Текст книги "Газета День Литературы 161 (161 1)"
Автор книги: Газета День Литературы
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)
Всеволод Емелин ОТВЕТЬ, БАРАБАНЩИК...
ПОИСКИ ВНУТРЕННЕЙ ИНДИИ
В отрочестве имел я позывы высокие
Старался воздерживаться от онанизма
И читал «Индийскую философию»
«Шесть систем брахманизма».
Закидывал за голову ноги
Принимал другие замысловатые фигуры
Описанные в инструкциях по Хатха-йоге
И повсюду искал себе гуру.
Но однажды сказал мне бывалый мужик
Чтобы я не приставал к людям сдуру
Учитель ждёт, чтобы был готов ученик
Когда буду готов, сам найдёт меня гуру.
И я продолжал готовиться к встрече.
На три минуты задерживал дыхание
Всячески йогой тело своё калечил
И находился в напряжённом ожидании.
Для того, чтобы открыть третий глаз
Возводил энергию к черепу, вдоль позвоночника.
В результате заработал себе ишиас
И хожу теперь весь перекособоченный.
С годами поседел мой чернявый волос
И цвет лица от спиртного стал бурый
Я уже не могу сидеть в позе Лотос
Но до сих пор не нашёл меня гуру.
А в Индии Индира Ганди была убита
Потом был убит её сын ещё
И вместо доброго фильма «Зита и Гита»
Вышел кошмарный «Миллионер из трущоб».
А в Индии происходили стычки со сторонниками ислама
И город Бомбей переименовали в дурацкий Мумбаи.
И предали братских тигров «Тамил Илама».
Которых сингалы в результате всех переубивали.
Началось у них стремительное развитие
Программное обеспечение, информатизация
И нам, россиянам,
не вылезающим из вытрезвителя,
За ними уже никогда не угнаться.
Снова похмельная поискуха
Водка – причина всех наших бед
Но сердце не верит, что в Индию духа
Я навсегда потерял свой билет.
Зря я наверно допил политуру
Стонет во рту обожжённый язык
Гуру, учитель, ну где же ты гуру?
Гуру, ты слышишь? Готов ученик!
КУКУРУЗНЫЕ ПОЛЯ
Юго-Осетинские
Кукурузные поля
Не окинет взгляд.
Кукурузные поля,
Взрывы мин да выстрелы,
Кукурузные поля
Много тайн хранят.
Вышел в поле прапорщик,
Поглядел кругом,
А вдали пожар трещит,
Дым встаёт столбом.
Присмотрелся прапорщик,
Справа за холмом
Осетинский факельщик
Жжёт грузинский дом.
Лижет балки огонёк,
Словно шампуры,
И Макаров свой извлёк
Он из кобуры.
Крикнул: "Эй, контуженный!
Брось-ка головню,
По тебе оружие
Щас я применю".
И ответил осетин:
"Пусть горит, как стог,
Дом, где мой погибший сын
Кровию истёк.
Глаз за глаз, а зуб за зуб –
Мщу я подлецу,
Что подбросил сына труп
Под окно к отцу.
Поутру я встал с перин,
Вышел на порог,
У ворот лежал мой сын
Без обеих ног.
Из-за гор вставал рассвет,
Бился в горле ком,
И привёл кровавый след
Меня в этот дом.
Мне не нужно их ковров,
Я не мародёр,
Но где сын мой пролил кровь
Пусть горит костер".
"У меня своя печаль,
Я навек один, –
Им хозяин отвечал,
Пожилой грузин. –
Жду свою я очередь
Уходить во тьму,
Без любимой дочери
Жизнь мне ни к чему.
Не хочу я стариться,
Жги, сосед, дотла.
Ах, была красавица,
Умница была…
У крыльца по вечерам
Милого ждала,
К ней ходил твой сын Сослан
С вашего села.
Пусть на каждой из высот
Выставлен кордон,
Но к любимой путь найдёт
Тот, кто сам влюблён.
