355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Газета День Литературы » Газета День Литературы 163 (2010 3) » Текст книги (страница 7)
Газета День Литературы 163 (2010 3)
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 18:19

Текст книги "Газета День Литературы 163 (2010 3)"


Автор книги: Газета День Литературы


Жанр:

   

Публицистика


сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Валерий Сдобняков «ГОСПОДИ, БЛАГОСЛОВИ НАС...»


Владимир Чугунов. Роман «Молодые». Литературно-художественный журнал «Вертикаль. ХХI век», Нижний Новгород, выпуски 26, 27, 28


Сейчас, наверно, уже мало кто вспомнит дебютные повести Владимира Чугунова «Малая церковь» и «Деревенька», опубликованные в журналах «Москва» (№12, 1990) и «Наш современник» (№11, 1991). Но именно в них был заложен тот творческий фундамент, на котором спустя десятилетия начал выстраивать писатель свой художественный мир. И как оказалось – нет ничего дороже в этом мире, чем любовь. Самое великое счастье, если это чувство ведёт к созданию истинной семьи, малой церкви.

Десятилетия ушли у писателя на глубокие духовные поиски, на осознание собственного предназначения, на развитие предчувствий и догадок в строгую философскую форму оправдания своего бытия. И когда это произошло, когда это главное свершилось, то уже в новом веке, в новых исторических реалиях, из-под пера Чугунова одна за другой стали выходить удивительные книги: «Русские мальчики», «Городок», «Мечтатель», сборник рассказов «Дыхание вечности». Это были книги – откровения, книги – размышления, книги – открытия. Они открывали читателю иной взгляд на такой привычный мир, давно казавшийся обыденно скучным, пресным, поглотившим наши эмоции и сосредоточивший наши желания на заботе плотского выживания и удовлетворения, достаточно низменных, желаний. Нас захватила гонка за достижением иллюзорных вершин в виде всевозможного материального достатка, начиная от модной одежды и заканчивая престижной маркой автомобиля, названия отеля, где был проведён отпуск, высоты и ширины дома, выстроенного в престижном – и это непременное условие – пригородном уголке.

Чугунов в своих книгах приглашает читателей войти в мир любви – хоть и страстной, но высокой. Войти не в мир инстинктов, но в сферу потрясения духа, его очищения и возрастания.

И весь этот стремительный творческий процесс происходит у автора на фоне всё усложняющихся художественных задач, разрешение которых он ставит перед собой.

Потому публикация в конце 2009 года нового произведения Владимира Чугунова – романа «Молодые» – мною и была воспринята, как ещё одно преодоление, как одоление ещё одной ступени в его творчестве, непременно обещающее впереди удивительные открытия.

О чём новый роман?

Если коротко – то вновь о любви.

Но… это внешняя фабула повествования. Она, собственно, составляла основу и предыдущих, уже упомянутых мною ранее произведений. Однако совершенно правильно заметила критик Ольга Васильева в своей статье «Взросление мечтателя», давая оценку предыдущему роману Чугунова: «При чтении „Мечтателя“ приходит на ум известная повесть Тургенева „Первая любовь“… Эта постоянная перекличка с сюжетами русской классики характерна для творчества автора… При всём своём неувядаемом художественном мастерстве, с котором выполнена повесть Тургенева, она оканчивается неким духовным бессилием… В „Мечтателе“ современный автор пытается передать предощущение возможного ответа на вопрошание души, измученной в волнении той же лирической стихии. Она так же неотвратима, так же неизбежна, столь же остра и болезненна, но в романе возникает ощущение её подчинённости более высоким и сознательным требованиям человеческой души».

Без всяких оговорок эти критерии духовного стояния, духовной брани можно отнести и к главным героям нового романа Владимира Чугунова.

Что происходит в «Молодых»?

