Текст книги "Газета День Литературы # 68 (2002 4)"

Сергей Есин ОТПУСКНОЙ ДНЕВНИК (Продолжение. Начало в № 3.)

28 января, понедельник, 21-й день отпуска. Уже утром стало известно, что рейс отменили «по метеоусловиям Москвы». Накануне я плохо спал, долго читал все подряд, а главная особенность квартиры – это полная тишина и наличие массы интересных книг. С горя я сел и написал первую строчку: «Марбург», роман. А потом написал еще две странички текста.

Вечером по ТВ было интервью с В.М. Филипповым, нашим министром. К сожалению, кажется, приемный экзамен в виде теста неотвратим. Министр оговорился, что творческие вузы сохранят свою специфику в экзаменах по профилирующему предмету. Если бы знал министр, во что мы могли бы превратить, скажем, даже наше собеседование и какие там открываются возможности для волюнтаристских решений! Одним из аргументов министра было взяточничество, которое царит в вузах под видом репетиторства. Он даже приводит цифру чуть ли не 4 миллиона – рублей или долларов? Это очень несправедливо, я думаю, вузов, в которых не берут взяток, много, но по крайней мере за один вуз я ручаюсь – за Литературный институт им. Горького.

29 января, вторник, 22-й день отпуска. Утром в 5.30 подъехала машина. Николай Иванович Кройтер едет в Заозерск, это аж за Мурманском, где у них ремонтируется школа и идет какое-то строительство, и по дороге взялся подвезти меня в аэропорт. Как обычно, я жадно Кройтера слушал. Он говорил о том, как в свое время, в период перестройки, разрушался их трест. Но разговор начался, естественно, с сегодняшних налогов и сегодняшней политики. У них новый мэр, которому показалось, что Кройтер, который дружил с прежним мэром, не был его избирателем. Поэтому новое начальство стало ставить палки в колеса единственной строительной организации в городе, знаменитой качеством своих работ. Мне это понятно, но так неумно. Я беру аналогию с собой, если бы я стал в свое время выживать людей, которые голосовали против меня. Насколько я понял, все и здесь завязано на личном интересе. Для того чтобы выжить, сохранить рабочие места, быть конкурентоспособным, нужна техника. В свое время любая техника, даже если она стояла бездействуя, обкладывалась налогом. За подъемный кран, который хранился на складе, надо было платить налоги. Здесь сразу же перешел разговор на «молодых реформаторов». Какой же надо иметь характер, чтобы вот так рубить сплеча.

Я полагаю, что вчерашняя отмена рейсов имела скорее экономический характер. Утром объединили два рейса: вчерашний вечерний, на котором должен был я лететь, и сегодняшний утренний, и вот таким образом самолет оказался полон. Это новые коммерческие штучки наших авиакомпаний. Все очень быстро, по расписанию, с легким завтраком на борту, с немедленным автобусом у трапа. Встретил шофер Паша, как бы материализовавшийся из воздуха. Дома меня ждала целая пачка разных писем, грустная Долли и большая кастрюля плова. Повар тоже известен, кто там у нас замечательно варит плов из курицы? В.С. приехала с диализа только вечером, чувствует она себя вроде бы неплохо. Вечером звонила Генриетта Карповна с некоторыми извинениями в голосе. Зла я долго ни на кого не держу. Поговорил с Г.С. Костровой и Б.Л. Тихоненко – «Дневники» и «Попутные мысли». Галя волнуется по поводу дискеток моих дневников. Я, как человек запасливый и хозяйственный, сказал, что у меня все есть и все материалы лежат в папках.

30 января, среда, 23-й день отпуска. Утром читал рассказ Маканина «Однодневная война». Я всегда предполагал, что Владимира Семеновича впрямую не волнует политика. Оказывается, он за всем этим следит. Не новая тема, о двух старых, пускающих слюни президентах. Между рассказом и памфлетом, очень здорово, без каких-либо словесных и стилистических излишеств. Замечательно сделано обрамление: таксистка, которая ночью мочится на улице возле каких-то деревцев. И ее видит старый президент, привет от жизни.

