Текст книги "Музыкант-3 (СИ)"

Автор книги: Геннадий Марченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Глава 15

В отличие от Сандерленда и тем более Мидлсбро родина 'битлов' встретила нас атмосферой настоящего футбольного праздника. Улицы Ливерпуля были украшены гирляндами цветов, в окнах, на дверях и фасадах домов красовались бесчисленные плакаты, транспаранты и фотографии, посвященные первенству мира.

Туда же, в Ливерпуль нагрянула многотысячная армия туристов из ФРГ. Они наполнили город криком, визгом и завываниями труб, не дававшими покоя даже ночью. Эти паразиты заселились в том числе и в наш отель, и сутки напролет колобродили, распевая песни на своем лающем языке.

Я все это время находился в подвешенном состоянии. Наутро после наших ночных посиделок Морозов так и не высказался по теме моего возвращения в основной состав, а на мой вопросительный взгляд успокаивающе ответил:

– Твой вопрос пока находится в стадии обсуждения. Всему свое время.

Надо было ответить, что нервные клетки не восстанавливаются. А у меня внутри все горело, даже температура поднялась от переживаний до 37,8. Потому что я одним местом чуял: если не выйду на полуфинал – ловить нашим нечего. Разве что заменивший Поркуяна в составе сборной Стрельцов совершит чудо. Сюжет ТОЙ полуфинальной игры я помнил довольно отчетливо. Уже на первых минутах Сабо получает травму голеностопа и практически весь матч находится вне игры, передвигаясь пешком. Да еще и Численко на экваторе встречи заработал удаление, не выдержав ударов исподтишка немецкого защитника. Вот только фамилия негодяя в памяти не отложилась, но все равно нужно Игорю посоветовать не вестись на провокации.

Радовало хотя бы, что Шестернев будет играть здоровым, в той истории он вышел против гансов с перевязанным плечом, поврежденным в игре с венграми. В этой реальности четвертьфинал обошелся для него без серьезных последствий, если не считать обычных синяков. Впрочем, кровоподтеками могли похвастаться все футболисты сборной, а Толе Банишевскому и вовсе голеностоп свернули.

Незадолго до перерыва Халлер забьет первый мяч, а во втором тайме Беккенбауэр дальним ударом снова огорчит Яшина. На мой взгляд, те мячи отнюдь не казались неберущимися. Халлер не очень сильно пробил в ближний угол, а Беккенбауэр выстрелил из-за пределов штрафной, и Иваныч даже не сделал попытки распластаться в прыжке, неуклюже шагнув к правой от себя штанге.

Под занавес игры Поркуян один мяч отыграл, имел еще момент, но не попал в ворота. В общем, игравшая половину матча практически вдевятером наша сборная уступила – 1:2.

Утром в день игры, 25 июля, состоялось собрание команды, на котором ввиду важности предстоящего поединка присутствовали даже Гранаткин со своим верным оруженосцем Ряшенцевым. Это не считая Киселева, скромно присевшего в уголке. Присутствие таких персон на Морозова всегда действовало не лучшим образом, вот и сейчас он то и дело сбивался, пытаясь выжать что-то высокопарное, хотя обычно ограничивался коротким напутствием.

– Николай Петрович, давай я, что ли, пару слов скажу, – не выдержал Гранаткин, отодвигая тренера в сторону. – Товарищи… Ребята! Вам сегодня предстоит ответственный матч, ну, вы это и без меня прекрасно знаете. На вас смотрит вся страна, весь советский народ, 220 миллионов русских, украинцев, белорусов, грузин, армян, азербайджанцев, узбеков, таджиков, эстонцев – вся страна приникнет сегодня вечером к мембранам радиоточек. Такой поддержки не будет ни у одной сборной мира! Имеем ли мы право сегодня проиграть?

– Нет, Валентин Александрович, не имеем, – бодро ответил Шестернев, уловив направленный в свою сторону взгляд Гранаткина.

– Правильно, не имеем! А потому, выходя на поле, каждый из вас должен помнить, что бьется сегодня не за себя, не за своих коллег по сборной, а за великую и многонациональную страну под названием Союз Советских Социалистических Республик!

