Текст книги "Газета День Литературы 156 (2009 8)"
Автор книги: Газета День Литературы
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)
Галина ВАЙГЕР ТРИ ПАРАДОКСА ОДНОГО СПЕКТАКЛЯ
Есть в Москве маленький, но великий театр – театр русской драмы «Камерная сцена». Существует он уже более тридцати лет и тихо, скромно трудится на благо развития русской культуры. Уже в самом названии он подчёркивает свою принадлежность к русской драматургии. Собственно, как и русской истории...
По словам Патриарха Московского и всея Руси Алексия II, это «единственный по художественному уровню и нравственной высоте театр Москвы». В чём же его уникальность? Этот театр первым в истории профессиональных театров России занял православную позицию, но не перешёл полностью на религиозный репертуар, а сумел в себе объединить традиционное классическое литературное наследие с духовной красотой и цельностью православия. Таким образом, за 30 лет жизни театра им были поставлено более 60 спектаклей, среди авторов которых: Гоголь, Шмелёв, Чехов, А.Н. Толстой, Чарская, Одоевский, Вл. Соллогуб, Вампилов, Твардовский...
За художественные достижения театр был отмечен множественными наградами, как со стороны правительства, так и со стороны церкви и лично Патриарха. Спектакль «Царь Фёдор Иоаннович» был удостоен премии Москвы в области литературы и искусства, а создатель и художественный руководитель театра – Михаил Щепенко был отмечен как лучший исполнитель мужской роли на Международном фестивале «Славянские встречи».
Что касается литературы, то Московский театр Русской Драмы «Камерная сцена» стал первым театром в России, поставившим прозу Шмелёва, это была повесть «Куликово поле». В этот период – 2004 год – Шмелёв только появился на книжных полках и о его сценической, ни, тем более, кинематографической будущности никто не говорил. Михаил Щепенко переложил прозу Шмелёва на язык сцены и создал одноимённый спектакль, который пользуется неизменным успехом у публики.
Чем же ещё интересен театр? Его художественный руководитель – Михаил Щепенко стал единственным из режиссёров и руководителей театра, который имеет богословское образова– ние – и это было его третьим высшим образованием.
Есть ещё одна особенность театра – его собственная история.
В 1987 году любительский «Театр-студия на Чеховской» под руководством Михаила Щепенко и Тамары Басниной получил статус профессио– нального, и стал называться Московским театром Русской Драмы «Камерная сцена» под руководством Михаила Щепенко. Это был первый в истории страны прецедент получения любительским театром профессионального статуса.
Сам же Щепенко стал основателем театральной школы, обучающей православного актёра. Его методика позволяет верующему человеку не ломать мировоззрения, не перевоплощаться в своего героя, а принять его и сопереживать заданному образу. Авторская школа Щепенко распространяется по всей России. И он уже 11 лет работает по своей методике с руководителями театральных коллективов на всероссийской режиссёрской лаборатории. Таким образом, в театральной педагогической практике объединились традиции русской классической литературы и духовной культуры России.
Последняя премьера театра удивила всех. Именно этой работой театр будет закрывать сезон. Критика, привыкшая к постановке русской классики, недоумевала: «Это почти невозможно! На сцене Московского театра русской драмы „Камерная сцена“ поставлен „Дон Жуан? Дон Жуан!“ Парадокс!»
И это парадокс первый. Как-то однажды театр приехал с премьерой в город Обнинск и на следующий день в газете «Вести Пафнутьево-Боровского монастыря» два разворота были посвящены разбору и восторженному комментарию спектакля. А в самом монастыре недоумение: как же! монастырская газета – и о Дон Жуане! Но весь вопрос – каков этот Дон Жуан?
