Текст книги "Патроны чародея"
Автор книги: Гай Юлий Орловский
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 1
Конь понес обратно с еще большей охотой, трава в Лесу не настолько хороша, как отборный ячмень в яслях. На востоке небо посветлело, а когда впереди начали подниматься из земли стены столицы, в далекой выси вспыхнуло розовым первое облачко.
Стражи на городских воротах уже новые, но и эти меня узнали, мир тесен, очень уж крохотное королевство.
Я помахал рукой.
– Не спать, не спа–а–ать!
Конь пошел галопом, улицы пока еще почти пустые, в столице спят дольше, чем в селах, и через несколько минут нас вынесло на площадь, за которой грозно блещут в лучах утреннего солнца острые кончики ограды королевского парка.
Ворота не успели распахнуться перед моей глердскостью, как со стороны улицы раздался вопль:
– Эй, морда! А ну стой, где стоишь!
Я развернул коня, вскипая благородным гневом, но это, оставив двух игриво хихикающих женщин, ко мне бросился Фицрой, красивый и нарядный, хотя вином от него пахнуло так, что я закашлялся, а коня ощутимо шатнуло.
– Ты где был? – крикнул он. – Я ждал–ждал, уже и в «Дочери Малефисенты» побывал, и в «Единороге»…
Стражи ворот начали заинтересованно прислушиваться.
– А в «Веселой Лошади»? – спросил я.
Он отмахнулся.
– Девки там старые, вино завезли кислое, подрался только один раз. С тобой все в порядке? Желтый какой– то весь…
– Двое суток провалялся в беспамятстве, – огрызнулся я. – Знал бы, что это за варево…
– Рундельштотт?
– Лечил от чего–то, – пояснил я, потому что Фицрой нахмурился и потрогал рукоять меча. – Говорит, совсем я слабым стал. Но сейчас вроде нормально. Вернемся в замок, отожрусь, как стадо свиней на желудях. Пойдем.
Стражи распахнули снова одну створку, один спросил, указывая на Фицроя:
– Это вот тоже с вами?
Фицрой горестно вздохнул и поднял глаза к небу. Я сказал мирно:
– Это он тут всеобщий любимец, а не я…
Стражник сказал с сочувствием:
– Берегите карманы. Вчера он у нашего капитана выиграл все деньги, меч, коня и доспехи.
– И сапоги, – добавил второй стражник.
– Что сапоги, – сказал с мечтательным вздохом первый, – капитан и жену ему проиграл на всю ночь…
Фицрой задумчиво посмотрел в небо. На той стороне ворот я покинул седло, чтобы с Фицроем вровень, коня довел до середины двора и сунул повод в руки первому попавшемуся челядину, велев позаботиться, а сам повернул к башне.
– Ты вообще–то готов?
Он изумился.
– Я всегда готов! Мне даже коня менять не надо. А тебе стоит, если поедем сегодня.
– Какое сегодня, – сказал я, – сейчас!
– Тогда я тебе сам подберу коня, – сказал он живо. – У меня есть тут пять хороших скакунов. Что так смотришь? Все честно, четверых выиграл, одного подарили… В самом деле подарили!
Я покрутил головой.
– Почему я не Фицрой?.. Вот бы жил…
Он расхохотался, хлопнул меня по плечу и быстро пошел к конюшне.
Когда я собрал свои вещи, в первую очередь мешки с винтовкой и патронным ящиком, Фицрой уже вел от конюшни в поводу двух в самом деле великолепных скакунов, видно по стати, уже оседланных, под красивыми цветными попонами и украшенными серебром уздечками.
– Хорошо быть Фицроем, – пробормотал я.
Он с интересом смотрел, как я навьючиваю на своего коня оба мешка.
– Подарки?.. Даже штаны дал… И вообще, смотрю, приодел в свое колдовское.
– Да, – пробормотал я. – Рундельштотт… чародей широкого профиля. Он снисходит и до житейских мелочей.