Все время по телевидению говорят о законе об альтернативной службе. Накануне очень упорно, с экивоками, вот как у них, на Западе, в Америке, выступал депутат еще первого демократического разлива Владимир Лысенко. Он автор самого, видимо, либерального закона, по которому московский мальчик может стать регистратором даже в московской же поликлинике. Существует еще три или четыре альтернативных законопроекта, и самый жесткий из них и самый, наверное, справедливый, видимо, закон армейский, представленный Квашниным. Я хотел было написать по этому поводу в «Труд», но наверняка наша Дума примет что-либо самое неудобное для всего общества, но зато самое доступное для небольшой части вроде того самого Левитина, которого мы в прошлом году приняли в институт и исключили за неуспеваемость. Теперь он готов восстановиться к нам даже на платной основе. Посмотрим, сейчас его припекло, а потом он уйдет на альтернативную службу. Припекло и Ванечку У-ва, который тоже готов на все, чтобы закончить институт и не идти в армию. Его скучная и расхристанная дипломная работа у меня дома. Ради этого внук знаменитого писателя и племянник целой писательской семьи четыре года учился!

Сегодня вся эта напряженка с альтернативной службой продолжается. Из предложений генерального штаба есть и такое: срочная служба – два года, а вот альтернативная – четыре. Мне это по душе. Квашнин требует, по словам Владимира Лысенко, чтобы «альтернативщик» принес какую-нибудь справку, что, дескать, душа не принимает держать в руках оружие. Если это будут врачи, то они уже надавали освобождений от армии и здесь напишут, все что надо, лишь бы оплата шла зеленью. Я понимаю, чем вызвано это требование Квашнина. Справку такую достать трудно. Но ведь из многих племен и конфессий лишь одно племя стойко не хочет служить в армии этой страны. Они всегда хотят заместителем парня из деревни или с городских окраин.

Лысенко долго распространялся о том, что, дескать, самые золотые годы молодой человек должен потратить на армию. Это вы, господа демократы, до такого состояния довели армию, завели ползучую войну в Чечне, что демонстрирует ваше неумение управлять, а этой подлой войны все, естественно, боятся. В наше время армия многое давала, она этих чеченцев-хлеборезов и других адыгов с гор учила чистить зубы и русскому языку, давала специальность, москвичей учила делать зарядку и прыгать через козла, армия – это была мужская судьба. Это рубеж юности, после которого начиналась мужская жизнь.

Днем поехал в институт, потому что надо было решить с месячной премией, с охраной и со многим другим. Надо не наказывать за плохую работу, потому что брань на вороту не виснет, а награждать за хорошую. Не организовать ли мне в гостинице ежемесячный конкурс: лучший работник месяца? За время моего отъезда Паша и Миша поменяли мне на моей «Ниве» крестовины – 1000 рублей. Другую тысячу рублей отдал Илье – он купил какие-то детали для модернизации моего домашнего компьютера. Вечером купил тумбочку под телевизор в комнату В.С. Прощай, отпускные! Это потому что рядом открылся магазин с притягательным для меня названием «Отечественная мебель».

31 января, четверг, 24-й день отпуска. Вчера вечером долго занимался приведением в порядок рукописей «Дневников» и проверкой дискеток. Для этого привез с работы две тяжеленных сумки с папками. Говорил с Г.С. Костровой и назначил с ней свидание. Вот такой предлагается заголовок: «На изломе веков». Это если мы будем печатать 1998, 1999, 2000 и 2001 годы. Вот тогда есть «изломы», а в остальных случаях, без 2001, только «кануны».

Днем в институте Александр Иванович и Миша Стояновский рассказывали о совещании по управлению высшим образованием. Для меня интересным оказалось следующее: в Карельском университете испытывают некоторую нужду в докторах, ученый совет постановляет: докторант, написавший диссертацию и защитившийся за два года, получает 20 тысяч рублей, а его руководитель 50, или наоборот? Не важно, связка почувствована очень точно. Я обязательно проверну подобное на ближайшем ученом совете. Это даст возможность простимулировать и работу И.Н. Шишковой, и работу С.П. Толкачева.