И это – парадокс второй: Дон Жуана написал профессор Духовной Академии! Да, пьеса «Комедия условностей» написана доктором филологи– ческих наук, профессором Московской Духовной Академии – Михаилом Дунаевым. И вся пьеса – это остроумная игра со словом и смыслом, это ломка стереотипов, это взгляд на жизнь, как на игру... но до тех пор, пока ты не берёшь на себя ответственность за свои слова и перестаёшь читать с чужого листа. И вот тогда ты сам становишься автором своей жизни, ломая чужие, навязанные тебе сценарии. Всё условно, всё! Кроме одного – безусловен только Творец. И как только ты переводишь свою жизнь в систему координат Его Закона – жизнь приобретает иной смысл. Всё с головы становится на ноги. И не важно как относится к тебе толпа, даже не важно, как записано твоё имя в историю – кто теперь не знает кто такой Дон Жуан! – перед теми, кто оболгал тебя, напрасно оправдываться: они всё равно поют со слов друг друга и этот порочный круг не прервать.
...Важно другое – как ты покидаешь сцену своей жизни, как ты прерываешь круг чужого о тебе представления, как ты сохраняешь самых близких тебе людей, за которых ты, действительно, в ответе. Финал незыблем. Он безусловен. И с чем ты уйдёшь в этот финал, каким ты предстанешь перед настоящим Автором – вот что единст– венно важно. Сам драматург – Михаил Дунаев, ушёл из жизни человеком счастливым, написавшим много книг, снявшим много фильмов, увидевшим свой спектакль... Довольным игрой актёров.
Да, как играют актёры! Павел Левицкий – Дон Жуан: искренний, горячий, любящий свою трепетную, прозрачную, почти тающую Изабеллу (Антонину Королёву), готовый на всё, чтобы сломить несправедливый ход истории. Но ведь с первых же минут спектакля Валерий Андреев в роли слуги Дон Жуана – Сганареля – говорит нам: историю перевернули, историю оболгали, и если фальсифицировали самого Александра Македон– ского, то что же с нами со всеми? И зал понимает, что наши имена, наши судьбы разыгрываются как шахматная партия: сегодня ты будешь королевой («Какая женщина не мечтает быть королевой!»), а завтра?.. Что будет с нами завтра?
И только верный Сганарель с первой до последней сцены (им открывается занавес и им же закрывается последняя сцена спектакля) остаётся единственным берегом и опорой Дон Жуана. И мы понимаем, благодаря чуткой игре Валерия Андреева, что перед нами не просто слуга, а почти родитель нашего героя. И это он вырастил его таким честным, таким бескомпромиссным. Быть может, он принял его на свои руки совсем ребёнком, читал ему правильные сказки и рассказывал ему правдивую историю, говорил ему о верности и чести, и теперь он, старый Сганарель, в ответе за своего юного господина. И вот финал: справедливость восстановлена – сорваны маски. Конечно, общественное мнение кого угодно может нарядить в плащ Дон Жуана, и что угодно может писать о Дон Жуане – кто теперь не знает, кто такой Дон Жуан? Откройте антологию по всемирной литературе и вы прочтёте у сотен авторов о сотне Дон Жуанов.
Но это неважно...
И тут рождается третий парадокс: в такого Дон Жуана поверили! И зритель становится живым соучастником спектакля. Он понимает, что всё это – про него! А это значит – спектакль состоялся. При всех противоречиях и кажущихся сложностях он родился, и стал одним из самых зрелищных и одновременно философских спектаклей театра Русской Драмы. А чего стоит игра декораций! Создатели спектакля – режиссёры Тамара Баснина и Михаил Щепенко – большие мастера создавать декорации. Во всех спектаклях декорации являются своего рода активно действующими персонажами. Но здесь... Пустая чёрная сцена, и только расставленные по ней красно-чёрные стремянки, которые, казалось бы, сами пластично меняются под своих героев. И если всё условно, то почему бы стремянке не стать конём и не съесть морковку, почему бы ей не превратиться в мост, с которого великолепная Эльвира (засл. арт. РФ Валерия Полякова) – официальная любов– ница Дон Жуана, захочет броситься в Темзу?.. И только дважды перед нами раскрывается дверь в реальный мир – прямо на сцене, где видно живое небо и слышна живая московская улица – рядом бежит Садовое кольцо, – и ты, зритель, начинаешь понимать, что прямые пересекаются вот здесь, перед тобой приоткрылась завеса и ты осознал, что есть декорации и маски, и – реальная жизнь и реальные лица. И сам выбираешь – где ты.