Пока я навьючивал на коня мешки с винтовкой и патронным ящиком, Фицрой смотрел с великим интересом, но расспрашивать не стал, а сам сообщил шепотом:
– Я добыл хорошую карту Уламрии с самым подробным описанием земель, что прилегают к королевству Нижних Долин.
– Здорово…
Он вздохнул.
– Как сказать. Твои влезли слишком уж…
– И что?
Он пожал плечами.
– Если бы короли не были баранами, обменяли бы твою землю на аналогичный замок с землями в Улагорнии, выравнивая границу. Но, ладно–ладно, что сделано, то сделано. Главное, на карте отмечены все дороги, дорожки и даже тропы, а также… ну, это я сам отметил, все места с кладами, древними подземельями… Хошь покажу?
Я оглянулся по сторонам, все заняты своими или чужими делами, к нам приближаться не рискуют.
– Покажи.
Он тоже огляделся, вытащил из седельной сумки свернутый в трубку лист бумаги.
– Смотри! Карта новенькая. Я из тех, кто не гонится за старыми.
– Мудро, – одобрил я и заглянул через его плечо. – А что вот там синими точками? Их больше всего.
– Постоялые дворы и трактиры, – ответил он нехотя. – А что? Надо же где–то останавливаться?.. А лучше там, где веселее. Ты чего? Совсем монах?
Я переспросил:
– Монах?.. Ах да, я же забыл, что монахи бывают не только христианские. Буддисты, да?
Он пожал плечами.
– Не знаю. Вроде бы поклоняются какому–то скотьему богу. Но ведут крайне, я бы сказал, аскетичный образ жизни. Не пьют, не едят лишнего, с бабами ни–ни…
– Странно, – буркнул я. – Какой же он тогда скотий… Ладно, лишь бы не христианские.
Он заверил:
– Нет–нет, не волнуйся. Христианские монастыри, насколько я слышал, далеко на западе. Даже не в Ула– мрии, а за парой королевств ближе к Великой Реке.
– А–а–а, – протянул я, – все–таки есть. Наступают?.. Погоди–погоди! А чего вон та светящаяся точка… ползет! В самом деле, ползет по карте!
Он буркнул:
– Хороший конь под ним… Не обращай внимания, это я назвал… гм… одно имя, если то имя… но сработало. Этот гад уже по эту сторону гор.
– Ни фига себе навигатор, – пробормотал я потрясенно. – Начинаю уважать древних магов. Умели устраиваться в жизни!.. Этот, который двигается, твой друг или враг?
– Был когда–то другом, – ответил он нехотя. – Ну, поехали?
Я смотрел, как он прячет в сумку карту, в самом деле удивительную, нарисовали ее недавно, может быть, именно по заказу Фицроя, он не только успел за эти пару дней отыскать местных чародеев, якобы не существующих в столице, но и убедить их что–то сделать для него…
Из королевского дворца выскочил запыхавшийся слуга в одежде королевского двора, огляделся, увидел нас, замахал руками.
– Глерд Юджин!.. Глерд Юджин!
Я как раз вставил ногу в стремя и поднялся в седло, Фицрой вздохнул, я обернулся с великой неохотой.
– Чё?
Слуга подбежал, шапки на голове нет, так что поклонился ниже, чем рядовому придворному.
– Глерд Юджин, простите великодушно, однако ее величество увидели вас в окно… изволят что–то сказать на дорогу.
Фицрой буркнул тихонько:
– «Сказать» на королевском языке значит «велеть».
– А куда денешься, – ответил я. – Тут самодурство и самодержавие. Я недолго, ты пока не пропей коней.
– Иди–иди…
– И не проиграй, – напомнил я.
– Да иди же!
– И не отдай за интимные услуги, – добавил я.
Он воздел глаза к небу.
– С ума сошел! Я вообще никогда не плачу. И сам не беру. Это бесчестно. Разве что конями…
Слуга дождался, когда я двинулся в сторону королевского дворца, забежал вперед и знаками показывал гвардейцам, что все под контролем ее величества и все по монаршей воле.
