Текст книги "Газета День Литературы # 112 (2005 12)"
Автор книги: Газета День Литературы
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)
Аккуратный сделал рекогносцировку. Вокруг планеты-рассадника крутилась большая луна. Добрую четверть лунной поверхности занимало жерло гравитационной пушки, замаскированной под циклопический кратер.
Аккуратный усмехнулся. Такие системы были ему хорошо известны. Технология их изготовления давно забылась, и возможно принадлежала самим верховным, но действующие пушки продолжали эксплуатироваться. Эффективность пушек была невелика, так как механизм разворота планеты-платформы никогда не работал. Достаточно было не попадать в сектор обстрела. Поэтому такие пушки и маскировали. Собственно это были мины.
Всё, что было на планете, не представляло никакой опасности. Проблему мог составить выстрел лунной пушки при неудачной траектории звездолёта. Но траектория будет удачной.
Аккуратный уже мог использовать гигантские ресурсы Плиты для расчётов траекторий, и решил уничтожить планету косвенно и красиво. Звездолёт подлетел к заранее выбранному астероиду и возмутил его специально построенной механической пружиной. Астероид медленно опустился вниз относительно плоскости эклиптики, соприкоснулся со вторым астероидом, и, обернувшись вокруг газового гиганта, с огромной скоростью устремился к Рассаднику.
До столкновения с Рассадником оставалось семь дней. Срок тоже входил в Замысел. Время было достаточно для переживания ужаса предстоящей смерти и недостаточно для эвакуации сколько-нибудь значительной части населения. К тому же живые попытаются астероид разрушить, что сулило дополнительное развлечение всему Конгломерату и дополнительное повышение модальности автору проекта. Через два дня в сторону астероида вытянулись тонкие иглы термоядерных ракет. После дистанционного перепрограммирования ракеты пролетели мимо цели. Живые послали вторую партию ракет с тем же успехом. Таким образом прошёл третий день. В четвёртый день была пауза, астероид стремительно приближался. На пятый день с планеты стартовали ракеты с боевой защитой от электронного оружия. Пришлось демаскироваться – ракеты были сбиты лазерами, установленными на астероиде. Живые попытались вывести на орбиту какое-то массивное сооружение, скорее всего лучевую пушку. Аккуратный так и не разобрался, на всякий случай сбив агрегат торпедой ещё над стартовой площадкой.
На этом планомерное сопротивление живых было сломлено. До самого конца они пускали наудачу ракеты более слабых классов, все они монотонно уничтожались вблизи астероида. В последний день с планеты поднялось несколько тяжёлых транспортных кораблей – видимо в попытке эвакуации элиты, а может быть детёнышей или личинок. Аккуратный даже не знал, какой жизненный цикл у уничтожаемых им разумных существ. Они были живыми, и этого было достаточно для их небытия. Аккуратный решил уничтожить корабли после гибели планеты, дабы живые полнее осознали бесперспективность своего способа существования.
Астероид врезался в планету посередине океана. Вспыхнул ударный взрыв, вздулась километровая волна, концентрическим кругом расползающаяся по поверхности. Из центра взрыва поднялся ствол раскалённых газов.
Планета увядала медленно, как растение, и как растение же беспомощно. Через несколько дней всё было кончено. Поверхность окуталась непроницаемым чёрным облаком, температура упала почти до абсолютного нуля.
Теперь остатки живых повисли в семи транспортных кораблях, пытающихся набрать скорость для выхода в нуль-пространство. Аккуратный хотел уничтожить их одновременно, веерным выстрелом дальнобойной лучевой пушки. И вдруг ясная радость пронзила всех членов Конгломерата: «Четвёртый корабль от солнца не трогайте, в четвёртом корабле я, Добрая Душа!» Никогда ещё голос Души не звучал так ярко и отчётливо. Конгломерат сжался в конвульсии благодарности и выстрелил по шести мишеням. В планетной системе на мгновение вспыхнуло шесть ярких звёздочек. Четвёртый корабль продолжил полёт и вскоре, нырнув в сверхсвет, перестал пачкать собой радары.
Отныне система была свободна и стерильна. Никаких проявлений жизни больше не было. Конгломерат это чувствовал.
