Текст книги "Газета День Литературы 163 (2010 3)"
Автор книги: Газета День Литературы
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)
Я принимал рюмку за рюмкой, полагая расположиться в деревне на постой. Но, оказалось, что через час праздник угас, лишь остались кое-где догорать головёшки, писателей усадили в автобус, их ждала гостиница в Рязани. Быстро стемнивалось, покропил святой, такой нужный осенний дождик, сбивший хлёсткий ветер. Едва добрался до Рязани, как «сдох» аккамулятор; впереди ждал долгий путь до деревни. Без света, без поворотников, без гудка и щёток, ослепляемый встречными фарами, в сплошном потоке дождя, как бы плывя по стрежи ревущей стремительной реки, лишь по какому-то наитию, с бесконечными молитвами Богородице только глухой ночью я, наконец, исхитрился добраться до дома. Слава тебе, Мати Пресвятая Богородица, – перекрестился я, ещё не веря, что в своём дворе, тупо глядя в мировую темень за стеклом, сквозь которую с шумом бились в машину водопады дождя. В доме все спали, никто не ждал меня, отправившегося на неделю на юбилей великого поэта, что бывает лишь однажды в сто лет.
…Слава Богу, я дома.
Продолжение в следующем номере
Вячеслав Куприянов ПЕРЕВОДЫ
Иоганн Вольфганг ГЁТЕ (1749 – 1832)
ПОЭЗИЯ
Господь своим безвидным чадам
Послал искусство, свод наук,
Их жизнь вовлёк в небесный круг,
Чтобы земля не стала адом.
Им, голым, нужен был наряд,
Чтобы лицо заметней было.
И чтобы все пошло на лад,
Их стыд поэзия прикрыла.
***
Вот для вас картина мира,
лучшего, как шепчет лира.
Мир, как мрачная пивная,
как могила негодяя,
мир, как оперные хоры,
мир, как трапеза обжоры,
мир, как головы поэтов,
как собранье раритетов,
мир, как скаредный банкир,
вот он, этот лучший мир.
***
Должно быть мудрому открыто,
Что и добро, и всё, что Богу благо, существует
С тех пор, как он сказал: да будет свет,
И потому пергаменты нетленны,
Где сказано о том, как веет Дух
Над глубиной, которой жизнь даёт,
И нам хватает рукописей древних,
Чтоб люди мудрые могли стараться впредь
Продолжить вечный труд творца,
Животворить работу Духа,
И на земле устроить нравственный порядок,
Хотя всегда им, данная природой,
Наследственная грубость перечить будет
И много доставлять хлопот.
Якоб Рейнхольд ЛЕНЦ (1751 – 1792)
ГДЕ ТЫ ТЕПЕРЬ?
Где ты теперь? Все дни моя малышка,
Пустые сплошь.
Как луг блажен, как счастлив городишко,
Где ты поёшь!
Ты далеко, и дождь завесу стелет,
Всё мрак сплошной.
Как будто ныне даже небо делит
Тоску со мной.
Всё без тебя здесь тихо и уныло,
И сад, и кров.
Как будто за собою ты сманила
Всех соловьёв.
Вернись! Тебя пастух и стадо
Зовут назад.
Не то нагрянет зимняя прохлада
На майский сад!
Фридрих ГЁЛЬДЕРЛИН (1770 – 1943)
В ЛЕСУ
Обитает в хижинах человек, и тело своё
прикрывает стыдливой одеждой, в себе же
он ещё сокровенней, и он свой дух сохраняет,
словно жрица небесное пламя,
вот его разумный обычай.
И потому для свободы и власти высокой,
чего не хватало для полноты богоподобному,
опаснейшее из благ, речь дана человеку,
дабы он, творя, разрушая и падая,
к вечной жизни вновь возвращался,
к мастерице и матери,
дабы наследство её приумножал, у неё бы учился,
у божественной, вседержащей любви.
ПРОГУЛКА
Ты, лес, как легко и строго
Ты вписан в зелёный склон,
Здесь есть и моя дорога,
Где негой я награждён,
За все мои в сердце занозы,
За всё, чем разум смятён:
Искусство всегда сквозь слёзы,
От сотворенья времён.
Любезны мне эти виденья,
Ты, сад, и в саду трава,
Деревья, богатые тенью,
Ручей, заметный едва.
