Текст книги "Впереди вражеский берег"

Автор книги: Гай Гибсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

Глава 14. Ситуация меняется

Если командиров эскадрилий мучил вопрос, как сбросить больше бомб на цель, то у главнокомандующего были совсем иные заботы. Из надежных источников мы узнали, что все свое время он проводит, сидя за столом и опрашивая пилотов, проклиная ученых и спуская командиров групп с небес на землю, чтобы получить информацию о результатах бомбардировок. Почему провалился налет на Бремен, проведенный прошлой ночью? Потому что экипажи не видели земли. Почему они не могут лететь вслепую? Потому что они умеют определять свое место с ошибкой 20 миль и больше. Почему? Потому что немцы глушат все наши радиомаяки. Почему над Бременом не были выпущены осветительные ракеты? Может, и были выпущены, но противник поставил такую густую дымзавесу, что наши не увидели вообще ничего. Почему из тех бомб, которые все-таки были сброшены недалеко от цели, большинство упало юго-западнее? Потому что после взлета ветер переменился, но летчикам никто об этом не сообщил.

И так день за днем. Его интересовало все. Все силы были брошены на поиски способа, который позволил бы крупному соединению бомбардировщиков более точно сбрасывать бомбы на цель, избегая при этом ненужных разрушений. И, наконец, план был выработан.

За время моего отсутствия из эскадрильи пропало множество летчиков, кое-кто навсегда. Зато прибыли новые. Учебные подразделения иногда выпускали совсем неплохой материал: Банни Грейн, Вимпи Веллингтон, Джонни Коутс, Таффи Уильямс и Гинджер Крауфут, которые прибыли в последние несколько недель. Им еще предстояло войти в историю как величайшим людям 106-й эскадрильи. С самого начала они принялись фотографировать точку прицеливания, и сделанные ими снимки вывели эскадрилью на почетное седьмое место во всем Бомбардировочном Командовании. Своими навыками и достижениями они были во многом обязаны прекрасному командиру звена, который только что прибыл, чтобы занять вакантное место. Его фамилия была Вулридж, однако так его почти никто не называл. С тех пор, как он только начал летать, везде и всюду он был известен как Дим. Он имел огромные усы и резкие черты лица. Поведение Дима могло поразить кого угодно. Едва он появился у нас, как сразу попытался написать концерт для пианино с оркестром. Я думаю, что таким образом он хотел найти предлог, для того, чтобы не слишком много времени проводить с парнями. У Дима были проблемы с желудком, и он не мог пить много. Поэтому у него всегда имелась отговорка: он должен посидеть в тишине у себя в кабинете за нотной бумагой, времени на распитие пива у него нет. Другой его слабостью была поэзия. И все-таки Дим во всех остальных отношениях был прекрасным человеком. Кроме всего прочего, он совершил 67 вылетов в Германию. Дим был очень добр со своими парнями, но я боюсь, не слишком почтителен с командиром эскадрильи. Хотя я не признавался в этом вслух, по-моему, за ним требовался присмотр.

Когда мы долетели уже до Антверпена, нам приказали возвращаться. Облачный слой, который должен был нас защитить, начал понемногу таять. Небо достаточно очистилось. И мы могли видеть так далеко, как желали. Не слишком приятное положение, когда ты один. Как только мы получили приказ, мы немедленно развернулись и спикировали к Флиссингену. Мы надеялись атаковать пароход водоизмещением 4000 тонн, который шел в миле от берега. Но то же самое попытался сделать другой «Ланкастер», который летел в миле впереди нас. Прекрасно зная, что за нами уже гонятся истребители Люфтваффе, я по радио приказал ему подойти ближе, чтобы мы могли поддержать друг друга огнем своих пулеметов. (В тот день мы сумели сбить трех фрицев, все FW-190.) Мы летели вместе с ним, пока не появились какие-то облачка. И тут Джонни первым заметил другой самолет, который собирался атаковать какое-то судно.

«Смотрите, это же „О Орандж“», – заявил он.

Напрягая глаза, я различил сидящего в кабине Дима. Его огромные усы торчали в стороны, а бортинженер подавал ему сигарету. Заметив нас, Дим улыбнулся. Затем он сообразил, кто летит рядом, и тут же спикировал в облако.