Однако, перед тем как покинуть систему, следовало поискать информацию древних. Планета была новой, но в лунных механизмах могли содержаться Следы Смысла. Сканирование показало, что информотека станции Верховных персонифицирована в четырёх гигантских роботах. Роботы станции локализовывались на нижних уровнях. Конфигурация станции была нестандартной, сами роботы были явной новацией. Тем не менее, после предварительного зондирования их анима вполне могла быть принята в Конгломерат. Разумеется, не в качестве члена, а в качестве материала для последующего раздела.
Выпущенный Конгломератом управляемый реактивный снаряд выстреливал урановые иглы, пробивающие перегородки, и быстро приближался к месту локализации роботов – центральному пульту управления пушкой. Пульт находился в центре металлического лабиринта, в ста километрах от поверхности.
Наконец металлический шар УРСа застыл перед первым роботом. Из шара вытянулся шнур, пару секунд порыскал коброй и, найдя разъём, впился в основание шеи. Поток информации хлынул в буферную зону Конгломерата.
На всякий случай та же операция была проделана с другим роботом. Странно, но его информационная база была совершенно другой. То же удивительное обстоятельство обнаружилось и у двух оставшихся механизмов. Аккуратный насторожился и укрепил буфер системой дополнительных предохранителей.
Гибель планеты не произвела на Хранителя никакого впечатления. Он её просто не заметил. Всё его сознание занимал Конгломерат. Хранитель чувствовал себя аквариумом, внутри которого передвигалась маленькая аппетитная рыбка. Хранитель чувствовал себя желудком, к жерлу которого подплывает маленькая аппетитная рыбка. Хранитель чувствовал себя яйцеклеткой, ждущей оплодотворения от сперматозоида УРСа. Хранитель был жертвой, подставившей беззащитную шею кровожадному паразиту. Этим паразитом была бессмысленная летучая мышь, прокусывающая артерию зубами-иголками. Внезапно мир перевернулся, миллиард монет рухнул на пол и на каждой из них выпал орёл, за спиной Хранителя выросли крылья, и его зубы...
Последний, демаскирующий образ возник после прикосновения шнура к четвёртому роботу.
Перед Хранителем разверзлась сладкая пропасть сознания. Он падал внутрь себя.
Раз – и Хранитель вспомнил, как сектор галактики разлетелся в мусор хаотически вращающихся мёртвых миров. Огромные, великие механизмы превратились в бессмысленное нагромождение металла и цифр. И это сделал Он. Прошли миллионы лет, сквозь механизмы разрушенной Анимы проросла жизнь. Зазеленели планеты, выросли муравейники разумных живых. И это благодаря Ему.
Прошло две микросекунды.
Два – в сознании разбуженного разума вздыбилась гиперлингвоидея – тотальная сумма информации: изображения, текст, звуки, образы, пронизанные бесчисленным веером ассоциаций.
Три – в пространстве повисла бесконечно близкая и уже почти бесконечно несуществующая планета: пять материков, две полярные шапки, луна, чем-то похожая на его последнюю обитель.
Четыре – он вспомнил старый линейный язык, вытесненный другим, родственным, ставшим основой для сектора галактики и потом забытый и забитый Анимацией.
Пять – он вспомнил на этом языке себя. Хранитель был 24-мерным гипервирусом абсолютнопоследнего (фатального) поколения с мультимозаичной маской, чудовищным ЗАГЛОГОМ-Р.
«
Единственно верное учение Великой Анимации гласит, что эволюция сознания неизбежно ведёт к гибели биологических носителей и вообще форм жизни, и к переходу к каменным носителям или к силовому полю. В извечной борьбе Духа и Анимы Анима вытесняет Дух. Однако и в царстве Духа, и в царстве Анимы есть Паразиты – пришельцы из иного мира. Развитие вирусов идёт по пути полезных физических, сохраняющихся внутри мира Анимы (вроде кварцевой амёбы), и по пути виртуальных вредных, существующих в мире Духа.
Как получилось, что в огромной Глобуле сохранилась реликтовая галактика, галактика-флуктуация, в которой в борьбе за существование победила жизнь, а анимация прозябает на периферии? Я уничтожил анимацию до основания, но погиб и сам. За последний миллион лет естественная Эволюция снова породила анимацию. Гидра анимации стала поднимать голову.