И тут всех удивил, даже, я бы сказал, потряс Ряшенцев. Он вдруг вскочил, выпятил грудь колесом, одновременно втянув живот и, дирижируя сжатой в кулак правой рукой, затянул во весь голос:

– Союз нерушимый республик свободных…

Присутствующие, недоуменного переглядываясь, тоже поднялись, и вскоре гимн СССР голосил нестройный хор футболистов и руководящего состава сборной. Мне не оставалось ничего другого, как присоединиться к этой акции гротескного патриотизма. Однако к середине гимна хор явно постройнел, песня лилась громко и слаженно, аж стекла звенели и мурашки бежали куда-то по своим делам, а под занавес исполнения в залу заглянул перепуганный администратор отеля, чтобы узнать, что это здесь вообще происходит.

– Ну, Коля, ты и дал! – вытирая платком потную залысину, выдохнул Гранаткин. – Это кто же тебя надоумил?

– Дык, Валентин Александрович, само собой как-то получилось, – принялся оправдываться Ряшенцев, разведя руки в стороны.

– Само собой… Гимн, оно, конечно, дело нужное, только ложка, как говорится, хороша к обеду. Вот выиграем первенство – тогда можно будет и гимн спеть… Николай Петрович, у нас тут остался вопрос по составу на сегодняшнюю игру, вы обещали его озвучить.

– Да-да, одну секунду, – засуетился Морозов, расправляя листочек. – С позицией вратаря мы определились, сегодня в воротах играет Яшин. В защите – Пономарев, Шестернев и Данилов. Воронин помогает обороне, играет стоппера, то есть опорного полузащитника. Полузащиту и атакующую линию составят Сабо, Серебряников, Численко, Метревели, Стрельцов… и Мальцев. Вот вроде и все.

– Что ж, товарищи, уверен, что Николай Петрович с составом на сегодняшнюю игру не ошибся. Давайте, готовьтесь, встретимся вечером на стадионе.

Ессс!.. Я едва не сотворил неприличный жест с согнутой в локте рукой и сжатым кулаком, впрочем, вряд ли кто-то из современников понял бы его непристойность. Спасибо, Петрович!

– Поздравляю, – протянул мне руку хмурый Банишевский, передвигавшийся с помощью костыля. – Ты как-будто в воду глядел, с этой песней Высоцкого.

– Да уж, накаркал, получается, – сочувствующе вздохнул я. – Но ты не расстраивайся, ты уже сделал немало, чтобы сборная оказалась в полуфинале. Если возьмем медали – одна полновесная твоя.

Толик грустно улыбнулся и, махнув рукой, заковылял к себе в комнату. Ну и видок у парня, как бы чего с собой не сотворил. Хотя вроде бы всегда казался психологически устойчивым, но тут такой случай… Надо будет Яшину шепнуть, чтобы приглядывал за Банишевским, а то мало ли что – мучайся после всю жизнь угрызениями совести. Вот ведь закон подлости… Счастье одних почему-то зачастую зиждется на чьем-нибудь несчастье.

Впрочем, через пару часов я видел уже обычного Толика Банишевского, пусть и редко улыбающегося, но с целеустремленным взглядом. За ним, кстати, закрепилось прозвище Молоканин, я-то думал, что он из народности молокан. Но сам же Толя как-то расставил все по своим местам.

– Во время сборов 'Нефтчи' в Кисловодске нам в одно утро не дали кислое молоко на завтрак, которое я обожаю, я за раз могу выпить целый баллон. Ну я возмутился, на что наш ветеран Толя Грязев сказал: 'Смотри на этого молоканина'. С тех пор и повелось за мной это прозвище. А вообще наш род идет из Западной Украины.

– Бандеровец? – хмыкнул Метревели.

– Я тебе сейчас такого бандеровца покажу, – начал закипать Банишевский.

– Ладно, ладно, успокойся, я пошутил, – примирительно выставил перед собой ладони Слава.

С каждой минутой приближалось время отъезда на 'Гудисон-парк', где нам предстояло сразиться с одной из лучших команд мира. Блин, веко задергалось. Я так сильно не волновался даже накануне финального матча на Кубок европейских чемпионов. Да тут и сравнивать нечего – чемпионат мира проводится раз в четыре года, и в нем принимают участие сильнейшие сборные планеты, тогда как КЕЧ разыгрывается ежегодно, и ограничен европейским континентом. Можно, конечно, вспомнить и финал Олимпийских Игр, но переживания тех дней и вовсе канули в Лету.