В Сибири, в старательской артели встречаются два молодых человека – Петя Симонов (деревенский паренёк, недавно демобилизовавшийся из армии) и Павел Тарасов (мониторщик, всего на год старше Пети). Но Павел – человек не только «пишущий», мечтающий стать настоящим писателем (рукопись его романа прошла творческий конкурс в Литературном институте), но, и это главное, уже вкусивший чувство «первой любви». На Петю эта любовь обрушилась внезапно именно по приезде в Нижнеудинск, в первый же день, в утренней дымке первого старательского утра. Вот вокруг двух этих историй и будут развиваться все дальнейшие события в книге. И лишь чувства любви со всеми перипетиями, страданиями, ревностью, преданностью, жертвенностью, соблазнами и прочим окажутся в ней главными. Хотя, конечно, невозможно было избежать в повествовании и политико-религиозных споров, и производственных трудностей, и личных взаимоотношений других, «побочных» героев. Но всё это утонуло под напором страстей, переживаемых Петей и Варей, Павлом и Полиной. Всё это только создаёт некий фон присутствия окружающего мира – и только. Но как бы ни были бурны любовные страсти, автор, проводя через них своих героев, последовательно, я бы даже сказал, чрезвычайно кропотливо выстраивает зависимость их внутренних миров от того, что происходит в их внешней, видимой всем другим жизни. Логика событий романа заключается не во внешних перипетиях, а в истинных духовных переживаниях.

И тут становится понятно, почему любовь Пети и Вари, выдерживая все трудности и соблазны, остаётся чиста и заканчивается созданием семьи. Потому что оба эти героя имели нерушимую опору (ими самими не декларированную и, похоже, до конца не совсем осознанную) в виде православной веры, православной нравственности, вложенной в них бабушками и родителями (у Вари). Хотя их взаимоотношения – это вовсе не нечто «святое и непорочное» в обывательском смысле этих слов. И первая близость у них случается до формального бракосочетания (под роспись). Но почему-то безоговорочно веришь – это и есть истинная свадьба. Это и есть соединение любящих сердец до конца, до гроба, потому что всё, что происходит между Петей и Варей, – это высоко в нравственном отношении, не вступает в противоречие с их духовным миром. Всё это чисто перед Богом. И именно перед Ним открыты их сердца. Им они ведомы.

Тут к месту будет напомнить читателю, что браки совершаются на небесах. И начиная с первых христиан, а далее примерно вплоть до седьмого века нашей эры так и женились, и выходили замуж, и создавали семью – давая обет, клятву перед Богом в супружеской верности и любви. Лишь в седьмом, кажется, веке один из Константинопольских императоров побудил церковную иерархию ввести в обиход таинство венчания, не больше, не меньше, как для пополнения государственной казны, поскольку за совершение таинства взималась плата.

Но именно так, как в древности, о чём повествует библейская история, свершилось таинство венчание у Пети и Варей. Думаю, этот эпизод из романа здесь необходимо привести полностью.

" – Петя… – сказала она тихо.

– А?

– Я так не могу… Ты про меня теперь всё знаешь. И я так не могу. Давай помолимся?

– Да… давай, – без колебаний согласился он.

Но было такое впечатление, что он не понимает ни того, чего от него хотят, ни того, что в эту минуту с ним происходит. И, тем не менее, он готов был исполнить всё, что от него требовалось. И когда Варя подошла к тумбочке в углу и что-то поставила у ножки настольной лампы, Петя подумал: «Должно быть, икона».

И не ошибся. Это была небольшая медная иконка-складень. Судя по всему, примерно такая же была у Петиной бабушки. Но Петя так и не вспомнил, кто на ней был изображён. Ему захотелось подойти и посмотреть. И он сделал шаг, но Варя остановила его.

– Справа от меня становись на колени. – И первая, чуть приподняв ночную рубашку, опустилась на пол. И когда Петя, не чувствуя себя, точно во сне, опустился рядом, вознесла правую руку со сложенными в троеперстие пальцами ко лбу, медленно перекрестилась и уже не шёпотом, но и не громко, а каким-то таким… таким особенным голосом произнесла: – Господи, благослови нас с Петей и дай состариться с ним. – Перевела дух, чуть повернув к Пете голову, сказала: – Если ты согласен, говори «аминь».

Он согласен? Да-да, конечно! Всю жизнь! И он сказал:

– Аминь".

Вообще Варя – это, безусловно, центральный образ романа. На нём держится вся его внутренняя, идейная структура произведения. В этом образе, конечно же, присутствуют библейские мотивы, поскольку Библия – это своеобразная матрица духовной жизни на земле.

Именно Варя вносит чистый праведный свет в повествование. К этому свету тянутся все – и поражённый её духовной чистотой Петя, и дружески завидующий их любви Павел, а с его рассказа и Полина, и многие другие персонажи, встречаемые нами на страницах произведения. И это закономерно.

