Текст книги "Патроны чародея"

Автор книги: Гай Юлий Орловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 14

Поселок расцвечен огнями, солнцесборные панели дают достаточно электричества для всех нужд, а скоро и трансформаторы уйдут в прошлое. Освещен даже лес за пределами забора, в разных местах взлетают фейерверки.

Автомобиль высадил меня у крыльца, а сам величаво вкатился в раскрывшийся для него гараж.

Я торопливо пробрался к трансформатору, без колебаний включил: во–первых, без него портал не образуется, а во–вторых, здесь пройдет меньше секунды, сколько бы я ни проторчал там.

   – Ну, – проговорил я тихо, сердце стучит взволнованно, словно делаю первый раз, – удачи тебе, живая легенда… глерд Улучшатель…

Входя в незримый портал, я закрыл глаза и придержал инстинктивно дыхание, а когда вылез на той стороне в лаборатории Рундельштотта, то сразу же споткнулся и едва не растянулся на трупе чифа.

Пахнет химикалиями и крепкими настойками, раньше почти не замечал, а сейчас после стерильного мира все бьет в нос. Или повышается моя чувствительность?

Ничего, к сожалению, не пропало, все три трупа на месте, кровь еще вытекает из тел. Мешок со снайперской винтовкой слегка подмок снизу, рядом с ним горестно накренился, словно молится, мешок с двумя ящиками патронов.

Торопясь, как бы кто не последовал за мной снизу в башню, очень уж Форнсайн бдит, я вытащил всех троих на лестницу и пинками сбросил ниже на несколько ступенек.

Когда вернулся в лабораторию, пришлось самому затереть кровь, потом разжег огонь в самом большом тигле и бросил туда тряпку.

Рундельштотт в своей берлоге спит чутко, то ли от старости, то ли вообще такой, сразу же поднялся, я услышал сквозь дверь, как заскрипело под ним ложе, подошел, шаркая и подволакивая левую ногу.

   – Кто стучит?.. А, Юджин…

Не давая ему высказать свое неудовольствие, я заговорил быстро и захлебываясь словами:

   – Мастер, по дороге к нашей лаборатории на меня напали четверо химер! Страшные, аж жуть! Я прямо чуть сам в камень не перевернулся, я же нервный, пугливый, нежный, чуткий, отзывчивый… Я так завизжал от ужаса, что они подохли, точно ультразвук на них действует… И, не представляете, превратились… нет, вы не поверите, в людей!

Он крякнул.

   – Они всегда превращаются в людей, когда умирают. Но как ты…

   – Это было трудно, – признался я скромно, – однако как–то получилось, даже не знаю, я же так испугался, так испугался! Мастер, дело в том, что надо от них избавиться без шума.

   – Что?

   – Иначе, – объяснил я, – королева, узнав такое, вообще перекроет сюда все входы–выходы.

   – Избавиться? – переспросил он непонимающе. – Как?

   – Не знаю, – ответил я, – вы же чародей? Превратить в пыль, сжечь в камине.

Придерживая дверь, он осторожно выглянул наружу.

   – Они где?

   – Там, на ступеньках, – объяснил я. – Страшные такие!.. Хоть уже и люди. Но я‑то знаю, что они все не люди! Это какой–то ужас, как жить?.. С живой легендой нельзя так обращаться!

Рундельштотт вышел на площадку, вытянул шею, оглядывая сползающие вниз трупы.

   – Странно, – произнес он задумчиво.

   – Что странно? – сказал я волнуясь. – Что странно? Ничего странного! Ну что там странное?

Он покачал головой.

   – Три мужских, только одна женщина… Обычно все наоборот. Химерами часто становятся попавшие под свет трех лун, но мужчины обычно гибнут, женщины выживают чаще.

   – Ничего странного, – возразил я быстро. – Они женщин берегут, такие вот примитивы, а сами по–мужски идут на опасные задания во имя чести рода… Ну сделайте же что–нить! Иначе нам вообще конец!.. Всех выгонят и все закроют.

Он подумал, сказал медленно:

   – Погоди, принесу ингредиенты.

   – А просто дунуть–плюнуть? – спросил я с надеждой.

Он поморщился, лицо стало высокомерным.

