Текст книги "Ричард Длинные Руки - принц императорской мантии"

Автор книги: Гай Юлий Орловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 12

Ангелы, некогда представлявшие безликую массу, созданную только как «посланцы», за века и тысячелетия, как убеждаюсь с каждым днем общения, все же обрели кое-какие различия.

Больше всего, конечно, преуспели так называемые мятежные. Они еще в начале отказались подчиняться человеку, но потом постепенно и самые тупые из них начали осознавать, что те тоже существа, а не просто бегающие по саду две козы по имени Адам и Ева.

Потому неудивительно, что Михаил так воспротивился идее, что человек пытается вернуть свое право властвовать над созданным Творцом миром. И, конечно, воспротивятся другие. В прошлый раз человеку поклонились совершенно бездумно, раз так велел сам Создатель. А сейчас даже самые преданные Создателю еще подумают, поклониться ли, и чем это грозит, если поклонятся.

Странно, сейчас поддерживают меня как раз те, кто в тот раз поклониться не возжелал. Еще не знаю толком, почему поддерживают, то ли поумнели, то ли в пику светлым, которых сами называют темными, но потом будем разбираться в мотивах, сейчас же нужно как можно скорее разгромить тех, кто старается сделать уничтожение человечества неизбежным.

В большом зале пусто, тихо и торжественно. Я огляделся по сторонам, увидел идущего навстречу диакона, спросил тихо:

– Отец Дитрих здесь?

Он медленно наклонил голову:

– Да, однако он наипаче занят.

– Очень?

Он посмотрел на меня с неудовольствием:

– Он всегда занят очень.

– Хорошо, – сказал я уступчиво, – не буду отвлекать всякой ерундой от высоких мыслей. Ибо что отличает человека от зверя? Верно, высокие мысли и помыслы…

Он поклонился, вид недоумевающий, и тихо пошел дальше. Я двинулся к далекому выходу, встретил только пару священников, что поклонились издали и прошли под стенами, держа руки в широких рукавах на груди, словно бездельники, да еще служка поспешил распахнуть передо мной ворота собора, словно я не человек, а толстый слон.

Приятный полумрак остался позади, в лицо ударил сияющий свет солнечного дня. Я щурился скорее по привычке, меня ничто не слепит, услышал грохот тяжелых копыт.

Из сияющего дня выметнулись два черных коня, на одном красиво восседает Азазель, держа в руке повод моего арбогастра. Зайчик несется подчеркнуто красиво, выказывая всем видом, что он совсем не то, что под Азазелем, которое и конем назвать ну совсем нельзя, хотя кто-то по дурости и не отличит от настоящего.

Бобик обогнал, ринулся мне на шею, прижав к воротам и пытаясь облизать лицо, заверил, что дико скучал без меня, тосковал и весь измучился, а потолстел, так это только от безутешного горя.

– Свинья, – упрекнул я, – хозяин отлучился на пару часов, а ты уже брюхо наел?.. Азазель, балуешь ты эту наглую морду.

Азазель с насмешливой улыбкой наблюдал, как я отпихиваюсь от признаний в любви, передал мне повод, а я поднялся в седло и пустил арбогастра прочь от собора.

– Ты в самом деле, – спросил я, – так уж легко вхож в церкви? И даже никаких мук? Кожа не горит?

– И даже не чешется, – заверил он.

– Странно, – сказал я. – А чего сейчас не въехал вовнутрь прямо на коне?

Он посмотрел на меня в изумлении:

– Я же не ты. Зачем на коне в такие места, которые люди чтят? Хотя сам вообще-то не очень их люблю. Вернее, не люблю. Эти места. Много ханжества. Хотя и признаю необходимость как церкви, так и этого лицемерия. Без этого тошнотворного притворства друг перед другом и перед всеми вам не удалось бы создать общество. Признаю, это было великое достижение! Даже величайшее, хотя вы этого даже не поняли. Что-то узнал?

– Не только, – сказал я. – Теперь я вооружен и опасен. Настолько, что сам себя боюсь. А что узнал ты?

– За эти два часа?

– Я что, – пробормотал я, – отсутствовал так недолго?.. Какой же я молодец, везде успеваю, просто золотце.

Бобик услышал, попытался напрыгнуть прямо на седло, едва не столкнув меня на землю, дескать, он тоже золотце, а раз нас двое таких, я должен слезть и бросать ему бревнышко.