«Да, это был „О Орандж“, – сказал я парням. – Но кто-то утверждал, что самолет неисправен. Не так ли?!»

В эскадрилье то и дело появлялись какие-то незнакомые лица, назначение которых Дим проводил, даже не ставя меня в известность. Этих парней он желал иметь рядом с собой. Но, несмотря ни на что, Дим был отличным парнем. Он очень много делал для своей эскадрильи. Слишком долго все мы, да и я в том числе, думали только о тоннаже сброшенных бомб, совсем не придавая значения точности бомбометания. Однако Дим организовал несколько ночных бомбежек и заставил парней практически каждую ночь тренироваться в фотографировании.

В тот период мы никак не могли толком решить проблему уничтожения указанных целей. Американские ВВС еще не имели в Европе значительных сил. Единственное, что мы знали – у них имеется новый бомбовый прицел, с помощью которого они могут бомбу положить буквально на чайное блюдце. Но пока что отдуваться за всех приходилось Бомбардировочному Командованию. В этот период самой грозной оставалась подводная опасность. Противник строил подводные лодки быстрее, чем мы могли их топить. Работа кипела как в германских портах, так и на захваченных немцами территориях.

Данциг был одним из таких портов.

Данциг находился в Польше, очень далеко от берегов Британии, однако мы должны были постараться помочь нашему флоту в Битве за Атлантику. Поэтому был запланирован дневной налет на этот порт, где каждый месяц строилось по крайней мере 12 подводных лодок.

Для выполнения задачи было решено привлечь «Ланкастеры». При этом самолетам предстоял перелет длиной 1500 миль над вражеской территорией в дневное время. Если бы мы могли ночью бомбить с достаточной точностью, операцию можно было бы провести при минимальном риске. Однако был отдан специальный приказ, требующий любой ценой избегать потерь среди гражданского населения. Поэтому нам пришлось согласиться с дополнительным риском перелета над вражеской территорией без истребительного прикрытия.

О самом налете можно мало что сказать. Наше снайперское бомбометание было оценено всего лишь несколькими строчками в газете:

«Вчера наши „Ланкастеры“ совершили дневной налет на Данциг, чтобы провести атаку вражеских верфей подводных лодок. Много прожекторов было уничтожено стрелками…»

Да, там было много зениток и прожекторов, потому что мы крупно промахнулись со временем. Большинство из нас прибыли к Данцигу, когда было уже достаточно темно. Лично я, вместо того чтобы бомбить Данциг ночью, когда в порту не было видно ничего, сбросил бомбы на маленькое судно, стоящее на внешнем рейде. Высота – 1000 футов, промах – 20 ярдов. Мы спасли жизнь гражданским, а заодно узнали, что налеты следует планировать тщательно.

В это время поползли слухи, что начинается формирование эскадрильи целеуказания, или Патфайндеров, в которую будут отбираться лучшие экипажи из всех эскадрилий.

Дим сказал:

«Мне это кажется недурной идеей, но я предвижу массу проблем».

«Что они будут делать?» – спросил кто-то.

«Подходить на малой высоте и освещать цели с помощью ракет. Мы будем держаться выше в полной безопасности и метко бомбить», – сказал Джонни.

«Это хорошо».

«Это прекрасно».

«Да, но я повторяю, возникнут сложности, – сказал Дим. – Прежде всего, трудно сформировать с нуля новую эскадрилью. Если вы будете спешить, получится плохо, а они хотят спешить. Я думаю, лучше было бы отобрать лучшую эскадрилью Бомбардировочного Командования и переименовать ее в „Первую эскадрилью Патфайндеров“».

«Это значит – нас», – заметил Таффи.

«Нет, мы занимаем только пятое место. Я полагаю, лучшая – это 97-я».

После короткого спора все согласились, что лучше выбрать 97-ю эскадрилью.

«Второй проблемой станут потери, – продолжил Дим. – Если они намерены действовать на малых высотах, их потери будут слишком высоки. Слишком. Как они рассчитывают с этим справиться? Обучение новых экипажей потребует времени».

«Эскадрильи будут отдавать им свои лучшие экипажи, но на строго добровольной основе», – предложил Вимпи.

«Тогда лучшие эскадрильи просто лишатся отборных экипажей. Или не окажется ни одного добровольца, и Патфайндеры вымрут сами собой».