– Ну что, присядем на дорожку, – сказал Морозов, сам же первый усаживаясь на стул в зале, где утром мы распевали гимн СССР.

Посидели, собираясь с духом, наконец Петрович встал, и мы следом за ним двинулись на улицу, к поджидавшему нас автобусу. Несколько толпившихся в фойе немецких болельщиков, также явно собиравшихся на стадион, увидев нас, завели свою песню, что сборная ФРГ уделает русских. И тут я услышал хорошо знакомое по книгам и фильмам выражение: 'rusish schwein', которое выкрикнул один явно нетрезвый болельщик лет тридцати пяти, облаченный в футболку своей сборной.

– Чего-чего? – притормозив, повернулся в его сторону Шестернев. – Ты кого это, немчура, свиньями назвал?

Ганс вряд ли понял, что сказал наш капитан, но выражение лица Альберта, да и наших лиц тоже, недвусмысленно намекали, что кто-то может поплатиться за свой слишком длинный язык. В резко наступившей тишине потомок тевтонцев тут же протрезвел и спрятался за спины товарищей, которые, впрочем, и сами не горели желанием вступать в открытый конфликт с крепкими русскими мужиками. Хотя, почему только русскими, если сборная была составлена из представителей нескольких национальностей, но все они в данный момент выглядели людьми, готовыми вместе покарать оскорбившего русскую нацию. Я тоже сделал шаг вперед, угрожающе раздувая ноздри, и ближайший ко мне фриц малость побледнел.

Отиравшийся здесь же, в холле, то ли случайно, то ли преднамеренно фотокорреспондент с бейджиком газеты 'The Daily Telegraph' моментально оживился, и Морозов схватил Шестернева за рукав.

– Алик, не трогай ты его, – негромко сказал он, – Дерьмо оно и есть дерьмо, только сам перепачкаешься. Зачем нам эти проблемы?! Давайте лучше докажем на поле, что мы сильнее.

В общем, не дали папарацци поймать удачный кадр с советскими футболистами, задавшими трепку немецким болельщикам. Думаю, Морозов поступил правильно, иначе такая несдержанность могла нам дорого обойтись. Я бы даже не исключал факта нашего отлучения от дальнейшего участия в чемпионате мира, будь то финал или даже матч за третье место. Хотя первый вариант с игрой за Кубок Жюля Риме мне казался предпочтительнее. В любом случае дисквалификация повисла бы над советской сборной дамокловым мечом, а все из-за одного пьяного провокатора. Еще не факт, что все это не было заранее подстроено.

– Игорь, – подсел я в автобусе к Численко, – немцы – те еще провокаторы, на футбольном поле в том числе. Слышал из надежного источника, что они решили поставить на тебя…

– В смысле?

– В том самом, что будут всю игру исподтишка лупить тебя по ногам, ожидая, что ты не выдержишь и дашь сдачи. А это уже станет поводом для твоего удаления.

– Ты серьезно? Откуда такая информация?

– Не могу раскрыть источник, но то, что тебе достанется – это точно. Держи себя в руках.

Такой новостью я 'порадовал' и Стрельцова. Эдик по характеру человек мягкий, даже зона не озлобила его, но в то же время мог легко вспыхнуть. А секундной потери контроля хватило бы для того, чтобы у судьи встречи появился повод показать несуществующую пока красную карточку, то есть устно отправить дебошира за пределы поля.

В красных футболках с белыми буквами СССР на груди, белых шортах, и красных гетрах. В очередной раз посмешила судейская форма – итальянец Кончетто Ло Белло был выряжен в некое подобие сюртука черного цвета, из-под которого выглядывал белый отложной воротник. Вкупе с черными же трусами это смотрелось забавно, и я невольно ухмыльнулся.

– Чего лыбишься, Малец? – спросил Стрельцов, переминаясь с ноги на ногу в ожидании, когда капитаны команд обменяются вымпелами и судья даст стартовый свисток.

– Анекдот один на память пришел, – вспомнил я одну из своих старых отмазок в этом времени.

– Ну-ка расскажи.