Отношения же Павла с Полиной этой высокой планки не выдерживают. Оттого и истерзали они друг-друга, измучили – а всё попусту. И невольно задаёшься вопросом – будь у них та внутренняя опора, что спасла Петю и Варю, сохранили бы они свою любовь?

Это две любви, но по изначальному потенциалу, по тому, что стояло в отношениях героев с момента зарождения чувства, – две различные, даже противоположные стихии.

В первом случае главенствует жажда высшего духовного начала – желание создания семьи как единой плоти («Да прилепится мужу к жене и будут одна плоть», – говорит апостол Павел в одном из своих посланий). Во втором первенствовал инстинкт плоти.

Но автор, и это замечательно, не становится в позу обличителя. Всё происходящее, повторяю, он исследует через создание художественных образов.

Петя у него более горячий, вспыльчивый, непосредственный. Но душа его – чистый лист бумаги, на котором ещё не написано ничего порочного. Он искренне верит в идеалы ленинизма. Но столь же искренне и непорочно предан своей первой любви. А раз так, то довольно быстро в его сердце вселяется и любовь к Богу. (Столь же категоричная и преданная.)

В отличие от него, Павел – натура, хотя тоже страстная, но более рациональная. И я, честно признаюсь, до конца так и не понял – а зачем ему вообще была нужна любовь Полины? В этом моём вопросе нет упрёка автору. Он замечательно, правдиво вывел образ своего героя. И этот оживший герой оказался растерянным перед возникшими чувствами – чувствами, столь больно опалившими его. Ведь с какой великой настойчивостью он добивался ответной любви! Но произошедшая между ними близость (в отличие от Вари, со стороны Полины это была жертва, и после случившегося каким-то великим своим женским чутьём она поняла, что жертва напрасная – оттого столь трагично и пережила произошедшее), ничего не прибавила в их отношениях, а напротив, положила начало расколу. Тому самому духовному расколу, с которым они с Павлом справиться уже не смогли. Ибо всё произошедшее было вне Бога.

Вообще образ Полины в романе, что называется, сложно замешан. В самом начале романа мы узнаём, что о ней по посёлку уже идёт некий слушок – не совсем приятный и не столь уж и безобидный для девичьей репутации. Со всех сторон Павлу постоянно льют в уши мнимые благодетели эту сарафанную молву. Затем во время последней размолвки Павел становится свидетелем того, как в памятную для него новогоднюю ночь Полину провожает до дому другой. А незадолго до отъезда в старательскую артель ранним утром он совершенно случайно застаёт её за тем, как она возвращается после ночного гуляния на проводах в армию своего одноклассника. При этом Полина, словно чувствуя себя в этом виноватой, скрывается с глаз долой. И хотя ничего в этих эпизодах открыто-предосудительного нет, но, как говорится, нет дыма без огня.

И все эти эпизоды вызывают в сердце Павла (книжного мальчика, мечтающем об идеале) приступы жестокой ревности, терзают его любящее сердце. Любящее потому, что он, несмотря на всё это, продолжает добиваться от Полины взаимности. И не просто какой-либо привязанности, но – именно любви. Никак не меньше!

И, тем не менее, этого поставленного на его пути испытания он не выдерживает. И, наверное, именно поэтому на протяжении всего романа он постоянно искушаем попеременно влюбляющимися в него, по-своему интересными девушками. В этой борьбе с искушениями, порою, благодаря случайному вмешательству извне, или особенным стечением обстоятельств, он выстаивает едва-едва. Немалую роль в этом играет его глубокая сердечная привязанность не столько к Полине, сколько к тому бережно хранимому глубоко в сердце идеалу, который воспитался в его душе при чтении русской литературы. На то есть прямые и косвенные указания в романе.