«Это верно. Умные командиры будут придерживать лучшие экипажи и спихивать их вниз по шкале. Зато плохие не станут делать ничего и неожиданно превратятся в лучших».

«Это война, – сказал Дим. – Все выяснится лишь через много-много дней. Но есть еще третья проблема, насколько я вижу. Будут там высокие потери или нет – пока еще не известно. Зато понятно, что лучшие летчики, которые в своих эскадрильях претендуют на должность командира звена, превратятся в рядовых пилотов у Патфайндеров и потеряют возможность повышения в звании. Их места займут оставшиеся середнячки. И мне это кажется несправедливым».

«Но это касается всех эскадрилий специального назначения», – заметил я.

«Я понимаю. Но в любом случае, мне хочется, чтобы они поторопились. Нам действительно требуется повысить меткость бомбометания».

* * *

А в Бомбардировочном Командовании продолжали кипеть споры и раздоры. Кое-кто из больших шишек не мог дождаться дня, когда Патфайндеры совершат первый вылет. В эту компанию входило большинство командиров авиагрупп. Зато другие, в том числе офицеры штаба Командования, продолжали сомневаться. Идея казалась слишком смелой. Зачем менять систему, которая хорошо ли, плохо ли работает три года? Они спорили и препирались, препирались и спорили, впустую тратя время. Сюда впутали даже премьер-министра, и в конце концов именно он принял окончательное решение, оказавшееся правильным.

15 августа 1942 года Патфайндеры впервые показали себя.

Однако вернемся на несколько дней назад. 9 и 10 августа мы все занимались постановкой мин на Балтике, чтобы помешать «Принцу Ойгену» выскользнуть в Атлантику. Это были продолжительные полеты, 7 и более часов, да еще погода оставляла желать лучшего. Проводить по 15 часов в воздухе в течение суток – слишком много для среднего пилота. Погода была настолько плохой, что после взлета мы сразу оказывались в туче, даже не успев втянуть шасси. При возвращении нам приходилось садиться обязательно при дневном свете.

11 августа мы отдыхали, а на следующую ночь мы провели последний налет на территорию Германии, в котором не участвовали Патфайндеры. Между прочим, это был мой день рождения. Наверное, поэтому налет увенчался полным успехом. Мы уничтожили 135 акров построек. Каждый экипаж опускался под тучи, чтобы найти свою цель, и сбрасывал бомбы с высоты 5000 футов. Я не могу отделаться от мысли, что парни постарались преподнести мне подарок, но в результате подарочек получили фашисты.

Однако, совершив 4 вылета за 5 дней, мы все очень устали, и эскадрилья получила день отдыха. Мы отправились в наш паб – «Красный лев» – и опрокинули по кружечке пива.

На следующий день мы узнали, какая именно эскадрилья выбрана, чтобы действовать Патфайндерами в составе 5-й группы. Парень, служивший в этой эскадрилье, приземлился на нашем аэродроме прошлой ночью из-за неполадок с мотором. Он рассказал нам все, что знал.

«Завтра мы должны перелететь на юг, куда-то в Хантингдоншир. Я полагаю, это будет хорошее место: там отличное пиво и симпатичные девушки. В любом случае, все мы будем рады убраться из Линкольншира».

«Прекрасно, – сухо согласился Дим. – Но каковы условия службы в соединении Патфайндеров?»

«Насколько я знаю, мы тоже должны совершить 60 вылетов без перерыва. Однако нам дают отдохнуть, когда мы выматываемся, и никто еще не назвал это отсутствием смелости. Когда ты получаешь звание Патфайндера – это означает 10 вылетов в качестве осветителя, – вам позволяют носить особую пару золотых крылышек под орденскими ленточками» (он сам имел Крест за летные заслуги).

В ответ на это послышался хор саркастических возгласов:

«Что значит быть осветителем?»

«Давайте, я немного подробнее расскажу обо всем. Новые экипажи сначала несут только зажигательные бомбы, осветительных ракет не имеют вообще. Однако они должны атаковать перед появлением главных сил, поэтому первые зажигалки летят прямо в цель. Следующая группа экипажей берет только осветительные ракеты. Эти парни должны найти цель, и мы называем их ищейками. Они должны исключительно точно держать курс, пытаясь лететь по счислению. Точно в расчетный момент прибытия они начинают пускать ракеты через каждые 30 секунд. Ракеты освещают большой участок местности, длиной около 10 миль. Тем временем остальные ищейки разворачиваются по обе стороны от этой линии, поэтому к началу атаки оказываются освещенными около 10 квадратных миль. Это не слишком хорошо, но достаточно для следующей группы парней».

