Текст книги "Газета День Литературы # 121 (2006 9)"
Автор книги: Газета День Литературы
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)
Пётр Краснов ДВЕ ДОРОГИ. Из слова на писательской конференции в Ясной Поляне
Идеология и практика современного глобализма накрепко увязана его организаторами не только с процессом намеренного разрушения национального самосознания народов, но и с идеей создания некой «универсальной религии».
Они понимают, что в фундамент своего мирового господства необходимо положить, кроме социально-экономических и военных, ещё и приемлемые идейные основы, нечто «духовное» – памятуя великую силу веры в старых вероучениях, желая заполучить её в своё распоряжение. Подобные квазирелигиозные сборища, имеющие мощную финансовую подпитку и широкий размах, уже давненько нарекли «церковью антихриста» – нарекли, надо сказать, с исчерпывающей точностью.
Абсурдна, цинична и преступна социал-дарвинистская «золотая мечта» о мировом единовластии, полном подчинении и унификации рода людского – прежде всего тем, что она противоречит, противостоит воле Божьей о «цветущей сложности» (К.Н. Леонтьев) человеческого мира. И тем еще, что одновременно и пародирует власть Провидения над человеком, его духовной историей, и подражает страстным помыслам «князя мира сего», сатаны, о всевластии на земле.
Я еще и потому начал сейчас с пресловутой «церкви антихриста», что мысль Л.Н. Толстого о «единой разумной и истинной вере для всех» или фантасмагоричные грезы визионера Д.Андреева о всерелигиозном учении, о «Розе мира», лежат как будто рядом с этим грязным идейным, а вернее идеологическим вывертом нынешних претендентов на мировую власть. Но это, конечно же, не так. Мечты лучших, нравственно окрыленных умов о добровольном объединении человечества в одну семью, без вражды, насилия и войн, о братском единодушии и любви, основанных на вере в единого Бога (мечты, которые в XXI веке оказались еще дальше от исполнения), стали ныне попросту объектом паразитирования, политиканского извращения со стороны темных, окончательно объединившихся и вполне тоталитарных сил, вышедших теперь едва ли не на финишную прямую к своей цели.
Эти силы, кстати, самым активным образом используют сатанинскую именно символику, примеров с избытком: все эти вам известные пентаграммы, еще Троцким налепленные на лбы инсургентов, ИНН и товарные коды с тремя шестерками, электронные чипы («печати») всевозможного контроля, всю парамасонскую оккультщину, в том числе на долларовой бумажке и в триколорах флагов Запада (российского тоже), и прочее подобное, даже суперкомпьютер в Бельгии, предназначенный уже для всемирного управления, наименован апокалипсическим «Зверем»...
Надо здесь еще заметить, что всеобщее единоверие в контексте и «церкви антихриста», и идей Л.Н. Толстого и Д.Андреева отодвигает на второй-третий план национальность и связанный с ней суверенитет, национальную идентичность отчасти заменяя, замещая вероисповедной. В случае с русским, сверхимперским по своей терпимости народом это характерно как ни с каким другим и для нашего нынешнего ослабленного национального самосознания – особенно вне Православия, подчеркну, – не может не представлять весьма значимой угрозы. Чужебесие, на которое мы слишком падки, и без того принесло нам бездну бед и испытаний.
В общем же плане критика ускоренной, можно сказать – дикой и насильственной глобализации и связанной с ней драматической утраты национальной идентичности народов очень доказательно и глубоко, на научном уровне, разработана в современной русской публицистике, достаточно назвать хотя бы труды так рано ушедшего от нас выдающегося мыслителя А.С. Панарина.
Я же хотел бы остановиться лишь на одном, но самом, пожалуй, важном и в полном смысле трагическом для нас аспекте этой насущнейшей (не зря она вынесена здесь на обсуждение) проблемы русской национальной идентичности. Об этом – хорошо зная – старательно умалчивают не только наши правители и средства массовой дезинформации, а с ними и самые разные, в том числе и вроде бы оппозиционные политики и деятели. Этого не разумеют, не хотят или не могут осознать, сдается, и подавляющее большинство русских патриотов, русских современных писателей и публицистов. Во всяком случае, крайне редко встретишь во всей патриотической периодике не только развернутые статьи по этой главнейшей для нас проблеме, но даже и простое упоминанье о ней.
