твой, если он будет у тебя, в чем я сильно сомневаюсь, тоже станет трусом... Такой реакции на мои слова со стороны пилота я совершенно не ожидал. Вероятно, я случайно разбередил ему какую-то старую рану. – Ах ты, сволочь! Размахался флэймингом, храбрец! Не смей упоминать о моем сыне, ты, космическая задница! Слышишь, не смей!.. – его трясло, на губах показалась пена. Я даже чуть-чуть испугался, вспомнив, как начинались приступы у Казимира. Черт их знает, этих дёртиков! Может быть, они все, как Казимир к Кэсу, подключены друг к другу: меньшой к среднему, средний к большому, большой к самому большому, а самый большой – Кэс Чей – к этому вот яйцу, к своему внешнему сердцу. Вот они все и носятся с этим внешним сердцем, как курица с яйцом. И, как всегда, как и в жизни, и в сказках, самый большой прячется за большого, большой за среднего, средний за меньшого, а меньшому и спрятаться не за кого и остается ему за всех и за всё отвечать. Как вот этому малому. А пилот тем временем впал в настоящую истерику. Он кричал что-то непонятное, голос его срывался, по щекам катились слезы. Я убрал флэйминг в бездонный карман своего комбинезона и запер контейнер. Постепенно пилоту немного полегчало. Он замолчал и затих, лишь изредка всхлипывая. Я видел, как пилот мается, инстинктивно желая опуститься и присесть, ноги его подкашивались, но привязанный мною к скобе, он принужден был переживать свое непонятное горе стоя. Я плюнул на меры предосторожности, отстегнул его от скобы, распустил вязки на запястьях и, ни слова не говоря, подвел к какому-то низкому кожуху у стенки отсека, на который он и сел, безвольно уронив голову. Я ему не мешал. Минуты две прошло, пилот успокоился, но пребывал пока в состоянии ступора. Наконец, тяжело вздохнув, он заговорил, отрешённо глядя перед собой невидящими глазами. – Я – Крашер. Именно так меня зовут. Во всяком случае, так называла меня мать, но это не столь важно, за исключением того, что это моё имя. Я землянин по происхождению, да других в нашем баунде нет – тут так принято. Родился я на планете Ашар, не слишком веселой планетке, но кое-как мы всё-таки существовали. Тот, кто там жил, знает, что честным трудом не очень-то много заработаешь. Но я не собирался выходить на большую дорогу, воровать или грабить и, тем более, убивать из-за куска хлеба. Я начал работать на больших наземных машинах, стал водителем-дальнобойщиком. Ещё тогда, несколько лет назад, мы слышали о шайках космических пиратов. Некоторые из моих товарищей, прокляв свою убогую жизнь, уходили к ним. Один из приятелей предложил идти к гангстерам вместе, но я отказался. В то время я считал себя слишком порядочным и презрительно отзывался о всех этих гангстерских баундах. Мне казалось, что я никогда не смогу стать разбойником, бандитом – ведь я и мухи не смел обидеть. К тому же я уже был женат, и у нас родился сын. Понимаете, сын... – он уставился на меня чуть просветлевшими глазами, но сразу же вновь опустил голову. – Сыну было около пяти, когда я однажды взял его с собой в сравнительно легкий рейс. Он радовался, и радовался, как ребенок, и я. Мы катили сначала по широкой, забитой машинами автостраде, и я вёл грузовик внимательно и осторожно. Но потом наш путь пролёг по сельской местности, среди полей и ферм. Иногда часть пути мы ехали по грунтовым дорогам! Мы с сыном глазели по сторонам, смеялись и распевали какие-то песенки. Я расслабился, машины почти не попадались навстречу, иногда я даже выписывал на своем грузовике восьмёрки... В поле мы увидели живописный бивуак джипсоидов, этих вечных странников, бродящих по всем уголкам нашей планеты. Они что-то кричали нам, но мы не расслышали и, смеясь и махая руками, проехали дальше. И тут Бог наказал меня за легкомыслие и неосторожность. Я не успел разглядеть копошившегося в дорожной пыли маленького, моложе моего сына, джипсика, и сбил его своим грузовиком. Он, грязный, как чертенок, слился с дорожной пылью. Я не заметил его. Остановив машину, я бросился к джипсику. Поздно. Он уже не дышал... Я не мог отвезти джипсика к врачам – его соплеменники не простили бы мне. Они почуяли неладное, хватившись малыша, и приближались к машине, но находились еще далеко от неё. Словно в полусне, я вернулся к грузовику, наказал сыну ничего не бояться и ждать меня, запер его в кабине и побежал к ближайшей