«А что же лучшие экипажи?» – спросил я.

«Они несут кассеты ракет, которые выпускают в тот момент, когда видят точку прицеливания. В действительности они пытаются положить ракеты прямо в эту самую точку. Они летят сразу за ищейками и называют себя осветителями. Когда они видят цель, то выпускают специальную серию ракет. Туда немедленно подтягиваются остальные Патфайндеры и вешают над целью сотни ракет, которые, как мы надеемся, осветят цель, словно днем».

«А как быть с тучами?»

«На этот вопрос мы пока сами не знаем ответа. Но первое, что мы собираемся начать делать, – высылать каждую ночь разведчик „Москито“, примерно за час до взлета наших самолетов. Он должен точно выяснить погодные условия над целью. Мы, может быть, начнем высылать метеоразведчик и за 5 часов до взлета, чтобы быть совершенно уверенными, что погода позволит атаковать цель».

«А туман?»

«Ну, если туман достаточно густой, мы сбрасываем „анютины глазки“. Это 250-фунтовая зажигательная бомба, которая на земле горит ярким красным огнем. Ее можно легко различить даже сквозь самый густой туман».

«Как долго она горит?»

«Достаточно долго, целых 15 минут».

«Это звучит разумно. А на каких высотах вы действуете?»

«На тех же, что и вы. Мы можем лететь ниже, если тучи идут достаточно низко, но самое главное, что диктует наши действия, – необходимость совершенно точно определить свои координаты».

«Но как вы можете точно знать, где находитесь? Немцы глушат радиомаяки нашего флота. С их помощью мы можем определиться только над Северным морем и не дальше».

«Мы должны довести до совершенства полет вслепую – по приборам и счислению. Полет по счислению – наш девиз. Мы стараемся как можно точнее определить силу и направление ветра. В этом случае, если пилот хороший, а приборы исправны, – на 300 миль полета ошибка составит не более 10 миль. Ну, а затем ищейки делают все остальное».

«Выглядит привлекательно, – согласился Хоппи. – Однако мы все еще не имеем точки прицеливания».

«Это так. Бомбы всегда рассеиваются».

«Но, по крайней мере, над нужным местом».

«Да, если все сработает, – над нужным».

«Я надеюсь», – сказал Дим, не скрывая сомнений.

Через 2 дня Патфайндеры повели соединение бомбардировщиков во время не очень сильного налета на Эмден. Этот порт был не слишком крупным, и его прикрывало не так много зенитных орудий, поэтому даже успешный налет вряд ли принес много пользы. Однако эта операция была нужна, чтобы придать Патфайндерам уверенность в себе. Они хорошо осветили цель, и бомбы легли точно. До сих пор жители Эмдена еще не видели столь серьезных разрушений.

Мы в этой операции не участвовали, как и в последующих налетах, так как были задействованы для выполнения специальных заданий.

Эта история началась довольно давно, когда наши потрепанные «Хэмпдены» еще использовались для одиночных атак с пикирования против «Шарнхорста», стоящего в гавани Киля. Теперь «Шарнхорст» стоял в Гдыне, и на нем устанавливалось новое оборудование. Там же стоял списанный «Гнейзенау» вместе с новым авианосцем «Граф Цеппелин», который готовился к первому походу. Адмиралы Королевского Флота опасались, что эти корабли вместе с линкором «Тирпиц» и несколькими крейсерами могут образовать сильное оперативное соединение, которое прорвется в Атлантику, где их присутствие было крайне нежелательно. Особенно потому, что намечалось проведение нескольких исключительно важных операций.