Мой взгляд приникает к простору,
И к узкой тропинке в саду,
Сюда я в погожую пору
На поиски мира иду.
Сам Бог нам потакает,
Лазурью небесной дарит,
Потом облака насылает,
Бликами молний грозит,
И грому предшествует Слово,
Благие эти края
Воззвавшее из святого
Источника бытия.
Клеменс БРЕНТАНО (1778 – 1842)
СЕРЕНАДА
Слышишь, плачет флейта снова,
струи родника смеются!
Из молчанья золотого,
тише, тише, звуки льются!
Просьба, сказанная нежно,
Не останься без ответа!
Ночь вокруг меня безбрежна,
Песня в ней, как блики света.
КОЛЫБЕЛЬНАЯ
Тихо, тихо, чутко, чутко,
поспеши скорей уснуть.
У луны учись, малютка,
чей так тих небесный путь.
Как волны речные всхлипы,
песня будет пусть слышна,
и как гомон пчёл у липы:
шёпот, лепет, тишина...
Адельберт фон ШАМИССО (1781 – 1838)
ШИЛЛЕР
А вы бы вспять хотели возвратиться,
Безликий век вам больше по уму?
Нет, время вам не засадить в тюрьму,
И ни к чему на прошлое молиться.
Сдержать рассвета блещущие спицы
Ещё не удавалось никому:
Встаёт заря, разоблачая тьму, –
И вот сияет солнца колесница!
Ослепли вы, не доверяя взору,
И, слушая, вы глухи всё равно –
Вы близитесь к плачевному позору!
Завету Бога сбыться суждено:
Плод времени в свою поспеет пору,
Что вовремя – да будет свершено.
Фридрих РЮККЕРТ (1788 – 1866)
ТЫ ТЕНЬ ВО ВРЕМЯ ЗНОЯ
Ты тень во время зноя,
И свет во мраке ночном;
Ты вечно будешь со мною,
Ты в сердце живёшь моём.
И днём и порой ночною,
Ты будешь явью и сном;
Как тень во время зноя,
Как свет во мраке ночном.
Пойдёшь ли чужой стороною,
Ты всюду найдёшь мой дом;
Ты вечно будешь со мною,
Ты в сердце живёшь моём.
Ты тень во время зноя,
И свет во мраке ночном;
Ты вечно будешь со мною,
Ты в сердце живёшь моём.
Теодор ФОНТАНЕ (1819 – 1898)
СОН
Опять со мной забота из забот,
Лежу без сна, а сон всё не идёт,
Лишь промелькнёт, и слышу шепоток:
"Я твой покой накапливаю впрок,
Приду к тебе однажды, старина,
И выплачу всё сразу и сполна".
***
Как новый год, так новый том,
И в этом-то вся задача?
А жизнь всё тем же идёт чередом,
То взлёт, то неудача.
Я так хотел бы дожить до седин,
Чтоб вспышка за вспышкой крепла.
Не так, как тлеет этот камин,
И вот – лишь горстка пепла.
Конрад Фердинанд МАЙЕР (1825 – 1898)
БЕСПОКОЙНАЯ НОЧЬ
С утра сегодня этот жар.
А то и с поздней ночки,
В моей груди – удар, удар,
Лихие молоточки.
Как будто полчища ребят
Внутри сердечных камер
Стучат, колотят и бузят,
И днём их стук не замер.
Лишь в полдень понял я секрет,
Что там за новоселье:
Они прибили твой портрет
В моей сердечной келье!
Фридрих НИЦШЕ (1844 – 1900)
СКРИПИТ ПЕРО
Терпеть мне ад – скрипеть перу!
Приговорённый к дням постылым,
Я вновь чернильницу беру,
И – набело, назло чернилам!
Как я горжусь самим собой,
Как бурны слов моих потоки!
Пусть неразборчив почерк мой,
Да кто заглянет в эти строки...
РЕШЕНИЕ
Я мудр, я сам себе кумир,
А в славе что за прок.
Я славлю Бога – он сей мир
Глупей создать не мог!
Меня с кривой стези свернуть
Не смогут до конца!
А там, где мудрый начал путь,
Закончен путь глупца.
«Зарубежная поэзия в переводах Вячеслава Куприянова» вышла в издательстве «Радуга» (Москва, 2009). Это немецко-русская антология немецкой поэзии от 13-го века до наших дней, куда вошли стихи таких поэтов, как Гёте, Гёльдерлин, Новалис, Шамиссо, Ницше, Гофмансталь, Георге, Рильке, Брехт, Целан, Грасс и др. Многие стихи переведены и опубликованы у нас впервые.