Формулируется она предельно кратко и жестко: мы, русские, – разделенный народ.
Мы разделены преступным беловежским сговором насильственно, жестоко, вероломно – вопреки своей воле, только что перед тем выраженной на референдуме. И результатом сговора мерзавцев стал распад не СССР, а исторической России как таковой, как она сложилась за тысячелетие своего развития. За пределами нынешней «Эрэфии», обкорнанной псевдо-России, осталось около 70-75 миллионов русских – более одной трети от общей численности! Никогда еще и нигде в мировой истории не было столь масштабного и кощунственного разделения единой нации, народа.
Если вы заглянете в энциклопедию Брокгауза-Эфрона или, в частности, в Большую энциклопедию под редакцией С.Н. Южакова, вы прочтете у добротных, дореволюционных спецов – историков, филологов и лингвистов: «...малороссы (иногда называемые южноруссами), представители одной из трех восточнославянских народностей, вместе именуемых русскими...» То же и о белорусах, о малоросском и белорусском языковых наречиях как составных частях единого русского языка... Это вам писали не лживые боссы советского языкознания и истории вроде Марра и Минца, готовые по указке сверху изобрести какой угодно язык или «народ», «нацию», вплоть до «советской». Это глубоко исследовали выдающиеся ученые – И.И. Срезневский, А.А. Потебня, А.П. Соболевский, А.А. Шахматов, А.Н. Пыпин, Т.Д. Флоринский и многие другие. Народности, а не народы (или нации), наречия, а не языки! Лгут и все три выпуска БСЭ, наверняка лжет и четвертый, ныне выходящий россиянский, – будто, скажем, белорусская нация образовалась в XIX веке: это как же, спросим, иная нация может образоваться внутри издревле единого по крови, земле, языку и вере народа, в части его, уже давно воссоединенной после временной оккупации?!. Тот же самый абсурд и с «украинской нацией». И большевистские, и нынешние «демократические» узурпаторы власти, и националисты бывших республик были и остаются крайне заинтересованы в раздроблении могучего русского народа: разделенным легче управлять, само собой, легче кромсать его, как сейчас, на феодальные вотчины, на вполне ублюдочные псевдогосударственные образования СНГ...
И лишь Александр Григорьевич Лукашенко спасает русскую честь, порученных ему Богом русских людей – прекрасно, я убежден, понимая причины нынешнего русского сепаратизма, всю циничность и лживость этих гибельных игр в «незалежность» и только в силу дипэтикета вынужденно употребляя навязанную терминологию, защищая Белоруссию от разграбления «новыми русскими». И именно в этом корень недружественной, подчас подлой политики Кремля в отношении Минска.
Но «злее зла» здесь то, что даже истинная, патриотическая элита народа нашего, русские писатели, с которых и началась вся оппозиция, вся борьба с мародерскими демреформами, – даже и они в большинстве своем не осмыслили в должной мере совершенной подонками советского истеблишмента национальной катастрофы: насильственного разделения своего народа... Если уж глубоко уважаемый мною В.В. Кожинов был не против политиканской фикции – «украинской нации», то что говорить о многих и многих других... То и дело и в художественных вещах-произведениях, и в публицистике известнейших наших писателей, политиков и деятелей самого что ни есть патриотического толка встречаешь эти вышеназванные фикции – без какого-либо намека на понимание ими самого факта катастрофы. Как назвать это «благодушие»? Даже казаки делают попытки выделиться из русского лона в некую свою «казачью нацию»... Все это говорит о крайнем упадке нашего национального самосознания, о каком-то роковом бесчувствии национальном, какой уж тут «русский фашизм»!.. Разве что в трех журналах – «Москва», «Наш современник» и «Молодая гвардия» – появляются иногда компетентные, вполне научные статьи по этой горчайшей и главной для нас на ближайшие десятилетия проблеме, всенародной задаче. А в журнале «Москва» в качестве приложения вышла в 1998 году исчерпывающая эту тему книга «Украинский сепаратизм в России. Идеология национального раскола».