Тем временем, после памятного прорыва «Шарнхорста» и «Гнейзенау» через Ла-Манш, к работе были привлечены ученые, которые создали новый тип бомбы. Ее называли просто «линкорная бомба». Детали ее конструкции и способ действия остаются секретом даже сегодня. Но для простоты можно сказать, что одно попадание должно было вывести линкор из строя. Бомба была довольно тяжелой, но, как всякое новое оружие, пока не была свободна от недостатков. На вид она казалась довольно неуклюжей и напоминала репу. Как у всякой репы, ее баллистические качества оставляли желать много лучшего. Когда ее сбрасывали с большой высоты, вместо того чтобы лететь, как нормальная бомба, она охотно меняла траекторию. Поэтому, чтобы поразить корабль с высоты 8000 футов, помимо умения бомбардира требовалось изрядное везение. Единственной альтернативой этому был заход на малой высоте. К несчастью, эту бомбу требовалось сбрасывать с высоты ровно 1000 футов, иначе она могла не сработать. Поэтому пилоту предстояло пролететь над линкором строго горизонтально на высоте 1000 футов. Большинство корабельных артиллеристов согласится со мной, что в таких условиях лишь отдельные «Ланкастеры» сумеют дойти до точки сброса бомбы.

Маршал авиации Харрис передал эту «игрушку» моей эскадрилье. Нам приказали провести учения по бомбометанию с малой и большой высоты. Для этой работы были приобретены два специальных бомбовых прицела. Министерство авиационной промышленности, которое давно научилось делать прекрасные самолеты, теперь стало изготавливать весьма полезные приспособления к ним. На вооружение бомбардировочных эскадрилий начали поступать прекрасные прицелы двух типов. Прицел для бомбометания с большой высоты значительно отличался от прицела для малых высот, но в любом случае мы не слишком много носились с бомбовыми прицелами, потому что ночные бомбежки не требуют особой меткости. Нас вполне устраивала бомба, положенная в круг радиусом четверть мили. Однако высотный прицел, о котором идет речь, был действительно точным. Когда мы начали практиковаться в работе с ним, то быстро научились класть бомбы в круг радиусом 60 ярдов с высоты 10 000 футов. Этого было достаточно для наших целей.

Тренировки проходили без перерыва два месяца, и 6 экипажей в нашей эскадрилье стали настоящими снайперами. Когда облачность была низкой, мы тренировались в бомбометании с малой высоты и научились класть бомбы в круг радиусом 15 ярдов. Если бы германские корабли попытались укрыться под тучами, мы все равно достали бы их, хотя это и было бы нелегко. В течение последних двух месяцев нам приходилось держать по 3 экипажа в постоянной готовности. Они могли взлететь сразу по получению приказа. Иногда и мне самому приходилось дежурить. Однако какими бы хорошими пилотами мы ни были, надо признаться откровенно, что мои парни остались живы лишь потому, что ни у одного из германских адмиралов не хватило смелости выйти в море.

«Ясно одно: если нам придется взлететь и атаковать эти корабли, кое-кто получит Крест Виктории посмертно», – заметил Дим.

«И кто первый?» – спросил Таффи.

«Только не я, – ответил кто-то из парней. – Все, что я хочу, это мир и Медаль Виктории».

И большинство из нас согласились.

А затем настали лунные августовские ночи. Наша разведка сообщила, что работы на «Графе Цеппелине» почти завершены. Предполагалось, что экипаж уже находится на корабле, самолеты стоят в ангарах, и все готово к выходу в море. Германский авианосец был такой штукой, с которой мы раньше не сталкивались, и хорошо бы не сталкиваться с ней как можно дольше. Мы знали, как сбрасывать новые бомбы, и мы были готовы.

Наступило полнолуние 27 августа. Пока остальные парни бомбили Кассель, 12 машин нашей эскадрильи отправились в путешествие длиной 950 миль до Гдыни. Мы взлетели с неслыханной доселе перегрузкой – самолеты тянули на 67 000 фунтов. Со мной в качестве бомбардира летел майор Ричардсон. Он служил инструктором, и если кто-то мог сбросить бомбу точно, так это он. Однако для Ричардсона это был первый полет с 1918 года.

Мы планировали совершить два захода на высоте 6000 футов. Предполагалось, что это будет легко. Причалы в ярком лунном свете должны были в прицелах выглядеть четкими черными прямоугольниками. Казалось, все складывается в нашу пользу. Из 12 бомб по крайней мере одна точно должна попасть в цель. Но старушка-погода снова подшутила над нами. Когда мы появились над целью, выяснилось, что юго-западный ветер собрал весь туман с центральной Германии и пригнал его к Данцигу и Гдыне. Видимость упала до одной мили. Более того, вокруг обнаружилось более чем достаточно зениток и прожекторов.