– Сейчас мои люди, – ответил Азазель, – ищут безопасные дороги в ту область. Нет, а что узнал ты?

Я развел руками, не выпуская повода:

– Да ты знаешь, я весьма даже, сам не знаю. Ожидал нечто большее. Как же – Рим! Ватикан!.. Хотя, может быть, если бы подольше да еще бы вникся, проникся и прочувствовал, то да, а пока нет, хотя и немножко да, хоть и не слишком.

Он прервал в нетерпении:

– Что дали?

– Обещали помощь, – сообщил я, не моргнув глазом. – Но не сейчас, а если прорвемся прямо к их цитадели. Или даже в цитадель. Главную! Что, как догадываюсь, не совсем как бы хи-хи. Но у меня другая проблема. Азазель, из-за мягкого характера Адама, что, на мой взгляд, ни рыба ни мясо, постепенно забылась сама суть важнейшего события того далекого времени!

– Ну-ну, – сказал он в нетерпении. – Хрюкай дальше!

Я повторил все доводы насчет поклона ангелов Адаму, закончил словами:

– И вот теперь хочу восстановить историческую справедливость. Я вообще великий восстанавливатель исторических справедливостей, если они, конечно, несут в себе зерно прогресса. И хорошо бы восстановить подчинение ангелов человеку, что по мягкости характера ни разу этим правом не воспользовался, что дало обнаглевшим ангелам повод говорить на голубом глазу, что ничего такого не было, и мы там вообще не стояли!

– Ты что, – переспросил Азазель в недоумении, – в самом деле? Хочешь заставить ангелов подчиняться?

– Сам знаешь, не хочу, я скромный и стеснительный, но историческая необходимость…

– Ну да, необходимость, а ты ни при чем, ясно. Да, ты не Адам, тот был парнем мягким и добрым, а ты даже не знаю, точно не от Адама.

Я ответил оскорбленно:

– Конечно же, поклониться мне лично, если именно я до этого додумался. Странный ты вообще. А как же еще? Приоритет!

– Ну да, – пробормотал он, – как же еще… Знаешь, хотя мне самому не нравится идея поклониться человеку, тем более – тебе, но Михаилу не понравится куда больше. Так что я твою наглую и свинскую идею поддерживаю почти полностью. Хотя и не целиком.

– Мне нужны юристы, – предупредил я.

Он изумился:

– Откуда они у меня? Ангелы, даже падшие, не могут пасть настолько низко!

– Это понятно, – согласился я, – не настолько уж они и весьма… Тогда поищи среди осужденных. Только не там, где сидят в котлах за мелкие преступления, а среди самых отпетых.

Он посмотрел на меня с уважением:

– Ну ты и жук… Сразу нашелся. Хорошо, я отыщу таких мерзавцев и немедленно введу в курс дела. Ты где будешь?

– В замке лорда Робера, – ответил я. – Он предоставил в мое распоряжение лучшие апартаменты. Не скалься, я еще и Мое Величество, а он – лояльный подданный, уважение выказывает!

– Хорошо, – сказал он. – Отыщу тебя и там.

– Пусть продумают линию защиты, – велел я. – Где у нас слабые места, где сильные, где можем чуточку уступить, где перейти в наступление, схитрить, смошенничать.

– У тебя, – уточнил он. – А не у нас!

– А ты?

– Я в этом не участвую, – предупредил он. – Я, знаешь ли, тоже ангел, кланяться мне совсем не хочется. Особенно, как уже сказал, тебе!

– А почему особенно? – спросил я обидчиво.

– Да уж очень ты, – сказал он, – даже по моим неправедным меркам слишком неправедный! Заведовал бы адом я, уж не знаю, в какой бы котел тебя сунул!.. Нет, вообще не знал бы, что с тобой делать. Я всегда полагал, что нельзя праведное дело делать неправедным человеком неправедными руками и неправедными способами!.. Но ты вот как-то ухитряешься.

– Я современный, – возразил я, – и всесторонне развитый человек! Гуманист. Потому за мир и дружбу кого угодно прибью или зарежу, как и должен поступать человек с высокими духовными принципами. Ты и юриста такого найди!

– Настолько такого не найти, – сказал он с сожалением, – придется тебе самому выступать, поддерживать.

– Мне вроде бы нельзя, – сказал я, – лицо все-таки заинтересованное.