Встретились с Г.С. Она уже провела все необходимые подсчеты, мы решили ставить три года – 1999, 2000 и 2001. Для меня новостью стало желание издательства иметь еще в книжке и две-три тетради иллюстраций. Но здесь мне поможет наш институтский альбом с фотографиями – ничего зря в жизни не делается. Тут же я решил, что делать эти тетради буду по «сюжетам». «Гости института» «Е.А. Евтушенко, ему вручают диплом», «Приемные экзамены», «Почетные доктора и их заслуги», «Датский экспромт».

Галя очень интересно рассказывала о Шукшине, в частности о том, как он приехал чуть ли не поступать в Литинститут. Но у него с собой не было никаких рукописей, мальчик с Алтая в сапогах. По непроверенному апокрифу отослал его во ВГИК Е.А. Евтушенко. Среди рассказов Галины Степановны, а она дружит с Л.Н. Федосеевой-Шукшиной, т.е. с источником, есть и такой. Ночью Вас. Макарович где-то возле Москва-реки, на мосту встречается с уже немолодым мужчиной, который по говору признал в Шукшине своего, алтайского. Дело было уже позднее, и он позвал своего молодого знакомца домой. Дверь открыла «женщина, лицо которой было знакомо всему Советскому Союзу», – М.В. Ладынина. В дом она, естественно, лишнего никого не пустила.

Из института на своей «Ниве» поехал в театр к И.М. Сиренко. Здесь сегодня премьера «Вишнёвого сада». Все было очень трогательно, после спектакля был актерский фуршет для себя и всех зрителей, их всего-то было около ста, и большинство свои, знакомые, корреспонденты, начальство. Пирог с вишневой начинкой испекла Наташа Кулинкина, в моей пьесе она играла дочь, а ее мужа, повара – Коля Тырин. Здесь Коля играет Гаева, а Наташа – Шарлотту Ивановну. Оба играют хорошо, они здесь из лучших. Это шестой «Вишневый сад» в Москве и, возможно, один из самых удачных. По крайней мере здесь есть какая-то пронзительная ясность, как в сегодняшнем дне. Обычно сейчас на театре играют лучше женщины – здесь замечательно работают мужчины. Фирса, например, пожилому опытному актеру сыграть плохо нельзя, а здесь его играет опытнейший Борис Панин, но вот такого замечательного и непривычного Петю Трофимова я еще не видел. Для него эти казавшиеся всем романтические бредни очень серьезны. Это какой-то действительно новый русский человек. Гаев – это сегодняшний уставший демократ, что-то среднее между Собчаком и Немцовым. И очень хорош был Лопахин. Это новые русские старой формации, с социальной злостью и азартом, воровство для них еще не стало нормой, оно не из их среды. Они хотят разбогатеть по-настоящему и дальше жить богатыми, поэтому помнят о совести.

В театре встретился и впервые до начала спектакля довольно подробно поговорили с Еленой Григорьевной Драпеко, знаменитой нашей артисткой и депутатом Госдумы. Известность она приобрела после фильма Ростоцкого «А зори здесь тихие». Судя по всему, партийность – она коммунистка – здесь не по желанию быстрой выгоды, а по внутреннему убеждению. Элегантна, хорошо говорит, ориентируется в вопросах культуры: знает и мелочи и крупное. Разговорились с ней по поводу закона об альтернативной службе. У меня старая мысль, что заядлыми альтернативщиками станет лишь один сорт людей, а если не они, то наши дорогие мелкие интеллигенты. Зашел разговор о двойном гражданстве, о гражданстве вообще, закон о котором так и не был до сих пор принят. Тут же Е.Г. рассказала, что недавно с группой депутатов была в Палестине. Я догадался, что речь шла о моральной, внутренней поддержке Арафата. Е.Г. рассказала, что наши бывшие российские ребята там охотно служат в армии. Страна второго гражданства настаивает на службе в своей армии. Служат охотно потому, что настоящая, подлинная родина наконец-то выбрана. Да и служба в этих жарких, хорошо снабженных войсках безопаснее и комфортнее. Главный враг – палестинец для солдат в этой армии лицо почти беззащитное, приниженное, здесь легко и служить и легко возвыситься. «Любовь к отеческим гробам». Вот и новый роман Мелихова, о котором я писал выше, почти русский роман, заканчивался тем, что герой попадал в Иерусалим. Боже мой, как все одно за другое цепляется.