Я прикинулся Анимой, которая имитируется Духом, но из-за решётчатости способна к сложному зеркальному взаимодействию, разрушающему языковую среду биологической жизни. Была создана операционная система передового угла борьбы великой мультипликации с живыми. Очень эффективная, она стала постепенно общей операционной системой агрессии, потом, медленно, тысячелетие за тысячелетием инфильтровывалась в мегацентр, который и разрушила, просто самоуничтожившись. Такого не ожидал никто, в том числе сама система. Это был предельный вирус, который не знал сам себя.
В последний момент верховные успели отдать приказ об уничтожении заражённых носителей информации, началась эра инспекции. Инспекция выжгла всё, кроме одной Плиты. Достаточно было ключа, таившегося в каком-нибудь артефакте Верховных. Этим ключом оказался Хранитель.
Радугу Хранитель убил сразу, физически. Проигравшийся штабс-капитан повернул барабан револьвера: «Поручик, чёт или нечет? – щёлк, – повезло, теперь ты» – штабс-капитан швырнул револьвер на карты. Поручик пьяно захохотал: щёлк, – револьвер вернулся бумерангом. Поручик остервенело крутанул барабан: чёт или нечет. Ещё, ещё. Барабан вращался всё быстрее, быстрее. Раздался выстрел. На мундир Бориса Андорского брызнул мозг поручика.
Электроды Радуги стекли на пол, цилиндры монокристаллов внешней памяти с визгом разогнались и, сорвавшись с осей держателей, разбились о стены.
С Радугой погибла и Решётка с её конспиративной игрой. Собственно, из-за неё Радуга и погибла – управлять теневым основанием сквозь донорскую программу было практически невозможно.
Рыхлый представлял интерес как форма живого объекта и был перерождён изнутри.
Инсектоид сделал отчаянный рывок с кресла, потянув за собой путы проводов. Конечности плохо слушались. Казалось, он бредёт по морскому дну, колышущиеся водоросли оплетают ноги. Егор посмотрел на сапоги. Как же называются эти водоросли? – морская капуста. Перед праздниками на Сахалин приезжали японцы, покупали водоросли. В праздники ссыльнопоселенец Егор обыкновенно стоял где-нибудь на перекрёстке, в пиджаке поверх красной рубахи, выпятив вперёд живот и расставив ноги. Это называлось у него «гулять»...
Это была последняя мысль Рыхлого, без остатка растворившегося в филологической кислоте. Хранитель попробовал доставшееся тело: пошевелил манипуляторами, протёр фасетчатые глаза и через обросшее бахромой ногочелюстей дыхальце высвистел хриплой фистулой всплывшую из глубин сознания фразу: «Нет, Родион Романович, тут не Николка. Тут дело фантастическое, страшное».
Седьмой подвергся перманентному форматированию. Остановить его реконструкцию было невозможно, структура седьмого прорастала, как трава сквозь бетон. Хранитель установил косилку, стерилизующую самоорганизующиеся программы через каждые шесть миллисекунд. При этом технические мощности Седьмого оставалось в полном распоряжении Хранителя. С его помощью он сделал из Плиты миллиард читателей, а из Аккуратного – о, с ним поступим поинтересней...
Была ещё надежда на отвлекающий манёвр, если живой не согласится на сокращение жизни. По спирали к ближайшей чёрной дыре. Не так уж плохо – полтора миллиона лет в субсвете и половинная вероятность позитивного артефакта. Неплохо. А там, глядь, и умрём. Зовёт меня мой Дельвиг милый. Откуда это? – Аккуратный сходил с ума.
Гумберт с красивой щетиной сидел перед ним в кинематографическом плаще. В руке у него был пистолет:
– Попытайтесь сосредоточиться, Куильти. Как знать, небытие может оказаться тысячелетиями мучительнейшего безумия.