Надо сказать, что и образы других действующих лиц романа Владимир Чугунов разработал с замечательной дотошностью и основательностью. Хотя и дал им на страницах произведения, может быть, не так много места для «действия и манёвра». Но и Трофим (студент Литинститута), и Николай Петрович (отец Вари, будущий священник), и Людмила Ивановна (его супруга), и Вовка Каплючкин (друг детства Павла), и Веруня (как бы посланная свыше в самый критический момент отношений с Полиной, практически, на гране отчаяния, за которым, не исключено, могло последовать и самоубийство), и Ванечка (совсем ещё мальчик, отрок, но со своей изюминкой), и неунывающий певун и выпивоха дядя Лёва Кашадов-Шаляпин (яркий представитель своего народа), и старатель Зёма, с простонародной наивностью и своеобразной мудростью излагающий свои представления о вере, рае и аде, и, конечно же, незабываемая великолепная Евгения Максимовна (Варина бабушка, для которой главное в жизни, даже главнее церковной обрядовости, – любовь), и многие другие действующие лица – вплоть до лишь в одном эпизоде появляющегося знаменитого московского художника, представителя русского авангарда, Арсения Ильича (а действие романа периодически перемещается и в столицу) – всё это фигуры не фоновые, а вполне самостоятельные, несущие одним им предназначенную «художественную нагрузку». Эта-то полифония разнообразных образов (живых, одухотворённых, характерных, мыслящих) и создаёт глубокое романное звучание произведения, в котором автор избегает «указующего перста», навязывания собственных суждений (разве что в эпизоде, касающемся разговора о сталинских репрессиях – но спишем это на незнание героя романа многих, открывшихся гораздо позже, документов), но позволяет самим героям, через их поступки и взаимоотношения сказать о жизни больше, чем иные философские трактаты и полемические рассуждения.

Лишён роман и какой-либо социальной окраски – если говорить о таковой в вульгарно-упрощённом значении. Нет, все приметы быта, реалии повседневной жизни в произведении, конечно же, присутствуют. Но эти детали не несут в себе заданной идейной нагрузки. Это именно детали быта. Это всё временное и проходящее. Герои же романа живут главным, вечным и это позволяет ощутить, осознать роман Владимира Чугунова «Молодые», как явление в нашей литературной жизни абсолютно новое и замечательное. Я думаю – это предвестник некой новой русской литературы, вновь зарождающейся после долгих лет надругательств и национального унижения.

Если мы хотим бороться за дальнейшее существование русской цивилизации, то должны думать не только о том, как адаптировать её к современным общемировым реалиям, но и ставить перед собой особые задачи, чтобы художественными методами строить свою цивилизацию XXI века. Это задачи невероятной сложности. И, тем не менее, они нам по силам.

В одном из интервью Владимир Чугунов отметил: «Мечтатель» (предыдущий роман писателя. – В.С.) открыл окно, через которое я увидел, если так можно выразиться, поле будущей русской культуры, именно такой, какой я её понимаю. Принял это откровение всем сердцем, и Господь сразу открыл замысел книги, которую я уже сейчас считаю книгой моей жизни. Может быть, именно для того, чтобы написать её, я и появился в этом мире. Иначе я бы просто не стал работать".

Вот и я хочу подтвердить – «Молодые» (а это первый из целой серии книг, в которых будут действовать – жить, взрослея, герои, уже заявленные в этой книге) – абсолютно современный роман. А ведь время его действия – от середины до конца 70-х годов ушедшего века.

Владимир Бондаренко МОСТ НАД ПРОПАСТЬЮ


Я пишу эти заметки на полях поэмы Валентина Василенко «Крёстные сёстры» уже после победы на выборах нового президента Украины Виктора Януковича. Сейчас многие строки поэмы ложатся в унисон новому периоду русско-украинской дружбы. Но не забываю, писалась эта поэма в год правления Ющенко, в период самой лютой вражды ко всем проявлениям дружеских чувств наших братских народов. Писалась с гневом, с тревогой, с отчаянием:

Не будет приюта в земле и на небе

Тому, кто во имя короны, венца,

Родство превратит в пыль и чёрную небыль,

А зёрна вражды бросит братьям в сердца!

Конечно, и отношение к поэме даже её самых ярых сторонников (или наоборот, противников) разное в зависимости от поворота в нашей внешней политике. Или – это приравненное к штыку перо, огонь прямой наводкой по разного рода русофобам и украинофобам, по любителям раскола наших народов, поэзия прямого действия, и пафос поэмы действует не хуже тысяч предвыборных листовок партии регионов; или – после победы Виктора Януковича – это проклад– ка нового моста над вырытой пропастью, ликующий гимн нашей дружбе и нашему духовному, экономическому, творческому единству.

Вы крёстные сёстры из этого рода,

По духу, по крови, по воле Творца.

Не будет покоя двум братским народам,

Пока в унисон не забьются сердца!