Жизнь – это наш собственный сценарий в системе координат предложенных Творцом. И наш путь – это путешествие по знакам Творца, рас– ставленных по событиям жизни, проявленных в близких и случайных людях. И главная задача – вовремя прочитать и не пропустить эти знаки.
Театр закончил свой 33 театральный сезон этим спектаклем. И уже готовится к новой премьере. На этот раз будет Островский...
Но это будет уже в новом сезоне!
Александр БЕЗЗУБЦЕВ-КОНДАКОВ ВТОРЖЕНИЕ
Наверное, каждый из нас оказывался в такой странной ситуации, когда внутри себя мы ощущаем присутствие другого человека или даже многих людей, которые не только нам не тождественны, но и живут в разные времена – один внутренний человек явно старше другого, может быть его отец или далекий предок. Вторжение чужого жизненного опыта во внутреннюю и, казалось бы, герметичную жизнь нашего сознания – это возможность диалога с самим собой как с многолюдным хором, голоса которого рассеяны во времени и пространстве, это тайный опыт собственной множественности, переживание архетипа в самом себе. Каждый человек – точка в пространстве, но он же – бесконечная линия во времени.
Именно этому состоянию внутренней множественности американский фантаст Рэй Брэдбери посвятил свой рассказ «Уснувший в Армагеддоне». Корабль космонавта Леонарда Сейла столкнулся с астероидом и упал на пустынной планете, которая когда-то пережила грандиозные военные катаклизмы. Сейчас на планете нет жизни, но Сейл внезапно понимает, что он здесь не один… Едва заснув, он слышит голоса, и ему начинает казаться, будто он сходит с ума. Но голоса – не капризы его сознания, они действительно звучат. Голоса рассказывают Сейлу, что когда-то – так давно, что человеческий разум не способен понять эту длительность времени, – на планете жили два народа, которые вели бесконечные войны. В этих сражениях гибли люди и пустела планета, пока армии окончательно не перебили друг друга. Физическая гибель постигла жителей планеты, но уцелел их разум – бесплотная энергия, которая витает над пустыней, и космонавт Сейл слышит голоса великих военачальников Иорра и Тилле. У них по-прежнему есть огромная власть на этой планете, но нет лишь одного – нет «плотности», нет тела. Первый человек за многие тысячи лет, Леонард Сейл дает им возможность обрести физическую оболочку для рассеянного по планете бесплотного разума – Иорр и Тилле вторгаются в его плоть и, вновь обретя телесность, продолжают свою борьбу. В Сейле начинают жить две армии, столкнувшиеся в беспощадном сражении. И стоит Сейлу заснуть, как он чувствует, что «десять тысяч человек понеслись по блестящей внутренней поверхности глазного яблока. Десять тысяч копий засвистели между костями его черепа. Выпалили десять тысяч изукрашенных орудий. Десять тысяч голосов запели в его ушах. Теперь его тело было расколото и растянуто… Бормотание, вопли, как будто через равнины разума и континент костного мозга, через лощины вен, по холмам артерий, через реки меланхолии идет армия за армией, одна армия, две армии, мечи сверкают на солнце…»