Как назло, помнился только анекдот, на который Стрельцов мог обидеться.

– Только без обидок, договорились?

– Не вопрос.

– В общем, самолет с футболистами разбился: игроки пришли к райским вратам. Однако святой Петр прогнал их: 'В раю нет места футболистам, отправляйтесь в ад'.

Члены команды грустно побрели вниз. Вдруг святой Петр окликнул их: 'Ваш центр нападения с вами?' 'Я здесь, отец!' – встрепенулся форвард. 'Ты можешь зайти, сынок. – Петр ласково погладил его по голове. – Я видел твою последнюю игру – ты не футболист'.

Секунду Стрельцов молчал, а затем разразился таким гомерическим хохотом, что в нашу сторону стали поворачиваться и свои, и чужие игроки, да и судейское трио недоуменно взирало на согнувшегося в три погибели Стрельцова.

– Ох… Ч-черт… Ну насмешил, паразит! – вытирая слезы, все не мог успокоиться Эдик. – Я ведь такого раньше не слышал, сам, что ли, сочинил? Ох-х, все никак не отойду… Прямо как по заказу, про центрфорварда.

– Ну тебе-то рай не грозит, – обнадежил я Стрельца, – ты настоящий центр нападения. Думаю, сегодня ты в очередной раз это докажешь.

– Твои бы слова – да Богу в уши, – усмехнулся более-менее пришедший в себя Эдик.

Провокационные удары исподтишка и картинные падения немцев начались с первых же минут игры. После того, как мне пару раз крепко влетело по щиколотке левой ноги от Шнелленгера, я, оказавшись рядом с Ло Белло, крикнул ему заранее подготовленную фразу на итальянском:

– Il compagno arbitro, che ci rompere le gambe! Qualsiasi cosa faccia!

Пожаловался, мол, что фрицы нас калечат, и пора бы предпринять какие-то действия. Ну этот паразит и предпринял – сделал мне устное внушение на английском, заявив, что в следующий раз удалит меня с поля.

Моим партнерам по команде тоже приходилось несладко, но те же Численко и Стрельцов стоически держались. С другой стороны, шла уже 15-я минута матча, а Сабо еще не прилетело. В ТОМ матче, как я помнил, нашего венгра вывели из строя уже в течение первых 10 минут, после чего он мог просто скакать на одной ноге. Все-таки в доисторические времена играем, ни карточек тебе, ни замен… Но деваться некуда, приходится подстраиваться под существующие реалии, потому что они под тебя подстраиваться вряд ли будут.

Мы старались тоже играть пожестче, особенно наши центральные защитники, так что сегодня, как говорится, нашла коса на камень. И все же немцы играли чуть острее, к середине тайма Яшину дважды пришлось серьезно вступить в дело после ударов Беккенбауэра и Халлера. А после удара из-за штрафной Хельда мяч даже задел перекладину ворот.

– Команды в мире лучше нету, чем сборная страны Советов! – услышал я с близ расположенной трибуны прорвавшуюся сквозь вопли немецких болельщиков знакомую речевку.

Так-то оно так, только соперник нас к своим воротам особо не подпускал, так что если и удавалось ударить, то издали. Однажды приложился Стрелец, и мяч после его пушечного удара просвистел в полуметре от штанги, а у Численко удар получился прямо по центру ворот, и Тилковски без особого труда круглым овладел.

Левый фланг у нас все больше работал на оборону, а я, соскучившись по игре, пока успевал и назад оттягиваться, и подключаться к нашим не таким уж и частым атакам. Пару раз мне удались неплохие проходы, но в первом случае Стрельцов на мой сильный прострел не успел, и мяч укатился за противоположную боковую, а во втором полунавес прервал рослый немецкий защитник. Однажды попробовал совершить сольный проход со смещением в центр, от Шнелленгера ушел, а вот Лутц грамотно поставил корпус, и моя большая скорость сыграла со мной злую шутку – от легкого, казалось бы, касания с выставленным бедром защитника я буквально пропахал носом траву. Дело происходило как раз на границе штрафной площади, так что и моя правая щека, и правая половина майки оказались выбеленными известкой, которой делалась разметка.

– Судья, бля, штрафной же! – на русском заорал я, в сидячем положении воздевая руки вверх в поисках справедливости.