Через скалы средь камней
Путь его полёг,
Подарил на палец ей
Тонкий перстенёк.
Чтобы друга помнила,
Чтоб была верна,
Как вершины горные
На все времена.
Чтоб любовь не прятала
Своей красоты.
Всё война проклятая
Виновата ты.
Не забудет сердце,
Как меня и дочь
Злые ополченцы
Выгоняли прочь.
Прижав ствол к затылку
Отняли у нас
Золотую вилку,
Финский унитаз.
Вдруг раздалось: «Стой, баран!»
Помощь к нам пришла,
Защитил наш дом Сослан
С ближнего села.
Без оружия, один,
Без бронежилет
Он всегда у осетин
Был авторитет.
Он их командира
Долго тряс за грудь,
Обозвал мудилой,
Все велел вернуть.
Не награбив ничего,
Банда отошла.
Моя дочка твоего
Сына обняла.
Где нейтральная земля
Меж враждебных сёл,
В кукурузные поля
Он её увёл.
От обиды от своей
Ещё не остыв,
Я услышал из полей
Отдалённый взрыв.
И когда я добежал
Через поле к ним,
Над воронкою витал
Только едкий дым.
Кто тянул растяжки нить
Чёрною рукой,
Нечего похоронить
У воронки той.
На краю блестел один
Тонкий перстенёк,
Чуть вдали лежал твой сын
Без обеих ног.
Спотыкаясь, через мглу
Из последних сил
К осетинскому селу
Труп я притащил.
Разбудить его отца
Не хватило сил,
Положил возле крыльца
И перекрестил…
Мне уж ничего не жаль,
Некуда идти…"
Тут хозяина прижал
Осетин к груди.
Вынул прапор фляжку
Подал старику,
Выпьем за всех павших
Чачи по глотку.
Фляга миротворца
Совершила круг,
Побратались горцы.
В это время вдруг
Рухнули стропила,
Внутрь сложился дом,
Всех троих накрыло
Огненным чехлом.
Вот какими ужасами
Проверяет нас
На наличье мужества
Северный Кавказ.
Турбазы профсоюзные
Раньше были тут
Стебли кукурузные
Всех нас отпоют.
IM MEMORIAM
Сумерки, сумерки
Наших богов.
Всё-таки умер
Сергей Михалков.
Орден на орден,
Букет на букет,
Был он в народе
Любимый поэт.
Орден на орден,
Венок на венок,
Песню о Родине
Помнишь, сынок?
Вечности дверь
Затворилась за ним.
Кто же теперь
Перепишет наш гимн?
В книжках слова
Грустно строятся в ряд,
Выпьем за льва
И за всех его львят.
За чистый воздух,
Борясь против лжи,
Сколько он грозных
Вождей пережил.
Лысых, лохматых,
Добрых и злых.
Вы его праха
Не трожьте, козлы.
Больше не стало
Такого пера,
Лишь русское сало
Все жрать мастера!
Ждут его кущи
Горнего мира,
Нам же живущим
Остались сатиры,
Детские пьесы,
Рифм простота,
Образ чудесный
Родного мента.
От этой напасти
Я, как хорёк
Из его басни,
Движусь в ларек.
***
По поводу призыва министра внутренних дел РФ Р.Нургалиева к гражданам о необходимости давать сдачи пристающим к ним работникам милиции.
В следствии развития экономического кризиса
Не только на периферии, но и в столице,
Количество дензнаков в карманах у граждан снизилось
И это отразилось на доходах милиции.
Мент ведь у нас главный частный предприниматель,
Он не ждёт милостей от природы,
Не сидит на убогой государственной зарплате,
А извлекает средства непосредственно у народа.
И в ответ, для улучшения материального положения,
А также кадрового состава милиции,
Руководством было принято решение
Разрешающее бить представителей власти по лицам.