   – Я не шарлатан.

Исчез за дверью и долго не показывался, я начал нервничать, Форнсайн что–то чует, наконец Рундельштотт вышел, очень недовольный с виду, на ладони искрится горка зеленоватого порошка.

Я не успел рот открыть, он поднес ладонь ко рту и сильно подул. Порошок взвился искрящимся облачком и медленно пошел над ступеньками вниз.

Я охнул, все четыре трупа превратились в лед. Рундельштотт оглядел их все еще недовольно, порошка жалко, все они жадные, а меня не жалко, нет на свете справедливости ни в одном из миров.

   – А теперь что? – спросил я нервно.

   – А пусть растают, – ответил он. – Сейчас жаркие дни.

   – Хорошая идея, – сказал я с облегчением. – Но лучше помочь природе, ибо я ее царь и потому должен о ней заботиться и не ждать милостей.

Он вздохнул, когда я ногами сбросил все четыре глыбы по ступенькам еще ниже. Там в темноте загрохотало, захрустело, но, надеюсь, до первого этажа не докатятся.

   – Да, так быстрее, – согласился Рундельштотт. – Мелкие льдинки растают сразу.

   – Мастер, – взмолился я, – это был первый вопрос, но за ним более важный! Как создавать вещи… на более долгий срок? Нет, я не мечтаю даже о годах или месяцах, мне бы хоть на несколько минут!..

Он покачал головой.

   – Какой ты прыткий.

   – Жизнь такая, – объяснил я. – А то схарчат. А у меня кости мягкие, хрупкие, я же весь такой нежный и одухотворенный! Мне нужна защита.

Он буркнул:

   – Это невозможно. Чуть–чуть надольше… это я могу помочь, но тебе придется очень худо.

   – Это как?

   – Есть такое зелье, – сообщил он, – неделю потом корчи бьют. И выживают… немногие.

   – Согласен, – выпалил я, не раздумывая. – Согласен!

Он повернулся к приоткрытой двери в свою комнатку.

   – Ладно, иди за мной. Только ничего руками не трогай. И ногами. Снадобье сделать могу, все ингредиенты есть. У тебя сильный дух, а чародею без него нельзя. И без риска нельзя… Но учти, из десяти принявших снадобье выживает один. Чаще всего, покалеченный. Да и то не всегда удается пробудить в себе силу, которая, как утверждают древние мудрецы, изначально в каждом.

   – Я выдержу, – заверил я.

Он закрыл за нами дверь на ключ, кивнул мне на просторное деревянное кресло с широкими поручнями, где по сторонам свисают широкие кожаные ремни.

   – Садись. Мне твоя уверенность нравится.

Я посмотрел на кресло, от него идет холод, словно вырублено из цельной глыбы льда. Сердце трусливо участило удары.

   – Это не совсем уверенность, – сообщил я, стараясь не выказывать страха. – Это почти знание. Хотя, конечно, трушу, если честно. Как–то молотком попал по пальцу, дурак, сам хотел гвоздь забить… до сих пор помню, какое испытал счастье и просветление ума. Но я провитаминенный, а иммунная у меня после вакцинации вообще зверь, а не система. Как догонит какую бактерию, так и рвет на части!

Он повернулся к столу и перебирал там горшочки с растворами, настоями и мазями, а я тихохонько опустил зад в кресло и едва не подпрыгнул. Ощущение такое, будто сел голой задницей на лед.

   – Что такое, – поинтересовался он отстраненно, – иммунная?

   – Защита внутри нас, – пояснил я. – Ее можно ослабить, тогда болячки набросятся и задавят, а можно усилить. У меня усиленная. В моем королевстве это делают всем насильно, чтобы не болели, а работали и работали, гады.

Он покачал головой.

   – Наверное, это… интересно.

В его комнате обычный для творческого человека бардак и беспорядок, я старательно настраивал себя на благополучный исход, это же так важно, то ли подкопить магии, то ли подучиться новым трюкам, вон даже мышей учат, а я еще та мышь, сумею, наверное, больше…

До сих пор, как будто кто ласково чешет спинку, когда вспомню, как создавал патроны и палил, не считая выстрелы, по тем гадам. Дык это ж только начало, я ж в глубине ленивой души жутко талантливый, только тоталитарное и давящее мой свободный дух общество не дает развернуться моей замечательной, но если апгрейдю магию, то вообще смогу… даже не знаю, но смогу!