Хоппи оказался самым метким. Его бомба упала в 50 ярдах от цели, сотворив самый глубокий кратер в этих краях. Мы провели над целью более часа и совершили 12 заходов. Но мы ни разу не видели «Графа Цеппелина», однако «Гнейзенау» оказался там, и Дикки Ричардсон целился в него. Каждый раз, когда мы заходили на цель, он полностью игнорировал зенитки, расположенные вокруг. Полагаю, ему казалось, будто он работает на учебном полигоне. В первый раз он сухо сообщил: «Ложный заход», и ответом было молчание. Когда он повторил то же самое в десятый раз, хвостовой стрелок Джонни Уикенс не смог сдержать своих чувств. В конце концов, мы увидели, как огромная бомба упала в воду примерно в 400 ярдах от «Гнейзенау». Реплика Дика была краткой и выразительной, так как мы находились над целью одни, а вокруг рвались десятки снарядов. Он сказал:

«Мы подали ублюдкам массу свежей рыбы. – Он немного подумал и добавил: – Вот гадство».

Комби, сидевший в средней башне, сказал, что, по его мнению, нам следует поскорее убираться. Мальчишка сообщил, что мы пересечем датское побережье еще днем. Хатч заявил, что он отправит радиограмму с сообщением, что мы только что ушли от цели, поэтому на базе не будут беспокоиться, когда мы опоздаем на несколько часов. Снова вмешался Мальчишка и сказал, что мы должны взять немного севернее, чтобы на обратном пути обойти Зильт. Там можно налететь на истребители. Я не сказал ничего, или почти ничего. Лишь несколько коротких слов.

Это самое скверное – одна большая бомба. Ты совершаешь долгое путешествие, делаешь все возможное и мажешь… А затем тебе еще предстоит 5-часовой полет домой. Это увлекательное занятие.

Когда мы кружили над базой, я посмотрел на часы. Мы пробыли в воздухе 10 часов. Хотя у меня не было второго пилота, я чувствовал себя достаточно хорошо. 10 часов полета – очень долгий срок, но, кроме нашего промаха, единственным заслуживающим упоминания событием стал налет русских на Кенигсберг, проведенный одновременно с нашим налетом на Гдыню. В ярком лунном свете я видел странный силуэт, немного напоминающий удлиненный «Хейнкель». А на следующий день какой-то корреспондент написал в газете о «воздушном рукопожатии над Данцигом». Я совершенно уверен, что ни одна из сторон не подозревала об операции второй.

Через несколько дней мы отправились следом за Патфайндерами, чтобы бомбить Саарбрюккен. Впервые мы несли бомбу весом 8000 фунтов, и потому находились в состоянии нервного возбуждения, так как очень хотели увидеть, на что она способна. Раньше мы еще ни разу не действовали вслед за Патфайндерами, поэтому мы постарались прилететь чуть раньше, чтобы увидеть, как они будут работать. Мы увидели, как ищейки развешивают свою аллею фонарей, а осветители кружат поблизости. Потом они устанавливают над городом огромные люстры, и бомбы начинают рваться на земле. Сначала густо сыплются зажигалки, наверное, около 1000 тонн в общей сложности. Вскоре все вокруг превратилось в сплошное море огня. Мальчишка говорит, что видел, как падает тяжелая бомба. После взрыва «поднялся гриб сине-красного пламени, который, казалось, накрыл район площадью пол квадратных мили». Я не пытался удостовериться, так ли это.

Все шло прекрасно. Мы благополучно вернулись назад, хотя многие из нас привезли довольно самые крупные пробоины в крыльях и фюзеляже, какие я только видел у «Ланкастера». Но мы отправились спать с чувством глубокого удовлетворения. Все фотографии показывали сплошную стену огня.

Но на следующий день самолеты-фоторазведчики принесли очень скверные новости. Соединение Патфайндеров опозорилось. Они обозначили как цель Саарлуи – маленький городишко, который находился в 10 милях от Саарбрюккена. Парни из разведывательной эскадрильи сообщили, что, судя по фотографиям, там не осталось камня на камне. Наша 1000 тонн бомб просто стерла этого город с лица земли. Через несколько дней то же самое повторилось во Франкфурте, когда небольшая группа бомбардировщиков, введенная в заблуждение Патфайндерами, отбомбилась по маленькому городку вблизи от него. Но на сей раз они по ошибке уничтожили до этого нам не известный завод по производству грузовиков «Опель».