И с появлением разнарядки
О возможности получения милиционерами сдачи
Доходы сотрудников в случае удачи
Могут увеличиться на порядки.
Лопнет, допустим, у гражданина терпение,
Особенно если он занимался каратэ или боксом,
И сразу он попадает под статью о сопротивлении при исполнении,
И до нескольких тысяч долларов возрастает цена вопроса.
Короче задумано очень толково
Появится конкурс на должности, качество жизни их очень повысится,
И вместо майоров Евсюковых
Будет у нас долгожданная профессиональная милиция.
И вы, граждане, не держите на милицию зла,
Принимайте участие в укреплении органов,
Не ленитесь, работайте, поднакопите бабла.
А как увидите милиционера, так сразу хрясь ему в морду.
***
Потеряли католическую веру
Перешли все границы позора
Это ж надо в лицо премьеру
Запустить макетом собора.
Это ж лучше лежать под забором
Лучше тачку катить в лагерях
Чем в премьера кидаться собором
Совесть всякую потеряв.
У премьера из носовой полости
Кровь излилась в большом количестве
Это так слова о Соборности
Понимают у них в католичестве?
Ладно бы яйцом, помидором
Иль плеснуть вонючий раствор
Но заехать в морду собором
Это всё-таки перебор.
Жалко не был с Сильвио друг
Наш российский премьер, нацлидер
Быстро бы остался без рук
Их соборометатель, пидер.
Я уверен, что целью акции
Чей кровавый итог так жесток
Был срыв успешной реализации
Проекта «Южный поток».
***
Евреи очень сильно пострадали
Армяне очень сильно пострадали
Чеченцы очень сильно пострадали
Поляки очень сильно пострадали
И негры очень сильно пострадали
И геи очень сильно пострадали
Ну а народ арабский Палестины
Страдает очень сильно до сих пор.
Евреи беспричинно пострадали
Армяне беспричинно пострадали
Чеченцы беспричинно пострадали
Поляки беспричинно пострадали
И негры беспричинно пострадали
И геи беспричинно пострадали
Ну а народ арабский Палестины
Страдает беспричинно до сих пор.
А вот французы мало пострадали
И англичане мало пострадали
И итальянцы мало пострадали
С американцев мне вообще смешно.
Зато они покаялись всем сердцем
За инквизицию и за Освенцим
За инков, за ацтеков, за сипаев.
За агрессивную политику Израиля.
За спесь англосаксонских джентльменов
За разрушенье Римом Карфагена.
За Вавилон, который взяли греки,
И за часовню, что в 14-м веке…
Они примером нам служить должны
С их благородным комплексом вины.
И русские, вообще-то, пострадали
Не то чтобы, конечно, как евреи,
Или, допустим, геи или негры,
Или народ арабский Палестины,
Но, всё-таки, пожалуй, пострадали.
Но главное, про них никто не скажет,
Что эти без причины пострадали.
Поскольку ведь любой на свете знает,
Что как ребёнок злобный и капризный,
Означенные русские страдают
От собственного вечного мудизма,
От беспросветной тупости своей.
И наплевать, что сами пострадали,
Они других народов истязали
Внутре страны, да и вовне страны
И главное, у этих мизераблей
Ну совершенно нету комплекса вины
Прямо хоть кол на голове теши!
И тешут, ох как тешут...
ПАМЯТИ ГДР-2
На западе, где правит мгла,
Была одна страна,
Её годами берегла
Великая стена.
Тихонько, чтобы не потух,
Среди своих сынов
Они хранили прусский дух,
Дух древних орденов.
Давно на карте не найдёшь
Границы той страны,
Где не вбивали в молодёжь
Сознание вины.
Там циркуль с нового герба
Чертил волшебный круг,
И берегла её судьба
От власти жадных рук.
Кузнец по наковальне бил,
Крестьянин жал серпом,
Учёный циркулем чертил
Красивый новый дом.