Между тем, известные западные, в особенности американские политологи совершенно открыто пишут и говорят, что без Украины и Белоруссии, без воссоединения русского народа нынешней РФ не то что мировой державой, но даже и региональным лидером не стать, не восстановить своего хоть сколько-нибудь устойчивого геополитического, стратегического положения. (Напомню, что самая богатая на планете ресурсами и пространством РФ по внутреннему валовому продукту свалилась сейчас аж на 18-ое, а по ВВП на душу населения – на 135-ое место в мире...) И делаются ими выводы, рекомендации правительствам своим, практически у всех одинаковые: ни в коем случае не допустить этого воссоединения... Чем США, Запад в целом сейчас и занимаются усиленно, «оранжевая революция» – это лишь одна из многих операций. Там-то отлично сознают, что русский народ един в трех своих ипостасях, и потому недаром американский конгресс, получив известие о беловежском сговоре, устроил 40-минутную овацию, ликовал... Сорок минут, вдумайтесь! Вот вам пример государственной, по меньшей мере, самоидентификации их элиты. Наши же власти – не народ – празднуют день предательства кровных интересов страны и нации, «день независимости» – от чего? От здравого смысла как минимум. И от того самого народа своего – в то же время попав в зависимость другую, едва ль не худшую: деньги-то их, большей частью «грязные» или сомнительные, за кордоном лежат, в чужом кармане и под чужим бдительным присмотром... И уж о политической независимости нашей «элиты» говорить тут не приходится, мы это хорошо видим уже полтора десятка лет.
Мы – разделенный народ, и об этом нам нельзя забывать ни на час, ни в какой ситуации – как это делали немцы, вьетнамцы, как делают корейцы и китайцы. Это обязано стать нашим «Карфаген должен быть разрушен». К каждому значимому событию, изменению в международных и внутренних «постсоветских» отношениях мы должны подходить в первую очередь с вопросом: что это дает делу воссоединения народа, как повернуть это в пользу дела? – и в зависимости от этого действовать. Мы имеем неоспоримое и неотъемлемое право на воссоединение своей нации всеми возможными в международном правовом поле способами, вплоть до военных, вооруженной рукой. Когда, в какой форме, каким способом – решит историческая ситуация, но мы воссоединимся! Главное, до конца осознать эту самую значимую и острую для всего нашего будущего угрозу – и сделать всё, чтобы устранить её. Перед Россией на новом витке исторической спирали стоит прежняя задача: не расплываться, не растворяться в разъедающей всё и вся кислоте дикой глобализации, не заигрываться в смертельной игре на чужом поле и по чужим правилам, а в очередной раз сосредотачиваться, собираться. Будем вместе, едины телом и духом – все остальные наши тяжелые проблемы станут так или иначе разрешимы.
Владимир Бондаренко
Как всегда, в дни празднования дня рождения великого русского гения Льва Николаевича Толстого, с 4 по 11 сентября, в Ясной Поляне состоялись традиционные писательские чтения. На этот раз главной темой встречи была проблема двух дорог развития общества и литературы. Идти путем всемирной глобализации и усреднения, или предпочесть дорогу национальной самобытности и, взаимодействуя со всем миром, не терять своё национальное лицо.
Это уже были одиннадцатые яснополянские писательские встречи, ставшие заметным явлением в современном литературном процессе. Одно из тех редких мест, где встречаются писатели разных политических и общественных взглядов, разных союзов – авангардисты и традиционалисты, – разного возраста: от живых классиков Валентина Распутина, Андрея Битова, Владимира Маканина, Леонида Бородина, Владимира Личутина до совсем молодых и ярких писателей: Игоря Малышева, Игоря Вишневецкого, Антона Уткина.