Но, если часть налетов не удалась, в остальных случаях все прошло нормально. Патфайндеры уже начали оправдывать сделанные в них вложения. Соединением командовал полковник Беннетт, бывший пилот гражданских линий. Уничтожение промышленных районов многих городов проходило в невиданных ранее масштабах. Экипажи наконец смогли увидеть, во что именно они целятся. Настал день, когда большая часть бомб стала падать туда, куда и положено. Но, к сожалению, этот район был слишком обширным, поэтому бомбардировки все еще не были массированными. Бомбардирам требовались маркеры, чтобы они смогли целить прямо в яблочко.

Скоро стало очевидно, что «анютины глазки» приносят мало пользы. Немцы отреагировали довольно оперативно. Они скопировали эти зажигалки и начали засеивать ими леса и поля.

Борьба продолжалась. Но был сделан первый шаг в правильном направлении, и новые изменения происходили чуть ли не каждый день. Города Третьего Рейха подвергались налетам каждую ночь. Но из моей летной книжки видно, что эти налеты не всегда были одинаково успешны.

«10 сентября, Дюссельдорф. Цель хорошо освещена, уничтожена большая часть промышленной зоны.

13 сентября, Бремен. Неудача. Мы потеряли 19 самолетов, в том числе 3 машины из 106-й эскадрильи – Таффи Уильямс, Диззи Даунер, майор Хоуэлл, в основном от зенитного огня. Цель не освещена, бомбили как попало.

19 сентября, район Рура. Тучи всю дорогу, полная неудача.

23 сентября, Фленсбург. Неудача, в основном из-за тумана. Бомбежка не массированная».

Было ясно, что нам еще нужно преодолеть кое-какие трудности. Мы могли делать все что угодно, но над погодой все еще были не властны. Когда погода была хорошей, налет оказывался успешным. Когда погода была плохой, бомбы летели направо и налево.

1 октября мы перебазировались на другой аэродром. Как только мы прибыли туда, сразу начались тренировки по бомбардировкам с малой высоты в составе больших групп. Ими руководил очень способный офицер – полковник Гас Уокер. Уокер был хорошо известен, так как уже заслужил Орден за выдающиеся заслуги и Крест за летные заслуги. Он учил нас ориентироваться во время ночных полетов на почти нулевой высоте. В этой книге просто нет места для описания всех достоинств Гаса, но я знаю, что вся 106-я эскадрилья считала его одним из самых лучших командиров баз, у которых нам пришлось служить.

* * *

Сначала мы летали эскадрильями, потом перешли к полетам в составе крыла, и наконец в составе группы, что называлось у нас гусиной стаей. Мы летали вдоль и поперек по всей Англии, никогда не поднимаясь выше 300 футов. Это было исключительно опасно. Сначала мы не умели держать строй, и летели, едва не касаясь друг друга кончиками крыльев, как толпа рабочих, идущих к автобусу. Единственной проблемой было то, что кто-нибудь мог действительно коснуться соседа. Когда мы начали заниматься учебным бомбометанием, нам оставалось только закрывать глаза и молиться. Учебные бомбы так и свистели вокруг. Джордж Лэйс, обычно летавший слева от меня, даже сумел поймать одну средней башней. Бомба проскочила между ног у стрелка, даже не поцарапав его, чему все страшно удивились.

Очень часто истребители, прикрывавшие метрополию, использовали нас в качестве мишеней для учебных атак. Они обнаружили, что выскочить из вихревого следа нашего строя очень трудно, если уж тебя туда угораздило попасть. Не один истребитель разбился во время этих «учебных» атак.