– А кто эти правила знает?

– Хорошо, – ответил я, – посмотрим по обстоятельствам. Зайдешь?

Он посмотрел на высокие башни замка, зубчатую стену и стрельчатые окна с цветными стеклами, покачал головой:

– В другой раз.

Лорд Робер расшибается в жажде оказать мне королевский прием, но я предупредил, что ввиду военного времени я как бы не король вовсе, а свирепый и лютый вождь крестового похода против Зла, потому меня лучше не отвлекать всякими подозрительными удобствами.

Время поджимает, Маркус опускается все ниже, вот-вот войдет в атмосферу, я пометался по комнате, в висках стучит кровь, сказал почти с отчаянием:

– Михаил!.. Есть идея!

Далеко-далеко прозвучал странный мелодичный звук, я с трудом опознал арфу, которую как-то слышал на концерте классической музыки, затем в шаге от стены появился яркий свет, разросся.

Пригибаясь, как будто проходит под аркой, в комнату шагнул архангел Михаил в тех же блистающих золотом доспехах, включая наручни и поножи, с коротким мечом римского образца на поясе, но пока что без шлема с плюмажем, красивый и надменно золотоволосый в крупных кудрях.

Я отметил про себя, что явился на зов моментально, на этот раз не выказывает недовольства, речь не о субординации, а скорее всего пойдет о наступлении на укрепленную крепость противника. Ради такого дела можно забыть все эти мелочи этикета, однако я был готов, и едва он красиво выступил из столба света, я сказал с жаром:

– Михаил, я подумал так и эдак, но если ангелы небесного легиона ударят по мятежникам с одной стороны, а Вельзевул с другой…

Он посмотрел в удивлении:

– Ты о чем?

– О совместных действиях, – сообщил я.

Он отрезал жестко:

– Мы в состоянии и сами смести все в аду. Ладно-ладно, я тебя понял, смертный. Если будут трудности, то мы, конечно же, позволим этим предателям, если они в самом деле раскаялись, пойти с нами. Хоть и в сторонке.

Но весь его вид говорил яснее ясного, что все новые мятежники сгорят в пламени еще только при виде грозного архистратига и его небесного легиона.

– Но когда войска соприкоснутся на Эльбе, – сказал я, – или там протекает Коцит, не пойдет ли месиловка и взаимное истребление уже между союзниками?

Он поморщился:

– Мы с Люцифером никогда не будем союзниками!

– Временными союзниками, – заверил я. – И так плохо? Тем более опасно. Все-таки для успешного разгрома надо бы действовать почти сообща! А для этого вам нужно признать мое право не только на землю…

Он поморщился:

– Это право никто и не отрицает.

– …но и на руководство, – закончил я. – Я насчет вашего поклона Адаму и непоклона его державному потомку.

Михаил ничего не сказал насчет за рыбу гроши, это его лицо сказало, просто скривился и покачал головой:

– Нет. Забудь и думать. Сейчас сюда прибудут Уриил и Гавриил. Если со стороны ада явится кто-то из старших, то сразу и решим. Как ты и предложил, в судебном порядке! Раз и навсегда.

– Это правильно, – сказал я, – но мы с тобой воины, мы двое могли бы договориться и до суда. В досудебном порядке, так это называется. И это сразу избавило бы нас от судебной волокиты. Мне же не нужно, чтобы передо мной преклоняли колено все сорок девять миллионов ангелов! Я придерживаюсь справедливой на сегодня формулы, что вассал моего вассала не мой вассал. Потому достаточно, чтобы они преклонили колено перед тобой, а уже ты – передо мной.

Его лицо передернулось в откровенной брезгливости:

– Я?

– Ты уже преклонил, – напомнил я. – Перед Адамом. Тогда это называлось поклоном… и выражалось именно в форме поклона, а сейчас это усовершенствовано в свете новых веяний и прогрессивных технологий управления до преклонения колена. Одного! Это совсем не то, что оба.

Он сказал с гневом:

– Нет!

– Но перед Адамом…

Он сказал громче:

– Нет! Тогда повелел Творец! Лично!

– Знаешь, – сказал я, – у нас есть поговорка насчет того, что глухим две обедни не служат. Творец повелел однажды, этого достаточно. Или ты начинаешь оспаривать волю Творца?