На этот раз спор о глобализме и национальной самобытности вели Валентин Курбатов и Петр Краснов, Михаил Кураев и Владимир Ермаков, Михаил Рощин и Леонид Бородин, Владимир Бондаренко и Тимур Зульфикаров, Владислав Отрошенко и
Иван Евсеенко... Вовремя подоспели и приехавшие с Пекинской книжной ярмарки Павел Басинский и Алексей Варламов.
К писательским чтениям было приурочено открытие в Туле выставки фоторабот одного из лучших фотографов России Виктора Ахломова, приезжал с сольной программой замечательный певец Зураб Соткилава, в один из дней писатели выезжали в Богородицк, и местом наших бесед стал бывший дворец графа Бобринского и парк вокруг него, спланированный первым гениальным биологом России А.Болотовым.
Главенствовал на встрече неутомимый подвижник, талантливый организатор, человек, которого я мечтал бы видеть в кресле министра культуры России, – Владимир Толстой, бесконечно влюбленный в русскую культуру во всех её ярчайших проявлениях.
По традиции на яснополянских чтениях огласили короткий список авторов, претендующих на получение литературной премии «Ясная Поляна» – это Алексей Иванов из Перми за роман «Золото бунта», Виорэль Ломов из Новосибирска за роман «Архив» и израильская писательница Дина Рубина из Иерусалима за роман «На солнечной стороне улицы». Премия в размере 20 тысяч долларов будет вручена лауреату 3 октября в Москве. Надеемся, получит достойнейший.
Игорь Тюленев ВСТРЕЧИ В ПОДНЕБЕСНОЙ
В конце августа– начале сентября в Пекине состоялась 13 международная Книжная ярмарка. Россия была почетным гостем. В Поднебесную приехали представители пятидесяти стран – писатели и издатели. Из нашей страны около 80 издательств, как крупнейшие – «Молодая гвардия», «Терра», «Вагриус», так и малоизвестные – «Вешние воды» из Орла, например. Тысяча квадратных метров была отдана китайскими организаторами под русские стенды.
Из писателей собрались в столице Поднебесной и патриоты, и либералы. Список либералов формировался в Москве в Фонде социально-экономических и интеллектуальных программ Сергея Филатова. Ну, тут особо напрягаться не нужно, ибо одна и та же обойма проверенных на лояльность к разнузданной свободе писателей-либералов всегда под рукой. Они уже съездили за счет налогоплательщика в Париж, Франкфурт и Варшаву. А теперь – Пекин! Хотя про них один китайский чиновник сказал с обидой, мол, вы привезли к нам не тех писателей…
Китайцы хотели видеть представителей традиционной реалистической литературы. И они увидели русских реалистов из Союза писателей России, прилетевших в Пекин своей делегацией, в которой я имел честь находиться. О тайне пекинского списка уже писали и «Литературная газета», и «День литературы», и «Советская Россия», поэтому я к этому вопросу не стану возвращаться и говорить о том, что треть писателей из этого списка живет не в России, а большинство даже мыслит не на русском языке… Я расскажу про нас – русских поэтах и писателях из «Группы 17».
В Пекинский аэропорт мы приземлились на америкосовском «Боинге–777», который купила Поднебесная за океаном, продав украинцам последний «ТУ–154» буквально перед нашим прилетом. Поразили красотой стюардессы-китаянки в вишневой униформе, они походили на вишневые ягодки, рассыпанные по салону руками сподвижников Мао.
Из поездки в Париж не запомнил ни одного лица француженки, а здесь помню лица всего китайского персонала… И хотя либеральная пресса пугала русских патриотов, собравшихся лететь в Китай на ярмарку, тяжелым перелетом – долетели быстро и весело. А смоленский поэт между ужином и завтраком пел громогласно русские песни.
И вот аэропорт. Очень влажно! Как будто вошли в воду, в которой еще приходится и дышать. Но русские не сдаются, и на неделю превратившись в ихтиандров, справились и с этим – влажностью и смогом. Пока нас на автобусе организаторы везли в пятизвездочную гостиницу по хорошей трассе с прекрасными развязками, заметил, что в Китае очень много строят – это, наверное, связано с инвестициями и скорыми олимпийскими играми.