Планетарная битва живёт в одном человеке. Сейл физически не может встать на сторону одной из армий, это всё равно что предпочесть один орган своего тела другому, человек не может любить свои почки и ненавидеть селезёнку. Отныне война – это часть его тела, превратившегося в «сосуд для проявления… бессмысленной злобы», внутренний орган, раздираемый страданием. Человек вместил в себя всю историю планеты, унаследовав трагедию её братоубийственной вражды. Если бы в этот момент просветить рентгеном его череп и грудную клетку, снять кардиограмму сердца – что бы мы смогли увидеть, какие неизвестные новейшей медицине физиологические аномалии удалось бы выявить в организме, который стал одной из планет в космосе?.. История стала феноменом анатомическим. У Сейла возникает мысль покончить с собой, не дождавшись, когда его спасут. Выпустить пулю в висок, чтобы разбить этот вторгшийся в него мир, «кишащий червями и войнами, насилуемый древними диковинными мыслями». Сначала Сейл вторгся сюда, на эту планету, а теперь планета вторглась в него… И он уже начинает думать о себе отстранённо – он хочет убить не себя, а этот кровожадный мир, который стал ему, Леонарду Сейлу, тождественен. Сейл мечтает поскорее улететь с неизвестной планеты, но где гарантия, что он не унесёт с собой на Землю и враждующие армии, которые отныне живут в нём? В финале рассказа он умирает, не выдержав шестидневной войны, но вместо него на планете оказываются новые космонавты, которые прилетели сюда на помощь, перехватив SOS Сейла. А их присутствие даёт полководцам возможность вновь сражаться – уже в других телах.
В рассказе «Уснувший в Армагеддоне» Рэй Брэдбери предложил некую модель исторического сознания: не человека в истории, а истории в человеке. И показал, как трагически эта модель действует на людей. Наше сознание не способно выдержать такое бремя ненависти, грехов и кровожадности, которое вместила в себя мировая история, поэтому, наверное, человек должен сохранить единственно возможную позицию – быть вне истории, отвергая всякую возможность оказаться к ней причастным. Иначе история будет протекать в нашем организме физиологически, она будет вырабатываться так, как желудок вырабатывает сок, а наш мощный насос – сердце будет качать по венам историю, как горячую кровь… Копья и стрелы, костры инквизиции, дыба и кнут, пыточные застенки, эшафот и гильотина, топор и виселица, концлагеря и газовые камеры, взрывы и пожары, расстрелы и бомбежки, Сталинград и Хиросима – всё это можно ли ощутить одному человеку в одно мгновение?.. У прошлого нет «плотности». И модель Брэдбери предлагает нам стать одновременно и палачом и жертвой, и генералом и рядовым. Это в наших черепах «мечи сверкают на солнце». «Не убивай!» – кричим мы сами себе, и тут же поднимаем руку с оружием. И если мы против насилия, то нам не остается другого выбора, кроме как покончить с собой. Это искушение столь сильно, что даже мужественный космонавт Леонард Сейл чуть было ему не поддался. Но умер он не от пули, а от отчаяния.
Каждый из нас стремится преодолеть ночной кошмар цивилизации.
Евгений НЕФЁДОВ ВАШИМИ УСТАМИ
МНЕНЬЕ И СОМНЕНЬЕ
"…Чтоб тема в прессе:
«Гитлер – Сталин»
не затухала в наши дни,
своё б я тоже
мненье вставил:
друг друга стоили они…"
Павел ЗАРХИН
Вся эта тема: «Гитлер – Сталин»
не протухала в прессе чтоб,
своё б я тоже мненье вставил –
а не твоё б и не её б.
Ума особого не надо,
когда своей-то темы нет,
вставлять чего-то и куда-то –
и выставляться как поэт.
Всегда в ходу такой товарец,
хотя и слышишь тут и там:
себе ты лучше вставь-ка палец
куда-нибудь, заткни фонтан.
А сверх того, раз есть охота,
во что приспичит, вставь возьми
язык, или ещё чего-то,
да сгоряча не прищеми…
Уразумей совсем простое:
не для таких тот спор стишат,
чтоб вякать, кто кого там стоит,
коль сам не стоишь ни шиша!