Среди продуктов ихних я
Счастливо произрос,
Запомнил пену для бритья
И жидкость для волос.
В свои тринадцать юных лет
Дрочил любой из нас
На их телекордебалет
На Фридрихштадпалас.
Сверкал дозволенный стриптиз,
Горел в груди пожар,
Аж в стенке Хельга весь сервиз
Мадонна дребезжал.
А Гойко Митич – Чингачгук –
Ружьё, седло и лук –
Не только был индейцам друг,
Был всем нам лучший друг.
Хор:
Ах, возьмите, возьмите
Себе Германа Грефа!
Ах, верните, верните
Фильмы студии ДЭФА.
Хранила этот сетлый рай
От всяких безобразий
Могучая Staatssicherheit,
А сокращённо «Штази».
Начальник «Штази» Мильке был
Отважен и суров,
Он в ранней юности убил
Двух веймарских ментов.
Сверкало пламя из стволов
И кровь лилась рекой,
Когда он веймарских ментов
Убил своей рукой.
А Нургалиев завалил
Хоть одного мента?
Нема у генерала сил,
Порода уж не та.
Хор:
Ах, возьмите, возьмите
Себе Райнера Рильке.
Ах, верните, верните
Нам товарища Мильке!
Эй, гуси-гуси га-га-га,
Спасли вы древний Рим,
Но не спасли вы ни фига
Запроданный Берлин.
В ружьё не поднял генерал
Бесчисленных полков,
И томагавк не засверкал
На белых, на волков.
По мостовым троянский конь
Скакал под звон копыт,
Нигде божественный огонь
Отныне не горит.
Возликовал СССР
И промолчал Пекин,
Когда погибла ГДР
И продали Берлин.
Хор:
Ах, возьмите, возьмите
Себе Эдварда Росселя.
Ах, простите, простите
Нас за то, что вас бросили.
Но от всех людей российских,
Сохранивших честь и веру,
До земли поклон вам низкий
За премьера, за премьера!
ПАМЯТИ ГДР-1
Ах, юный барабанщик,
Не спас ты свою страну,
Ведь ты ожидал настоящую,
А не такую войну.
Лилось шампанское ящиками,
Танцевали канкан,
А ты всё стоял на башне
И колотил в барабан.
Оказалось это не страшно.
Внизу ликовал народ,
А ты всё метался на башне,
Как маленький идиот.
Оказалось это не больно,
Невидимую пехоту
Не скосишь ни дробью троммеля,
Ни очередью пулемёта.
Ах, юный барабанщик,
Прошла пора мелких стычек,
На помощь тебе не прискачет
С индейцами Гойко Митич.
Смешались в общее стадо
Авангард, арьергард,
Лишь ты смертный гул канонады
Различал сквозь хлопки петард.
В голове не укладывается,
Как же могло так сдаться
Прифронтовое, солдатское
Суровое государство?
Народ, поддавшись на лесть,
Осуществлял эксцессы,
Мечтали все пересесть
С трабантов на Мерседесы.
Зачем вы сломали стену?
Что ж вы натворили сдуру?
Воины и спортсмены –
Бестии белокурые.
Лучшую в мире разведку,
Олимпийскую славную сборную
Променяли на профурсетку
Из тяжёлого порно.
Ответь, за что, барабанщик,
Вам дали такую цену?
"Мы ждали атаки, но раньше
Из штаба пришла измена.
Ни боя нет, ни пожара,
Но участь наша жестока,
Мы с запада ждали удара
Измена пришла с востока.
Подкрались сзади, как тать,
Взгляни ты на эти лица,
Они хотят потреблять!
Они не читали Ницше!
Но над их стадом баранов
На башне, на сцене, на стуле
Я буду стоять с барабаном
Покуда не срежет пуля.
А когда подыхать придётся,
Я в их витрины провою
Мир принадлежит не торговцу!
Мир принадлежит герою!"
P.S.