Надо здесь выжать все, что смогу, прокачать свои умения, а для этого стисни челюсти, как бультерьер на кошачьем горле, замри, не дыши, терпи…

Он старательно составлял напиток из десятка ингредиентов, а в конце умело надрезал себе подушечку пальца, кровь часто закапала в чашу, а оттуда взвился красноватый дымок.

Я зябко поежился.

   – Это что, обязательно?

   – Увы, – ответил он.

Я уточнил:

   – Обязательно из кончика пальца? Там столько нервов, это так больно. Лучше из основания, если нужно именно из пальца. Но вообще–то кровь везде одинакова, хоть в благородном сердце, хоть в неблагородной жопе.

Он посмотрел на меня с недоверием.

   – Откуда ты взял такой бред?

   – Из учебника анатомии, – ответил я. – Есть такая дисциплина в магической школе… Нет, уже в университете… или в академии?.. Да, скорее, в академии. Академии Высокой Магии!.. Хотя вообще–то чего такая хрень лезет в голову? Наверное, звучит красиво. А так я и универа в глаза не видывал.

Он сказал с отвращением:

   – Одна и та же кровь? Никогда не слыхал такой чуши.

   – Ладно, – сказал я, сдаваясь, – можете хоть руку отрезать. Или голову. Мне что, жалко?.. Я гуманист, так что хоть все тут поубивайтесь. Хорошо, не моя кровь нужна.

Он буркнул:

   – Твою еще не знаю, а свою давно проверил. Та-а– ак, теперь взболтать… Ну вот, теперь выпей.

Я с подозрением смотрел на склянку с ядовито–зеленой жидкостью.

   – Какая–то опасная с виду.

Он поморщился.

   – Ты что, знаток? Определяешь по цвету?

   – Да все знают, – возразил я, – красная прибавляет жизнь, синяя – магию, а зеленая – всегда отрава!

Он сказал с удивлением:

   – Все знают? Мудрые там у вас… Все верно, это и есть яд. Но как бы тебе попроще…

   – Все есть яд, – подсказал я, – и все есть лекарство?

   – Соображаешь, – сказал он пораженно, – угадал. Этот яд тебя не убьет…

   – Но даст силу?

Он покачал головой.

   – А разве такое снадобье существует?

   – Тогда зачем?

   – Это позволит набирать силу, – пояснил он. – Если еще раз вдруг попадешь под свет трех лун, то в тебя поместится больше.

   – Не лопну? – спросил я с тревогой. – Был медным кувшином с фиксированным объемом, а стану безразмерным кожаным бурдюком?

   – Да, – ответил он и посмотрел чистыми глазами научного фанатика. – Хотя кто знает, лопнуть можешь тоже. Пей, а то выдохнется.

Я задержал дыхание, поднес склянку ко рту и начал переливать в себя частыми и большими глотками, иначе могу опомниться, я всегда опомниваюсь потом, так как бесконечно умен только потом на лестнице.

Рундельштотт наблюдал со спокойной бесстрастностью, словно вот так отравил уже сотни, если не тысячи подобных лабораторных мышей, но для большей достоверности статистики нужно отправить на тот свет еще партию.

Я ухватился за живот.

   – Ого!.. Началось? Так быстро?

   – Жжет? – спросил он. – Ничего, дальше еще интереснее. Откинься на спинку, давай руки… не бойся, ремни для твоей же безопасности. А это кольца для ног…

   – Еще и для ног, – прошептал я в ужасе. – И сколько это продлится?

   – Сколько нужно, – заверил он.

Глава 15

Жар терзал меня два дня, ночью бредил, один раз даже вроде бы вырубился вовсе, ничего не помню, а когда пришел в себя, я весь мокрый, как утопшая мышь, а

Рундельштотт снимает с меня промокшие насквозь толстые ремни.

   – Молодец, – проговорил он со странным выражением лица. – Обычно с неделю бьются в припадке… Те, кто не откинул копыта, как ты говоришь, сразу.