Нина Краснова «НАЧИНАЯ ПО-НОВОЙ, С НУЛЯ»
ПЕСНЯ ЗОЛУШКИ ПОД ПЕЧКОЙ
Ты Золушку – меня – загнал под печку,
А жабу эту вытащил на бал
И произвёл её при всех в принцессы
И отдал жабе туфельку мою.
Но жаба эта жабой и осталась.
И нет на свете жабистей её.
И с ней теперь на пару ты и квакай,
И с ней теперь и прыгай и танцуй.
А я осталась Золушкой из сказки.
Придёт ко мне из виртуала Принц.
Меня найдёт, заметит и под печкой,
И скажет мне: «Принцесса ты моя!»
ПЕСНЯ НЕСТРОЕВОЙ ДЕВУШКИ
Я люблю другого, только не тебя.
Перифраз из С.Есенина
Будто на солдата генерал,
Пасть разинув, ты при всех орёшь
На меня. Давно уж не орал,
И сорвался вот с цепи. Хорош!
Я пою про эрос, трай-ляй-ляй,
Я влюбилась, а в кого – молчу.
Ты меня за это расстреляй
(Дуру, мол, скажи, уму учу…).
Быть в твоих солдатах каково –
Грубости сносить твои уметь?
Я влюбилась не скажу – в кого.
За него готова умереть.
Розы расцветают на кустах.
Сучка строит глазки кобелю.
Я умру с улыбкой на устах,
С именем того, кого люблю.
НЕВЕСТА ЭПОХИ РЫНОЧНЫХ ОТНОШЕНИЙ
Всё у меня при мне: фигурка – во! глазки – во!
Для красоты не надо мне наряда броского.
Сваты просватали меня не за того,
Кого люблю, не за разбойника Дубровского, –
За доходного старика, доходного, с мешком,
Набитым с верхом, до краёв рублями с баксами.
Я на него смотрю с усмешкой, со смешком.
А где Дубровский? Не найти его с собаками.
Сваты за сделку выгодную выпили винца.
Нашли невесте бедной взять себе добра с кого.
Приедь за мной, похить меня из-под венца.
Я жду и жду тебя, как Маша ждёт Дубровского.
ПРОЩЁНОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ
Протру глаза свои, усталые, не сонные,
Сидеть печалиться не буду, право, вот,
И все обиды, мне тобою нанесённые,
Пойду и брошу в мусоропровод.
Взгляну на жизнь свою легко, оптимистически,
На участь чёрную – сквозь светлые очки.
И ощущу тебя в себе почти мистически.
И вспыхнут звёзды в небе, словно светлячки.
Взгляну на яблоко, тобою запрещённое,
Себе печалиться и плакать запрещу.
За воскресенье выпью за прощёное,
И всех, и в том числе тебя, за всё-за всё прощу.
ЦАРИЦЫНСКИЙ ПРУД С ОСТРОВОМ РУСАЛОК
Очищен от грязи Царицынский пруд, водоём,
Собою в себе отражающий нечто большое и вечное.
…На остров Русалок давай заберёмся с тобою вдвоём,
В себе ощущая друг к другу движение сильное встречное.
Мы оба любуемся (с берега в плиточках) видом одним:
Водою и островом (в центре) с деревьями (чистыми), с ивами.
…Я буду на острове этом русалкою, ты – водяным.
Мы будем на острове этом такими (наверно) счастливыми.
АРАРАТ
На горе Арарат
Растёт виноград.
Старинное присловье
На горе Арарат
Растёт аромат.
Тоже старинное присловье
Чтоб попробовать хороший, настоящий виноград,
Ощутить оттенки вкуса и оттенки аромата,
Нам не нужно забираться вон на гору Арарат,
Нам карабкаться не нужно на вершины Арарата.
Ты со мной всегда, везде встречаться «рад», а не «не рад»,
И в моменты нашего с тобой сближения, сближенства,
Нам не нужно забираться, залезать на Арарат,
Чтоб почувствовать себя на высоте и на верху блаженства.
ВИШНЁВЫЕ КУРТОЧКИ
У нас с тобою курточки, вишь, новые,
У нас с тобою курточки вишнёвые.