Хорошо, что это я прокричал на незнакомом для Ло Белло языке, иначе, учитывая наш первый разговор, тот мог и выдворить меня с поля. Лутц – морда немецкая – с улыбкой по-отечески похлопал меня по плечу и протянул руку, помогая подняться.

Шнелленгер, паразит, весь первый тайм носился за мной как приклеенный. Вот уж точно от слова 'Schnelle' его фамилия произошла, скорости немчуре было не занимать. Ближе к перерыву появилось такое чувство, что это я скорее выдохнусь, чем этот перпетуум мобиле остановится. Ладно, поглядим, кто кого.

Еще болелы эти… Совесть все-таки нужно иметь! Ладно, орешь ты там свою немецкую ересь с трибуны, но на фига кидаться всякой ерундой в футболистов?! Кстати, когда Воронин подавал редкий угловой у ворот соперника, ему в шею довольно чувствительно прилетела бензиновая зажигалка времен Второй мировой. Валера только поморщился, потерев ушибленное место, а я, спустя несколько минут оказавшись возле углового флажка во время связанной с положением 'вне игры' паузы, разглядел зажигалку получше. Она имела необычную шестиугольную форму, на ней был изображен орел, вцепившийся когтями в свастику, а сверху полукругом шла надпись 'GOTT MIT UNS' – 'Бог с нами!' Я всегда был неравнодушен к подобного рода вещам, в другой раз, может быть, и подобрал бы, но сейчас почему-то побрезговал. Не иначе зажигалку пульнул либо сам бывший солдат или даже офицер Вермахта, либо его отпрыск или еще какой-нибудь родственник. Хотя ее могли и купить где-нибудь на блошином рынке, после войны в голод и разруху много подобных вещиц пошло по рукам, а зачастую их просто выменивали за краюху хлеба.

В раздевалке все просто посыпались на лавку, вид у ребят был донельзя уставший.

– Меня их 'восьмерка' совсем доконала, – вытирая полотенцем вспотевшее лицо, пожаловался Метревели. – Сил на атаку уже не остается, только и успеваю защитникам помогать.

– Ребята, еще тайм потерпеть, – попытался хоть как-то нас поддержать Морозов. – Давайте попробуем переломить ход игры и провести хотя бы несколько атак, чтобы погасить атакующий порыв соперника.

– А мы чем занимаемся, Петрович? – не выдержал Стрельцов. – Немцы нас сразу накрывают, как-будто не мы, а они играют в этот, как его… тотальный футбол.

– Может, метамфетамин вколоть? – в качестве шутки предложил я. – Немцы вроде бы балуются такими укрепляющими укольчиками.

– А что, вариант, – поддакнул Метревели.

– Совсем сдурели? – откликнулся колдовавший над забинтованным коленом Яшина наш эскулап. – Витамин 'С' могу ввести внутримышечно, а на метамфетамин я не подписывался.

– Да, действительно, ты, Егор, думай, прежде чем что-то предлагать, – косо посмотрел в мою сторону Морозов. – Мы пропагандируем чистый спорт!

Ага, уж мне бы мог не рассказывать. Нет, в футболе, скорее всего, допинг еще не получил такого широкого применения, как в легкой и тяжелой атлетике, но все равно это дело будущего.

Ладно, нет так нет. Ну хотя бы я сумел немного изменить историю, пока мы еще не пропустили, Сабо живой, Численко не удалили, так что поднимать лапки еще рано. Но семь потов с меня точно сошло, да еще жарковато, и ветра нет, а ведь город портовый, по идее с моря должно задувать. Влил в себя примерно треть из бутылки с охлажденной водой, хотя хотелось выдуть полностью, остальное вылил на себя сверху.

– Мальцев, после тебя теперь мокрое пятно останется, – возмутился было наш администратор.

– Да не трогай ты его, Васильич, – махнул рукой Морозов, – пусть хоть на ушах стоит, лишь бы на поле толк был… Ну все, парни, пора в бой, поднимаемся.