Когда поднялись на этаж, стража отступила от двери королевского кабинета, а слуга распахнул ее передо мной с церемонным поклоном.
Королева так и стоит у окна, глядя задумчиво на широкий двор. Я прошел до середины зала, когда она замедленно и неспешно начала поворачивать голову в мою сторону. Я уже приблизился на расстояние двух шагов, а взгляд ее холодных рыбьих глаз наконец–то уперся в меня, не позволяя подходить ближе.
Я поклонился.
– Ваше величество?
– Уже уезжаешь, – сказала она с неодобрением. – Жизнь в столице тяготит?
Я поморщился.
– Ваше величество, я сибарит и гедонец. Или гедонизист, не помню. Есть такие нации. И мое призвание – лежать на диване, пить вино и смотреть на танцы голых женщин. Но вы мне подсунули земли и крепостных, что подвергаются набегам! Я бы плюнул на все и вернулся, если бы кто–то там мог их защитить. Но – некому. Потому сперва всех побью, потом вернусь отдыхать и нежиться. Врагов побью, не крестьян! А мне пусть приготовят диван поширше и помягче.
Она посмотрела с некоторым непонятным выражением в глазах.
– Эти земли ты сам выбрал… Тебя даже отговаривали.
– Все равно виновата королева, – отрезал я. – Значит, плохо отговаривали! Провоцируя на сопротивление.
– Вот как?
– Точно, – заверил я. – И вообще, ваше величество, для вас новость, что всегда во всем виновата власть?..
Она поморщилась.
– Даже в засухе или слишком… долгих дождях. Знаю. Аты?
Я огрызнулся.
– Что я?.. И я, как все люди. Все виноваты, только не я. А как жить иначе в душевном комфорте?.. Кстати, ваше величество, я получил благодарность за помощь вам от вашего поклонника.
Она насторожилась, что–то учуяла в моем не таком уж и ехидном голосе.
– От кого?
– От принца Роммельса, – ответил я с удовольствием. – Как его называют широкие народные массы, пока что далекие от демократии. Он почему–то рад, что вы удержали пошатнувшуюся… или не пошатнувшуюся, но все–таки власть.
Она смерила меня таким лютым взглядом, что я задержал дыхание, но она лишь процедила:
– Он никакой не принц, а просто разбойник.
– Спасибо, – сказал я с чувством, – что не вдарили. Но, может быть, в чем–то прислушаться к оппозиции?.. Ваш режим можно назвать умеренно тираническим с заметными элементами демократии, а Дейнджерфилд установил бы военную диктатуру. Как одни военные хотели установить в нашем королевстве в декабре, но по
лучилось только в более южных странах, где их ласково называли хунтой… В общем, этот принц, что не принц, вдруг в чем–то прав, выражая потаенные и низменные чаяния народа?.. Если дать всем свободу… мир станет лучше?
Мне показалось, ее мраморно–чистое и аристократически бледное лицо начало наливаться красной гнева.
– Глерд, – произнесла она с придыханием, – я усомнилась в вашей разумности.
– А в искренности? – спросил я живо.
– Искренним вы не бываете даже с собой, – отрезала она. – Вы не видите разве, что простой народ вовсе не желает того, о чем вы говорите, сами не понимая своих слов! Они счастливы пахать землю, продавать зерно и ни о чем не думать больше!.. Маги счастливы заниматься тем, чем занимаются!.. Воины не хотят ни пахать, ни заниматься магией, но с удовольствием скачут вдоль границ и оберегают мирных крестьян от разбойников!.. Каждый на своем месте!.. Вы хотите сделать всех несчастными?
– Ваше величество, – ответил я смиренно, – понимаю, эволюция лучше, чем революция. Но это так долго…
– Королевство, – напомнила она, – не деревня. Здесь ничего нельзя делать быстро.