И – больше, чем в каких-нибудь в иных, –
Мы друг на друга так похожи в них.
Как будто мы – однояйцовые двойняшки,
Как будто брат с сестрою оба – ты и я.
И, обитая на задворках бытия,
Нас узнают легко московские дворняжки.
У нас с тобою курточки, вишь, новые,
У нас с тобою курточки вишнёвые.
И – больше, чем в каких-нибудь в иных, –
Мы смотримся, смотри, с тобою в них.
Свою хрущёвку я получше обустрою
И там порядок утром рано наведу,
И приглашу тебя к себе на рандеву.
Как хорошо, что оба мы – не брат с сестрою.
ПОДАРОК СУДЬБЫ
В параллельной реальности я обнимаю его –
Моего дорогого мужчину не моего,
В идеальных условиях жарко-любовного климата,
В цветнике из цветов и цветочков с картины Климта.
Я его обнимаю, спасибо за это Судьбе,
Так его обнимаю, как будто его себе
Я беру у неё, как подарок бесценный, из рук,
И к груди прижимаю. И с ним не хочу разлук.
И становится временно этот мужчина моим.
В нас стреляют амуры, и радостно нам и им.
Нас они называют ласкательно, по именам,
И летают над нами, и радостно им и нам.
В запредельной реальности я обнимаю его –
Моего дорогого мужчину не моего,
Так и так обнимаю, и способом новым каким-то,
В цветнике из цветов и цветочков с картины Климта.
А в обычной реальности не обнимаю его,
Ибо в этой реальности нету, нема его
У меня…
ПРОЩАНИЕ
Я смотрела с прибрежной площадки, слегка опершись на перила,
Ощущая себя не невестой твоей, а «весёлой вдовой»,
Как над прудом Борисовским белая чайка летала, парила,
Самолётиком белым бумажным над светлой, зелёной водой.
Я ботинками вляпалась в грязь, в жидковатую чёрную кашу.
Грязь прилипла кусками к подошвам моим, к каблукам.
Мне хотелось в пруду утопить отношений законченность нашу,
И хотелось в небесную сферу взлететь высоко, к облакам.
Жизнь чему-то полезному с детства и с юности нас научала,
И не плакать, а петь для поднятия тонуса песню, ля-ля.
Мне хотелось весёлую песню запеть, не с конца, а с начала,
В жизни всё – и уже без тебя – начиная по-новой, с нуля.
***
Кто-то танком к намеченной цели настойчиво прёт,
О партнёре раздавленном думая, как об уже.
Что-то нет у меня никакого движенья вперёд,
И движенье назад начинается как бы уже.
Я от всех благодетелей спряталась в горе и пью
Не вино, а с миндальным пирожным в прикуску чаёк,
И, в стихах прицепляя сурепку и репку к репью,
Всё мечтаю в поэзии сделать китайский скачок.
«АНГЕЛ АПОЛЛИНЕРА» С КАРТИНЫ АЛЕКСАНДРА ТРИФОНОВА
По небу за Ангелом я полетела.
У Ангела было не тело – полтела
От верха до пояса, было пол-Ангела
Без признаков пола. Бывает пол Ангела?
Был Ангелом он чистокровным, без пола,
И явным противником был не бейсбола
И разных других разновидностей спорта,
Не спрайта противником также, а спирта,
И секса ещё, да по пьянке при этом,
С рожденья у ангелов он под запретом.
Был Ангел надёжным помощником Бога,
С картины художника Ангел и с блога.
ЮРИЮ КУЗНЕЦОВУ
Открылась бездна, звезд полна…
М.Ломоносов
Мне открылась глубокая бездна
Не вселенной – твоей души.
Мерить чем-то её бесполезно.
Это делают пусть дураши.
Перед нею, в пространстве явленной,
Я на месте застыла, без слов.
Ты владеешь такою вселенной,
Не владеет какой Саваоф.
И её постигать бесполезно.
С глаз упала моих пелена.
Мне открылась высокая бездна,
Тьмы и света и звёзд полна…
О ТОМ, КАК ДЕВА ФЕВРОНИЯ ВЫЛЕЧИЛА МУРОМСКОГО КНЯЗЯ ПЕТРА ОТ ЕГО ПРОКАЗЫ
…В баньку с низким окошечком князю Петру
Отворила Феврония дверь заперту.
Князь вошёл туда, наклоняясь.