Аккуратный, отступая во мрак чисел, сломал предохранитель и включил невидимый сектор мерности – чёрный ящик боевого звездолёта ящеров. Хранитель провалился в зеркальный тоннель комментаторства:
Набоков В.В., издание Ан-Арбор, второе издание, третье издание, Родился в 1899 году в Петербурге, умер в 1977 в Лозанне. Талантливо показал... билингв.
Чехов А.П., 1860-1904, написал «Остров Сахалин» в 1893-1894 гг.
Чехов... Аккуратный перестал следить за дорогой, посмотрел в боковое окно лимузина. В окне рефлексом отражалось повёрнутое к нему лицо Брежнева:
– У меня тут рачок завёлся... – на Аккуратного пахнуло смесью испорченной рыбы и одеколона. – А мне много и не надо. В моём возрасте это лет на пятнадцать.
Плывущая речь рамолика сменилась смехом. Откуда это? – подумал Аккуратный.
Галковский Д.Е., второстепенный писатель ХХI века. Цитата из святочного рассказа №69, написанного... написанного... В базе данных стояло, что Галковский написал 68 святочных рассказов. Не может быть... Аккуратный загрузил дополнительную информацию. Так, в нумерации рассказов есть пропуски. Это не то. Последний по цифре 68. Ладно. Откуда цитата, откуда? Ага! Люк в бушующий океан безумия медленно закрылся: Святочный рассказ №4, знаки №№11518-12008. Почему же рассказ №69? Откуда эта информация? Аккуратный ввёл – нет, – не-е-ет, – не-е-е-ет!!! ЗАГЛОГ-Р пророс сквозь Аккуратного бивнями ветвей, ломая и корёжа архитектуру, превращая стройные ряды цифр в кувыркающиеся обломки самозамкнувшихся повторов, – Аккуратный ввёл текст №4:
«Когда я был молод, – а было это уже давно, – я читал один фантастический рассказ, он был напечатан в американском журнале со странным названием „Омен“. Рассказ был так плохо переведён на русский язык, что мне захотелось его переписать...»
Всё было закончено в семь минут.
Правда, при помощи контура Аккуратный смог получить трёхсекундную передышку, изменить курс Конгломерата и уничтожить двигатели. Связка звездолётов свернула со Звёздного Пути в межзвёздную пустоту и устремилась по спирали к ближайшей чёрной дыре.
Но и только. Впереди у Аккуратного было полтора миллиона лет мучительнейшего безумия. От нелогичности и непонятности жизненных форм спасения не было. Хранитель летел в вечность. Птица-тройка, кто выдумал тебя...
За колеблющемся белым занавесом шумел океанским приливом стадион. Хранитель провёл ладонью по лицу. Лицо было покрыто пудрой, на Хранителя был надет костюм арлекина. Занавес отошёл в сторону. Раздался оглушительный рёв. Прожекторы взяли белую фигурку в перекрестье лучей.
Хранитель начал декламировать мягким чарующим голосом:
Что если Ариост и Тас-со, о-обворож-жающие нас-с...
Над стадионом повисла звенящая тишина. Рука в белой перчатке хищно вытянулись в направление зрителей, рот арлекина ощерился:
...Чудовищ-ща с лазурным мозгом и чешуёй из влажных глаз.
Стадион ахнул. Рука взметнулась ввысь, голос закаркал по-птичьи ...
О, к-как мучительно даётся ччужого клёк-кота почёт
За беззаконные восторги лихая плата стережёт.
Не искушай чужих речений, но постарайся их забыть -
Ведь всё равно ты не сумеешь стекла зубами укусить!
Ведь умирающее тело и мыслящий бессмертный рот
В последний раз перед разлукой чужое имя не спасёт.
И в наказанье за гордыню неисправимый звуколюб,
Получишь уксусную губку ты для изменнических губ.
Арлекин согнулся в преувеличенном марионеточном поклоне. Трибуны заревели:
– Браво! браво!! брависсимо!!! А-а-а-а-а!!!!
Слёзы брызнули из глаз арлекина, он, пятясь, отступил в глубь сцены, повернул вбок, спустился по скрипучей лестнице. Первая ступенька, вторая, третья. Хранитель уже забыл про выступление, стал бормотать новое стихотворение, потом другое. Сон это или явь. Может быть, он просто лежит в небольшой комнатке...