В дальней двери появился глерд Иршир, некоторое время торчал столбом, затем начал подавать королеве какие–то знаки. Она бросила в его сторону недовольный взгляд.
– Ладно, идите, глерд Юджин. Но вы знаете, куда можно вернуться в любой момент.
– А это куда?
Она поморщилась.
– Те покои закреплены за вами. Когда бы вы ни изволили явиться.
– Ого, – сказал я. – Не ожидал. Спасибо!
– Вы много чего от меня не ожидали, – ответила она с надменностью. – Но я от тебя ожидаю. Иди–иди!
Я поклонился, отметив, что она снова перешла на «ты», и, сдерживая усмешку, пошел к двери.
Герцог поспешно отодвинулся, слишком нарядный, а я прошел по коридору и побежал вниз, пренебрегая солидностью глерда.
На втором этаже наверх поднимается Форнсайн, он сразу вперил в меня злой взгляд, меня да не заметить среди чинных и величавых, я думал, что разминемся на достаточной скорости, однако он остановился и отвесил настолько смиренный поклон, что больше похож на издевательство.
– Глерд Юджин, – произнес он ровным голосом, – беру обратно свои поспешные слова, что вас плохо подготовили.
– Что, – спросил я с иронией, – у меня подготовка хорошая?
Он ответил уклончиво:
– Вы не собирались долго засиживаться в слугах, потому так плохо играли эту роль. Облик знатного глерда вам идет больше.
Я прищурился, впился в него взглядом.
– Хотите сказать, что это только облик? Но не совсем мое?
– Простите, глерд, – ответил он с едва заметной иронией, – я не могу судить о том, чего не знаю.
– Но все–таки?
Он ответил нехотя:
– Есть несостыковки… Хотя это больше на ощущениях. Вы не тот, за кого себя выдаете даже сейчас.
Я проговорил с нажимом:
– Это не так важно, глерд. Важнее то, что я поддерживаю королеву… пусть и с оговорками. А вот ваша роль в заговоре Дейнджерфилда остается пока неясной.
Он запнулся, помолчал, глаза погасли, сам как–то съежился, наконец проговорил с запинкой:
– Ее величество великодушно простили всех, кто колебался или даже участвовал, но не был на главных ролях. Как видите, меня даже не сослали в отдаленное имение.
Я сказал безразличным голосом:
– Ее величество почему–то считает вас неплохим вроде бы профессионалом. Думаю, только потому вы еще не на виселице. Но учтите, я вас таким не считаю!
Он поклонился.
– Как вам угодно. Только вы, как бы вам это поделикатнее напомнить, еще не королева.
– Ее величество не вникает в мелочи, – сказал я и ощутил, что нагло брешу, королева все видит и замечает. Хуже того, это знает и Форнсайн. – Я как–то объясню…
– Вы уже лишили меня лучшего работника, – сказал он.
– Мага?
– Он был не только маг, – ответил Форнсайн. – Хорош был и как воин, и как лазутчик и вообще умел и делал очень многое.
– Другого найдете, – обрубил я. – Учтите, теперь я за вами присматриваю лично. Даже издали.
Он ответил с легким поклоном:
– Как и я за вами. Желаю здравствовать, высокий глерд!
Я смотрел ему вслед и чувствовал, как просыпается
темная тревога. Очень даже сомневаюсь, чтобы желал мне здравствовать. А возможностей у него, если честно, все же больше, чем у меня.
Впрочем, я еще не сказал своего последнего слова.
Глава 2
На крыльце кто–то отпрыгнул, кто–то поклонился, я все еще темная лошадка, вдруг да лягну, невзирая на длинный ряд предков.
Фицрой уже верхом прогуливает коней шагом, с ним раскланиваются намного любезнее.
Я издали помахал рукой.
– Все закончено. Можно ехать.
Он спросил живо:
– Ну что королева?
– Обещала, – ответил я, – помахать платочком.
– Ух ты, – сказал он с восторгом. – Такая женщина… Ну тогда влезай в седло красиво, не горбись, на лице задумчивую печаль, не суетись, как суслик, ты же теперь глерд.