Современная архитектура китайских высоток вызывает уважение. Позже, бродя по пекинским ресторанчикам и храмам, наткнемся и на задворки красной империи, на бедные хижины простых китайцев… Но и здесь уже начали сносить дома под строительные площадки и, как говорят жители столицы, скоро здесь вырастут современные кварталы. И я верю этому.
Мы, спасшие китайскую империю, – сегодня наполовину развалились. Рассыпали зерно, чтоб жрать плевелы. Так я и сказал в интервью пекинской газете «Книжный бизнес в Китае». У китайцев остался стальной национальный стержень, к которому можно прилепить и землю, и реки, и океан, и НЕБО РОДИНЫ! Что они и сделали. Вот и приехали русские патриоты поговорить с китайскими. А поговорить было о чём и было где.
Это и авторская площадка китайского международного центра, и российский национальный стенд. И китайские преподаватели и студенты, говорящие на русском языке, прекрасно нас принимали и понимали в пику Наталье Ивановой, обтявкавшей нас в седьмом номере журнала «Знамя» за этот год.
А накинулась она на нас еще за поездку в Париж в статье «Лютые патриоты», приведу лишь одну фразу о «Группе 17» – «и рванули туда, куда их не звали, – в Париж». Да, не звали, если не считать президента Жака Ширака, пригласившего «Группу…» персонально на книжный салон (Россия в тот год была почетным гостем). Главным аргументом Натальи Ивановой было то, что «звали тех, кого переводили во Франции, именно по этому принципу и составляли литературную делегацию…»
Я бы спросил Н.И.: «А в Китае многих ли переводили из приехавших по списку Филатова?» Ну, да с бабой спорить – себе дороже… Вернемся в Поднебесную. И посмотрим, как обстоят дела в Поднебесной с переводной литературой.
Переводили в Китае книги Валентина Распутина, Юрия Полякова, Александра Проханова – которые позже были признаны лучшими иностранными книгами года. Но это только верхушка айсберга, а сам айсберг русской литературы пытливому китайскому читателю пока недоступен, ибо невиден.
Из выступления издателя и писателя Петра Алешкина прозвучало, что из 10000 переводных книг в Китае в год – 3000 выпадает на американцев и лишь сорок с небольшим – на русскую литературу. Я не думаю, что в России по отношению к Китаю дела обстоят лучше. И все же… все же… все же… С Восточным соседом лучше дружить, чем воевать – поэтому и надо рассказывать друг другу о себе все без утайки. Мы и рассказывали. Я о могучем Урале, Ермаке и Пермском крае, В.Молчанов о Белгородчине, Л.Трутнев о Сибири, Н.Мирошниченко о Коми, В.Смирнов о Смоленске и великом его сыне Александре Твардовском.
Хорошо провели мы на авторской площадке китайского международного выставочного центра круглый стол «Современный русский реализм».
Среди нескольких китайских телеканалов, снимавших это мероприятие, появился и наш канал «Культура». Слушатели долго не расходились, так что пришлось задержать выступление Риммы Казаковой, которое по расписанию было за нами.
Подходили преподаватели русского языка, просили автографы и уносили с собой наши книги. Запомнилась китаянка – преподавательница китайского языка из Иркутска. В Пекине она была на каникулах у родителей. Так, что иркутские студенты получат наши стихи и рассказы из Поднебесной.
Не менее интересно прошел круглый стол «Литературной газеты» – «Литературная реальность и реальная литература», которым руководил главный редактор прославленной газеты Юрий Поляков. Профессор Института русского языка Чжан Цзянхуа, переводящий русских писателей уже двадцать лет, рассказал, чем интересна китайскому читателю современная русская литература. Именно традиционная – не постмодернистская.
Ну ближе китайским товарищам СОЗИДАНИЕ, а не РАЗРУШЕНИЕ. Кто ж их в этом будет упрекать… А российским чиновникам на будущее нужно учитывать менталитет и духовные ценности народа. И посылать в страну тех, кого здесь ждут. Ведь сказал главный российский чиновник Медведев на открытии русского стенда, что он рад всем писателям. А его «шестерки» просто обязаны радоваться русским литераторам (и из «Группы 17» включительно).