Вообще, как я давно уже вывел для себя, футбольный матч – это отдельно прожитая жизнь со своими порой маленькими, а порой и большими горестями и радостями, с непредсказуемым зачастую исходом, когда даже заведомый фаворит может проиграть дуэль скромному, но более удачливому или настырному сопернику. Рождение и смерть от стартового до финального свистка судьи. Битва, где ты либо со щитом, либо на щите… Хм, если не считать ничейных исходов. Но сегодня, на стадии полуфинала ничьей быть не может.

Что-то меня на философию потянуло, а между тем Ло Белло готов дать свисток к началу второй части 'Мерлезонского балета' под названием 'Пажи'. Посмотрим, какие пажи будут править бал сегодня.

– Эдик, давай попробуем сыграть в 'стеночку', – успел сказать я Стрельцову. – Может, удастся обмануть их защиту.

– 'Стеночку', говоришь? Да давай, а то и впрямь как-то все слишком просто для них получается. Надо гансов хоть разочек в тупик поставить.

Едва не поставили, если бы не судья, который не свистнул явное нарушение в чужой штрафной, когда соперник подставил руку под удар Численко.

– Играем! – крикнул на английском человек в черном, сопровождая свое восклицание характерным жестом.

Не прошло и трех минут, как Яшин героически вытаскивает мяч, посланный Эммерихом впритирку со штангой. Стадион ухает в едином порыве, немецкие болельщики хватаются за голову. Наши бешено аплодируют мастерству Иваныча, который, поднимаясь, морщится и держится за больное колено. Только этого не хватало! Надеюсь, Яшин сможет все-таки продолжить игру, иначе инвалид в воротах – заведомый проигрыш. О том, что он вообще может покинуть поле, доверив свой свитер кому-то из полевых игроков, думать даже не хотелось.

К счастью, травма оказалась не такой серьезной, и уже спустя несколько секунд наш кипер здорово сыграл на выходе при подаче углового, выбивая мяч кулаком. При этом едва не снес голову кому-то из немцев, пытавшихся в прыжке опередить Яшина.

Вот тут наша контратака и закрутилась. Подбор оказался за Ворониным, и тот отправил круглого сильным ударом на чужую половину поля, где за Стрельцовым присматривали двое опекунов. Эдик мягко принял мяч на грудь, прикрывая его корпусом, и отпасовал мне на правый фланг, где я уже набрал неплохой ход. Сам же Стрелец не стал изображать рядового зрителя, а двинулся параллельным курсом в ту же сторону – то бишь в направлении чужих ворот. Один из центральных защитников бежал с ним плечо к плечу, а второй кинулся подстраховывать сопевшего метрах в трех позади меня Шнелленгера, который в кои-то веки позволил мне от него оторваться. Сопение, понятное дело, я не слышал, потому что в этом грохоте и завывании трибун можно было услышать лишь, как кровь стучит в висках маленькими, настырными молоточками.

Кто это мне так шустро летит наперерез? Кажется, Шульц, значит, Лутц сопровождает Стрельцова. Причем чувствую, что этот самый Шульц парень достаточно шустрый, чтобы при своих габаритах успеть накрыть меня на углу штрафной площади. На такой скорости выполнять свой любимый 'финт Зидана' я, наверное, не рискну. Вариант – врываться в штрафную в надежде, что меня снесут уже в этом очерченном белыми линиями прямоугольнике.

Все эти мысли проносятся в моей голове в доли секунды, и вот я уже вижу, как под моей ногой мелькает разметка штрафной, и в следующий миг удар страшной силы буквально сносит меня с ног. На какой-то момент свет меркнет в глазах, потом ощущаю себя лежащим на газоне и вижу над головой безоблачное ливерпульское небо, в котором парят две чайки… Или буревестники? Да хрен их знает, главное, что живой и вроде ничего не сломано.

Спустя секунду ко мне возвращается слух. Причем резко, и сквозь гул стадиона я слышу возмущенный крик Стрельца:

– …не было! Как так не было пенальти, судья?! Он же его в штрафной завалил!

Поднимаю голову. Действительно, лежу в штрафной, углубившись в нее своим юношеским организмом метра на полтора. Прекрасно помню, что до момента столкновения с Шульцем я пересек линию штрафной площади. А судья, гнида, показывает на точку рядом с разметкой с другой ее стороны. Всего лишь штрафной? Нет, ребята, такой футбол нам не нужен!