   – Ага, – ответил я сорванным голосом, в горле все еще першит и чешется, – знал бы, что вот такое, ни за что бы!

   – Ну–ну, – сказал он успокаивающе, – так я и поверил. Мы готовы пройти через любые муки, чтобы стать сильнее. Или чтоб у нас баб стало больше. Это у нас в крови. Что будешь делать теперь?

   – Навещу свой замок, – сообщил я. – Чуть наведу там порядок… ну, как я его понимаю, а то крестьяне сами защитить себя не могут, даже на колени встали, стыд какой…

   – Значит, в отчаянии, – сказал он.

   – Да не им, – огрызнулся я, – мне стыдно!.. Дурак, зачем принял от королевы этот троянский замок… Подумаешь, феодал! Для меня феодал, это право первой брачной ночи. Такое еще понимаю, тут согласен с моими обязанностями и готов как–то выполнять, хоть и с оговорками… но при чем тут все остальное?

Из башни я выскользнул, когда над темным лесом поднялась луна, добралась до черной тучи и зарылась в ней. Но глаза мои чуточку привыкли к темноте, да и у каждого здания горят факелы, так что довольно быстро пробрался к конюшне и потихоньку вывел самую быструю лошадку.

Стражи не поняли, почему так тайком надо выскользнуть из дворца, но ворота открыли послушно такой цаце. Все знают, что я тот самый. Уже не только Улучшатель, по слову которого подковывают всех коней, но и человек, которому королева доверяет.

Воздух еще теплый, на улицах тихо, если не считать, что на одном перекрестке бродячие актеры дают представление, народу собралось не больше десятка.

Застоявшаяся лошадка идет быстрой рысью, а когда миновали городские ворота, охотно перешла в галоп по уже привычной для меня красноватой земле. Мне уже не нужно поднимать голову на огромную красную луну, покрытую неровными пятнами окалины, чтобы все время помнить, в каком мире я просыпаюсь.

Лес в ночи надвигается особенно огромный и чудовищно страшный, но холодка на загривке не чувствую, а в последнее время я начал руководствоваться при оценке опасности вот этим примитивом: нестрашно, страшно, очень страшно.

Конь вздохнул, когда я покинул седло, едва въехали под ветки ближайшего к опушке дерева.

   – Это недолго, – сказал я успокаивающе. – Они не любят общаться даже со мной, таким красивым и нарядным.

Конь пренебрежительно фыркнул, понятно же, что красивый и нарядный из нас двоих как раз он, недаром же лучший поэт мира сказал, что нет лучше одёжи, чем бронза мускулов и свежесть кожи, а я погладил его по морде, чмокнул в нос и быстро пошел между деревьями в глубину ночного леса.

На этот раз я двигался намного увереннее, шумел и покрикивал, хрюкал, нявкал, пару раз взвыл волком, как мне казалось, хотя у волков получается слабее, все– таки я царь природы и венец творения, хочу – крякаю, хочу – хрюкаю.

Когда совсем уж углубился в чащу, вроде бы белесые фигуры мелькнули далеко за деревьями, но сразу исчезли, однако я вздохнул с облегчением, с достоинством раскинул руки в дружелюбном жесте.

   – Как же соскучился по вам, дорогие мои друзья аль– вы!.. Как же постоянно не хватает вас для полного и незамутненного счастья!.. Только о вас и думаю…

Они появились снова вдвоем, белесые и полупрозрачные. Деревья сквозь их тела просматриваются так отчетливо, что могу пересчитать всех взбирающихся зачем–то по стволу муравьев. Правда, сверху бегут с толстыми раздутыми брюшками.

   – Слава бесподобному Угагулу, – сказал я с чувством. – Это я, ваш друг!.. Скажу сразу, я ваш друг, и я – знатный глерд. Если не знаете, что это, то… в общем, только пискните, что вам надо, и я постараюсь постараться!.. У меня некоторые полномочия от королевы, некоторые взял сам… в общем, теперь и я смогу быть вам полезным. Не знаю чем, но как бы смогу. В перспективе. То есть я – благодарное создание. Вы мне, я вам…

Болтаю много, это и от нервов, и в исполнение главного закона, что пока говоришь, с тобой ничего не сделают, а пока несешь какую–нибудь чушь, можно придумать что–то, да и вообще может случится пожар, землетрясение, метеорит, а то и целый астероид упадет, примчится вестник и скажет, что мне нужно дать дочь короля и полкоролевства в нагрузку… хотя вообще–то дочь короля тоже нагрузка.