ферме искать телефон, чтобы сообщить в полицию о случившемся. Бегал я долго, а когда вернулся, увидел, что ветровое стекло машины вдребезги разбито. Рядом с ней лежал с выколотыми глазами мой мёртвый сын... Джипсика своего джипсоиды забрали и не торопились сниматься с места, даже не потушили костер. Они, видно, считали, что могут вести себя нагло, как ни в чем не бывало. Может, они и были правы. Но я уже ничего не соображал. Словно в горячечном бреду, с кружащейся головой и звенящей в ушах дьявольской музыкой, я прыгнул за баранку грузовика и выехал на поле. Стояла сушь, на нем росла какая-то низкая трава. В два счёта я достиг табора джипсоидов и стал давить их машиной, ломая грязный скарб, разметав костер. Лишь немногим удалось спастись... За некоторыми я гонялся... – Он застонал и замолк. – ...Не знаю, почему я не сошел с ума?.. Теперь ты понял, храбрец? посмотрел на меня пилот. В голосе его сейчас не было злобы, только безмерная тоска. – ...Вот уже больше года, как я в баунде дёртиков. Мы называемся дёртиками – да вы, наверное, и сами знаете. Теперь слушайте, что я вам скажу. Не трогайте это яйцо. Обращайтесь с ним осторожно. Не подходите к нему с флэймингом даже вне корабля. Вы погубите себя и всё и вся в округе на несколько мегапарсек. То, что вы видели в контейнере – это "эг" или "сингула". Я в этом ничего не понимаю, но их еще называют "консервами"...

21

Если бы я сидел, то несомненно, вскочил бы, но я стоял, а потому так и сел на кожух рядом с пилотом. В этом был весь профессор Дёрти – кто еще мог придумать такое?! И я чувствовал, что "консервы" – не последняя его экстравагантная придумка, не последний его сюрприз, с какими мне, если меня не приведут раньше времени к полному финишу, придётся встретиться в нашей грешной Вселенной. Казимир об этом ничего не знал, даже не догадывался. Он, конечно, рассказал бы мне об "эгах", но, вероятно, Дёрти практически осуществил дьявольскую затею уже после заточения Казимира. Впрочем, начал-то он явно раньше: просто он не доверял Казимиру с самой их встречи. Казимир простодушно продемонстрировал мне в своем кабинете одну из первых своих серьёзных теоретических работ под названием "Проблема начальной сингулярности". Едва ли он подозревал, что в воспаленных мозгах злобного мизантропа Джестера Дёрти и пошлого властолюбца Кэса Чея возникнет сумасшедшая идея использовать открывшееся свойство нашей сжимающейся Вселенной "перетекать" по созданному ими тоннелю в смежный ей расширяющийся Мир, чтобы "закатывать" Пространство в "банку", в "яйцо", в "эг", – называй как хочешь, не в этом суть. Пилот сказал "их" – значит, этих яиц по крайней мере несколько. А если их уже очень много? Да, но зачем? Эх, философ – вопрос вопросов! Ты же сам ответил на подобный вопрос Роки Рэкуна в грязной камере "кукольного" городка: "...потому что жизнь существует как феномен..." Зачем жаждал золота царь Мидас? Зачем чах над златом царь Кащей? Зачем профессор Дёрти скручивал, комкал пространство, как старую, ненужную газету сворачивают в бумажный шарик, бросая затем небрежно в мусорную корзину? Всё это риторические вопросы. Я нашёл не Кэс Чееву смерть, я случайно нашёл яйцо с консервированным пространством. Словно какая-то дьявольская, сатанинская курица, созданная профессором Дёрти, живёт на Переходнике и клюёт зернышки планет, звёзд, туманностей, галактик, клюёт самоё Пространство, а взамен несёт вот такие яички... – Что с вами? – Крашер тронул меня за плечо. – А?.. Все в порядке, – сказал я, возвратившись с заоблачных высот на грешную землю. – В смысле, все очень скверно? – Все пока очень никак. Да, чуть не забыл: тебе доводилось вывозить с "Платинум сити" какие-нибудь металлоконструкции? – Конечно. Несколько раз. Контейнер сдаём на фирме "Гарлэнд боллз лимитэд" и там же загружается металлом. На Паппетстринге меня всегда меняли. – Интересно, интересно. Но самое интересное ты приберёг напоследок, я полагаю? Я видел, как ты заходил в бар отеля "Космополитеэн"... – Я только собрался сказать вам об этом, да вы, как услышали о "консервах", весь почернели... Эх, что же я наделал? Теперь и у дёртиков мне не будет убежища – я их предал. Не миновать мне катания на санках... – Да ничего ты их не предал, Крашер. Я вот хочу сделать так, чтобы дёртики сами возили саночки-салазочки, а потом сами же