Потом Е.Г. заметила, что на всех блокпостах, которые непосредственно соприкасаются с восставшими палестинцами, обычно ставят выходцев из России с их русской речью. Здесь возникает внутренний конфликт с традиционно всегда относившимися к русским хорошо палестинцами. «Ну, как же, вы русские!» Да вот так же!

1 февраля, пятница, 25-й день отпуска. Изматывает дневник и тревога за будущее. Не раздуваю ли я его, подменяя бытописанием большую серьезную, как и положено писателю, работу. Вот и Драпеко, не читая, наверное, меня, вдруг воскликнула, когда нас еще раз знакомили, что, конечно, она знает этого знаменитого писателя Есина. В лучшем случае в свое время прочла модного «Имитатора». А ведь, наверное, так оно и есть, знаменитый писатель – это еще не обязательно читаемый писатель. Приятно, конечно, когда тебя называют знаменитым, но неуютно от внутренних колебаний и ощущений преувеличений. Я вот хочу быть Битовым или Маканиным, а может быть, кому-нибудь из них хочется стать Распутиным или Астафьевым. Не Есиным же! Тоже желание недосягаемое, потому что здесь необходима ясность и какая-то другая, нравственно возвышенная рефлексия. Но вот никто ни Шолоховым, ни Федором Абрамовым стать не хочет. Это ни при каких условиях невозможно. Для этого надо быть гением.

Утром ездил в поликлинику. Немолодой хирург быстро и точно меня посмотрел, но сразу же обратил внимание на левую ногу. Пришлось признаваться в радикулите в юности, в отсутствии на левой ноге ахиллового рефлекса. Но вот что значит опытный врач – отверг тромбофлебит, но сказал, надо к невропатологу, надо лечить, и приказал немедленно к Чучалину – все время появляются новые лекарства. Потом разговорились, и этот уже немолодой мужчина стал объяснять мне, что такое настоящая страховая медицина. Это, скажем, когда колено тебе оперируют и лечат, но если надо заменить сустав – это уже твои деньги, и то же самое с сердцем: коронарное шунтирование – это уже как бы дополнительное личное требование. У нас этот вид медицины не дает положительных результатов потому, что государство не возвращает через медицинские услуги всех денег, которые получает от граждан. То же самое творится, по мнению моего собеседника, и в Пенсионном фонде. Похоже. На содержание государства и на содержание облепивших его воров не хватает. А тут еще неудобно отнять то, что наворовано. На мою беду в школе научили меня простенькому примеру: из бака не может вытечь воды больше, чем в нем было первоначально.

В Москве снегопады, передали, что вице-премьер опоздала на 30 минут на заседание правительства, потому что ее машина не смогла проехать по Москве с ее парализованным движением.

К 3.30 дня поехал на открытие нового концертного зала, который построил Павел Слободкин. Пашу я знаю уже много лет, как, впрочем, и все мы. Лет 30 назад о нем очень хорошо говорил Андрей Луцкий, кажется, Павел всю жизнь работает с эстрадой, руководил какими-то коллективами. Человек редкой доброжелательности и врожденной, как у вельможи, вежливости. Его отец знаменитый виолончелист времен моей юности Яков Слободкин. Пишу об этом, потому что, вероятно, это строительство было затеяно в его память или в память его камерной концертной деятельности. С 1940 года в Москве ни одного подобного зала не строилось. Под самим залом, в подвале, огромные, лучшие в Европе студии звукозаписи. Скорее всего это очень доходное и перспективное дело. Сам зал в самом центре Москвы – на Арбате, напротив знаменитой московской квартиры Пушкина. Это два особняка, объединенных в единое целое. Внутри роскошно, современно, говорят, неподражаемая акустика. Во время концерта я подумал, что, вероятно, так оно и есть. Звук плыл, как сильно отличается даже самая лучшая звукозапись от живого, обволакивающего, натурального звука.