– Постараюсь, – ответил я.
Когда выехали из ворот дворцового сада и пустили коней по тесной улице, он сказал с укором:
– А чего даже не оглянулся?
– Зачем? – спросил я рассеянно.
– Королева же махала платочком!
– Королева? – удивился я. – Какая королева?.. Ах да, прости, совсем забыл… Да, уже отмахнуться поздно.
– Ничего, – сообщил он, – ты уже отмахнулся, можно сказать.
Впереди распахнутые городские ворота, а за ними еще шире распахнутый во весь божественный размах залитый солнцем мир с сине–зеленым небом и двумя солнцами: огромным оранжевым и крохотным зеленым, что быстро–быстро бежит по небосводу с таким видом, словно что–то сперло и торопится утащить в нору.
– Расскажи о химерах, – попросил я.
Фицрой повернулся в седле, на лице мгновенно отразилось сильнейшее недоумение.
– Ну тебя и заносит!.. То о королеве, то о химерах!.. Интересные у тебе перепрыги. Или не совсем пе– репрыги?
– Скорее, ассоциации, – ответил я. – С химерами, как мне кажется, придется встречаться даже чаще, чем с королевой. Хотя не знаю, от кого вреда больше… Так что хорошо бы знать их уязвимые и прочие места.
Он подумал, почесал в затылке.
– Ну как тебе сказать… Они сильнее, крепче, быстрее… Если кто схватится с химерой, я на него не поставлю. С другой стороны, они глупее.
– Глупее? В чем?
– Может, – уточнил он, – и не глупее, но соображают медленнее. Даже в драке, если быстро сменить тактику, то не успевают… можно победить. Если сам успеешь. Ну, что еще… Ага, не умеют сбиваться в стаи, что сам понимаешь, как для нас здорово!
– Еще бы, – пробормотал я. – Людям бы тогда вообще конец… Значит, перерождаясь из людей, начисто теряют социальность?
Он не понял, но многое хватает по интонации, подтвердил:
– Даже семейные люди, превращаясь в химер, становятся одиночками.
Что–то щелкнуло в моих мозгах, я спросил с усилием:
– Но те адепты Ордена Алого Света выискивают химер среди людей. Значит, химеры все–таки могут жить социально?
Он помотал головой.
– Нет, только как люди. Но людьми быть неинтересно. Химеры сильнее, здоровее, а еще у них никаких забот! Ты когда–нибудь слышал, чтобы хоть одна химера повесилась или утопилась? И я не слышал. Это может делать только человек!
– Да, – пробормотал я, – человек – это звучит гордо. И, видимо, тяжко. Значит, химеры получаются из людей, что попадают под свет трех лун…
Он уточнил:
– Иногда получаются. Но и те чаще всего быстро мрут. Зато выжившие живут намного дольше людей. Даже не знаю насколько. Потому химер еще на свете хватает.
Он захохотал, пустил коня в галоп. Ну не может человек долго вести мудрые и возвышенные беседы…
Я догнал, поравнялся с его конем и спросил:
– Слушай, а как насчет животных? Зверей всяких?
Он пожал плечами.
– Если корова или коза какая вдруг выбежит из сарая во время трех лун, хозяин ее тут же режет, чтобы хоть мясо не пропадало. А лесные… просто не знаю.
Я покосился в сторону далекого леса, темный и страшноватый, несмотря на солнечный день, а когда в такой въедешь, конь отказывается идти через завалы в вечный сумрак, даже в ночь, что царит в глубинах.
– Если люди превращаются в невесть что, – проговорил я, – то и звери наверняка… Как–то неуютно теперь даже смотреть в ту сторону.
– Химер бояться, – сказал он беспечно, – вроде бы и не жить? Чародей Ярвуд вообще в таком лесу жил. И радовался.
– Урод, – сказал я.