Теперь на этом месте творчество,
Висят картинки на заборе,
На этом, собственно, и кончилась
Вообще немецкая история.
И если б я был талантище,
Художественный как Врубель,
Я б там написал барабанщика,
Сражённого вражеской пулей.
Который был крепок от спорта,
Который не предал Россию,
Который был в кожаных шортах
И в галстуке синем.
Чтобы он вечной угрозой
Висел, как нож гильотины
Над тусклой бюргерской прозой,
Пра-а-а-ти-вный!
Михаил Сипер «В ОТСУТСТВИЕ ПАРУСА»
НОВОГОДНЕЕ
Сижу на улице в тоске
На гладко струганной доске,
И то, что ноги на песке,
Ничуть не греет.
Здесь галилейская зима
Пустила струи на дома,
И снега белого нема,
Одни евреи.
Невероятный Новый год –
То дождь, то солнце. И народ,
Прикрывшись зонтиками, прёт,
Как летом в Тынде.
На переломе двух годов
Я свой стакан поднять готов,
При сём воскликнув: «Мазаль тов!»
На нашем хинди.
Опять ругается жена,
Что толку нету ни хрена
От мужа – стихоплетуна
И лоботряса,
Прости меня, мой ЗАГСа дар, –
Я свой бушующий пожар
Вином залью, и выйдет в пар
Желаний масса.
Зима в природе, осень лет,
Весна в душе и всем привет,
Я со вселенной тет-а-тет
Веду беседу.
А коли тяжек этот крест,
И тянет к перемене мест,
То я, причмокнувши протез,
Пойду к соседу.
Мы будем долго говорить,
Теряя пьяных мыслей нить,
Но всё отнять и поделить
Не дай нам, Боже!
Потом чего-нибудь споём,
Опять за Новый год нальём,
Нам хорошо за бутылём
В масонской ложе…
Светлеет неба ерунда,
Январь идёт. Ты, брат, куда?
И я, с ногами не в ладах,
Пойду к кровати.
Окончен праздник. Я устал.
А жизнь, как джинсы-самопал,
Трещит по швам, везде завал…
Надолго ль хватит?
***
Этот взор прожигает насквозь, хоть и мягок, и нежен,
Вот ремарка: «Ночь за полночь. В комнате – те же».
Тишина без ответа. И варево ночи густое
Мы едины, как могут вообще быть едиными двое.
За такие глаза рушат в пыль и семью и карьеру,
И считается время не почасово – поколенно.
Бьют удары в висках, неритмичны, пугающи, звонки.
Все нерезко вокруг этих глаз, словно брак фотопленки,
Их прозрачность затянет, закружит мальстрёмовым бредом...
Погрузился. Не выплыл. Погиб. Но и счастье изведал.
***
Чтобы на сердце стало лучше
И дабы воздух легче стал –
Заполни день «Бесаме Мучей»,
А также «Чаттанугой Чучей»
Прогладь болящие места.
Ты сразу вспомнишь время оно –
Скрип деревянных половиц,
Изгиб змеиный саксофона,
Дуэт Сачмо и Эллингтона
На снимках сломанных ключиц.
Взгляни в окно – такая слякоть,
Прижми к стеклу горящий лоб.
Сочится дня густая мякоть,
И остаётся только плакать
Под звуки рваные синкоп.
ПЕСНЯ К КИНОФИЛЬМУ
Что-то сердце чаще биться стало,
Вижу через памяти пожар –
Солнце, как подбитое, упало
За пропахший кровью Кандагар.
Разную всем выдала дорогу
Никому не нужная война.
Где вы, Толик, Саня и Серёга?
Мне остались ваши имена...
Жаркие полуденные склоны
Нас вели на низкий перевал,
Лился пот на пыльные погоны,
Если кто в погонах понтовал.
Взрыв расцвёл у самого порога,
Падает саманная стена...
Где вы, Толик, Саня и Серега?