И сказала Феврония князю Петру:
– А теперь раздевайся, князь.
Он разделся и крест позолоченный снял,
Свой, нательный, которым себя осенял.
Снял с себя кушак и штаны,
И рубаху, парчою расшитую, снял,
Всё на лавке сложил, у стены.
И разделась Феврония тоже, и вот
Князь увидел и груди её, и живот...
Так красива она была,
И фигуриста вся, и к тому же и вот
Вся была розова, бела...
И сказала Феврония князю Петру:
– Я мочалкой намылю тебя и потру.
И к нему подошла, сама ж,
Стала спину тереть Петру,
Стала делать ему массаж.
И горячей водой окатила его,
И верёвкой любви окрутила его,
Начала собой опьянять,
И холодной водой окатила его,
А потом и горячей опять.
Смыла с князя она и коросту, и грязь,
Князя способом верным спасти загорясь.
Чёрт за печкой хихикал: хи-хи...
Смыла с князя она и коросту, и грязь,
И земные его грехи.
И стояла Феврония перед Петром,
Не прикрыта ничем, с неприкрытым бедром,
Без купальника, обнажена.
Так стояла она перед князем Петром,
Словно князю она жена.
И закваску целебну взяла из дежи
И Петра попросила: "Дежу подержи,
Я оттуда закваски возьму".
И закваской целебной из этой дежи
Все помазала язвы ему.
...От проказы она излечила Петра,
Тра-ра-ра, па-па-па, тра-ра-ра!..
Каравай испекла ржаной.
От проказы она излечила Петра
Да и стала Петру женой...
Геннадий Иванов ПРИЧАСТЬЕ
***
Стоят у деревни три стога.
Как три рассуждающих бога…
И есть им подумать о чём –
Ведь жизни всё меньше кругом.
Всё меньше заботливых рук,
И глуше пространство вокруг.
И мы на крыльце рассуждаем,
И выхода тоже не знаем.
Глядим на вечернюю тень –
Темнеет, кончается день.
Темнеют холмы и луга.
Сливаются с небом стога.
***
До последнего дня, до последнего мига
Пусть во мне сочиняется новая книга.
Будет исповедь, даст Бог, и будет причастье,
И строка промелькнёт – как последнее счастье.
ДОРОЖНЫЕ ЖАЛОБЫ
Когда огни столицы позади,
По сторонам густая тьма ночная,
Так хочется вернуться с полпути,
Сидеть в Москве, о суете болтая.
Но поезд мчит по просекам зимы,
И от мороза стынет занавеска,
И, как могилы, снежные холмы
Порой блестят и холодно и резко.
И лес такой, как в саване мертвец,
И всё такое дикое, глухое,
Что хочется забраться наконец
В свою постель и нервы успокоить.
Но я к окну холодному приник,
И оттого мне хочется заплакать,
Что я почти от родины отвык
И ничего не вижу, кроме мрака.
ИЗ ДАВНЕГО НЕОПУБЛИКОВАННОГО
***
Неужели все у нас масоны
Наверху – и никого там нет,
Кто бы вдруг нажал на все клаксоны
Да на всё пролил бы яркий свет!
И народ бы зашумел не робко,
А на всю Россию – до Курил…
И летел бы президент, как пробка,
Понимая, что он натворил.
Нет, конечно, там не все масоны,
И не раз нам проливали свет,
Нажимали громко на клаксоны –
Только отзвука в народе нет.
Президент самодовольно вспучен,
Все шустрят, и процветает вор…
Видимо, народ наш так измучен,
Что пока не в силах дать отпор.
1994
***
На карте неба – тучи, тучи, тучи.
Как бы в движенье страны все пришли.
Россия где? Россия там, где лучик,
Как Божья милость, сходит до земли.
Россия вновь окружена валами
Недобрых сил, они её теснят…
Но вот сверкнуло между ними пламя,
И безоглядно молнии летят.
Как будто бой объял и близь и дали.
И гром гремит, и ангелы с трубой.
Вы говорите, что Россию взяли
Враги без боя… Неизбежен бой!
1997
***
Хочу я в Рим, хочу в Париж…
Но снова – остаётся лишь
Деревня, милая деревня,
Куда и снова, и опять…
Где осмотрел я все деревья,
Где всякую земную пядь
Я исходил – холмы, низины,
Где изучил реку до дна.
Где тёти Паши, тёти Зины…
Моя родная сторона.