Конечно, эту победу можно было предвидеть. Не сегодня так завтра, или ещё чуть спустя, но, на мой взгляд, так же, как на взгляд поэта Валентина Василенко, наши народы заставили бы любое правительство, любых политиков считаться со своей волей. И всё-таки, чтобы она состоялась, требовалось напряжение братских чувств. Требовалась работа дипломатов, требовалась народная воля, требовались подобные строчки стихов. Не буду скрывать, по сути поэма Валентина Василенко «Крёстные сёстры» написана не формы ради, не в процессе некой «бескомпромиссной борьбы со словом», не в поисках нового стихотворного языка, она написана в процессе борьбы за наше кровное дело, написана ради общеславянского единства народов. Потому и звучит поэма как театральное действо, требует выхода за пределы книжных страниц, требует и звукового и музыкального оформления. Летит гордая и вольная украинская лебедь на север к своей крёстной северной сестре. И пусть её ждёт непогода и шквальный ветер, пусть на пути встают стены воды и стены огня…

Тревога за новых птенцов разудалых,

Что выпасть могли из родного гнезда,

Несла Лебедь-Птицу на крыльях усталых

Туда, где так ярко сияла звезда.

В поэме счастливо соединяются словесная образность, красочность звукового ряда и волевой народный заказ, смысловое оформление народных чаяний. Неслучайно поэма привлекла внимание известного русско-украинского поэта, выходца из донецкой степи Евгения Нефёдова, который столь же полнозвучно и образно перевёл «Крёстных сёстёр» с ридной мовы. Конечно, заметна в поэме близость к южнорусской и украинской песенной стихии, ей как бы требуется не только концертное исполнение, но и выплеск где-нибудь посреди украинской донецкой степи, чтобы парубки в красных рубахах и дивчины в расшитых украинских блузках распевали ею сразу на два языка – на русский и украинский. Была бы близка к этой поэме и густая ухоженная коса, если бы она не была нынче надолго скомпрометирована тимошенковской политической командой.

Что гнало ту белую гордую птицу

На землю ледовых торосов и бурь:

Желанье увидеть сиянья зарницу?

Наскучила южного неба лазурь?

Украинская лебедь-птица, преодолевая все препятствия, летела навстречу русской медведице, ибо лишь вместе им суждено было выжить в нашем неспокойном мире.

Думаю, впереди ждут поэму «Крёстные сёстры» и переиздания, и музыкальное оформление, и театральные праздничные действа, но, конечно же, немало противников у неё будет, как среди наших отчаянных либералов, делающих всё поперек национальным интересам России, так и среди украинских братков-западенцев, которые встретили появление поэмы накануне предвыборной кампании (и будут встречать дальше любое её продвижение, думаю), как лютого врага. Разорванное на куски знамя общей Победы само срастается вновь, и никому не под силу остановить это срастание. Но сам поэт с тревогой задумывается о том, что «несмотря на огромную зависимость друг от друга, продолжается расплескивание ресурса взаимного доверия, а с ним и возможности выхода на конструктивный диалог…»

В мыслях тревога и озабоченность, а душа тем временем ищет единое братское поле любви, и поэт уже размышляет о том, «где найти слова, чтобы сказать правду и при этом не обидеть и не оскорбить? Как донести общую боль и тревогу за судьбы наших стран и народов, за геополитические бури, способные, в случае окончательного размежевания, отбросить нас на задворки истории? По какому камертону настраивать голос души и сердца, возрождая такой диалог?»

Впрочем, поэту, как и каждому из нас, из русских и украинцев, из братьев-славян, стоит прежде всего прислушаться к самим себе, к своему сердцу. Как бы ни рассчитывали на компьютерах западные политологи варианты окончательного разъединения сильных славянских народов, была, есть и будет на века та самая загадка славянской души, которую безуспешно пытались разгадать немало завоевателей наших земель, от Чингисхана до Карла Двенадцатого, от Наполеона до Гитлера.

Великую смуту на землю родную

Коварным ветрам удалось занести.

И как по Тарасу, под волю чужую

«Моголов» зовут Украину спасти.