Последние слова я произнес многозначительным тоном и с угрожающим подтекстом.

Михаил запнулся, посмотрел с надменностью, но я успел заметить неуверенность в его глазах, так несвойственную военному человеку, да еще архистратигу.

– При чем тут воля Творца…

– Ты знаешь, – сказал я, усиливая нажим, – что в этом и есть высшая мудрость и непреклонная воля Творца. Он повелел склониться перед человеком, которому отдал землю и весь созданный Им мир.

Он повторил гневно:

– Он повелел склониться перед Адамом!

– В то допещерное время Адам и был всем человечеством, – напомнил я, – а все человечество было в Адаме. В его чреслах, если говорить по-научному. Пояснить, что такое чресла? А то вы, бесплотные, не знаете… Могу даже показать.

Он поморщился:

– Некоторые из нас облеклись земным телом, так что знаем, хотя это и противно, словно животные какие. Но вы не дети Адама.

– Ого, – сказал я встревоженно, – что, отыскались какие-то новые данные? Хотя я что-то вообще-то подозревал!

– Для нас они не новые.

– Ну-ну, – поторопил я. – Давай, бей меня по голове доводами. Аргументами. А лучше – фактами.

Он вздохнул:

– Ты не знаешь, но Каин и Авель не дети Адама…

– Знаю, – прервал я.

Он в изумлении вскинул брови:

– Знаешь? И все же говоришь о своем наследии?

– Точно, – сказал я. – Адам все-таки через сто тридцать лет после смерти Авеля снова сошелся с Евой и родил от нее Сифа. Это не отрицаешь?

Он поморщился:

– И что?.. Земли за эти сто тридцать лет заселили потомки Каина. Даже не за сто тридцать, добавь еще лет двадцать на то, пока Сиф подрастал. Ты знаешь, сколько к тому времени было на земле потомков Каина?

– Сколько? – спросил я.

– Видимо-невидимо, – сообщил он. – Тогда еще все жили по девятьсот лет и больше.

– Знаю.

– И все время плодились, – сказал он со злорадством. – Как думаешь, сколько на земле было потомков Каина, когда Сиф достиг возраста, когда мог оставлять потомство?

Я подумал, сказал с неуверенностью:

– Думаю, много. Несколько тысяч?

Он сказал с торжеством:

– Миллионы! Можешь сам прикинуть. Все плодородные земли были заселены потомками Каина, распаханы и засеяны, проложены дороги, построены сотни больших и тысячи малых городов!.. К тому же скажу тебе еще одну неприятную вещь…

– Ну-ну, говори.

Он сказал с торжеством:

– Каин плодил потомство непрерывно до самой своей гибели. И все его дети размножались просто с бешеной скоростью. А вот Сиф, унаследовав что-то от отца, Адама, который дотоле сто тридцать лет не ложился с Евой, размножался что-то слабовато… В общем, это не потомство Сифа было виновато, как записано, дескать, нарушило запрет и начало вступать в связь с потомством Каина.

– Нет? Почему нет?

Он пожал плечами:

– Каиниты, продолжая размножаться, постоянно искали новые земли для расселения. Когда наткнулись на племя потомков Сифа, то просто поглотили их в себе, растворили. Те и пикнуть не успели. Да и не могли отказаться, очарованные прекрасными и развратными дочерями племени Каина… В общем, сейчас в тебе одна-две капли крови Сифа и миллион миллионов капель Каина. И что, я должен тебе подчиняться, если в тебе от Адама почти ничего?

Я сказал в затруднении:

– Михаил, давай возьмем перерыв на обед? Что-то есть хочется. Да и горло пересохло. Ты что пьешь?

Он посмотрел на меня с иронией:

– Даже облекшись плотью, я не опьянею. Потому что плоть моя будет из четырех стихий: огня, воды, земли и воздуха.

– Всего-то? – удивился я. – Весьма примитивно. Хотя зачем вам больше? Я бы и это сузил, вы же не человеки…

– Почему?

– Несчастные, – пояснил я, – даже не знаете радостей похмелья! Ладно, в любом случае судебное разбирательство нужно провести как можно короче. У нас просто нет времени. Однако зело нужно раз и навсегда снять этот вопрос с повестки дня, а то он уже стонет под такой тяжестью.

– Так и сделаем, – сказал он. – Я уже велел явиться Гавриилу, Уриилу и Рафаилу. Может быть, захватят кого-то еще, но достаточно будет и нас четверых.