Алексей Варламов ИЛИОДОР. Исторический очерк
3 ЯНВАРЯ 1909 года Лев Толстой записал в дневнике: «Два дня нездоровится, но душевное состояние спокойно и твердо. Все чаще и чаще думаю о рассказе, но сейчас утро, сижу за столом, примериваюсь и чувствую, что буду выдумывать. А как нужно, нужно написать, и, слава Богу, нужно, признаю нужным не для себя. За это время поправлял конец о Столыпине. Кажется порядочно».
17 января: «Затеянная мною вторая вещь может быть страшной силы. Это не значит, что я ожидаю ее действия на людей, видимого действия, а страшной силы обнаружения его закона. Очень хочется писать…»
Речь здесь идет о рассказе «Иеромонах Илиодор». Таким образом, зимой 1909 года Толстой почти одновременно принялся работать над двумя текстами, героями которых стали в одном случае реальный человек Петр Аркадьевич Столыпин, а в другом – вымышленный персонаж по имени Иллиодор. Случайность это или нет?
Отрицательное отношение Толстого к Столыпину и неприятие его политики хорошо известны.
«Пишу вам об очень жалком человеке, самом жалком из всех, кого я знаю теперь в России. Человека этого вы знаете и, странно сказать, любите его, но не понимаете всей степени его несчастья и не жалеете его, как того заслуживает его положение. Человек этот вы сами, – обращался Толстой к русскому премьер-министру. – Давно я уже хотел писать вам и начал даже письмо писать вам не только как к брату по человечеству, но как исключительно близкому мне человеку, как к сыну любимого мною друга. Но я не успел окончить письма, как деятельность ваша, все более и более дурная, преступная, все более и более мешала мне окончить с непритворной любовью начатое вам письмо.»
А в заключении следовала прямая угроза:
«Письмо это пишу я только вам, и оно останется никому не известным в продолжение, скажем, хоть месяц. С первого же октября, если в вашей деятельности не будет никакого изменения, письмо это будет напечатано за границей».
Тем не менее Толстой не только не опубликовал этих строк за границей, но даже не стал Столыпину письмо отправлять.
Что же касается рассказа «Иеромонах Илиодор», то главный герой этого неоконченного произведения – отставной гвардии полковник князь Иван Тверской – решил удалиться от мира, и стал, как пишет Толстой, «смиренным иноком» Илиодором. Он живет в уединенной келье, и поначалу новая жизнь приводит его в восторг, но в «конце этих трех лет с ним случилось то, что вместе с этими минутами, часами, днями восторга стали повторяться и минуты, и часы, и дни упадка духа, слабости, уныния».
Он, православный инок, засомневался в таинстве евхаристии: "И вдруг, о ужас, он совершенно неожиданно, ничем не подготовленный, почувствовал, что то, что он будет совершать, не поможет, не может помочь ему. Он вспомнил, как в прежнее время совершение этого таинства, когда он причащался у старца, возвышало его, и как теперь, когда он сам совершал его, как он был равнодушен – да, совершенно равнодушен – к этому.
«Да ведь я сам причащусь, соединюсь с ним. Да кабы духом соединиться. А ведь это одна внешность...» И ужас охватил его. Он усумнился. И, усумнившись, понял, что в этом деле не было середины: или это точно великое таинство, или это – ужасный, отвратительный обман".
Это произведение, которому писатель придавал такое большое значение, весьма характерно для религиозных взглядов позднего Толстого, повлекших его отпадение от Церкви, но возникает вопрос: почему автор дал своему герою-иеромонаху имя Илиодор? Интересно это потому, что в как раз в эти годы в России скандальной популярностью пользовался иеромонах Илиодор (в миру Сергей Михайлович Труфанов), уроженец Дона, выпускник Санкт-Петербургской Духовной Академии, ученик одного из самых благочестивых русских архиереев – епископа Феофана (Быстрова), духовника царской четы, оставившего о себе в отличие от Илиодора светлые воспоминания у самых разных лиц.