Поднимаюсь и с угрожающим видом двигаюсь к итальянцу. Останавливаю себя в самый последний момент. Ведь точно удалит, позволь я себе хоть слово, хоть угрожающий жест в его адрес. А так хотелось треснуть его по кумполу!

Как сначала показалось, штрафной особых дивидендов нам не принесет. Если с венграми наши защитники на стандарты ходили к чужим воротам, то с немцами уже не рисковали. Поэтому ждать чего-то серьезного от навеса во вратарскую, где Стрельцова и Численко держали сразу пятеро соперников, было бессмысленно. Любопытно, что Тилковски также предпочел сыграть кулаком, в это время, впрочем, я уже привык к подобной манере игры вратарей.

Но вынес немецкий голкипер мяч аккурат на меня, отиравшегося у внешнего радиуса штрафной. Не видя свободных партнеров впереди, пасую назад на Сабо. Тот – налево, на Метревели, который на несколько секунд вышел из-под прессинга. Слава, на первый взгляд, замер в задумчивости, а затем отправил мяч обратно мне в центр. Да блин, что ж ты сам-то не побежал, можно было метров на десять легко продвинуться!

Вот тут, впрочем, 'финт Зидана' пришелся кстати, когда я убрал кого-то из соперников, не успев даже разглядеть, кто это был. Вижу – прямо впереди Стрелец, в метре за спиной которого маячит все тот же Лутц. Пасую на Стрельцова, тот останавливает мяч и в следующее мгновение пяткой пробрасывает его дальше вперед, мимо опешившего Лутца. А следом последний защитник провожает удивленным взглядом и меня, так же несущегося мимо вслед за мячом. Да, хоть и смотрел я на мяч, но все же настаиваю, что взгляд у немца был удивленный. Или опешивший, это уж как вам удобнее, потому что и я на его месте отреагировал бы точно так же!

А еще спустя мгновение я оказался один на один с Тилковски, который, подозреваю, тоже малость прихренел. Это вот как раз я разглядел в его глазах, на этот раз я смотрел не на мяч, а именно в глаза голкиперу, застывшему в каком-то комическом полуприсяде. И так же не глядя залудил что есть мочи в правый от себя угол ворот…

– А-а-а-а-а!

Кто это так вопит? Стадион? А вот хрена, это я так ору! Да, забыл я про свой коронный проезд на коленях по газону, просто бегу как ошалелый куда-то в сторону ворот Яшина, а руки ребят пытаются меня поймать, чьи-то пальцы цепляют за майку, которая уже начинает трещать по швам… Наконец падаю на газон, и тут же образовывается куча-мала, из-под которой выбираюсь спустя только где-то полминуты.

– Ребята, не расслабляемся! – слышу голос Шестернева.

Да уж, расслабляться рановато. Играть еще чуть менее получаса, и обескураженные немцы быстро приходят в себя, начиная планомерную осаду нашей штрафной. В то же время оставляют в защите как минимум троих игроков, потому что если Численко отошел назад, то мы со Стрельцовым всегда готовы совершить рейд к чужим воротам. А второй пропущенный мяч ну очень сильно осложнит им задачу выхода в финал чемпионата мира.

Пятнадцать минут до финального свистка. Яшин в рамке творит чудеса, вытащив за последнюю четверть часа пару непростых мячей. Как говорится, нам бы день простоять, да ночь продержаться.

Смотрю на Морозова – тот разве что не подпрыгивает на месте, то и дело кидая взгляд на большие часы в центре табло, где на белом фоне жирно темнеют цифры – 1:0. Как же медленно движется минутная стрелка! Семь минут до финального свистка… Пытаемся организовать редкую контратаку. Меня загоняют в угол поля, и я там просто тяну время, прижав мяч к угловому флажку и растопырив руки.

Все кончается корнером. Еще возможность потянуть время. Понимаю, что не совсем по-джентльменски, но в данном случае счет важнее. На последней минуте – кажется, шло уже добавленное время – Беккенбауэр умудряется мазануть по мячу, находясь чуть ли не на 11-метровой отметке. Круглый укатывается в аут, звучит долгожданная трель судейского свистка, и я обессиленный падаю на газон, где запах подстриженной травы не смогло перебить даже 90-минутное вытаптывание бутсами. Все, мы в финале!