– Кто не урод, – ответил он, – тот неинтересен. Он был великий чародей! Только его рукописи до сего дня так и не удалось расшифровать и прочесть…
Я сказал решительно:
– Бред какой–то. Я вот не верю ни в какие зашифрованные рукописи! Это сказки выживших из ума старух и всяких жуликов.
– Почему?
– А какой смысл, – спросил я, – зашифровывать?.. Чтобы никто не прочел?..
– Чтоб пользоваться только самому!
– Согласен, – ответил я, – а дальше? После смерти?.. Какой маг захочет, чтобы его достижения были забыты? Любой возжелает, чтобы ученики продолжили его открытие, развили, усовершенствовали, назвали его именем королевство или весь континент!
Он посмотрел с интересом.
– Правда?
– А что, – спросил я, – нет?..
Он покачал головой, не сводя с меня пристального взгляда.
– Странный ты какой–то. То последняя свинья, то о людях заботишься. Конечно, если это тебе ничего не стоит, ха–ха!.. Но с таких, как мы, и это уже что–то?
Я буркнул:
– О людях забочусь как бы о роде человеческом! А все отдельные особи пусть хоть сейчас передохнут.
– Обо всем человечестве заботиться удобнее, – согласился он. – Вроде бы ничего и не делаешь, а заботишься. Верно?
Двое всадников на хороших конях и с большими вьюками на запасных лошадях, тоже молодых и сильных – это не бедные крестьяне, так что едва мы отъехали от города не больше десяти миль, как я ощутил справа от дороги, где густые заросли кустов, странный такой холодок, словно там за ними небольшой ледник.
– Хорошее место для засады, – сказал я и неспешно вытащил пистолет. – Как думаешь?
– Хорошее, – согласился он и так же неторопливо и картинно начал извлекать из ножен меч. – Чувствуешь, да?
– Просто трушу, – ответил я. – Я демократ, а для демократа и гуманиста трусить – признак высокого социального развития.
Кусты распахнулись, на дорогу разом высыпало четверо оборванных и страшных мужиков с перекошенными злобой мордами. И хотя знаю насчет приема устрашения, им не наши жизни нужны, а кошельки, вьюки и кони, но сердце в страхе замерло, а пистолет в моей руке дернулся в отдаче как раз в момент, когда вожак раскрыл рот для грозного: «Кошелек или жизнь!»
Фицрой поднял коня на дыбки, развернул на двух ногах и бросил на троих таких же грозных и отвратительных позади вожака. Меч его страшно сверкнул в воздухе. Ближайший разбойник не успел завалиться с разрубленной головой, как сверкающее лезвие начисто снесло голову его соседу.
Я стрелял и стрелял, а когда вслед за вожаком на дорогу рухнули и трое его соратников, торопливо обернулся к Фицрою. Тот галопом гнал коня за последним, что вовремя сообразил и ринулся бежать, но ума не хватило ринуться в заросли, а в панике понесся по дороге.
Где–то на десятом шаге над головой обезумевшего от ужаса дурака раздались конский храп и торжествующий голос всадника, а затем острая сталь с хрустом рассекла череп.
Фицрой наклонился с седла и вытер клинок о спину убитого. Когда разогнулся и бросил меч в ножны, лицо его сияло отвагой и довольством.
– Поровну!
– Чего?
– Ты троих, – пояснил он, – я троих. Меч не уступает магии!
– Даже превосходит, – подтвердил я. – Ты что там смотришь?
Он, наклонившись с седла, осмотрел сперва тех, которых убил, потом сраженных мною.
– Эх, оборванцы… Если у них что–то и есть, то далеко в лесу.
– Да ладно тебе, – сказал я. – Поехали.
– Люблю трофеи, – признался он. Подумал, добавил со вздохом: – Хотя, если бы с каждого брал хоть щепочку, за мной везли бы обозы строевого леса. А зачем он мне?
– Корабли строить, – пояснил я солидно. – Ладно, поехали!