Зинаида Гиппиус, весьма критически отзывавшаяся о клириках своего времени, писала о Феофане, которого знала по петербургским Религиозно-философским собраниям начала века: «Еп. Феофан был монах редкой скромности и тихого, праведного жития».
Феофан был, по преданию, тем самым человеком, который однажды спорил о монашестве с В.В. Розановым. Точнее спорил Розанов, а Феофан молчал. Розанов говорил, горячился, а потом вдруг сказал: «А может быть, Вы и правы».
Иеромонах Илиодор на своего учителя не походил нисколько. Меньше всего он любил молчать и больше всего говорить.
«Этот удивительный человек, почти юноша, с нежным, красивым, женственным лицом, но с могучей волей, где бы он ни появился, сразу привлекает к себе толпы народные, – отзывался о нём „Почаевский листок“. – Его страстные, вдохновенные речи о Боге, о любви к царю и отечеству производят на массы глубокое впечатление и возжигают в них жажду подвига.»
Об Илиодоре и его отношениях с Феофаном (очевидно со слов самого епископа) писал впоследствии биограф Феофана схимонах Епифаний (А.А. Чернов):
"Среди студентов С.-Петербургской Духовной Академии был монах Илиодор. Отличался он духовной пылкостью и повышенной ревностью… И вот с этим монахом пришлось Владыке Феофану немало помучиться. По смирению своему Владыка не надеялся на себя и пригласил отца Илиодора поехать к старцу, чтобы старец, по данной ему благодати, направил бы его жизнь духовную по верному пути... Собрались. В ожидании поезда на маленькой пригородной станции, Владыка, дабы не дать лишнего повода монаху к разговору, отошел от него и, по монашескому правилу, занялся внутренней молитвою. Но, взглянув в сторону Илиодора, понял, что с ним происходит что-то неладное. Около него вертелся, как юла, какой-то смуглый мальчуган, очень похожий на цыганенка. Мальчик выделывал ногами и руками что-то, как бы плясал. «Да откуда он взялся, этот цыганенок?» – подумал Владыка Феофан, наблюдая, как Илиодор, поглощенный зрелищем, пристально смотрел на мальчишку.
Владыка Феофан окликнул монаха по имени, но тот не услышал. Он был настолько увлечен и, казалось, загипнотизирован этим смуглым мальчуганом. А непонятный «цыганенок» все быстрей и быстрей плясал вокруг Илиодора. Владыка Феофан снова позвал монаха, и он снова не откликнулся на зов. Владыка Феофан подошел к нему и увидел, что тот как бы не в себе и не может оторваться от непонятного зрелища. Тогда Владыка Феофан взял его за рукав рясы и потянул за собой. Только так и отвел его в сторону.
А «цыганенок» бесследно исчез, будто его и не было.
Все это было очень и очень странно. Только потом уже стало ясно, что это было какое-то необъяснимое, но сильнейшее бесовское наваждение. Редчайший случай: днем, на людном месте, на перроне резвились бесы. Это чрезвычайное происшествие на пути к старцу не предвещало ничего доброго для Илиодора.
Обо всем происшедшем Владыка Феофан рассказал старцу в присутствии Илиодора. Но сам Илиодор был в особом состоянии: то ли подавлен случившимся, то ли всецело поглощен увиденным, оставаясь безучастным к тому, что говорил Владыка. И даже слова старца не затронули чувств Илиодора. Он как бы замкнулся в себе. Старец говорил о величии Божием и о ничтожестве и греховности человеческой. О том, что единственный путь к Богу – это путь смирения. Но монах Илиодор или не слушал, или даже не слышал... Сознание своего малодушия вызвало в нем болезненное чувство… Он впоследствии силился доказать и себе и свидетелю своего испуга, Владыке Феофану, что не был запуган бесами. А им как раз это и желательно, они того и добивались: он решает их победить своею еще большей ревностью, а не Божией силою… Это не та смиренная ревность, которую испрашивают у Бога и получают помощь от Него, но та гордая демонская ревность, которую сам человек разжигает в себе… Это путь – глубоко ошибочный, самонадеянный, путь прелестный. За всем этим скрывается превозношение себя, гордыня. «Бог гордым противится, а смиренным дает благодать».