Где хранятся ваши ордена?
Быстро умирало наше детство,
И рождалось в муках из него
Спиртом обожжённое соседство,
Кровью окроплённое родство.
На детей своих смотрю нестрого,
Нежности в душе звенит струна.
Где вы, Толик, Саня и Серёга?
Им достались ваши имена.
ДОБРОПЫХАТЕЛЬ
Живу на даче в Востряково,
Беспечно, но не бестолково,
Воды нет в кране, что ж такого?
Зато есть с кем поговорить.
Здесь тёзка невского поэта
Житьё мне скрашивает это,
И разговоры до рассвета
Прядут невидимую нить.
В прокуренной холодной кухне
Грызет науку Саша Кушнир,
Ему не холодно, не душно
Учиться под «Алиготэ».
Хоть Саша на правах на птичьих,
Но что-то вмиг сложил и вычел,
Он знает чисел тех обычай,
А также знает каратэ.
Снегами сглажена платформа,
На мне тулуп, как униформа.
На всё – от бури и до шторма
С такой одеждою плевать.
Иду враскачку по тропинке
К одноэтажной той картинке,
Хрустят встревоженные льдинки,
И в мире тишь и благодать.
Нет, я совсем не злопыхатель,
Скорее, я – добропыхатель,
Стараюсь заровнять, как шпатель,
Стихами холмики невзгод.
К чему печали, мой приятель?
Да, я трудился, как старатель,
Чтоб было всё при чём и кстати,
А шло порой наоборот.
Но снегом яблони одеты,
На них огромные береты,
Спят «семеренки» и «ранеты»,
Что им заботы наших дней?
Я в Востряково погружаюсь
И ничему не поражаюсь,
А не спеша преображаюсь,
Чтобы не стало холодней.
В ОТСУТСТВИЕ ПАРУСА
Опускается на улицы Тагила тишина,
Это та же тишина, что ночью правит в Тель-Авиве.
Это утренний прилив, что нынче замер на отливе,
Это птица, что парит, не обнаружив где весна.
Холм далёкий, ветер пыльный, размагниченный компас,
След на небе от звезды, сгоревшей, в общем, понапрасну…
Сверху смотрит мироздание в лицо мне безучастно,
Округляя, как монету, бестолковый лунный глаз.
Что мне лодка, что мне парус? Двадцать первый век рождён
В жутких схватках, что сгубили в тяжких родах век двадцатый.
Хоть порою не по силам, но, прошу, не прячь лица ты,
Посмотри на синий шарик, что Вселенной охлаждён.
Пряный запах, тихий шорох, нудный скрип земной оси,
Море времени убито наповал без приговора!
Пусть натянет юный Эрос лук до полного упора,
Не попасть ему в меня, хоть сколько в небе ни виси.
О, мой друг, я рад тому, что ты со мною не приехал,
Значит, можно ждать порою незатейливых вестей.
Где-то ангелы поют:
«Когда б мы жили без затей…»
А в ответ им ничего, лишь только эхо, эхо, эхо…
***
Михаилу Генделеву
Умрешь ли от любви беспечного народа,
А может, оттого, что не свершился вдох –
Ты всё равно шагнешь в объятья небосвода,
И камни на плите сойдутся в слово «Бог».
Гримасу схоронив за маскою картонной,
Оглянешься вокруг и скажешь: «Я ушёл»,
Ловя, как редкий дар судьбы ошеломлённой,
Последний кислород остатком альвеол.
Секунды поспешат на смерть неутомимо,
Уйдут в небытие растерянные дни.
Взгляни на Вавилон со стен Иерусалима,
Теперь ты можешь всё. Прошу тебя, взгляни.
FIN DE TEMPORADA
Где ты, город, где страна, где держава?
Пустота, что не заполнишь собою.
Горы пыли, удушающе ржавой,
Круг палящий над моей головою.
Все распалось, хлеб ушёл на мякину,
Невозможно залечить твои раны.