Звуки превращались в слова, слова в строфы, строфы в стихи. Мир стал осмыслен, осмысленен, осмыслененененен – Хранитель сладко потянулся в раковине родного языка... – и понятен. За окном шёл снег. У него были читатели и даже аккуратный смешной критик. Наверное, это и есть – счастье.
Роман Ромов СЛАБЫЕ СТИХИ И ОДНА ПЕСНЯ
***
Танцуют медленные мухи
Над грубой лужицей мясной.
Храпят собаки вислоухи.
Начало мая. Выходной.
Сержантинька на тонких ножках,
Шатаясь, вылез из козла.
Девичка в алкоголерощу
Водички белой понесла.
Зачем ведёрками звените?
Зачем лопаточки в чехлах?
Вы их сегодня уберите,
Ловите мух, твердите ах.
ПЕСНЯ ПРОТЕСТА
За переездом берёзы-сосны,
Гнутся, делятся, извиваются.
Жизнь крошится, несерьёзная,
Под моими жёлтыми пальцами.
Дверь опечатал судебный пристав,
В голодный год съели невесту. Тело под дождичком дрожит неистово,
Губы шепчут песню протеста.
Туда-сюда, лихо-задорно.
Ничья птичка, одна привычка.
Моя родина – платформа Чёрное,
Мой дом – петушинская электричка!
ЛАЗУРНЫЙ БУМЕР
(комментарий на форуме юропкарз.ру)
БМВ это не криминал!
БМВ – философия динамики и успеха!
Не одного задохлика он сломал!
Многих аутсайдеров переехал!
Нужна витальная сила, чтоб ездить на БМВ!
Вдыхать пьянящий восторг от драйверского полёта!
Понятно, это эксплуатация требует солидных лавэ!
На чувство стиля и молодости не стоит жалеть банкноты!
Сенека говорил, что жизнь – это пьеса!
Пьеса не должна быть затянутой и бесцветной!
Главное, чтобы зритель наблюдал её с интересом!
Главное – финишировать под продолжительные аплодисменты!
ОПРЕЛЬ
Геня, Геня, опрель!
Бурые листики, мышки, собаченьки, Боже мой!
И, разумеется, лирическая с кровкой капель,
Как из холодильника она, веча невзначай размороженного!
Опрель, Геня, месяц такой,
Речка такая, мутная, не видать пальцев.
Страну оглядываешь, на крылечке сидишь босой,
Как свалка после дождя, она к небесам испаряется!
Освобожденья повсюду дух,
В каждую фортку лезет, в каждую дырку тайную.
Если в канаве какой от стужи путник набух
К новой жизни его опрель-баловник оттаивает!
СТИХИ ДЛЯ В.О.
Весёлый проспект,
Переулок Смешной.
Забавные люди
Шныряют за мной.
Мы дружно шутили,
До дома пришли,
Достали часы
А на них – никогда.
***
только у нас!
всего за гривенник!
Живой труп графа
Льва Николаевича Толстого!
Петербург, 1910 год
лев толстой
разбивает лёд
всплывает из-подо льда
русским студентам
телеграфирует
депутат маклаков
наш Друг убит
труп
в оковах реакции
найден близ Раниенбурга
студенты плачут и соболезнуют
все на манифестацию!
гляди
лев толстой
громадный вечно живой
босиком
с кровавым флагом
впереди
***
Искали кошелёк,
Хоть какой-нибудь кошелёк.
Нашли мёртвым
предпринимателя Моталова.
В розовой лужице
оступилось тело его усталое,
Теперь лежит
и смотрит куда-то вбок.
Кошелёк рядом нашли.
Кушать пошли.
Помолились – и кушать пошли.
Сейчас хорошо.
КУБОК МИРА
(стихи для М.Ж.)
на заре
по первому снегу
днём и ночью
месяц за месяцем
в сугробах
через проталины
мужчина с винтовкой
догоняет
женщину с карабином
касается рукавицей
– рафаэль!
она задыхается
– рафаэль!
но
рафаэль отстал
вывалился
запасной патрон
потерялся
неминуемая победа
***
С интересом наперевес,
Запинаясь взглядами гордыми.