– Вас уполномочили? – спросил я.

Он поморщился, голос прозвучал породисто и с надменностью высокорожденного:

– Мы, четверо высших архангелов!

– Мое почтение, – сказал я.

– Отвечаем, – пояснил он с подчеркнутой брезгливостью, – не только за весь небесный легион, но и за весь мир!

– Ого, – сказал я и даже ахнул. – Вот так за весь мир?

Он улыбнулся широко и победно, вскинул руку в прощании. Свет блеснул, как мне показалось, нарочито яркий, чтобы ослепить меня хоть на минутку, не знает архангел, что я мгновенно адаптируюсь как к яркому свету, так и к темноте.

Может быть, когда-то сумею это использовать в нужный момент.

Глава 13

Азазель нервно меряет шагами коридор, массив ные медные светильники при его приближении ис пуганно приседают, пламя свечеи? становится крас ным, но оранжевеет снова, едва он поворачивается к ним спинои?.

Я бодро улыбнулся, прошел мимо и распахнул перед ним двери в кабинет:

– Входи.?Он переступил порог, потянул носом:?– Как противно пахнет…?– Это не я испортил воздух, – сказал я, защищаясь.

– Это ладан. Или не ладан??Он поморщился:?– Неважно. Не понимаю, чего добиваешься.. Ангелы не отступятся от обретеннои? свободы. Мятеж ники за это пострадали, а Михаил и все, признавшие тогда Адама наследником и правителем, теперь пользуются и тем, за что Люцифера низвергли… Налеи?-ка того вина, что крепкое, но все-таки вино.

– Коньяк? – переспросил я. – Держи. Марочный, выдержанный. Кэвэ.

– Что такое кэвэ?

– Коньяк выдержанный, – пояснил я. – Есть еще кээс, коньяк старый, есть оэс, очень старый…

Он махнул рукой:

– Давай самый старый. Они сейчас явятся снова, так что сделай чашу побольше, я с нею и удалюсь, дабы не созерцать твой провал.

– Почему провал? – спросил я. – Поклон был!

– Не все поклонились, – уточнил он.

– Не все, – согласился я. – Но Михаил и его легион и есть те, что тогда поклонились. На этом я и строю свои доводы. Ты видишь, как моментально Михаил согласился решить вопрос в судебном порядке? Значит, его беспокоит достаточно сильно.

– И не только его, – обронил он сумрачно.

– И ад?

– Угадал.

– Тогда ждем, – сказал я. – Кто со стороны старомятежных?

Он ответил нехотя:

– Обещает явиться Вельзевул. Хоть и с великой неохотой. Остальные отказались.

– Тогда ты помоги, – сказал я встревоженно. – Вельзевул сам не потянет. Ты как?

– Придется, – ответил он. – Но не думаю, что Вельзевул восхочет появиться в замке.

Я спросил с испугом:

– Ах да, ему же нельзя…

– Нельзя, – согласился он, – но вообще-то он может. Хотя он сам не любит нарушителей.

– Нужно переместиться из замка лорда Робера, – спросил я, – куда-то в место понейтральнее?

– Хорошо бы, – ответил он. – Но… ладно, уже поздно.

Гордо заблистал золотой свет, донесся нежный звук арфы, из сияющего огня вышли пятеро в золоте кудрявых волос, светлолицые и золотодоспешные, хотя и весьма устаревшего позднеримского образца, то есть в так называемых мускульных кирасах, имитирующих рельеф идеальной мужской мускулатуры. Эти доспехи иногда называли еще анатомическими. А также у всех пятерых расписные поножи.

Архангелам не приходится пользоваться щитами, не то что простым ангелам, потому мечи у Михаила и остальных на перевязи слева, кинжалы справа.

У Михаила с плеч красиво ниспадает пурпурного цвета палудаментум, и вообще они все красивые, гордые и возвышенные, только вот птерюгес, кожаные юбки, нарушают для меня гармонию, ну не могу я смотреть на мужчин в них серьезно.

С Михаилом прибыли Уриил, Гавриил, Рафаил, все гордые и чистые, как золотые рыбы из золотого ручья, на меня смотрят свысока, с ними еще один дивно сияющий, настолько чистый и светлый, словно минуту назад вылупился из золотого яйца.