Мы пустили коней рысью, я старался дышать ровно и говорить ровно, все еще немножко потряхивает. Неужели все, тот же Фицрой, в самом деле убивают спокойно или же просто делают вид, что им нипочем, а на самом деле их тоже трясет?
Фицрой после долгой паузы поинтересовался:
– Ты видел большие корабли?..
– Конечно, – ответил я и посмотрел на него в изумлении. – А ты?
Он покачал головой.
– Видел, конечно. Но, думаю, должны быть и больше. Все–таки эти плавают по рекам и озерам, а если в море?
Я пробормотал:
– Так ты и моря не видел?.. Ничего себе… Ладно, еще увидим. И корабли тоже. Очень большие! Трехмачтовые.
Он некоторое время ехал молча, смотрел вперед, лицо заострилось, а ветер красиво треплет волосы, наконец проговорил осевшим голосом:
– Ты видел больше меня… Я это почувствовал еще в каменоломне. Что–то было в тебе такое… А сейчас еще больше.
– Какое? – переспросил я. – Честно говоря, я был жутко перепуган.
Он усмехнулся.
– Еще бы. Ты точно не родился в селе возле таких мест.
– А где?
Вместо ответа он пришпорил коня, я старался не отставать. Копыта стучат громко, ветер ревет в ушах, он крикнул громче, перекрывая звонким голосом шум:
– Страшно и представить!..
– Ты чего?
– Да вот не могу вообразить!
Я промолчал, это, скорее, метафора, хотя, кто знает, вдруг у него тоже может быть чутье или предчувствие? Недаром же сразу так прилип ко мне.
Однако Фицрой долго не может быть ни серьезным, ни встревоженным, тут же начал рассказывать, часто похохатывая, разные истории о странствующих, подобно нам, а я слушал, слушал, потом пустил коня в сторону от дороги.
Он прервал рассказ, крикнул:
– Ты куда?
– Да так, – ответил я, – хочу посмотреть, нет ли здесь близких выходов нефти.
Он крикнул вдогонку:
– Чего–чего?
– Горючей смолы, – объяснил я. – Она мне может пригодиться в народном хозяйстве и для подъема тоталитарной экономики.
Он в недоумении пустил коня за моим, а я достиг пятачка, откуда тогда в небо вырвался багровый столб призрачного огня. Всего в десятке шагов от дороги, недалеко от трактира, в котором Крант и Калило, мои стражники, усердно готовились к разговору с Марлом, мол, пропадать, так хоть будет за что.
Трава, как трава, если бы везде одинаковая, другое дело, а то над тем местом, откуда выметнулся столб переполнившейся в земле магии, растет всякий бурьян… хотя, конечно, не всякий, в одном месте очень даже мелкий, каргалистый, совсем жалобный, зато дальше снова роскошный, победный.
Я покинул седло, присел, рассматривая бурьян. На пятачке земли, где долгие годы копилась магия, даже цвет иной, синевато–желтый, а везде зеленовато–красный, заметно издали.
Фийрой наклонился с седла, глаза горят интересом.
– И что там?
Я сорвал пару стебельков, посмотрел скептически.
– Да, это не то… Ошибся. А жаль… Стой, ты куда?
Конь, почуявший свободу, отбежал в сторону, где
высокие зеленые заросли, начал срывать сочные верхушки. Фицрой повернул свою лошадку, догнал моего лакомку, тот мотал головой и не давал ухватить повод, но Фицрой поймал, в красивом галопе привел ко мне и бросил повод.
– Держи!.. И не выпускай, здесь кони хитрые. А вот люди – нет.
– Спасибо, Фицрой, – сказал я и, поднявшись в седло, послал коня на дорогу. – Поехали, надо спешить.
Пока он ловил коня, я сорвал еще пару пучков и надежно спрятал на дне кармана. Есть мысля, либо самому поискать подобные места, то ли объявить, что для королевского чародея Рундельштотта нужен вот такой бурьянчик, именно сине–желтый, мелкий, словно больной, кто принесет – тому вознаграждение…