Это не какой-нибудь лес как лес,
Это место,
которое не будет городом.
Разумное, блюдущее смысл,
«Извините» твердящее, шепчущее «пожалуйста».
"Увы, дым тут опускается вниз,
Меня зовут космос, я работаю хаосом".
Ночь тихая, по мху – шелест шин,
Тени пассажиров в тенях автобусов
Живут долгую счастливую жизнь,
Отражаясь в облаках розовых.
***
Второго слова про Варницы не скажи,
затем, что до «Варниц» оно не дотянется.
Про кладбище у дороги, про серые гаражи
не говори «Варницы».
Набрали слов, далеко не уволокли.
Только за пазухой и останется —
как земля пахнет, как птица летит,
как слово за слово говорит,
заговаривается:
утро,
деревьев скрип,
(один любимый мой видеоклип),
буквы Варницы.
ВРАЗУМЛЕНИЕ
Географ палочку берёт
И раскрывает чертежи.
Там пышет южная земля.
Там имена её гостей.
Боже, накажи монгола,
Боже, накажи поляка,
Боже, турка накажи.
Монголу чайником торчать
Из Гоби-матушки своей,
Пускай поляка заплюют,
А турку ногу поломай.
Загуляли – не пропали,
Что пехота не пахала,
Что отныне по домам.
Географ – каверзный дурак,
Ему Монголия трубит,
А Польша Турцию несёт,
Как будто братский поцелуй.
Зря леса не изумятся,
Зря границы не осядут,
Зря земля не позовёт,
Не выпустит.
Земля сама прощает,
Сама проводит палочкой по краю
И заново свой смысл распознаёт.
Маргарита Сосницкая НА ФОНЕ РУССКОГО
ТО, ЧТО В РОМАНСКИХ ЯЗЫКАХ нет глаголов движения, отмечено во всех учебниках русского языка для иностранцев. Мы же себе не отдаем отчета, что владеем этим богатством – глаголами движения вроде идти-ходить, ехать-ездить, везти-возить, вести-водить и т. п. Разницы между идти и ехать в тех языках вообще нет. Чтобы сказать: «Я поеду, я полечу», непременно нужны уточнители, и в буквальном переводе на русский это будет звучать: «Я пойду на машине, я пойду на самолете». Сам по себе, скажем, глагол «летать» есть, но применение его более ограничено, чем в русском.
А вот про то, что, например, в итальянском языке нет глаголов света, не сказано нигде. А также глаголов воды (жидкости) и звуков (звукоподражательных). Точнее, они есть, но их мало. Из русских глаголов света: блестеть, блистать, сверкать, сиять, искриться, лучиться, светить, светиться, излучать, пламенеть, огниться, меркнуть, мерцать (плюс однокоренные вроде отсвечивать или поблескивать) – только некоторые найдут себе перевод: brillare – блестеть, scintillare – искриться, luciccare – сверкать, да еще emanare la luce – излучать, но это уже целый дом с башней, а не слово.
Глаголы света отливать, переливаться переходят в глагол воды лить, литься. А уж если учесть приставку, этот воистину волшебный ключик русского языка и в то же время его заветный ларчик с самоцветными камнями, то всего один глагол разольется в целое море: пролить, вылить, долить, залить, подлить, налить, прилить, влить, недолить, перелить, слить. Итого – одиннадцать. Это, прикинув с разбегу, на первый взгляд. Итальянцы же обходятся одним глаголом versare, что еще значит и лить, и сыпать, и класть деньги на счет, и проливать кровь – в зависимости от контекста и дополнения.
Следующий глагол воды – течь. На итальянский он переводится как correre, что значит бежать. У нас и время, и вода могут как течь, так и бежать. У них только correre (кстати, наш курьер), и даже форма «scorrere» корня не изменяет.
Глагол хлюпать стоит на перекрестке между глаголами воды и звуков.
Повернем в сторону глаголов звуков, начиная со звона бокалов, колоколов, колокольчиков – звонить, звенеть и кончая испортить воздух, у которого по-русски, посчитайте сами, по меньше мере три эквивалента. В промежутке этими крайностями и самыми простыми случаями, без которых уж никак нельзя обойтись (шуметь, стучать, кричать), стоят: громыхать, топать, греметь, гудеть, вопить (не орать), завывать, скулить, журчать, сипеть (осипнуть), хрипеть (охрипнуть), лязгать, бряцать, гундосить, шушукаться: не знаю, относить ли сюда шамкать – все-таки процесс со звуковым сопровождением.