В сторонке проявился Вельзевул, но показываться не стал, я видел на его лице отвращение, что и понятно, ну кому могут понравиться такие чистенькие да сияющие. Разве что женщинам, да и то не совсем женщинам, а деловым. Нормальным же нравятся мужчины небритые, грубоватые, чуточку небрежные.

Азазель исчез за мгновение до того, как появились архангелы, даже кубок с коньяком унес, не забыл.

Я сказал тем недовольно-брюзгливым тоном, каким вдалбливают в головы самым тупым простейшие истины:

– У меня уже скоро нарастет на языке вот такая мозоль, а все никак не поймете, хотя от людей могли бы нахвататься большей сообразительности. И не надо играть мускулами, Гавриил!.. Да, я знаю, что любой из вас сильнее меня. Но и простой бык сильнее человека, однако ходит в ярме! Конь тоже не слаб, но исправно таскает телеги, пашет землю, носит всадника на спине… Так что не надо так уж… вы поняли?

Они смотрели надменно, с ничего не выражающими лицами. Я перевел дыхание, заговорил как можно более уверенно, стараясь подавить остатки предательской дрожи в голосе:

– Сейчас отдельные несознательные элементы, как со стороны темных, так и со стороны светлых, вздумали вредить человеку, надеясь по своей беспримерной тупости, что их тщетные попытки останутся незамеченными! Но я все зрю и даже вижу. Потому в ответ заявляю, что с прежним попустительством окончено!.. Сейчас времена особые, гремящие, когда конституцию засовываем в афедрон, а я по-военному законно изволю крепко взять власть в свои недрогнувшие руки, как было четко и ясно начертано Творцом. Думаю, вам всем это не нравится! Не нравится?.. Да, не нравится. Но отныне будет так и только так. Если кто против – пусть скажет. А я все запомню.

Рафаил поинтересовался чистым музыкальным голосом:

– И что будет?

Я ответил жестко и постарался изобразить на лице свирепую ухмылку:

– Увидим, кто не признает меня царем природы и властелином мира.

Рафаил сказал тем же голосом, но теперь в нем звучал откровенный смех:

– И тогда ты всех их убьешь! Люди ведь жестокие существа, верно?

Я повысил голос:

– Да, люди жестокие существа. Очень жестокие. Вы еще не представляете, насколько… ибо мы созданы по образу и подобию Господа. А убить вас всех… знаете ли, вас одним словом убьет тот, кто вас и создал.

Уриэль сказал с недоверием:

– Когда тебе отказались поклониться в день твоего создания, тех всего лишь свергли с небес!

– Времена изменились, – напомнил я. – Тогда еще можно было сомневаться, глядя на питекантропа или неандертальца, уж и не помню, как я выглядел, мужчины не особо интересуются внешностью. Но сейчас, когда человек уже доказал свою ценность… отказаться преклонить передо мной колени – это мятеж, а он заслуживает казни. На этот раз – смертной. Итак, кто отказывается признавать мою власть над миром, который сотворил Господь и вручил мне?

В стене багрово заблистал камень, потек от жара, и через вспыхнувшее пурпурное пламя вышел Аза-зель, придерживая за плечо смертного. Я сразу признал юриста, у всех юристов есть что-то общее, хоть не все кругломорденькие и вечно улыбающиеся, но что-то есть, есть, юриста узнаешь в толпе так же легко, как орка или фурри.

За юристом, словно пресекая возможные попытки к бегству, вышел Вельзевул, поморщился, глядя по сторонам. Я смотрел встревоженно, если близость собора на Вельзевула воздействует убийственно, надо отсюда убираться, однако его, похоже, заботило только присутствие этих красавцев в доспехах из золота.

Азазель сказал виноватым тоном:

– Простите, чуть опоздал…

– Ничего страшного, – сказал я с подчеркнутой радостью и дружелюбием толерантного и политкорректного человека, который одинаково принимает не только светлых и темных, но и юристу никогда не скажет в глаза, что тот юрист, а найдет какой-нибудь изящный эвфемизм, типа афроюрист или афрозаконист. – Как хорошо, когда все вопросы можно решить без драки!

Михаил буркнул:

– Не все. Но этот можем в одно касание. Здесь вообще-то и решать нечего. Что ты хочешь?