Гордым называли современники и Льва Толстого, именно в гордости видели причину его отпадения от Церкви, что странным и роковым образом объединило двух совершенно противоположных и по судьбам, и по взглядам, и по дарованию людей – писателя, равного которому в мире не было, и самонадеянного юношу, по недоразумению ставшего монахом и вобравшего в себя самые отвратительные в понимании Толстого черты.
2.
Отношения духовных и светских властей с Илиодором складывались столь же неровно, сколь и с графом Толстым. В 1907 году Синод запретил иноку литературную(!) деятельность, но Илиодор не подчинился этому решению. С 1908 года неистовый монах жил в Царицыне, где саратовский епископ Гермоген (Долганев) назначил его епархиальным миссионером, и обличал всех подряд: евреев, революционеров, православных епископов, писателей-декадентов, а также премьер-министра Петра Аркадьевича Столыпина. Кроме того в своей обители Илиодор вывесил портрет Льва Толстого для всеобщего в прямом смысле этого слова оплевывания: паломники, проходя мимо портрета Толстого, в него плевали, а сам Илиодор в одной из проповедей говорил: «Главным врагом Церкви православной и всего русского народа является великий яснополянский безбожник и развратитель, окаянный граф Лев Толстой». Ситуация с Толстым несколько напоминает, а точнее иллюстрирует ранее написанные строки из толстовского «Ответа на определение Синода от 20-22 февраля и на полученные мною по этому случаю письма».
«Оно есть, – отзывался Толстой об определении Синода, – наконец, подстрекательство к дурным чувствам и поступкам, так как вызвало, как и должно было ожидать, в людях непросвещенных и нерассуждающих озлобление и ненависть ко мне, доходящие до угроз убийства и высказываемые в получаемых мною письмах. „Теперь ты предан анафеме и пойдешь по смерти в вечное мучение и издохнешь как собака… анафема ты, старый черт… проклят будь“, – пишет один. Другой делает упреки правительству за то, что я не заключен еще в монастырь, и наполняет письмо ругательствами (…) 25 февраля, когда было опубликовано постановление, я, проходя по площади, слышал обращенные ко мне слова: „Вот дьявол в образе человека“, и если бы толпа была иначе составлена, очень может быть, что меня избили бы…»
Именно к таким, переполненным ненавистью людям принадлежал Илиодор. Однако трагический парадокс этой ситуации заключается в том, что Синод и сам страдал от лиц, чьи действия в какой-то мере были спровоцированы его определением в связи с Толстым. И, прежде всего, от иеромонаха Илиодора, против которого оказались бессильны и губернаторы, и архиереи, и обер-прокурор Святейшего Синода. В 1909 году Илиодора пробовали запретить в служении, но он назвал постановление Синода «беззаконным и безблагодатным». Так сложилась совершенно парадоксальная, едва ли не абсурдная ситуация, демонстрирующая трагизм и невероятную, доходящую до разрыва степень напряженности духовной жизни в России начала века. С одной стороны, Лев Толстой, нападающий на Столыпина за политику подавления революционного движения, с другой, Илиодор, поносящий Столыпина за потворство революции, с одной стороны,Толстой, критикующий Синод, с другой – Илиодор, делающий то же самое, и хотя критиковали они по разным причинам и направлениям, в итоге все это приводило к одному – раскачиванию русского корабля. И во всем была страшная безысходность: Синод не мог поступить иначе по отношению к Толстому: уже хотя бы тем фактом, что писатель отрицал таинство евхаристии и объявлял его колдовством, он ставил себя вне Церкви. Толстой с его убеждениями поступал тем единственным способом, который находил для себя возможным, а Столыпин не мог проводить иную, нежели «дурную и преступную», по определению Толстого, политику, потому что пытался удержать страну, которую разрывали изнутри не только террористы и революционеры, но и зловещие фигуры, рядившиеся в поборники монархии и православия, в результате оказывавшиеся самыми страшными их врагами.