К тому же человек, разговаривающий много вроде бы без толку, не выглядит опасным. Куда опаснее люди сосредоточенные, молчаливые или редко роняющие хорошо продуманные и взвешенные слова.

Я не двигался, только улыбаюсь, как дурак, а дураки всем нравятся, они дурные и безопасные, так что альвы приблизились все так же бесшумно, как привидения.

Нечеловечески огромные глаза, так характерные для существ ночного образа жизни, уставились на меня с немым ожиданием.

После паузы первый альв проговорил едва слышно:

   – Приветствуем тебя, Видящий Нас.

   – Что Видящий, – возразил я, – главное – Любящий!.. Я же всех вас люблю, разве не чувствуете?

Первый ответил после паузы:

   – Чувствуем. И не понимаем.

   – А что тут понимать? – возразил я бодро. – Просто надо чувствовать – и все. Остальное – умствование пустое. Вы мои милые худенькие коалы, я вас нежно люблю!.. И готов для вас, если смогу, что угодно сделать, если это мне ничего не будет стоить.

Первый смолчал, второе существо пропищало:

   – Нам ничего не нужно.

   – Всем что–то нужно, – сказал я твердо. – Все гребут и хапают!

Альв ответил так же на грани слышимости:

   – Немы.

   – Почему?

   – Мы просто живем.

   – Кто не расширяется, – сообщил я, – того сужают и уплотняют. Ладно, я к вам по сугубо деловому вопросу. И за помощью. Одно существо вот–вот склеит ласты, если ему не принести лейгилста. Не знаю, жевать будет или нюхать, но, говорит, только трава и спасет…

Они переглянулись, первый альв поинтересовался так же тихо:

   – Кому, химере?

Я сказал с неудовольствием:

   – Ну что вы так грубо? Сразу все очарование нарушили. Она как бы просто самка. А мы, самцы, самок должны спасать. Или хотя бы защищать. Это наше врожденное самцовое. Хоть и другой вид, с ним вроде бы нельзя… хотя почему нельзя? Человеку можно все! Человек наконец–то добился свободы и раскрепощения!

Второй альв, в котором я упорно подозреваю самку, спросил тихо:

   – А почему защищаешь химеру?

   – Потому что я царь природы, – заявил я твердо. – Ну и что, если сам себя так назвал?.. Это от имени инициативной группы. Кто–то должен взять на себя эту нелегкую задачу быть царем и тираном?.. Я взял и несу гордо и красиво. Химеры – часть природы. Я смотрю на химер по–хозяйски. Потому мне нужна эта травка для спасения одной особи. В свою очередь, я могу чем–то помочь или услужить вам!

Они переглянулись, старший альв пробормотал снова:

   – Нам ничего не нужно…

Второй, который самочка, добавил:

   – Ты вообще первый, кто заговорил с нами.

   – Мы даже не знаем, – сказал первый альв, – как с тобой общаться. Ты нас тогда застал.

   – Врасплох?

   – Ну да, вот так. Иначе мы бы тебе вовсе не показались. Но ты нас сам увидел. Потому мы сейчас даже не знаем…

   – Но травки нарвете? – спросил я деловито. – Я помню, для вас это одна минута. Ну, миг!.. Хоп – и там. Хоп – и тут. Уже с травкой. Вы такие чудесные! Помните, вы помогаете сохранять редкие, исчезающие под натиском безжалостной цивилизации вымирающие виды. А мы вот, люди, помогаем их сохранять. Так, для смеха.

Старший альв спросил очень серьезно:

   – Но почему… ты хочешь с нами общаться, а не… воевать? Как все остальные?