и катались на них. – Глядя на вас, можно поверить, что у вас получится, – улыбнулся пилот. А ваш отец когда-нибудь советовал вам посылать всех всегда как можно дальше? – Он постоянно твердил мне об этом. Вот что: помоги мне затащить охранников в холодильник. А по дороге расскажешь про бар. Мы обошли контейнер и оказались у другого борта корабля. Я еще раз обыскал Крэйфиша, но, видимо, электронный ключ, изъятый у него ранее мною, был единственной ценностью, хранившейся в его карманах. Затем мы с Крашером с трудом стащили скаф с Силлирэма, валявшегося у пульта, и понесли труп в холодильник. – А где Пиджин? – спросил пилот. – Пиджин ранен, я его отправил в анабиозно-спальный отсек. Так что ты там говорил про бармена, парень? – Мы уложили труп Силлирэма на специальный задемпфированный стол и пошли за вторым. – Бармена этого зовут Айэм Валрус. Его легко узнать. Жирный такой, аж глаза заплыли. Морда – в три дня не обгадишь. Он один из самых старых членов баунда дёртиков. С ним шутки плохи, и его все боятся. Пилоты наши должны лично отмечаться у бармена по прибытии на "Платинум сити" и перед стартом оттуда. Всё это не такая уж чепуха, подумайте сами. Но помимо этого, он, зверюга, сразу по лицу видит, если что-то не так. Душу вынает взглядом, будто чужая рука в твоем кармане шарит. Мы подошли к лежавшему на полу Крэйфишу и, предупреждая мой вопрос, Крашер добавил: – Боевики от контейнера до самой его сдачи не имеют... не имели права отлучаться и из корабля выходить. Да и куда им, прости, Господи, в этом на остров отдыха? – он указал на черный комбинезон Крэйфиша. Мы взяли труп за руки и за ноги и засеменили к холодильнику. – Его, Валруса, – продолжал рассказывать пилот, – иногда в шутку называют главным "эгмэном". Я сам слышал. Но смотрите: он – это вам не я. Через голову до него не доходит, только через руки или ноги. Лучше через чужие. Вы сможете. – Авось, дойдет и через голову, Крашер. Не люблю я крутить уши, даже головорезам, даже нелюдям. Но если ты полагаешь, что Валрус порядочная скотина... – я подмигнул пилоту, – тогда есть в запасе варианты и "через голову": или рукояткой "спиттлера" по башке, или электроды к головке пениса. Крашер не ответил. В холодильнике мы положили второй труп рядом с трупом Силлирэма и вернулись в грузовой отсек. Несколько минут потратили на то, чтобы убрать "пиггисы" и скафандр, подмести гильзы, привести в порядок "палубу", и после всего я сказал: – Вижу, Крашер, что душа у тебя добрая. И ты её, можно сказать, уже спас. Спасибо за все, что рассказал мне. Но не обижайся: я не могу тебя отпустить. Я обязан заключить тебя в "кокон" – не бойся, он удобен и не стеснит, – а затем уложить в "спальник". На неопределенный срок. До востребования. Хочется верить, до моего востребования. – Я положил руку ему на плечо. – Пойми меня и прошу, подчинись. -Для меня в самый раз сейчас – умереть на время, – вздохнув, согласился Крашер. В слиппере, когда я делал ему уколы, чтобы не загнили раны, он неожиданно сказал: – Назовите ваше имя – и можете напяливать на меня свой "кокон". – Я Саймон Сайс, землянин, – я назвался, как положено, не Айвэном Фулом и не Ивэном Симплом. – Вот еще что, Крашер. Я посмотрел: там у вас есть несколько шлюпок – сёрфов. Они в порядке? Ими пользовались? – Пользовались. Должны быть в порядке. Лучшее средство для абордажа торгашей. Мы попрощались, я напялил на него "кокон", уложил в "спальник", настроил аппаратуру. Прошёл в рубку, захватил электронный ключ от входного люка, дал на Мозг необходимые команды и облачился в скафандр. В шлюпочном отсеке я выбрал сёрф, уселся, пристегнулся и, отшлюзовавшись, оказался в открытом космосе. Ввёл с лэнгвиджа в навигационный блок сёрфа информацию о пути и включил двигатели. Вперёд – и выше! Наружный люк так и остался открытым, но Мозг закроет его через некоторое время. Я провел на сёрфе, этой космической шлюпке, "доске с мотором", более полутора часов, прежде чем разглядел впереди крохотную светящуюся точку фальшивый бриллиант под названием "Платинум сити". На этот раз я вышел к нему со стороны вершины прозрачного купола. За последние несколько недель я уже третий раз швартовался к "платиновому городу". Это становилось для меня традицией. Я припарковал сёрф на диаметрально противоположной месту своей первой парковки стороне диска-платформы.