А в стороне родной уныло.
А в стороне родной темно.
Там людям выживать постыло…
Там будто кончилось кино
На веки вечные – не будет
Теперь иллюзий никогда.
Тоска там клонит в сон и будит.
Там жизнь разрушена – беда.
Беда, беда – озноб по коже…
Но там ещё родной простор!
Там догорающий, но всё же
Мне душу греющий костёр.
1996
О НИКОЛАЕ ТРЯПКИНЕ
Что-то мелко да илисто тут,
Молодёжь где недавно купалась…
Тряпкин вычерпал весь этот пруд,
И воды в нём почти не осталось.
Он как будто на свете один –
Всё он пишет и пишет, и пишет,
До седин и уж после седин,
И завистливых вздохов не слышит.
Всё он вычерпал, всё захватил,
Остальные горюют на кочках.
…Боже, дай и ещё ему сил –
И Тебе хорошо в его строчках!
1990
***
На белом свете рядом с морем Белым
На Беломорской улице давно
Стоял наш дом на берегу скалистом,
И я смотрел на море. Как в кино
Смотрел – уходят корабли, приходят,
Встают под кран, горят прожектора…
Смотрел и думал о своём о чём-то.
Порой смотрел до самого утра.
И что я высмотрел?
А высмотрел я море.
Оно во мне теперь живёт повсюду.
Во мне живут из детства поле с морем…
Мне кажется, что это хорошо.
И потому я думаю, что детство
Моё, при всех, при всех переживаньях,
Прекрасным было детством, даже можно
Сказать, что детство было золотым!
КАНДАЛАКША
До свиданья, город Кандалакша!
Доберусь до станции пешком.
Cевер мне сиянием помашет
Робко, словно девушка платком.
И пойдут упорные колёса
Всё быстрей, уверенней стучать.
Будет снег с обветренных откосов
Мне вослед неудержимо мчать…
Сколько раз я уезжал отсюда.
Сколько раз я приезжал сюда.
Кандалакша – северное чудо!
Я тебя запомнил навсегда.
Я привык прощаться и встречаться.
Мне порою кажется уже,
Что моя судьба – всё время мчаться,
Чтобы было весело душе.
Но куда бы в мире я не мчался,
Беломорский этот городок
Памятным для сердца оставался,
Чтоб сюда я возвращаться мог.
Кандалакша, ты легла на душу
Заполярным светом, стариной…
Здесь я в детстве вьюги твои слушал,
Слушал чаек радостных весной.
Потеряться в этом мире страшно.
Надо в сердце обрести покой.
До свиданья, город Кандалакша!
Мы ещё увидимся с тобой.
***
Поэты мешаются под ногами.
Когда вокруг такое движение.
Такие реформы…
Когда крутятся такие деньги.
Когда так просто
Стать хозяином жизни…
Когда сброшены все приличия…
Поэты мешаются под ногами
И настаивают на вечных истинах.
Кто их слушает? Кто им платит?
Никто.
Но они всё равно мешаются под ногами.
И странным образом
Эти великаны,
У которых они мешаются под ногами,
Потом куда-то исчезают…
А те, кто мешается под ногами,
Растут, вырастают
В больших поэтов,
В национальную гордость и радость –
И с ними считаются
Подлинно великие люди.
И не важно, что нередко это происходит
Уже без самих поэтов.
***
Звёзды чиркают небо, сгорая.
Над рекой догорает костёр.
Засыпаю под утро в сарае,
И мне снится такой разговор.
– Ты себя не обманывай, в мире
Было много таких же, как ты,
Тоже что-то бренчали на лире,
Но понять этот мир не могли.
Что поймёшь ты, то капля всего лишь.
Так зачем себя мучить, скажи?
Вдохновенно себя ты – неволишь…
– Я неволю себя для души.
А она и живёт только этим.
Что, прикажешь мне жить без неё?
Без неё одиноко на свете,
И бессмысленно всё бытиё.
– Что душа? Это выдумки ваши,
Всё метафора только одна,
Чтобы мир-то обманывать краше…
Я проснулся, вокруг тишина.
Добрым солнцем туман был просвечен,
От костра чуть струился дымок.
И опять я ходил по-над речкой
И чего-то понять я не мог.
А потом мне почудилась песня.
Этой речки? Травы? Камыша?
И была, слава Богу, на месте –
Где, не знаю – на месте душа.