   – Мировоззрение, – ответил я солидно. – Мировоззрение у меня такое. Вообще–то я не совсем знаю, что такое мировоззрение, просто о нем нельзя не сказать иначе как дурак среди умных, но в моем старом королевстве не нападаем же на буддистов? Вот вы вроде буддистов. Или йогов. Живете себе и живете, будто живете. Вам на все плевать, кроме своего здоровья. Никому не вредите. Вот и я вредить не буду… и других постараюсь удержать от экономически не оправданных действий. Травка, которую хотите принести, но я вам мешаю демократической болтовней в духе демократии о сути демократии, как раз и будет залогом вечной… нет, дружба – хреновое понятие, а вот плодотворного сотрудничества иногда по случаю, самое то!

Он покачал головой, и хотя двигал медленно, мне показалось, что у него три головы, появляющиеся поочередно и так же поочередно исчезающе.

   – Мы просто хотим жить, как жили…

Я сказал со вздохом:

   – Ну уж нет, еще и вас защищать не буду. Сами как– нибудь… Что вы за вымирающий вид? Эльфы от вас отделились, как кроманьонцы от неандертальцев, и все еще выживают, а вы чего?.. Только прячетесь? Но я же вас нашел, найдут и другие.

Он проговорил тихонько:

   – Человек… у тебя своя магия… очень сильная.

Я отмахнулся.

   – Но нехорошая. А я человек хороший и даже замечательный в определенных условиях. Мне бы такую магию, чтобы творить добро, сеять разумное, доброе, вечное!.. А я только убивать могу. А это и волк умеет. Правда, как человек, я убивать умею лучше любого другого зверя, все–таки царь природы… еще чуть – и мне это понравится, вот будет жуть какая–то сладкая.

Он развел руками.

   – Мы с магией рождаемся. А люди учатся.

   – Одни учатся медленно, – сказал я, – другие быстро. Мне пришлось, как вы знаете, попасть под свет трех лун… с вашей помощью не помер, но, как сказал чародей королевы Рундельштотт, я теперь могу впитывать магию… а раз могу, то должен и как–то ею пользоваться для дома, для семьи? А то и для отечества, которого нет, но которое будет?

Он посмотрел на меня исподлобья.

   – Вот и пользуйся…

   – Жаль, – сказал я, – четвертой не было… Или еще двух–трех, чтоб уж жахнуло, так жахнуло!..

Он пробормотал:

   – Если бы еще и четвертая вышла… на земле бы все вымерло. Три и то… Вы уже знаете, откуда химеры берутся?

Он посмотрел на меня так, словно и я вот–вот превращусь во что–то жутковатое, а то и противное.

   – Все мы химеры, – ответил я беспечно, – жили себе такими счастливыми обезьянами! Сладкие и такие вкусные бананы жрали… А потом – бах!.. – охимерились в человеков. И пошло–поехало. До сих пор ничего не понимаем, как что и, главное, зачем? Потому и говорю, как химера химерам: какие есть еще варианты повышения нашей химерьей деятельности? На благо, разумеется. Нашего блага.

Он слушал насупившись, вид таков, что в самом деле что–то понимает за потоком слов, но думаю, у этих буддистов всегда такие лица, очень уж им все по фигу, что делается в мире.

   – Лейгилст принесут, – ответил он туповато. – Но нам от людей ничего не нужно.

   – Прекрасно, – воскликнул я. – Это прекрасно, что не нужно. Но я человек слова!

   – А что это?

   – Если нужно, – заверил я, – только свистните. Или хрюкните, я же не знаю, как вы коммуникируетесь.

Он не ответил, только посмотрел в сторону. Через некоторое время там возникла призрачная фигурка, через которую я отчетливо видел деревья и усилившийся поток муравьев, явно отыскали что–то особо лакомое.

В руках этого существа целый пучок веточек, старший альв медленно принял из прозрачных лапок и протянул мне.

   – Это не то, что ты просил, но то, что тебе надо. Или не тебе.

   – В смысле?

   – Это для химер, – пояснил он. – Человека убьет, но химеру поднимет на ноги.

   – Спасибо, – сказал я чуть ошарашенно. – Будем лечить химеру, что уже давно не химера, а член человеческого общества счастливого будущего. Потому и. Спасибо!

Они исчезли раньше, чем я договорил. Я прислушался, но присутствия уже не улавливаю, словно они перенеслись на другой конец Леса или же забрались под Зачарованную Гору.