Твой народ тебя навеки покинул –
Кто в могилы, кто в заморские страны.
Оплела твои сады куманика,
Провалились, разрыхлевши, стропила.
Даже птичьего не вылетит крика,
Все истлело, зацвело и прогнило.
Серый лес пришёл на площадь собраний,
Бурый мох покрыл ступени и стены.
Не осталось ни забот, ни желаний,
Ни болезней, ни любви, ни измены.
Туча быстрая, как чёрная лошадь,
Все затянет, зашумит ветра песня.
Здесь была когда-то Красная площадь,
Там была когда-то Красная Пресня...
НОЧЬЮ
Миллиардам людей я и на фиг не нужен,
Что есть я, что нет – не качнётся и ветка.
Для них я – круги по исчезнувшей луже,
В газете истлевшей чужая пометка.
На это смотрю я, вполне успокоясь,
Что толку душе от томленья пустого?
Застрял без движения мой бронепоезд,
А это, поверьте мне, проще простого.
Но мысли проносятся Сенной по треку,
И знаю я точно, царапая лиру –
Раз нужен хотя б одному человеку,
То это важнее, чем целому миру.
КАРТИНКА
На берегу огромного залива
Сижу и устремляю взор на запад,
В ребристой кружке золотится пиво,
И от сетей витает рыбный запах.
Вокруг шумит беспечный город Акко,
Как будто в предпоследний день Помпеи.
Моя невыразимая Итака,
Несущий ужас танец Саломеи,
Рычанье катеров и мотолодок,
Собаки лай и крики муэдзина –
Такой вот сумасшедший околоток,
Нескладно-разноцветная картина.
Плеща в залив расплавленными днями,
Похоже, что со всей вселенной в ссоре,
Ложится вечность синими тенями
На камни, отшлифованные в море.
Вот облака – ягнёнок убелённый
Взрослеет, выпирая из размеров.
…Уходит солнце, бросив луч зелёный
В развалины причала тамплиеров.
REQUIEM
На огромнейшей свалке поверхность рыхла и горбата,
По железу под вечер стекает предсмертный извилистый пот,
И ложится туман воплощеньем густым аромата
Запылённых годов, недопитых чаёв и истоптанных бот.
Vita brevis est, кто ж сомневался, конечно же, brevis.
Только грянул хорал, а уже ноты кончились, зал опустел.
Можно вжаться друг в друга, от стужи немыслимой греясь,
Поражая весь мир бутербродом живым неистраченных тел.
Упирается линия жизни в запястье, что явная лажа,
Чем струльдбругом на свалке смердеть, лучше вспышка – и свет.
Остаются от нас угольки, что прекрасно, но мелкая сажа
Всё же чаще являет наследие тех неприкаянных лет.
Спинка стула, обрывок конверта, часы без стекла и браслета,
Полусмытое фото, на нём – никого, даже нет пустоты.
Где-то осень, весна и зима, где-то лето и где-то
На краю этой свалки совсем растерявшийся ты.
***
У меня совсем непросто дела –
Видно, осень за собой повела,
И навязчиво стрекочет сверчок:
«Что же ты себя проспал, дурачок?»
Одиночество – болезнь головы,
Сам с собой перехожу я «на вы».
Временами я по небу плыву,
Заменяя белизной синеву.
Омовение озябшей души –
Ты об этом никому не пиши.
Никому не интересен карниз,
От которого есть путь только вниз.
Мне с недавнего, такая беда,
Стали нудны и скучны города,
Даже улицы, где счастлив бывал,
Даже те квартиры, где ночевал.
Хоть порою, как последний балбес,
Ля бемоль меняю на соль диез,
Но из всех музык я славлю одну –
Заливающую мир тишину.
Шум толпы и говор праздных людей – Это словно забиванье гвоздей.
Я своих сомнений путь золотой
Вместо точки завершу запятой.