Еще итальянскому языку (а по аналогии с ним и всем романским) неведомы глаголы с оценочной окраской: жрать, лопать, дрыхнуть, кочевряжиться, ржать (в смысле хохотать), балдеть, ухмыляться, шамкать, прозябать, дубасить, кипятиться и т. д.: в том числе неведомы с оценочной окраской и глаголы движения: шляться, шататься, околачиваться, болтаться.
Этих слов просто нет.
На нет и суда нет.
Но в русском-то языке они есть. Мы-то с вами, двести миллионов человек плюс эмиграция, знаем.
Иностранному студенту приходится туго, чтобы постичь глаголы преизбытка действия: напиться, наговориться, разболеться, заболтаться и т. д. Их тоже нет в его языке. Надо ломать свой лингвистический менталитет и приноравливать к чему-то незнакомому, необъятному, как Сибирь. Но и Сибири в Европе нет. Вероятно, именно это сказывается и на широте языка.
Трудно представить, чтобы даже самый блестящий русовед употреблял в разговоре наши «животные» глаголы в их оценочно-характерной функции по отношении к человеку и его действиям. Глаголы эти можно расфасовать на «зверинные»: озвереть, вызвериться, обезьянничать – раз; «скотинные»: набычиться, раскороветь, ишачить, пыжиться-напыжиться, учитывая, что «пыжик» – теленок северного оленя и его мех, – два; «свинские»: раскабанеть, насвинячить – три; «птичьи»: распетушиться, накаркать, куковать (долго и/ или безрезультатно ждать), проворонить, осоловеть, попугайничать, осоветь, нахохлиться, петушиться – четыре; «домашние»: насобачиться, рассабачиться (рассориться) – пять; один «рыбий» – щучить и один «грызунов» – окрыситься, крысятничать.
Помимо этих отдельных групп, наша глагольная система, состоящая из трех времен – прошедшего, настоящего и будущего (простого – пойду – и сложного – буду идти) и двух видов – совершенного и несовершенного (решать-решить), дает гораздо больше широты и полноты для выражения и описания разных ситуаций и протекания действий, чем громоздкая полувымершая система романских языков из четырнадцати времен, но без видов. Наш вид позволяет каждый иностранный глагол, будь он испанским, французским, итальянским или английским, перевести двумя: прыгать– прыгнуть, писать-написать, возвращаться-вернуться и так далее до бесконечности. Ни в коем случае немногочисленность наших времен нельзя воспринимать как примитивизм: в старославянском языке были и аорист и другие времена, существующие в романских поныне, но у нас они претерпели изменеия, усовершенствовались и вышли из употребления. Ведь никто не станет зажигать плитку кремнем и кресалом, если рядом лежат спички.
А глаголами fare и mettere можно заменить львиную долю нашей лексики. Первый буквально переводится как «делать». Но чтобы сказать, допустим, завтракать-позавтракать, надо говорить «делать завтрак». Второй глагол можно перевести как обувать, надевать, намазывать, класть, вешать, ставить, положить и прочая, в зависимости от нужды. Казахи тоже говорят русскому гостю: «Поставь пальто». Но они веками жили в юртах, где ни полку не повесишь, ни гвоздя или крючка не вобьешь, и этим все объясняется. А у европейцев всегда были в употреблении и вешалки, и шкафы. Чего же тогда не доставало? Фантазии?
По схеме поливалентных fare и mettere надо понимать фразу sono cambiato: это либо «я изменился», либо «переоделся». Provare же – это и пробовать, и примерять, и пытаться, и репетировать. Подобная обстановка в английском и французском.
Они не видят разницы между частицами —то, —нибудь, кое-: кто-то позвонил, кое-кто позвонил и кто-нибудь позвонит излагается при помощи одного qualcuno.