Все это завершилось крупнейшим за все время войны дневным налетом. Его провели 94 «Ланкастера», летевшие в сомкнутом строю. По моему мнению, это был отлично спланированный и прекрасно проведенный налет. Мой рапорт, написанный на следующий день, когда я еще находился под впечатлением событий, гласил:

«В течение нескольких дней эскадрилья упражнялась в групповых полетах (тройками и шестерками) на малой высоте по маякам. Совершенно ясно, что такие учения должны были завершиться чем-то большим, явно неординарным – вероятно, крупным дневным налетом. После нескольких остановок, когда самолеты приходилось разоружать, едва бомбы были взяты на борт, наступил день, когда все условия благоприятствовали проведению такой атаки. Этим днем стала суббота, 14 октября 1942 года. Целью был выбран завод по производству вооружений „Шнейдер“ в Ле Крезо, почти на границе неоккупированной Франции.

Налет проводила только 5-я группа – большое соединение из 94 „Ланкастеров“. Они завершили построение сразу после полудня. Из состава нашей эскадрильи в налете участвовали 10 самолетов, и все они взлетели без происшествий. Мы пролетели над мысом Лендз Энд, над Бискайским заливом, затем повернули к берегу Франции, пересекли его возле острова Иль-д-Йе, после чего пролетели около 200 миль над оккупированной противником территорией. Соединение проделало весь путь на высоте от 50 до 500 футов, поднявшись до 4000 футов только в районе цели.

Когда мы прибыли туда примерно в 6 вечера, солнце уже садилось и сумерки начали сгущаться. Однако район завода и складских помещений был еще виден довольно ясно. Атака продолжалась всего 9 минут. За это время было сброшено более 200 тонн фугасных и зажигательных бомб, причем с исключительной точностью. Начались сильнейшие пожары, ужасные взрывы были видны на всей территории завода. Через несколько минут весь город затянула густая пелена черного дыма.

Кроме главных сил, в атаке участвовали еще 6 „Ланкастеров“, которые отделились, чтобы бомбить электростанцию Моншанен. Уничтожение этой важной цели должно было усилить хаос. В этой группе 106-ю эскадрилью представляли подполковник Г. Гибсон и капитан Дж. В. Хопгуд. Атака была проведена с высоты 500 футов, каждый самолет нес по десять 500-фунтовых бомб. Оба экипажа заявили, что накрыли цель, что позднее было подтверждено данными разведки. Трансформаторную станцию пришлось ремонтировать почти 2 года. Пока наши два самолета находились над целью, стрелки сделали более 1000 выстрелов по трансформаторной станции. Это была эффектная операция. Каждый раз, когда пуля попадала в цель, это сопровождалось яркой голубой вспышкой.

Атака завершилась к полному удовлетворению всех участников, и самолеты повернули домой. По одиночке, так как уже наступила темнота, и по этой же причине все летели кратчайшим путем. Погода, которая ранее была благоприятной, теперь резко ухудшилась, и большинству самолетов пришлось садиться на базах Южной Англии.

Во время всей операции ни один вражеский истребитель не попытался атаковать нас (исключая один самолет, который добрался назад на трех моторах), а ПВО объектов оказалась довольно слабой.

Все самолеты эскадрильи вернулись назад целыми, исключая самолет подполковника Гибсона (несколько пулевых пробоин) и самолет капитана Хопгуда, который был поврежден ударной волной собственных бомб. Капитан Хопгуд, для которого, по случайному совпадению, это был последний полет оперативного цикла, проявил недостаточную осторожность и сбросил бомбы, находясь ниже безопасной высоты. Все 10 экипажей эскадрильи заявили, что поразили цель, поэтому, с точки зрения командира эскадрильи, налет увенчался полным успехом.

Из-за недостаточного освещения бомбардировщикам не удалось сделать снимки результатов атаки, но лейтенант Раскелл, находившийся на самолете командира авиакрыла, на обратном пути сумел заснять кое-что обычной кинокамерой. Эти несколько кадров оказались единственным документальным свидетельством и позднее были опубликованы в газетах.

В налете участвовали следующие пилоты 106-й эскадрильи:

подполковник Гибсон,

лейтенант Кроу,

сержант Лэйс,

лейтенант Шэннон,

сержант Гамильтон,

капитан Хопгуд,

лейтенант Касселс,

лейтенант Хили,

сержант Фэйр,

лейтенант Веллингтон».

Через 2 дня нас собрали на инструктаж перед налетом на территорию Италии. После некоторого перерыва налеты на эту страну возобновлялись. Так как полеты над территорией Франции не были опасней полетов над Англией, летчики любили такие операции.