Я взглянул на юриста, тот важно напыжился и приготовился закатить речь, но я сказал напористо:

– Сперва вступительное словцо. Человечество – это Адам, пребывающий вовеки. Вы бессмертны индивидуально, а мы бессмертны дискретно. Через смену поколений. Так что вы в лице человечества видите перед собой того же Адама, который просто раздробился на множество особей…

Все пятеро ангелов слушали внимательно и с напряжением. Человеческая мысль за это время ушла далеко, постоянно развиваясь, в то время как ангелы оставались простыми и бесхитростными, а что у них все же изменилось за века и тысячелетия, то опять же из-за наблюдений за человеком, а то и в силу немногих контактов.

– Я представляю собой Адама, – изрек я, – который тогда был в несколько ином теле, хотя и не слишком, все-таки Господь не зря создал такую изумительную вещь, как гены. Это чтоб Адам оставался Адамом, даже раздробившись на множество подадамовых тел и сущностей. Потому, будучи Адамом в натуре, я принимаю на себя как все его грехи, так и все его имущество. И всех вассалов, разумеется. Не стану указывать пальцем, хотя он у меня чистый, все мы понимаем что к чему, а я еще и деликатный, но сурово полагаю, поклон Адаму – это поклон мне, так как я прямой и законный наследник!

Азазель и Вельзевул заулыбались, я в самом деле произнес не просто чудесную речь, но прочувственную и великолепную, как и все, что я делаю.

Юрист посмотрел на меня с профессиональным интересом, уж не из тех ли я сволочей, что и его пе-реюристит, с такими нужно бороться иными методами, которые юристы знают и весьма используют, но не афишируют.

Михаил нахмурился, звучно скрежетнул несуществующими зубами, по его лицу видно, что я разгромил его целиком и полностью, хороший солдат, правильный, однако Уриил медленно поднялся, лицо сосредоточенное, приподнял крылья и заговорил таким звучным красивым голосом, что мне восхотел ось заплакать от умиления:

– Сэр Ричард произнес прекрасную речь, я восхищен! В самом деле, сэр Ричард, примите мои поздравления.

– С удовольствием, – ответил я и учтиво раскланялся.

– И все-таки, – продолжил он тем же фанфарным голосом, – Творец повелел ангелам поклониться Адаму. Повторяю, Адаму! Но этот Ричард – не Адам, так что на него это не распространяется.

– Хороший ход, – одобрил я. – А то мне казалось, здесь сборище одних благостных… Мои поздравления, благородный Уриил!

Уриил величаво поклонился, но зыркнул исподлобья настороженно:

– Польщен…

Молодой и дивно сияющий вскочил, словно его подбросили, заговорив живо и страстно красивым музыкальным и в то же время напористым голосом:

– О чем мы говорим и спорим? Достаточно взглянуть на ангелов, даже на непримиримых наших противников, что, конечно же, неизмеримо уступают нам во всем, и это видно издали, что такие высшие существа не могли поклониться низшему!.. Адам же вообще тогда был комком мокрой глины!

На обеих сторонах возник шум, у светлых с одобрением, Вельзевул проворчал озлобленно, про Адама и суть спора уже забыли, я вскочил, попытался как-то навести порядок, но кто станет слушать мышиный писк, страсти быстро накалялись, но поднялся Гавриил, важный и блистательный, за спиной ворох роскошных крыльев, даже не сосчитать, сколько там пар, простер руки ладонями вниз, несколько раз опустил чуть, словно надавливая на макушки, и шум в самом деле начал стихать.

Он заговорил медленно и величаво:

– Цицаэль – из самых молодых наших соратников, ему простительна горячность. Конечно же, он не присутствовал при божественном акте создания человека, так что некоторые неточности в его речи простительны. От себя могу заверить, что Всевышний сделал поклон проявлением почета и уважения Адаму, ибо Адам получил от Творца душу, познал имена всех зверей и ангелов, и был назвал Создателем Его наместником на земле. Я не согласен с Люцифером, Вельзевулом и другими, которые отзываются о великом Адаме пренебрежительно, он был велик и достоин…

Вельзевул недовольно заворчал, а Гавриил закончил тяжело и властно, как припечатал:

– Однако при всем уважении к Адаму, даже великому почтению к этому божественному творению Всемилостивейшего, я вынужден сказать горькую для сэра Ричарда правду. Во-первых, как уже сказал, поклон был знаком уважения к дивному созданию Господа…