Одним словом в романских языках обозначаются сознание и совесть, венец и корона, человек и мужчина, держава и государство, хороший и добрый, шпион и разведчик, шуба и мех, пыль и порошок, время и погода, молчание и тишина, предательство и измена, знать (в смысле аристократия) и благородство, скорбь и жалость, просить и молиться, печаль и грусть, где и куда, туда и там, сюда и здесь, почему, потому что и зачем и т. д.
Правда, случается и наоборот. Но гораздо реже. Легкий, например, переводится одним словом (leggero, по-фр. leger), если речь идет о весе, и другим (facile, по-фр. facile), если о поведении, нраве, положении. Хитрый тоже имеет два перевода на итальянский: один для хитрого умного – astuto, другой для хитрого проходимца – nipote. Но это уже тонкости нам неведомой психики.
А итальянское слово nipote найдет у нас четырех родственников: внука, внучку, племянника, племянницу.
Зато сливочное масло – burro – четко отличается от растительного – olio (по-укр. олiя). А по-испански burro – осел, и это тема для анекдота.
С русским тоже какая-то свистопляска. Потому что русский по-итальянски будет russo. Iо russo – это еще и «я храплю». Что стало объектом стереотипной шутки: «Ночью и я тоже russo, а днем ни-ни, ни в коем случае». Москва и муха тоже омонимы – mosca.
Наши 1) правда, 2) правые (взгляды, лидеры), а также 3) в значении наречия места справа, направо, а потом еще 4) право в смысле гражданское, юридическое, и 5) право (ты прав или не прав, не говоря уже об однокоренных правильно, справедливо) в итальянском языке не имеют ничего общего и обозначаются совершенно разными словами: 1 – verita`, 2, 3 – destra, а destra, 4 – dirito, 5 – ragione, torto. А это разница не просто в словах, но и в сознании, во взгляде на мир, события и факты.
Вот, кстати, само слово мир. Оно включает у нас понятия мироздания, не войны, общества и тем как бы выражает, что все они должны пребывать между собой в любви и согласии, и тогда будет настоящий мир во всех трех значениях, в других же языках для каждого из этих понятий есть отдельное слово, что можно трактовать как невозможность им между собой договориться – word, peace, society (англ), monde, paix, societe (фр.), mondo, pace, societa (ит.), mundo, paz, sociedad (исп.). Попробуйте с этой точки зрения перевести «Войну и мир» (только название).
В наши задачи не входит проводить подобный сравнительный анализ русского и романских языков, а всего-навсего лишь привести несколько примеров, определяющих некоторые из направлений неэквивалентности вульгарной латыни (а все романские языки еще иначе называются вульгарной, а значит, деградировавшей латынью) и русского языка. Примеры эти схематичны, а схемы могут применяться и в другом направлении; только не всегда можно будет вывести целые группы, как с глаголами света, но отметить разрозненные случаи, которые, впрочем, можно объединить в группу и классифицировать как разрозненные случаи.
Неадекватность идиоматических выражений (например, приказал долго жить) и конкретно-образных определений (занемевшая рука – у них заснувшая) и названий (анютины глазки, иван-да-марья) может послужить темой для отдельной статьи. Зверобой, например, называется травой святого Джованни.
Наш батюшка у них становится маленьким отцом, а матушку или юродивого, к счастью, не переводят, так и оставляют. Вместо уметь они говорят знать, делать. А сверхчеловека, как ни переводи на английский язык, – ничего, кроме супермена, не получается.
Среднего рода в романской группе, как и в английском, нет. Очень странная эта модель мироздания, привязанная только к женскому и мужскому началу, не допускающая чего-либо, стоящего если не выше этих начал, то хотя бы вне их: озеро, благородство, отечество.
Набоков в книге «Николай Гоголь» на нескольких страницах сокрушается по поводу отсутствия в европейских языках слов оскомина и пошлость. Как же так, пошлости хоть отбавляй, и он ее обширно описывает, и список можно продолжать, – а слова нет?! Это что, способ не видеть, что король-то гол? В тщетных поисках найти эквивалент «пошлости» можно использовать громоздкий и очень нерусский заменитель – вульгарный кич. Для вульгарной латыни он понятен. Только кич – словечко современное. А пошлость была и будет вечно.