Конечно, сегодня древние песни славян уже не так просто поются, и гусляров нет, и гусли уже никому неизвестны. Но мы способны спеть и самые новые песни на наш единый славянский лад. Мы и на новом поэтическом языке двадцать первого века также просторно будем выводить свои вечные славянские мотивы о нашей дружбе и неразрывности. Главное – сказать то, что мучает всех людей, чем озабочены народы, что сближает сквозь расстояния. И вот несмотря на обилие чёрных туч, скопившихся над Майданом, у северного борея хватило сил разогнать их, и мудрый наш общий предок Ярослав вещал нам с небесной высоты:

Крепите единство, храните терпенье,

И с Русью Великой не жгите мосты!

К голосу мудрого Ярослава присоединяют свой голос и креститель древней единой Руси князь Владимир, и Святослав, и Игорь напоминает о своих невзгодах и раздорах. Неужели наши страны и народы ждёт судьба игоревых полонян, захваченных чужими пришельцами?

Тут голос Тараса, со вздохом печальным,

Донёсся с небес до толпы удалой.

Как вещая птица, он слогом хрустальным

Разил земляков, словно жгучей стрелой.

Может быть, поэтому и стремятся идеологи всех мастей заверить и украинских письменников и русских писателей, что незачем искать в поэзии смысл, незачем глаголом жечь сердца людей. Главное наиграться досыта в литературные пирамидки, в словесные кроссворды, в виртуальные поэтические игры. А народ, лишённый своих поэтических поводырей, сам разбредётся в поисках выживания по разным уголкам планеты, от Италии до Аргентины, оставляя свои земли, кому не попадя. Нет, народ, лишённый космоса, нежизнеспособен, а космос в души людские испокон веку вносили поэты. Осмысленный космос осмысленного слова, величие человеческого замысла – вот то, что обязаны дать своим народам поэты. Нынешняя настойчивая пропаганда аполитичности и есть навязанная политика. Если в общеевропейский проект готовы принять и Украину, и Россию лишь на условиях бессмысленного аполитизма и мультикультурности, вне привязки к нашим национальным духовным ценностям, нужна ли нам такая Европа?

И вот уже незрячий мудрец-лирник поет на Майдане:

Небес наказанье – все ваши мытарства!

Вы чтить перестали свою старину;

Дев юных пустили по призрачным царствам

И косы терять, и красу, и страну!..

Прочитал недавно у своего коллеги Вадима Левенталя сокровенные слова: «Великая литература может быть только у народа с великой судьбой. В тихой уютной маленькой стране, у народа без мечты, в государстве без имперских амбиций не может быть великого поэта. Тут уж надо выбирать…»

А народы, не имеющие своих великих поэтов, своей великой судьбы, и лишены собственного развития. Ещё маленькие народы и страны вполне могут плестись в обозе могущественных государств с пользой для себя. Ни Украине, ни тем более России этого никто не позволит, или мы выстоим вместе, нацелив свою литературу в будущее, или растворимся среди заполонивших наши пространства других многочисленных народов.

Может быть, важнее космоса технократического, ракетного для развития любой большой нации нужен космос творческий, космос духовный, космос великого поэтического смысла. В поэме «Крёстные сёстры» встречаются наконец-то две сестры: Белая Лебедь – Украина, и Медведица Белая – Россия. Юг и Север, степи и тайга, огонь и вода, буйство красок и белое безмолвие – лишь в едином союзе эти две вечные стихии могут целеустремлённо развиваться, противостоя всем нападкам. Разрыв приведёт к гибели и ту, и другую сестру, откуда же у нас, у двух отнюдь не дряхлых, не древних наций, такое многолетнее стремление к суициду.

Вы Белую Лебедь – свою Украину

Лишили родства, не спросив у родни:

Милы ли ей нашего рода руины?

Нужны ли ей гроз и пожаров огни?

Это и есть самый лютый кризис, поразивший наши страны, не экономический, не политический, кризис духовного космоса. Кто-то подменил топливо для наших космических ракет, устремлённых ввысь, в мечту и идеал. Взлетим ли мы когда-нибудь? И не является ли победа Виктора Януковича ни поблажкой некой России ли, Украине ли, а знаком нового выхода в космос?

Поэт Валентин Василенко разыгрывает в своей поэме целое мифологическое действо – Белая Лебедь летит всё дальше на север, ей навстречу идёт Белая Медведица с медвежонком. И вот долгожданная встреча, разногласий как не бывало. Глаза в глаза, и даже спорить не о чем.

Какою же светлой легла полосою

Та встреча в историю крёстных сестёр!

Как будто бы свиделось небо с землею,

Во тьме беспросветной вдруг вспыхнул костёр.

Поэма сама настраивается на эпический былинный ряд. Это уже великое сказание о едином славянском роде. Такие строки и петь надо, как ораторию, исполнять как героическую симфонию. Это уже звучит могучее народное косноязычие, пусть не такое изысканное, как в бессмысленных постмодернистских сочинениях, зато поднимающее наши народы, призывающее их к прямому позитивному действию.

Вся поэма к тому же пронизана духом Православия и, естественно, это тоже отторгает от «Крёстных сестёр» наших либеральных или иноверных оппонентов. Православию как бы заранее ничего не прощается. Католическая церковь в Польше окружена любовью, и это как бы не оспаривается никакими либералами. Протестанты, буддисты, мусульмане имеют право на свою литературу, свою поэзию. Лишь Православие приравнивается чуть ли не к мракобесию. Кстати, часто как со стороны левых оппонентов, так и правых. Может, прав поэт Валентин Василенко, все дело в том, что именно церковь и скрепляет прежде всего наши славянские народы. А Польша с её католичеством как бы уже давно и к славянству не приписывается.

Немало колдобин, извилин и трещин

На этом тернистом, нелёгком пути,

Но Богом и предками нам он завещан.

Хранить его надо, чтоб дальше идти.

Крёстным сёстрам было что порассказать друг другу. Так в разговорах и раздумьях о былом и о будущем Белая Медведица и Белая Лебедь оказались незаметно для себя на берегу древнего славянского моря, и волны выносят им навстречу седого Бояна в старинных одеждах. И верно же, ведь нынче все народы, стремящиеся сохранить своё могущество и величие, берегут прошлое, древние заветы. В Китае и сейчас увидишь древних мифических героев, от Лунного зайца до охотника И, у англичан, у немцев, у кельтов Ирландии и Бретани живы мифы и предания, скрепляющие народы воедино. Может и нам пора понять, что никаких ракет не хватит для защиты, если наш духовный Космос будет истерзан. Вот древний Боян и обращается к сёстрам:

Не всё ещё сказано вами друг другу,

И дух ваш подорван, и мысль не в ладу.

А мытарей сколько вас водит по кругу,

Плясать заставляя под их же дуду?

Вещий Боян, передав свои наставления народам-сёстрам, взмыл в вольную высь птицей Сирин. И уже сама Вселенная, сами Небеса, встревоженные возможной гибелью России и Украины, обращаются к крёстным сёстрам с призывом к единению. Дальше уже путь сестёр лежит к своим народам, к образумлению их.

Природа вернула на грешную землю

Сестёр, изумлённых посланьем небес.

Сердца их, призыву Господнему внемля,

С восторгом пылали – огонь не исчез!

Лебель-птица на память подарила иконку «Владимир, крестящий народы Руси». Медведица, смахнув незаметно слезу, дала Лебеди свой компас для птенцов, дабы не сбиться с пути. И вот уже «красивая птица, с крылом лучезарным, К Майдану летела, вся в пламени грёз…». В пламени великой объединяющей надежды.

Вроде бы сказка, красивая легенда из старинных времен, а так в жизни и получилось. И быть вновь Белой Лебеди и Белой Медведице вместе.

Я бы назвал эту поэму Валентина Василенко сжатым и по месту и по сюжету эпическим сказанием. Как бы восстановились традиции древних лирников, бредущих по дорогам растерзанной Руси. Бредёт наш могучий лирник от села к селу, от города к городу, везде оставляя свой след, восстанавливая порушенный Космос славянского духа.

Может, и сумеем, как в былые времена, прислушаться к голосу лирников, устами которых ведает Господь, и вернём наше порушенное единство?!

Не будет приюта в земле и на небе

Тому, кто во имя короны, венца,

Родство превратит в пыль и чёрную небыль,

А зёрна вражды бросит братьям в сердца!

И пусть злобствуют эстеты и недруги наших народов. Поэма Валентина Ивановича не столько сказание о судьбах народов России и Украины, сколько размышление о нашей будущей совместной судьбе, о нашей великой и неизбежной общности. Думаю, не случайно в России поэма «Крёстные сёстры» издана журналом «Путеводная звезда. Школьное чтение» и рекомендована нашим детям для внеклассного чтения. Не случайно её включают в программу концертов. Слово единения должно быть услышано.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю

    wait_for_cache